Петляя между переулками, мы неслись в сторону родового имения, которое находилось в верхней части города. Лично для меня ориентиром служил огромный столб дыма, вздымающийся прямиком в небо.
— Сюда! — крикнула Мия, перескакивая через невысокий плетенный забор-тын. Я сиганул за ней, ощущая, как сердце внутри бешено колотится. Не понимал: от волнения, от того, что я несся, как оглашенный или от всего разом.
И чем ближе мы приближались, тем отчетливее становился дымный смрад для моего обоняния. Языки пламени вздымались вверх, выплевывая снопы искр. Я видел это невооруженным глазом.
К моменту, когда мы добежали, от поместья оставались сплошные руины. Гильдия Пожарных заливала все водой, но толку было мало. Пламя бушевало так сильно, что мгновенно сжирало всю ту воду, что туда подавали. Угомонились только тогда, когда Гильдия Задач в срочном порядке выдала нескольким магам задание с повышенным коэффициентом оплаты. Как бы это не звучало: «помочь горожанам, устранить пожар». Они наколдунили там всяких локальных дождей, водяных шаров, песчаных штормов и прочих магических ухищрений.
Откуда я это все знаю? Да все просто. Меня не пустили. Ни меня, ни Мию, которую, казалось, знала каждая собака и уважала просто потому, что. Констебли, оцепили периметр и допускали только либо пожарных, либо тех, у кого был доступ по Задаче.
Я, пытаясь вжиться в роль, кричал, подключал все свое блядско-бардское обаяние, рыдал, взывал к правосудию. Все было тщетно. Мне сказали стоять в сторонке и не выначиваться, пока не будут произведены работы по усмирению огня. Собственно, минут за тридцать они справились. От поместья, как я уже говорил, остались рожки да ножки, а точнее — обугленные балки, заваленные стены, почерневшая черепица, какие-то обгоревшие части личных вещей и… тела тех, кто был родней для Вильгельма.
Ощутил, как в желудке стало дискомфортно, и тошнота подкатила к горлу. Не могу сказать, что мне было жалко этих людей. Тем более, если учесть факт, что, завидев меня, могли бы посадить на цепь, как говорила Мия и все такое… просто не каждый день видишь обгоревшие трупы, чувствуешь их запах и изуродованные тела.
Взглянув на Мию, я особо ничего не разглядел ни на ее лице, ни в глазах. Она держалась спокойно. Вероятно потому, что с родителями Вильгельма у нее не было ни тесных отношений, ни каких-либо отношений в целом. Держали дистанцию с ее же слов.
Однако, это не остановило ее от того, чтоб начать двигаться к телам, которые уносили на переносках существа в черных мантиях.
— Что ты делаешь? — спросил я ее, двигаясь следом.
— Хочу понять, что произошло, — сказала она, но ее путь тут же преградил констебль. Высокий мужчина, человек, размером со шкаф.
— Извините, доступ к телам запрещен. Идет выяснение обстоятельств.
— Я сама могу все разузнать. Пропустите, — спокойно сказала она, хотя я видел, как в ее глазах плясали чертики гнева.
— Нет, — коротко отозвался констебль. — Сперва тела попадают к коронеру, затем погребальная служба связывается с живыми родственниками, и уже потом прямой потомок или близкий родственник имеет возможность как-либо взаимодействовать с усопшими.
Я услышал, как в воздухе что-то заскрежетало. Надеюсь, это что-то стороннее, а не зубы Мии. Бруксизм, знаете ли, дело пагубное.
Взяв за плечо, я повернул ее в сторону имения. Сколько же сил ей стоило, чтобы не дернуть плечом и не сбросить мою руку. Что ж, могу понять, тем более после того разговора.
— Идем, пока что там осмотримся, — сказал я примирительно. Мия не ответила, но с места сдвинулась и пошла со мной.
Пожарные уехали, маги разошлись, только охранники правопорядка снова туда-сюда, что-то занося в свои планшетники перьями с чернильницами. В этот раз нас пропустили без вопросов. Основная задача была завершена, поэтому теперь мне дозволили шататься тут сколько душе угодно. Я и шатался, осматривая руины имения Аскании. Хочу сказать, просторно тут у них было. И красиво, наверное.
Был яблочный сад, среди деревьев стояла обгорелая веранда с качелями, столами и лавками. Была цветочная поляна, которая до пожара сто процентов пестрила разносортностью растений и разномастностью цветов.
Возле руин дома я видел обгоревшие остатки семейных портретов, книжных полок, элементов одежды и прочих убранств. Не говорю уже про черепки от посуды, расплавленные куски золота, которые, поди, раньше были кубками и чашами для гостей и стояли в серванте.
— Они были хорошо обеспечены? — негромко я спросил у Мии, что сидела на корточках возле меня, подобрав подол своего платья и ковыряясь палочкой в углях.
— Вполне, — спокойно отозвалась она.
— Чем промышляли?
— Род Аскании был одним из первых. Не самыми первыми, но довольно древним родом в этих землях. Самые первые Аскании, то что мне известно из первых уст, — говорила она, явно намекая на Вильгельма, — занимались здесь земледелием. Если обратишь внимание — чуть дальше идет еще большее возвышение и начинается гора, которая закрывает город с той стороны и служит своеобразной отвесной стеной по ту сторону. Они нашли там всякие драгоценности, какую-то руду, которая очень стала цениться у дварфов за особые качества. Тут я без понятия, в дела кузнечные не влезала. Но начали с малого — открыли свою добычу, потом наладили поставки, потом развивали бизнес и в итоге все свелось к тому, что старший Аскании просто жили на откаты. Сейчас они имеют… — она осеклась, — имели. Имели свою долю чуть ли не в каждом предприятии или Гильдии, так как застали их становление, вкладывали средства в развитие и вот мы тут. Ничего особо делать не надо, деньги сами идут к тебе. Правда твой отец все равно бредил мыслями о том, чтобы придумать что-то новое всячески развивал тему селекции. Собственно, — она указала рукой в сторону садов: яблочного и цветочного. — Его рук дело. Он хотел представить это на следующей конференции и начать продвигать.
— Не спеклось, — брякнул я.
Она посмотрела на меня из-подо лба, но ничего не сказала, после чего встала, отряхнув руки и побрела к выходу. Я пошел следом. Здесь нас больше ничего не держало. Меня так уж точно.
Дорога сама нас вывела к таверне «Рога и Копыта». Мы молчали весь путь. Также молча зашли внутрь. Мия заказала на нас обоих по порции сидра и какой-то там похлебки с луковыми колечками.
Розетта кивнула, отправила заказ на кухню, а сама выразила мне свои глубочайшие сожаления. Я покивал, принял ее слова. Ну а что мне еще оставалось делать?
Сели за дальний столик, подождали, пока принесут обед и стали есть.
— Что думаешь? — спросил я у Мии, вымакивая куском хлеба остатки еды из глиняной тарелки.
— Ничего, — коротко сказала она, явно пребывая в своих каких-то неведомых мне размышлениях. — Пока что ничего. Мне нужно добраться до тел, тогда у меня будет хоть какая-то информация.
— Ну, совсем ничего? Ты не знала были ли… — я откашлялся и понизил тон вдвое. — Были ли у Вильгельма враги? Заядлые какие-нибудь. Грифферы там.
— Кто? — спросила она.
— Те, кто хотят ему насрать в карман просто так.
— Таких полно. Вот только поджег это серьезное дело и за это по головке не погладят. Ни гриффонов твоих, ни кого-то еще. Наименьшая мера наказания, если поймают — заставят выплатить полную сумму на восстановление.
— А наибольшая?
Она провела по шее указательным пальцем, закатила глаза и вывалила язык, дергаясь в припадке.
— Ну или четвертование, колесование, обезглавливание, сожжение живьем, разрывание лошадями, — перечисляла она, загибая пальцы, пока не стала это делать по второму кругу.
— Ладно, я понял. Короче говоря — казнят.
— Да, — сказала она, отхлебывая сидра из кружки.
В таверне было пусто. Сидели только мы, Роналд мирно дремал на стуле и Розетта, которая настырно терла свою стойку. Удивительно было то, насколько быстро это существо умудрялось наводить порядок в своих владениях.
Я откинулся на спинку стула, сложил руки на животе и погрузился в раздумья. В целом, бесполезные. Это напоминало мне попытки угадать ветку сюжетного квеста в какой-нибудь игре. Но я не владел исходными данными. Просто попал в точку интереса и вынужден теперь либо ждать, пока Мия что-то нанюхает, либо мне ПОВЕЗЕТ. Пока что, судя по всему, мое везение закончилось.
Из того, что имеем: у Вильгельма были враги, но у кого их не бывает?
Поджог — дело страшное, карается законом и даже смертью.
Я помню прототип того, кто убил Вильгельма, но лица достоверно никогда не было видно. Все время какое-то смазанное в памяти оно отображалось. Высокий, здоровый, мрачный. Плащ еще такой идиотский, словно в доках работает, где постоянно брызжет вода. И сапоги соответствующие, да. Тяжелые такие, с железными набойками, чтоб если что на ногу упало — не отдавило пальцы.
Но если он уже убил Вильгельма, то какой ему прок от сжигания поместья? Связаны ли эти вещи между собой? Пока что вопросов было больше, чем ответов.
— Я хочу домой, — известила меня Мия.
— Ну, иди. Я ж тебя не держу, — спокойно ответил, за что тут же получил пинок в колено и крайне недовольный взгляд. Из головы как-то выдуло мысль об утреннем разговоре и ее объяснениях.
— А, — сказал я. — Ну, пойдем.
Мы встали из-за стола, некромантша рассчиталась с Розеттой за обед; я еще раз послушал ее причитания о том, что управы нет на этих лиходеев, что отец мой был прогрессивным человеком, на которого многие ботаники полагали большие надежды в области селекции; что мать моя, чудесная женщина; что дед с бабкой — что-то там еще, я слушал ее вполуха и хлопал по спине, пока она повисла на мне и рыдала в плечо. Кто кого утешал — непонятно.
— Роналд, — сказал я и отсалютовал двумя пальцами ему от виска. Огр почтительно кивнул, прикрыв глаза.
Мы вышли на улицу. День близился к своему концу. Солнце стало красным, катилось к горизонту, освещая все вокруг алыми оттенками. Мое внимание привлек рык, который доносился по правую руку. Я повернул голову и увидел Чакки, который оскалился на пьяного мужика, что встал на четвереньки и тянул к нему руку.
— Ути мой маленький, — бурчал мужик. Где он успел налыгаться посреди дня было загадкой. С другой стороны, негде что ли?
— Мужик, я бы не советовала. Эта затея тебе боком выйдет, — обратилась к нему Мия.
— Да почему-у-у-у, — тянул он. — Ты ж псматри, какой он миленький, утю-тю, — мямлил он и тянул к нему свои грязные пальченки.
Ожидал чего угодно: Чакки кинется и укусит за палец. Облает. Грызанет за нос. Обоссыт наглеца. Однако от увиденного у меня глаза на лоб полезли. Доебав Чакки своим сюсюканьем, мужик испарился на месте. Ну вот просто раз и не стало его. Я только и успел заметить, как пасть пуделя открылась, растянулась до размеров пивного ларька и просто поглотила незадачливого алкоголика.
Мия тяжело вздохнула возле меня.
— А я говорила. Я предупреждала, что это плохая идея. РОЗЕТТА! — крикнула она. Со стороны таверны тут же послышались звуки шагов. Семенящие свинтусовы шажочки и гупающие Роналдовы.
Тут-то мне и вспомнился шепоток вчерашний, когда огр пригрозил непутевым посетителям выйти подобру-поздорову, а иначе он попросит это сделать своего пуделя.
В замедленной съемке своей памяти я еще раз прокручивал увиденное: огромная бездонная пасть с миллионом зубов, острых, как лезвие бритвы.
— А НУ ФУ! — гаркнул Роналд, выскакивая на улицу.
— Поздно, — спокойно откликнулась Мия.
Розетта подбежала к пуделю и стала его журить. Вот честно: хуй его знает, почему он не сожрал ее точно также, а наоборот, как-то вжался весь, ушки закатил, глазки грязненькие сделал. Фантасмагоричность началась тогда, когда она начала просить Чакки выплюнуть каку. Буквально.
— Чакки, выплюнь его. Ну невкусное же. Ну, давай я тебе вырезки говяжьем дам, если ты его выплюнешь. Давай?
Пудель насторожился. Вроде предложение интересное, а вроде и наебаловом попахивает.
— Открой ротик, — сказала она ему. И снова: миленький черненький пудель обращается в чудище невообразимого и неописуемого ужаса. — Вот ты мой хороший, — сказала Розетта и на моих глазах заходит к нему в пасть. Я вижу, как она медленно идет внутрь в темноту, пока не исчезает и только эхом раздаются ее шаги.
Я посмотрел на Роналда. Он спокойно стоял рядом, глядел на Чакки и гладил его по макушке. Его не обезображенное интеллектом лицо ничего не выражало. Обыденность.
Мой взгляд упал на Мию. Перенеся вес на одну ногу, она отставила немного вторую в сторону, от чего ее бедро аппетитно выглядывало из-под платья. Интересно, и не стыдно ей рассекать в такой одежде? С другой стороны, я не видел или не обращал особого внимания на других местных жительниц и героек… героенесс? Геройш? Героев женского пола. Так вот, Мия тоже стояла и спокойно курила свою трубку.
Наконец в тишине снова раздались шаги. А затем появилась Розетта, держа мужика на руках. Всего слюнявого, бледного, трясущегося. Словно призрака увидал.
Она переступила через ряды острых клыков и встала на землю. Мужика она продолжала держать на руках, как младенца.
— Моя ж ты умница, — обратилась она к Чакки, который неведомым образом уже обернулся обратно в милого карликового пуделя и сидел возле ног Роналда. — Роналд, будь милым, угости нашего малыша вырезкой. В холодильнике есть. Я ему обещала.
Огр спокойно кивнул, хлопнул себя ладонью по бедру и пошлепал в таверну. Пудель семенил и вился рядом с ним между ног. Одному богу известно, как он на него не наступал.
— Скажи мне на милость, — обратилась Розетта к мужику. В ее голосе исчезла та беззаботность и ламповость, с которой она обращалась к домашнему питомцу, охраннику таверны. — Сколько раз…
— Мн… мн-ного, Р-розетта.
— ЗАКРОЙ, СУКА, РОТ, И ПОСЛУШАЙ МЕНЯ. ХРОК! ИНАЧЕ УХО ОТКУШУ, — рявкнула она ему на это самое ухо. Опасно близко. Я поверил, что она может воплотить в жизнь то, что сказала. — Сколько раз я говорила не подходить к Чакки близко и уж тем более не беспокоить его по пустякам?
— М… М-м… мн-ного…
— Сколько раз я тебе говорила, что НЕ ЛЕЗЬ БЛЯДЬ ДЕБИЛ ЕБАНЫЙ ОНО ТЕБЯ СОЖРЕТ???
— Д… Дос-дост… Дост-таточно, — заикался.
— А я д… д-деб деб-бил с-сука е-е… е-еб-б еб-банный, — наконец закончил он длинное предложение. Ощущение, что он заикаться теперь будет всю жизнь — явно витало в воздухе.
Розетта поставила его на землю.
— Дойдешь сам?
— Д-да.
— Ну так и пиздуй тогда отсюда, хрок, — сказала она, отвесила ему подзатыльник и поставила руки в боки.
Алконавт, пошатываясь, быстро побрел прочь. Глядя на его движения, мне, почему-то в голову вспомнилась песня «земля в иллюминаторе, земля в иллюминаторе видна». Почему? Да хуй его знает. Возможно потому, что в космосе по моему мнению шатает даже похлеще.
— На ужин зайдете? — обратилась свинолюдка к нам.
— Нет, спасибо, — сказали мы одновременно. Розетта кивнула и побрела к себе в таверну. Когда у большинства людей рабочий день подходил к концу — у нее только начинался.
— Бред. Ебаный бред, — наконец сказал я, описывая все, что увидел, что пережил, что осознал.
— Привыкнешь, — сказала некромантша, вытряхивая табак и размазывая его по земле. — Я хочу вина, ванну и выспаться на хорошей кровати. Идем.
«А жаренных гвоздей ты не хочешь?» — всплыло у меня в голове. Озвучивать эту мыслю, конечно же, я не стал. Вместо нее озвучил другую. Логичную. Здравую.
— А тела?
— К коронеру раньше завтра мы не попадем. И завтра это удастся только потому, что я знаю его, он знает меня, и я знаю, сколько стоит, чтобы он держал рот на замке.
— Ты хоть кого-нибудь НЕ знаешь в этом городе? — спросил я, примерно понимая, какой получу ответ.
Она хохотнула. Негромко. Почему-то отрадно было слышать ее смех после того утреннего случая.
— Если мы говорим о местных, то мой ответ: нет.