Мангуст

Глава 2

Чтобы приготовить нехитрый ужин, пришлось уходить за сопку в густо заросший кустарником распадок. Только так можно было надеяться, что предательский дым от наскоро сложенного очага не выдаст временный схрон. Если раньше бандитов любыми посулами было не выманить за пределы посёлка или той же свалки, то сейчас кто их знает, на что они готовы пойти, дабы примерно наказать зарвавшегося наглеца, осмелившегося выступить против и оказать активное сопротивление. Да и кладбищенские бродяги за небольшой куш жилы вывернут, чтобы проучить чужака-оборванца. Поэтому готовить приходилось только с наступлением темноты и сразу на весь следующий день. Это сегодня так сложилось, что заготовленные в прошлый раз припасы как-то очень быстро закончились. Не рассчитал. Слишком уж вчера перенервничал, ползая в забитом спрессованным мусором тёмном нутре корабля. Особенно, когда обнаружил на верхнем ярусе не вскрытые каюты экипажа. Вот за размышлениями и переживаниями как-то незаметно и умял всю дневную пайку. И даже потом не понял, была ли та пайка или показалось.

Стараясь не высовываться из густого лапника, перевалил через гребень сопки и спустился к облюбованному месту. Осторожно тронул магическую сторожевую сеть, установленную в первый же день, потянул на себя разорванные нити, считывая с них записанную информацию. Дед учил, что ничего сложного в этом для мага нет, надо только постоянно тренировать свои способности. А сигнальная сторожевая сеть – это одно из самых простых и основных заклинаний, вроде того же светляка, которому в первую очередь обязательно обучаются все одарённые и поисковики. Но уже дальше всё зависит от способностей. Жаль, что дед не мог определить силу моего дара, и, вообще, с магией был в весьма непростых отношениях. Как иногда, в порыве откровенности, рассказывал, кое-что в него в юности вложили, а дальше развиваться не получилось, жизненные обстоятельства помешали. После этого надолго замыкался в себе и ничто не могло вывести его из этого состояния. Впрочем, замыкался ненадолго, на день, а к следующему утру уже привычно возился в берлоге, хлопая дверкой маленького холодильника и наполняя воздух вкусными запахами готовящейся пищи, кряхтел и тихо ругался, не давая мне досмотреть сладкие предутренние сны. Как же хотелось хотя бы во сне увидеть своих родителей и понять, откуда я появился на этом острове. На бродяг свалки ведь совсем не похож, ростом выше, в плечах шире, даже цветом волос и то отличаюсь. Местные все в основном черноволосые и смуглолицые, явные азиатские черты проглядывают, а у меня, как говорил дед, чисто славянский тип лица. Откуда старый такие мудрёные вещи знал? Теперь уже не расскажет. А магический дар, он ведь только по наследству передаётся. Получается, родители были магами? Как тогда они могли пропасть? Впрочем, даже обученным магам против огнестрельного оружия долго не выстоять. Уж это-то Мангуст знает точно. Видел один раз в посёлке схватку мага с бандитами. На самой окраине дело было, понятно. Каким ветром в посёлок пришлого мага занесло, неизвестно, да только недолго он выстоял против самострелов и огнестрела. Бандитам, конечно, не поздоровилось, кого-то из них поджарило, а кого-то размазало по земле тонким слоем. Но и маг погиб. Слишком много их навалилось на него со всех сторон. Быстро защита схлопнулась, и всё, только брызги из пробитого тела полетели. А поселковые власти… Что они могут? А если и могут, то захотят ли разбираться? Маг пришлый, никто за ним не стоял, откуда взялся – никому не известно. А банда своя, прикормленная, вот все и сделали вид, что ничего такого не было. В посёлке об этом бое предпочли молчать и быстро забыть. Поинтересовался как-то один раз у торговца произошедшим, да получил резкую отповедь и больше не показывал интереса. Нельзя, значит нельзя. Излишнее любопытство далеко завести может и не всегда в нужную сторону, а портить отношения с единственным оставшимся нормальным человеком как-то не хотелось…

За размышлениями и воспоминаниями быстро испеклись ракушки, поджарились трепанги, и можно было гасить огонь и уходить в свой шалашик. Ещё раз проверив перед отходом сигналку, мало ли кого на запах навести может, потушил костерок и осторожно двинулся к временному пристанищу на противоположном склоне. С вершины оглянулся назад, убедился, что огонь погас, искры не летят в ночное небо, значит, и на этот раз повезло, выход остался незамеченным. Дым в ночи не видно, если только запах разнесётся, но что делать? Приходится рисковать и надеяться что в очередной раз беда пройдёт стороной. Сколько ещё можно будет скрываться, неизвестно. Рано или поздно всё равно кто-нибудь что-нибудь да увидит. Или оставленный по неосторожности след, или дым от разведённого костра, или почует запах готовящейся пищи. У бродяг нюх развился, что у диких зверей. Казалось бы, в их норах его вообще быть не должно, ан нет, редко кто с ними в этом деле может сравниться. Одно спасает, что ветер всё время дует в другую от свалки сторону, иначе давно бы обнаружили моё логово. И тогда останется только сражаться. Трофейные самострелы, нож и заклинания. Вот только не обучен я настоящей магии. Огнём научился немного владеть и то – однобоко. Сколько ни пытался сформировать огненный шар, ничего не получалось, какая-то размазанная лепёшка выходила. И летела не единым сгустком, а вытягивалась в воздухе, размазывалась в огненный поток. Про поток я, конечно, загнул. Больше на небольшой ручеёк походило. Впрочем, это дед постоянно ругался на неумеху, а меня и эта лепёха устраивала. Эффект есть? Есть. Что ещё надо? А с потерей деда вся учёба закончилась. Повторял то, что успел узнать, а дальше дело не шло, потому что куда двигаться, не видел и не понимал. Чувствовал, что надо как-то по-другому магичить, а как? Ничего не получалось. И теперь, наверное, не скоро получится. Где я учителя найду? И чем расплачиваться за науку буду, если найду?

И отсюда всё равно надо будет каким-то образом выбираться. Не будет мне тут жизни, рано или поздно выловят. Хоть и велик остров размерами, два полных дня нужно, чтобы пройти с одного края на другой, а всю жизнь прятаться и скрываться не станешь.

Утреннее солнце только-только осветило горизонт, окрасив в розовый цвет тонкие ажурные облака в высоком далёком небе, а худая фигурка в мешковатом трофейном рабочем комбинезоне, топырящемся многочисленными карманами, осторожно скользнула вниз по склону, на грани слуха шурша мелким сухим песочком и ловко огибая прихотливо скрученные низкие коричневые ветви. На длинном, заросшим кедровым стлаником покатом спуске ни одна иголка не дрогнула, не привлекла чужого внимания к осторожно пробирающемуся мальчишке суетливым качанием пышных хвойных лап.

Несколько раз за жаркое лето выгоняют бандиты бомжей на расчистку подходов к свалке, заставляют вырубать быстрорастущий кустарник. Но проходит неделя, другая, и всё снова зарастает буйной зеленью. Это мне на руку. Осторожно прокрался к разведанному в прошлый раз проходу, прислушался и осмотрелся. Вокруг тихо, никого. Хорошо, что заросли цветущей таволги вплотную подступают к свалке, можно будет спокойно вернуться с хабаром.

Раскинул вокруг магическую сигнальную сеть. «Пусть она быстро жрёт энергию, на дорогу в один конец хватит, а там успеет восполнится, пока буду по каютам лазить», – успокаивая сам себя, сделал первый шаг. Знакомыми переходами медленно двинулся вперёд. Торопиться никак нельзя. И посмотреть во все стороны надо, и прислушаться. Не говоря уже о магии.

Солнце уже вовсю жарило сверху, когда за очередным проржавевшим остовом показалась конечная цель трудного и долгого пути – треугольная дыра в борту сухогруза высотой в мой рост и шириной, позволяющей спокойно пролезть внутрь, наверняка проломленная острым носом какого-нибудь небольшого судна. Вон как их тут в кашу намешало… Никого за вчерашний день не было, оставленные метки остались нетронутыми, а ставил я их на самых удобных подходах к пролому. «То, что вокруг якобы никого нет, не даёт тебе никакого права расслабляться», – так постоянно учил старый дед. И я крепко впитал эту науку. Не задерживаясь, нырнул в тёмный лаз, шагнул вбок и замер, прислушиваясь и отчаянно пытаясь оставшимися крохами энергии посмотреть вперёд, усмиряя суматошно застучавшее сердце. Удалось. Никого. Можно облегчённо, медленно выдохнуть через сжатые зубы, чтобы не будить гулкое эхо. Только расслабляться всё равно не стоит, кладбище хоть и считается относительно безопасным местом, но изредка разные твари и тут встречаются. Откуда они тут берутся и как появляются никто не знает, но то, что можно запросто нарваться, это все местные жители знают. А в последнее время и таких двуногих хватает.

Отдышавшись и привыкнув к сумраку, стараясь не оглядываться на исходящий ярким солнечным светом узкий треугольный проём за спиной, осторожно пошёл вперёд, аккуратно ставя ноги, ощупывая ступнями и растопыренными руками пространство перед собой. Не хочется налететь на всяческий хлам, которого в трюме хватает. Сумрак в нескольких шагах от двери превращается в непроглядный мрак, а хлама тут завалы. Идти тяжело, но надо, манит вперёд заветная добыча. От такого передвижения быстро накатывается усталость, но зато появляется возможность не привлекать к себе никакого внимания внезапно стронутой проскрежетавшей железякой или какого-нибудь с грохотом уроненного предмета. А это главное. Отдохнуть можно и потом, когда чуть-чуть вернутся магические силы, когда можно будет зажечь светляк, тогда и выбрать подходящее для короткого, но такого необходимого отдыха, местечко. Можно будет хотя бы на мгновение расслабить судорожно сжатую на рукоятке острого ножа руку, вытереть мокрую ладонь о комбинезон и отдышаться. Светляк разгонит и отодвинет давящую стену мрака, даст хоть какое-то ощущение безопасности. Впрочем, одна только мысль о нависающей над головой многометровой толще разнообразного трухлявого железа может вывести из себя кого угодно, а не только меня. Давят на корпус многочисленные остовы разнообразных кораблей сверху, заставляют его жалобно скрипеть, жалуясь на непомерную тяжесть. Доказательством такой толщи служит абсолютная чернота вокруг, нет ни одного пробивающегося пятнышка света, который в другом случае обязательно откуда-нибудь бы да высветился в разгар летнего солнечного дня. А тут темно, тихо, как в могиле… зато сухо. Очень сухо. Странно даже.

Кажется, можно попробовать. С облегчением щёлкнул пальцами, над головой загорелся маленький огонёк, разгоняя темноту и высвечивая разнообразный хлам вокруг, сверкая на мягком ковре пыли под ногами. Вот только при малейшем неосторожном движении эта пыль клубами взвивается вверх, струится серым дымом в лучах светляка, забивает нос и вынуждает громко чихать, что категорически нельзя делать. Мало ли кто снаружи услышать может. Эхо…

Вот и лестница. Теперь осторожно вверх, на второй ярус, именно там и находится моё будущее богатство. Перешагнув высокий порог с неподвижной зажатой распахнутой дверью, замер, по привычке шагнул в сторону и остановился, вслушиваясь и осматриваясь. Сияющий над головой огонёк засветился чуть ярче, разогнал тяжёлую стену давящего мрака, осветил длинный, уходящий в темень, коридор. Можно чуть-чуть отдохнуть и приступать к попыткам проникнуть в каюты. Судя по заклиненной намертво входной двери попытки эти будут не так просты…

Вечером измученный, но довольный Мангуст осторожно возвращался к своему шалашу. Обычные меры предосторожности, долгий пологий подъём и вот он, ставший таким родным и привычным низкий шалашик. А хвоя начала сохнуть, надо будет обновить крышу. Свежих веток всего на несколько дней хватает – сушит солнце. Высыпав на пол добытое за день, осторожно приступил к осмотру, одновременно выдвигая из-под лежанки плетёный из таволги короб с припасами. Можно перекусить.

Завтра опять придётся лезть в тёмное нутро старого судна, шерстить оставшиеся каюты. Сегодня за всё время удалось с превеликим трудом вскрыть только три. Обязательно нужно взять с собой что-нибудь покрепче стального прутка, длины которого явно не хватало, слишком короткий рычаг получался. Заклинившие двери скрипели, осыпаясь рыхлой ржавчиной, вроде бы как шевелились, но сдвинуться категорически отказывались. Ничего, завтра откроются.

Прошедший день принёс хорошую добычу. Запертые герметичные двери отлично сохранили многие вещи, и теперь мальчишка с удовольствием перебирал руками пахучие бруски мыла в бумажной обёртке, тюбики с зубной пастой, несколько отличных, ещё довоенных, ножей. И ничего что они ржавчиной покрыты, отдраим. Мыло в руках расслаивалось, рассыпалось на мелкие кусочки, но это не страшно, добавить чуть воды и можно будет размокшую массу слепить заново и высушить на жарком солнце. Закаменевшую зубную пасту можно растолочь и использовать вместо порошка. В посёлке, конечно, можно купить свежий, но и такой сойдёт, тем более, бесплатно. А вот с зубными щётками ничего не случилось. Как новые, только обёртку сними и можно пользоваться. Порадовали почти полной целостностью и несколько больших белых пушистых полотенец в целлофане. Одна упаковка оказалась надорванной и полотенце истлело. Жаль. Такая же участь постигла и остальное бельё в шкафчике. Наверное, положили влажным. Попробовал вытащить тощую слежавшуюся стопку с верхней полки, так она в руках на куски разломилась. Жалко. Можно будет снять со стен зеркала, мягкие лежанки. Нашлись и старые электроприборы. Теперь это дорогие вещи. Почему? А кто его знает. Но старый всегда радовался подобным находкам. Правда, редко они попадались. А тут почти в каждой каюте что-нибудь да есть.

Откинулся на лежанку, оглядел кучу вещей перед собой, уставился задумчиво в потолок, ещё раз перебирая в памяти все сегодняшние находки. И те, что лежат передо мной, и те, что остались в каютах. Всё нужно помнить. Если и в остальных каютах будет улов не хуже, то что с ним делать? Продавать торговцу потихоньку и помалу – можно спалиться. Кто-нибудь да узнает, пойдут разговоры, появятся желающие найти новый источник хабара. Нет, надо сдавать найденное сразу, оптом. Пусть и выручка будет меньше, зато всю сумму получишь сразу. Тогда можно будет подумать об уходе с острова. Договориться с каким-нибудь фермером, чтобы отправил с грузом ракушек – никто не откажется от лишних денег. С баркасами связываться не стоит, на причале меня караулить будут в первую очередь.

Заулыбался от одной только мысли о возможном бегстве. Неужели, наконец-то, увижу что-то другое, кроме этого острова? Нет, здесь всё хорошо, привычно, здесь дед похоронен, если бы не те бандиты, то жил бы и жил! А теперь надо уходить…

Уже почти заснул, как яркая мысль перебила сон: – Завтра он в последний раз пойдёт на так понравившееся ему своими нетронутыми богатствами судно! Почему? – предположения заметались в голове, оформившись в отчётливое воспоминание: – Очередная дверь открывается с пронзительным скрежетом проржавевших петель и треском отрывающейся уплотнительной резины, с подволока за шиворот сыпятся колючие бурые хлопья трухлявого отслоившегося железа и мелкая пыль истлевшей краски, старый корпус еле слышно, на самом краю ощущений тяжко вздыхает, долго поскрипывает уставшим за долгие десятилетия силовым набором, крепится из последних сил. Вот оно в чём дело. Опасно! Нет, завтра крайний раз и всё! Только начинать надо с капитанской каюты. Почему сегодня с неё не начал? Почему-то был полностью уверен, что никто и ничто не помешает спокойно копаться в глубине кладбища, а тут вот оно как… Нельзя шутить с духами погибших кораблей, и если они загодя предупреждают, то это неспроста. Как бы не было обидно и как бы не душила жаба, завтра вскрываю командирские каюты и быстро убираюсь оттуда. Решено.

Сразу навалился сон, запудрил голову грёзами, отогнал тревожные мысли. Спал Мангуст и не ведал, что кладбищенские ищейки уже засекли его запах на свалке…

Третий раз он идёт натоптанной дорожкой, внимательно глядя под ноги, всматриваясь в густой предутренний туман, как по заказу навалившийся на остров под самый рассвет. Хорошо, что ткань трофейного комбинезона плотная, иначе бы промок насквозь в первые же мгновения. Влажность такая, что по одежде стекают крупные капли конденсата. И не только по одежде. Со всех сторон слышится тихий шорох струящейся влаги, гулкий стук бьющих об железо крупных капель. Слух не поможет, на зрение тоже полагаться нельзя, потому как туман, осталось только использовать свои умения. Но в такой плотной водяной взвеси магия даёт сбой, энергия словно в никуда уходит, сигнальная сеть всего на десяток шагов работает, дальше не пробивает. Одна надежда, что в такую рань никто на кладбище обычно не появляется.

Перешагнув рваный, загнувшийся внутрь край знакомой дыры, отряхнулся от лишней влаги на одежде, прислушался. Тишина, только перестук капели вокруг. Поудобнее перехватил прихваченный ломик, тихо шагнул вперёд, зажигая щелчком маленький светляк. Сегодня начнём с главного…

Всё, достаточно. Дальше нельзя искушать удачу. После капитанской каюты, казалось, уже исчерпан предел удивлению, так ведь нет. В просторном кубрике механика остановился и присел на широкую кровать, глядя на вытащенные из рундука предметы. Пришлось осторожно опустошить новый рюкзак, сожалея, что он так мало вмещает. Впрочем, с большим грузом лазить по тесным отсекам и дырам было бы сложно. В этот раз вбитая намертво привычка не набирать много оказалась задвинута в дальний угол. Теперь предстоит отобрать самое ценное и как-то уложить всё это богатство, взятое с двух кают. Дальше не стоит испытывать судьбу. Дед учил, что жадность, она искателей губит, и нужно уметь вовремя остановиться. Тогда будешь жить. Не всякий на это способен. Не верил ему, смеялся над плешивым, а теперь сидел и смотрел на кучу добра перед собой, вспоминал старого.

На удивление, вода не добралась до герметично закрытых кают. Если бы не ломик, не удалось бы мне открыть двери. Попыхтел, покряхтел, не без того, но, справился. В каюте капитана оказалось целое сокровище. Пара разобранных пистолетов, пустые магазины, всё это обильно смазано отвердевшей от пролетевшего времени смазкой и завёрнуто в целлофановые пакеты. А потом ещё упаковано в такой же непроницаемый плотный материал. И ещё один такой же тщательно завёрнутый свёрток, в котором обнаружилось длинноствольное оружие в такой же смазке с изогнутым магазином и каркасным прикладом. Автомат, уж это я знаю. Ещё две не вскрытые зелёные коробки, железные, с патронами. И с ключом для вскрытия на каждой. Я даже не поверил своим глазам, когда потянул на себя заскрежетавшую дверку стального сейфа, и она всё-таки провернулась на своих шарнирах. И не соржавела насквозь. А внутри… Что такое огнестрел, я знал. Видел и слышал неоднократно. И читал. Была у деда интересная книжка. Там про разнообразное стреляющее было написано. И с рисунками. Вот по этим рисункам меня старый и обучал премудростям обращения с ним.

Другое дело, что стоил он, огнестрел, запредельных денег, и позволить его себе мог далеко не каждый. Поэтому вот так, живьём, я в первый раз пистолеты видел. С убитых бандюков тогда снял только ножи и самострелы. Даже им не всегда по карману подобная роскошь. Вот у фермеров с оружием не было никаких проблем. Ещё бы, они на снабжении у государства, им огнестрел положен для защиты своих угодий. А интересно, патроны сохранились? Вот бы проверить. Ладно, потом. С сожалением погладил рукой зелёную железную коробку, отложил в сторону. Тяжёлая. А таких две. Одна с автоматными, другая с патронами к пистолетам. Ничего, своя ноша не тянет.

Покрутил один пистолет, другой, освобождённый от целлофановой обёртки, поворошил детали. Попытался отскрести затвердевшую густую смазку, отложил в сторону. Надо отмачивать. Не удержался, взял в руки один, поприцеливался в лежащую на столе фуражку с золочёным крабом, потом в висевший на стене рисунок, с которого весело улыбалась какая-то женщина. Знаю, что нельзя такие вещи делать, да не удержался, как-то по мальчишески вышло. Потом прощения попросил на всякий случай. Повертел остальные детали. Ничего, отмочим, ототрём, соберём. Уж в книге об этом было подробно расписано. Лишь бы пружины не просели. Повертел магазин в руке, плотно смазкой забито, даже не стал пытаться проверять. Взял отдельно пружину, сжал её, отпустил, вроде нормально работает. Пока не соберу и не проверю, не узнаю. Буду надеяться.

Покрутил в руках, поиграл с тяжёлым оружием, отложил на кровать, задумался. Заглянул в сейф, вытащил кожаную кобуру для пистолета, маслёнку и ветошь. Ну да, с последним сталкивался постоянно и для чего всё это предназначено прекрасно знал, а вот с футляром пришлось помучиться. От времени кожа засохла, затвердела и ни в какую не хотела сгибаться. Клапан не открывался. Отложу, потом попробую размочить. Масло в маслёнке постигла та же участь, ну да это ничего, этого добра можно найти. У торговца. Как и керосина или солярки. А не получится, так и не страшно.

Задумался. С этой находкой автоматически поднимаюсь совсем на другую ступень в местной иерархии. Как бы. Вот только никто не будет с таким положением дел мириться. Ну кто я такой? Бомж со свалки. В розыске. Убьют и даже закапывать не станут. А какие возможности подобная находка открывает… Если только один пистолет продать, можно дальше год безбедно жить на всём готовом. Но и продавать нельзя, отогнал тут же возникшую крамольную мысль. Каким бы ни был другом знакомый торговец, а ради такого куша сдаст меня за милую душу. Даже сомневаться не приходится. Значит, остаётся только всё спрятать на сопке и договариваться с фермерами. Кто-нибудь да согласится переправить поближе к центру архипелага. А там уже будет легче. Там продам. Тут же сам себе и возразил, что не будет легче. Новое незнакомое место и люди, для которых он приблудный чужак, которого проще грохнуть и выкинуть в море. Короче, с огнестрелом сплошные проблемы. И оставлять его в каюте не хочется. Такие находки раз в жизни бывают. Старый бы не оставил. Значит, придётся забирать и тайно тащить с собой. Выкрутимся как-нибудь, не в первый раз.

Покрутил головой, эка я размечтался, планов нагородил, а сам забыл, что ищут меня усиленно и какой мне теперь торговец? Сидеть нужно как мышь, тихо, без шума, и не высовываться по глупому. Тогда есть шанс уцелеть.

Пока размышлял, поглядывал на цинки с патронами. Распотрошить бы, да зачем? Сначала разобраться с оружием нужно. Вот если получится довести его до ума, тогда можно и вскрывать патронные ящики. Столько времени лежали и ещё немного полежат, целее будут.

Так что пока всё найденное убираем к остальным вещам, буду перекладывать найденными шмотками. А вот широким ремнём опоясался. Вокруг тела обернулся, а застегнуть его не проблема. Можно подогнать. То, что жёсткий, так это хорошо. Ремень из числа трофеев, взятых в капитанской каюте. Сделан из какого-то материала, скользкого на ощупь и прекрасно сохранившегося. Заменив им старую излохмаченную верёвку, которой подпоясывал мешковатый не по росту комбинезон, даже почувствовал себя значительно взрослее. Отложил в сторону свою торбу, посмотрел на найденный в шкафу трофейный рюкзак, решительно начал запихивать в него свои трофеи, оружие и коробки с патронами. Туда же отправились и электрические приборы для удаления волос с лица, дед называл их бритвами, два небольших проигрывателя для музыки вместе со стопкой блестящих круглых дисков. Потом проверим, сохранилось ли на них что-нибудь или нет. У торговца есть электричество от солнечных батарей. Если даже и нет, всё равно денег стоят, вон какие красивые. Блестят при свете светляка, зайчики по стенам отбрасывают, даже темнота отступила. Туда же отправились два бинокля, один большой, другой маленький, ножи и ещё куча разной полезной мелочёвки, которую просто выгреб из стола и шкафа. Одежду не брал, да и не было подходящей. Можно было прихватить тёплую куртку из такого же искусственного материала что и мой ремень, да больно уж много места в рюкзаке она заняла бы. Облизнулся на стоящие у двери высокие ботинки со шнуровкой. Взял в руки, а они такие же каменные, как и кобура для пистолета, не согнуть. Не стал связываться, так и оставил на своём месте.

Уже на пороге притормозил, оглянулся на рисунок, с которого улыбалась весёлая женщина, мысленно ещё раз попросил у неё прощения, кивнул благодарно сиротливо лежащей на столе пыльной фуражке и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

А во второй каюте пришлось присесть на мягкую кровать и хорошенько подумать. Второе главное богатство – большой ящик с разнообразными инструментами, покрытыми равномерным налётом ржи, наборами ключей и головок, трещотками и ещё всякими подобными прибамбасами никак нельзя оставить. Огромные деньги по нынешним временам. Раньше бы такое мне в руки попалось. Сколько можно было бы сил и времени сэкономить. Посмотрел на свои сбитые пальцы, поморщился от сожаления упущенных возможностей. И как быть? То нет ничего, а то сразу разом столько находок. В капитанском рюкзаке уже столько нужного металла, который не бросишь, и ещё это… Хоть за голову хватайся. И в шкафу запаянные в целлофан упаковки с какими-то вещами лежат. Вскрывать не буду, заберу, на сопке посмотрю. То что сохранились, это понятно, потому что на ощупь мягкие и выглядят хорошо. И это заключительная ходка, в другой раз сюда уже не придёшь. Вчерашнее озарение хорошо запомнилось. Просто так такие вещи не происходят, это дед мне крепко в голову вбил. Ломик придётся оставить, ничего не поделаешь. Ещё раз перебрал трофеи, освободил рюкзак и заново переложил всё найденное. Взвесил на руках прихваченные электрические приборы. Оставить? Жаба не даст, она и так захлёбывается, на брошенное поглядывает. Утащить? Тяжело будет, придётся обе руки занять. А это угроза безопасности. Что делать?

Думаете, победил разум? Как бы не так – жаба. Всё, что не влезло в рюкзак, пришлось тащить в руках. Сколько ухватил. Постарался, конечно, хоть немного вес за спинойй облегчить, вылив весь запас питьевой воды и съев всю двухдневную пайку. Да, тяжело, зато и место освободилось, и сил прибавилось. Припрячу излишки в трюме перед самым выходом. Потом как-нибудь заберу.

Уже уходя осмотрелся и не удержался, снял со стены чуть изогнутую ржавую саблю, с красивой рукоятью и витым шнуром. Потянул и висящие ниже ножны. Пригодится. Посмотрел виновато на висящий над ними рисунок с усатым мужчиной рядом с каким-то высоким животным на четырёх ногах, попросил прощения и разрешение воспользоваться чужой вещью. Так, на всякий случай. Прикрыл осторожно за собой дверь и двинулся на выход, перекинув ножны через плечо сбоку к рюкзаку. Так и пошёл, на спине рюкзак, спереди на груди музыкальный проигрыватель из капитанской каюты болтается, в правой руке ржавая сабля, а в левой ящик с инструментом.

Повезло что туман рассеялся, жаркое солнце прогрело землю, выжарило остатки сырости, поэтому и сигналка заработала в полную силу. Тревожный сигнал дрожью отозвался в измученных тяжким выбором хомячества мозгах почти перед самым выходом с лестницы в трюм, противно заныли зубы. Замер, осторожно присел перед высоким порогом, освобождая руки от вещей, медленно потянул с плеча лямку рюкзака, аккуратно шевельнул плечом, сбрасывая вторую, перехватил, опустил тяжёлую ношу под ноги, стараясь не брякнуть железом. Получилось. Хорошо, что вещами перекладывал.

Ещё бы отдышаться хоть немного от непосильного груза. Тихо вокруг, ни звука. Если бы не сработавшая сигналка… Как чуял, светляк погасил перед поворотом. А засада, видимо, по отсвету и засекла, зашевелилась и обнаружила себя. Потянулся правой рукой к поясу за ножом, вспомнил что есть ещё сабля, плюнул мысленно. Левой опёрся на оставленный ящик. Досадно. Оружия полный рюкзак, и никак не воспользоваться им. И не готово оно. Да и как пользоваться, если опыта нет? Видел один раз издалека, когда на того мага бандосы нападали, и что? Теперь себя крутым бойцом считать? Нет, не выйдет. И шуметь тут вообще нельзя, очень уж всё вокруг такое ненадёжное, ещё схлопнется корпус, вон как потрескивает под непосильной ношей наваленных сверху корпусов. Остаётся только на холодное оружие рассчитывать. И магию. Времени бы побольше, чтобы ещё восстановиться. Лишь бы не почуяли меня, ищейки проклятые. Как нашли? Впрочем, теперь-то какая разница? И плохо, что корпус судна не даёт рассмотреть, кто там снаружи поджидает, на улице, и в каком количестве. Пока есть возможность, нужно замереть и ждать. Восстановится резерв магической энергии, перестанут дрожать натруженные руки, голова, наконец, начнёт соображать.

И противник замер, тишина вокруг.

Вот, уже лучше, ушла предательская дрожь, голова начала думать, можно чуть-чуть вперёд продвинуться, осторожненько так, не прекращая сканировать окружающее пространство. Запас энергии восстановился, можно и потратить немного, раскинуть магическую сигнальную сеть. Что тут у нас? Одно возмущение, второе, третье, дальше вообще какие-то непонятные всплески. Обойти бы их всех. Им же так же темно, как и мне. Ходили россказни, что кладбищенские бродяги в темноте словно кошки видят, да только сказки это. Сколько с ними сталкивался и никогда этому подтверждения не находил. Что делать-то? В животе морозом кишки стянуло. Страшно до жути. Обложили. Тех бандосов просто за собой в ловушку завёл, а здесь сражаться придётся. Живым в руки лучше не попадаться. Может, всё-таки получится сторонкой пройти. А ищейки унюхают? Впрочем, промелькнула спасительная мысль, если до сих пор не обнаружили, значит, есть шанс. Слишком сильно в предыдущие ходки наследил, а трюм огромный, вот и запутались преследователи. Поэтому подхватил осторожно свои вещи, чтобы ненароком не брякнуть, нагрузился, и так же медленно, по сантиметру буквально, начал двигаться вперёд, стараясь глаза держать в сторону от падающего в пролом света. А лучше их вообще закрыть, толку от них нет, буду на сигналку полагаться и передвигаться на ощупь, приблизительный расклад я знаю, находился за прошедшие разы. Они же головами вертят, меня караулят, оглядываются постоянно. Стало быть, глаза светом из пролома у них засвечены, не увидят. А вот услышать могут. Но тут мне мягкая пыль в помощь. Может, потому и не услышали меня сразу, что шаги глушатся? А ещё повезло, что трюм большой. Поэтому очень осторожно, шажок за шажком буквально перетекаю вперёд.

Ближе к выходу чётче заработала моя сигнальная сеть. Удалось обойти ближнюю засаду. Повезло, что немного их. Дальше нельзя, начали волноваться, что-то почуяли, засуетились, головами закрутили. Замер, стою на месте, глаза так и держу зажмуренными, полностью на своей сетке сосредоточился. Как будто серый дым клубится передо мной и в нём чёрными пятнами выделяются мои враги. Первый раз такое увидел, от страха, наверное, способности усилились. Сам усмехнулся своим мыслям. Тут впереди непонятно что, а я радуюсь новым появившимся возможностям. Вроде успокоились, перестали вибрировать. Малюсенький шажок вперёд, ещё один. Перед проломом один караулит. И на улице ждут. Пара у самого пролома замерла. Нет выхода. И сдаваться нельзя. Отчаяние придало злости. Жаркая волна адреналина разом вытопила ледяной холод, выпрямила спину, ударила в голову, отбросила все мысли, заставила действовать. И плевать, что вот так ни разу не сталкивался со своими врагами вплотную, что доселе ещё ни у кого не отбирал эту грешную жизнь. Те бандосы не в счёт, их я не своими руками прикончил. Только одно чётко сидело в голове и вскипевшая ярость усилила это чувство. Желание выжить! Или я, или меня, третьего не дано! Вся прожитая короткая жизнь этому учила.

Чёрное пятно рядом, отпускаю ящик с инструментом, в длинном выпаде резко тянусь вперёд, навалившийся на плечи рюкзак придаёт дополнительное ускорение. Железо в моей руке почти без сопротивления входит под рёбра ближайшему. Мерзкий хруст разрезаемой шкуры, пронзительный захлёбывающийся вопль, тут же сменившийся глухим бульканьем, и завалившееся на бок тело соскальзывает с клинка, сабля освобождается от тянущей вниз непомерной тяжести. Тут же опираюсь на неё, чтобы удержать равновесие и остаться на ногах. Выпрямляюсь с трудом, еле-еле пересиливая давящий вниз и вперёд объёмный груз за спиной. В уши врываются звуки глухого топота сбоку – из глубины трюма все двуногие хищники рванулись к проёму. Нос забило вонью немытого тела под ногами. Даже головой потряс от навалившихся чувств. Свет на мгновение заслонили два одновременно протиснувшихся с улицы тела, сбоку крест-накрест полосую ближайшее и, пригибаясь, зажигаю светляк. В набегающих из глубины бомжей, сверкающих широко распахнутыми глазищами, пускаю свой самый сильный поток пламени и следом второй, чуть в сторону, в другое тело. Порубленный у проёма враг остался на ногах и теперь медленно разворачивается ко мне, сжимая в руках что-то острое. Или мне кажется, что медленно. Плавно поднимаю руку, с размаху бью его саблей куда-то в шею или плечо. Из глубины раздаётся дикий оглушающий вой, краем глаза вижу, как яркое пламя вспыхивает на трухлявой одёжке сгорающих заживо людей. Всё замирает, кроме горящих в страшных корчах фигур. С усилием отвожу взгляд в сторону, подхватываю свой ящик и делаю шаг к выходу, отталкивая изо всех сил заваливающееся на второго бомжа тело и этим сбивая с ног обоих, задерживаюсь на мгновение, пытаясь протиснуться вместе со всеми своими вещами в узкий лаз, поднимаю ногу, чтобы шагнуть на улицу, как слышу за спиной облегчённый вздох уставшего корабля, и он резко схлопывается под навалившейся сверху многотонной массой слежавшихся судов и разнообразного хлама. А меня тугой воздушной волной, словно пробку из бутылки, выкидывает из узкого пролома. Пальцы не выдерживают и разжимаются, выпуская резко потяжелевший ящик с инструментом. Вижу внизу пустую тропу, пролетающую подо мной узкую палубу и влетаю в панорамное разбитое окно какой-то очередной развалюхи. Тяжёлый рюкзак тянет вперёд, с треском шмякаюсь обо что-то, дыхание перехватывает, в грудь больно врезается проигрыватель. Падаю лицом вниз, что-то хрустит. На последних остатках сознания пытаюсь перевернуться на спину, рюкзак не даёт, остаюсь на боку. Глаза заливает кровь из разбитого носа, с хрипом удаётся втянуть ртом живительный воздух, глотая солёную кашу, и замереть от накатившей слабости. На этом всё, голову закружило стремительным водоворотом, ласковая спасительная темнота окутывает сознание, прогоняя резкую боль…

Очнулся от страха – чьи-то острые зубы вцепились в горло, стараясь прокусить шкуру. Махнул судорожно рукой, забрякало железо, кто-то возмущённо заверещал рядом, тяжёлая тушка спрыгнула с груди, позволяя вздохнуть, зацокали когти. Крысы. Ненавижу тварей. Глаза не открываются, склеились. Потёр пальцами, раздирая ресницы, счищая засохшую корку. Огляделся через получившиеся узкие щёлки. Шея сильно болит, но работает. Голова… Головой лучше не ворочать, каждое движение наизнанку выворачивает, мозги крутятся. Знакомое чувство, было уже такое, когда как-то поскользнулся на мокрой покатой палубе и улетел вниз на утоптанную землю. Хорошо, что жив остался и не поломался, только потом долго голова кружилась и мутило. Сотрясение, как сказал дед. Потом прошло…

Где это я? Память услужливо нарисовала картину короткого фееричного полёта, бой в темноте трюма, яркие факелы заживо сгорающих людей. Небольшое усилие опять вызвало головокружение и тошноту. Переждал, отдышался. Понятно. Не понятно только, почему до сих пор живой? Должны же были быть наблюдатели в стороне, не бывает у бродяг по-другому. Или проморгали, или не заметили вылетевшего в клубах пыли тела? Может быть. Повезло. Опять замутило. Как это так меня выкинуло? Получается, корпус не выдержал и резко сложился под многотонным гнётом? И меня сжатым воздухом просто выкинуло через единственную дырку в корпусе, которую я как раз и заткнул своей невеликой тушкой? Да не может такого быть. Но я-то тут. Значит, может. Пусть с этим умные головы разбираются, а мне осмотреться надо.

Ладно. Руки работают, а спина? Осторожно попытался шевельнуться. Только попытался, самого движения не получилось, голова не дала. А спина отозвалась, и ноги целы, уж это сумел понять. От осознания степени везения бросило в холодный пот. Если бы было иначе, то лежал бы сейчас мешком, наблюдая, как от живого ещё тела отгрызают куски кладбищенские крысы. Сожрали бы заживо.

Осталось запастись терпением и отлежаться. Голова пройдёт и можно будет двинуться на сопку к своему шалашу. Глаза сами закрылись, только в ушах ещё долго слышался возмущённый писк хищников, оставшихся без добычи.

Ночью проснулся от сильного шума дождя. Жажда погнала вперёд. Кое-как вывернулся из лямок рюкзака, ползком пробрался к высокому порогу распахнутой настежь двери рубки. Замер в изнеможении, в отчаянии перетащил руку через порог, с облегчением ощутил под ладонью холодный бегущий поток. Зачерпнул, поднёс ко рту, облизал пустую, но мокрую ладонь.

Собрался с силами, подтянулся, перевалился, помогая и отталкиваясь начавшими потихоньку работать ногами. Упал прямо в ручей, тело запрудило поток, образовалась небольшая лужа. Зато можно было тихо лежать, просто открыв рот, и, проглатывая живительную влагу, с каждым глотком ощущать, как распрямляются ссохшиеся кишки, как смывается засохшая корка крови с лица, как полностью открылись глаза.

В свете полыхнувшей молнии разглядел напротив мерзкие усатые морды, жадно присосавшиеся к окровавленной воде и угрожающе посверкивающие бусинами выпуклых глаз на каждое моё движение. Ладно. Отдышался, приподнялся, сел, выпуская на свободу собравшуюся лужу, опёрся спиной о шершавое железо рубки. Переждал уже ставший привычным круговорот в голове, осмотрел себя и видимую округу. Недовольные крысы с писком разбежались.

Помогая руками, вытянул ноги поперёк потока, наблюдая за скапливающейся водой. Зачерпывая ладонями холодную влагу, окончательно умылся, подставил голову под ливень. Взвыл от резкой боли, очень уж чувствительно холодные струи секли. Сдавленно ругаясь, осторожно отмыл от крови волосы, с облегчением ощущая, как успокаивается раскалывающая затылок боль, и закрыл глаза, проваливаясь в сон. Сил перебраться под защиту рубки уже не было.