Ментакль

02. Obsession

Цепочка следов по дуге уходила между деревьями.

Ветер стирал отметины на снегу, завывал, щедро сыпал снежными зарядами. Перепуганный заяц мчался, не обращая внимания на погоду – сейчас бы под куст, да отсидеться, но нет. Невидимое и неслышимое гнало его подальше отсюда, куда угодно, лишь бы не оставаться на месте – навстречу волкам, под ружья охотников, пусть даже на присыпанную снегом дорогу. Плевать.

Он бежал, и его можно было понять.

Разное можно встретить в русском лесу: знакомое и непонятное, тревожное и до боли родное. Такие уж у нас края, непредсказуемые, словно национальный характер.

С хитринкой, но добрые – просто очень глубоко внутри.

Вот эти, например, три десятка построек в лесу, обнесённые высокой – метра четыре, повыше иных деревьев рядом – оградой, гордо именовались городом. Хотя раньше, при советской власти, даже до деревни или хуторка они никак не дотягивали. Ферма она и есть ферма, постоянное место жительства для коров перед тем, как их, сердечных, отправят на мясо в скотобойню, где всё давно пропахло страхом и кровью.

Пусть не людей, только бурёнок, но всё равно – некогда Божьих тварей, тут уж как ни крути.

Но не так давно это стало городом: так решил с момента основания (а на деле, конечно, захвата пустующих строений, к которым и дорога, и действующая – о, чудо! – линия электропередач вели со времён упомянутой власти) глава братьев Добросил. Упоминать этого человека вместе с его пышным титулом от братьев требовалось в письменном виде с больших букв, а на словах – с почтительным придыханием, делая возвышенное выражение лица. Ну а что, имя у него такое. Тщательно собранное из красивых кусочков им самим, будто новомодный паззл – сопливым мальчишкой.

Затем и он изобрёл имена остальным братьям, да и всему посёлку заодно.

Город Братское, так-то вот. Потому как расположилось здесь Братство Силы (насчёт букв и выражения лица поступать таким же образом), средоточие талантов и единственная верная религия на всём постсоветском пространстве. Никаких обещаний загробного блаженства, торжества духа и спасения души, если что; всё, как в хорошем ресторане – здесь и сейчас.

Но, как и в кабаке, кто-то открывает с поклоном двери и принимает в гардероб шубы, другие таскают баки с помоями, а самый удачливый вальяжно сидит за столом, благосклонно кивая: да, ещё немного шато ляфон-роше, благородный напиток, господа присутствующие!

И омаров, непременно, омаров.

Все они – люди, все присутствуют в ресторане, но насколько отличаются их, занятые волею судеб, позиции. Зато обещанное исполняется при жизни.

Брат Сильяк (чем ниже статус, тем проще придуманное имя, такова была обычная практика Добросила) дежурил сегодня на воротах. Само собой, он был не один – недалеко в караулке, тесноватой и холодной по зимнему времени, сидели ещё трое, – а он вот мёрз непосредственно у левой створки, повесив автомат на шею. Сжимал и разжимал кулаки в паршивых нитяных перчатках – холодно! Возле правой створки, под таким же навесом, который если от чего и спасал, так только от снега за шиворот, топтался на месте напарник, брат Светон.

Струйки пара от дыхания замерзали в паре десятков сантиметров от лица, мороз-то градусов двадцать, не меньше. И ветер, чёртов ветер, воет как собака над покойником, глуша остальные звуки.

– Когда смена? – хрипло прошептал Сильяк. – Замёрз уже к гребеням, прости меня, Сила.

Брат Светон пошуршал насквозь промороженной телогрейкой, потопал ещё ногами – кирзачи тоже не по погоде, потом неохотно откликнулся:

– Как темнеть начнёт – сменят. Часа через четыре…

Почесался, звякнул антабкой автомата о карабин ремня, устраиваясь удобнее, после чего всё-таки сказал:

– Брат…

Обращение друг к другу именно так было обязательным. За этим строго следили все Высшие Сильные, да и рядовые братья не упускали возможности настучать на ослушника. Просто Светон сильно злился из-за проигрыша в карты – запрещённые братьям, конечно, как выпивка, сигареты, чай, кофе, женщины и масса остального, – но оставшиеся одной из немногих отдушин в скучноватой жизни рабочей силы. А Сильяк вчера сел играть с ним в паре в «козла» и пару раз словно нарочно подкладывал крестовую даму под чужую семёрку. Вдвоём они продули противникам месячную порцию дефицитного сливочного масла. Каждый.

– Спасибо, брат Светон! – подчёркнуто вежливо отозвался Сильяк. Ему было стыдно, но поделать-то уже нечего: проиграли так проиграли. – А давай вечерком…

Увы, но его предложение осталось невысказанным. Учитывая дальнейшие события, видимо, навсегда: за оградой, перекрывая вой ветра, взревел мощный двигатель. Это же на дороге, побери её Сила, совсем рядом с воротами! Из караулки выскочил на звук брат Мироправ, старший смены, на ходу натягивая телогрейку. Автомат, который он держал за ствол, волочился по снегу, загребая прикладом, ремень зацепился за плохо приколоченный кривой порог. Мироправ дёрнул оружие, едва не оторвав доску.

– Что за хрень?! – крикнул он. – В ружьё!

– Чего там? – встрепенулся брат Светон. – Эх, жаль собак всех извели, они б раньше почуяли…

За оградой, уже не таясь, тоже орали что-то.

Двигатель рыкнул громче, потом ворота, казавшиеся мгновение назад надёжными как скала, рухнули под мощным ударом. Из обломков досок, крепящего бруса и металлических полос оковки высунулось рыло грузовика – обрешеченное, с усиленным приваренными железными клыками бампером. «Урал» проломил себе дорогу окончательно и уже не останавливался. Из кунга посыпались автоматчики, неуклюжие из-за бронежилетов и непривычных толстых шлемов с забралами, но довольно меткие: Мироправ так и не успел перехватить автомат для стрельбы, как в него уже попало с пяток пуль. Откинуло назад, изломало, оставило остывать в замерзающей вперемешку со снегом крови. Телогрейка, которую он успел надеть наполовину, сунув одну руку в рукав, светилась теперь клочьями ваты из дырок.

– Твою ж Силу! – выдохнул Светон, вжимаясь в свою караульную будку. Выставил ствол, но не успел больше ничего. Один из автоматчиков на бегу выстрелил из подствольника, превратив в решето и доски, и тело, и остатки воротного столба рядом.

Сильяк осел в своём гнезде, сжался, съёжился, стараясь стать незаметным и маленьким. Как в детстве, когда отец пьяным приходил со смены, сделав небольшой заход в «наливайку». Шапка от резкого движения съехала на глаза, но поправлять её не было ни малейших сил. Так он и сидел, слепой и жалкий, пока кто-то из пробегающих мимо не всадил милосердную очередь прямо в ушанку, прервав страх близкой смерти полной определённостью.

Как караулку закидали гранатами, брат Сильяк уже не видел.

За первым «уралом» в проёме ворот показался второй, за ним пара легковушек. Все они хрустели остатками досок, вминая их в снег, слышались команды. Бойцы в шлемах и бронежилетах из неорганизованной толпы рассредоточивались по группам, у каждой из которых была своя задача.

Рассыпались, выдвигаясь к строениям бывшей фермы.

Последней подъехала белая «волга», из которой неторопливо выбрались сперва водитель, немедленно сунувший в рот сигарету, и двое мужчин в дублёнках и норковых шапках, похожие – из-за одежды и выражений лиц – как близнецы. Только один был повыше, а поверх тулупчика у него висела кобура на армейском ремне. Второй, не толстый, но довольно плотный, мясистый, снял шапку, вытер почти лысую голову рукавицей, пригладил усы и сказал:

– А что, Комаров, пожалуй, что и справились?

– Николай Николаевич, не готов согласиться. По нашей информации…

То ли день был такой, что фразы обрывались на середине, то ли место, а, возможно, всё вместе совпало, но и он замолчал на полуслове.

Над самым большим строением Братского, перестроенным из фермы с потугами на дворец, но так и оставшимся сарай сараем, просто огромным, треснула крыша, словно кто-то изнутри ударил вверх гигантским кулаком. Взвился плотный столб дыма, больше похожего на нечто искусственное из-за высоты и аккуратных ровных очертаний. Эдакая прозрачная колонна, внутри которой, не имея возможности расползтись в стороны, клубилось, выстрелив вверх, нечто. Да и цвет удивлял. Не серый, не чёрный, а скорее зеленовато-жёлтый, как у неведомого отравляющего вещества.

– Атас! – заорал один из бойцов. Группа захвата, уже было подобравшаяся к окнам и невысокому крыльцу с навесом, отхлынула назад. Сверху на снег полетели обломки досок и шифера, задевая самых неповоротливых.

– Началось… – хмуро сказал тот, что с кобурой. – Пока наш агент не отработает, не прорвёмся.

– Да ты шутишь, Комаров! Полроты спецназа, да ещё сейчас пулемёты развернут…

Крыша тем временем рассыпалась окончательно, но обломки теперь не падали вокруг, их словно притягивал дымный столб. Откуда-то изнутри начали вылетать кирпичи, осколки стекла, блестящие на сонном зимнем солнце, грубо сколоченные табуретки, посуда. Всё это никуда не падало, вращаясь ускоряющимся торнадо вокруг зелёной колонны дыма, набирая скорость и издавая заметно усиливающийся гул, треща и сталкиваясь в воздухе.

– Семёнов, Доценко, Курбанов! Тащите гранатомёты!

– Есть!

Вразнобой, но бодро. Однако, Комаров был настроен пессимистично, несмотря на оружие, появляющееся из кунгов силами многочисленных бойцов

– Николай Николаевич, я же просил подождать. Агент Физик не обезвредил источник силы этих… сектантов, а без этого мы можем проиграть.

– Физики-шизики… – проворчал начальник. – Москва добро дала? Дала. УВД мы от этих игр отстранили. Давай, командуй уже своими, хватит тут мистику разводить.

Но, несмотря на грозный вид толстяка в дублёнке, мистика и не думала прекращаться.

Гул стал нестерпимым, вращение мусора и остатков крыши слилось в уже неразличимую глазом мелькающую обёртку дымного столба. Соседние с гигантским сараем строения, из которых выбегали люди, начали трещать и рушиться одно за другим. Стены шли трещинами, крыши сами собой проваливались внутрь, окна с треском выгибали рамы, вылетали наружу, метя двор хрустким звоном. Гранатомётчики несколько раз выстрелили по «дворцу», по самому столбу над ним, но тщетно: заряды уносило куда-то в сторону, они рвались, осыпая осколками снег, перепуганных братьев, секли ветки заснеженных деревьев.

Говорить, даже кричать стало невозможно: жуткий гул перекрывал все звуки, гасил их, впитывал в себя. Земля под ногами ощутимо дрожала. Несколько бойцов упало, не выдержав тряски.

– Бом-м-м! – Будто ударил где-то совсем рядом огромный невидимый колокол. – Бом-м-м, бом-м-м.

Нечто неясное, но ощутимое будто надавило сверху, сам воздух, кажется, сгустился. В голове словно защекотало что-то изнутри. Под черепом послышались злые нетерпеливые голоса, которые что-то бормотали, советовали, командовали. Впрочем, ни единого слова различить было невозможно, как ни прислушивайся.

Николай Николаевич скинул шапку, бросил её на снег, обхватил голову руками. Лицо его исказилось мукой, словно он был матёрым преступником, но всю жизнь злодействовал с дорогой душой, а теперь – только сейчас! – у него проснулась совесть и начала есть его поедом, грызть, превращая гнилое существование в сущий кошмар.

Но Комаров, который пока держался, не уступая чьему-то давлению, уже тащил начальника в машину, которую перепуганный водитель успел развернуть к выезду, когда с последним, седьмым ударом колокола вся обёртка столба внезапно остановилась, прекратив вращение, распалась на составные части.

Николай Николаевич разинул рот, собираясь что-то скомандовать, но уже не успел: всё доски, шифер, стекла, кирпичи, несколько поднятых вихрем людей и тьма-тьмущая разнообразного мусора, висящего в воздухе, вдруг выстрелила во все стороны, прожигая огромными искрами воздух, жаля и разрывая на своём пути всё.

Эдакий бенгальский огонёк в честь грядущего Нового года.

Даже взрыв осколочной бомбы в воздухе над Братским не произвёл бы подобного эффекта. Из полусотни бойцов в живых остался хорошо если десяток, остальных или разорвало летящим на огромной скорости мусором, или покалечило менее заметно, но насмерть. Братья – из тех, что оказались на улице, – полегли почти все. Насколько было видно Комарову, который успел свалить начальника на снег за машиной, и теперь выглядывал из-за бампера, среди них были сплошь мужчины. Секта, ну да…

Водителя убило наповал длинным вытянутым куском шифера, который рассадил пассажирскую дверь и наискосок разрубил человека. «Волга» сплошь была посечена осколками, залита кровью и закидана шматками непонятного мусора.

Но оба начальника неудавшегося штурма выжили.

– Подмогу… Подмогу вызывай, Комаров! – охнул Николай Николаевич. – Ментов, МЧС, армию, пожарных, чёрта лысого! Давай!

– Не паникуйте, – буркнул тот. – Операция пойдёт по плану, просто мы рано начали.

За проломом на месте ворот послышались сирены. Николай Николаевич встрепенулся, привстал, опасливо поглядывая на дымный столб – тот был уже не зеленовато-жёлтым, а багровым, с чёрными всполохами внутри. Зато гул исчез, и никакие невидимые колокола не разрывали воздух. Стояла тишина, нарушаемая только стонами раненых, потрескиванием пламени горящего рядом с «дворцом» домика, от которого тянуло ароматами нехитрой кормёжки, да звуками сирен.

– Вот сейчас бы штурм начали, людей бы сохранили, – задрав рукав дублёнки, Комаров глянул на часы. – Но мы ж спешим всегда, торопимся…

– Не умничай. Бабы новых нарожают, – сказал толстяк. – Куда ж шапка-то улетела, мать её… Не мог меня аккуратнее прикрыть?

Столб вдруг мигнул, как умирающая лампа дневного света. Один раз, другой, потом пропал начисто. Мистика кончилась, настало время суровой реальности.

– Товарищ майор, пора? – вынырнул из-за ставшего горбом капота искалеченной «волги» боец. Перемазанный кровью, но на вид целый. – Этап три?

– Давай, Семёнов. Сил хватит?

– Двенадцать бойцов… Да должно, если там больше ничего такого… Пакостного.

– Добросила этого живым брать, помнишь? Непременно живым. Агент сказал, в нём все непонятки. Надо допросить.

Боец козырнул, перехватил автомат удобнее и, пригнувшись на всякий случай, рванул к своим.

Сирена провыла совсем рядом, потом в пролом на месте ворот медленно, чтобы не повредить шины, вкатилась «скорая».

– Реанимация? Кому тут реанимация, зачем, Комаров?!

Тот поморщился. Генерал, конечно, большое начальство, но почему чем больше звёзд, тем тупее носитель? Впрочем, вопрос риторический. Хорошо, хоть с коньяком всё не так.

– Согласно подписанному вами плану, Николай Николаевич! – подобрался майор, вытянулся, но козырять не стал. Перебор это. – Третья фаза операции.

– Да? Ну, добро, – с сомнением откликнулся начальник. – А кого лечить будем?

Тем временем бойцы выполнили первоначальный замысел: трое ворвались в разрушенное здание «дворца» через двери, ещё трое – в выбитые ураганом окна, благо сделаны те были низко и залезть в них даже во всей штурмовой амуниции оказалось несложно. Внутри послышались выстрелы, приглушённо хлопнула ручная граната. Потом, после паузы, вторая. Комаров поглядывал то на врачей, обходящих раненых, то на вторую «скорую», уже обычный «рафик» без броской надписи «Реанимация» на бортах. Один из «уралов» тронулся с места, объезжая остатки дворца. Во втором признаков жизни не было, ветерок трепал лохмотья брезента, закрывавшего кунг.

– Молчишь чего? – уточнил генерал. – Кому «скорые»?

– По моей информации, лидер секты сдаваться не намерен. Неоднократно говорил о том братьям на проповедях, значит, попытается покончить с собой. Попробуем помешать, он нам нужен.

Николай Николаевич кивнул и отошёл в сторону, с интересом глядя по сторонам. Зрелище, конечно, впечатляло, но он же начальник, офицер… А ведёт себя как турист, блин.

Первым из покосившегося огромного сарая, без крыши и окон, бойцы вытащили худого паренька лет двадцати пяти. Тот шёл бы и сам, не сопротивлялся, только ноги его явно не держали. Норовили заплестись одна за одну, уронив хозяина в снег. Наряжен ведомый был в чёрную робу – Комаров от него же и знал, что это одежда братьев низшего ранга.

– Вон, Николай Николаевич, нашли агента Физика. Всё получилось, значит.

– Всё забываю спросить, – откликнулся генерал. – А почему «физик»?

– Да он политех местный закончил, вот долго и не думали…

– А конспирация?! Наоборот, художником надо было назвать. Или скульптором.

– Виноват. Так точно, учтём на будущее.

Конспиратор хренов… От кого таиться, спрашивается? Союза четыре года как нет, потенциальный противник стал нереальным другом. Впрочем, логично, чем больше путаницы – тем оно вернее. Иначе генералом не стать.

– То-то же! – наставительно сказал Николай Николаевич. – Ты машины ещё вызвал? Обратно на этом не уехать. И Сизарев погиб… Надо похлопотать, медальку ему посмертно оформить.

«Лучше бы пенсию жене. Или детям помочь потом, – а их двое, – с поступлением в институт потом» – подумал Комаров, но промолчал. Его мысли никого не интересовали.

– Товарищ генерал-майор, товарищ майор! Агент Физик доставлен, – козырнул Семёнов. – В «скорую» его? А то плоховат что-то парень.

Услышав свою кличку, парнишка старательно вскинул голову. Нижняя губа прокушена, кровь на подбородке, на шее, пятнами на чёрной робе.

– Они там… В подвале все. Люди-пища, в смысле… Я как вы приказали, таблетку принял, легко так стало, а шприцами уже потом. Их всех.

– Ты герой, – тихо ответил Комаров. – Много там?

– Восемь человек, – тихо ответил агент. – Было восемь. Человек. Там было… В подвале. Шприцами… Они ж в трансе, не сопротивляются, ходишь и колешь, ходишь и…

Он, словно из спины выдернули позвоночник, разом обмяк и стал оседать на снег. Хорошо, что бойцы с обеих сторон контролировали, подхватили под руки.

– В «скорую», конечно. В обычную, Семёнов, в обычную! – прикрикнул Комаров. – Реанимация у нас для зверя покрупнее.

Медики приняли парня и уехали, оставив разбираться с остальными ранеными начальству операции. Кухонный домик разгорелся не на шутку, остро воняло дымом. В гигантском сарае снова выстрелили, причём звук не автоматный: из ружья кто отстреливается, что ли? Бойцы аккуратно сдали обмякшего агента врачам и бегом вернулись на помощь своим. Комаров снова подумал о коньяке: ведь есть же дома, есть, и фляжка в наличии, а вот взять не подумал. Досадно. А холод здесь собачий.

– Что-то долго они, – с досадой сказал генерал. – Их там много этих… адептов?

– Семь человек, Николай Николаевич. Да это не страшно, они без подпитки ничего не смогут. А ребята у нас тренированные. Золото мужики. Справятся.

Первыми выбрались два бойца, неся третьего. Положили на снег у крыльца, один из товарищей стащил с лежащего шлем, приложил пальцы к шее. Второй мотнул головой, негромко сказал что-то, перекрестился. Потом появились ещё двое, эти волокли уже противника – тело откормленного мужика с короткой бородкой, босого, одетого в окровавленное белое рубище. С искажённого лице косо свисали очки, зацепившись дужкой за одно ухо. Похоже, наповал.

– Всё уже, – сказал Комаров. – Адептов вон тащат. Добросила заберём и уедем. В «урале» нашем и уедем, товарищ генерал-майор.

– Холодно в нём, – ворчливо отозвался тот.

– Мы вас-то в кабину, там печка. Всё нормально.

Бойцы теперь появлялись один за другим, таская убитых адептов Братства Силы. Но главного, Добросила, пока не было: Комаров знал, что тот рыжий, огненного такого окраса, не ошибёшься. Носитель, мать его, Силы. Тварь такая. Кто бы ожидал эдаких спецэффектов, хотя агент и предупреждал, что ребята на многое способны…

Казалось, ерунда, а оно вон как вышло.

– Кажись, он? – оживился Николай Николаевич. – Точно, он. Рыжий, волосья длинные!

Трое последних бойцов вынесли из «дворца» безжизненное тело в белой длинной рубахе. Никто из них в него не стрелял, повинуясь приказу, но главарь справился и сам: из шеи густо стекала кровь, даже отсюда обоим офицерам была видна жуткая рваная рана. К крыльцу с визгом покрышек подскочила реанимационная машина, врачи уже суетились рядом, один втыкал капельницу, второй приложил к осунувшемуся, бледному от потери крови, лицу главного адепта кислородную маску.

– Просрали, майор, да? Просохатили, не уберегли? Тьфу, блин… Спецна-а-аз, – с досадой выделил последнее слово генерал. – Болваны. Лично прослежу, чтобы все, включая тебя, в Магадане собачьи будки сторожили.

Комаров скрипнул зубами, но промолчал. Смотрел внимательно на «скорую», словно от его цепкого взгляда умирающий глава секты должен был встать и пойти. Но нет: не встал. Так на руках его в реанимобиль и занесли, «скорая» взвыла сиреной и в крутом развороте промчалась через бывшие ворота, продолжая голосить где-то в лесу, удаляясь.

Что смогут – сделают, но люди не боги.

Вот это Комаров уже произнёс вслух, не опасаясь проститься с единственной звездой на погоне, разменяв её на три-четыре помельче.

– Не боги, это да… Даже не экстрасенсы. Ты мне объясни популярно, на кой нам эти кашпировские вообще сдались? Аланы чумаки, блин. Столько народу положили…

Комаров уже вёл генерала к «уралу». Операция не была закончена, само собой, надо ещё обыскать посёлок, вывезти выживших братьев для допроса, поставить охрану. Трупы в конце концов утилизировать. Ну и сделать это всё тихо, не привлекая внимания озверевших газетёнок, падких на любой скандал. Но это всё без них. Семёнова – за старшего, подкрепление уже в пути, справятся.

– А, Комаров, вот ещё что скажи: что они жгли в своём сарае, что дым такой странный?

М-да… А честно скажешь: дурак – обидится не на шутку. Генерал-то человек злопамятный, да и властью не обделён.

– Николай Николаевич, тут дело мутное такое. Я уже докладывал, но вы делами были заняты. Секта эта, Братство Силы…

– Этих братств как грязи сейчас. Белое, чёрное, серо-буро-малиновое, – перебил его генерал. – Эти-то чем отличаются? Бабла с дебилов настригли, ферму вон заново отстроили и дальше народ завлекают. Верно же? Наркота у них тут или что, почему Москва на ушах стоит? Ты-то разбирался, а мне некогда.

Ну да, ну да… Жена, любовница, опять же дачу стоят добрые люди ускоренными темпами в Берёзовке – какие уж тут секты.

Не до сук, как любит говорить друг Вадим, товарищ старлей Пятницкий.

– Ну да, внешне всё как обычно. Секта. Наверху Добросил, плюсом шесть высших адептов… было, – глянув на ряд мёртвых тел у крыльца, аккурат шестерых в белом и двоих в бронежилетах, уже без шлемов, глядящих стеклянными глазами в низкое зимнее небо. – Внизу братья. Одни – так называемые люди-пища, это Физик сказал, так их называют. Ну и послушники, вроде как братья, но совсем низкого разбору: подай-принеси, да охраняй старших.

– И чего?

Комарову мучительно захотелось засветить начальству в лицо кулаком. Со всей дури, чтобы зубы на снег веером. Но сдержался, конечно, закалку советского офицера не пропьёшь.

– Прикол в том, что это реально работает. Мы не знаем как, но факт: Физик подробно всё донёс. Люди-пища впадают в транс, они как бы батарейки для высших адептов, за счёт которых те получают необычные способности. Столб тот же, мысленное давление и даже подчинение, перемещение предметов. Много чего, вроде, получается. Людям во время мистерии не по себе, конечно, а собак вон вовсе перестреляли, они с ума сходили, когда рядом это всё.

– А люди-то к ним зачем шли? В батарейки или вон ворота охранять? К Предо… Бредосвину этому? Ясно же, что никто высшим не станет, – по-житейски мудро рассудил генерал, забираясь в кабину «урала». – Водила, в кузов давай, Комаров поведёт. Ага, давай-давай. Заодно всё подробно и расскажешь. Да и теплее здесь.

Майор медленно и аккуратно развернул тяжёлый грузовик (чёрт, пять лет такую дуру не водил, не застрять бы где по неопытности), проехал ворота и начал рулить по лесной дороге, одновременно рассказывая.

Приходилось ещё и упрощать, учитывая неглубокий ум начальника.

– Они, когда подходящего для себя человека находили, первым делом его включали в группу высших адептов. Давали на вкус попробовать возможности, так сказать. Ну и обещали… Лично Добросил и обещал: год-другой, и станешь ты, брат, высшим. И ведь работало всё… Физик сказал, у него самого дар пирокинеза открылся… ну, это на расстоянии огонь зажигать. Ощущения, говорит, непередаваемые, такое чувство силы и власти, что ух! Но только в трансе, иначе никак. Нам ещё повезло, что высшие адепты не особо какими-то боевыми способностями владели. Так и то сколько…

Он осторожно объехал здоровенную яму посреди дороги. «Урал», конечно, зверь машина, но и его опрокинуть можно с непривычки. Газанул и покатил дальше.

– Да ну, бред это… Готовьте крэмы и лосьоны, заряжаю вашу воду. Тьфу.

– Ну… Вы ж видели, какая чертовщина творилась в посёлке? Так что разбираться надо. Если рыжего откачают, конечно.

Грузовик слегка вилял на раскатанных местах дороги, но пёр в город вполне уверенно. Один раз пришлось уступить дорогу встречной колонне: вот тут уже и пожарные, и ещё «скорые», и три милицейских бобика. Теперь терять нечего, начальнику УВД, под благосклонным взглядом которого и захватывали Братское, ничего не поделать. Поздно. Надо потом разобраться, чем Добросил купил высокое ментовское начальство.

Николай Николаевич нахмурился и дальше ехал молча, переваривая услышанное. Конечно, в Союзе вся эта потеха была невозможна. Слухи ходили про людей с необычными способностями, но так… Джуна вроде Брежнева лечила, ещё что-то под большим секретом шёпотом говорилось. На кухне, с открытой на полную водой из крана, чтобы подслушку обмануть. Опять же, американцы мутили свои подобные программы, а тут вон как всё расцвело.

– Ну, понял, – наконец прервал он молчание. – А нам-то на кой чёрт этот экстрасекс?

– Не могу сказать, товарищ генерал-майор. Московским товарищам виднее. Вы на своём уровне, а мне тут полковник один лично названивал.

– Да какие они уже товарищи… Господа все. Казино, акционеры и инвесторы.

– Так точно. В смысле, никак нет. Устав-то никто не отменял, значит, товарищи.

– Борзый ты, Комаров. Или пойдёшь далеко, или шею свернёшь. Тебе сколько, тридцать два? И уже майор? Да уж.

«Урал» въехал в город, промчался мимо пару усиленных милицейских постов, удивлённо провожающих глазами дыры в брезенте и специальные номера. Бдят.

Это хорошо, что бдят, если вспомнить, что в Чечне второй год всё… не очень.

Комаров лихо затормозил у главного входа Управления, высадил генерал-майора, отдал ключи водителю, а сам пошёл в кабинет. Дел накопилось до чёрта, вопросов к нему будет много, поэтому сперва позвонить в больницу. Сейчас главное, чтобы этот рыжий деятель не сдох, очень уж плохая рана. Потом уточнить, что с Физиком, не поехал ли он крышей – таблеточку перед расправой с людьми-пищей он принял оч-чень непростую, и покрепче люди ломались.

Ну и отчёт в Москву, обстоятельный, комплексный, чтобы всё красиво было.

А всё же интересно: вот если бы самому в этот самый транс впасть, чтобы он сумел делать? Хорошо бы предвидеть будущее, отсюда, из девяносто пятого. Новый век скоро, новое тысячелетие. Ведь не может же всегда всё быть так погано, как сейчас.

Никак не может.

Он посмотрел на стену над столом: с одной стороны Дзержинский, элегантный как потрет средневекового инквизитора, с другой – опухшее рыло гаранта.

Так и живём, в единстве и борьбе… Кофейку бы надо попросить у Пятницкого, благо кабинеты рядом. Рабочий день, считай, только начался.

Комаров подошёл к окну, за которым лениво кружились снежинки. За спиной, в углу, мурлыкала так и не выключенная с утра паршивая китайская магнитола «Шанхай», у которой из россыпи весёлых разноцветных светодиодов вокруг динамиков работали всего несколько. Они-то и мигали неживыми синими и красными огоньками, никак не попадая в ритм меланхоличной песенки, исполняемой тонким голосом.

Комаров прислушался.

Ну да, ну да… Даже подпел пару строчек себе под нос:

I could wait night and day

Be the sky blue or gray

In my heart night and day

For your love to stay

Obsession

– Такие дела, мужики, – неизвестно кому сказал майор, когда песня кончилась. – Обсешн…