Солнце подходило к горизонту, моросил мелкий сентябрьский дождь, в лесу стоял запах опадающей листвы, хвои, грибов и чего-то неуловимо далёкого и незнакомого. На небе в стороне Центра Зоны виднелись всполохи вечной грозы. Остановившись на пригорке, мы с Рыбаком наблюдали удивительное зрелище – в ответ на звуки далёкой, но упорной и злой перестрелки где-то на северо-востоке горизонт за лесом озарился вспышками, явно работала реактивная артиллерия.
Потом севернее прямо в воздухе вдруг раскрылись один за другим яркие салюты разрывов, между которыми били красные и голубые молнии. Искры взрывов уже опали, но всполохи в воздухе продолжались еще долго. Вот, значит, как срабатывает воздушная аномалия. Вот, значит, почему в Зону не летают никакие летательные аппараты…
С пригорка была видна уходящая в обе стороны за горизонт высокая железобетонная стена, местами у стены стояли высокие, на толстой бетонной ноге, похожие на водонапорные баки башни охраны Периметра. По обе стороны от стены тянулись несколько рядов прикрепленной к железобетонным столбам колючей проволоки, один или два ряда даже, кажется, были под напряжением.
С башен в громкие динамики без перерыва заунывный голос диктора на украинском, русском и английском языках вещал о том, что Периметр создан для охраны людей от смертельных опасностей Зоны Отчуждения, что все лица, находящиеся в Зоне без специальных пропусков и сопровождения военных Объединённой группировки Международных сил, ставят себя вне закона и могут быть уничтожены без предупреждения.
Рыбак спокойно и размеренно подошёл к одной из башен, метров на двадцать пять возвышавшейся над нами – я поразился толщине и прочности её конструкции. Внизу башни виднелась небольшая овальная дверь, наглухо замурованная изнутри. В рядах колючей проволоки и забора под напряжением петлял зигзагом узкий проход к башне, по которому мы и двинулись, игнорируя предупреждающие надписи на табличках.
Рыбак явно шёл тут не впервые, и прекрасно знал не одним сталкером утоптанную тропу.
– Будешь возвращаться живым, оставь под дверкой что-нибудь не очень ценное из хабара. Это – солдатам. Таков негласный закон, – сказал он через плечо. Его голос как-то зловеще гулко прозвучал из-под капюшона мокрого плаща, силуэт которого резко выделялся тёмным пятном на фоне алеющего неба.
Мы прошли под башней и, подойдя к покрытой вздувшейся и местами отошедшей краской двери, отворили её и, пройдя за стену, закрыли за собой тяжёлую железную дверь на засов, подлезть к которому было несложно через явно «случайно» появившуюся тут дырку в железобетонной стене.
В наступающих сумерках по всему Периметру с Башен начали регулярно взлетать осветительные ракеты, так что петляли между рядами колючей проволоки мы уже в их ослепительно ярком свете. Минное поле, которого я очень боялся изначально, мы прошли легко – между плохо присыпанных разношёрстных и густо наставленных мин мы шли по узкой, но хорошо заметной протоптанной тропинке. Вдруг относительную тишину расколол оглушительный треск тяжёлого пулемёта, и метрах в двадцати перед нами высокими тяжёлыми фонтанами взметнулась промокшая земля. Я невольно вздрогнул, на секунду представив, что делает с человеческим телом крупнокалиберная разрывная пуля пулемёта 12.7.
Рыбак, словно прочитав мои мысли, сказал негромко – честь отдают – вручную стреляют солдатики. Если бы пулемёт стоял на «автопилоте», от нас еще на той стороне остались бы только клочья мяса на поживу зверью…
Подобные очереди слышались и с других башен, да и с той, с которой мы перешли Кордон, еще пару раз в течении ночи громко салютовали ночным странникам.
Пройдя примерно триста метров выжженной и зачищенной заминированной полосы, мы вошли в лес, кажущийся внешне таким же точно, как и тот, из которого километром ранее мы вышли на Большой Земле. Зона, ужасные рассказы о которой я слышал, показала себя не столь уж и «другой планетой». Это ощущение продолжалось недолго. Примерно в километре от Периметра Рыбак показал мне на едва сияющее облачко над лужицей в овражке неподалёку. Облачко как бы светилось изнутри, и, приглядевшись, я понял, что оно состоит из миллиардов крошечных электрических разрядов и искорок, висящих в воздухе. С молчаливого согласия своего наставника я подошел поближе и, вынув из глубокого кармана плаща гайку с ленточкой, бросил её в облако. Аномалия ответила ослепительной вспышкой и снопом искр, поглотившим мою гайку без остатка. Впечатляюще, такое бы в Интернете выложить, подумал я и тут же отогнал эту крамольную мысль…
Свет от осветительных ракет уже не отбрасывал резких теней, силуэты деревьев и кустов начали меняться, и примерно каждые двести-триста метров тропы нам стали попадаться как старые, так, по словам Рыбака, и новые аномалии. Они выдавали себя самым разным образом, а один раз я чуть не вляпался в одну, не заметив и ошарашено остановившись как вкопанный, только когда мой болт вдруг, как из-под земли притянутый посреди траектории полёта, глубоко врезался в грязь. На месте его падения лунка в грязи мгновенно затянулась, и ничто более не напоминало о том, что в этом месте притаилась гравитационная аномалия… Успокоив вдохом-выдохом дыхание, я обкидал аномалию камушками, найденными на тропе под ногами – уже через два часа ходьбы по Зоне стало ясно, что болтов и гаек не напасёшься. В местах, где камушки упали на грязь вокруг аномалии и не ушли в землю, я воткнул вешки из срубленных тут же веток кустарника, привязав к каждой вешке клочок тряпки, а на одну из них надев найденную тут же еще не прихваченную ржавчиной банку из-под консервов. Мусора вокруг тропы, надо сказать, было немало. Мы как ни в чем не бывало продолжили свой путь.
Рыбак не стал говорить, куда мы идем и зачем – а я и не спрашивал. Какая разница, если всё равно хоть одну ходку надо пройти с опытным следопытом, и не так всё оказалось и тяжело, если не паниковать. Но запаниковать мне пришлось очень скоро.
Пройдя примерно три километра от Периметра, мы свернули влево, в густой кустарник, и пошли на юго-запад. В небе над Центром Зоны, в диковинном коническом куполе плотных облаков над ЧАЭС яростно бушевали молнии. Земля, скользкая от мелкого дождика, который то переставал, то начинал моросить с новой силой, тут поросла не то травой, не то мхом, странным растением, которого я раньше нигде не видел. Чем дальше мы удалялись от Периметра вглубь Зоны, тем чаще он встречался, иногда на полянах на этом мху можно было увидеть концентрические круги, явно оставленные действующими гравитационными аномалиями, и выжженные черные – там, где они сработали. Несколько раз около сработавших аномалий я замечал обугленные, разорванные и сплющенные тушки невиданных мною ранее животных, как правило, похожих на большую крысу, величиной с кошку, и один раз попался труп большой черной собаки, странно лежавшей в неестественной позе.
Рыбак долго разглядывал его, потом осторожно перевернул и снова разглядывал. Повреждений на теле совсем не было заметно, что, очевидно, более всего насторожило старика. Покружив вокруг, он с нескрываемой тревогой сказал:
– Кровосос. Высосал Чернобыльского пса-телепата, опасного и очень умного мутанта. Впервые вижу такое – видать напал с голодухи. Но что делает кровосос тут, у Периметра – загадка. В любом случае, ничего хорошего ждать не приходится, заряди один ствол пулей – левый, а правый – картечью. Неизвестно чего ждать, это Зона, – проворчал он под нос, взводя с лёгким клацаньем вставший на боевой взвод затвор старинного автомата, и, отомкнув металлический приклад и поправив рюкзак, пошёл по тропинке первым.
Через несколько минут он остановился как вкопанный, и вдруг резко вскинув автомат, дал несколько коротких очередей в крону странно выглядевшего, как будто притянутого к тропинке дерева.
Ответом ему был истошный вопль, и, как бы из ниоткуда, в кроне дерева появилось чудовище размером с человека, с большими круглыми глазами, грубой перепончатой кожей и жуткими шевелящимися щупальцами вокруг ротового отверстия под похожим на свиное рыло носом. Старик продолжал стрелять, и каждая пуля, попадавшая в тело кровососа, выбивала из него комок мяса и костей размером с кулак. Кровосос судорожно дернулся, и водя по воздуху слабеющей передней конечностью, очень похожей на человеческую руку, но с гипертрофированно большими и сильными пальцами, попытался второй лапой ухватиться за искореженную мутацией березку, но уже очевидно было, что жизнь покидает его. Кровь из огромных ран выливалась в такт пульсу, обливая палую листву, и когти только содрали кору, заставив деревце испуганно затрястись. Еще несколько разрывных пуль в голову превратили его морду и череп в сплошное кровавое месиво, из которого сбоку из перебитой артерии била вверх кровь, обдавая нас вонючим бордовым дождём.
Извиваясь и корчась в предсмертных судорогах, тело мутанта упало в грязь под деревом, и через несколько минут конвульсии прекратились.
Я пытался прийти в себя, пока Рыбак, хладнокровно перезарядив автомат и повесив его за спину, не спеша подошёл к трупу, и, вынув из-под плаща большой нож с широким лезвием, с мощными и, судя по виду, острыми зазубринами в верхней части, не спеша, умелыми движениями, хоть и видно было что резать мощные жилы твари ему нелегко, отделил голову кровососа от туловища и, аккуратно обрезав щупальца, представлявшие, как я понял, изрядную ценность и почти не поврежденные пулями, отбросил остатки головы в кусты.
– На всякий случай, – спокойно сказал мой опытный инструктор, а теперь и спаситель, – они, когда молодые, могут регенерировать почти девяносто процентов тканей, а без головы регенерация у него точно не пойдет, – добавил он, вытирая нож об листву и втыкая его в сырую рыхлую землю рядом с тропой. Не заботясь о туше, мы двинулись дальше через пелену моросящего осеннего дождя навстречу неизвестным опасностям.