Мемуары рядового инквизитора. Господин королевский некромант

Глава 3

ГЛАВА 3.

- Збышко, а где мы? – Зирка испуганно прижималась к его локтю.

Юноша и сам нервничал, но старался не показывать вида.

Они заблудились – это было несомненно. Повинуясь безотчетному желанию держаться от людей подальше – особенно памятуя, {что и как} он оставил в доме своих приемных родителей – юноша углубился в такие дебри, что оказался в лесу, где не ступала нога человека.

Трудно было поверить, но, кажется, это так. Они шли вот уже почти полдня, у девушки от усталости подкашивались ноги, и она висла на своем спутнике не только из страха, но и просто потому, что слабела буквально с каждым шагом. Да и сам Збышек тоже все чаще подумывал об отдыхе. Но где найти подходящее место? Нужен ручей или река и небольшая полянка подле, чтобы было, где развести костерок и прилечь, вытянув гудящие ноги. Но, как назло, на пути не попадалось не то, что озера или речки, но даже ручья или родника. Лес вокруг стоял глухой, мрачный. Вековые дубы и буки простирали ветви к небу, переплетая их там так густо, что казалось, будто под полог не упадет ни капли дождя. Тишину нарушали только редкие голоса птиц – вот пискнула синица, вот вдалеке послышалась дробь дятла, а вот каркнула ворона. И все.

- Збышко, нам еще долго? Я устала, - пальцы Зирки вцепились ему в локоть.

- Отцепись.

- Но Збышко…

- Прекрати ныть. Я тебя с собой не звал!

Она всхлипнула. И чего это девчонки так любят обижаться на правду? Ведь он хотел уйти один, а что теперь? Тащит с собой этот привесок… Еще и реветь принялась…

- Замолчи!

- Ыы-ы-ы…

- Заткнись, я сказал! – он сорвал с себя ее руки и встряхнул. – Кому говорят?

Ужасно захотелось ее ударить. И он это сделал.

Короткая пощечина враз прервала рыдания. Девушка отшатнулась, прижимая ладони к лицу. Поверх растопыренных пальцев на юношу смотрели вытаращенные глаза.

- Вот так, - жестко сказал он. – Молчи. Мне надо…

Прислушаться. Померещилось или нет?

Збышек вырос в глуши, много времени, как его ровесники, проводил в лесу и с детства научился различать голоса зверей и птиц. Он отличал легкий топоток лисицы от осторожных шагов волка. Мог уловить стук копыт оленя и никогда бы не перепутал лося и кабана. А уж что до туров и зубров или самого лесного хозяина – медведя…Тут юноша мог заткнуть за пояс любого. И сейчас ему показалось, что в чаще движется какой-то зверь. Очень крупный зверь. Одинокий тур?

- Тихо!

Всхлипнувшая было Зирка с опозданием поняла, что происходит, и замолчала. Сквозь обиду в глазах проступил страх.

Топот медленно приближался. Кто бы ни был, зверь скакал прямо в их сторону.

- Идем.

Юноша схватил девушку за руку и пошел прочь, стараясь двигаться не прямо, а по дуге, чтобы наверняка уйти с прямого пути, пролагаемого зверем.

Пройдя пару десятков шагов, он обернулся. За деревьями маячила какая-то темно-бурая масса. Тут? Но… такой огромный? Наверное, на локоть выше любого из своих сородичей. Разве такое может быть?

Раздумывать было некогда. Бык – если это был бык – мчался слишком быстро, продираясь сквозь кусты и подрост. Казалось, даже деревья убегают с его пути – так легко и стремительно продвигался он.

- Бежим.

Збышек сорвался с места, таща Зирку за руку. Девушка бросила только один взгляд через плечо, подавилась воплем и устремилась за ним. Куда девались усталость и больнатруженных ногах? Молодые люди неслись напролом, не оборачиваясь и чувствуя, как за спиной сопит и топочет масса звериной плоти. Бешеный? Он бешеный?

Вода! Найти бы воду, даже тонкий ручеек! Бешеный бык не сможет пересечь текущую воду! Но, как назло, ничего не попадалось.

Под ногой что-то хрустнуло, и, вскрикнув, Зирка упала, напоследок так дернув Збышека за пальцы, что тот сам чуть не упал. Торопливо отскочил вбок, на ходу пытаясь выдернуть из-за спины короткое охотничье копьецо. Доставать лук времени не было, как и натягивать тетиву.

Девушка полулежала на земле. Одна нога ее провалилась в какую-то яму чуть ли не по колено и, видимо, при падении она что-то повредила потому, что не пыталась вскочить, а лишь опиралась на дрожащие руки и беззвучно открывала и закрывала рот. По ее щекам текли слезы.

Скользнув по ней взглядом, Збышек замер. Бык был совсем рядом. Несмотря на скорость, приближался он все-таки не слишком быстро, давая себя рассмотреть. Гора мышц в темно-бурой шкуре. Тур. Но какой огромный! Рога длиной чуть ли не в маховую сажень* в основании были толщиной чуть ли не с бедро Зирки. Между глазами было расстояние чуть ли не в локоть. А уж высота и ширина груди… В раздувающихся при дыхании ноздрях пузырилась слизь. Губы все были в пене, но в глазах светился тупой звериный разум.

- Збы-ы-ых… - просипела девушка, не решаясь обернуться.

Не раздумывая, юноша метнул копье.

Обычно он славился меткостью, силой и дальностью броска. И был уверен, что копье ударит точно зверю в грудь, пробив толстую шкуру и засев в мышцах. Но тут в самый последний миг резко наклонил голову, и наконечник с тупым гулким стуком ударился в его широкий лоб, отскочив и не причинив быку никакого вреда, разве что оставив алую точку укола.

Бык взревел, но не столько от боли, сколько от ярости. Пригнул голову еще ниже и бросился на человека.

Зирка истошно завопила, когда прямо над ее головой прогрохотали копыта. Зверь лишь потому не задел девушку, что та от ужаса упала на землю, закрывая голову руками. Но Збышеку прятаться было некуда. Развернувшись, он помчался прочь.

Поначалу без вопящей подружки ему удалось развить приличную скорость, но оторваться от преследователя оказалось не так легко. Спиной юноша чувствовал горячее дыхание разъяренного зверя. Если не случится чуда, он вот-вот будет поднят на рога.

И чудо свершилось. Впереди мелькнул просвет. Собрав последние силы, юноша наддал совсем чуть-чуть – и вылетел на крутой обрыв. И рухнул вниз прежде, чем успел понять, что произошло.

Падение вышибло из него дух. Юноша кубарем покатился по крутому песчано-земляному склону и упал на дно оврага, приземлившись в заросли болотной травы.

Падение чуть не вышибло из него дух. Но над головой затрещали, ломаясь, сучья, и Збышек рванулся вскочить, озираясь по сторонам.

Дикая Охота неслась по небу, и все темнело на ее пути. Выли собаки, бесновались лошади в стойлах. Орали петухи, метались коты, а дети начинали плакать ни с того, ни с сего, а монахи-«смертники» с удивлением и ужасом наблюдали, как трескаются над могилами надгробные плиты, спеша выпустить на волю покойников. Но вот, словно почуяв что-то, мчащийся впереди всадник повернул коня, сворачивая с прямого пути. Кавалькада устремилась за ним, и спешащий последним воин едва успел последовать за всеми остальными.

- Что же мне с тобой делать?

Словно угадав мои мысли, Родольф повернулся на бок. Жмурясь спросонья, он приподнял голову от подушки, озираясь по сторонам с таким видом, словно не понимал, где находится.

- С добрым утром, - приветствовал я его.

- А? – юноша выпрямился, опираясь ладонями на постель. Сонное лицо его выражало удивление. – Что? Да… с добрым утром. А… где я?

- У меня в келье, - любезно сообщил в ответ. – Хорошо выспался?

- Я? – мой гость посмотрел на подушку так, словно впервые видел эту деталь постельного белья – и в следующий миг проворно вскочил, торопясь привести себя в порядок. – Простите меня. Я… занял вашу постель?

- Ничего-ничего, - спать на стуле было не слишком приятно и удобно, и большую часть ночи я волей-неволей занимался делами. – Ты – мой гость, а долг каждого хозяина – создать гостю все условия для отдыха. Так хорошо выспался?

- Да, спасибо…

- Вода для умывания там, в кувшине. Полить тебе на руки?

- А? – нет, как мило он смущается и краснеет, аж любо-дорого посмотреть. – Нет, не надо. Я сам…

Родольф отошел к лавке в углу, завозился там. Было заметно, что ему непривычно действовать одной рукой. Ну, еще бы! Мальчик всю жизнь прожил в замке, где у него были слуги, которые и умыться подадут, и на стол накроют.

Я, не вставая, наблюдал за его манипуляциями, думая о своем. Вторую половину ночи, перемежая размышления короткими приступами сна, я размышлял над этим обстоятельством. У меня взрослый сын. Не маленький мальчик, не ершистый подросток, а вполне себе взрослый в чем-то самостоятельный юноша. Как удобно! Ни пеленок, ни ночных криков, ни синяков и ссадин, ни драк с соседскими мальчишками и первых уроков. То, что надо для такого одиночки, как я. У меня трое детей, но все трое долгое время знать меня не знали. Дочь – так та вообще не догадывается, кто ее отец. Луна зала меня дядей просто потому, что я считался названным братом ее опекуна. А что девочка тянулась ко мне… так просто на контрасте. Ведь Анджелин Мас до последнего терпеть не мог дочери леди Геммы. Он лишь машинально исполнял обязанности опекуна, полностью сосредоточившись сперва на служении королю, потом – на своей семье и трех сыновьях. Сын Мары, Збигнев, тоже ничего обо мне не знал. Может быть, он даже не знает, кто его настоящие родители. И только Родольф…

Родольф, сын Линды Беркана. Сын обычной смертной девушки, которая мне нравилась. Нравилась настолько, что даже после того, как открылась неприятная правда о ней – Линда оказалась ведьмой, которая практиковала черную магию и даже «для тренировки» убила собственную кормилицу, которая выдавала себя за ее родную мать – даже после этого не смог до конца победить любовь. Ибо вот он, плод нашей любви. При свете раннего утра стало ясно, что юноша очень похож на Линду. На Линду и… кого-то еще. Кого я когда-то каждое утро видел в зеркале.

Он внезапно обернулся и одарил меня смущенной улыбкой:

- Да, мне всегда говорили, что я похож на маму…

- Ты, - я сосредоточился, пытаясь разобраться в своих ощущениях, - умеешь читать мысли?

- Не знаю, - он нахмурился. – Просто я… всегда мог предсказать, что думают другие люди. Дядя Робер даже говорил, что из меня выйдет прекрасный мечник и непобедимый воин потому, что я всегда предугадываю, куда и как будет нанесен следующий удар…

- Дядя Робер… Сэр Робер Беркана? – вспомнил я владетельного герцога.

- Да.

- Он… жив? – задав вопрос, я тут же мысленно себя обругал, ибо точно знал на него ответ.

- Да. А… понимаю, что вы хотите сказать. Нет, его удалось обойти.

Родольф намекал на знаменитое проклятье рода Беркана, снять которое пыталась его мать – и не преуспела в этом. Двадцать с небольшим лет назад – весной будет двадцать один год – я побывал в замке Беркана и был тому свидетелем, заодно открыв одну «маленькую» семейную тайну. А именно, что один из Беркана, наследник имени и титула, Берканой по рождению не являлся*. И это создавало для нашей страны определенные проблемы.

(*. См. «Записки провинциального некроманта. Как не потерять работу»)

- И его величество…

Вопрос повис в воздухе. Ответа не требовалось.

Семнадцать лет назад его величество король Болекрут Пятый все-таки овдовел. Его супруга, королева Либуша, рискнула забеременеть в третий раз, и умерла, разрешившись от бремени мертвым ребенком. По иронии судьбы, это была третья дочь. Едва минул срок траура, король женился снова, выбрав в жены принцессу северных земель. И теперь у короля был законный наследник престола – юный принц Болеслав, которому, если мне не изменяет память, сейчас было почти шестнадцать лет. Рождение законного наследника немного успокоило короля, ибо Робер Беркана на самом деле был его сводным братом, внебрачным сыном старого короля и к тому же имел сына. В свое время Робер выгодно продал свое право на престол, заплатив им за жизнь и свободу некоего простого провинциального некроманта. Но я, волей-неволей вращаясь в столичных кругах, на своей шкуре успел почувствовать, каково это – испытать на себе гнев сильных мира сего. И понимал, что бумага еще не все. Документ можно оспорить, потерять, уничтожить, наконец. Да и обстоятельства могут сложиться так, что королю самому придется пожалеть об опрометчивом решении. Ведь у Болекрута Пятого от королевы Либуши было только две дочери. А сама ее величество происходила как раз из семьи Беркана и могла хлопотать в пользу племянника. Но ее смерть – и, что самое главное, рождение у короля во втором браке долгожданного сына – все расставило по местам.

Только… все ли? Я, хоть и занимался последние несколько лет почти исключительно педагогикой, совсем уж от жизни не отставал. И знал, что южные королевства объявили Империи войну, а на востоке, буквально на границах Гнезовского княжества, вот уже несколько лет вспыхивали восстания ливов и латов. Сердцем их были те самые болота, куда семнадцать лет тому назад…

Не хочу об этом вспоминать. Пока не хочу. Проблемы надо решать по мере их поступления. А в данный момент передо мной стоит только одна проблема. Сероглазая. Неполных двадцати лет. Стоит и смотрит так, словно уже прочла не только мои настоящие мысли, но и завтрашние.

- Яго сейчас на юге… был, - промолвил Родольф. – Дядя Робер отправил меня к нему.

- В войско, - это был не вопрос, а утверждение. Потому что имя полководца вот уже несколько месяцев знали практически все, кто следил за ходом южной кампании.

- Да. Он сказал, что там я смог бы… быть полезен…

- Почему?

Юноша снова опустил взгляд:

- Моя мать… она была…

- Ведьмой.

- Да.

- И ты…

«…унаследовал ее способности», - хотел сказать я, но не смог. Да, у магов и колдунов бывают одаренные дети. Но чтобы ведьма родила ребенка со способностями? Такое бывает крайне редко хотя бы потому, что большинство ведьм не имеют детей. Знахарки и целительницы – так вовсе часто остаются бесплодными. Это, кстати, было одной из причин, по которой девушек крайне редко и неохотно принимали в Колледж Некромагии. И не пытались удержать ученицу, если она решала подать прошение на отчисление. Из моих однокурсниц, насколько помню, только две или три закончили курс. Остальные отсеялись раньше.

А ведь это мысль! В кои-то веки раз я могу воспользоваться служебным положением и сделать что-то действительно для себя.

- Послушай, Родольф, а ты что собираешься делать в столице?

Вопрос, как и ожидалось, поставил юношу в тупик. Он вздохнул, потупился, пожимая плечами:

- Ну, Яго меня посылал вперед…

- Яго?

- Да. Он… хотел прибыть в столицу на чествование победителя. И я вызвался поехать вперед, дабы… увидеться…

- Со мной? Да, мы встретились. Но что дальше?

- Не знаю. Я думал…вернуться домой, в замок и…

- Задержаться здесь не хочешь?

- А можно? – у него аж глаза загорелись. Все оказывалось проще, чем я думал.

- Могу устроить. Собирайся. Идем!

- Куда? – он сорвался с места, торопливо поправляя камзол, нацепляя пояс с мечом и накинув на плечи плащ.

- Ты же умеешь читать мысли, - подмигнул я, наскоро плеснув себе в лицо водой и одернув рясу, в которой спал. – Угадай.

- Завтракать?

- Да. Сперва в трапезную, посмотрим, что сегодня приготовил брат-кулинар. А потом ты пойдешь со мной ко мне на работу…

Видимо, чтение мыслей все-таки не было сильной стороной моего сына, или же я думал как-то неправильно, но он внезапно изменился в лице:

- Н-на допрос?

А что? Похоже.

- Почти.

Показалось, что бык ломится к нему, и Збышек развернулся, выхватывая из-за спины копьецо и готовясь подороже продать жизнь, раз убежать не удалось. Но это был не бык. За его спиной, шагах в четырех, стоял человек.

Рослый, плечистый, до самых глаз заросший всклокоченной бородой и нечесаной гривой рыжевато-бурых волос, в меховой накидке, из-под которой виднелись только опорки из перетянутых ремешками шкур. В жилистой руке он держал посох из цельного ствола молодой осинки – Збышек определил по красноватому оттенку древесины. Навершием служил комель, состоящий из переплетенных корней. Темно-синие, почти черные глаза смотрели исподлобья.

Збышек попятился. Он ожидал всего, но не этого.

- Ты, - незнакомец медленно поднял руку. Узловатый палец нацелился на парня. – Пойдешь со мной.

- Нет! – он сделал шаг назад, поудобнее перехватывая копье.

- Да. Иначе она умрет.

- Зирка?

- Она умрет.

Взгляд сам собой метнулся вверх, туда, откуда он сиганул, спасаясь от быка. Тот остался наверху. И сейчас…

- Зир…

Збышек еле прикусил язык. Неизвестно, как поведет себя чудовище, услышав человеческую речь. Да и потом, так ли уж нужна была ему эта девчонка? Увязалась сама – сама пусть и отвечает за свои поступки.

И он промолчал.

- Умный, - кивнул незнакомец. – Пойдешь со мной.

- Нет.

- Да.

- Почему?

- У тебя нет выбора. Идем!

Незнакомец развернулся и, как ни в чем не бывало, затопал по дну оврага, опираясь на посох. Он даже не бросил взгляда через плечо, чтобы убедиться, следует ли за ним юноша.

Некоторое время Збышек колебался. Зирка там оставалась одна, без помощи и присмотра. Нравилась она ему или нет, оставлять девушку без помощи было нечестно. Надо хотя бы убедиться, что она жива-здорова. Но… но что-то тянуло вслед за широкой спиной лесного обитателя. Было в нем что-то такое…что-то, что заставило юношу сделать шаг, потом второй, третий…

«Зирка, я вернусь, - подумал он. – Только… чуть попозже.»

На склоне оврага, там, где смыкались его стены, на высоте примерно в три-четыре локтя виднелся вход в пещеру. Незнакомец без промедления шагнул туда, лишь чуть пригнувшись при входе. Збышек заколебался. Ему показалось… послышалось…

Крик. Женский.

- Зирка? – шевельнулось что-то в душе.

- Выбирай, - зло блеснули темные глаза, - она или…

- Или кто? – воинственно огрызнулся юноша. Он не привык, чтобы им командовали.

- Или что, - прозвучало уже из недр пещеры. – Она одна – или все то, что тебя ждет.

- Я не знаю, - поколебавшись, произнес юноша. – Мы с Зиркой…

- Неужели она твоя невеста?

- Нет, просто…

Сказать правду, девушка частенько его раздражала. Она увязалась за ним против воли. Беспрестанно ныла и просила о чем-то. Збышек был абсолютно уверен, что без нее он бы ушел намного дальше. Не раз и не два он мысленно молил, чтобы девчонка исчезла. И вот – пожалуйста! – она может исчезнуть из его жизни навсегда. Надо только сделать шаг…

- Надо только сделать шаг – и ты обретешь спасение.

- Спасение? Но…

Новый крик. Отчаянный, тонкий, оборвавшийся на середине, как будто с одного удара.

- Зирка...она…

- Идем. Ей ты уже ничем не поможешь.

Крепкие узловатые пальцы сомкнулись на запястье парня, и отшельник поволок его за собой в пещеру.

Последним усилием, уже увлекаемый внутрь, Збышек бросил прощальный взгляд через плечо – и вздрогнул. На склоне оврага буквально на том месте, откуда он свалился, возникло жуткое существо, по сравнению с которым лесной отшельник был просто сама красота. Угольно-черный бык с человеческими пропорциями тела привстал на задние ноги, озираясь по сторонам.

Рука отшельника дернулась, увлекая юношу в темноту подземного хода.

- За мной. Тихо.

- Кто это был?

- Посланник. Тихо.

Идти было трудно – источник света был за спиной, и с каждым шагом он постепенно уменьшался. Приходилось двигаться буквально на ощупь – одной рукой касаясь стены и шаркая ногами по полу, чтобы ни за что не зацепиться. Отшельник шел вперед так быстро и уверенно, словно умел видеть в темноте, как летучая мышь.

- Чей это посланник? – Збышек бросил взгляд через плечо.

- Твоих врагов. Молчи.

- Моих…

- Да. За тобой пришли.

- Кто?

- Молчи.

Ход сделал поворот, и теперь их окружала полная темнота. Збышек запаниковал, тем более, что рука отшельника на его запястье внезапно ослабла. А потом пальцы разжались совсем, и юноша почувствовал, что остался один.

- Эй? – он пошарил руками вокруг себя. – Э-эй. Где ты?

- Иди, - прозвучало неожиданное рядом.

- Но к-куда? – он завертелся на месте, пытаясь хотя бы определить, откуда идет голос.

- Вперед.

«Где этот перед?» - хотелось спросить парню, но он стиснул зубы и чуть-чуть вытянув вперед руки, сделал осторожный шаг. Потом второй, третий…

Странно, но он ни на что не наткнулся. Что это значит? Либо он все-таки выбрал верное направление дальше по коридору, либо они незаметно выбрались в просторную пещеру. И рано или поздно он наткнется на стену. Но куда идти от стены? Направо, налево или…

- Иди! – на сей раз голос прозвучал за плечом. Збышек аж подпрыгнул – старику определенно удалось его напугать. Счастье, что тут темно, как в могиле и никто не видит выражения его лица.

Он сделал еще несколько шагов, окончательно утвердившись в мысли, что попал в пещеру – его испуганный вскрик породил небольшое эхо. Еще несколько шагов – и…

Свет. Впереди забрезжил слабый свет! Збышек даже потянулся себя ущипнуть. Неужели, и правда, он выбрался на поверхность? Но он сделал еще несколько шагов прежде, чем понял, что что-то не так.

Свет был… странным. С той стороны тянуло холодом, и казалось, что в источнике света движутся какие-то тени. Взволнованный, Збышек замедлил ход, и тут же темнота за спиной дохнула в затылок:

{Вперед!}

Словно чья-то рука подтолкнула парня, онемевшие ноги задвигались сами, ускоряя ход. Збышек чувствовал, что его влечет вперед невидимая волна.

Свет буквально обрушился на него, заставив зажмурить глаза до зеленых пятен под веками. Пока промаргивался, его вынесло в пещеру, свет лился откуда-то сверху, но поднять глаза и посмотреть, что там, наверху, было слишком больно. Да и не до того было.

Пещера была огромна – не меньше ста шагов от того места, где он остановился, до противоположной стены. Похожая на чашу, она казалась каменной. Под ногами что-то сухо похрустывало, и опустив взгляд, Збышко увидел, что пол выстлан мелкими косточками зверей и птиц. Выросший в лесу, с малых лет ходивший на охоту, он мог легко опознать большинство из них. Но долго рассматривать их ему не дали.

{Сын мой!}

Голос был похож на тот, который только что приказал ему идти вперед, но звучал он из центра пещеры, оттуда, где, залитый льющимся с потолка светом, высился камень странно знакомой формы. Голос исходил от камня – или того, кто стоял за ним.

{Иди ко мне, сын мой. }

- Сын? – парень сделал несколько шагов. – Вы – мой отец?

Послышались гулкие звуки, которые можно было принять за довольный смех.

{Сын… сын моей души. Иди сюда!}

Збышек сделал еще несколько шагов. Глаза постепенно привыкали к яркому свету, и он уже видел, что камень на самом деле здорово напоминает голову огромного… змея?

Змея…

…ему было тогда всего одиннадцать лет, и родители – вернее, те, кто назвал себя так – все еще запрещали ему далеко отходить от селения. Особенно опасным было ходить на Змеиное болото, где частенько пропадали люди. Но когда и где мальчишки слушались приказов старших? Они и так уже излазили все окрестные леса вдоль и поперек и мечтали увидеть, что там, за горизонтом?

Збышко поспорил с Любеком и Маньком, двумя соседскими мальчишками, что на Змеином болоте ничего нет такого страшного. Что старики только пугают, что Кривой Чех уже два раза ходил на болото и вернулся цел и невредим, и даже оставил там метки, где пролегает безопасная тропа. Выбрав день, мальчишки втроем решили сходить на Змеиное болото и своими глазами увидеть, что там творится. С ними тогда увязался Янько, младший брат Манька. Этот пятилетний сопляк всюду ходил за старшим братом хвостиком. Его прогоняли, но мальчишка упрямо тянулся по пятам. А тут еще Манькова мать велела не спускать с брата глаз. Куда потащишься с таким привеском?

Но идти решили. Вышли пораньше, едва-едва забрезжил рассвет, отговорившись, что идут на Быстрицу рыбачить. Припасы – неизвестно, когда придется возвращаться – приготовили заранее, сложив под кустами. И сперва на самом деле пошли к Быстрице, но, не доходя совсем немного, свернули к Чагрому Бору, за которым и лежало Змеиное болото.

Добрались к полудню. Пришли бы и чуть раньше, но Янько, который увязался по пятам, стал уставать, канючить и капризничать, просясь домой. Манек мужественно возился с братом, даже какое-то время тащил его на закорках, но злился все больше. Остальные помалкивали. Было ясно, что с Яньком они далеко не уйдут.

Первую вышку, оставленную Хромым Чехом, нашли быстро, по приметам. Оттуда надо было идти строго на полуночь до второй вешки, а там свернуть на тропу и идти до третьей вешки, откуда надо идти дальше.

Болото напоминало редкий лес, в котором почти не было кустарников – лишь несколько чахлых прутиков бересклета торчало между тонкими соснами. Под ногами чавкало. Зудели комары. Толстый слой мха и болотной травы упруго пружинил под кожаными кичигами. Мальчишки выломали несколько палок и шагали, тыча ими во все стороны. Збышко шел первым, за ним – Любек, а Манек с Яньком замыкали шествие.

- Змея! – вскрикнул вдруг Любек.

- Где? – обернулся Збышек.

- В-вон, - приятель показывал на что-то у самых его ног. – Полоз!

Мальчишка опустил глаза, но ничего не увидел. Корень, правда, кривой и потемневший от времени, торчал надо мхом.

- Нет тут ничего, - он палкой толкнул корень.

- Но я видел! Она высунулась из травы и потом ушла вниз…

- Я дальше не пойду, - заявил Манек.

- Боишься? Трусишь?

- Не трушу, просто… где теперь та змея? Вдруг кинется?

Мальчишки огляделись. Никого и ничего.

- Нет тут змей, - отрезал Збышек и тронулся с места.

Стоило ему пройти несколько шагов, как испуганно и тревожно закричали какие-то птицы.

- Слышишь, Збых? – окликнули его. – Кто там?

- Я почем знаю? Это сойки. На змею они так орать не станут!

- Может, вернемся? – снова заканючил Манек. Янько давно уже тихо ныл, и старший брат просто озвучил нытье младшего.

- Трусишь – возвращайся, - отрезал Збышек, не сбавляя хода.

Вторую змею он увидел сам. Черное длинное гибкое тело внезапно вывернулось откуда-то из-под корней старого пня и заскользило поперек тропы. Спутники Збышка закричали и шарахнулись назад, но мальчишка лишь дождался, пока змея окажется поблизости и ловко поддел ее концом палки, отбрасывая в сторону. Пролетев несколько локтей, она шлепнулась в какой-то бочажок воды и, с трудом выбравшись на сухое, устремилась прочь.

- Вот так. Идем!

Приятели притихли, послушно двинувшись следом.

- Янько устал, - некоторое время спустя подал голос Манек. Последние несколько десятков шагов он опять тащил брата на закорках.

- Устал – пусть останавливается, - бросил Збышко.

- Я тоже устал, - неожиданно поддержал приятеля Любек.

- Так остановись!

- Ну, что ты, Збых! Полдень миновал. Давай хоть немного передохнем! Нам же еще назад идти!

- Дойдем до следующей вешки – там отдохнем, - отрезал тот.

- Нам же еще… уф… назад идти, - выдохнул Манек. – К ночи только доберемся.

- От родичей влетит… - предрек Любек.

- Ладно, - сдался Збышек. – Дойдем до вешки, отдохнем – и назад!

Он и сам начал думать, что в Змеином болоте нет ничего пугающего. Да, что-то хлюпает и чавкает. Да, пару раз попадались змеи. Да, виднеются бочажины воды – и кто знает, как там глубоко? Да, еще слышится что-то – не то гул, не то ворчание. А больше – ничего. Если не сходить с тропы и не терять из вида вешек, по болоту можно ходить. И вообще, болота тут повсюду. Кроме Змеиного, есть еще Красное, Черное, Нижнее… На Красное даже девчонки ходят – и ничего! Змеиное просто дальше всех и…

- Збых, а скоро та вешка?

- Скоро. Там береза кривая должна быть.

- Точно?

- Точно. Мне Кривой Чех говорил.

- Да нету тут берез! Ни одной!

- Значит, чуть дальше. Не дошли мы до нее просто…

Но приятели шли и шли, в березы все не попадались. Ни кривые, ни прямые. Более того, болото на глазах становилось все глуше. Деревья стали попадаться реже. Полумертвые сосны и притулившиеся под ними чахлые осинки далеко отстояли друг от друга. Ковер мха и болотной травы стал мягче, ноги проваливались уже по колено. В кичиги просочилась вода. Мальчишки промочили ноги. Споткнувшись о незамеченный под мхом корень, Любек упал, извазюкавшись в грязи.

- Мамка меня за штаны убьет, - огорчился он, рассматривая грязные пятна. – Да еще и порвал… - заметил он отстающий лоскуток ткани. – Уй…

Под грязью обнаружилась царапина – мальчишка обо что-то рассадил себе колено. Захныкал Янько.

- Надо возвращаться, - решил Манек.

- Дойдем до вешки и…

- Да нет твоей вешки! – воскликнул мальчишка. – Заплутали мы, не понятно разве?

Янько заревел громче.

- Уйми его, - стиснул зубы Збышек.

- Сам уймись. Назад нам надо!

- Вам надо – вы и идите! – отрезал он. – А я дальше пойду.

- Сгинешь, дурак!

- Сами вы дураки!

Неожиданно откуда-то издалека донесся звук… Все встрепенулись. Даже Янько замолчал, испуганно прижавшись к брату. Звук этот не походил ни на что известное – не то рев, не то стон, не то…

- Змей! – хором выдохнули приятели. – Пошли назад!

Збышко качнул головой. Померещилось ему или нет, но он услышал в этом звуке какие-то слова. И эти слов манили, притягивали к себе.

- Нет, - услышал мальчик свой голос, - я иду туда.

- Ты рехнулся? – чуть ли не хором завопили приятели. – Куда? Назад нам надо!

- Вам надо, вы и идите! – отрезал тот, поворачиваясь к друзьям спиной. Сделал первый шаг.

- А, чтоб тебя…

Земля под ногами качнулась, по травяному ковру словно прошла волна, и мальчик упал на четвереньки. Показалось, что глубоко под настилом что-то шевельнулось, словно огромное тело проплыло прямо под ними, тревожа травяной ковер. Прямо перед носом Збышка ковер лопнул, раздаваясь в стороны, плеснула темная едко пахнущая вода.

Отчаянный крик раздался за спиной. Вывернув шею, Збышко увидел, что Манек пятился от чего-то видного только ему, визжа и размахивая руками. Нога его запнулась о траву, мальчишка со всего размаху шлепнулся задницей в траву, проваливаясь чуть ли не наполовину. Руки его почти по локоть с размаху ушли под ковер, и он завопил так отчаянно и жутко, что Збышек невольно зажмурился, словно это могло спасти от…

К крику примешался странный булькающий звук. Распахнув глаза – неведомая опасность страшнее той, о которой знаешь, - Збышко увидел, что мальчишки бегут со всех ног. Впереди, размахивая руками, мчался Манек, перепачканный в грязи так, что рубаха, безрукавка и порты его совершенно потеряли первоначальный цвет. За ним спешил Любек, таща за собой позабытого им Янько. Малыш еле перебирал ногами, и мальчишка, решившись, рывком подтянул его к себе, вскидывая на руки.

Но это резкое движение дорого ему обошлось. Потеряв равновесие, он сделал шаг в сторону, и провалился по колено в траву. Янько упал на него сверху, и от этого он провалился еще глубже, чуть ли не по бедра.

- Ма-а-аа… Мане-е-ек! – заорал Любек, забившись в трясине. – Манек, помоги! Да пусти ты…- попытался он отцепить от себя Янька, который с ревом цеплялся за него, больше мешая, чем помогая.

Пробежав по инерции несколько шагов, Манек остановился, бросив взгляд через плечо и, оценив опасность, грозящую приятелю, поспешил назад.

- Не шевелись, Люб! – крикнул он. – Держись! Я сейчас! Збых!

Збышко, стоя на колеях, замер, не в силах пошевелиться. Что-то удерживало его а месте сильнее цепей и заклятий. Он мог только смотреть, как ковыляет, проваливаясь чуть ли не по колено на помощь приятелю Манек. Как торопясь, обдирая ладони о кору, выламывает из почвы сухую сосенку и сует ее конец другу. Как тот, уже ушедший по пояс, одной рукой отпихивая Янька, пытается ее поймать, и как промахивается, постепенно погружаясь все глубже и глубже.

- Збых! – глаза Манека нашли Збышко. – Збых, по…

Крик замер у него на губах, и Збышек раньше, чем приятель увидел, почувствовал дрожь болота. За его спиной что-то задвигалось. Что-то сопящее, мощное, пахнущее мускусом и гнилью. Что-то, что заставило Манека бросить сухую лесину и, шарахнуться прочь, не обращая внимания на отчаянный вопль Любека, которому вода уже почти доставала до груди. Янек цеплялся за него мертвой хваткой, мешая мальчишке спастись и погибая сам.

Медленно, словно шея вдруг перестала повиноваться, мальчик повернул голову – и оцепенел, уставившись в глаза огромной змеи, которая нависала над ним, прорвав чешуйчатым телом травяной настил. Рыжевато-бурая с разводами чешуя ее была облеплена болотной травой и тиной. На плоской голове холодным огнем сияли выпуклые глаза. Выскользнул и шевельнулся раздвоенный язык, и послышалось тихое шипение:

«Приш-шел…»

Збышек помотал головой – померещилось ему или нет?

«С-сам приш-шел…»

Голос исходил от змеи.

- Я… я…

«Хорош-шо… Я ж-ждал…

- Кто ты? – выдохнул мальчик. – Ты – б-бог?

«З-смей… Ящ-щер З-смей! С-сын…»

- Я, - замирая от собственной смелости, прошептал мальчик, - твой сын?

«С-сын с-смерти… - плоская голова качнулась туда-сюда. - Сын С-смерти – с-сам с-смерть!»

- Я не понимаю…

«Вырас-стешь – поймеш-шь…До вс-стречи!»

Судорога прошла по толстому, в два обхвата, телу змеи. Она слегка изогнулась, дергая головой, и вдруг мягко и плавно ушла под воду, словно ее дернули снизу. Только мотнулась голова, заколыхался травяной настил – и все стихло.

Прошло некоторое время прежде, чем Збышко нашел в себе силы выпрямиться, опираясь на дрожащие руки. Оглянулся по сторонам, поражаясь, какая вокруг стоит тишина. Поискал глазами друзей, но нашел только палку и чью-то котомку возле громадной, локтя в четыре, полыньи, на поверхности которой плавали обрывки водяной травы.

- Манек! Любек? Янько? – пробовал позвать он, но собственный голос показался настолько чужим и чуждым этому месту, что, не дождавшись ответа, мальчик понуро побрел прочь.

Он выбрался из Змеиного болота только на закате. Переночевал где-то под кустом, свалившись от усталости, а к полудню следующего дня добрался до своих.

Манек вернулся вечером следующего дня, голодный, грязный, напуганный, только мычавший и стонущий. Говорить он так и не начал, заслужив прозванье Немтырь.

Любека и Янько так и не нашли.

…и вот теперь…

Теперь Збышек смотрел в глаза другого змея.

Тот был из плоти – этот из камня.

Тот был рыжевато-бурый с узорами – этот малахитово-зеленый с черными разводами.

Тот был живой – этот был мертвый.

Но голос… Голос был тот же.

«С-сын С-смерти. Ты приш-шел… С-сам приш-шел!»

- Да. Я… Чего от меня тебе нужно?

«С-смерть…»

- Ты… хочешь, чтобы я тебя убил? – юноша окинул цепким взглядом каменное изваяние. Пожалуй, его можно разбить. Так, кажется, «убивают» статуи? Но чем бить?

«Ты долж-жен с-стать таким…»

- Каким – «таким»? Смертью?

«С-стать с-собой!»

Где-то, не замечая преград, не останавливаясь, мчалась Дикая Охота. И там, где она пролетала, мертвецы вставали из могил.

Канцлер Протова, несмотря на свои лета, сохранял юношескую походку и живость характера. Это, вкупе с природным любопытством и умением не просто все подмечать, а задумываться над каждой мелочью, в свое время вознесло его на вершину власти. Он поступил в секретариат короля Болекрута еще при канцлере Лихошве и первое время мечтал, чтобы всесильный канцлер, по сути, второй человек в государстве после наследника престола, обратил на него внимание. Но вскоре кое-какие мелочи в поведении главы министров заставили его насторожиться. Вильям Протова отошел от своего начальника и вовремя – едва старый король Болекрут слег и власть практически перешла к его сыну, тот первым делом сместил канцлера Лихошву и поставил на его место своего человека. Все, кто держал сторону прежнего главы министров, либо разделили его участь, оказавшись в темнице, либо были вынужден удалиться от дел. Виллем Протова не пострадал, но это заставило его задуматься о том, как надо действовать, чтобы в следующий раз оказаться на вершине власти.

Для начала он втерся в доверие к новому канцлеру, господарю Миниху и в рекордно короткий срок стал его помощником. Новый король, Болекрут Пятый, нуждался в новых людях, и Виллем Протова был одним из таких «новичков». Но мало, кто знал, и король первый, что на самом деле новый канцлер был в первую очередь человеком королевы.

С тех пор миновало два десятка лет, которые не так давно увенчались успехом. Господарь Миних тяжело заболел и подал в отставку, и Виллем Протова получил свой шанс.

Из рук новой королевы.

Дело в том, что ее величество королева Либуша за десять лет брака подарила мужу только двух дочерей. Второй раз рождение ребенка далось ей так тяжело, что она была буквально на волосок от смерти. Уже приглашали «смертника» для последнего напутствия. Уже готовили домовину и писали ее родным в Брезень – по обычаям ее семьи, королева должна была упокоиться на фамильном кладбище, поскольку по рождению она принадлежала к роду герцогов Беркана Брезеньских. Но случилось чудо – ее величество победила смерть, хотя здоровье ее оказалось подорвано родами до такой степени, что она сама, оправившись, стала просить у мужа дать ей развод. Мол, пусть лучше женится на другой, помоложе и поздоровее. Новая жена родит принцу Болекруту сына-наследника, а она будет спокойно доживать свои дни в одном из замков, занимаясь воспитанием дочерей.

Но тут коса нашла на камень. То ли принц Болекрут слишком любил свою жену, то ли боялся связываться с семейством Беркана, но он оставил все, как есть. И лишь вскоре после коронации его новым королем, Болекрутом Пятым, он вернулся к разговорам о наследнике.

Королева Либуша боялась рожать. И не только потому, что едва не умерла в предыдущий раз. Просто она была больше, чем уверена, что умрет при родах, ибо, как сказано, принадлежала к проклятой семье герцогов Беркана.

Особенность проклятья состояла в том, что редко, кто из этой семьи доживал до тридцати трех лет. Большинство мужчин умирали между двадцатью двумя и тридцатью годами, едва успев обзавестись одним-двумя детьми. Женщинам же была уготована участь умереть, рожая второго или третьего своего ребенка. Более того, дети этих женщин тоже несли на себе проклятье. Королева боялась за судьбу страны – ведь ее сын должен будет умереть вскоре после того, как ему исполнится тридцать лет. И его собственный сын, внук проклятой королевы – тоже. И так до бесконечности. Лишь дочь ее дочери могла родить полностью свободного от проклятья ребенка, но королям нужны сыновья.

В конце концов, королева согласилась, но с условием, что в случае чего трон перейдет к ее старшей внучке – и в положенный срок родила третью дочь. Родила – и скончалась буквально через несколько минут после того, как услышала из уст повитухи, что ребенок родился мертвым. Последним словом королевы было «проклятье».

Король Болекрут недолго оплакивал потерю жены – он знал, что главой семьи Беркана является тот, кто к проклятым герцогам не имеет никакого отношения. Единственный из герцогов, кто, женатый и имеющий сына, перешагнул рубеж в тридцать три года.

Его младший брат.

Его сиятельство герцог Робер Беркана на самом деле был внебрачным сыном старого короля. И Болекрут Четвертый прекрасно знал о существовании этого сына. Более того, он приглашал бастарда на свой семидесятый день рождения, собираясь познакомить братьев друг с другом.

Братья встретились, познакомились и… возненавидели друг друга.

Сильнее была ненависть наследного принца. Ибо Робер Беркана был не просто моложе и хорош собой настолько, что сразу несколько фавориток принца стали посматривать в его сторону с интересом. Он был свободен от проклятья. Он не боялся стать отцом сына. Он представлял угрозу трону еще и в том, что многие из придворных могли предпочесть его.

Канцлер Лихошва посоветовал убийство, замаскированное под несчастный случай на охоте на диких лошадей. Чего проще? Охотники, преследуя дичь, рассыплются по лесу. Кто-то увидит мчащегося через лес отбившегося от табуна тарпана, выстрелит из арбалета и промахнется. Ну, рука дрогнула, с кем не бывает. А что в густом лесу перепутает дикого тарпана с конем, которым управляет всадник… ну… так на то и расчет? Стрелка можно и казнить за убийство по неосторожности, чтоб замолчал навеки. В конце концов, сэр Робер из рода Беркана, а эти герцоги то и дело умирают молодыми. Смертью больше – смертью меньше…

Все было готово, но накануне охоты молодой герцог исчез. И не просто исчез. Судя по всему, он отправился к себе в Брезень, да, переезжая через реку, провалился под лед. Весенняя погода коварна. Оттепель, полынья, спешка… на берегу реки Березины люди нашли покрытого заледеневшей шерстью коня под герцогским седлом, а на острых краях полыньи нашли следы крови. Видимо, пытаясь спастись, несчастный герцог изрезал себе льдом ладони. Тело его, кстати, довольно быстро отыскал спешно вызванный канцлером Лихошвой некромант.

Известие о смерти внебрачного сына подкосило старого короля. Болекрут Четвертый перенес удар и слег уже окончательно. Он и прежде то и дело ненадолго удалялся от дел, оставляя страну на сына и кабинет министров, а в этот раз всем стало понятно, что королю уже не подняться. Принц Болекрут оказался сразу на два шага ближе к трону.

Можно было вздохнуть полной грудью и устроить благодарственный молебен Прове-справедливому и Свентовиду за избавление от соперника, но уж слишком вовремя погиб соперник. Принц задумался, нет ли тут подвоха. Тем более что вскоре после этого в столицу приехала сестра Робера, ее сиятельство Руна Беркана. И о чем-то долго беседовала с графом Лихошвой. Ушлый канцлер посоветовал ей обратиться к тому самому некроманту, и леди Руна уехала восвояси.

Тут будущий канцлер Виллем Протова и заподозрил неладное первый раз, ибо тело герцога Робера, извлеченное из воды, никому не показали. Его вообще почти никто не видел, кроме того самого некроманта и двух-трех его слуг. Виллем Протова ждал. И дождался.

Ибо полгода спустя сэр Робер Беркана объявился в столице живой и здоровый. И сразу потребовал аудиенции у сводного брата.

Принц опасался, что чудом воскресший братец станет обвинять его в попытке покушения, но ошибся. Бастард привез два прошения о помиловании – одно касалось его младшей сестры Линды Беркана, которую Инквизиция признала ведьмой и требовала для нее казни, а другое касалось некоего провинциального некроманта, который тоже попал в поле зрения инквизиторов и был по совокупности преступлений приговорен к пожизненному заключению. Свободы для одного и милосердия для другой – вот что прибыл требовать внебрачный сын от своего законнорожденного брата, ничего не прося себе.

В этом для Виллема Протовы был шанс. Не так давно принц Болекрут, получив формально всю полноту власти и даже королевскую печать, сметил графа Лихошву, приговорив его к казни за измену. Кабинет министров лихорадило, ждали новых отставок и обвинений. И хороший совет пришелся как нельзя кстати. Его величество принял сводного брата и выслушал его просьбы. Он согласился их удовлетворить при одном условии – если Робер Беркана тут же, не сходя с места, напишет отречение от всяких прав на престол за себя и своих детей. Времени на обдумывание давалось всего несколько минут.

Робер Беркана колебался недолго. Уже через час он скакал обратно, обменяв титул на жизнь.

И казалось, что теперь-то все успокоилось. Но так только казалось.

Умер старый король Болекрут Четвертый, и на престол взошел Болекрут Пятый. Год спустя он уговорил королеву Либушу родить третьего ребенка – и через седмицу торжественно похоронил свою королеву и ее новорожденную дочь. А еще полгода спустя сочетался браком с юной Ханной Данской, пятнадцатилетней дочерью короля Кнута.

Год спустя у королевской четы родился мальчик, принц Богумир. Две дочери королевы Либуши отправились в монастырь к Живиным Сестрам. Выйти оттуда принцессы должны были лишь после смерти своего отца.

С того дня прошло почти шестнадцать лет. Шестнадцать мирных – относительно – лет.

Шагая по коридору, канцлер Протова напряженно размышлял. Да, прошло много лет. Да, многое забылось. Но не до конца. И так уж вышло, что именно ему выпала участь принести королю дурные вести.