Меморанда

16

Смотрите внимательно, – торжественно объявил доктор. Отвинтив от пузырька стеклянную крышечку, он осторожно вылил мерцающую жидкость на поверхность зеркала. Ртуть начала лениво растекаться: сначала горбилась посредине, но постепенно распласталась и заняла большую часть зеркальной глади.

– Что это? – спросил Брисден, склонившись над столом, чтобы получше разглядеть представленное «доказательство». От количества выпитого философ слегка покачивался и яростно моргал, пытаясь сфокусировать взгляд.

Когда на тонкой пленке серебра показалось какое-то движение, Нанли заинтересовался тоже.

– Это что, сон? – скептически поинтересовался он.

Адман пожал плечами.

– Это кусочек океана, – прошептал он еле слышно, словно опасался спугнуть чудесное видение.

– Как красиво… – выдохнула Анотина.

– А теперь смотрите внимательно, – возбужденно произнес доктор, – и вы все поймете.

На ртутном озерце стали проступать изображения: сначала смутно, потом все яснее. Это был человек, и в руках он держал нечто круглое. Когда детали змейками скользнули на свои места, мне на миг показалось, что это я – сижу на полу в спальне Анотины и разглядываю стальной шар. Но вместо этого части картинки срослись и отобразили Белоу, кусающего райский плод.

– Я вижу человека! – воскликнул Нанли. – По-моему, он что-то жует.

– Совершенно верно, – подтвердил доктор.

– А теперь тот же самый человек держит на поводке что-то вроде собаки, – сказала Анотина.

– Обратите внимание на следующую сцену, – сказал Адман.

На зеркале появился ваш покорный слуга, сидящий напротив Белоу в кабинете Министерства Доброжелательной Власти, как в старые, хотя и не слишком добрые времена.

– Ого, да это же Клэй! – удивился Брисден.

– Да-да, я тоже вижу, – подтвердил Нанли. Моя голова медленно перетекла в белый плод из первой сцены. Белоу взял ее в руки и отгрыз кусочек, после чего серия живых картин начала разыгрываться с самого начала – со скрупулезной точностью и скоростью стекающего с ложки меда.

Человек, которого вы видели во всех этих сценах… – Доктор замялся неуверенно, но все же решился продолжить: – В общем, в океане под нами – вся полнота его жизни, каждый миг существования. На поверхности серебристых волн его образ присутствует всегда. То, что вы видели сейчас, – мельчайшая частичка моря, и в ней только три отчетливых эпизода. Полагаю, столь детально отображенный индивидуум и есть Драктон Белоу, наш хозяин. Наш друг Клэй, как вы могли только что наблюдать, встречался с ним в одной из сцен – следовательно, они знакомы.

– А если все это сон? – предположил Нанли.

– Когда-то именно так думал и я, – покачал головой доктор, – но теперь убежден: это не сны, это воспоминания. Стало быть, все это время мы находимся в мире, сущность которого – душа Белоу. И если мы хотим выжить, я предлагаю последовать совету Клэя.

– Я не хочу выживать, – вскинулась Анотина. – Я хочу сбежать отсюда.

– Только бы спасти Белоу – а там, думаю, мне удастся уговорить его вернуть вас к прежней жизни, – солгал я, не смея взглянуть Анотине в глаза. Оставалось молиться об одном: что чувство самосохранения удержит доктора от опасной догадки: что он и трое его коллег – не более чем бесплотная материя мысли. Я подождал, пока смысл сказанного впитается в умы аудитории, потом обвел их взглядом и в очередной раз кинул клич: – Так кто со мной?

Нанли молча кивнул. Брисден что-то хрюкнул – очевидно, в знак согласия. Анотина сказала:

– Все что угодно – только бы сбежать отсюда.

Я взглянул на доктора, Тот улыбнулся и кивнул, вот только в глазах у него почему-то стояла тоска.

– Другого выхода нет, – сказал он.

От этого взгляда мне сделалось не по себе, но раздумывать было некогда. До сих пор все шло согласно плану. Пока я смогу заниматься поисками вакцины, не рассказывая Анотине всей правды, придется гнуть свою линию.

– Отлично, – деловито кивнул я. – Завтра, когда солнце будет в зените, мы соберемся в квартире Анотины. С этой минуты вам придется четко исполнять все мои указания, какими бы странными и опасными они вам ни показались. По ходу дела я буду давать некоторые объяснения – но лишь настолько, насколько это будет необходимо. Посвяти я вас в свои планы заранее, они тотчас стали бы известны и Вызнайке, как только пройдет действие алкоголя. Помните, ваша безопасность для меня превыше всего, хотя порой вы можете в этом и усомниться. А теперь возвращайтесь к работе. Если не сможете работать – спите. Главное – постарайтесь ни на миг не задумываться обо всем сказанном.

Когда я закончил свою речь, во взглядах собравшихся сквозило удивление. Оно и понятно: никогда прежде я не обращался к ним в такой самоуверенной манере. В моем голосе, незаметно для меня самого, зазвучали властные нотки Физиономиста первого класса. Я и сам был смущен, но сумел спрятать это за улыбкой.

Мы вышли от Нанли. Дождь кончился, закатное солнце досвечивало последние часы. Температура тоже вернулась к обычному уровню приятного тепла. Мы с Анотиной, невзирая на изданный мною же приказ, отправились в лес – бродить по устилавшему землю лиственному ковру и дивиться оголенным деревьям, словно вычерченным в розовых сумерках. Мы ни о чем не говорили, только крепко держались за руки. Мне хотелось спросить у Анотины, о чем она думает, но было страшно, что она спросит меня о том же.

Когда мы добрались до края острова, стало ясно, что разрушительный процесс за это время ускорился. Той поляны, где мы сегодня имели возможность наблюдать за падением лебедки, уже не существовало. На наших глазах целые деревья превращались в ничто, а звук, с которым они исчезали, когда-то едва различимый, теперь был слышен совершенно отчетливо – словно стрекотание невидимых кузнечиков.

Возвращаясь в апартаменты Анотины, мы обнаружили, что почти все цветы, украшавшие когда-то террасы городка, засохли и почернели. Анотина остановилась, чтобы сорвать увядшую лиану и растереть ее между пальцев. Сначала она с искренним любопытством ученого наблюдала за тем, как сухие частички стебля рассыпаются в прах и опускаются на каменный пол. Потом губы Анотины скривились, лоб наморщился от отвращения. Весь остаток пути она яростно отряхивала ладони, хотя от мертвого растения не осталось и следа.

Потом мы лежали в кровати, и Анотина целовала меня, настаивая на продолжении вчерашних, прерванных появлением чудовища, поисков мига настоящего.

– Не время, – отнекивался я, мягко отстраняя ее губы. – Не тот настрой… – Хорошо, что она плохо разбиралась в мужской физиологии: мое тело явственно голосовало «за». Чтобы успокоить Анотину, да и себя тоже, я предложил рассказать ей какую-нибудь историю.

– О чем? – спросила она.

– Увидишь, – отозвался я.

Как настоящего ученого, занятия любовью явно интересовали Анотину больше, чем какие-то занудные истории, но я наврал ей, что таким способом обнаружить момент можно гораздо быстрее.

– Ладно, – нехотя согласилась она, придвигаясь поближе и уютно устраивая головку на моем плече.

Я задумался на минуту, глядя на лик луны сквозь квадрат окна. Анотина принялась пальчиком рисовать у меня на груди круги – как тогда, во время эксперимента под деревом. Я чувствовал, что если не сочиню что-нибудь прямо сейчас, то не удержусь. А ведь это поставило бы под угрозу весь мой план… В этот миг легкое облачко призраком проплыло мимо луны, и меня осенило.

– Это история женщины в зеленой вуали, – начал я. – Жил-был однажды один очень тщеславный человек, и была у этого человека одна очень большая власть…

Постепенно я от третьего лица в деталях пересказал Анотине историю моего преступления перед Арлой Битон, так, словно сам никогда не был знаком с безмозглым героем этой повести. Рука Анотины постепенно замерла. Я видел, что она ловит каждое слово, и старался, чтобы мой голос звучал как можно монотоннее.

Больше часа я баюкал ее своим рассказом, а когда добрался до той части, где физиономист кромсает лицо девушки в дурацкой попытке сделать ее более добродетельной, Анотина, к моему великому облегчению, уже крепко спала. Но я продолжал рассказывать вслух, словно исповедуясь самому себе.

В памяти вставали шеренги образов. Вот лицо Арлы, закрытое вуалью, потому что один взгляд на него убивал быстрее выстрела. Вот моя каторга на острове Доралис, а вот возвращение в Отличный Город… Я будто вновь видел перед собой фальшивый рай – огромный хрустальный пузырь, который Белоу вырастил под землей, чтобы поселить там Арлу и Эа, Странника из далекого Запределья. Потом я рассказал себе о том, как Создатель съел белый плод и город был разрушен взрывами, а нам удалось убежать. Я снова присутствовал при рождении Цин – дочурки Арлы, которой однажды ненастной ночью я помог появиться на свет. Рождение ее чудесным образом исцелило Арлу и вернуло ей первозданную красоту. Уходя с Эа и детьми в Запределье, она оставила мне зеленую вуаль. На этом я и закончил свой рассказ, упомянув еще о своих сомнениях по поводу того, был ли подарок Арлы знаком прощения или напоминанием о моей вине.

Выговорившись, я почувствовал, как душа наполняется покоем. Ни разу в жизни я не ощущал такого совершенного умиротворения, как в эту минуту. Однако наслаждаться покоем было некогда. Я осторожно высвободил руку, служившую Анотине подушкой, и спустил ноги с кровати. Выждав несколько минут и убедившись, что она крепко спит, я встал и на цыпочках прокрался к своему коврику. Там я уселся скрестив ноги – так, если верить книгам, медитируют в провинции языческие жрецы. Для начала я усилием воли извлек из воздуха пачку «Сто к одному», а затем сосредоточился на материализации другого предмета, не предусмотренного в этом самом мнемоническом из миров, но необходимого мне завтра.

Я мысленно представил себе свой старый скальпель, из тех, которыми когда-то виртуозно орудовали физиономисты старой школы – какой-нибудь Курст Шеффер или Мульдабар Рейлинг. Эти инструменты были, по общему мнению, не так удобны, как современные, с двойной головкой, но кость они разрезали, словно пудинг. Отполированный металл лезвия поблескивал в свете моих мыслей, я видел инструмент со всех сторон сразу. Даже изящная монограмма из трех сложенных пальцев не укрылась от моего мысленного взора.

Этот добровольный транс длился не меньше, чем моя исповедь, когда же я наконец открыл глаза, то сразу встал и двинулся по коридору к загадочному темному чулану. Что-то во время медитации намекнуло мне, что скальпель найдется именно там, на одной из полок.

Дверь в комнатушку зияла черной дырой. Я нырнул во мрак и ощупью двинулся вдоль стены. Обнаружив начало стеллажей, я принялся обследовать их. Эти полки напомнили мне Музей развалин и то, с какой гордостью демон демонстрировал мне свою коллекцию. Мои пальцы тем временем касались то шерсти, то фарфора, то холста и стекла, но чаще всего попадались комки мягкого бесформенного желе – вероятно, это были вещи, только ожидающие своего появления на свет.

Я уже начал думать, что теория о материализации предметов в чулане оказалась не самой верной, когда, скользнув рукой по пыльной полке, почувствовал укол в подушечку указательного пальца. Каждый, даже отставной, физиономист легко узнает свой скальпель на ощупь. Я почувствовал, как из пореза выступила кровь, и с улыбкой сомкнул кулак вокруг рукоятки. Едва я взял скальпель с полки, как, вздрогнув, услышал за спиной чье-то шумное дыхание.

– Клэй… – прохрипел голос, явно не принадлежавший Анотине.

– Это ты, Мисрикс? – отозвался я, мгновенно опознав говорившего.

– Да… – выдохнул он в ответ.

– И давно ты здесь? – поинтересовался я, понизив голос до шепота.

– Я не здесь, – отозвался демон, – я только говорю с тобой. Я не могу больше войти в мнемонический мир. То, что ты слышишь меня, – уже большая удача.

– Как долго мы с тобой связаны в реальном мире? – спросил я.

– Почти час.

– Час?! – воскликнул я, не в силах поверить в такую разницу во времени.

– Поторопись, – напомнил мне демон. – Твои шансы на возвращение убывают с каждой минутой.

– У меня есть план, но он совершенно безумный, – признался я.

– Можешь не продолжать, твои мысли известны мне.

– Совершенно безумный план, – повторил я, – просто очень безумный, – лелея надежду, что Мисрикс отговорит меня. Но он молчал.

Прошло около минуты. Я решил, что демон исчез, и сам уже собрался уходить, как вдруг его хрип снова напугал меня.

– Клэй, – произнес он, – ты хочешь эту женщину?

– Да, – признался я. Я стараюсь не врать.

– И ты решил использовать ее?

– Для ее же блага, – ответил я.

Со всех сторон на меня обрушился хриплый хохот, эхом множась в маленькой комнате. Когда он затих, я услышал далекий крик демона:

– Я буду наблюдать за тобой!

Скальпель я отнес в спальню и положил на стол рядом с сигнальным пистолетом доктора. Потом мне подумалось, что было бы неплохо заиметь более подходящее оружие, чем ракетница. До самого утра я медитировал, подробно представляя «дерринджер», но как бы сильно я его ни желал, в чулане он так и не появился. Пришлось признать, что для материализации предметов существуют, вероятно, определенные границы. Например, их сложность: я ведь не мог представить каждую внутреннюю деталь «дерринджера». Когда за лесом показался рассвет, я снова заполз на кровать.