Между двумя мирами

Глава 2

— И как ваши успехи? — я сел прямо на стол и откусил яблоко, глядя на группу взъерошенных ученых, которые что-то яростно чертили на доске мелом, потом зачеркивали и чертили снова. Воздух звенел от матов, в основном на немецком языке, среди которых то и дело проскакивали русские сложносоставные выражения, когда кому-нибудь из ученых мужей не хватало слов, чтобы выразить обуревающие его эмоции. Ко мне повернулся Бернулли с белыми полосами мела на щеках и горящими, красными от хронического недосыпа глазами.

— Издефаетесь, ваше величестфо? — прорычал он, бросая мел на пол.

— Нет, интересуюсь, — я снова откусил яблоко. — Надо же мне знать, выделять денег под создание университета, али сэкономить, потому как не способны мои лучшие умы даже с задачей справиться, кою мне пытались за откровение выдать. А может все же признаетесь, что погорячились, да возьмете слова свои обратно и будете признаны проигравшими в споре нашем без лишних жертв с вашей стороны? Я даже никому об этом не скажу, и Демидову прощу участие в споре.

— Мой отец скоро будет здесь. Я просил его приехать и способстфофать мне и сфоим друзьям, многие из которых яфлялись его учениками, — сегодня акцент Бернулли был просто чудовищен. Он с трудом вспоминал нужные русские слова, а я не делал ничего, чтобы ему помочь, например, тем, чтобы перейти на немецкий, который я знал в совершенстве, все-таки немка-мать и все такое.

— И как скоро прибудет тяжелая кавалерия в виде знаменитого Иоганна Бернулли, для спасения репутации своего чада? — я кинул огрызок яблока в ведро с мусором, и повернулся к Бернулли, прищурившись, разглядывая его перекошенную физиономию. При этом я никак не мог понять, что именно у них не получается, ведь я видел образцы – они вроде бы работали.

— Я не знаю, но скоро… — за дверью послышалась возня, а потом крик на немецком.

— Не трогай меня, солдафон! Я желаю видеть своего сына! Мало нас на границе в карантине продержали, так еще и здесь препоны строят!

— Да, художника каждый обидеть норовит, — пробормотал я, соскакивая со стола, и в воцарившейся тишине направляясь к двери этой комнаты, одной из целого ряда предоставленных этой группе, перебравшихся из Академии наук сюда, ученых. К ним были приставлены специальные холопы, которые следили, чтобы они ели, спали и мылись. Распахнув дверь, я несколько секунд любовался на то, как в комнату пытается прорваться весьма солидный господин, позади которого топчутся на месте господа помоложе. Господина сдерживал дюжий гвардеец, но сдерживал очень деликатно: в морду не бил, рта не открывал. Молодец, вот это у Михайловских подчиненных выучка. — Что здесь происходит? — спросил я тихо, но гвардеец тут же повернулся ко мне и вытянулся во фрунт, а господина продолжал удерживать второй из моих телохранителей.

— Да вот, государь Петр Алексеевич, сильно хочет этот немец к вам попасть, все кричит, что сына тут его взаперти держим, чуть ли не в кандалы закованного, — я уставился на него. — Что? — я прекрасно слышал, о чем кричит господин и там не было даже намека на… Так, похоже, Юдин бегает по ночам по Москве и кусает зазевавшихся прохожих. Надо бы проследить, а то слишком уж бурно воображение у кого-то заработало.

— Отставить брехню, — я махнул рукой и обратился уже непосредственно к господину. — Кто вы, и почему так стремитесь попасть в комнату, которую охраняет личная императорская гвардия, что указывает на то, что там находится император?

— Ох, я не… — господин приподнял парик и вытер внезапно вспотевший лоб. — Понимаете, я вовсе не хотел мешать беседе его величества с присутствующими в той комнате людьми, но среди них находится мой сын, и он молил меня о помощи. Как я понял из его сумбурного письма этот остолоп умудрился заключить пари с венценосной особой, и теперь, когда его репутация, а то и жизнь висит на волоске… Я уже потерял одного сына в этой стране, и могу потерять второго…

— Вы так и не представились, — тихо произнес я, в общем-то уже зная, кто сейчас заламывает передо мной руки.

— Бернулли. Иоганн Бернулли, — я молча смотрел на отца не только того Бернулли, который переводил сейчас мел в комнате за моей спиной, но и математического анализа и пытался понять, мне сейчас повезло, или все же не очень.

— А ваши сопровождающие? — я многозначительно кивнул на мнущихся за стеной из гвардейцев молодых мужчин.

— О, Пьер Луи Моро де Мопертюи, мой ученик, который согласился отправиться со мной в далекую Россию, чтобы принять участие в судьбе моего Даниила. И Джон Кей, изобретатель. Я как раз вместе с моими учениками присутствовал на заседании Лондонского королевского общества, когда меня настигло послание Даниила. Мистер Кей же сокрушался, что даже имея некоторые патенты в сфере изобретения, он нигде не может пристроить свои детища… В общем, мы решили, что он может попытать счастье в России, где, как сообщают ваши листы «Вести» дают беспроцентные кредиты тем, кто что-то изобретает и внедряет в практику, так что, можно сказать, что мистер Кей просто наш попутчик, — Бернулли снова протер лоб платком. — Так мы можем войти, или нужно подождать, когда его величество покинет помещение?

— Как вам сказать… — протянул я, делая шаг в сторону. — Проходите. Да, мистер Кей пускай останется и подождет здесь. Ему сегодня несказанно повезло, он будет удостоен аудиенции у его величества, — немного ерничая сообщил я покрасневшему Кею по-английски. Я понятия не имею, кто это такой. Но раз Бернулли его притащил с собой, то, наверное, парень дельный.

Пока я разбирался с Кеем, Бернулли и Мопертюи вошли в комнату для дискуссий, как я обозвал про себя данное помещение.

На меня тут же воззрилось несколько пар глаз, а Бернулли-старший растерянно произнес.

— Ваше императорское величество, это было…

— Поучительно? — я криво усмехнулся. — Бросьте, любой бы на вашем месте растерялся. Я не пойму, что у вас не получается? Вчера мне продемонстрировали образец, и он вполне работал, исправно поднимая воду вверх. В чем сейчас образовалась проблема?

— В потере мощности! — всплеснул руками главный спорщик Бильфингер. — То, что прекрасно работает на маленьком образце, перестает работать, когда мы начинаем переносить данные на настоящие механизмы! И мы никак не можем понять, почему это происходит!

— А вы не пробовали вместо дров использовать что-нибудь другое? — я вздохнул. Ну, если я хочу получить что-то почти на сто лет раньше, то без подсказок, как ни крути, не обойтись. — Уголь, например. Насколько я мог убедиться, он горит жарче и дольше, и отдает больше тепла, а значит и мощность при его использовании может быть выше. Или же постоянно подкидывайте дрова в топку, — они переглянулись, Бернулли-младший с каменным выражением на лице подошел к доске и принялся набрасывать уравнение. Его отец смотрел на него с минуту, а затем подошел и зарядил сыну затрещину, прошипев.

— Идиот! Как я скажу твоей матери, что она умудрилась родить на свет умственно отсталого ребенка?

Его голос потонул в гвалте других, которые то ли защищали коллегу, то ли поддерживали его прославленного отца, разобраться в подобном было сложно. Я же, сделав свое грязное дело, подошел к Эйлеру, стоящему в стороне и немного презрительно поглядывающему на происходящее. Ну-ну, я сейчас быстро с твоей морды пренебрежение уберу.

— Леонард Паулевич, голубчик ты мой, а не расскажешь мне, зачем ты сделал ту летающую штуковину, парящую время от времени над Москвой и отвлекающую людей от работы? У этого шара имеется ли какое-нибудь практичное применение?

— Думаю, государь, что несложно придумать, в чем его можно использовать, — он слегка наклонил голову, и только.

— Да что ты говоришь, вот прямо любое, пришедшее мне на ум? — я сложил руки на груди в молитвенном жесте. — И что, я смогу быстро курьера на энтом шаре до Сибири и обратно доставлять? Потому что я без известий оттуда, как на иголках подпрыгиваю.

— Ну, шар плохо управляем, — начал Эйлер осторожно отползать в сторону. Ой, не на того напал, друг мой. И хоть ты и являешься одним их моих кумиров молодости, все отмазки научной или околонаучной братии я знаю не понаслышке. — Так что еще рано говорить, что он сможет так далеко улететь и прилететь обратно…

— Тогда зачем он нужен?! — я слегка повысил голос. — На хрена мне игрушка, на которую ушло немалое количество денег, и которая способна только выступать в качестве украшения?! Я понимаю науку ради науки, но в этом случае, ты мог бы ограничится действующей моделью. Но создав реальную модель и вложив в нее средства, мне, как человеку, заплатившему за эту модель, важно понимать, что я не выкинул деньги на ветер! — то, что Эйлер потратил из своих средств ему компенсировали из казны, но мне донесли, что он после этого успеха слишком уж зазнался, и необходимо было быстро сбить с него спесь, иначе он не сможет работать с остальными, а это недопустимо.

— Но, государь, что вы от меня требуете? — от волнения он перешел на немецкий. Хорошо, если тебе так более комфортно…

— Мне нужна связь! Мне позарез нужна связь, и в этом изобретении я углядел великий потенциал. Неужели я так ошибся? Вы очень сильно разочаровали меня, господин Эйлер.

— Ваше величество, но что я могу сделать? — прекрасно, клиент почти готов, главное его мысли в нужное русло направить. Вот кто-кто, а Эйлер прекрасно сумеет достичь невероятных результатов.

— Да мне плевать, что и как вы сделаете! Да хоть шар этот ваш водородом еще на земле налейте, и вон паровой движитель присобачьте, лишь бы он летал не туда, куда ветер дует, а туда, куда нам надо, и так быстро, как это вообще возможно!

— Я постараюсь… — пролепетал Эйлер.

— Нет, господин Эйлер, вы не постараетесь, вы сделаете. Иначе я буду разочарован слишком сильно, чтобы понять и простить, — так, теперь быстро уйти, чтобы палку не перегнуть.

Перед дверью Джон Кей стоял и смирно ждал моего появления. Я кивнул ему, полюбовался выпученными глазами и пошел по коридору, кивком головы предложив следовать за мной.

— Итак, мистер Кей, изобретение в какой области ты хочешь представить здесь в Российской империи?

— Я суконщик и у меня есть уже патенты на механизмы, облегчающие процесс производства… — я резко остановился, развернулся и посмотрел на него в упор.

— Вот прямо сейчас мы находимся на территории мануфактуры, которую я выкупаю, и в которой будут опробоваться новые методы, в том числе и механизмы. Теперь я хочу знать, для чего ты прибыл в Россию?

— Я хочу, чтобы мои изобретения работали, ваше величество, — пробормотал Кей. — У меня много задумок, но почти всем им придется принять вид патента. Меня похлопают по плечу и отправят домой. А я… я…

— Я тебя понял, Джон Кей, — я снова пошел по коридору. — Тебя примут на довольствие, выделят комнаты для проживания и предоставят здесь лабораторию с мастерской. Золотых гор не обещаю, но действительно стоящие изобретения обязательно будет внедряться в производство.

— Но почему мнение вашего величества так сильно отличается от мнения всех других власть имущих? — еще тише спросил явно осмелевший Кей.

— Потому что я очень ленивый. И то, что облегчает любую работу, высвобождая некоторое время для лени, мною категорически поддерживается.

— Вы шутите, ваше величество…

— Следуй за мной, я тебя познакомлю с одним уникальным ткачом. Он меньше чем за два года умудрился изобрести новый вид ткани, а также выкрасить ее совершенно уникальным способом. Теперь эта ткань интенсивно осваивается. Будете работать в паре. Подозреваю, что вас великие дела ждут, — я усмехнулся. — Да, учись ежедневному омовению, иначе можешь попасться и быть наказанным.

Пока Джон Кей переваривал свалившиеся на него новости, я поспешил в Лефортово. Вроде бы Беринг явился, и я собирался его сегодня принять. Да еще разбирательство по делу Козыревского предстояло – тот еще геморрой. Но когда я вскакивал на Цезаря, мне постоянно вспоминалось лицо Кея, когда ему про указ насчет мытья объясняли.

Закон о запахах немытых тел никто не отменял, наоборот его расширили, на всех, способных обеспечить себя мылом граждан. Несколько примеров того, что я не шучу и выпорю любого, включая лучшего друга за ослушание, были весьма показательными. Рисковать никто не хотел, потому что наказание вроде бы и не сильное, но дюже обидное и унизительное. Да еще и ржать над неудачником потом будут, когда его через весь город к царевым конюшням протащат. Так что по крайней мере в Москве все уже привыкли. Другое дело, что иногда запахи невозможно скрыть, да и освежиться не всегда удается, но я выдал купленные дезодорант и депилятор парфюмерам, и приказал разобраться к тому моменту, когда будет построен мыльный завод, который я намереваюсь превратить в косметологический гигант – со временем, конечно. Но некоторые виды продукции можно уже сейчас пробовать выпускать. Да и к тому же, насколько я помню, мыло варили изготовители свечей, параллельно, так сказать. Я нашел заброшенную усадьбу недалеко от Москвы, заприметил ее еще в то время, когда возвращался из поездки, приказал узнать ее подноготную, слишком уж она заброшенной выглядела. Оказалось, что так оно и было. Усадьбу у кого-то конфисковал еще Верховный тайный совет, да так про нее и забыли все. Так что строить ничего не пришлось. Деньги Елизаветы пошли на приведение усадьбы в порядок, а также на закупку ингредиентов, и, мой персональный бзик, устройство лабораторий. Пока все это налаживалось, а по моему повелению всех мастеров свечных собрали вместе и предложили поработать на меня. Именно на меня, на Петра Романова, а не на государя императора. Я решил понемногу начать отделять личные финансы царской семьи от государственных, но для начала нужно было создать основу, что-то, с чего я буду получать личный доход. И мыльное производство – это была первая ласточка в моей предпринимательской карьере. Также мне будет принадлежать эта самая экспериментальная мануфактура. Но тут я на большие доходы не рассчитываю, просто мне нужен был этакий полигон для испытаний новинок, которые начали появляться, и не все из них были бесполезны.

Практически не останавливаясь, мы с моей охраной домчались до Лефортовского дворца, который мне уже домом родным стал.

Прямо в холле меня ждал Ушаков, который мерил просторное помещение шагами, хмурясь и практически комкая в руке лист бумаги. Странно, что этот лист лежал не в знаменитой папке, и странность номер два заключалась в том, что всегда невероятно сдержанный Андрей Иванович сейчас был возбужден вне всякой меры.

— Случилось что, Андрей Иванович? — спросил я его на ходу, стягивая с рук перчатки. — Уж слишком ты на льва в клетке похож. Был бы у тебя хвост, то сек бы им направо и налево, я просто уверен в этом.

Вместо ответа Ушаков протянул мне ту самую бумагу. Заинтригованный выше всякой меры, я подошел к окну, присел на подоконник и принялся читать. Прочитал, завис на некоторое время, затем зачем-то поскреб бурое пятно, расползшееся в одном углу письма, и снова прочитал. Преувеличенно аккуратно сложил его и протянул Ушакову.

— Ты уверен, Андрей Иванович, что это правдивое донесение? Не подделка, подкинутая нам, а правда?

— Уверен, государь Петр Алексеевич, — Ушаков сжал губы. — Курьер, везший его предпочел погибнуть, но не отдавать письмо добровольно.

— Миниха ко мне, быстро! И Ласси!

Я отшвырнул перчатки, которые все еще держал в руках, даже не потрудившись посмотреть, куда они полетели. Эта поездка была спонтанной, и кроме гвардейцев личной охраны меня в ней никто не сопровождал. Петька голубями был занят, Репнин с Митькой укатили проверять, что там опять Юдин учудил, я пока не разбирался, но по слухам, нечто весьма фривольное и про что можно говорить только стыдливо хихикая, и полушепотом. И тут вот это. Умеет мне Ушаков сюрпризы преподносить, слов просто нет. Но молодец, потихоньку сеть своих людей по заграницам начал раскидывать. И сразу же такой карась попался.

Миних прибыл быстрее Ласси, который болтался без дела по Москве, откровенно скучая. Его никто никуда не отпускал, а свою проверку он провел гораздо раньше, чем мы вернулись в первопрестольную.

— Я позвал всех вас, господа, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие, — вольно процитировав моего классика, я начал пристально осматривать двух моих генералов, которые могут много кому фору дать. — Людям Андрея Ивановича удалось перехватить курьера, который вез письмо из Курляндии в Польшу, и в котором герцогиня Курляндская интересуется у своего союзника Августа польского, когда они нанесут совместный удар по нашим границам. Как стало известно из этого письма, Анна Иоанновна сумела заключить тройной договор с Августом и с Фредериком Первым, из которого следует, что в случае ее воцарения Швеции отойдут все земли, которые ей принадлежали до Северной войны, а также то, что Россия поможет этой старой свинье Августу в его борьбе в Лещинским, вопреки договору с французами.

— Как они хотят обосновать нападение? — после довольно продолжительной паузы спросил Миних.

— Как помощь законной наследницы на трон в ее борьбе с самозванцем. Что настоящий Петр Второй умер еще зимой от оспы, а сейчас трон занимает самозванец, — я искренне залюбовался их вытянувшимися мордами. — Да-да, не больше, не меньше.

— Да как она посмела… — Ласси вскочил, опрокинув кресло. Оно было тяжеленным, и я искренне удивился, как ему это удалось.

— Сядьте, Петр Петрович, — холодно произнес я, а потом с полминуты наблюдал, как он поднимает кресло и как усаживается в него. — Как дела у нашей армии?

— Хотелось бы, чтобы было лучше, но в принципе, неплохо, — осторожно ответил Ласси.

— А почему мы еще не обсудили, какие нужды армии у нас на первом месте? — я прищурившись посмотрел на него.

— Я… — Ласси вытер лоб в свете последних событий его действия легко можно было расценить как саботаж и предательство.

— Завтра же рано утром у меня в кабинете со всеми проблемами, изложенными на бумаге. Это понятно, Петр Петрович?

— Конечно, государь Петр Алексеевич, — Ласси наклонил голову, и тут в дело вступил Миних.

— А что мы будем предпринимать? Такие пощечины нельзя оставлять без ответа. Нас соседи уважать перестанут.

— Вот поэтому завтра в Курляндию отправится представитель от моего имени и обратится даже не к Анне Иоанновне, а к Биронам и предложит мирно выдать нам подстрекательницу. И если он скажет, что герцогиня Курляндская никакого отношения к Российской империи не имеет, то мы всегда сможем задать вопрос на тему: а какого тогда черта, она пытается примерять на себя корону Российской империи?

— Так ведь Бирон не отдаст ее, — Миних приподнял бровь, выражая удивление.

— Конечно не отдаст, — я пожал плечами. — Более того, я опасаюсь, что жизнь посланника может находиться под угрозой, поэтому в Курляндию поедет… Остерман, в сопровождении гвардейцев, дабы придать ему вес. Что касается Анны Иоанновны… ну, думаю, мы будем иметь все моральные права вторгнуться в Курляндию, дабы призвать герцогиню к ответу силой.

— Хм, интересная задача, — Миних потер гладко выбритый подбородок. — Нужно подумать, как это сделать наилучшим образом.

— Подумай, Христофор Антонович, крепко подумай, потому что пока мы будем призывать к ответу Курляндию, Август и Фредерик ждать не станут и ударят нас в спину. Нам придется драться на три фронта…

— Нам и так придется драться на три фронта, государь, — перебил меня Ласси. — Все нужно тщательно обдумать, и самое главное, нужно выяснить, где именно нанесут удары Польша и Швеция, чтобы как следует приготовиться. Кого из союзников привлечем?

— Никого, — я зло усмехнулся. — Если мы с ними сами не справимся, то грош цена нашей армии. Главное сделать так, чтобы к ним союзники не подошли. Ну а это в ведомстве Андрея Ивановича. Андрей Иванович, разузнай, кто у этих Иуд в союзниках, и стоит ли нам ждать с тех сторон неприятностей. Ну что сидим, за работу! Кто сказал, что у нас много времени?