Меченосец

11

Через полчаса Рик почти догнал своих приятелей и был уже «в теме».

– Да что мне сеньор Кавендиш?! – пьяно похвалялся он. – Да он мне в рот смотрит, этот сеньор. Он со мной по каждому вопросу советуется, что ты, Рик, думаешь о том, а что об этом…

– А ты? – спросил Турио, который всегда выглядел трезвым, сколько бы ни пил, выдавала его лишь заторможенная реакция. Вот и сейчас он задал вопрос по поводу первой части выступления Рика, где тот рассказывал о починке роботов-погрузчиков и о том, как сунулся под монтажную панель, а там пахло горелым маслом.

– А что я? Я отвечаю. Нельзя же отмахнуться от человека. Все же он платит мне зарплату. Хотя, конечно, уже порядком надоело объяснять ему все, как маленькому.

– Ну что, еще по «барбосу»? – предложил Кескес, поднимая стакан.

– А ты? – спросил Турио, пристально глядя куда-то мимо Рика.

– Я присоединяюсь, – ответил тот, хотя вопрос Турио касался его предыдущего заявления.

Уже начинало темнеть, под накренившимися зонтиками стали загораться заряженные солнечным светом осветительные панели.

– Тогда я эту стерву выгнал и взял себе новую подругу… – продвигал свою «тему» Марк, глубоко затягиваясь сигариллой «Грезы», такой крепкой, что у всех сидящих за столом слезились глаза.

– Ну и как она, новая? – спросил Рик, щурясь от дыма и с удивлением обнаруживая, что все вещи вокруг излучают оранжевый свет. И стаканчики с облупленной эмалью, и поцарапанный стол, и сушеные креветки на помятой пластиковой тарелке, и даже поставленные в вазу пластиковые цветы.

Он посмотрел на свою ладонь и увидел, как вокруг пальцев вьется светящийся дымок, принимающий все оттенки радуги в зависимости от шума, который теперь Рик отчетливо слышал.

Такое с ним случалось и раньше, но всякий раз по-иному, и он знал, что это работа сахеллы. Сахелла – она такая!

– А титьки у нее! Как две спелые капиоки сорта гигант-настурция! – продолжал описывать Марк свою воображаемую подругу. – А корма! Во какая! Не вру!

– А в койке она как? – уточнил Турио, у которого включилась вторая скорость опьянения, когда он ненадолго переставал тормозить.

– В койке? – переспросил Марк и удивленно посмотрел вокруг. – А это, ребята, я забыл…

Пока он собирался с мыслями, Рик перешел на волну Кескеса, который продолжал бесконечный рассказ о своей безудержной силе.

– И вот веришь? Схватил я этот стальной прут, да вот так вокруг руки и намотал! – Он показал, как именно, напрягая мышцы, наматывал себе на руку стальной прут, который, судя по усилиям Кескеса, был толщиной в дюйм – никак не меньше.

– Они, конечно, удивились все. Тогда я еще один прут взял, да и разорвал пополам! Даже сам испугался, такая в руках сила бурлила…

– А титьки у нее! Как две спелые капиоки сорта гигант-настурция! – начал Марк с того места, которое запомнил.

Двое гериндо поднялись из-за стола и, подойдя к стойке, расплатились, а затем пошли к лестнице, то и дело оглядываясь.

У Турио после пяти «барбосок» включилась третья скорость опьянения. Пододвинув стул, он нагнулся к Рику и, обняв его за плечо, сказал:

– Есть тема, приятель…

Затем огляделся, подозревая в каждом посетителе полицейского агента, и понизил голос:

– Короче, есть партия шарнийского шелка. Восемнадцать тысяч штук…

Рик неопределенно повел головой. Партия и впрямь была не маленькая. Перевези такую с островов на материк без уплаты пошлин – цена вырастет втрое. Выгода обещала быть солидной, так что Рик был готов ввязаться в дело, хотя про шарнийский шелк слышал почти каждый день.

Однако в мире сахеллы были свои порядки, то, что казалось неправдоподобным человеку трезвому, в мире сахеллы считалось самым что ни есть настоящим.

– Я плохо разбираюсь в шелковых штуках, приятель, – сказал Рик и потянулся за очередным «барбосом». – Ты можешь перевести это в тонны?

– В тонны не могу, – покачал головой Турио и снова с подозрительностью огляделся.

– Почему? – спросил Рик и тоже огляделся.

– Потому что это секретная информация.

– Понимаю, – согласился Рик и пригубил сахеллы.

Это был его седьмой «барбос», в котором сахелла была легкой, как вода родника. Седьмой «барбос» Рик пил без спешки, потому что это был последний, переходить эту черту никому не рекомендовалось. Седьмой – это легкость, иногда невесомость, это песня и кошачья грациозность, но восьмой был тропинкой в пропасть. Тонкой и неверной, которая обрывалась так внезапно, что сколько Рик по ней ни путешествовал, он так и не научился вовремя определять этот момент – момент отрыва.

Он и седьмой-то «барбос» не должен был трогать, но тяготы затянувшегося рабочего дня обязывали.

– Я могу сказать тебе, сколько это будет в мерных контейнерах… – сообщил Турио.

– В полуторных или в квартах?

– В квартах.

– Ну и сколько?

– Восемнадцать…

– То есть восемнадцать тысяч в восемнадцати контейнерах, так?

– Так.

– Значит, в каждом контейнере по тысяче шелковых штук, так?

– Нет.

– Почему нет?

– Потому что это секретная информация.