Меморанда

25

Песочные часы оказались хранилищем беспорядочных обрывков воспоминаний, которые мне удалось связать вместе. В результате получилось что-то вроде любовного романа, героями которого были Создатель и моя Анотина. Сцены его вереницами перетекали одна в другую – разрозненные, но бесконечно убедительные в своей реальности. По мере того как они разворачивались, я оставался лишь невидимым свидетелем. И хотя мое присутствие никоим образом не могло повлиять на исход событий, разве что пламя свечи дрогнуло бы от моего дыхания, я совершенно четко понимал, что происходит. Эта дарованная галлюцинацией способность позволяла мне автоматически переставлять события в нужном порядке. Ровно по истечении часа красота выпустила меня из своих объятий, и я обнаружил, что сижу на полу в темном куполе, а над головой – луна и звезды. Тогда я разбудил Анотину и рассказал ей все, что видел.

Летом своего тринадцатилетия, после смерти младшей сестры, Белоу ушел из дома, чтобы больше не возвращаться. Будучи чрезвычайно чувствительным ребенком, он был так подавлен и напуган гибелью малышки, что бежал от самой мысли об этой трагедии. Он шел куда глаза глядят, пока не кончились накопленные деньги. Так он оказался на берегу моря, в городке под названием Меритэ. Приближалась зима, и положение юного Белоу было весьма отчаянным. Оставшись без куска хлеба, он был вынужден наняться в услужение к богачу по имени Скарфинати.

Белоу никогда о нем прежде не слышал, но Скарфинати славился по городам и весям своим неисчерпаемым воображением и умением претворять фантазии в жизнь. Его специальностью была так называемая «техномантия» – область знаний на грани науки и магии. Получая достойное вознаграждение за свои труды на благо различных покровителей – политиков, военных, адептов искусства и религии, – Скарфинати сумел нажить приличное состояние. С такими деньгами он мог позволить себе выстроить роскошный дом на оконечности узкого мыса, выдающегося в море на целую милю от материка. В это поместье, названное Репаратой в честь родной сестры Скарфинати, он и привез юного Драктона.

В комнате было множество комнат, а Скарфинати ненавидел пыль. Белоу работал от зари до зари, беспрерывно протирая книги, мебель, стекло, хитроумные приспособления и примитивные скульптуры. Когда он заканчивал уборку во всех комнатах, приходилось начинать сызнова. Скарфинати, несмотря на преклонный возраст, обладал крепким сложением и суровым нравом. По истечении месяца с начала службы Белоу было не узнать. Теперь у него был сытный обед, приличное жалованье и мягкая постель. Раз в неделю, в выходной день, ему дозволялось брать любые книги в библиотеке при условии возврата на прежнее место. Когда лег снег, Белоу решил остаться здесь до весны.

В первую же неделю своего пребывания в Репарате он увидел девочку, свою ровесницу, колдующую над кухонной плитой. Он пытался заговорить с ней, но та его словно не замечала. Когда стало ясно, что юная особа не расположена к разговорам, Белоу просто сел рядом и стал смотреть, как она работает. Так он просидел бы весь день, если бы проходивший мимо Скарфинати не посоветовал ему вернуться к своим обязанностям. Дни шли за днями. Белоу узнал, что девочку зовут Анотина. Узнал он и то, что она – не просто кухарка, а еще и ученица Скарфинати. Белоу нередко случайно заходил с тряпкой в комнату, где находились старик и девочка, и всякий раз подслушивал их разговоры. Говорил большей частью Скарфинати, а Анотина слушала. Тот обучал ее каким-то приемам, смысла которых Белоу не понимал. Частенько он находил учителя и ученицу в подвальной лаборатории, где они вместе орудовали золотыми щипцами над стеклянными колбами.

На протяжении долгой зимы загадочный хозяин и его огромный дом заслоняли собой воспоминания о сестре и ее трагической кончине. А когда пришла весна, юный Белоу решил продолжить свой путь на скопленные за зиму деньги. На этот раз он бежал не от смерти, а от любви. К тому времени Белоу был уже по уши влюблен в Анотину, а она так и не подарила ему ни одного ласкового слова, ни одного благосклонного взгляда. Целыми днями он только тем и занимался, что выдумывал предлоги, для того чтобы хоть мельком увидеть ее глаза. В общем, вся эта ситуация стала для него сплошным мучением.

Однажды, когда снег почти сошел, Скарфинати вошел в библиотеку, где Белоу, как всегда, вытирал пыль. Прочистив горло, юноша сообщил хозяину, что вскоре собирается отчалить. Скарфинати ответил, что, мол, очень жаль, поскольку он давно уже собирался сделать его своим учеником. Белоу скорее всего отклонил бы сие лестное предложение, если бы не Анотина: ему показалось, что так он сможет стать к ней ближе. И он согласился начать изучение того, о чем не имел ни малейшего понятия.

Неделю спустя метелки и тряпки были позабыты, и Белоу вместе с Анотиной и Скарфинати спустился в лабораторию, чтобы получить свой первый урок – по изготовлению нетающего льда. Поначалу его невежество и неспособность разбираться в понятиях, которые двое других бойко обсуждали, были настолько очевидны, что Белоу становился ужасно неуклюж. Он разбивал пробирки, обжигался огнем горелки и проливал едкую кислоту Скарфинати на туфли. Старик относился к его ошибкам с редкостным терпением, но вот девочку они ужасно раздражали: она то и дело возводила глаза к небу и обзывала Белоу идиотом.

Дождливым вечером поздней весны, когда все трое мирно попивали чай в библиотеке на третьем этаже, Скарфинати, пробормотав что-то и рассыпав на ковер щепотку голубого порошка, вызвал для Белоу дух его сестры. Появившись из ниоткуда, малышка направилась к брату. Первой его реакцией было броситься вон из комнаты, но учитель приказал ему вернуться и сесть на свое место. Исполнив его волю, Белоу почувствовал, что не может пошевелиться.

– Хочешь ли ты что-то сказать брату? – спросила Анотина у призрака.

Девочка кивнула:

– Драктон, твой разум – словно сжатый кулак с мыслью о моей смерти. Если ты меня любишь – отпусти ее, чтобы я могла отправиться в другой мир. Освободи меня и открой в себе новое.

После этого девочка испарилась, а Белоу разразился слезами.

С этого дня его способность к обучению заметно возросла. Уроки, неделю назад казавшиеся пыткой, теперь увлекали. Математика и свойства химических веществ – все вставало на свои места в его гибком и пытливом уме. Белоу заметил, что каждый раз, когда ему удавалось выполнить опыт, не разлив содержимого пробирки, или решить сложную задачу, не прибегая к помощи карандаша и бумаги, Анотина проявляла к нему все больший интерес. Этот дополнительный стимул только усилил развитие его новоявленной одаренности.

Шли годы. Белоу понемногу овладел всеми секретами, которые делали Скарфинати богатым и влиятельным. Старик стал ему как отец, но вот в девушке Драктон видел вовсе не сестру. Началось все с того, что однажды Анотина принялась объяснять ему некоторые термины из той области знаний, где сливались воедино наука и волшебство. Из этого невинного, казалось бы, разговора выросла большая дружба, которая после нескольких месяцев задушевных бесед окончилась поцелуем, а вскорости – и тайными свиданиями глубокой ночью, когда старый учитель уже спал.

Так продолжалось несколько лет – до тех пор пока влюбленным не исполнилось по двадцать. В один прекрасный день Скарфинати объявил, что пора совместных занятий закончилась. Белоу должен был продолжать курс алхимии, философии и математики, в то время как Анотина начинала изучать Книгу памяти. Белоу почувствовал укол ревности: Книга памяти была последней ступенью обучения, самой важной составляющей мастерства.

И Драктон, и Анотина слушали лекции о том, что такое мнемоническая система и как с ней обращаться. Оба построили в своем воображении грубое подобие дворца памяти, пользуясь им для хранения информации. Скарфинати, однако же, не раз повторял, что это – только первый шаг. Что овладеть мнемоникой в полной степени – значит превратить память в инструмент для творчества.

– Чтобы этого добиться, – говорил он, – нужно вдохнуть в нее жизнь. Элементы памяти должны сообщаться и взаимодействовать между собой, даже когда ваш ум занят чем-то другим. Так новые идеи будут рождаться бесконечно, вам же останется лишь пожинать плоды.

Книга памяти была не чем иным, как перечнем символов и их значений. Скарфинати рассказывал ученикам, что эти символы по какой-то причине невозможно поместить во дворец памяти. Сколько он ни пытался спрятать их в мнемонической структуре, они неизменно исчезали, а значит, физическое существование книги оставалось необходимым. Открыл он также и то, что для «одушевления» мнемонической системы необходимо научиться мысленно оперировать книжными символами. Верное сопоставление знаков должно создать среду, благоприятную для зарождения мнемонической жизни, и там, где она появится, обязательно разовьется воображение. Несомненно было и то, что попытка неумелого использования символов может привести к серьезному повреждению памяти и даже рассудка.

Зная все это, Белоу чувствовал себя несколько обделенным из-за того, что ему не доверили изучение Книги. Как только Скарфинати и Анотина приступили к своим уединенным занятиям, юноша стал расспрашивать девушку о том, что ей удалось узнать. Они по-прежнему встречались по ночам, но ни в агонии страсти, ни в наступавшем потом забытьи о Книге Анотина не проронила ни словечка. А однажды решительно объявила, что, если Драктон будет продолжать свои расспросы, им придется прекратить свидания. С этой минуты тайное знание, которого он был лишен, стало для Белоу чем-то вроде любовника, с которым тайно встречалась Анотина.

От Скарфинати не укрылась внезапная угрюмость ученика. Он стал расспрашивать его, в чем тут причина. Белоу вместо ответа спросил, почему ему не позволили изучать Книгу. Старый мастер ответил юноше, что тот к этому еще не готов.

– Овладевая знаниями, ты делаешь большие успехи, – но это только начало. То, чему я тебя учу, – огромное богатство, и я не желаю, чтобы ты промотал его из-за нетерпеливости и незрелости.

– Но я готов! – воскликнул Белоу.

– Уже эти твои слова говорят об обратном, – возразил Скарфинати.

Белоу пытался забыть о злосчастной Книге и полностью посвятить себя занятиям. Он не задавал больше вопросов ни Анотине, ни учителю. Вместо этого с фальшивой улыбкой и преувеличенным рвением юноша занимался учебой. Однако мысли о Книге не шли у него из головы, постепенно сводя Белоу с ума. Он вбил себе в голову, что, закончив специальный курс, Анотина будет превосходить его настолько, что не захочет больше общаться с ним. Потом юноша вдруг решил, что Скарфинати с самого начала предназначал Анотину в жены не ему, а самому себе… Все эти раздумья имели один результат – непреодолимое желание увидеть Книгу.

Однажды ночью, когда весь дом спал, Белоу пробрался в кабинет Скарфинати. Книга лежала на письменном столе – там, где ее оставили после дневных занятий. Обложкой ей служили жесткие кожаные пластины, скрепленные тремя полосками кожи. Открыв Книгу, Белоу увидел, что страницы в ней не сшиты вместе, а просто вложены между половинками обложки. Ни в углу, ни внизу страниц не было номеров, и юноша недоумевал, каким образом Скарфинати удается помнить, на чем он остановился в прошлый раз. Текст Книги был написан от руки, черными чернилами. Ряды знаков – звездочки, круги, квадраты, цветы, следы звериных лап, капли, стилизованные небесные светила и прочие – соединялись знаком равенства с другими значками и цифрами. Белоу внимательно просмотрел каждую страницу, сопоставляя увиденное со всеми своими обширными знаниями, но к концу Книги вынужден был признать, что она не сказала ему ровным счетом ничего.

Однако юноша не мог смириться с поражением и решил стащить одну страничку. Обыскав кабинет, он нашел бумагу и чернила, после чего аккуратно исписал листок знаками – похожими на другие символы Книги памяти, но только собственного сочинения. Подделать почерк учителя ему удалось блестяще – рукой Белоу водила мысль о том, что и он отныне причастен к тайне. Выполнив подделку, он вложил ее в книгу, а страницу оригинала свернул вчетверо и спрятал в карман. После того как Книга и письменные принадлежности были возвращены на место, юноша тихонько вернулся в свою комнату. Маска вежливой любезности, которой он встретил Анотину ночью после воровства, стала, пожалуй, первым проявлением характера его будущей гениальности.

Оставаясь наедине с самим собой, Белоу подолгу разглядывал страницу из Книги памяти. Шли дни, он пытался поселить какой-нибудь из знаков в свой мнемонический дворец – в надежде, что тот наполнит его творческой силой. Ему уже казалось, что он вот-вот проникнет в смысл загадочной системы, когда однажды, обратившись к памяти за какой-то математической формулой, юноша обнаружил, что его собственный мнемонический мир медленно разрушается. Равномерный процесс забывания страшно напугал его и чуть не привел к обмороку.

Еще больше Белоу встревожился, когда понял, что сам он не в состоянии остановить исчезновение всех тех знаний, которые долгие годы собирал по крупицам. Оставался последний выход – признаться в содеянном учителю в надежде, что тот знает способ вернуть утраченные знания. Все это время Анотина чувствовала, что с ее возлюбленным творится неладное. Во время одного из ночных свиданий она спросила, не пора ли им пожениться, а потом пообещала Белоу, что, если тот потерпит еще несколько дней, она попросит Скарфинати отпустить их вдвоем на каникулы.

Едкая зависть улетучивалась из Белоу вместе с памятью. Ей на смену пришло чувство вины. Искренняя тревога Анотины, ее желание быть с ним вместе – все это явственно доказывало беспочвенность его подозрений. И вот однажды, после особенно мучительной ночи, юноша решил во всем признаться. Он робко надеялся, что если его не простит Скарфинати, то Анотина все же найдет на это силы.

На следующий день, не успев еще показаться на глаза учителю, Белоу услышал, как Скарфинати зовет его из своего кабинета на втором этаже. Поднимаясь по лестнице, юноша с замиранием сердца гадал, не раскрыто ли его преступление. Когда он оказался у дверей кабинета и робко постучал, Скарфинати откликнулся из-за двери:

– Входи.

Белоу несмело отворил дверь. За столом, перед раскрытой книгой, сидела Анотина. Девушка смотрела прямо перед собой, глаза ее были пусты, челюсть безвольно отвисла. Книга была открыта на подделанной Белоу странице. Скарфинати нигде не было видно. Он исчез из Репараты навсегда.

Белоу пришел к ужасному выводу, что Анотина изучила поддельные знаки, которыми он населил фальшивую страницу, и ввела их в обращение в своей памяти. Из-за этого дурного влияния и остановились ее мысли. Она не могла больше ни думать, ни вспоминать – только сидела неподвижно, вглядываясь в тот миг, когда остановилось ее сознание. Последствия своего безумного эгоизма предстали перед Белоу со всей очевидностью, погрузив его в глубокую депрессию.

С помощью формулы, которой научил его старый учитель, он заковал Анотину в искусственный лед, невосприимчивый к воздействию тепла. Так Белоу надеялся сохранить ее до тех времен, когда найдет способ освободить разум девушки. Собрав последние остатки ускользающих знаний, он занялся изучением Книги памяти. Овладев ею, ему в последнюю секунду удалось остановить мнемоническое разрушение и повернуть его вспять. Но даже когда мыслям Белоу вернулась былая эффективность, а его мнемонический мир заработал как творческая лаборатория, он так и не смог отыскать лекарство для Анотины, застывшей в прозрачном саркофаге.

Ее безмолвное присутствие так мучило Белоу, что он изобрел наркотик, который заставлял его забыть о муках совести. Чистая красота, как он ее называл, стала его прибежищем. Когда и она перестала утолять мучения Белоу, он понял, что должен уйти. Юноша продал поместье, а на вырученные деньги нанял в Меритэ корабль. Анотину погрузили на борт судна, и Белоу отдал капитану приказ бессрочно оставаться в рейсе. Раз в году кораблю разрешалось входить в гавань, чтобы пополнить запасы продовольствия и сменить экипаж. Распоряжение было странное, но щедрость Белоу оберегала его от лишних вопросов. Невозможность узнать, где именно в данный момент находится Анотина, стала для него огромным облегчением.

Следующие несколько лет Белоу провел в поисках Скарфинати, но так и не нашел учителя. Впрочем, полученные от старика знания оказались весьма ценным наследством, и чтобы заработать на жизнь, Белоу продавал свои услуги богачам и власть предержащим. Каждую весну он возвращался в Меритэ и дожидался возвращения корабля в порт. Белоу входил в трюм, где, словно бабочка в янтаре, покоилась Анотина. Во время последнего такого визита, провожая взглядом белеющий на горизонте парус, он вдруг представил себе город – величественный и прекрасный. Зернышко мысли прорастало перед мысленным взором Белоу прямо на причале, а удаляющийся корабль тем временем становился все меньше, пока не превратился в белую песчинку, скатившуюся сквозь горлышко песочных часов.