Мальтийское эхо

– 6 —

За завтраком Ирина предложила поработать в саду, в беседке. Андрей ответил:

– Это чудесно! Как заметил Бернард Шоу, сад – это лучшее место для того, чтобы узреть Бога.

Мария Родиславовна опять одарила его приветливым взглядом.

– Я думаю, вы понравитесь Верочке, – и лукаво добавила: – И я люблю интересных и умных мужчин.

– Весьма польщен, мадам! Я буду стараться.

– Не перестарайтесь. Сестра не проста – она лучший в России специалист по тайнописи и раскусит любое коварство! – съязвила девушка.

– Вы еще очень молоды, милая Ирина, а в то же время, как филолог, должны уважать слова Гёте: «Единственный способ омолодиться – это волочиться за молоденькими девушками», – наставительно сказал Андрей.

– Ага, а плата за это – отдать душу дьяволу, как Фауст, – наступала девушка, – и не очень-то Вера молоденькая.

– Внучка, не спорь, милая! Андрей Петрович, конечно, прав. Он просто, как всегда, немного ироничен. – Мария Родиславовна привстала, чтобы уйти, и добавила: – Ужасно скучно проводить время вдвоем с мужчиной даже в деловой обстановке, если в этих отношениях нет хоть капли поэзии и совсем чуточку флирта! Как две чаши – одна богемского, другая венецианского стекла, – стоящие рядом долгие годы без вина.

И ушла, ступая тихо, будто бережно неся за собой шлейф воспоминаний.

В саду веяло утренней прохладой. Девушка достала Андрееву повесть. Она почему-то была «не в духе».

– Я выборочно прочитаю несколько отрывков вслух и спрошу потом кое о чём. Это займет немного времени, – попросила Ирина.

– Да, конечно, если смогу – отвечу, – приободрил ее Андрей.

Отрывки касались легенды об апостоле Павле и змее.

– Это написано от лица свидетеля, человека с затонувшего судна? – спросила девушка.

– Да, – ответил Андрей, вглядываясь в лицо Ирины.

– Меня интересует, собственно, какие первоисточники и насколько подробно вы изучали в работе над повестью, – серьезно спросила Ирина. – Может быть, даже древние документы?

– Эпизод со змеей описан в греческом тексте, что-то я брал из Деяний Святых Апостолов. Всех деталей я уже не помню. Прошло почти двадцать лет. Но почему и вас, и ваших родных так волнует этот эпизод? – рассеяно ответил Андрей.

– Теперь более года не дает покоя Верочке. Она кое-что уже «расшифровала» в том Пергаменте. Впрочем, вам, Андрей Петрович, нужно работать – и вы многое поймете из последней тетради дяди Георга.

– Вы чем-то, Ирина, сильно взволнованы. Чем? – мужчина строго смотрел в глаза девушки.

– Я трусиха и боюсь этой поездки. Вера не хочет, чтобы излишне волновалась бабуля. И меня, и бабулю не посвящает в детали. Но я… лечу на следующий день после вас с сестрой. И… я лечу не на Мальту, а в Сиракузы. Это рядышком. Для подстраховки. С бабулей вам не нужно об этом говорить.

Ирина ушла. Андрей принялся читать. Почерк стал совсем торопливым. Может быть, самочувствие профессора стало хуже, а может, какая-то неведомая сила мешала писать. Г.Н. описывал конец Византии. Фразы сжатые, отрывистые, с большими пропусками, лишь изредка давался анализ ситуации и звучали собственные рассуждения профессора.

«В последние годы Византия жила в окружении врагов, искала друзей и чувствовала конец».

«Территория Византии сужалась, а турецкие владения расширялись».

«В 1451 году турецким султаном становится Мухаммед (Мехмед Второй), девятнадцати лет. Он одновременно и коварен, и учен, пылок и любит искусство, отважный воин, лицемерный дипломат и гениальный стратег-военачальник. Он читает Цезаря и Аристотеля в подлинниках».

«Мехмед знает, что понимания между греческой и римской церковью как не было, так и нет, и помощи Константинополю ждать неоткуда!»

Андрей усмехнулся: восточная мудрость и хитрость всем известна, а в умении строить лабиринты коварства, в стратегии и тактике равных не найти. Специалисты смешивать халву с ядом!

«5 апреля 1453 года неисчислимая армия турок заполняет всю равнину перед Константинополем».

«Штурм назначается на 29 мая».

«И вдруг один трагический и таинственный эпизод определяет судьбу Византии. Таких неправдоподобных и загадочных случаев в истории наберется немного. Несколько турок бродят между первой и второй городскими стенами и замечают небольшую дверь, так называемую керкапорту. По загадочному недосмотру (?!) она оказалась незапертой! Янычары (эти элитные отряды султана) проникают внутрь крепости и неожиданно нападают с тыла. И турки, и византийцы поднимают вопль: “Город взят!” И этот крик “обрушает” всякое сопротивление. Может ли быть, чтобы “забытая” дверь повернула течение истории на многие века? Точка бифуркации».

«Но всё дело в том, что дверца эта, эта керкапорта была заперта! Совершенно … забыть…».

Далее текст обрывался, и Андрей заметил, что пара страниц из тетради Г.Н. были аккуратно удалены! И в этом месте снова вложена записка для Андрея. Профессор извинялся, что пишет отрывисто, тезисно. Он себя плохо чувствует.

«Другие, может (… неразборчиво…) факты и соображения… устно… Мария и Вера…».

Г.Н. написал еще несколько незначительных (вроде бы) страниц.

«Рок ворвался через эту дверь! Но люди должны узнать правду».

«Двери в крепостных стенах византийцы украшали орнаментами-оберегами. Но Сатана вошел…»

«Мехмед был восхищен собором Святой Софии и сказал: “Здание будет использоваться для Аллаха”. На следующий день крест падает наземь и… Разрушенная и разграбленная Византия в течение веков будет одновременно сковывать духовное и культурное развитие равнодушной доселе Европы и разжигать огонь Возрождения…».

Какая мудрая грусть истинного историка была в этих последних строчках профессора, нашего дорогого Титаныча!

Андрея Петровича вновь пронзила мысль: Храм Священной Премудрости един для всего человечества! Но где дорога, где путь к нему?

Он прогулялся по саду в глубокой задумчивости. Чья-то рука легла ему на плечо сзади. Ах, это Ирина!

– Время обеда, Андрей Петрович. Бабуля не любит опозданий.

– Разрешите, милая, задать вам один вопрос, – Андрей неуверенно посмотрел девушке в глаза.

Та опустила глаза и слегка покраснела.

– Я знаю, о чём вы. Это бабушка удалила из последней тетради дяди несколько страничек. Но вы должны понять этот ее шаг. Во-первых, она это сделала еще до знакомства с вами. Во-вторых, даже сейчас, когда она доверяет вам, она не имеет права до времени раскрыть все карты. Наш род на протяжении двух веков берёг свои секреты. И мы должны. А время узнать о них вам, дорогой Андрей Петрович, придет тогда, когда Верочка с вашей помощью раскроет ряд других секретов. Простите.

– Да, конечно. Я понимаю. Мне лишь не совсем понятна моя роль. Чем я могу помочь?

– Я этого не знаю. Вернее, не знаю точно, в деталях. Но бабуля и дядя Видят ваше Назначение. Вы умеете Видеть. И вы поймете Слово Знака. Я плохо умею всё это объяснять.

– А… – начал было Андрей.

– А листочки эти из тетради, Пергамент и некоторые архивы наших предков находятся у сестры.

За обедом Мария Родиславовна была особенно торжественна и даже величественна. Говорила четко, решительно, строго глядя в глаза Андрея. Но Андрей Петрович теперь уже не обижался. То ли привык, то ли понимал, что на него возлагается особая миссия. Так, наверное, старый генерал-отец провожает на войну своего сына, молодого капитана. О том, что Ириша тоже отправится в путь, она не проронила ни слова. Вероятно, ей было тяжело говорить об этом.

Спина прямая, голова высоко поднята, в кулачке зажат какой-то предмет.

– Завтра утром Платоныч отвезет вас с внучкой в Петербург. Возьмите в дорогу что-то из нашей библиотеки. И обязательно вашу повесть о Павле. Вера должна прочесть, – сделала паузу. – Ириша хочет показать вам флигель, там она планирует поужинать. Это вам талисман на удачную дорогу. Мужчины в нашем роду его брали с собой, покидая дом, – она протянула руку и разжала кулачок, добавив: – и берегли женщин, что были рядом.

Миниатюрный компас – старинный, теплый от ладошки Марии Родиславовны.

– Спасибо, я очень тронут. Честно. И еще: мне не хочется уезжать из вашей удивительной усадьбы, я привык к вашему дому, к вам с Ириной. – Андрей был взволнован.

Несмотря на все обстоятельства и неожиданности, встретившие его здесь, работу с бумагами Г.Н., усадьба привнесла в душу Андрея одновременно и умиротворение, и силу, но вместе с тем и малую толику тревоги о будущем. Не находя больше слов, но желая выразить искреннюю признательность и готовность, Андрей Петрович поклонился и поцеловал руку пани Марии так, как это делали в галантном XIX веке.

Та наградила его улыбкой! Но тут же твердо сказала:

– Ну всё, Андрюша, довольно, довольно. Буду вас ждать. Ждать с победой. До встречи. – И ушла, с прямой спиной, с высоко поднятой головой, с сухими глазами.

– Ого, Андрей Петрович! Как ласково назвала вас бабуля! И как вы поклонились и поцеловали руку! Настоящий гвардейский поручик! Я завидую, – девушка тоже одарила его улыбкой и добавила: – Бабуле сестра сказала, что я еду в Италию на недельку отдохнуть. Ну… и быть рядом… с Верочкой, «на всякий случай». Сначала в Сиракузах.

Зашли в библиотеку. Девушка присела в кресло и начала листать какую-то книгу. Андрей рассеянно бродил взглядом по книжным полкам.

– Да, вы правы, – она опять прочитала мысли. – Женщины любят мужчин-победителей! А кроме того, вы сюда еще вернетесь… и не раз… и надолго…

– Вы думаете?

– Я знаю. Мальтой вряд ли закончится наш поиск.

– Скажите мне, милая: ваша сестра тоже читает мысли?

– К сожалению, нет. – Она задумалась. – У Верочки всё еще сложней. Ее психическая энергия трансформирована таким образом, что все силы сосредоточены на каких-то сложнейших математических или, скажем, шахматных задачах, и мелкие вибрации от людей и событий она отбрасывает. У нее идеальное «плетение» мысли, – засмеялась. – Не зря она любит плетеную мебель. Она ищет не Слово Знака, не образ, а Код Знака, т.е. главный, точный узор.

– Да… – протянул Андрей. – Вы в Сиракузах будете дня три-четыре? – Андрей подбирал слова.

– Я не знаю точно, – во взгляде и ожидание, и грусть, и тревога, и всё то, что отражается у молодых особ с прекрасной наследственностью.

Ирина вдруг встала и пошла к себе в комнату, договорившись встретиться на террасе через час.

Андрей взял с книжных полок два томика Бродского, причем прозу. Его интересовали впечатления поэта о Стамбуле и Венеции. Взял также «Гения места» Петра Вайля. Ну и прекрасно! И достаточно. С этими попутчиками не заскучаешь.

Он отнес книги в свою комнату, вздремнул минут тридцать, потом встал, умылся, причесался и вышел на террасу.

Девушка ждала его, перебирая что-то в двух больших «челночных» клетчатых сумках.

– Вот и вы, Андрей Петрович. Будьте рыцарем – помогите донести до флигеля.

– С удовольствием! А что там? – полюбопытствовал Андрей шутливо.

– Секрет, – засмеялась она.

Андрей бодро взял сумки по полпуда каждая. Да уж, рыцарь-тяжеловес! Что там у нее?

Вот и флигель.

– Здравствуйте, Андрей Петрович. Проходите к нам, будем рады. – Анна Никитична была в переднике, волосы подвязаны косынкой, руки в муке. – Извините, вид у меня… но Иришка сказала, что вам понравились мои пирожки…

– А что, на ужин будут пирожки? – улыбнувшись, спросил Андрей.

– Да, конечно, – засмеялась хозяйка. – И с собой завтра возьмете в Питер. Девчонки совсем тощие.

– Сегодня он пусть ест сколько хочет, а завтра я буду выдавать поштучно, – прищурившись, заявила Ирина.

– Ого, Андрей Петрович, а вы уже под каблучком! – хохотнула женщина.

– Да, пани Мария и пани Ирина взяли меня в серьезный оборот.

– Ладно, ладно. Мы уже знаем, как вы умеете входить в доверие к женщинам, – шутила девушка. – Теперь вот подлизываетесь к Анне Никитичне. Вам нельзя мучное и жирное, потому что у вас болят колени. Зачем вам лишние килограммы носить?

– Всё, сдаюсь. За ужином штук семь-восемь, а завтра и послезавтра в Питере по пять-шесть в день, – Андрей заискивающе посмотрел на женщину, ища поддержки.

– Напеку, напеку много.

Разговор о пирожках «завел» Брэда и Пита. Собак пришлось поместить в вольер из металлических прутьев и рабицы – те быстро умолкли.

– Я управлюсь через часик, а Иришка проведет для вас свою любимую экскурсию. Тут ее владения. Платоныч называет это «садик принцессы». – Анна Никитична с нежностью посмотрела на девушку.

Та была смущена. Она любила бывать во флигеле, видимо, не только потому, что здесь ее «садик», но и потому, что здесь она была окружена нежностью и любовью хозяев.

За флигелем, образуя букву П, были расположены две длинные хозпостройки с множеством дверей, вдоль этих построек – дорожки из утрамбованного гравия, а всё внутреннее пространство занимал… райский уголок.

Большую часть «садика» занимала сдвоенная в виде крыльев парящей чайки пергола – длинная, широкая и высокая. Каркас был алюминиевый, покрыт карболатом, боковые стенки смонтированы по системе «шкаф-купе».

Андрей нечто похожее видел в усадьбе Шереметьевых в Кусково, в загородных венских резиденциях Габсбургов.

В цветнике были и цветы, и множество лиан, и небольшие шарообразные и пирамидальные туи, и можжевельник. В оформлении были использованы керамика и сварные металлические конструкции, но больше – деревянные, обработанные лаком коряги из леса. Из цветов, которые были расположены и в перголе, и вне ее, преобладали цинии, «веселые ребятки», дельфиниумы, флоксы, астры и пионы. На двух красивейших альпийских горках были и разнообразные почвопокровные, и ирисы, и хосты, и многое другое.

– Мне очень помогает Платоныч. Все эти конструкции и весь тяжелый физический труд по строительству и агротехнике лежат на нём. Чего стоят эти его красивые строения с множеством дверей, да и многое другое.

– Я восхищен! – Андрей смотрел на девушку с нескрываемым восторгом. – А вот зачем столько дверей?

– Эх, Андрей Петрович! Каждая такая дверь имеет строго напротив еще одну, которая со стороны огорода. Это за постройками. Догадались?

– Нет.

– Платоныч называет эти постройки «линкольнами». Двери ведут в «каюты», и для удобства в каждой «каюте» свой вход, и в ней конкретный инвентарь и прочее. Для порядка.

– Гениально! – сказал Андрей.

– А с моей стороны – фантазии, идеи и вся… ботаника, – скромно заключила «принцесса».

– Не скромничайте. Фантазии, знаний и таланта здесь безмерно много.

– Спасибо. А в тех двух тяжелых сумках, что вы донесли, два дубочка и два кедра в горшках. Их четыре года нужно было выращивать в комнатных условиях. Я планирую перед флигелем сделать красивую лужайку (газон), посадить там дубы, кедры, сделать из коряг стильные лавочки, столики. Ну, в общем, есть проект. Это в конце августа, после жары. Может, примете участие?

– Заманчиво. – Андрею идеи садоводства и ландшафтного дизайна были когда-то весьма близки. – А меня местные лесные колдуньи не упрячут навсегда в эти коряги?

– Боитесь? – Она усмехнулась, – Пойдемте, посмотрим огород.

– Нет, дорогая. – Анна Никитична стояла на пороге с кувшином и двумя стаканами. – Хотите холодного брусничного квасу? Андрей Петрович, наверное, устал, проходите в избу. И зачем ему мой огород?

– А огород-то богатый и ухоженный. Всё есть: овощи, кусты ягодные, всякая зелень. Наша хозяюшка, кудесница и колдунья, – Иришка усмехнулась в сторону Андрея, – и варенья наварит, и солений запасет. Угадайте: что в основе кулинарного искусства Анны Никитичны? Вот вы сейчас, не заходя в дом, уже учуяли, наверное, запахи необыкновенные.

– Любите вы меня экзаменовать, – пробурчал Андрей.

– Русская печка! Это чудо! – воскликнула девушка.

– А-а-а, – протянул Андрей. – Но ведь жарко сейчас. Лето.

– Печка вынесена в отдельное помещение, а от нее котел, насос, батареи, – уточнила хозяйка. – Всё как обычно.

Выпив аж три стакана квасу, Андрей вдруг понял: это же точно как в его любимом «Фрегате»!

– Вы знаете, это удивительно, но точно такой квас делают в Питере, в кафе «Фрегат»!

– Ничего удивительного, – за спиной Андрея выросла фигура Платоныча, – я тоже любил это кафе и молодым офицером, когда не был в походах, бывал там часто. А однажды мой кок взял там несколько рецептов. Давайте, друзья, в дом, в дом.

– Да, ужин готов, – пригласила еще раз Анна Никитична.

– Я тут подшаманил свою «Ласточку», и если ваш аппетит меня удовлетворит, дам команду вечером покататься по реке и порыбачить. А сейчас команда «Сушить вёсла. За стол!»

– «Ласточка» – это его любимая моторка, – вставила жена. – Он только что не спит в ней.

Нет у автора подходящих слов, чтобы описать хотя бы приблизительно этот великолепный ужин и хлебосольство хозяев!

После ужина Андрей Петрович сел с Платонычем на веранде сыграть партию в шахматы. Анна Никитична всё хлопотала, всё приговаривала.

– Ты, дочка, не спорь. Платоныч всё довезет, всё дотащит до места. Вот тут, в термосах, будет утром горячий чай на моих травах. Пирогов свежих напеку, разных: и с луком-яйцом, и с яблоками, и с рыбой, и с мясом. Картошки горячей натомлю в печке с вологодским маслом, укропом – всё ладненько. Ой, варенье из крыжовника не забыть – Веруська любит.

…Вечером на реке было уже прохладно. Платоныч бережно накинул на плечи «принцессы» свитер, подал шапочку. Андрею он выдал толстую тельняшку огромного размера.

– Надевай поверх рубахи, она чистая, – усмехнулся в усы. – Ну вот, человеком выглядишь!

– А фуражку и бинокль?

– Это нужно заслужить, – отрезал Платоныч. – А вот вещицу одну я тебе в дорогу дам. Верочка заказала. Трость. Специальную.

Поднялись по реке вверх километров на двадцать до большого залива. Лодка была старенькая, и мотор жутко рычал. На лавку он бросил какой-то тулупчик, сам сидел буквально на борту, к которому была прикреплена кожаная подушка. Управлял отлично, проходя повороты реки с такими брызгами и под таким креном, что дух захватывало.

– Ирина, вы не предлагали своим экскурсантам такой аттракцион? Продаю идею! – крикнул Андрей.

– Представляю этих, главным образом учительниц истории, в моторке… – засмеялась девушка.

– Вы недооцениваете историков, – обиделся доцент истории.

Платоныч немного покружил по затону, выбирая место причалить. Нашел, надел болотные сапоги, выпрыгнул из лодки, держа фал. Подтянул за фал лодку ближе к берегу, подал руку Ирине. Но берег был крутой, глина и мокрая трава, поэтому он быстрым точным движением подхватил ее на руки и поставил на сухое место. Андрей, не дожидаясь руки (и не рассчитывая на этот шаг со стороны сурового морского волка), выпрыгнул из лодки сам, причем вполне достойно.

Платоныч взял рыбачьи снасти и ушел подальше. То ли потому, что рыбалка любит тишину и уединение, то ли там, где у берега в воде колышутся высокая трава и тростник, клев лучше. Андрей рыбачить не умел, но рад был случаю еще раз побродить по берегу босиком. Беззаботно, как в юности, смотреть, как заполняет вода маленькие следы в песке от девичьих изящных ступней.

Потом они искупались в теплой к вечеру воде.

– Утром уезжаем рано, в шесть, нужно… раньше лечь спать… И бабушка попросила раньше, – проговорила девушка.

Улов Платоныча был невелик. Он проворчал, что лет двадцать пять назад рыба в реках была, а потом, не выдержав этих новых «демократических свобод», так же молча, как и жила, уплыла куда-то, где действительно свободно и не так грязно.

– А почему вы не рыбачите? Бабуля считает, что вас назвали в честь апостолов Андрея и Петра. Они были до крещения рыбаками.

До усадьбы добрались быстро. Так же быстро Ирина убежала, пожелав спокойной ночи.

Платоныч сказал на прощание:

– Утром в Питере будет не до разговоров. Скажу сейчас. Не знаю, зачем вам с Верой Яновной нужно на Мальту, но я там бывал и знаю: русскому офицеру, просто русскому надо беречь свою честь, честь Родины, честь женщины. Старик Натаныч последний год перед кончиной вел себя странно, всё выспрашивал меня о морских легендах. Сначала я думал, что раз он потомок русских моряков, то ему это просто интересно. Но нет, – Платоныч сделал паузу, – нет, глаза у него горели как-то нехорошо. Если ты с Верочкой едешь по его делам.… Ну ладно.… Будь здоров!

И ушел как-то ссутулившись.

… Андрей проснулся в три, уложил сумку, побрился. Подошел к окну, минут десять задумчиво смотрел на луну в темном еще небе. Вдруг к горизонту протянулась светлая лунная дорожка. Улыбнулся про себя, вспомнив, как Пилат брел по такой вот дорожке. Может, это хорошая примета в дорогу? Кто знает?

Когда они уже садились в машину, в светящемся окне Марии Родиславовны появился ее силуэт, окно отворилось, и Андрею послышалось: «С Богом, дети!» – хороший знак. Знак Слова.