Королевство Краеугольного Камня. Книга 1. Мастер крушений

1

Волна нависала горой с белоснежной вершиной. Шхуну мчало прямо на нее. Миг, и гора обрушится. Раздавит! Потопит!

Но… Быть может, и нет.

Два часа назад моряки набили себе животы сухарями и холодным рисом, потому что с набитым животом человек становится гораздо устойчивее. Жаль, что салага юнга перегнулся через борт и уже расставался за милую душу со всем съеденным. Баталёр[1] позеленел, как лягушка, а штурман Феликс, здоровенный верзила, вцепился, чтобы не смыло, обеими руками в штурвал.

Волна обрушилась на «Изабеллу», словно Страшный суд. Салагу юнгу запросто унесло бы за борт, не ухвати его Феликс за ногу. Матросы, которые откачивали помпой воду из трюма, с опаской прислушивались, как кряхтит грот-мачта, а те, что работали на палубе, судорожно цеплялись за ванты. Последний час наступал для них не впервые. Моряки принимали беду терпеливо и беспрекословно выполняли команды адмирала Дорека, который орал что есть силы, перекрикивая грохот бури. Не подчинялся командам адмирала лишь один-единственный человек на шхуне.

– Принц Тибо! Сделайте милость, спуститесь к себе в каюту, – не приказывал, а умолял адмирал.

Но принц Тибо не внимал мольбам. Шхуна «Изабелла» – его судно, экспедиция – его идея, а тридцать два моряка – его команда. Поглядишь, как принц в непромокаемом плаще до полу вычерпывает котелком воду, а с широких полей его шляпы льет поток, и не увидишь разницы между наследником трона в Королевстве Краеугольного Камня и самым обыкновенным матросом.

Волны вокруг шхуны поднимались в три раза выше грот-мачты, их гребни были увенчаны белой пеной, а в изумрудной зелени боков мелькали причудливые тени – кашалоты и крылатые дельфины.

Буря опять пришла, и все по заведенному: набухшее небо, мокрая одежда, красные руки, оборванные снасти, погасшие фонари, сверкающие молнии. «Изабелла» – хрупкая ореховая скорлупка в бездонном океане, люди – пылинки в этой скорлупе.

Время не ждет, ведь действовать нужно стремительно, время тянется бесконечно, потому что ни у кого уже нет сил.

День перетек в ночь, и нежданно-негаданно, когда о спасении никто и мечтать не смел, облака немного разошлись и засияла звезда. Потом две звезды. А потом целое созвездие.

Буре конец. Как налетела она в один миг, так и утихла.

– Дозорный наверх! – скомандовал адмирал.

Вахтенный Пусен ловко добрался до наблюдательной вышки, расположенной на грот-мачте, и крикнул оттуда:

– Вижу землю!

О земле они тоже не мечтали.

– Наверное, Кириоль, адмирал? – спросил принц Тибо, отводя светлую прядь волос, всегда падавшую ему на глаза.

Адмирал Дорек передал вопрос впередсмотрящему:

– Пусен! Это Кириоль?

Дозорный наверху уперся локтями в бортик, чтобы сохранить равновесие, открыл компас и стал определять расположение темной полосы на горизонте.

– Так точно, господин адмирал!

– Хм, – выдавил из себя Дорек.

– Надо же, вот и Кириоль, – раздался у него за спиной знакомый голос.

К принцу Тибо и адмиралу подошел Гийом Лебель, первый помощник; он промок насквозь, черты лица обострились от усталости, но темные глаза смотрели, как всегда, живо и весело. Лицо у Лебеля молодое, загорелое, а коротко остриженные волосы совершенно седые. Удивительный контраст.

– Хм, – снова выдавил адмирал.

– Отлично, – обрадовался Тибо. – Зарю мы встретим уже в порту.

Он приготовился объявить команде о побывке в городе. Матросы заслужили отдых, отменно потрудившись в бурю, которая могла их сильно задержать.

– Ни в коем случае, выше высочество, – остановил принца адмирал Дорек. – Мы бросаем якорь немедленно.

– Но, господин адмирал… – начал Гийом Лебель, удивленно протирая глаза.

Адмирал Дорек смерил его суровым взглядом. Он пользовался любым предлогом, чтобы поставить помощника на место, потому что завидовал ему. Природа щедро одарила Лебеля. Глубокому бархатному голосу охотно повиновались, прямые и дельные суждения уважали. К тому же он был отличным лоцманом, так что начальнику крайне редко выпадала возможность поучить его чему-нибудь, и теперь адмирал откровенно наслаждался.

– Дозорный увидел маяк, Гийом Лебель, – снисходительно проговорил Дорек и, сложив руки рупором, крикнул: – Ты видишь маяк, Пусен?

– Маяк, и не один! Их много, – подтвердил дозорный. – Маяки выстроились, будто дорогу нам указывают.

– Нисколько не сомневаюсь. Спускайся, Пусен!

Дорек повернулся на каблуках и окликнул двух проходивших мимо матросов:

– Феликс! Овид! Отдать якорь!

Верзила рулевой и толстяк баталёр бросились исполнять команду.

– Я не могу понять, адмирал… – начал Тибо.

– Многие соблазнялись маяками Кириоля, ваше высочество. Вид привлекательный, ничего не скажешь. Но никто и никогда не станет подходить к Кириолю ночью. Никогда. Если дорожит судном. Командой. Товарами.

– О чем вы? Маяк – он и есть маяк. Разве нет?

– Если стоит в порту, а не в глубине суши.

– Что значит «в глубине суши»? – воскликнул Лебель и удостоился второго снисходительно-укоризненного взгляда.

– Всем известный факт, Гийом Лебель. Суда, которые доверяются маякам Кириоля, садятся на мель. Неважно, прилив на море или отлив. Конечно, кириольцы приходят им на помощь, и даже с большим удовольствием. Помогают высадить людей, а заодно очищают трюм. Кириольцы – пираты, которые не утруждают себя морскими плаваниями. Ненавижу кириольцев.

– Сто раз от вас слышал эту фразу, – заметил Тибо.

– Тысячу, – уточнил Гийом. – И не постыжусь повторить: ненавижу кириольцев.

Собеседники замолчали. В тишине позвякивала якорная цепь. Никто не спорил с Альбером Дореком, маленьким человечком, который требовал, чтобы все его называли адмиралом, хотя в Королевстве Краеугольного Камня армии не было и в помине. Право на высокое звание подарили ему полвека морских путешествий и лысый череп, на котором играли океанские блики. Он прославился еще в молодости, когда желторотым матросом спас от верной гибели полярную экспедицию, которой очень не повезло. Экспедиция вернулась на родину с двумя шкурами белых медведей, бочкой тюленьего жира, отмороженными ушами и пальцами ног – и положила начало блестящей карьере юного Дорека.

Теперь адмирал повиновался только приказам короля Альберика, который доверил ему принца Тибо. Долг свой Дорек исполнял с присущими ему добросовестностью и рвением. За адмиралом водился один-единственный грех: он жить не мог без миндального печенья. Печенье доставляли ему из родного города в большой жестяной коробке, и он прятал ее к себе под подушку. Именно сейчас адмирал вспомнил о печенье и сразу отдал приказ:

– Всем спать! Кроме вахтенных.

Вахта сменялась каждые четыре часа по удару большого корабельного колокола, ночная вахта зачастую была самой спокойной.

Тропики, влажные, душные и душистые, баюкали в своих объятиях «Изабеллу». Полярная лисичка, вырезанная на носу шхуны, насторожив уши, тянула мордочку вперед. Тишину нарушал скрип мачт и плеск морских волн, мягко ударяющих в борта. Изредка раздавался храп.

Шхуна провела в плавании уже полтора года. Моряки навидались редкостных зверей, удивительных растений, колдунов и шаманов с причудливыми ритуалами. Каких только диковинок не скопилось в трюме «Изабеллы»! Каких только образчиков редких минералов! А вот по части еды стало туго: сухари, что оставались в кладовой, до того затвердели, что их рубили топориком, а в бочонке с пресной водой поселились жирные черви. В общем, «Изабелле» пора было пополнить запасы продовольствия, а экипажу немного поразмять ноги. Неделю за неделей матросы видели вокруг одну и ту же морскую гладь. А развлекали их только капризницы бури, вызывая тошноту и покрывая палубу морскими коньками. Твердая земля не повредила бы сейчас никому.

Потому-то Тибо и решил непременно причалить в Кириоле.

Адмирал Дорек не одобрял его идеи. Кириоль – остров соблазнительный, но очень опасный. Конечно, там растут сочные манго, прохожих на улицах развлекают певцы и фокусники, а от пестрых вывесок глаз не оторвешь… Но сколько там кривых переулков, воров и контрабандистов! Хвалить Кириоль можно только в насмешку, а у адмирала плоховато с чувством юмора.

Как раз незадолго до бури Дорек играл с Тибо в шахматы. Они всегда играли по средам: король Альберик заботился, чтобы у сына голова оставалась на плечах. Адмирал играл плохо, а когда проигрывал, сердился. Но на этот раз ему было не до шахмат: он думал только о предстоящей остановке в Кириоле, и настроение у него заранее испортилось.

– Нужно будет кого-то оставить на судне, – то и дело повторял он. – Я видел не раз, как обчищали суда в Кириоле. Кто-то должен охранять «Изабеллу».

– Смотрите на доску, адмирал! Ваш ход.

– Кто-то должен присмотреть за фок-мачтой, ваше высочество, – продолжал Дорек, рассеянно передвигая пешку. – За марселями, стакселем, гротом, гафелем…

– Одним словом, за парусами.

– Да, ваше высочество, за парусами. А еще за вантами, фалами, шкотами…

– Иначе говоря, за снастями.

– Именно, принц. За такелажем, за тем, чем мы пользуемся, ставя паруса.

– Мне известно, что такое такелаж, адмирал.

– Не сомневаюсь, ваше высочество. Так вот, я подумал и решил: на борту останусь я сам.

– Жаль, – сказал Тибо, улыбнувшись про себя. – Значит, за мной какой-нибудь подарок. А пока шах и мат, адмирал.

Тибо принесет Дореку из Кириоля множество подарков. Беды адмирала только начинались.