Тайни был мертв. Его глаза слепо уставились на высокий потолок. Кишки свисали из него, как тугие, переваренные макароны, а кровь хлестала густыми струями из разорванного живота.
Пауло рыдал, прижавшись к нему, и тряс брата в отчаянной попытке привести его в чувство. В некотором шоке Майк робко вошел в комнату. Оглядываясь по сторонам, он впервые за вечер снял солнцезащитные очки.
- Тайни! Тайни! - Пауло держал тело брата в руках и отчаянно пытался реанимировать его.
- Что, черт возьми...? - спросил Майк.
За дробовиком, который все еще дымил и висел на потолке вместе с сотнями освежителей воздуха, Майк обнаружил голого, изуродованного мужчину, прижавшегося к сырой кирпичной стене и сгорбившегося на полу.
Он сильно дрожал и явно находился в шоке. Кроме того, он потерял много крови, которая собралась под ним в большую лужу, глубиной не более трех сантиметров и размером примерно в три раза больше роста мужчины. Майк и не знал, что в человеке может быть столько крови.
Мужчина повернул голову к Майку и Пауло и попытался заговорить. Его сонные, бессмысленные глаза дернулись под веками, а затем снова закатились назад, и было видно только белки.
- П... Помогите... Помогите... - сказал мужчина.
Это были его последние слова, прежде чем его голова откинулась в сторону, а тело судорожно задергалось. Наконец, его дыхание прекратилось, и он замер. Его агония закончилась.
Как и у Тайни, глаза голого мужчины были неподвижны, а зрачки расширены. Его руки лежали ладонями вверх там, где они оказались после последнего вздоха.
Майк начал давиться, когда заметил член голого мужчины, который висел в кровавых лохмотьях в паху. Кожные лоскуты, которые уже не напоминали пенис, свисали в лужу застывшей крови под разрезанным мошонкой, из которой выглядывали маленькие розовые яички. Майк снова задыхался и на этот раз его вырвало на пол. Когда он блевал, на его вкусовых рецепторах остался отвратительный привкус горькой желчи.
- Что за черт?
Майк прижал руки ко рту, продолжая осматривать комнату. Вид мертвого мужчины, чьи гениталии выглядели так, будто они подружились с кухонным блендером, быстро утратил свое значение из-за запаха гниющего мяса, доносившегося из задней части комнаты. Там трупы в разной степени разложения были сложены как дрова на брезенте и гнили, что в некоторых случаях лишало их всякого сходства с человеком.
На некоторых из них росла плесень в виде темных пятен. Их тела были раздуты трупными жидкостями и газами. Некоторые трупы уже распались и выливали в сточную трубу в полу протухшую жидкость. Кто-то облил трупы щелочью, чтобы ускорить процесс разложения, кроме того, работал вытяжной вентилятор на полную мощность.
Все трупы были мужскими, и все они были голые. Один труп лежал растянутый рядом с вонючей кучей гниющего мяса. Его кожа уже была сине-серого цвета, но выглядела свежее, чем у других. Мертвец лежал на животе. Его задний проход был широко разорван, как будто его трахнули огромным количеством бритвенных лезвий.
Потрясенный и приведенный в ужас Майк, который впервые в своей взрослой жизни испытал страх смерти, сделал шаг назад и случайно наступил на что-то мягкое и влажное, что размазалось под его ботинком. Он посмотрел вниз и подпрыгнул, как будто пописал на электрический забор.
Под его ногой лежала половина отрезанного пениса, у которого явно был откушен кончик. Майк знал, что женщина все еще привязана к батарее, но все равно задрожал. Его тело охватило гнетущее чувство страха, которое, казалось, отягощало его разум и мышцы, парализуя его мысли и движения.
Майк начал дрожать всем телом, его мышцы стали слабыми и бесполезными. Возможно, эта сумасшедшая шлюха была привязана, была его пленницей. Тем не менее, Майк был твердо уверен, что на самом деле она контролировала ситуацию, и контролировала с самого начала. Это было как будто они попали в ловушку, размеры которой он только сейчас начинал понимать.
Пауло все еще стоял на коленях рядом с братом и, рыдая, пытался затолкнуть внутренности массивного самоанца обратно в него. Майк схватил его и поднял на ноги. Пауло вырвался и снова протянул руки к брату.
Майк схватил его еще раз, на этот раз более агрессивно.
- Мы должны убираться отсюда!