Меч Алдонеса

Глава II

Гостиница «Небесная гавань», на редкость безвкусно обставленная и дорогая, мне совершенно не понравилась, однако здесь явно не грозила встреча ни с кем из членов Комина, и это было самое главное. Нас проводили в два маленьких кубических помещения, которые на Терре-Земле именуют комнатами.

Я привык к подобным жилищам и чувствовал себя вполне сносно. Но, запирая двери, с внезапной тревогой повернулся к Мариусу:

— Клянусь адом Зандру, вылетело из головы! Тебе здесь не будет плохо?

Я вспомнил, что жители Дарковера совершенно не переносят всех этих дверей, запоров и вообще — малых замкнутых пространств. Я и сам пережил ужасные, удушливые приступы клаустрофобии, преследовавшей меня на Земле в течение первых лет. На Дарковере все комнаты имеют полупрозрачные стены и отделены друг от друга лишь тонкими панелями или занавесями, а по большей части просто мощными световыми барьерами.

Но Мариус, казалось, чувствовал себя легко и свободно. Он удобно устроился на некоем предмете меблировки столь модернистского дизайна, что трудно было сказать, кровать это или кресло. Я пожал плечами. Что ж, сам я научился бороться с клаустрофобией, значит, смог и он.

Я принял ванну, побрился и небрежно скатал в комок большую часть терранской одежды, которую носил во время перелета. Вещи были удобные, но явиться в них на Совет Комина было невозможно. Я надел штаны из замши, сапоги с короткими голенищами и ловко зашнуровал алый камзол, лишний раз продемонстрировав умение обходиться одной рукой. Я все еще испытывал некоторый комплекс неполноценности по этому поводу. Короткий плащ традиционных цветов рода Элтонов скрывал мое увечье. Я почувствовал себя так, словно сменил кожу.

Мариус бесцельно бродил по комнате. Я по-прежнему не ощущал исходящих от него знакомых, привычных, родственных биотоков. Я вроде бы смутно припоминал его голос и манеры, но ощущения близости, свойственного телепатам из родов, входящих в Комин, не возникало. Интересно, он чувствует то же самое или нет? А может, это просто воздействие прокаламина?

Я растянулся на постели, закрыл глаза и попробовал заснуть. Но даже тишина мешала мне. После восьми дней в космосе под непрерывный вой двигателей при постоянном отупляющем действии седатива в крови… В конце концов я сел и придвинул к себе один из своих чемоданов — тот, что поменьше.

— Мариус, сделай мне одно одолжение.

— Конечно. Какое именно?

— Я все еще тупой от прокаламина. Сумеешь открыть матричный замок?

— Если он несложный.

С таким замком справился бы даже нетелепат, настроив свой мозг на довольно простой психокинетический код, излучаемый кристаллом матрицы, который не давал замку открыться.

— Совсем несложный, просто он настроен на меня. Войди со мной в контакт, и я передам тебе код.

Ничего необычного в этой просьбе не было — во всяком случае для членов одной семьи телепатов. Однако во взгляде его я прочел панический страх. Я удивленно уставился на него. Но потом улыбнулся. В конце концов Мариус меня почти не знает. Он был совсем ребенком, когда я уехал, так что теперь, надо полагать, видит во мне почти что чужака.

— Ох, ну ладно. Я сам.

Я вошел с ним в телепатический контакт, легко, чуть заметно коснувшись самого поверхностного слоя его мыслей и одновременно представив себе код матричного замка. Однако мозг Мариуса оказался полностью заблокирован, словно он был вообще с иной планеты и уж во всяком случае не телепат. Я удивился, почему-то почувствовав себя чрезвычайно уязвимым, незащищенным, как будто лишенным кожи.

Впрочем, откуда у меня уверенность, что Мариус должен быть телепатом? У детей до определенного возраста эта способность проявляется слабо, а он был совсем малышом, когда я покинул Дарковер. Он слишком многое унаследовал от нашей матери-землянки. Так что телепатические способности в нем могли и не проявиться.

Он поставил открытый чемодан на кровать. Я достал оттуда небольшой квадратный футляр и протянул ему.

— Не самый лучший подарок, но по крайней мере я помнил о тебе.

Он неуверенно открыл футляр и взглянул на лежавший в нем бинокль, сверкающий линзами и совершенно чуждый на этой планете. На лице у Мариуса появилось странное выражение смущения и растерянности, когда он взял бинокль в руки. Затем, не сказав ни слова, он положил его обратно в футляр. Я почувствовал смутное раздражение. Я не ожидал горячей благодарности, но он мог хотя бы сказать спасибо. Об отце он тоже не спросил.

— Земляне делают потрясающую оптику, — произнес он, немного помолчав.

— Да, линзы обтачивать они умеют. И еще строить космические корабли. И это, пожалуй, все.

— И еще они умеют воевать, — добавил он, но я не поддержал подобного разговора.

— Я тебе сейчас еще фотокамеру покажу. Только не спрашивай, сколько она стоила, все равно не скажу. А то ты еще подумаешь, что я совсем с ума сошел.

Я рылся в чемоданах, а Мариус сидел рядом, разглядывая то, что я доставал, и задавая вопросы. Он явно заинтересовался содержимым моего багажа, но почему-то хотел это скрыть. Интересно, почему?

Наконец я извлек длинный сверток — меч. Когда я к нему прикоснулся, у меня сразу возникло знакомое ощущение отвращения и удовольствия…

Пока я был вне Дарковера, матрица оставалась как бы мертвой. Она словно спала. А теперь, скрытая между клинком и рукоятью нашего фамильного меча, матрица ожила. И заставила меня задрожать. Вне Дарковера это был просто обычный кристалл, но теперь, подобно живому существу, он наполнился странной, могучей и живительной энергией.

Как правило, матрицы совершенно безопасны. Это всего лишь металлические или каменные пластины, способные отзываться на сигнал, поданный на психокинетической волне определенной длины, заставляющий их излучать энергию. Матричная механика, что бы ни думали о ней земляне, это просто наука, освоить которую может каждый. Самый обычный специалист по матрицам способен научиться излучать необходимые психокинетические сигналы вне зависимости от своих врожденных телепатических данных. Конечно, телепатам этого достичь гораздо легче, особенно в высших сферах матричной механики.

Но то была МАТРИЦА ШАРРЫ! Настроенная не только на телепатические центры мозга, но на всю нервную систему, центральную и периферийную.

И обращаться с нею было опасно. Матрицы такого типа по традиции прячут в каком-либо оружии. Впрочем, матрица Шарры сама была страшным оружием. И лучше всего было спрятать ее в рукояти меча. Или еще лучше — в литиевой бомбе. В такой бомбе, которая могла бы взорваться и уничтожить и эту матрицу… и меня вместе с нею…

Мариус неотрывно смотрел на меня. Лицо его застыло от ужаса. Он весь дрожал.

— Это же матрица Шарры! — шепотом произнес он, едва разжимая губы. — Зачем она тебе, Лью? Для чего?

Я повернулся к нему.

— Откуда ты знаешь, что это такое?… — хрипло спросил я.

Ему никогда и никто не рассказывал об этом. Такое решение принял отец. Я встал. Подозрительность вновь овладела мною. Но я не успел договорить. Меня прервал внезапный сигнал интеркома. Мариус взял трубку. Потом протянул ее мне.

— Это официальный запрос. Лью, — тихо произнес он.

— Третий департамент, — раздался в трубке четкий, бесстрастный голос, когда я назвал себя.

— Ад Зандру! — пробормотал я. — Так скоро? Нет-нет, продолжайте, это я не вам.

— Официальное уведомление, — услышал я монотонную речь. — Мы получили официальное заявление о намерении убить в честном поединке некоего Льюиса Элтона-Кеннарда-Монтре-Элтона. Заявитель назвал себя Робертом Рэймоном Кадарином. Адрес неизвестен. Уведомление представлено в соответствии со всеми юридическими нормами. Прошу подтвердить получение или представить юридически приемлемый отказ с объяснением причин.

Я с трудом проглотил застрявший вдруг в горле комок.

— Уведомление принял, — наконец произнес я и повесил трубку. Меня прошиб пот. Мариус подошел и сел рядом.

— Что случилось, Лью?

Сердце щемило, и я растер грудь рукой.

— Я только что получил уведомление о намерении убить меня.

— Черт! Уже? От кого?

— Ты его не знаешь. — Мои шрамы на лице вдруг свело судорогой. Кадарин! Предводитель восставших под знаменем Шарры! Когда-то мой друг, теперь заклятый враг. Да, он не терял времени даром. Сразу призвал решить наш старый спор. Интересно, а он знает, что я потерял руку? До меня с запозданием, как сквозь туман, дошло, что это как раз вполне законная и приемлемая причина для отказа. Я попытался успокоить взволнованного Мариуса.

— Не обращай внимания. Кадарина я не боюсь. Это же будет честный поединок. А он не слишком хорошо владеет мечом. Он…

— Кадарин! — еле выдавил Мариус. — Но ведь Боб обещал… «Боб!» Мои пальцы так и впились в его руку.

— Откуда ты знаешь Кадарина?

— Сейчас я все объясню. Лью. Я не…

— Тебе многое придется мне объяснить, братишка, — резко сказал я. Но тут кто-то постучал в дверь.

— Не открывай! — крикнул Мариус.

Но я быстро подошел к двери и открыл ее. В комнату ворвалась Дио Райднау.

Со времени стремительного исчезновения из космопорта, она успела переодеться в мужской костюм для верховой езды, который был ей великоват. Девушка смотрела на меня взглядом рассерженного и воинственно настроенного ребенка. Вбежав, она остановилась и уставилась на Мариуса.

— Какого…

— Ты знакома с моим братом? — нетерпеливо спросил я. Дио словно приросла к полу.

— Это твой брат? — выдохнула она наконец. — Ну знаешь, тогда я тоже Мариус!

Я недоверчиво смотрел на Дио. Она в раздражении топнула ногой.

— Да посмотри же, какие у него глаза! Лью, идиот проклятый, посмотри внимательно!

Мой «брат» стремительно бросился к двери, но наскочил на нас с Дио. Дио просто отлетела в сторону, а я упал на колени, не сумев сохранить равновесие. Глаза! У Мариуса — теперь я точно вспомнил! — глаза были, как у нашей матери-терранки. Темно-карие. У жителей Дарковера просто не бывает карих или черных глаз. А у этого… этого самозванца глаза были золотисто-янтарные. Лишь у двух людей я видел такие глаза. У Марджори и…

— Рейф Скотт!

Значит, это брат Марджори! Неудивительно, что он меня узнал, неудивительно, что я ощущал что-то знакомое в исходящих от него биотоках. Я тоже помнил его, хотя тогда он был еще совсем мальчишкой.

Он попытался вновь прорваться к двери, но я схватил его за руку. Его крутануло вокруг меня. Он стал вырываться, наши тела сплелись. Захрустели кости.

— Где мой брат? — орал я.

Потом я сделал подножку, и мы рухнули на пол.

Он ведь ни разу не сказал, что он — Мариус. Он просто не отрицал этого, когда я сам так подумал… Я прижал его коленом к полу.

— Что ты затеял, Рейф? Отвечай!

— Пусти меня, черт бы тебя побрал! Я все объясню!

В этом я ни секунды не сомневался. Как ловко он удостоверился в том, что у меня нет оружия. И я хорош! Надо было предвидеть такой поворот. Следовало побольше доверять собственным инстинктам. Я же не чувствовал в нем своего брата! И он не спросил об отце. И был смущен, когда я подарил ему бинокль.

— Лью, — сказала Дио, — может быть… Но прежде чем она закончила, Рейф вдруг вывернулся из-под меня, бесцеремонно отшвырнул Дио в сторону и успел выскочить вон, прежде чем я встал на ноги. Я тяжело дышал.

— Ты не ранен? — спросила Дио. — Не хочешь попробовать его догнать?

— Не ранен и не хочу, — ответил я. Пока не станет ясно, зачем Рейфу понадобилось столь неуклюже меня обманывать, искать его не имело смысла. Но где же, между прочим, настоящий Мариус?

— М-да, — заметил я, обращаясь даже не к Дио, а просто в пространство, — с каждой минутой ситуация становится все более идиотской. А ты-то какое отношение имеешь ко всему этому?

Она уселась поудобнее и посмотрела на меня:

— А ты сам как думаешь?

Тут я пожалел, что не могу вторгнуться в ее мысли. На то была своя причина. Здесь, на Дарковере, Дио была подлинной коминарой. обладая исконными правами на огромные владения семейства Райднау. А кто такой я? Полукровка, выродок, последыш ненавистных завоевателей. Любая неприятность с Дио может навлечь на мою голову гнев и месть всех Райднау, а их немало.

Да я и сам желаю ей только добра. Я на всю жизнь сохраню чувство благодарности к этой девушке. Утрата Марджори была для меня серьезней, нежели потеря руки. И мрак, воцарившийся в изломанной душе, был чернее той ночи, когда разъяренные банды восставших под знаменем Шарры рыскали по холмам в поисках добычи. А она впорхнула в мою жизнь, прелестная, страстная, своенравная. И рассеялась тьма, и пришло исцеление…

Любовь? Нет, вряд ли. Скорее, полное взаимопонимание и чувство надежности. Я мог доверить ей все — имя, репутацию, состояние, здоровье, даже жизнь.

Что же касается ее братьев, то положиться на них я не мог. Но и ссориться с ними тоже не имел права. Во всяком случае пока. Как объяснить это Дио, не задевая ее чувств? Ну, например, то, что ее визит ко мне может быть превратно истолкован семейством Райднау. Доказывай потом, что все было совершенно невинно. Впрочем, откровенно говоря, я и сам бы за это не поручился.

— Понимаю, — бросила в ответ на мои бормотания Дио. А я разозлился, потому что ни черта она не понимала.

Ее рассеянный взгляд упал на длинный сверток, лежавший на постели. Она нахмурилась и подняла его.

Нет, это была не боль, не совсем боль. Просто я почувствовал сильное напряжение, словно кто-то натянул мои нервы. Я издал беззвучный вопль, и Дио уронила меч, как обожглась. Она уставилась на меня, раскрыв рот.

— В чем дело?

— Я… мне трудно объяснить… — Я несколько минут стоял, глядя на сверток. — Надо бы как-нибудь сделать так, чтобы с ним было безопасно обращаться. И для того, кто берет его в руки, и для меня.

Я начал рыться в багаже, разыскивая набор инструментов для работы с матрицами. У меня еще оставалось немного специальной изоляционной ткани, но здесь, на Дарковере можно заказать еще. Я обернул этой тканью в несколько слоев рукоять меча и гарду, пока исходящий от матрицы жар не ослабел.

Потом я протянул сверток Дио. Она прикусила губу, но взяла его. Мне опять стало больно, но теперь уже боль была вполне переносимой. Скорее небольшое ноющее напряжение во всем теле.

— Зачем ты оставил такую мощную матрицу неизолированной? — требовательно спросила Дио. — И вообще, почему ты позволил, чтобы тебя настроили на ее волну?

Хорошие вопросы — прямо в точку, особенно последний. Но именно на него я не стал отвечать.

— Изоляция насторожила бы таможню. А старинный меч никого не смутил.

— Лью, я все же не понимаю… — беспомощно пролепетала она.

— И не пытайся, моя дорогая, — ответил я. — Чем меньше ты знаешь, тем лучше для тебя. Здесь не Вэйнуол. И я не совсем тот, каким ты меня знала прежде.

Ее мягкие губы задрожали. Еще минута, и я заключил бы ее в объятия… Но тут кто-то снова забарабанил в дверь.

А я-то рассчитывал, что здесь меня никто не найдет!

— Наверное, кто-то из твоих братьев, — с горечью сказал я, отходя от Дио. — И теперь мне вручат еще одно уведомление о дуэли…

Я шагнул было к двери, но она остановила меня:

— Подожди, — прошептала она настойчиво. — Возьми вот это.

Я, не понимая, смотрел на то, что она протягивала мне. Это был небольшой пистолет, одно из тех современных средств поражения, которые выпускали на Терре. Миниатюрная вещица, способная причинить чудовищные разрушения. Я инстинктивно отдернул руку, но Дио буквально всунула оружие мне в карман.

— Тебе вовсе не обязательно им пользоваться. Просто пусть он у тебя будет. Пожалуйста, Лью.

Стук в дверь повторился, а Дио все еще удерживала меня, бормоча свое «пожалуйста, Лью», пока я, наконец, не уступил. Я подошел к двери и чуть приоткрыл ее, встав так, чтобы девушки за моей спиной не было видно.

Юноша, стоявший в коридоре, был небольшого роста, приземистый и темноволосый. Тяжелые, угрюмые черты лица и веселые темные глаза.

— Привет, Лью, — сказал он.

От него исходили родные токи. Его присутствие было ощутимо приятно. Не могу в точности объяснить это чувство, но я знал, кто передо мной. Теперь мне казалось совершенно немыслимым, что Рейф так легко сумел провести меня. Еще одно доказательство того, что после приземления я был не совсем в себе.

— Мариус, — хрипло произнес я и втащил его в комнату.

Он задал только один вопрос, и рука его при этом тяжело и сильно сжала мое плечо:

— Лью, как отец?..

— Я похоронил его на Вэйнуоле, — ответил я. — Тела умерших запрещено перевозить на другую планету.

Он судорожно сглотнул и склонил голову.

— И он похоронен там, под солнцем, которого я никогда не видел, прошептали его губы.

Я обнял его здоровой рукой. Спустя минуту он хрипло сказал:

— Ну, хоть сам ты вернулся. Все же вернулся. А мне говорили, что надежды нет.

Я был тронут. И мне было немного стыдно. Я снял руку с его плеча. Мне ведь просто приказали вернуться, так что особенно гордиться было нечем. Я оглянулся, но Дио исчезла из комнаты. Видимо, она выскользнула через другую дверь. Тем лучше. Ничего не надо объяснять.

И все-таки мне стало как-то не по себе. Какие-то люди то и дело вторгаются в мою жизнь и мгновенно исчезают. И движут ими какие-то странные мотивы. Сначала Дайан Ардис еще на лайнере прочитал мои мысли. Потом эта девушка в космопорте, так похожая на Линнел, но вовсе не Линнел. Потом Рейф, прикинувшийся моим братом, потом Дио, которая сперва очень вовремя появилась, но потом опять исчезла. А теперь и Мариус собственной персоной. Совпадение? Вполне возможно, однако все это ужасно сбивает с толку.

— Может, мы сразу отправимся? — спросил он. — Я все приготовил, так что если у тебя нет причин здесь задерживаться…

— Мне надо только забрать свое удостоверение из посольства, — сказал я. И сразу отправимся.

Чем скорее я отсюда уберусь, тем лучше. А то еще половина населения Дарковера явится сюда, каждый со своими штучками.

— Лью, — вдруг спросил Мариус, — у тебя есть пистолет?

Тот же вопрос, что у Рейфа. Мне стало не по себе. Я пытался привести мысли в порядок, выкинуть из головы Рейфа, липового Мариуса, чтобы родной брат занял это место.

— Да, — кратко ответил я и, не дожидаясь его реакции, добавил: — Пойдешь со мной в посольство?

— Хоть на край света, — ответил он, оглядываясь вокруг и невольно содрогаясь. — Не могу оставаться в этой норе. Неужели ты собирался здесь ночевать?

За время моего отсутствия Торговый Город сильно разросся, стал гораздо грязнее и многолюднее. Теперь название «Торговый Город» было ему более к лицу, нежели старое — «Тендара». Мариус молча шел рядом. Потом наконец спросил:

— Лью, а как тебе жилось там, на Терре?

Он не мог не спросить об этом. Земля, родина предков, которых он никогда не видел, но на которых был так похож. Я проклинал порой свое происхождение, свою кровь землянина. А он?..

— Чтобы понять Терру, надо там всю жизнь прожить. А я был на ней всего три года. Я многое узнал от тамошних ученых. Немного научился математике. У них отличные технические школы. Но на Терре слишком много машин, слишком много шума. Я жил в горах. Жить так близко к уровню моря было свыше моих сил.

— Тебе там не понравилось?

— Да нет, ничего. Мне даже сделали механическую руку. — Я помрачнел. — А вот и посольство.

— Лучше оставь пистолет у меня, — сказал Мариус и остановился в испуге, когда я резко повернулся к нему. — Что случилось. Лью?

— Что-то тут странное происходит, — ответил я. — Что-то мне все более подозрительны те, кто хочет меня разоружить. Даже ты. Ты знаешь человека по имени Роберт Кадарин?

Когда Мариус приходил в замешательство, его лицо сразу теряло всякое выражение — пудинг, да и только.

— Да, я слыхал про него. А что?

— Он подал уведомление о намерении убить меня, — сказал я и на мгновение вытащил из кармана пистолет. — Я не стану им пользоваться. Во всяком случае против Кадарина. Но хочу иметь оружие при себе.

— Лучше бы все-таки… — Мариус запнулся, потом пожал плечами: — Хорошо, я тебя понимаю. Оставим это.

Мы поднялись на верхний этаж небоскреба земной администрации, мимо казарм космической полиции, бюро цензуры, миновали несколько этажей, напичканных компьютерами, занятых транспортным управлением и прочими отделами, курирующими все отрасли экономики Империи. По коридору я прошел к двери с надписью: «ДЭН ЛОУТОН. Легат по делам Дарковера».

Я встречался с Лоутоном еще до того, как покинул Дарковер. Его судьба была схожа с моей: отец-землянин, мать из Комина. Мы были дальними родственниками не помню, правда, каким именно образом. Это был огромный, статный и мускулистый рыжеволосый мужчина — с виду настоящий уроженец Дарковера; он мог бы даже претендовать на место в Совете Комина, если бы захотел. Но он не захотел. Он предпочел служить Империи и теперь был одним из высокопоставленных чиновников, служивших связующим звеном между Террой и Дарковером. Никто не может оставаться до конца честным, если живет по законам захватчиков; однако он все-таки старался сохранить честь.

Мы пожали друг другу руки по земному обычаю (который, кстати, терпеть не могу), и я сел. Он дружелюбно, но не слишком сердечно улыбнулся мне. Он не избегал моего взгляда — а ведь очень немногие способны смотреть телепату прямо в глаза.

Он придвинул мне через стол пластиковое удостоверение:

— Вот, возьми. Мне оно и не было нужно. Просто я хотел поговорить с тобой, Элтон, а это удобный предлог.

Я, не отвечая, положил удостоверение в карман.

— Я слышал, ты был на Терре? Как тебе там понравилось?

— Сама планета понравилась. А вот люди, прости, нет.

— Не надо извинений, — рассмеялся он. — Я тоже оттуда уехал. Одни недотепы там остаются. Любой предприимчивый и умный человек отправляется в космос, на просторы Империи. Элтон, почему ты так и не попросил имперского гражданства? Твоя мать была с Терры, ты бы получил массу преимуществ, ничего при этом не потеряв.

— Но ведь и ты почему-то так никогда и не принял предложения занять место в Комине? — вопросом на вопрос ответил я.

— Понимаю, — ответил он.

— Лоутон, я не выступаю против Терры. Мне не слишком нравится имперское присутствие здесь, но Дарковер просто так не станет воевать ни против городов, ни против государств, ни против планет. Если бы моим врагом был какой-нибудь землянин, я бы подал уведомление о предполагаемом убийстве и убил бы его. Если бы дюжина землян сожгла мой дом и угнала мои стада, я бы собрал своих людей, и все вместе мы бы их перебили. Но я ничего не имею против тысяч людей, которые не сделали мне ничего дурного или хорошего. Мне безразлично их присутствие здесь. У них другие привычки, не такие, как у нас. Наша ненависть направлена против отдельных людей, а не против миллионов.

— Мне нравится твой подход, однако такая философия ставит тебя в невыгодное положение по отношению к Империи, — сказал Лоутон, вздохнув. — Ну что ж, не буду тебя задерживать. У тебя ко мне ничего нет?

— Возможно, есть. Ты знаешь человека, который пользуется именем Кадарин? Реакция была мгновенной:

— Ты хочешь сказать, что он здесь, в Тендаре?!

— Так ты знаешь его?

— Лучше бы я его никогда не знал! Нет, лично я с ним не знаком, я его даже никогда не видел. Но он все время тут появляется. Он называет себя гражданином Дарковера, а сам вечно торчит в зоне землян. И, насколько я понимаю, покидая эту зону, тут же начинает утверждать, что он гражданин Терры и способен доказать это.

— И что?

— И мы не можем лишить его Права Тринадцати Дней.

Я засмеялся. Я помню, как земляне пытались бороться с этим явно нелогичным установлением — Правом Тринадцати Дней. Любой изгой, преступник, даже убийца имел неотъемлемое право — оно существовало с незапамятных времен — провести по одному дню тринадцать раз в году в Тендаре — для обеспечения своих юридических прав. В течение этого срока — если, конечно, он не был осужден заочно — то пользовался полной неприкосновенностью.

— Если бы он задержался здесь хоть на секунду сверх этого срока, мы бы тут же его схватили. Но он осторожен. Мы не можем его задержать даже за плевок в неположенном месте. Единственное место, которое он здесь посещает, — Приют для детей космонавтов. После чего буквально растворяется в воздухе.

— Что ж, возможно, вам скоро удастся от него избавиться, — сказал я. Надеюсь, вы не станете меня преследовать, когда я его убью. Ведь он уже подал уведомление о намерении убить меня. — Я встал.

Когда я был уже в дверях, Лоутон окликнул меня. Дружелюбия в его голосе как не бывало:

— У тебя при себе контрабанда! Сдай немедленно!

Я отдал ему пистолет. Несомненно, у них тут где-то была просвечивающая аппаратура. Лоутон проверил пистолет, затем хмуро глянул на меня и протянул оружие назад:

— Возьми. Я не совсем понял ситуацию… — Он нетерпеливо совал пистолет мне в руки. — Ну, бери же! Только сматывайся отсюда скорее, пока тебя кто-нибудь еще не засек. И отдай оружие тому, кому оно принадлежит. Если тебе нужно разрешение, я попробую это устроить. Только не болтайся по городу с контрабандой в кармане!

Он чуть не в шею вытолкал меня из своего кабинета. Удивленно вертя пистолет в руках, я направился к лифту. И тут глаза мои заметили маленькую табличку с надписью: «Рафаэл Скотт».

И тут я вдруг понял, что мне вовсе не хочется требовать объяснений ни от Дио, ни от Мариуса.