Марсианский стройбат

Глава 3 Ортогенез Марса

– А чего думать-то? Пусть за нас командир думает, – ответил Сергей. – Наше дело маленькое: войти, найти Петрова и свалить на базу.

Он вспомнил о Миле, и его сердце наполнилось ревностью. Неужели полковник ничего не знает? Вряд ли. В Городке-Один секретов нет. Раз знает бригада, значит, знает и он. Убью, гада! – подумал Сергей, при первой возможности, и крепче сжал рукоятку АПС.

– Ну да, – как-то легкомысленно согласился Мамиконов и поморщился, – с таким скафандром придётся всю жизнь сидеть под землёй… – И тут же отвлекся: – слушай… как в Нью-Йорке… ей богу…

– А ты что, был в Нью-Йорке?

Сергей дальше Крыма никуда не ездил. Не успел. Загремел на Марс. Он посмотрел направо, ему показалось, что в развалинах прячется какая-то тень – огромная, необъятная, очертания её трудно было определить.

– Да приходилось по делам фирмы. Я, понимаешь ли, брокером по фрахтованию судов служил. Да погорел капитально. Пришлось бежать в армию, да ещё в первый марсианский стройбат. За мной ФБР охотилось, и охотится, наверное, до сих пор. Если бы я не унёс ноги с Земли, то теперь парился бы на американских нарах. Не знаю, что лучше? – Мамиконов запыхтел, как тюлень.

– Чего, так серьёзно? – спросил Сергей, следя, не преследует ли их громадная тень.

– Ну-у-у… – подтвердил Большой, перешагивая через яму и ничего не замечая. – Ещё как. Не скажу, что я ангел, что уж совсем не виновен, но повесить на меня всех собак, всё, что можно и не можно – это, поверь, чересчур! Даром что молодой. Так что мне на Марсе лучше во всех отношениях. Ну… чего видишь?

Снизу город выглядел, словно они находились в подвале. Нет, не так, думал Сергей, словно на глубине метров тридцати в Чёрном море – сумерки, а от дна свет исходит. Так и в городе, непонятный желтоватый туман, похожий на отблески искусственного солнца, рассеивался, отражаясь от земли, делал видимым то, что не должно быть видимым, искажал очертания улиц и переулков, которые разбегались во все стороны, как паутина. Напротив, через улицу стояло стеклянное здание, похожее на стадион или Колизей.

– Ничего не вижу, – ответил Сергей, помедлив. Он так и не понял, крадётся ли кто-то за ними или нет? Но внезапно почувствовал город, понял его суть: он лежал и спал, ожидая пробуждения. Вот это здорово, думал Сергей, словно я должен прийти и разбудить его. Тогда всё переменится в лучшую сторону, даже в моей судьбе. Но для этого надо было что-то сделать. Казалось, ещё шаг, и Сергей увидит, поймёт и разберется в горестях и надеждах, всех тех, кто жил, живёт здесь и пришёл сюда! Но Мамиконов всё испортил:

– Ну что ты видишь, что?

– Кучи мусора, и воздух какой-то… Ты перед окнами-то не мелькай, не мелькай. А то ты очень большой. В такого трудно промахнуться.

– Да-а-а… – вздохнул Мамиконов, прибавляя шаг. – Здесь ты прав, в этом моя беда – слишком заметен в прямом и переносном смысле. Не буду мелькать. Воздух, действительно, дрянь, как в шахтерском крае. Может, привыкнем? – Он оглянулся, но никого не заметил. – Как там наш полковник?

В этот момент Бастрыкин напомнил о себе:

– Где вы, Мамиконов, доложитесь!

Голос его был сердитым, в нём звучали грозные нотки большого командира.

– Да забрели с Бабурой в город, идём по следам Петрова, – ответил Мамиконов, вертя головой, что было верхом тревоги.

Полковник переваривая услышанное. Наверное, его возмутило слово «забрели». Должно быть, он предпочитал, чтобы мы маршировали, с неприязнью подумал Сергей, и держали равнение на три его звездочки.

– Что за город? – удивился полковник безмерно.

– Похож на Нью-Йорк, но древний. Одни руины. Солнце какое-то тусклое. Неба не видно.

– Какое же в подземелье небо?! – то ли удивился, то ли согласился полковник. – Вот что, вы мне зубы не заговаривайте! – опомнился он, – срочно найдите Петрова! Это приказ!

– Товарищ полковник, когда мы вас обманывали? – обиделся Мамиконов.

– Постоянно, – среагировал Бастрыкин. – Не знаю, что за город вы там с Бабурой отыскали! Вы пьяные или трезвые?!

– Обижаете, товарищ полковник, – разговаривал с ним, как с маленьким, Мамиконов. – Мы родине никогда не изменяли!

– А ещё издеваетесь! – резюмировал Бастрыкин. – В общем, так, не отыщите Петрова, пойдёте под трибунал.

– Есть, под трибунал… – покорно согласился Мамиконов и выключил «длинную» связь. – Ну его на хер, этого дурака!

Они разбрелись, кружа по перекрестку там, где одна из улочек была наклонной, а цоколи зданий с огромными продолговатыми окнами – в общем, в самом неудачном месте, потому что их было видно со всех сторон, а их скафандры, бежевого цвета, приспособленные для пустыни, не располагали к маскировке в городе. Следы крови истончились в паутине рыжих тропинок. Пришлось искать между куч мусора, которые поднимались выше уровня второго этажа. Дома были такие старые, что в них не осталось ни одного стекла, а стены казались естественной частью ландшафта.

– Нашёл! – радостно закричал Мамиконов.

Следы уводили на проспект, который походил на ущелье, в глубине которого виднелась площадь с приземистым зданием и монументами вокруг. Через бинокль скафандра последние оказались странными памятниками людям с копытами верхом на странных животных, напоминающих богомолов, с маленькими треугольными головами и длинными мускулистыми конечностями.

– Не нравится мне всё это, – доверительно пожаловался Мамиконов, перешагивая своими большими ногами через вывернутые решётки сточной системы. – Ох, как не нравится. Где этого Петрова искать? – он понюхал железистый воздух. – Чем-то знакомым пахнет. Как ты думаешь, сколько этому городу лет? А?

Сергей потрогал стену, вдоль которой они шагали. Стены выглядели не хуже, чем в древней столице Перу – Куско, только ржавыми и кое-где шершавыми от блестящих кристаллов серебристого гематита. Белесые тропинка под ногами оказались утоптанными многочисленными ногами. На кучах мусора росли чахлые грибы на кривых ножках и какая-то светлая поросль, похожая на ушастый мох, но побольше, как листья салата. Сергей протянул руку, но лист вдруг сморщился, почернел и осыпался прахом.

– Чёрт его знает, – признался он, отдёргивая руку, – я в этом не разбираюсь. Может сто, а может сорок тысяч лет. Когда там у нас кроманьонцы появились?

– Ты думаешь, что они переселились на Землю?

– Я ничего не думаю, я рассуждаю об ортогенезе.

– О чём? – удивился Мамиконов.

– Об ортогенезе. Ну, знаешь, когда в живой природе одно вытекает из другого, в противовес естественному отбору. Ерунда всякая…

– А-а-а… – сказал Мамиконов. – Ну да, да, конечно, я слышал… Я, между прочим, три курса универа закончил.

– Бывает… – позавидовал Сергей.

В этот момент над городом пронёсся шорох. Сказать, что всё вокруг насторожилось, и мёртвый город – тоже, значило ничего не сказать. Сергей кожей почувствовал опасность. Шорох был такой непомерно огромной силы, что мог происходить только из одного источника. И этот источник был в городе, только дальше, в глубине.

– Что это?! – нервно завертел головой Мамиконов.

Со слухом у него было плоховато, зато его большое, сильное тело хорошо реагировало на низкие частоты.

– «Зубанка»… – догадался Сергей.

– Какая ещё, к чёрту, «зубанка»?

– Так порой кричит Марс… – произнёс Сергей и почувствовал, что теряет связь с реальностью.

Он уже летел, парил. Через позвоночник в ноги пробежала горячая волна и ушла в землю, забирая силы, она же отталкивала прочь, раздваивала сознание, лишала воли. Удар пришёлся по внутренностям. Хотелось упасть и свернуться в комок, чтобы защитить живот.

– Я её не слышу… – загробным голосом сказал Мамиконов, – я её чую…

Больше Сергей его не видел. Он парил одновременно везде, в том числе и над крышами небоскреба, он увидел то, что происходило совсем в другом месте: за длинным-длинным столом сидели Петров и Марфин и пили обычную брагу, которую учуял Мамиконов. А ещё Сергей увидел то, чего не мог понять, то, чего не видел ни разу в жизни: монстров в виде змей и каких-то странных людей, изрыгающих пламя.

Был ли это телепатический сеанс или что-то другое – он не понял. Ему словно показали картинки – без объяснений и намеков. А откуда это всё пришло – из прошлого или будущего, он не понял. Должно быть, их спасли гравитационные скафандры, принявшие на себя крик «зубанки».

В следующее мгновение шуршание стихло и Сергей снова стоял на проспекте между домами, а Мамиконов, крутясь на одной ноге, танцевал с невидимой партнершей, обняв её за талию. Он даже наклонился и что-то шептал ей на ушко. Большой, добродушный богатырь.

– Большой!.. – позвал Сергей, передергивая затвор и выставляя пистолет перед собой. – Большой!..

К ним приближались какие-то серокожие существа. В непомерно длинных руках они держали копья и луки, но, судя по всему, не собирались нападать. Мало того, от них отделился человек без оружия и, не дойдя метров десяти, стал подавать, как обезьяна, знаки, чтобы Сергей и Мамиконов следовали за ним. При этом он скалился, морщил лоб, то ли глупо хихикая, то ли постанывая от боли.

Сергей хорошо разглядел его. Был он ниже среднего роста, щуплый, как подросток, но по земным меркам – старым, потому что жуткие морщины лежали на его лице. Большой крючковатый нос свисал почти до такого же огромного, как у лягушки, рта, остроконечные уши и голый череп с жидкой порослью белесых волос – вот и весь образ марсианина. Но самое жутковатое – дикий перекус. Настолько дикий, что резцы и клыки нижней челюсти торчали из-под верхней губы. Одет человек был в какие-то лохмотья, в которых, однако, таилось какое-то изящество. На голове красная треуголка! Так изнашивают богатые и дорогие вещи, сообразил Сергей, но где я его видел? Где?! Господи! Так это ж гоблин! Точно, гоблин! Обычный земной гоблин из сказок. Вот, бляха! Гоблин недоношенный!

– Слышь… Большой… – позвал Сергей, держа серокожего гоблина, которого он окрестил Зовущим, на мушке. – Слышишь?!! – и обернулся наконец на Мамиконова.

Гоша пребывал в раю. На его большом лице бродила идиотская улыбка. Морщины на лбу разладились, напряженная складка между бровями исчезла, и Мамиконов словно помолодел лет на десять. К тому же изо рта потекла слюнка.

– Кончай дуру валять! – Сергей дёрнул его за рукав.

Мамиконов не прекратил своёго странного занятия. Сергей, у которого не было времени для церемоний, дал ему поджопник. Гоша открыл глаза и схватился за дубину так, что едва не согнул её:

– Прости друг… прости… Что он от нас хочет?

– Зовёт куда-то.

– Ясный перец! Вали его, гада! – Мамиконов сделал угрожающее движение по направлению к гоблину.

– Подожди, вдруг он к нашим приведёт?

– Как же приведёт! – усомнился Мамиконов, замахиваясь ещё раз.

– К вашим, к вашим… – произнёс Зовущий и растянул рот до ушей.

– Блядь! – восхищённо выругался Мамиконов.

Зовущий засмеялся. Мамиконов выпрямился и тоже рассмеялся:

– Так это ж гоблины, мать вашу!

– Гоблины, гоблины, мать вашу, мать вашу, – радостно закивал Зовущий, щёлкая своёю страшной челюстью, как капканом.

– Слышь, и мать нашу знает! Во-о-т суки-и!..

– Суки, суки, – повторил гоблин и добавил. – Тудыть его налево! – Чем вообще привёл Мамиконова в дикий восторг.

– Ах, гад! Ах, падла! По нашему базарит!

– Я больше, чем уверен, что их научил Пашка, – заметил Сергей. – Больше некому. К тому же он пьян, как сапожник.

Гоблин действительно пошатывался, как клен на ветру меж трёх дорог.

– Ну тогда идём! – продолжал орать Мамиконов. – Чего мы стоит?! А-а-а… извини!!! Ты в следующий раз меня посильней тыкай, можешь даже в зубы врезать! Ей богу, не обижусь и сдачи не дам!

– Как же… – усомнился Сергей, поглядывая на его квадратные плечи и бицепсы, которые заметны были даже под скафандром, – ладно, там видно будет. Пошли. Тем более там, наверняка выпивка есть.

– Откуда ты знаешь?

– Догадываюсь. Марфин так просто в бега не подался бы.

– Что правда, то правда, – прогудел Мамиконов, забрасывая железную дубинку на плечо и обращаясь к Зовущему: – Веди, Миклухо-Маклай! Сусанин недоделанный.

Зовущим обрадовался, словно его похвалили, и повел их в то самое приземистое здание на проспекте.

Пашка Марфин действительно сидел за длиннющим столом, пил брагу и курил что-то похожее на вонючую «гидру». Напротив в дымину пьяный спал Петров, уронив голову на руки. Макушка у него была перевязана какой-то грязной тряпкой, из-под которой была видна запёкшаяся корка крови. Шлем, конечно, отсутствовал. Впрочем, Петров был не одинок, в комнате вповалку лежало не меньше сотни гоблинов. Оконные проёмы в комнате были занавешены каким-то ветхим тряпьём. На столе чадила лампа. Вонь стояла неимоверная: смесь алкоголя, грязных тел и какой-то дрожжевой кислятины. Впрочем, проходчикам было не привыкать. Хотя врачиха Светлана Андреевна и следила за гигиеной, и раз в неделю был скудный душ, в боксах пахло не лучше. Как на подводных лодках, шутил Жора Генацаревский. Всё дело в вентиляции считал он и был прав. Вентиляция на Марсе была большой роскошью. А насчёт подлодок он знал, о чём говорит, потому что до первого марсианского стройбата служил на атомоходе «Новомосковск» и даже два раза ходит в автономку, чтобы вовремя грохнуть США, если они рыпнутся. Не довелось – о чём неоднократно и искренне жалел. «Сейчас бы мы были самыми сильными на всей планете», – часто говорил он и в забое, и в боксах. Всё жалели пиндосов. Надо было давно их извести, соглашались с ним остальные члены бригады.

– Налей, – попросил Сергей, усаживаясь рядом с Петровым.

Пашка как ни в чём не бывало нагнулся, зачерпнул и поставил перед Сергеем полный ковшик браги:

– Пей, друган!

Ковшик был столетний – ржавым, с отбитой эмалью, по его бокам стекали пахучие капли, и от него шёл умопомрачительный запах дрожжей.

– А мне?! – обиженно прогудел Мамиконов, усаживаясь на лавку, которая под ним жалобно заскрипела.

– И тебе, Большой, и тебе!.. Как добрались?

Морда у Пашки была вымазана какой-то странной жёлтой краской.

– Вашими молитвами… – ответил Мамиконов, глотая слюни и следя за каждым движением Марфина.

– Значит, в нашем полку прибыло. Будешь? – и Пашка протянул бычок Мамиконову.

– Не-е-е… – отмахнулся Мамиконов. – Мне мою черепушку жаль. Такую дрянь одни мозгляки курят. Я только по алкоголю ударяю. Безопасно, если знать норму.

– Ну как хочешь, – не обиделся Марфин, затягиваясь и выдыхая синий дым. – А я здесь местных грибов надыбал. Хорошо пробирает. Вот где базу надо делать! Вот! – Он развёл руками. – А не слушать всяких начальников и командиров! И рабочая сила есть, – Пашка кивнул на пьяных гоблинов – и вообще…

Сергей понял, что под словом «вообще» Пашка понимает чисто личные интересы: выпивку, грибы и толпу рабов с местными женщинами. Женщин, кстати, он где-то прятал. Женщин видно не было.

– И то правда! – выдохнул Мамиконов, возвращая пустой ковшик. – Налей ещё!

Сергей тоже махом выпил брагу, и она бальзамом легла на желудок. Он потянулся к закуске. На местных женщин он бы тоже взглянул, хотя на базе его ждала Мила. Женщины – это святое, думал он как-то несерьёзно. Женщины скрашивают одиночество. С женщинами весело. Ему почему-то казалось, что все женщины должны быть прекрасны, как Мила Дронина.

– А помидоров нет? Ой, как я хочу бочковых ядрёных помидоров. Ой, как хочу!

Только теперь Сергей обратил внимание, что Марфин не в скафандре, а напялил поверх рабочего комбинезона какие-то тряпки. Издали его с трудом, но всё же можно было принять за гоблина. Рост только подвёл. Рядом с ними он казался гигантом.

– Какие, братишка, помидоры. На этой чёртовой планете, даже квашеной капусты нет. Я вот наквасил их зелени. – Пашка показал на миску, полную каких-то беловатых листьев, что-то среднее между подорожником и мхом.

Сергей вспомнил, что видел похожее растение на проспекте, и спросил на всякий случай с опаской:

– А ты сюда этой дряни не подсыпал?

– Не-е-ет, что ты, дорогой! Я не заяц, я курец. Мозгляк, как сказал Большой. Только на Земле таких, как я называют, отдобанными. А-ха-ха-ха!!! – засмеялся он совсем, как Есеня Цугаев, глядя на удручённое лицо Сергея.

По большому счету, Сергею было наплевать, что там курит или пьет Пашка. Лишь бы мне не подсовывал, подумал он и подцепил лепесток. Я свой организм ещё люблю, подумал он. К его удивлению, мох оказался не таким уж отвратительным, явно политый чем-то кислым, уксусом, что ли? Впрочем, вполне подходящим для закуски. Он выцедил ещё ковшик и спросил:

– А пожрать ничего нет? Я голодный, как собака.

– Эй!.. – позвал Пашка Зовущего.

Морщинистый, длиннорукий гоблин вырос, словно из-под земли. Челюсть с диким прикусом делала его похожим на бульдога, от которого не знаешь, ждать пакости или нет.

– Принеси пожрать! – велел Пашка. – Со жратвой здесь напряжёнка, – покачал головой он, выдыхая сизый дым маленькими порциями. – Ты видел, какие они чахлые?

– Ну?.. – Сергей обозрел пьяных гоблинов.

Гоблины как гоблины. На Земле таких в кино детям показывали. Из множества глоток вырывался дружный храп и другие разные звуки, которые обычно культурный человек не издаёт.

– А пить так совсем не умеют. Пару глотков, и с копыт.

– Ясный перец! – согласился Мамиконов. – Куда им против нас.

– Ты чего морду вымазал?

– Так надо. Местный обычай, – пояснил Пашка. – И жратвы приличной у них тоже нет. Жрут вот этот мох и палочки сосут. Мох ещё куда ни шло, но палочки их надо жарить, а оттуда вытекает сладкий сок. В качестве серьезной закуски не годится. Только для браги. Ещё трескают что-то вроде брюквы и слизи. Вот гадость. Я один раз попробовал – блевал целый день. А как вы вообще здесь очутились? – наконец удивился он, и на его круглой физиономии появился знак вопроса.

– Как это? – хмыкнул Мамиконов, смакуя брагу мелкими глотками. – По твоим следам и пришли!

– По чьим? – На Пашкиной физиономии знак вопроса сменился на крайне брезгливое выражение, – Пашка не терпел конкуренции ни в чём, даже в проступках. – Абалбеть можно!

– По твоим, братишка. По твоим родным следам. Ходить надо аккуратнее, – принялся поучать его Мамиконов.

– О-па! – воскликнул Пашка и выразительно поскреб щетину на шее, задрав подбородок в потолок. Его имидж был восстановлен. – Мужики, а ведь я шёл другой дорогой!

Мамиконов поперхнулся и с размаху хлопнул ковшиком по столу, расплескав пахучую жидкость:

– Иди ты знаешь куда со своими шуточками! – возмущённо сказал он, вытирая подбородок. – Я уже боюсь! Кто же тогда бродит по пустыне?! Слышал? – обратился он за поддержкой к Сергею.

В глазах Мамиконова появился стальной блеск. А кто любит, когда тебя за нос водят? – подумал Сергей, наблюдая за их перепалкой. Он и сам с некоторых пор не доверял Марфину, который знал свою выгоду и никогда её не упускал. Дождался, когда будет готова бражка, и слинял. Вот хитрец! – с восхищением подумал Сергей. Вот пройдоха!

– Да ей богу, мужики! Что я врать буду?! – Пашка сделал честное-честное лицо. – Могу даже перекреститься!

– Не путай божий дар с яичницей! – веско сказал Мамиконов и зачем-то посмотрел в угол, словно там действительно висела икона и стояла свечка. Но угол был тёмен, как Пашкина душа.

Пашка стал очень-очень серьезным, в самом деле перекрестился и принялся рассказывать, как работал в ту смену:

– Чернаков так задолбал, что я спрятался от него в тупичок, который после второй шлюзовой камеры имеется. Помните. Тёмный такой, мрачный.

– Ну да… – злорадно кивнул Мамиконов, – у нас там отхожее место.

– Во! Точно! – обрадовался Пашка, разулыбался, словно вспомнил приятное. – Сел на камень, а он возьми и откатись, а под камнем – дыра. Ну я в эту дыру и залез подальше от Чернакова.

Врёт! – решил Сергей, а вслух произнёс озадаченно:

– Понятно… Кто же тогда по планете-то шастает?

– Вот это вопрос, – согласился Мамиконов. – Воистину, Марс полон чудес!

Вот хитрец, ещё раз восхитился Сергей Марфиным. Ловко перевел стрелки на Марс. Гадский хитрюга!

Зовущий притащил миску, полную фиолетовой слизи, похожей на черничный кисель. Как у всякого солдата, у Сергея имелась своя ложка. Он понюхал кисель, который пах отвратительно, и осторожно зачерпнул самую малость, приготовившись сразу выплюнуть. Но слизь оказалась съедобной, по вкусу похожей на пресную овсянку, приправленную клопами, но самое главное – сытной. В животе сразу поселился тёплый комок. Хорошо, подумал Сергей и принялся есть, а потом ему, как всегда от сытной еды, захотелось спать. Но он заставил себя слушать.

Мамиконов залез пальцем в миску к Сергею, попробовал слизь и резюмировал:

– Говно с приправой карамели!

– Я теперь здесь у них вроде вождя, – принялся хвататься Пашка. – Они ведь раньше не знали, что такое бражка. Представляете, вообще, не пили самогона! Ужас! Как так можно жить?! – Искренне удивился он. – Они поэтому такие и маленькие. Я хочу ещё самогона выгнать и их научить.

– Зря… – добродушно прогудел Мамиконов. – Секретов не открывай, а то в авторитете упадёшь. Ей богу, банкуй сам!

– Конечно, сам… – заверил его довольный Пашка. – У меня и планы имеются по расширению бизнеса…

Сергей стал задремывать, слушая болтовню Марфина и Большого: получалось, что они влипли, несмотря на все Пашкины планы. Их голоса, его мысли и тревоги – всё смешалось в фантасмагорические видения. Из пятерых у троих разбиты шлемы. Кому-то надо подняться на поверхность и подать сигнал бедствия. В любом случае, надо доложить полковнику, что они нашли Петрова и Марфина. Вернёмся на базу и организуем хорошо подготовленную экспедицию. Изучим здесь всё досконально окрест. Может, действительно, стоит расположиться в городе Сен-Пал. Воздух есть, рабочая сила есть. А главное, не надо копаться в земле и рыть туннели. Строить ничего не требуется. В общем, не всё так плохо, надумал во сне Сергей. Американцы будут завидовать. Рано или поздно они тоже явятся на Марс. А мы уже обустроились, заняли самый шикарный отель. Всё отлично! Его только смущала «зубанка», издающая низкочастотные колебания. Но мы с этим как-нибудь справимся, найдём её и грохнем, легкомысленно решил он и проснулся. Полчаса показались ему чуть ли не зимней спячкой. Голова была ясной и свежей, а тело – сильным и бодрым.

– Вызывай нашего полковника, – велел он Мамиконову.

– Я, конечно, не против… – прогудел Мамиконов, – но давай повременим?.. Посидим… погутарим… С братишкой вот не виделись…

Пашка Марфин рассмеялся. В лохмотьях он почти не отличался от гоблинов, разве что белым цветом кожи, ростом и ушами. Сергея они до сих пор забавляли, когда он глядел на Зовущего.

– Я на базу не вернусь! – заявил Пашка. – Чего я там не видел?! Абалбеть можно!

– Я тоже… – очнулся Петров и потянулся к бражке, он не дотянулся и снова уснул, забыв закрыть левый глаз, и он с укоризной уставился на Сергея.

– Спёкся, пацан, – по-отечески добродушно прогудел Мамиконов.

– Не надо вызывать полковника, – попросил Пашка.

Но его никто не стал слушать. В силу вступили законы армии – приказ должен быть исполнен любой ценой.

– Не тяни кота за яйца, – сказал Сергей. – Ведь хуже будет.

– Это точно, – беспечно прогудел Мамиконов. – Вот он, пожалуйста, – и включили «длинную» связь. – Алло, алло… товарищ полковник, товарищ полковник, – лицо у Мамиконова вытянулось. – Не слышит… Товарищ полковник! Алло! Алла! Вызывает Париж! Слушай, нет его!

– Да вижу, – Сергей посмотрел на свою индикацию. «Длинная» связь функционировала нормально. Но в наушниках поселился шум, словно в телевизоре разом кончились все программы. – Может, здание экранирует? – предположил он и вышел на воздух.

Действительно, здание ведь окислом железа покрыто, подумал он, и ошибся.

Площадь лежала в серо-желтоватой дымке. Ненормальной дымке. Таких дымок на Земле не бывает, разве что под водой, подумал он между делом и стал вызывать полковника Бастрыкина. Однако снова ничего не услышал, кроме равномерного шума. Эфир был пуст. Потом в него влез Мамиконов и сказал:

– Я же говорил, что никого нет…

Что-то случилась, понял Сергей. Он уже собрался было вернуться и обсудить с Мамиконовым ситуацию, как увидел тень, но не ту тень, как отражение ирреальности и потустороннего мира, а тень живую, которая существовала сама по себе. Тень была огромной. В том месте, где она шла, мусора совсем не было, и Сергей мог оценить её рост. Голова её доходила до второго этажа. На голове были рога, как у африканского буйвола. В руках она держала какой-то посох с огоньком на рукояти.

Сергей рухнул под кучу мусора. Тень двигалась по другую сторону площади, и если бы не светлые кустики, которые особенно густо разрослись вдоль тротуара, Сергей её не увидел бы. Между тем, в здании у него за спиной продолжалось бурное веселье. Особенно выделялся громкий голос Мамиконова:

– А я вам что сказал!..

– Абалбеть можно! – орал Марфин.

– Эй… – прошептал Сергей в микрофон. – Заткнитесь!

– Чего-о-о?.. – так громко прогудел Мамиконов, что у Сергея зачесалось в ухе, и он потряс головой.

– Заткнитесь, здесь чужие!!!

– Чего-о-о?.. – не понял старший сержант Гоша Мамиконов, но на тон ниже, и голоса в здании смолкли.

Потом рядом плюхнулись Мамиконов и Пашка Марфин и дружно спросили абсолютно трезвыми голосами:

– Что случилось?!

– Кто-то бродит, – объяснил Сергей. – Большой, просто огромный.

– Охотник… – выдохнул Пашка с таким ужасом, что и у Сергея, и у Мамиконова перехватило дыхание.

Молча приполз Зовущий. Глянул и так же молча уполз. В здании случился маленький переполох. Зовущий что-то сказал, и даже самые пьяные гоблины очнулись, и не успел Сергей глазом моргнуть, как они стали растворяться в темноте помещения.

Пашка подхватил ведро с брагой:

– Бежим!..

– Что случилось-то? – спросил Сергей, едва успевая за Пашкой и гоблинами.

– Камбун!

– Что? Не понял?

– Камбун прошёл. Великая непознанная «тень».

– «Тень»… «тень»… – загудели гоблины, толпясь на узкой винтовой лестнице.

Некоторые из них ещё не протрезвели и плохо держались на ногах. Сергею показалось, что гоблины знакомы с этим явлением не понаслышке.

– Кто такой камбун? – спросил Мамиконов беспокойным голосом.

– Охотник, – пояснил Пашка, расплёскивая драгоценную влагу. – Нам можно было и не убегать, нас он не тронет, но гоблины его сильно боятся.

– Бережёного бог бережёт, – согласился Сергей.

Ему захотелось выпить, но останавливаться было опасно.

– Дай! – он протянул руку и на ходу припал губами к разбухшему дереву.

Брага потекла в желудок и по подбородку.

– Оставь и мне, – с жадностью попросил Мамиконов.

Охотник вошел в здание. Было слышно, как он ходит над головами.

– Идём, человек, идём! – беспокойно сказал Зовущий.

– Ты почему в плен попал? – добродушно спросил Мамиконов у Петрова.

Гоблины и рады были унести ноги, да от страха замерли, как парализованные. Передние остановились. Задние напирали. Кое-то упал. Их топтали.

И тут выяснилось, что Петров чемпион по бесконтактному карате.

– Так что ты, бить не умеешь? – удивился Мамиконов.

– Чисто теоретически, – признался Петров.

– Зачем же ты с нами пошёл?

– За подвигом.

– За подвигом… – как эхо повторил Мамиконов. – Ага…

Он допил брагу, не предлагая Петрову, и в сердцах расплющил ведро о стену.

В этот момент раздался взрыв. Сергея отшвырнуло на спину. Он летел долго-долго, чувствуя, как болит каждая косточка и ноет каждый нерв. А потом всё же упал, и сверху на него посыпались мёртвые тела гоблинов. Должно быть, это его и спасло.

Его несли на плечах.

– Тихо!.. Осторожно!.. – Звучал знакомый голос с акцентом, и посверкивали зубы.

Иногда Сергей открывал глаза. Перед глазами плыл свод потолка в ржавых сталактитах, освещенный неровным светом факелов. Впрочем, когда над ним наклонялся Мамиконов, чтобы спросить: «Ну как ты?», Сергей видел на его плече зажжённый фонарик. Иногда в поле зрения попадало лунообразная физиономия Марфина, реже – Петрова и уж совсем редко – Зовущего, который командовал гоблинами: «Тихо! Осторожно! Направо! Налево!» Потом он увидел Милу, которая была совсем такой, как на звездолёте «Восток», когда он в неё влюбился – ласковой, нежной и желанной, и вдруг понял, что стоит в лаборатории и что Мила, поднявшись на цыпочки, целует его в губы и говорит: «Я буду ждать тебя». Он хотел её обнять и вдохнуть запах волос, но она куда-то исчезла и вместо неё он обнаружил, что идёт по Марсу и ветер несёт бело-рыжий песок под ногами, да такой густой, что не видно колен, а усатый Чернаков шипит, как варан: «Не пыли! Не пыли! Демаскируешь!» Сергей понял, что они на кого-то охотятся, тем более что в руках у него была винтовка СВТ-40 с оптикой. Хотел он остановиться, но не смог, потому что ноги двигались сами собой, а ветер в довершении ко всему усилился так, что Сергей едва не упал. Чернаков закричал: «Что, что?! Что опять?! Какие, к чёрту, колонны?!» При чём здесь колонны? – удивился Сергей и всё вспомнил: это же произошло так давно и после этого было столько событий, что факт появления колонн не имел уже никакого смысла. Он не поверил Чернакову, но объяснить свою мысль не смог – слишком она была заумной для Чернакова. И ему сделалось неуютно под мерцающими сводами. Он застонал, пошевели и очнулся.

Его по-прежнему несли. Свод был каменный, сложенный из тёсаных блоков, иногда укрепленный арками, с чёрными квадратами туннелей, убегающими прочь, но куда, он не понимал.

В следующий раз он очнулся в лифте. Горели земные лампы, и кабина дергалась рывками.

– Фу, ну ты и здоров! – прогудел, наклонившись, Мамиконов, и Сергей почувствовал, что улыбается. Тогда его и пронзила боль от макушки до пяток.

Петров, подгоняемый Мамиконовым засуетился, стал возиться с индивидуальной аптечкой, и Сергей понял, что Петров сейчас сделает ему обезболивающий укол.

Пока боль не отступила, он искусал себе все губы.

Потом он снова очнулся, когда его заталкивали в «машинку гоблинов», и вокруг было светло и бело, как в операционной, а самое главное – тепло и сухо, как дома. С этой мыслью он окончательно отключился.

На третьи сутки он встал. Его почти не качало, хотя он был ещё слаб. Тотчас заявился странный человек в белом халате и со стетоскопом в верхнем кармане.

– Давыдов! – представился он и чуть заметно кивнул.

У Сергея невольно отвисла челюсть: человек был с трехпалыми копытами. А ноги в коленях у него гнулись внутрь. Сергей стал вспоминать фильм, в котором показывали таких существ. К тому же его так и тянуло повнимательней разглядеть, как человек устроен.

– Не удивляйтесь, – объяснил Давыдов, едва усмехнувшись, – я из самой первой волны эмигрантов.

– Каких эмигрантов? – спросил Сергей, и, чтобы не упасть, присел на койку.

Не было у них в Городке-Один на плато Солнце таких людей. Может быть – в других, но только не у них. Белая-белая комната сделал пол-оборота, но остановилась, словно передумала довершить вторую часть оборота, и открутила движение назад. Сергей понял, что выглядит примерно так, как папаша, которому сообщили о рождении семерых близнецов.

– Вы не можете об этом знать. Вы родились слишком поздно, – попытался успокоить его Давыдов.

– Слишком поздно по отношению к чему?.. – растерянно просил Сергей, лихорадочно вспоминая, что же он такого пропустил и чего не знает об истории родной страны.

Давыдов ушёл, цокая копытами, как лошадь, и загадочно взглянув на него. Кажется, он даже хмыкнул в знак презрения.

– Не парься, – посоветовал Мамиконов, который явился через пять минут. – Это самый тайный эксперимент СССР.

– Какой эксперимент? – усмехнулся Сергей. – Что за тайный? Почему не знаю?

Он не воспринимал Гошу Мамиконова в качестве эксперта по широким вопросам, скорее – как хорошего парня и баламута, способного разве что на шуточки.

– В семидесятом, когда пиндосы в очередной раз полетели на Луну, наши послали на Марс первую экспедицию из трёх ракет. Две из них долетели. И только одна припланетилась. Спаслись трое. Давыдов один из них. Врач. Ещё в семидесятые здесь был живой город Сен-Пал.

Но Сергей пропустил насчёт какого-то города Сен-Пала мимо ушей. Мало ли городов на свете. Его интересовало совсем другое:

– Но почему об этом никто не знает? А наши не раскрывают карт?

– Очень просто, потому что была ещё операция прикрытия с луноходами. Выбирали, какая из двух зол меньше. Выбрали то, что оказалось удачным. У америкосов получилось, а у нас – нет. О том, что произошло с экспедицией на Марс, никто ничего ни сном ни духом, пока Пашка не отправился бухать. Передатчики экспедиции оказались повреждёнными. Экипаж даже не знал, что мы прилетели. Они уже перестали надеяться, хотя вначале семидесятых им удалось передать очень кроткий сигнал sos, который весь мир принял за сигнал инопланетян. Но наши-то знали, в чем дело, и, понятно, молчали. Экспедицию похоронили. Риск обделаться второй раз был слишком очевиден – была холодная война. Программу закрыли под грифом «государственная тайна, хранить вечно».

– Вот это да!!! – воскликнул Сергей. – Оказывается, нам есть, чем гордиться?!

– Конечно! Думаешь, одни пиндосы умные?

– Я ничего не думаю, – согласился Сергей. – Я констатирую факты.

– Давай по такому случаю… – предложил Мамиконов. – Тем более у меня сегодня день рождения.

– Поздравляю! – среагировал Сергей. – А какое сегодня число?

– Десятой ноября, – Мамиконов покопался в карманах и выставил на больничную тумбочку бутылку настоящего крымского коньяка «Шабо», четыре звездочки.

– Откуда?! – изумился Сергей.

– Места знать надо, – важно сообщил Мамиконов. – Я эту бутылку десять месяцев берёг и прятал от посторонних глаз. Но время настало. Давай, братишка, за твое выздоровление!

– Не-е-е-т… – многозначительно возразил Сергей, чувствуя, что с непривычки готов опьянеть ещё до выпивки. – Вначале за именинника.

Мамиконов, как и положено, не протестовал, они выпили за именинника из больничных мензурок, которые пахли корвалолом. В качестве закуски Мамиконов предложил маринованную марсианскую брюкву, похожую на кормовую свеклу, по рецепту аля-Марфин, который развёл бурную деятельность по части марсианской кухни. Брюква слегка отдавала железом и тиной.

Они выпили по три мензурки, и Мамиконов его огорошил:

– А Давыдов-то не совсем землянин, он вообще сделан из землянина и марсианина. Видал, какие у него копыта и ноги?

– Видал.

– Я тоже вначале всё просил показать копытца, пока он меня не послал. Ха-ха-ха!!!

– Так это он нашего Пашку приговорил?

– Нет. Есть здесь ребята из древней марсианской нации. Остатки большой расы. А техника медицинская, которая тебя и Марфина вылечила, тоже остатки былого великолепия.

– А гоблины? – спросил Сергей.

– Гоблины – биологический регресс, по-простому, они вымирают, как впрочем, и белые марсиане, которые называют себя муранами. Му – означает чёрный дрозд, ран – ткань. То есть получается, они называют себя «ткань, изготовленная в темноте». Кстати, от белых муранов произошли мы, а от гоблинов – земные гоблины. Но на Земле они вымерли. Ладно, отдыхай, – с сожалением произнёс Мамиконов, заметив, что Сергей Бабура окончательно свихнулся ото всей этой информации. – Я тебе ещё не то расскажу! – и ушёл, прихватив, однако, остатки коньяка.

Впрочем, Сергей напиваться не собирался. Он был поражён услышанным. Выходит, что в своё время СССР в угоду политике поднапрягся, выплюнул на Марс три несчастные ракеты и развалился, забыв о первопроходцах, об их телах и душах, решив, что все благополучно канули в космосе. А через пятьдесят лет теперь уже Россия взялась за Марс, опять-таки в угоду политическому моменту, ну и конечно, благодаря тому что на её территории оказалась Тунгусская Зона с технологией «планшетника». И снова напряглась из последних сил, чтобы показать, какая она великая. И доказала! Только нам, первопроходцам, приходится расхлебывать примерно так же, как первой советской марсианской экспедиции, думал Сергей. И ещё неизвестно, кому тяжелее. Во так примерно! И никак иначе! И не надо нас жалеть, ибо мы, которые из первого марсианского стройбата, самые первые! Самые-самые стойкие. И самые-самые лучшие!

Ну да, подумал, засыпая, Сергей, и не надо нас жалеть! Главное, чтобы наши усилия не оказались напрасными в угоду мировой политике. Лично я готов вкалывать хотя и не бесплатно, конечно, но вкалывать. А то мы завтра снова задружимся с америкосами до такой степени, что они нас обведут вокруг пальца. И будут летать на Марс за нас счёт и за наши технологии и при этом вежливо нам улыбаться и пиздеть на каждом углу, что мы никудышная нация, скоро вымрем, а они захватят наши земли. Да пошли они все в жопу! А регресс из-за чего? Главного Большой и не сказал. Неужели из-за Камбуна с рогами. Странно, но рогатый не показался Сергею опасным существом, которого нельзя убить. Вот в чем дело, решил он: значит, на Марсе существует сила, остановившая прогресс марсианской цивилизации. С этой парадоксальной мыслью он и уснул, не в силах понять, что прикоснулся к великой тайне.

На следующий день к нему повадились ходить всевозможные посетители. Первым явился Пашка Марфин и принес шкалик первоклассного самогона – мутного и вонючего.

– Абалбеть можно! – радостно орал он.

Но как назло, Давыдов сел в углу и неотрывно следил за каждым Пашкиным движением. Сергей даже сходил в туалетную комнату в надежде, что доктор хотя бы на время покинет палату, но Давыдов сидел, как приклеенный к стулу, и Сергей понял, что с утра выпить не удастся.

Пашка скомкал разговор и ушёл, не солоно хлебавши. Конечно, он раздавил этот шкалик, но ему хотелось похвастаться и раздавить его в компании Сергея. Потом пришли Мамиконов, Петров и Зовущий со своим страшным прикусом и сообщили, что ни полковника, ни капитана в районе лифта они не обнаружили.

– Только вот – штык валялся, – сказал Петров, вертя его в руках.

– И «планшетник»… – добавил Мамиконов.

Сергей подумал о том, что не похоже на полковника. «Планшетник» мог оставить кто угодно, но только не Бастрыкин. Не тот он был человек, не пролетарской закалки. Но тем не менее – оставил, тем самым наплевав на гостайну.

– А вдруг Бастрыкин вызвал помощь и слинял, не дождавшись нас? «Длинная» связь-то у нас была выключена! – предположил он. – А «планшетник» нам оставил?

– Вот то-то и оно! – сокрушенно произнёс Мамиконов. – Я ничего не понимаю. Представлю, что он доложил на базу.

Однако в его голосе прозвучала скрытая насмешка. Молодость ещё брала своё. И в душе Большой был большим пофигистом, пока ещё не испорченный возрастными установками и предубеждениями.

– В любом случае, мы изменники! – схватился за разбитую голову Петров. – Терять нам нечего. Точно не вернусь! Останусь с гоблинами и муранами. Говорят. У них здесь женщины есть. Страшные, но есть.

Все вопросительно уставились на Зовущего. Он подтвердил нехотя:

– Есть…

– Да брось ты, Петров, – сказал Сергей и подумал, что при таком подходе, всех надо спокойно расстрелять и покончить с освоёнием Марса. – Кому ты нужен со своими мыслями. Допросят, как Пашку, и пошлют в забой. Работать-то некому.

– Быть вечным штрафником! – с горечью в голосе воскликнул Петров. – Нет уж, увольте!

А Мамиконов многообещающе произнёс:

– Это не самое страшное…

Все замолчали, вопросительно уставившись на него, – даже Зовущий, который совсем уж освоился с людьми и деловито разливал самогон по мензуркам. Сергею он показался самым терпеливым, словно говоря всем своим видом: вот поживёте здесь, помучаетесь, тогда всё поймёте, и не будете кивать на трудности Марса. Кроме обычной закуски, они притащили что-то похоже на маринованное мясо. У Сергея потекли слюни. Давно он не ел натурального мяса, в основном – армейский паек из пакетиков, в которых была сублимированная пища. А для настоящего сталкера это разве еда?!

– Правильно, правильно, командир… – произнёс Зовущий своим странным акцентом, не похожим ни на какой другой акцент в мире – прежде всего из-за дикого прикуса.

Зовущего можно было понять и так: расскажи им всё! Порази их в самое брюхо! Тудыть его налево!

– Ты помнишь, гудела «зубанка»? – спросил Мамиконов.

– Конечно, помню, – сказал Сергей, протягивая руку за мензуркой с мутным первачом в ней и поглядывая на кусочки мяса, посыпанные чем-то вроде тмина.

Оказалось, что это, в общем-то, не тмин, а насекомые, но вкусные насекомые, с кислинкой и хрустящие. Но понял это Сергей, уже когда всё мясо сожрал.

– Зовущий рассказывает, что раньше «зубанка» приходила редко, – сказал Петров. Он снял неудобный скафандр, под ним был комбинезон синего цвета. – А Парийский сообщил, что первый раз «зубанка» появилась только с их прилетом.

– Кто такой Парийский? – спросил Сергей, сглатывая слюну.

– Капитан первой экспедиции, – пояснил Петров. – Ещё познакомишься. Сегодня он ушёл в город.

– Выпьем! – опомнился Мамиконов.

Они выпили. Крякнули. Причём, Зовущий крякнул громче всех, закусил и продолжил беседу:

– Первое, что они сделали, убили всех птиц в городе.

– Кто они?

– Мы их никогда не видели, но называем Богами-пришельцами. Это началось очень давно, ещё до прихода землян, и происходит очень медленно. Даже наши деды не могли уловить разницу в условиях жизни. И только мы увидели, до чего докатились. Но процесс ускорился. Если раньше изменения происходили редко-редко, то сейчас ежемесячно, если не чаще, и только в худшую сторону. Жратвы вот совсем мало…

Он замолчал на трагической ноте. Его лицо сделалось скорбным – то ли от алкоголя, то ли от тяжёлых мыслей. Трудно было понять, сколько ему лет – пятьдесят или все сто. Сергею все аборигены казались на одно лицо – ну кроме Зовущего, конечно. Его он считал глубоким стариком, который на удивление ещё двигается.

– Но дело даже не в этом, – сказал Мамиконов, ставя свою мензурку на тумбочку, – дело в том, что мы с Парийским пришли к одному и тому же выводу. Эти низкие колебания направлены исключительно против людей. На аборигенов они не действуют.

– Да, не действуют, – гордо выпятил впалую грудь Зовущий и щёлкнул зубами. Он наливал себе больше, чем всем остальным. Движения его очень скоро стали размашистыми.

– Ничего не понял, – помотал головой Сергей. – Что это значит?

Он не удержался и съел сразу три куска мяса.

– Э-э-э… – напомнил Петров, – это закуска, а не еда, – и придвинул тарелку к себе.

– Так точно, – согласился Сергей и заставил себя переключиться на жалкие листики мха.

Он готов был сожрать мясо одним махом. Но перед этим надо было выпить, что он и сделал со страшной поспешностью. Самогон, обжигая губы, потек по подбородку. На мгновение перехватило дыхание. Напиток был крепок. Пашка постарался.

– Точно подобраны под частоту биения сердца, – сказал потом Мамиконов, вытирая жирные губы ладонью. – Это значит, что о нашем появлении знают и что нас выживают.