Макроскоп

Глава восьмая

– Итак, мы сделали это, – сказала Афра таким тоном, как будто это была новость. – Пять прыжков, и сейчас мы находимся от разрушителя дальше, чем были вначале.

– Шен говорит, что туда можно добраться еще через шесть прыжков, – сообщил Иво. – Он просчитал конфигурации.

– А откуда он знает их? Я думала он не может... ну да, понимаю. Он был с нами, когда мы определяли расстояние по историческим событиям на Земле. Вероятно, он слышит все, что вы слышите, когда работаете со скопом. Но как он мог что-то просчитать в уме, имея столь ничтожную информацию, которая у нас есть?

– Давайте еще раз все обсудим, – предложил Гротон. – Очевидно, мы что-то упустили, если, конечно же, Шен не лжет.

– Он мог бы солгать, – ответил Иво. – Но, скорее всего, не опустится до этого. Он не захочет выходить до того, как начнется что-то интересное, а совершать еще шесть прыжков было бы для него страшной скукотой.

– Наш первый прыжок был лет на сорок, в 1930 год, – сказал Гарольд. – Второй – почти на три тысячи лет, как мы выяснили, в 930 год до нашей эры. Разница в 2800 лет, но фактически прыжок получился подальше, пространственно, мы ведь оказались на другой стороне Земли. Затем прыжок наискосок, еще на сорок лет, в 890 год до нашей эры. Дело приняло серьезный оборот, здесь мы уже немного заблудились. И наконец прыжок в 975 год до нашей эры, еще один, в то же время – мы просто скользнули по изгибу какой-то петли, никуда не двигаясь. Но, очевидно, Шену это что-то говорит.

Афра повернулась к Иво:

– У вас же есть способности к вычислениям. Неужели вы не можете просчитать конфигурации петель так же, как и он?

– Нет. При своих вычислениях он пользуется не только математикой, ему также известны многие принципы и исходные условия, о которых я не имею понятия. Он соображает гораздо лучше, чем я: его рассуждения – это искусство, тогда как мои – голая логика.

– Наверное, он использует астрологию, – едко заметила Афра.

Гарольд покачал головой:

– Нет, астрология...

– Есть вероятность, что он ее знает, – сказал Иво. – Это не шутка. Вполне возможно, применяя к астрологические методы, составить топологическую карту искривлений подпространства галактики. Шену это по силам, он...

– Бросьте, – отрезала Афра.

Гарольд погрузился в размышления. Он верит, думал Иво, это открытие осенило его впервые, хотя он предполагал это и раньше. Он действительно верит.

А что, если Шен тоже верит?

Откуда человеку знать, где правда, а где ложь, где истина, а где обман?

Даже если астрология и лженаука, применяя ее, Гарольд добился больших результатов, чем Афра со своими истинно научными методами.

– Мне тут пришла в голову одна мысль, – прервала паузу Афра. – А не слишком ли мы упрощенно представляем себе прыжки в пространстве? Мы изобрели примитивную аналогию – веревочка в круге, и забываем о том, что четырехмерное искривленное подпространство – это вещь совершенно иного уровня сложности. Его невозможно изобразить на двумерном рисунке.

– В принципе, я могу сделать объемный каркас – что-то вроде трехмерной системы координат, – сказал Гротон. – К специальным планкам и листам можно будет прикрепить маркеры. И все, разумеется, прозрачное, так что мы сможем рассмотреть любое место под любым углом. Мы поставим пять известных нам уже точек, посмотрим, подумаем, может, нам и удастся что-нибудь выяснить.

Афра в порыве возбуждения схватила его руку:

– Когда вы все сделаете?

В шестой раз они прыгнули, мягко выражаясь, далековато. Все уставились на экран компьютера, цифры говорили сами за себя.

– Это уже другой разрушитель... – заключила Афра.

Сейчас они находились на расстоянии пять тысяч световых лет от Солнца, и на Земле был приблизительно 4000 год до нашей эры. Сигнал разрушителя, который можно было принять на Земле в 80-х годах, исчез, но на этот раз работал другой разрушитель, идентичный первому, но на расстоянии шестнадцати тысяч световых лет и по другому азимуту.

– У меня есть подозрение, – сказал Гарольд, – что мы свидетели самого настоящего галактического заговора. Мечта параноика.

– Я просто в восторге от этого, – ответила Афра.

Он погрозил ей пальцем, словно пятилетнему ребенку:

– Это не случайно, что два аналогичных источника излучения установлены на расстоянии тридцать тысяч световых лет друг от друга, и к настоящему моменту излучение каждого из них распространилось на восемнадцать тысяч световых лет. Обратите внимание, что они оба расположены в среднем поясе галактики. Поставить шесть штук таким образом, а седьмой в центр, и зона излучения охватит подавляющее большинство всех звезд в Млечном Пути.

– А из этого следует, что разрушитель направлен против всех цивилизаций, и Земля просто его очередная жертва, – согласилась Афра.

– Это также означает, что эти станции могут быть вооружены, – сказал Иво. – Буквально, я хотел бы подчеркнуть. Иначе они не выстояли бы все эти века против всех галактических цивилизаций, которые, как мы знаем, существуют. – Он помолчал. – Так что, двигаемся дальше?

– Да, вперед! – сказала Афра с такой яростью, что он даже испугался. Она то и дело напоминала подобным образом, что у нее с разрушителем личные счеты. Она все еще не могла забыть о Браде – принце-божестве, – который умер и не воскрес.

Им поднадоели уже космические путешествия, как минимум они привыкли к ним, но десятый прыжок удивил всех. Он отбросил их на тридцать пять тысяч световых лет и они оказались вне галактики. Прыжок получился почти вертикальным относительно плоскости вращения галактики, и сейчас они висели прямо над гигантским диском Млечного Пути.

Сюда сигнал разрушителя не доходил.

Вся компания собралась у экранов «прямого обзора». Фактически, это было изображение, передаваемое искусственными спутниками, запущенными на орбиту Нептуна. Гарольд не бездельничал в перерывах между прыжками, и ему было с чем поиграться среди имеющейся кучи сложного оборудования. После того, как в конфигурацию фиксирующего поля были внесены поправки на движение объектов, мини-спутники проходили все трансформации и прыжки невредимыми и без изменения орбит.

Перед ними простиралась родная галактика человечества – Млечный Путь, и они были первыми людьми, которые смотрели на нее со стороны. Взору открывался сектор чуть больше девяноста градусов. Неистовый блеск звезд уже не затуманивала вуаль атмосферы, колоссальные скопления газа и межзвездной пыли уже не закрывали наблюдателю обзор. Это был настоящий лик Млечного Пути, такого: каким он есть на самом деле – на Земле этого увидеть было просто невозможно.

Цвет, неподвластный художнику, ослепленный атмосферой глаз не мог себе такого представить. Красный в центре, где угасали старые светила, и яростно-голубое полыхание на краях – там, где рождались новые.

Невозможно описать весь этот безумный спектр! Для такой гаммы цветов, такого множества оттенков человечество не создало ни понятий, ни определений. Сияющая спираль, гигантский вихрь из бесчисленных ярких песчинок – волна за волной гонит их космический ветер, они то сливаются в комки, то разбегаются в ослепительные россыпи. Млечный Путь был почти прозрачен, и в то же время представлялся невообразимо сложной трехмерной головоломкой.

На краях галактика состояла почти полностью из скоплений космической пыли, которые, разбросав свои щупальца, пожирали свет многих тысяч звезд. Где-то там, в слоях жидкой атмосферы Млечного Пути, в чреве газовой туманности плавало Солнце со своей жалкой Солнечной системой – пылинка на огромном круге галактики, различимая лишь при сильном увеличении.

С этой точки ясно был виден узор звездных скоплений, из которых появилась галактика – согнутые рукава, протянутые из центра, лопасти из раскаленной материи, берущие начало в клубке звезд и оканчивающиеся в черных пылевых безднах на краю. Эти лопасти оказались вовсе не ровными и не плоскими – они поворачивались то ребром, то плоскостью, напоминая то ли ленту Мебиуса, то ли геликоид галактической молекулы ДНК.

Действительно, думал Иво, ведь галактика – это клетка, со своими космическими органеллами, в ней светится жизнь, она движется, излучает тепло, развивается, и умрет эдак через десяток миллиардов лет.

Иво почувствовал голод и понял, что смотрит на галактику уже несколько часов. Он впал в транс, глядя на нее, так же, как верующий впадает в транс, поклоняясь своему божеству.

Он отогнал галактические чары и оглянулся. Афра стояла ближе всех, все такая же прекрасная и смертная, она пожирала глазами миллиарды звезд, ее легкие, казалось, вдыхали кубические парсеки космоса.

Гарольд повернулся к нему; Иво с удивлением заметил, что и он, как женщины, сильно похудел за последние несколько месяцев.

Все менялись!

– Вы видели глобулярные кластеры? – спросил Гротон. – Сотни их вращаются вокруг галактики, в каждом по миллиону звезд. Вон один, смотрите! – указал он. – До него, должно быть, тысяч десять световых лет от нас.

Иво увидел то, чего не замечал раньше – комок света, почти рядом, равноудаленный от них и от центра галактики. Он был похож на галактику в миниатюре, правда, совершенно бесформенный, переливающийся, словно неограненный алмаз. Будто когда пряли звездное полотно, маленький клубочек хлопка откатился в сторону. От краев кластера к центру звезды были набросаны гуще, и цвет менялся от ярко голубого к более спокойному, как и в основной галактике. Они были, несомненно, более молодыми образованиями, чем все окружавшее.

Было видно еще довольно много кластеров, большинство из них концентрировалось у рукавов галактической спирали. И каждый, наверное, сам был космосом, и были в них пригодные для жизни планеты и свои звездные цивилизации. Кластеры располагались на сфере, по крайней мере, на полусфере, ибо Иво не мог видеть того, что творится на противоположной стороне диска. Хотя он, естественно, не смог бы заметить их перемещения, ему пришла в голову мысль, что они движутся по орбитам вокруг центра галактики – по вытянутым эллипсам, то касаясь кромки диска, то подымаясь над его плоскостью. Казалось, что некоторые даже врезались в галактическую спираль, но толком разобрать детали было невозможно, так что это вполне могло оказаться игрой воображения.

Он вообразил себе изначальный шар газа и пыли, величественно вращающийся в пространстве, загадочно мерцающий. Большая часть материи образовывала рукава спирали и, соответственно, диск галактики, но несколько отщепенцев пошли своим путем и стали впоследствии кластерами.

Как выглядит вселенная для существа, которое живет на планете, затерянной в одном из этих звездных островов? Не мечтают ли эти существа вернуться на Родину-галактику? А может, их Бог – вихрь тридцать тысяч парсеков в диаметре?

Из кухни появилась Беатрикс, и Иво сообразил, что запахи пищи были виной беспокойства желудка. Беатрикс была для них самой настоящей кормилицей. Хорошо все-таки, что ни говорите, когда хоть кто-то смотрит на жизнь практически.

Наконец и Афра оторвалась от экранов:

– Сейчас мы в зоне приема основного сигнала, но недостижимы для разрушителя, – задумчиво произнесла она. – До странника тридцать тысяч световых лет – так что на Земле и в галактике его еще можно будет принимать, по крайней мере, в течение этого периода. Очевидно, он предшествовал разрушителям, в противном случае их излучение настигло бы нас и здесь. Из этого следует...

– Что задачей разрушителя является подавление внегалактического сигнала, – довершил за нее Гарольд. – Так как мириады местных станций принимаются прекрасно, они не могли служить причиной создания разрушителей.

– Вот вам и ксенофобия! – воскликнула Афра. – И все только потому, что где-то существует более развитая цивилизация!

Гарольд опять погрозил ей пальцем:

– Вы так думаете? Я бы предложил другую точку зрения.

– Знаю я ваши...

– Суп готов! – позвала Беатрикс, в очередной раз в нужном месте прервав спор.

Так как до этого места сигнал разрушителя не доходил, все пошли посмотреть по главному экрану, как работает Иво. Афра могла бы справиться и сама, но в их группе существовало негласное соглашение, по которому макроскоп был привилегией Иво, эта практика позволила овладеть ему макроскопом на таком уровне, что вряд ли кто-то, не имея такого же опыта, мог с ним сравниться.

Это было его шоу, и он был тут звездой.

Он проскочил мимо обычных передач, которые лились здесь таким потоком, что понадобились бы годы, чтобы их только классифицировать. Использовалось несколько различных символьных языков, и Иво пришлось приложить немалые усилия, чтобы овладеть их основами, хотя, по сути, все они были похожи на язык разрушителя. Он миновал основной сигнал – до него время еще дойдет, и вышел в незаполненный передачами диапазон, пытаясь нащупать Землю – мир человека тридцать тысяч лет назад.

И не мог найти ее.

Он еще раз проверил координаты, полученные из оптических наблюдений Андромеды и второго скопления цефеид, сделал необходимые поправки на вращение галактики и движение звезд в последние 30000 лет. Все сходилось, он знал, где искать Землю.

Но, к сожалению, ее не было на месте.

– Либо я утратил сноровку, либо тридцать тысяч лет назад Земли еще не было, – расстроившись, объявил он.

– Нонсенс, – отреагировала Афра. – Дайте-ка я попробую.

Она горела энтузиазмом. Иво уступил ей место, чувствуя, что все уже разуверились в его умении. Афра повозилась с управлением минут двадцать, сфокусировала прибор сначала на точке с координатами Земли, затем еще где-то. На экране царил все тот же цветовой хаос – устойчивое изображение не появлялось.

В конце концов она сфокусировала изображение на одном из глобулярных кластеров на краю галактики и получила изображение.

Она настроила компьютер на поиск планетообразных образований в режиме сканирования, и он нашел какую-то планету. Перед ними был темный голый шар, расположенный далеко от своей звезды. В ночном небе на горизонте были видны отдельные звезды и даже полоска далекого звездного скопления.

– Но это не кластер! – воскликнул Гротон. – Внутри сферического скопления звезд не было бы таких полос.

Афра вновь принялась за настройку, неловко попыталась увеличить картинку и тут же потеряла ее. Она вновь перевела компьютер в режим сканирования, а Иво мысленно выругался – была утрачена интересная информация. Афра тоже начала показывать свой характер.

– Происходит нечто странное, – заметил Гарольд. – То изображение не похоже на ночное небо планеты внутри кластера, это похоже скорее на планету внутри галактики. А та светлая полоса – это же Млечный Путь!

Афра дала компьютеру задание искать планеты типа Земля, оставив тот же азимут, и стала ждать, пока компьютер фильтровал и сортировал потоки макронов. Ситуация была действительно странная, и у Афры не хватало практического опыта, чтобы разобраться в ней. Но было бы невежливо указать ей на это.

Появился зеленый ландшафт, планета земного типа, но не Земля. Афра попыталась вручную подстроить изображение и опять потеряла его. Она не по-женски выругалась.

Внезапно она встала.

– От меня мало толку. Давайте вы, Иво.

Он опять был в своей стихии, позабыв обо всем, используя окуляры, в то время как главный экран оставался включенным. В этом мире он жил и действовал так, как будто компьютер был частью его мозга. Устойчивых изображений не было ни с Земли, ни с других точек галактики. Кроме программ – они проходили прекрасно. Существовало ли радикальное различие между природным и искусственным макронным излучением, так что «проходили» только искусственные макроны? Программы передавались специально созданными генераторами поля II уровня технологии и работали в сильных гравитационных полях. Это все, что он понял из передач местных галактических станций, которые часто обсуждали технические проблемы. Их сигналы были поляризованы, очищены от помех и паразитных гармоник, диаграмма направленности излучения была идеально сферической.

Природные импульсы, наоборот, были слабыми, негармоническими, сильно зашумленными. Природное излучение несло в себе информацию о многих изображениях и еще всякую всячину, в то время как искусственные лишь об одном или об интегрированном комплексе образов.

Можно сказать, что различие было такое же, как между беспорядочными всплесками воды и направленной струей. Всплеск создает больше возмущений, и они разнообразно взаимодействуют с препятствиями, но струя воды достает дальше, ею можно управлять, а потому она эффективнее.

Что же окружает галактику?

Свет. Газ. Энергия.

Гравитация.

Это Шен прошептал ему на ухо. На беду Иво, им все легче становилось общаться. Шен был намного приятнее, глубоко спящим.

Гравитация: большой кумулятивный эффект, но за пределами галактики происходит сильное ослабление гравитационных полей.

Макроны: порождения гравитационных возмущений, естественно, зависят от них.

А что происходит, когда излучаемые галактикой макроны вырываются во Вселенную?

Сейчас он уже знал ответ. Программы свободно достигали других галактик, если были должным образом сфокусированы и на их пути не было серьезных препятствий. Но природное макронное излучение не могло проникать далеко, ведь оно изотропно, некогерентно, обладает широким спектральным составом. Его захватывает сильное гравитационное поле (ведь макроны – порождение гравитации) и заставляет их вращаться по галактической орбите – так же движутся по орбитам и глобулярные кластеры.

Но свет – другое дело. Галактической гравитации было недостаточно, для того, чтобы искривить световые лучи. И световые волны шли дальше, оставляя макроны позади. Словно плащ, спадающий с плеч – так макроны теряли свою фотонную ауру, сжимались, становились бесформенными, но все равно оставались все теми же частицами, мчащимися со скоростью света, все те же мириады макронов, во все тех же макронных потоках. Захваченные могучим гравитационным полем галактики макроны так и кружились вечно на орбите вокруг нее.

Таким образом и возникали случайные изображения галактики с ее торца.

Выходит, узнать новости с Земли 30000 летней давности просто невозможно. Выходит, древняя история Земли закрыта для них.

Иво расширил зону поиска компьютера: «Земля, любое время с тех пор, как на ней появилась жизнь». Компьютер захватил новый поток макронов в поисках цели. Он победил.

Все смотрели на экран, и Иво услышал дружный возглас, когда на нем появилось изображение.

Это точно была Земля.

Существо чем-то напоминало крокодила, но рыло его было тупым и коротким. Тело семь футов в длину, мощные лапы и толстый хвост. На спине возвышалась конструкция из кожи и кости, очень похожая на жесткий парус.

Стояло утро, и животное неподвижно лежало, подставив свой бок лучам Солнца, глаза были полуприкрыты. Сразу за ним начинался водоем, в котором густо торчали стебли неизвестных растений, многие из которых были поломаны. Высокие кустарники или деревья виднелись неподалеку, почва казалась голой – не было травы.

– Это диметродонт, – сказала Афра. – Гребенчатая рептилия Пермского периода Земли, двести сорок миллионов лет назад. Этот парус использовался как примитивный температурный регулятор, до того, как были изобретены более совершенные методы термостабилизации. Хотя диметродонт и выглядит неуклюжим – этот тепловой регулятор был тогда большим его преимуществом, так как рептилии впадают в оцепенение на холоде...

– Не понимаю, как этот парус помогает ему согреться, – недоуменно произнесла Беатрикс.

– Помогает, и еще как, да и охлаждаться тоже. Когда он разворачивает его плоскостью к Солнцу – гребень поглощает тепло, а если ребром – то наоборот, гребень его рассеивает. Чрезмерный нагрев так же вреден рептилиям, как и холод. Очень остроумный ход эволюции, к тому же внешний вид животного позволяет легко провести идентификацию.

– Я слабоват в палеонтологии, – вмешался Гротон. – Но мне в голову пришла одна мысль, я, правда, не знаю общепринятых терминов. Не является ли этот парусник предком динозавра?

Глаза Иво были закрыты окулярами, он не видел ее лица, но по тону все понял:

– Что, динозавры пытались контролировать температуру?! Диметродонт – это хищный пеликозавр, предок терапсидов. Млекопитающихся рептилий.

– Ну, ошибся немного, – благодушно согласился Гротон. – Но все же удивительное зрелище, учитывая, что мы отдалились от Земли только на тридцать тысяч световых лет. Не представляю, как эта планета может быть Землей.

– Это – Земля, – сказал Иво, вспомнив, что другие-то не знают о его размышлениях. – Макроны вращаются по орбитам вокруг галактики. Они слиплись в комки и имеют массу, хотя раньше и были частицами без массы; и, тем не менее, мы в состоянии их принять и расшифровать. Я не могу указать точные координаты, так как любой прием в этих условиях – счастливый случай, поток макронов очень плотный. Короче, произвольное время и произвольное место.

Пока он говорил, изображение исчезло. Колебания макронных потоков сорвали прием. Иво опять включил сканирование и принялся искать по всему диапазону устойчивое изображение.

– Двести сорок миллионов лет? – повторила Афра. – Должно быть, галактика совершила за это время полный оборот.

– Вращение галактики, по-видимому, не имеет значения, – сказал Гарольд. – Ведь мы находимся над плоскостью диска, траектории макронов в этом месте перпендикулярны оси вращения галактики и вовсе не являются окружностями. Интересно, это, наверное, похоже на силовые линии магнитного поля?

Иво поймал новую картинку – животные, напоминающие оленя, но с когтистыми, как у собаки, лапами. Оно было около ярда в холке и сейчас что-то вынюхивало в низком кустарнике, наверное, искало лакомые расточки.

– Млекопитающееся, – прокомментировала Афра. – По-моему, олигоцен, хотя я не могу точно...

И тут случилось то, что обычно называют насмешкой над теорией вероятности. Все собравшиеся затаили дыхание. На экране появился чудовищный клюв, затем маленький злобный глаз и наконец целиком голова в белых перьях. Это была голова птицы, и размером она была с туловище животного. Клюв раскрылся, бросок... и вот он уже сомкнулся на шее дергающегося травоядного.

Весь хищник появился в поле зрения. Это действительно была птица, напоминавшая сложением бескрылого длинноногого ястреба девяти футов высотой. Сильные трехпалые лапы с мощными когтями оставляли в мягком торфе глубокие следы.

– Форорокс! – ужаснулась Афра. – Миоцен в Южной Америке. Двадцать...

– Какой кошмар! – воскликнула Беатрикс.

– Кошмар? Форорокс был великолепным представителем, вершиной эволюции авианов. Он не умел летать, но, будьте уверены, на суше ему не было равных среди птиц. С точки зрения разнообразия видов авианы превзошли млекопитающихся.

Птица подняла свою жертву за шею и встряхнула ее, переломив позвоночник. Иво стало дурно, он еле удержался от того, чтобы не схватиться за свою собственную шею. Клювом и когтями хищник распотрошил тело, и началось кровавое пиршество. Сейчас Иво почувствовал привкус тепловатой крови во рту.

– Между изображениями около двухсот миллионов лет, – сказала Афра. – Нельзя ли попытаться получить промежуточную эпоху, ну, например, динозавров.

– Когда-нибудь мы восстановим из этого хаоса всю историю Земли, – ответил Иво. – Но, увы, выбор случаен. Макроны распределены неравномерно, хотя в пределах одного скопления сохраняется упорядоченная структура. Тем не менее, я попытаюсь.

Он был поражен открывшимися перед ними горизонтами. Не нужно совершать прыжки в пространстве, чтобы увидеть историю Земли до появления человека. Любое место и любое время...

– Не хотелось бы вмешиваться, – сказал Гарольд. – Но у нас есть задачи посерьезнее. Мы отдаляемся от нашей галактики, еще один неверный прыжок – и мы совсем заблудимся.

Все повернулись к нему, и он начал развивать свою мысль:

– Думаю, информация не была бы столь несвязной, если бы она не относилась к большей части пространства-времени, а не только к истории Земли. А что, если попытаться взглянуть на всю Солнечную систему, как на целое и попробовать упорядочить прием макронных потоков? Если мы научимся уверенно управлять приемом, то вся история галактики станет для нас открытой книгой. А это означает...

– Что мы сможем проследить, когда и где создан разрушитель! – прервала его Афра. – Узнаем, кто его сделал и зачем... – она остановилась. – Правда, его сигнал до нас еще не дошел.

– Поэтому мы сможем спокойно экспериментировать. Коль скоро мы знаем, что ищем, мы будем понемногу приближаться к галактике и все время прощупывать макронный эфир. Нам не следует подходить к генератору вслепую.

– Так ли это, Иво? – спросила Афра. – Если мы будем принимать изображение всей Солнечной системы, то информация будет более упорядочена?

Давненько она не интересовалась его мнением по техническим вопросам.

– Да. Я могу перевести компьютер в такой режим, будет более широкая полоса поиска. Это хорошая практика, в любом случае, но гарантировать какой-то результат я не могу.

Она не ответила, и Иво приступил к работе. Теперь перед ним была нарисованная компьютером система координат, которую он мог перемещать и поворачивать. Солнце было представлено в виде светлого кружка, планеты изображались как разноцветные точки, движущиеся по соответствующего цвета штрих-пунктирным орбитам, так же обозначались и орбиты всех спутников.

– Попытаюсь восстановить историю Солнечной системы, – пояснил он. – Но потребуется время для составления карт макронных потоков, при том условии, что в них есть хоть какая-то система. Затем я состыкую записи, так как не уверен, что исходные данные будут в хронологическом порядке. Так что пока вам смотреть не на что.

– Мы с вами, – с неожиданной теплотой сказала Афра. – Мы посмотрим, может, сможем вам чем помочь.

Он знал, что ею руководят соображения целесообразности, но все же эти слова согрели его. Это был тот тип отношений, который ему нравился – работать с ним, а не пытаться его купить. Он занялся делом, выискивая информационные потоки. Ему предстояло из разрозненных макронных фрагментов собрать цельную картину, как в детской головоломке.

– Дай, я покажу, как надо, инвалид, – прошептал ему на ухо Шен. – Я все сделаю за час, а ты провозишься неделю и, к тому же, многое упустишь.

Иво уже осознал объем задачи. Он не хотел утомлять аудиторию долгим и бесполезным ожиданием в течение многих часов.

– Давай, покажи, – раздраженно ответил он Шену и передал управление. Связь между ними становилась все теснее. Но если Шену удастся справится с этой задачей с помощью макроскопа, то какие у него могут быть проблемы с разрушителем? Причина, по которой Иво раньше отказывался выпускать Шена, казалось все более сомнительной.

А что, если... это была его надежда?.. ему не удастся это сделать?

Но Шен не хвастался. Он завладел телом и мозгом Иво, и всей мощью своего юного и гениального интеллекта набросился на задачу. Иво наблюдал, как левая рука Шена бегала по клавиатуре, а правая управляла ручкой манипулятора, и думал, не совершил ли он непоправимую ошибку. Он еще не освободил Шена – но Шен мог вполне освободиться и сам, воспользовавшись этой возможностью. Он достаточно умен...

Экран очистился. Маркер указывал, что масштаб равен двум световым годам на весь экран. Появилось изображение облака космической пыли.

– Что вы делаете? – спросила Афра. – Это ведь не Солнечная система.

– Это реликтовое облако водорода, дура, – ответил Шен языком и губами Иво, сам Иво лишь вздрогнул.

Афра обиженно замолчала, и представление пошло дальше. Сам Иво не мог его видеть, но был уверен, что это потрясающее зрелище. Практически, с помощью макроскопа, Шен смог собрать и обобщить макронные потоки, испущенные пять-десять миллиардов лет назад, и картина, пусть и полученная косвенным методом, пусть немного урезанная, была истинной.

Реликтовое облако газа бурлило, сжималось, временной маркер указывал, что 25 секунд соответствуют примерно одному миллиону лет. Через десять миллионов лет облако сжалось до диаметра в сто миллионов миль, затем до какого-то миллиона, затем комок газа вспыхнул – образовалась звезда. Сжатие продолжалось, была достигнута температура термоядерного синтеза в реакции водород-гелий. Начала выделяться колоссальная энергия превращения четырех ядер водорода в ядро атома гелия.

– Это все равно, что попытаться влить четыре бокала виски в пятый, – пояснила Афра Беатрикс. – Все в пятый бокал не войдет, так что...

– А разве это не зависит от объема пятого бокала? – спросила Беатрикс.

О, Боже, подумал Иво. Опять женщины сцепились.

И Гарольду, как всегда, придется их разнимать. В конце концов Беатрикс растолкуют, что суммарная масса четырех атомов водорода составляет 4,04, а атома гелия – ровно 4. При слиянии атомов водорода дефект массы в количестве 0,04 высвободится в виде энергии – в этом то и заключается жизнь звезды.

Выделялась энергия только одного процента массы атома, но поток энергии был таким сильным, что отображаемое на экране облако перестало на некоторое время сжиматься. Практически весь свет Вселенной излучался благодаря этому процессу – миллиарды звезд Млечного Пути были просто реакторами по превращению водорода в гелий.

В несколько напряженных минут вместилось еще несколько миллиардов лет. Топливо кончилось, и Солнце распухло, превратившись в огромного красного гиганта, в сто раз больше звезды, которую они видели до этого.

– Но это не может быть Солнцем! – запротестовал Гарольд. – Наша звезда прошла только половину жизненного цикла.

Шен не удостоил его ответом. Иво тоже не понимал, что же происходит, но был уверен, что изображения верны. Звезда, исчерпав весь свой водород, начала коллапсировать. Теперь внутри ее находилось ядро из чистого гелия, результат труда всей ее жизни. Звезда сжалась в еще более плотный шар, температура возросла в десять раз по сравнению с начальной стадией процесса. Что-то должно было произойти. И произошло. Из гелия начал синтезироваться углерод. Было найдено новое горючее.

Звезда ожила вновь – это был уже недолговечный белый карлик.

Но и запасы гелия вскоре исчерпались, и звезда погасла, оставив после себя шар остывающей материи, размером не больше планеты. Пришел печальный конец. Мертвая звезда состояла из очень плотной сколлапсировавшей материи, на поверхности плавали тяжелые элементы, захваченные в течении жизни из галактического пространства. Мертвый пепел, плывущий в космосе.

Еще через несколько миллионов лет этот маленький трупик попал в поле действия рождающейся звезды, объекта, формировавшегося из обильных скоплений газа у края галактики. Новая звезда вспыхнула, в ней активно шли процессы первой стадии, а мертвая звезда, став спутником, умудрилась еще и прихватить немного окружающего ее газа. За счет этого газа она увеличила свою массу, но все равно осталась инертной. Ее время давно ушло, и не суждено было ей обрести былое величие.

– Это Земля! – воскликнула Афра. Нет, этого не может быть. Не тот состав, и ядро слишком плотное.

На экране автоматически отображались элементный состав и плотность планеты.

К системе присоединился еще один элемент, тоже останки давно умершей звезды. Затем третий, четвертый, – все они собирали, по возможности, скудную дань с окружающей систему космической пыли и газа.

Последние два объекта имели ядра гораздо большие, чем первый, и им удалось собрать к старости гораздо большую атмосферу, но о воскрешении в качестве светила не могло быть и речи. Теперь вокруг звезды вращались четыре планеты, причем любая из них была старше, чем сама звезда.

Но по соседству творилось что-то неладное. Картина сместилась, чтобы зрители могли видеть все сами. В этом месте находилась еще одна звезда, гораздо большая, она пожирала водород в невероятных количествах. Но через несколько миллионов лет термоядерное топливо, разумеется, кончилось. Но масса и температура звезды были столь высоки, что термоядерный процесс не остановился на этапе углерода. В этой звездной топке стали образовываться новые элементы – кислород, кальций, кремний, натрий – все элементы вплоть до железа, 26 номер в периодической системе. Произошло несколько вспышек звездной активности, во время которых температура еще поднялась, и стало возможным образование из ядер гелия небольших количеств тяжелых металлов – вплоть до свинца, но все равно, главную роль в воспроизводстве энергии играл начальный процесс. Кончина этой звезды обещала быть бурной.

Когда в ядре звезды не осталось элементов легче железа, произошел гравитационный коллапс. Температура подскочила до ста миллионов градусов. Огромная энергия, выделившаяся при гравитационном коллапсе, сделала возможным новый цикл термоядерных реакций – стали образовываться элементы вплоть до урана.

Звезда завершила свою жизнь взрывом, разбросав по всей галактике материю своего ядра – это была вспышка сверхновой. Потоки материи, богатые разнообразными тяжелыми металлами, пронеслись мимо более спокойной соседки и ее спутников, часть их удалось захватить планетам и пополнить тем самым элементный состав своей коры. Система обогатилась, нажившись на смерти соседа.

Первая планета также позаимствовала часть этого богатства, существенно увеличив свою массу, впрочем, как и другие. Но больше всего остатков вспышки сверхновой попало на орбиту вокруг звезды, образовав впоследствии планеты. Теперь у звезды было три маленьких спутника и четыре больших.

– Марс, Земля, Венера, – воскликнула Афра. – А первая планета, которую мы видели – это Нептун, наша планета!

Шен вновь не снизошел до ответа. Иво ощущал, каких усилий стоило Шену отыскивать, классифицировать и соединять нити макронных потоков, преобразуя все это в хронологически связанную и доходчивую историю Солнечной системы. Эта задача требовала всей мощи интеллекта Шена, вычислительного таланта на уровне его таланта в лингвистике. Шен обладал исключительными способностями и имел исключительные замыслы: Иво уже начал было забывать, каким невероятным интеллектом обладало его второе "я". Если мышь, рожденная под знаком Льва, все же оставалась мышью, то лев, даже если его запрягла мышь, оставался львом. Или, как в этом случае, Овном.

Прошло еще некоторое время, система постепенно накапливала материю. Прошел еще миллиард лет, и еще одна сверхновая вспыхнула неподалеку. Дождь ее останков проходил через систему, все планеты взяли свою дань, и, к тому же, был получен материал для создания еще двух планет и множества маленьких спутников.

– Меркурий и Вулкан? – спросила Афра. – Или это Плутон не на своем месте?

Теперь было пять внутренних планет, больше, чем требовалось.

Шен продолжал работать. Из дальнего космоса пришли астероиды. Многие проходили дальше, лишь слегка изменив маршрут в гравитационном поле Солнца. Один, однако, был захвачен, и лег на неустойчивую орбиту неподалеку от Юпитера.

– Шесть внутренних планет? – в тоне Афры слышалась уже ярость.

Но это оказалось не так. Юпитер грубо схватил вновь прибывшего своим полем и швырнул его в сторону Солнца, к орбите следующей внутренней планеты. Слишком близко, планеты стали сближаться.

Они разломились на куски еще до того, как соприкоснулись.

– Достигнут предел Роше, – прокомментировала Афра.

Один из осколков помчался к Сатурну, и уже почти стал спутником – но оказался слишком близко. Еще одна иллюстрация сферы Роше – луна рассыпалась на множество кусков, которые собрались в кольца Сатурна.

Но самый большой обломок полетел дальше. Он подошел к Нептуну, но разломился там надвое, образовав два гигантских осколка и множество мелких. Один осколок был отброшен еще дальше, но не покинул солнечную систему, а стал самой дальней планетой – Плутоном, другого же взял под свою опеку Нептун, и он стал его спутником – Тритоном.

Два других участника катастрофы свалились на внутренние орбиты, они были слишком велики, чтобы выйти из системы. Эти два тела образовали двойную систему – Земля и Луна.

Затем на экране появилась поверхность Земли в почти нормальном масштабе времени, семьдесят миллионов лет назад: необычные континенты, необычная жизнь как на суше, так и в океане. Но произошло неожиданное – Луна подошла слишком близко к Земле, сейчас она проносилась на расстоянии, равном одной десятой от того, на котором она находилась во времена человека. Это было отнюдь не романтическое сближение, а угроза еще одной демонстрации физического смысла формулы Роше. Приливы на Земле превратились в настоящее бедствие, зияющие трещины рассекли поверхность Луны. Горы воды прокатывались по континентам, сметая все на своем пути, не оставляя за собой ничего, кроме голой и ровной суши. Наземная жизнь стала невозможной, были смыты даже ископаемые останки, высокоразвитые морские животные тоже вскоре вымерли в этой буре приливов. Прогресс жизни на Земле был отброшен назад на миллионы лет – это был самый грандиозный катаклизм в истории планеты.

– А сейчас мы занимаемся любовью при свете Луны, – заметила Афра. – И в наших гороскопах она означает чувство.

Гарольд ничего не ответил.

Остатки этого столкновения планет за орбитой Марса ждала различная судьба – шесть из них по спиральной орбите упали на Солнце, не оставив следа, часть образовала вокруг Солнца что-то вроде пояса, позже он был назван человеком поясом астероидов, многие обломки стали маленькими лунами других планет.

Третья сверхновая, более далекая, выбросила в сторону Солнца облако пыли и газа – в системе появилось еще несколько крошечных спутников. Некоторые сгустки газа стали кометами, но в основном система уже устанавливалась, и важные изменения были уже позади. Таким образом, Солнце и его семейство планет были образованы из материи со всей галактики, часть тел системы была очень молода, часть гораздо старше, чем само Солнце. По мере отдаления Луны на Земле начала возрождаться жизнь, на поднявшуюся из воды сушу и на древние континенты выползли первые представители сухопутной флоры и фауны.

Но и это было еще не все – из центра звездного скопления галактики прибыл неизвестный объект. Это материальное тело двигалось очень медленно, будто его кинетическая энергия была растрачена при прохождении через другие системы. Оно обогнуло Солнце по дуге с чрезвычайно большим радиусом и, как бы нехотя, легло на орбиту на среднем расстоянии в семь миллионов миль от Солнца.

– А это еще что? – спросила Афра.

– Да эта штука раза в два больше Юпитера! – сказал Гротон. – Как же она может быть в системе, если мы ничего о ней не знаем?

Иво был почти уверен, что это шутка Шена.

Картинка остановилась: современная ситуация, плюс-минус миллион лет. Они просмотрели краткий курс по истории Солнечной системы.

– Замечательно, Иво! Если вы сделали это, то вам под силу все. Поздравляю!

Иво снял окуляры. Все улыбались ему, а Афра явно хотела что-то сказать.

– Это сделал не я.

– Как вы можете такое говорить! – возмутилась Беатрикс. – Мы же все видели, все было очень хорошо!

Афра и Гарольд посерьезнели.

– Шен? – сочувственно спросил Гарольд.

Иво кивнул:

– Он сказал, что у меня на это уйдет две недели, и это действительно так. И что у него на это уйдет час. Я дал ему попробовать.

– Но это же опасно? – спросила Афра.

– Да. Но мне удалось сохранить контроль.

Гарольд не был удовлетворен.

– Мои гороскопы говорят, что человек вроде Шена вряд ли станет предпринимать подобные усилия без личной выгоды. Чего же он хотел?

– Так это Шен назвал меня дурой? – тихо проговорила Афра.

– Думаю, он нашел способ обходить разрушитель, – осторожно произнес Иво – Обходить память о нем в моем сознании, да и реальный, наверное, тоже. Думаю, он сможет меня одолеть, и это как раз то, к чему он стремится.

– А вы сами хотите выпустить его? – спросил Гарольд, глядя в сторону.

– Хорошо, пусть это будет основой нашего, так сказать, соглашения. Если другие тоже хотят, чтобы я это сделал... – Иво говорил так, как будто речь шла о каком-то заурядном деле, но ему стоило больших усилий заставить не дрожать свой голос. Ведь речь шла о его жизни, и он очень боялся смерти.

Когда Афра боялась утратить свое "я" при деструкции, она обратилась к своим инстинктам и заставила их ощупать ее. Пусть желание было иррациональным, но она была удовлетворена. А что же придумать ему, чтобы придать себе хоть немного мужества?

– Значит, Шен устроил нам бесплатную демонстрацию, – сказал Гарольд. – Впечатляет, должен признать, и ясно, что его заявления не пустая похвальба. Он действительно сможет доставить нас к разрушителю и, вдобавок, снабдить нас информацией о нем. Все, что требуется от нас – это спросить его.

Афра молча глядела на Гарольда. Иво боялся даже представить, какие мысли роятся сейчас в ее голове. Она была утонченно-внимательна.

– Ну что, проведем голосование? – спокойно предложил Гарольд собравшимся.

Как легко они решились избавиться от своего товарища.

– Да, – тихо сказала Афра.

– Тайное?

Она опять кивнула. Насколько же нужным был для нее этот разрушитель?

Гарольд наклонился и извлек из сумочки Афры записную книжку. Иво в голову пришла праздная мысль: почему он не использует для этого грязного дела свой блокнот? Гарольд вырвал листок, согнул его, протянул сгиб между пальцами, разорвал, затем проделал то же самое с половинками. Роздал всем бюллетени.

– Я, я лучше не буду голосовать, – сказал Иво и вернул свой бюллетень. – При трех голосующих не может быть равного числа «за» и «против».

Неужели они не понимают?

Гарольд пожал плечами и написал что-то на своей бумажке.

– Мы голосуем за то, чтобы спрашивать Шена, или нет. Ответ может быть – «да» или «нет».

Женщины заполнили свои бюллетени и тщательно их сложили. Гарольд сложил их, перетасовал не глядя и протянул Иво.

– Огласите вердикт.

– Но я узнаю почерка, это будет уже не тайное голосование.

На самом деле он просто боялся посмотреть. Это был очередной кошмар, но все, кроме него, воспринимали происходящее как должное, и только он четко представлял, какая пропасть разверзлась пред ним.

– Пусть тогда компьютер прочтет их, – сказал Гарольд.

Неужели им все равно?

Иво запихнул листки в щель анализатора и нажал кнопку «суммирование». Внутри машины послышался шорох – она читала вердикт.

Заработал принтер. Иво оторвал распечатку и заставил себя прочитать:

...НЕТ

...НЕТ

...НЕТ

...ИВО

...ЛЮБЛЮ

От неожиданно нахлынувших чувств ему стало плохо. Он даже не сразу сообразил, что кто-то голосовал дважды, и не сразу заметил некоторые странности в этой распечатке. Очевидно, кто-то небрежно написал «NO», так что первая палочка буквы "N" не была соединена с остальными и машина восприняла слово как три буквы "I", "V" и "O". Так появилось его имя.

Но происхождение третьего слова он объяснить не мог.

Гарольд встал.

– А что, кто-то сомневался? – спросил он. – Не думаю, что нам еще когда-нибудь придется проводить голосование. Так что вернемся к делу. Работы у нас полно, и гениев среди нас нет.

Только после его слов Иво понял, что он все еще держит в руках распечатку, что он не прочитал ее вслух и никому не показал.

Они вновь вернулись в галактику. Напряженность в отношениях спала, пришла уверенность в собственных силах. Им не удалось определить начало передачи разрушителя – было либо все, либо ничего, из той области исходили только мощные потоки «искусственных» макронов, природное же излучение не распространялось. Вероятно, передатчик излучения в течение всего нескольких часов установили какие-то инопланетные силы быстрого реагирования, да, кроме того, их специалисты вполне могли контролировать природное макронное излучение. Только если бы наблюдатель смог попасть на самый край зоны приема разрушителя, ему может быть удалось увидеть его закладку. Но, несмотря ни на что, они были уверены в своих силах и полагали, что худшее уже позади.

Они выбрали станцию разрушителя ближайшую к Земле и начали серию последовательных прыжков, изучая структуру петель в этом районе. Вскоре была сделана карта подпространства, весьма неполная, но она тем не менее помогала им приближаться к цели. Пять тысяч световых лет до цели, тысяча, восемь тысяч, семь тысяч, четыреста, двести, семьдесят, двадцать.

На расстоянии двадцать световых лет они остановились.

– Ближе нам не подойти, – сказала Афра. Минимальный прыжок – сорок-пятьдесят лет, так что мы окажемся с другой стороны лет на тридцать дальше, или того хуже.

– Ничего не остается, как пробовать еще разок, – возразил Гарольд. Изменим направление и понадеемся на лучшее.

– Шен говорит, он сможет...

Если он хочет что-то сообщить нам – прекрасно, – ответил Гарольд. – Но если он хочет купить в обмен на информацию участие в нашей экспедиции, то передайте, чтобы и не надеялся. Пусть мы и идиоты, но все же как-нибудь сами справимся.

Они немного отошли и сделали еще одну попытку, до разрушителя оставалось десять световых лет. Третий прыжок был хуже, но после четвертого они оказались совсем рядом – меньше парсека, чуть больше трех световых лет.

– По-моему, нам уже не представится лучшего случая, – сказала Афра. – Нужно расконсервировать Джозефа и отправляться. Несколько лет в расплавленном виде...

– Но в целях безопасности нам придется восстанавливаться каждый год, – напомнил ей Иво. – У протоплазмы ограничено гарантированное время жизни.

– Я не люблю рисковать, – заявил Гротон. – Но в этом случае я бы рискнул. Давайте еще несколько раз попробуем. Что-то мне не хочется приближаться к разрушителю в расплавленном виде. На этот случай я хотел бы иметь при себе действующий мозг, а не его расплав.

Они рискнули – и проиграли. Еще шесть прыжков, и им не удавалось подойти ближе, чем на пять световых лет. Парсек был их лучшим результатом, и они не моли его повторить. Четырехмерное подпространство оказалось очень сложной головоломкой.

– Шен говорит...

– Передайте ему, чтобы он заткнулся! – зло бросила ему Афра, и Иво почувствовал прилив теплоты. Он вспомнил слово ЛЮБЛЮ на бюллетене, но не осмеливался даже предполагать... Теперь его любовь к ней изменилась, но оставалась столь же крепкой. Он узнал ее, ее достоинства и недостатки, и любил в ней и то, и другое. Его любовь была без иллюзий – он ничего не ждал в ответ и хотел лишь находиться рядом. По крайней мере, так он говорил это себе.

Не она ли написала это слово? Гарольд бы не сделал этого, Беатрикс это даже не пришло бы в голову.

Все же...

– Думаю, – сказал Гарольд, – эту станцию нам пока лучше оставить в покое. В галактике их еще несколько, и для начала нам вполне будет достаточно одного. Может, удастся выскочить поближе к какой-то из остальных.

Спускаясь по Млечному Пути, они выяснили, что разрушителей действительно много. Их сигналы можно принимать на расстоянии восемнадцать тысяч световых лет, как внутри галактики, так и в близлежащих окрестностях. Однажды они приняли сигналы двух разрушителей одновременно и проверили их идентичность, наложив один на другой. Сигналы полностью совпадали.

Они опять рискнули, но с новой целью. И опять неудача. Но со второй попытки они оказались на расстоянии не более одного светового дня от разрушителя.

Теперь стало понятно, почему было невозможно получить толковую макронную информацию о разрушителях. Практически все естественные макронные импульсы подавлялись искусственным сигналом или, скорее, превращались в искусственное излучение. Из этой точки космоса исходил только один поток макронов – сигналы разрушителя, и другая информация в этом потоке отсутствовала. Макроскоп впервые оказался не у дел.

Но, что удивительно, основной сигнал принимался так же уверенно. Это было еще одним подтверждением превосходства внегалактической технологии: этот сигнал нельзя было ни подавить, ни заглушить, ни отклонить в сторону.

– Нам чертовски повезло, – сказал Гротон. – Правда, стоит подумать, как мы будем уносить отсюда ноги.

Афра возилась с телескопом, пока другие занимались расконсервацией Джозефа. Корабль был погребен в недрах Тритона, который, в свою очередь был вплавлен в ядро Нептуна, и выбраться на поверхность было не таким уж простым делом. К счастью, – хотя Гарольд не признавал случайностей в таком деле и все старался предусмотреть, – они так же законсервировали тяжелое оборудование. Гарольд собрал его в свое время по чертежам внегалактической программы, и сейчас все, что было разобрано для хранения, можно было вновь запустить. Все, что не было спрятано в шахту, естественно расплавилось при падении Тритона на Нептун.

– Я сфотографировала комплекс разрушителя, – сообщила Афра во время обеда. – С этими примитивными оптическими приборами не многое увидишь, но, насколько я разобралась, центр комплекса имеет около двух миль в диаметре и сделан из металла. Так как макроскоп нам не поможет, придется входить внутрь самим.

– Мне кажется, мы пресыщены уже космическими технологиями, – сказал Гарольд. – Мы уже жалуемся на недостаток разрешения при расстоянии в один световой день! Но действительно, а почему бы не войти внутрь?

– Потому, что они могут подпалить нам перышки, вот почему, – ответила Афра, – надо бросить пробный камень.

Она была чрезвычайно оживлена, казалось, ее оставили мрачные мысли.

– Как? – спросил Гарольд. – Джозеф – это все, что у нас есть.

– Катапульта, глупенький, – ответила она. – У нас же есть точечный компенсатор гравитационного поля, помните? И много материала.

Гарольд выразительно постучал кулаком по лбу. Он тоже был неестественно оживлен.

– Ну конечно же! Мы же в состоянии состряпать макет корабля и запустить его в сторону разрушителя.

– Давайте начнем со спутников, – сказала она. – Думаю, что это боевые корабли.

– Спутников?

– Я разве не говорила? Разрушитель окружен шестью стофутовыми сферами, находящихся на расстоянии пяти световых минут от него – на север, восток, запад, юг, вверх и вниз.

– Мисс, вы не говорил мне о них, из ваших слов можно было понять, что такие детали не различить. Это сильно усложняет наше положение.

– Я говорила вам. Где же вы были, когда я сказала – «комплекс разрушителя»?

– Кто это сказал: «Нет веры прочнее, чем вера сварливой женщины в ее собственную непогрешимость»?

– Кейбелл сказал. Но он также сказал, что сварливой женщине нужен спокойный мужчина.

Оба улыбнулись.

Иво отправился поесть, но замечательная стряпня Беатрикс показалась ему безвкусной. Гротон и Афра? Нет – он делал поспешные и необоснованные выводы. Их открытое подшучивание в адрес друг друга было всего лишь свидетельством все большего сплочения их маленького коллектива. Это было как во времена проекта, когда он, Брад и другие осваивали высокую науку и всегда находили время для острот и веселья. Афре и Гротону пришлось работать рука об руку со времени высадки на Тритон, особенно они сблизились, когда Иво попал в Тир, оставив их одних в глубоком космосе. После суда между ними установились отношения отца и дочери. Ведь Афра когда-то потеряла отца...

Гротон и его роботы вновь сотворили инженерное чудо, и через некоторое время у Нептуна появилась планетарная пушка. Шахта-ствол имела тридцать пять футов в диаметре и длину две мили, в нижней части помещался блок деформации поля. Были проложены длинные трубы, один конец такой трубы выходил на поверхность планеты на расстоянии нескольких миль от шахты, а другой подходил к казенной части ствола. Были построены огромные отражатели, служившие для направления потоков газа, образующихся при включении генератора, создававшего колонну с нулевой гравитацией.

Все собрались в комнате управления, чтобы наблюдать за запуском. Нептун вращался вокруг комплекса разрушителя, поэтому необходимо было правильно выбрать момент. Афра сделала все вычисления, обращаясь к Иво, только чтобы их проверить. Она уже не раз давала понять ему косвенным образом, что их отношения изменились. Для подобной работы он ей больше не нужен.

Гарольд возился с аппаратурой управления запуском, которая казалась на вид ничуть не проще пульта управления макроскопом, на экране видно было, как чудовищный корабль-макет приподнялся и въехал в ствол. Это была простая пушка, укрепленная на четырех анкерах – создавать что-то более сложное для запуска макета было бы расточительством.

Гротон нажал кнопку запуска. Включился генератор, ему понадобилось некоторое время, чтобы набрать полную мощность. Поле компенсации вырабатывал специальный генератор, отличный от того, что стоял рядом с жилыми помещениями, так как необходимо было постоянно уравновешивать огромное притяжение и давление планеты.

Струи газа начали извергаться из труб, ударили по основанию снаряда, ничего не весившего в поле нулевой гравитации. Комната управления содрогнулась.

Верху атмосфера Нептуна ринулась в колонну с нулевой гравитацией, встретила там отражатели и мгновенно образовался тайфун, глазом которого был гейзер метанового снега. Давление всей атмосферы вытолкнуло снаряд в космос: один миллион фунтов на квадратный фут.

Пройдя облака испаренной воды и аммиака, слой водорода, ракета вышла за пределы атмосферы. На расстоянии тысяча миль от видимой поверхности планеты включился двигатель. Ракета развила такое ускорение, которое раздавило бы пассажиров и разрушило бы не приспособленное к перегрузкам оборудование. Двигатель был временным, его главной задачей была мощность, а не надежность, и он сам сгорал в течение полета. Ракета быстро набрала скорость, при которой она за несколько дней достигнет разрушителя.

– Очень похоже на корабль, если смотреть отсюда, – восхищенно заметила Афра. – Вы уверены, что не запустили по ошибке Джозефа?

– Это бутафория, честное слово. Весит десятую часть Джозефа, эта галактическая «Формула» быстро бы вышибла из нас дух, да и к тому же она пожирает себя в полете. От химического двигателя можно многого добиться, если не надо на нем сидеть.

Полет продолжался. Каждый следил за снарядом в течение четырехчасовой смены и готов были поднять тревогу при любых движениях со стороны разрушителя. Световой день был мизерной дистанцией, по сравнению с теми, к которым они привыкли, но даже модернизированный с помощью галактических технологий двигатель был слабоват для таких расстояний. Ракета достигла максимальной скорости и теперь неслась дальше, уже просто как пустая металлическая бочка.

Их вахта длилась четверо суток. Макет прошел мимо ближайшего спутника и направился, собственно, к разрушителю. Ничего не происходило. Он совершил виток вокруг сферы, на расстоянии одной световой минуты по-видимому его притянула огромная гравитационная сила, прошел мимо еще одного спутника и умчался в космос.

– То ли они все там мертвы, то ли прикидываются, – нарушил молчание Гротон. – Попробуем еще один?

Иво подумал с тоской, что предстоит еще две недели скучного ожидания, но согласился, что это разумный путь.

– Я удовлетворена, – сказала Афра. – Очевидно, системы защиты не работают. Жаль, что мы потеряли столько времени. Нужно самим ехать.

Иво хотел было возразить, но передумал. Она так сказала, значит, так оно и будет, разумно это или нет. Теперь командовала она.

И вновь они в космосе – странное ощущение. С тех пор, как они пристали к Шену, спутнику спутника, Джозеф не отлучался надолго от планеты. Прошли месяцы, рефлексы, если таковые были, утрачены, невесомость казалась непривычным состоянием, и приходилось контролировать каждое движение.

– А мне нравится, – сказала Афра. – Нептун – дом, а мы как бы в отпуске.

Чему она так радуется, не мог понять Иво. Их странная миссия подходила к концу, правда, пока не ясно, чем все это закончится, и, чем ближе к концу, тем сильнее должны быть воспоминания о ее покойном женихе. Похоже, ее уже мало интересовал разрушитель, хотя она и затеяла все это сама. Гротон потрепал ее по плечу, и она отлетела в сторону.

– Девушка, если вы не сделаете ваши вычисления до того, как я все приготовлю, капитан отправит вас мыть гальюн.

Они закрепили оборудование и начали медленно отдаляться от Нептуна, не решаясь использовать компенсатор гравитации. Это забирало немного топлива, но было безопасней как для оборудования, так и для экипажа.

Сейчас корабль набирал водород в верхних слоях атмосферы Нептуна и нагнетал его в баки, для последующего использования на марше в космосе. Они готовы были переменить способ передвижения и попробовать «прямой» космический полет.

Правда, вопреки ожиданиям Гротона, им пришлось пройти деструкцию – иначе такую дистанцию было не преодолеть. Но процесс уже стал привычным и даже просто рутинным. Они восстановились в бодром настроении и в одной световой секунде пути от одного из спутников. Представлялось разумным посетить сначала одного из слуг, а уж потом хозяина.

Иво и сам было расхрабрился, воодушевленный бравым настроем остальных, но стоило ему взглянуть в телескоп на огромную металлическую сферу, которая нависала так близко, чтобы тут же вспомнить, что это первый физический контакт с творением внеземной цивилизации.

Спутник выглядел чудовищем, когда они приблизились к нему, но ужасал не столько его сто футовый диаметр (Афре пришлось выполнить довольно кропотливую работу, чтобы рассчитать его с расстояния один световой день, даже имея в своем распоряжении плоды галактических технологий), сколько его непоколебимая мощь. Поверхность была покрыта выбоинами, казалось, потоки метеоритов долбят ее уже на протяжении миллионов лет. Местами были видны какие-то выступы, наводящие на мысли о пушках.

Афра работала с телескопом, фотографируя детали. Она была увлечена работой, и Иво мог спокойно наблюдать за ней. Она вся светилась – волосы были заплетены в косу, ниспадавшую на плечо и спускавшуюся дальше на грудь, – золото волос на снегу белой блузы. Она прибавила в весе и вся дышала здоровьем. Губы полуоткрыты – она улыбалась, глядя в телескоп. Свет от оборудования играл на ее щеках, ее совершенном подбородке, подчеркивая тенями красоту ее лица.

Но была ли это та роза, аромат которой когда-то очаровал его?

«Лунатик» – назвал его как-то Брад, поставив перед ним западню, Афра была той самой Луной. Иво знал, что любил бы ее несмотря на то, какой бы умной была она, или каков бы был цвет ее кожи. Поначалу его покорила скорее внешность Афры, чем ее индивидуальность, но со временем он подрастерял свой романтизм и стал смотреть на нее более трезвыми глазами, отмечая изъяны ее характера. Но все равно, любовь его принимала ее всю, неистовую и прекрасную. Всю, несмотря ни на что.

Она внезапно оторвалась от окуляров, озарив его голубым огнем широко раскрытых глаз. Иво смущенно вздрогнул, решив, что она заметила его бесцеремонный взгляд, но ее слова разогнали его напрасные опасения:

– Они следят за нами!

Гротон и Беатрикс появились рядом с ней словно из-под земли.

– Они живы, – с тревогой продолжала она. – За нами следит радар!

– Ну, раз уж влипли, остается только расслабиться, – сказал Гротон, но вид его не был таким уж беззаботным.

Беатрикс осмелилась вставить одно из нечастых своих замечаний:

– Но если бы они хотели, то наверное уже сделали бы с нами чего-нибудь?

Афра в ответ мило улыбнулась, так, как она часто делала это в последнее время:

– Ты права, Трикс. Я просто ударилась в истерику, когда это обнаружила. Они бы давно сделали из нас лепешку, если бы захотели. До них сорок тысяч миль, и на таком расстоянии их оружие, несомненно действует. Так что, согласно гороскопу, нам не суждено умереть сегодня.

Странная антенна продолжала следить за ними, пока корабль приближался. Это была проволочная спираль, выгнутая в форме чаши, около двух футов в диаметре. В центре ее торчал штырь, на который были нанизаны шарики. Других признаков жизни не было. У Иво на ладонях выступил холодный пот, он незаметно вытер его. Неужели только он испытывает этот немодный нынче страх?

Основная часть путешествия была уже проделана, огромное расстояние было пройдено почти незаметно благодаря деструкции и 10G. Оставались сущие пустяки – торможение и стыковка. Афра вывела корабль на синхронную относительно спутника орбиту вокруг разрушителя, на дистанции пяти световых минут, и выключила двигатели. Никто не имел понятия, как тело размером не более двух миль создавало гравитационное поле, эквивалентное полю небольшой звезды. Галактические технологии использовали гравитацию как обычный инструмент – вот и все объяснения.

– Кто-то должен остаться на корабле, – сказал Гротон. – Мы не знаем, что нас там ждет.

– Иво должен остаться, – ответила Афра. – Если что-то случится, он единственный, кто сможет увести корабль и Нептун.

Она сказала это так, будто он был мебелью, вещью, даже не спросив его мнения.

– Оставьте мне компаньона, я очень боюсь темноты.

– Я останусь, – сказала Беатрикс. – Иди, Гарольд.

Иво не смог придумать достойного возражения.

Гротон и Афра надели скафандры и по очереди вышли через шлюз в космос. Иво остался наедине с Беатрикс первый раз после их беседы на Шене, казалось, это было очень давно. За это время он побывал в далеком прошлом Земли, в ее геологическом прошлом, путешествовал за пределами галактики. Его тело претерпело бесконечное количество циклов деструкции и восстановления, сам процесс стал уже просто скучен. Он прожил много жизней, и многие его убеждения остались в тех, прошедших жизнях. Почему же его так беспокоит, что Афра и Гротон ушли вдвоем?

Он хотел было сказать что-то Беатрикс, но понял, что его вопросы могут нарушить ее душевный покой. Она свято верила своему мужу. Он задумчиво смотрел на нее и замечал, сколь разительные перемены произошли с ней. Когда он впервые встретил ее, перед ним была полная женщина лет сорока на вид в возрасте тридцати семи лет. В период кризиса на Тритоне, несмотря на истощенность, на вид ей было те же сорок. Но теперь она выглядела на тридцать, ну на тридцать пять – восстановив здоровье, она не вернула свой вес. Волосы были ярко-белыми, ноги стали стройнее, а тело напоминало тело той богини, что лишь мгновение видел Иво при восстановлении. Перемены происходили в ее облике постепенно, удивительно, что он только сейчас обратил на это внимание.

– Вы изменились, Иво, – сказала она.

– Я изменился?

– После визита в Тир. Вы были так молоды и неуверенны. Теперь вы повзрослели.

– Я не чувствую себя взрослым, – ответил он недоверчиво, но был польщен. – Во мне еще много сомнений и колебаний. А в Тире не было ничего, кроме насилия и интриг – эта жизнь не по мне. Не понимаю, как она могла изменить меня.

Она только пожала плечами.

Иво взглянул на экран и вспомнил, что половина их группы штурмует сейчас инопланетный объект. Гротон и Афра...

– Ее уже не мучает память о Брадли Карпентере, – сказала Беатрикс. – Вы заметили разницу? Она так изменилась. Это замечательно.

Можно ли быть слишком добрым? Да, Гротон и Афра рисковали своими жизнями, пытаясь установить контакт с цивилизацией, которая, скорее всего, могущественна и враждебна, но нельзя же совсем забывать о том, что чувствуют другие.

– Да, я заметил разницу.

– И она уже гораздо лучше ладит с Гарольдом. Я уверена, он всегда был добр к ней. Он ведь такой спокойный.

Иво кивнул.

– Она такая прелестная девушка, – продолжала Беатрикс. В ее голосе не было злобы, не было ничего, кроме доброжелательности и участия.

– Прелестная.

– Вы выглядите уставшим, Иво. Я подежурю, а вы отдохните, хорошо?

– Вы очень добры.

Он пробрался к своему гамаку и пристегнулся. В невесомости гамак был скорее якорем, нежели ложем.

А она ведь счастлива, подумал Иво о Беатрикс. В ее жизненной философии нет места ревности и мелким сплетням. Она не беспокоилась о своем муже, поскольку душе ее неведомы были сомнения.

Чего бы они достигли без нее? Причин для вражды и ссор было более чем достаточно, особенно вначале, когда сталкивались две сильные личности – Гротон и Афра, да еще маячил мрачный призрак Шена. Но Беатрикс каким-то образом гасила все вспышки гнева. Она делала это и находила свое призвание в этом. Ум, решимость, умение – все эти прекрасные качества бесполезны, если не на месте душа.

Должно быть, он уснул, так как опять был Сиднеем Ланье: бледным, больным, непонятым. Он опять пробовал преподавать, но ученики были непослушны, а начальство требовало слишком многого. Шла Реконструкция, это было настоящим бедствием, северные дельцы скупали все. Он писал:

Но любовь к Мери Дэй, теперь уже Мери Дэй Ланье, поддерживала его. Она была также нездорова, как и он, также обременена заботами, но их брак был настоящей милостью божьей. Он души не чаял в своем сыне Чарльзе. Сидней вообще любил детей, хотя и не всегда их понимал.

В 1869 году Джеймс Вуд Девидсон опубликовал антологию поэтов Юга США – в ней было двести сорок одно имя. Ланье тоже был включен, но скорее для полноты картины, гораздо больше места было отведено тем, кого считали тогда великими.

Но вы были величайшим из них! – прокричал Иво. – Если бы только ваши современники были в состоянии вас понять!

Но ничего не изменилось. Разум Иво жил судьбой другого человека: он мог быть похожим, мог все о нем знать, но не мог ничего изменить.

То же чувствует Шен, глядя сейчас на него...

В Маконе говорили о Сиднее Ланье: «Молодой дурак, что пишет стихи». Они не обращали внимания на его диалектические поэмы – форма произведения, которую позже припишут другому человеку, – или на его предупреждения об опасности методов ведения сельского хозяйства, используемых фермерами Джорджии. Хлопок истощал почву, гораздо лучше было бы сеять пшеницу или кукурузу, но фермеры не желали перемен.

Он выразил свои мысли и чувства в большой поэме «Зерно» и отослал ее в ведущий в то время литературный журнал «Атлантический Ежемесячник Ховелла».

Ховелл отверг поэму.

Ланье был буквально убит отказом. Он ведь верил в то, что писал, в то время, как незамысловатые поделки других поэтов завоевывали внимание публики. Он написал однажды: «Я просматривал публикации молодых поэтов. Я поражен тем, что никто даже не пытался написать что-то великое. Болезненный страх прикоснуться к чему-то неблагородному и грубому руководит ими при выборе тем для своих стихов».

Не только в поэзии, – подумал Иво. Всем обществом управляет меркантильный расчет. Мы так ничему и не научились.

В конце концов «Липпинкотс мэгэзин» принял поэму. Публикация принесла Ланье славу, он стал известен, но остался все так же болен и беден.

Это было в 1875 году, ему было тридцать пять лет и оставалось еще пять прожить.

Он, по-видимому, спал очень долго, потому что исследовательская партия уже вернулась.

– Ну и бомба! – воскликнула Афра. – Здесь достаточно оружия, чтобы отразить атаку целого флота! Химическое, лазерное и куча другого, которое на земле не изобретут и через века. И все дезактивировано.

– Не понимаю, – сказал Иво.

– Это целый линкор, дорогуша, – пояснил Гротон. – Но кто-то все выключил. Все, кроме систем слежения.

– Он мог бы разнести Нептун в клочья! – продолжала Афра, возможная и страшная опасность возбудила ее. – Там были такие штуки – думаю, это гравитационные бомбы. Прибор, который превращает в хаос любое материальное тело. Тот, кто построил этот линкор, знал толк в военном деле!

Иво решил принять участие в беседе:

– Должно быть, все это оставлено здесь для охраны разрушителя. Но почему они все дезактивировали? Если бы это все отключил их неприятель, то он бы стер в пыль и разрушитель.

– Тогда зачем нужно было строить такой арсенал и затем его не использовать? – спросил Гротон. – Это тоже бессмысленно.

Но Афра выглядела уверенной:

– Мы знаем, где искать ответ.

– Не хотите ли вы сказать, что нам может очень не понравится ответ, когда мы его отыщем? – Гротон, по крайней мере, серьезно относился к делу.

– Ответ среди звезд. Кто я, чтобы сомневаться в этом?

Рядом со спутниками двухмильный шар выглядел, как маленькая планета. Несмотря на то, что его гравитационное поле было чудовищным, напряженность его увеличивалось медленно по мере приближения и на поверхности, и вес корабля составил около одной четверти его веса на Земле. Но, тем не менее, пришлось проявить особую осторожность при маневрировании, так как корпус макроскопа был очень чувствителен к перегрузкам. Сооружения на экваторе сферы напоминали причалы, и Афра повела корабль прямо к ним, минуя промежуточную орбиту. Строители, по-видимому, предполагали прием гостей и предусмотрели удобные терминалы.

Это был еще один непонятный и противоречивый момент, касающийся разрушителя. Иво уже утомился от нелепостей и противоречий ситуации и решил просто воспринимать все как есть, как это делали другие.

Терминал представлял собой канал, открытый с обеих сторон, казалось, что крупнокалиберный снаряд прошил край сферы разрушителя в этом месте. Гравитация внутри была минимальной – как раз достаточной, чтобы поддерживать Джозефа в середине трубы. Корпус макроскопа нигде не касался стенок, и можно было войти в док вместе с ним.

Гротон и Афра опять забрались в скафандры и первыми вышли наружу. Иво заметил, как он подтолкнул ее к шлюзу – хорошо знакомым шлепком по заду.

Прошло три минуты, и начали поступать радостные сообщения:

– Здесь все очень хорошо организовано, – послышался голос Гротона. – Очень хорошо продумано. Похоже, они используют магнитные подвески для закрепления корпуса корабля. Очень любопытно.

– А еще есть шлюзы, – послышался девичий голос Афры. – Гарольд, вы пока пришвартуйте Джозефа, а я разберусь с ними.

Послышался грохот инструментов, звуки передавались через корпус корабля. Очевидно, Гротон расположился на корпусе и возился со швартовкой.

Затем послышался легкий удар по корпусу Джозефа. Корабль был пришвартован.

– Я установила нормальное давление и состав для атмосферы Земли, – сообщила Афра. – Я не помню точное соотношение кислорода и азота в атмосфере, но, оказалось, там есть газоанализатор. Достаточно было дунуть в него воздухом из скафандра...

– Давайте не будем им слишком уж доверять, – предупредил Гротон. – Не забывайте, это все-таки разрушитель.

– Не волнуйтесь, папенька. Уж если они впустили нас сюда, не думаю, что они начнут строить нам теперь козни. Я вхожу.

Иво задумался. А что, если создателей разрушителя волновали чуждые культуры и цивилизации, а не отчаянные одиночки. Может, разрушитель снаружи – как липкая лента для мух, а когда входишь внутрь – как паутина...

Но – чему быть, того не миновать. В недрах разрушителя их не спасут уже никакие предосторожности, если действительно присутствует коварный расчет инопланетян. Существуют тысячи способов прикончить их всех. Если бы они хотели оставаться в безопасности, то им нужно было держаться подальше от разрушителя. Эдак на тысячу световых лет.

– Снимаю скафандр, – доложила Афра. Воздух нормальный. Войти вовнутрь?

– Только после предварительной проверки! – сказал Гротон. – Это только лишь шлюз. То, что внутри, вполне может повредить вашему нежному здоровью. Что, если там чистый аммиак, или четыре и два по Кельвину?

– Быть такого не может. Вся система управляется из шлюза, и во всех помещениях создается атмосфера, точно такая же, как в моем скафандре. Говорю вам, эти инопланетяне знают толк в подобных вещах.

– Ну, что будем делать? – спросил Гротон остальных.

Иво вспомнил, что он может работать и на передачу.

– Она все равно должна выйти из шлюза, прежде, чем кто-то сможет в него войти. Так что пускай двигается.

– А что скажешь ты, дорогая? – обратился Гротон к своей жене.

– Как ты считаешь нужным, так и поступай, дорогой, – ответила Беатрикс.

Она верила каждому слову своего мужа, и Иво завидовал ее вере.

– Тогда направляйтесь к нам вы, оба. Если уж идти на эту авантюру, так всем вместе. Я подожду вас, пока эта нетерпеливая мисс не разведает дорогу.

– Козлы от природы любознательны, – вставила Афра.

Козел = Козерог – ее астрологический знак, вспомнил Иво. Должно быть, Гротон показал ей ее гороскоп во время одной из... интимных бесед. Но знала ли Беатрикс, что она Рыба – бедная рыба...

Иво и Беатрикс надели скафандры и вышли наружу. Иво помог Беатрикс забраться в шлюз, но уже без всяких там шлепков по заднице.

Гротон стоял на платформе, чем-то напоминающей платформы на железнодорожной станции. Толстые кабеля спускались к Джозефу со всех сторон.

Хватайтесь за любой свободный и прыгайте, как на качелях, – посоветовал Гротон. – Гравитация увеличивается у шлюза. Можно, конечно, и просто так прыгнуть, но к чему рисковать?

Иво подумал, а не было ли сказанное шуткой Гротона? После всего, что с ними произошло лишний раз рискнуть...

Они прыгнули. Это был первый физический контакт с творением внеземной цивилизации, он ведь не посещал спутник. Иво был несколько разочарован обыденностью обстановки и тем спокойствием, с которым вели себя все остальные. Ведь такой кульминационный момент – КОНТАКТ! – а никто не обращал внимания.

Может, он стал второстепенной фигурой в экспедиции, потому и чувствовал себя сковано? В конце концов, раз уж они выжили, Афра и сама может работать с сигналом странника (по крайней мере до тех пор, пока они не встретят сигнал разрушителя), так что, Иво уже не нужен.

– Прекрасно, я вхожу, а вы следуйте за мной, – сказал Гротон. – С управлением здесь никаких проблем.

Он подошел к пульту, чтобы продемонстрировать.

– Быстрее там, – раздался голос Афры. – Мне не терпится осмотреть здесь все!

Неужели все свелось к детской игре в «Спейсмена»? Девушка-астронавт с приступом исследовательского зуда поторапливает, ей видите ли не терпится!

Ему показалось, что он слышит смех Шена. Маленький Иво хотел было стать главным героем космической Одиссеи, а стал простым статистом.

Да, Иво – не Ланье, не удостоится ему славы. С другой стороны, Шен...

«Но ты им тоже не нужен», – послал он гневную тираду затаившемуся в сознании Шену. Шен не ответил.

Афра сказала правду, внутри была настоящая земная атмосфера. Иво и Беатрикс присоединились к Афре и Гротону. Они были в летних одеждах, оставив скафандры в специальных нишах около шлюза. Ну просто какой-то отель для туристов!

Астронавты остановились, не решаясь двигаться дальше, вглубь станции. Две женщины стояли рядом, и перемены, произошедшие с ними, были особенно заметны. Обе хорошо сложены, но Афра выше и динамичней. Она была современней – и это не очень шло ей, в то же время некоторая скованность в движениях шла Беатрикс. Когда Афра прыгала, Беатрикс – ступала. Разница в возрасте гораздо больше ощущалась в поведении, жестах, мимике, чем во внешнем виде.

Наконец Иво смог уловить ускользавшее ранее существенное различие – то, что у Афры было признаком сексуальности, у Беатрикс было признаком женственности.

Иво осенила мысль – а не поменялись ли они местами с Гротоном!

Группа стояла в длинном тихом зале, пол которого слегка был наклонен вниз. «Низ» означало центр сферы, а не край, это была не примитивная псевдогравитация, создаваемая центробежной силой. С потолка струился мягкий свет. Конструкционные материалы зала были довольно таки обычными на вид, никаких там светящихся экранов или сжатой материи. Но если так везде, то двухмильная сфера не может иметь поле звезды, даже планеты. Каким-то образом гравитация генерировалась без массы.

Хотя, с другой стороны, чего было удивляться. Несомненно, для передачи сигнала разрушителя нужны были сильные гравитационные поля, и, должно быть, не составляло особого труда выделить немножко гравитации для удобства посетителей. Это было также весьма удобно для удержания спутников на орбитах с радиусами большими, чем это характерно для Солнечной системы. Ведь Земля находится всего в восьми световых минутах от Солнца...

Через сто ярдов холл расширялся и образовывал комнату, пол становился ровным. В стенах были сделаны ниши, в которых находились какие-то предметы.

Афра подошла к ближайшей нише слева.

– Как вы думаете, здесь можно трогать экспонаты руками? – заколебалась она.

– Глупенькая, разве где-то висят таблички «Руками не трогать»?

– Гарольд, после таких милых мгновений я буду нашептывать гадости о вас на ушко вашей верной жене.

– Ей уже все известно четырнадцать лет, – Гротон обнял Беатрикс и довольно улыбнулся.

Афра протянула руку и взяла один из «экспонатов». Это была сфера, четыре дюйма в диаметре, прочная и легкая, из какого-то пластика. Сфера была прозрачной, и, когда Афра подняла ее, все увидели, что внутри ничего нет.

– Контейнер? – предположил Гротон.

– Игрушка? – последовала догадка Беатрикс.

Гротон посмотрел на нее:

– И вправду, образовательная игрушка. Модель разрушителя.

– Только не хватает отверстий для причалов, – заметила Афра.

Она поставила сферу на место и перешла к следующей нише. Там был конус высотой шесть дюймов с основанием в четыре дюйма. Он был изготовлен из того же прозрачного материала, что и сфера, и так же пуст.

– Шапка феи, – сострил Иво.

Афра не ответила и двинулась дальше.

Третья фигура представляла из себя цилиндрический сегмент, по размеру сравнимый с конусом и закрытый с торцов плоскими дисками. Он был тверд и легок, серебристая поверхность матово отсвечивала. Афра повертела экспонат в руках.

– Металл, но очень легкий, – заключила она. – Вероятно...

Внезапно она швырнула цилиндр назад в нишу и начала лихорадочно вытирать руки о шорты, словно они горели.

Остальные недоуменно уставились на нее.

– Что случилось? – спросил Гротон.

– Это литий!

Гротон посмотрел сам.

– Похоже, вы правы. Но на нем есть покрытие, похожее на воск. Его можно трогать без опаски.

Интересно, а чем им литий не нравится, подумал Иво, но решил не спрашивать. Может, он обжигал кожу, как кислота, или был ядовит.

Афра смутилась:

– Я должно быть, более нервная, чем полагала. Я просто не ожидала... – она остановилась и посмотрела вглубь зала. – Мне кое-что в голову пришло. Следующий экспонат – блестящая пирамида?

Гротон повернул голову:

– Похоже. На самом деле, это тетраэдр, смахивает на тот, что мы выстроили в свое время на Тритоне. Ведь у вашей пирамиды пять граней, если считать основание.

– Бериллий.

– Откуда вы знаете?

– Это ряд элементов. Посмотрите на...

– Элементарный ряд, – поправил ее Гротон.

– Нет, ряд элементов. Вы знаете, что такое элемент? Посмотрите на эти объекты. Первый – сфера, у нее только наружная сторона. Второй – конус – две стороны, одна плоская, другая изогнутая. У третьего – цилиндра, три стороны, одна изогнутая, а две плоские. То что вы держите – четыре, и так далее. Первые два «экспоната» не пустые – в них газы! Водород и гелий – два первых элемента периодической таблицы!

– Может быть, – Гротон был впечатлен открытием.

– Так и должно быть, это логика любых технически развитых цивилизаций. Литий – металл в два раза легче воды, третий. Бериллий – четвертый, бор...

Она замолчала, наклонилась над шестой нишей и замерла.

Все подошли к ней. Там лежал четырехдюймовый кубик – шесть сторон, сделанный из какого-то прозрачного материала.

Гротон поднял его.

– Что там у нас в таблице под номером шесть? Шесть протонов, шесть электронов... это должен быть углерод.

Он тоже замер, уставившись на экспонат.

Иво решил высказать свое мнение:

– Углерод в кристаллической форме – алмаз!

Теперь все восхищенно смотрели на кубик – четырехдюймовый бриллиант, вырезанный, по-видимому, из еще большего кристалла. Один экспонат из многих...

Афра пошла дальше, перечисляя образцы.

– Азот, кислород, фтор...

Гротон встряхнул головой:

– Это же целое состояние! И всего лишь образцы, которым придана условная форма. Они...

Ему не хватало слов, он с благоговейным трепетом поставил алмаз на место.

– Скандий, титан, ванадий, хром, – нараспев произносила Афра, двигаясь дальше. – Здесь все! Абсолютно все!

Беатрикс спросила недоуменно:

– А почему бы им не нарисовать все это на дисплее, если так уж хочется выставить?

Гротон оторвал взгляд от алмаза:

– Не имеет смысла, дорогая. Это просто роскошная выставка для гостей. Наверное, они хотели так показать, что богатство для них ничего не значит.

Беатрикс кивнула, удовлетворившись объяснением.

– Редкоземельные тоже есть! – крикнула Афра. Она была уже на другой стороне комнаты и двигалась обратно.

– Несколько фунтов прометия! А ведь он даже не встречается в природе!

– Неужели она знает наизусть все элементы? – пробормотал Иво.

– Осмий! Этот маленький кубик весит, должно быть, фунтов двадцать. Чистый иридий – он стоит на Земле тысячу долларов за унцию!

– Держитесь подальше от радиоактивных элементов! – предостерег ее Гротон.

– Они в стеклянной посуде. Свинцовое стекло, или что-то в этом роде, надеюсь, не пропускает радиацию. И они тут фунтами!

Уран – нептуний – плутоний.

– Сатурниум, юпитериум, марсиуниум, – передразнил ее Иво, продолжая ряд элементов образованием названий из имен планет. Ему показалось, что вокруг этой выставки подняли слишком много шуму. – Венериум, меркуриум...

– Меркурий – мэкьюри – ртуть, – поправил его Гротон, услышавший его слова. – Есть такой элемент.

Афра вернулась к ним, вид у нее был подавленный.

– Таблица доходит до сто двадцатого элемента, последние формы довольно сложны...

– Но вы же прекрасно знаете, Афра, – сказал Гротон. – Некоторые из этих элементов имеют период полураспада около часа, а то и меньше, они никак не могут быть представлены на выставке.

– У некоторых период полураспада составляет секунды, но они там есть, можете сами посмотреть.

– Может, просто макеты...

– Спорим?

– Нет, – ответил Гротон и пошел посмотреть сам. – Наверное, какое-то стабилизирующее поле, – недоуменно прокомментировал он. – Если они такое вытворяют с гравитацией...

– Я внезапно ощутила себя такой маленькой, – призналась Афра.

Иво отметил про себя, что все эти фокусы ерунда по сравнению с сжатием планеты и находящихся в ней людей до гравитационного радиуса с сохранением жизнеспособности организмов. Выставка, конечно, впечатляла, но, если разобраться, ничего особенного в ней не было. Очевидно, главное было впереди.

За экспозицией элементов коридор опять шел под уклон. Иво принялся размышлять о проблемах температурной стабильности. Ведь резкие температурные изменения могут повлиять на некоторые экспонаты, так, твердое тело может превратиться в жидкое, а жидкость – в газ. Температура, как многое другое, была приспособлена для человеческих существ. Даже в обстановке были учтены человеческие пропорции, пример тому – ниши, удобные для хранения скафандров.

Если бы эта станция была ближайшей к Земле базой разрушителя, то можно было бы заподозрить во всем этом тщательное разработанное шоу для людей. Но станция находилась на расстоянии сорок тысяч световых лет от Земли, и не могла быть создана для людей – если только люди не живут где-нибудь еще в галактике. Ну, если не люди, то очень похожие на них существа.

Эта мысль тревожила его, этот странный музей наводил и на другие тревожные мысли. Традиционно считалось, что инопланетные существа должны быть похожи на человека, чтобы построить цивилизацию и развить технологии высокого уровня. Для доказательства этого «тезиса» использовалась длинная цепь рассуждений – но ведь мнение человека по этому поводу просто не может быть непредвзятым, Иво решил не принимать его во внимание. И все же, если это так, то означает ли это, что инопланетянам присущи человеческие черты? Жадность, глупость, жестокость?

Это опять смеется Шен?

Коридор вывел их в соседнюю комнату. Она была больше, чем первая, и ниши начинались с уровня пола.

– Машины! – воскликнул Гротон с таким же экстазом, какой посетил Афру при осмотре выставки элементов.

Он подошел к первому экспонату – огромный кусок металла, по форме напоминающий клиновидный ломоть сыра. Когда Гротон приблизился, сверху упал шар и скатился по клину – вот и все.

– Машина? – спросил Иво.

– Да, наклонная плоскость, – элементарная машина.

Ну, если Гротон так считает...

Следующим экспонатом был простой рычаг. Рычаг опирался на подпорку, один из его концов был подведен под большой брус. Как только они подошли, рычаг качнулся и брус сдвинулся.

Гротон удовлетворенно кивнул, и Иво последовал дальше за ним. Женщины двигались впереди, им достаточно было беглого осмотра выставки.

Третье устройство напоминало тиски. Длинная ручка проворачивала массивный винт, и таким образом создавалось приличное давление.

– Механический ворот, – заметил Гротон. – Если сравнивать с историей развития техники на Земле, то каждый шаг – сорок тысяч лет.

– Пока что это так.

Четвертым экспонатом была примитивная паровая машина – печь и паровой котел. За ним, под пятым номером, шла электрическая турбина.

Дальше все стало жутко усложняться. Дилетантский взгляд Иво временами выхватывал отдельные нагреватели, моторы, какие-то электронные приспособления. Кое-что напомнило ему устройства, которые он копировал из галактических программ, остальные же оставались полной загадкой. Не обязательно все выглядело сложно внешне, некоторые приборы были обманчиво незамысловаты. Но Иво не сомневался в том, что в былые времена автомеханику плата современного компьютера, набитая микросхемами, показалась бы весьма незатейливой. В одном он был уверен – все это настоящее, никаких подделок.

Гротон остановился у десятой машины:

– Я уж думал, мы освоили настоящие технологии, когда построили станцию на Тритоне. Но теперь понимаю, насколько заблуждался. Я уже получил больше, чем смогу переварить за один заход. Пойдемте в следующий зал.

Женщины были уже там. В третьем зале было собрано то, что можно было бы назвать предметами искусства. Выставку открывали дву– и трехмерные изображения, как в реалистической, так и в абстрактной манере. На этот раз была зачарованна увиденным Беатрикс.

– О! Я понимаю все это, – сказала она, медленно переходя от экспоната к экспонату. Она была прекрасна в своей отрешенности, казалось, величие искусства преобразило все ее тело, пред ней померкла даже Афра.

Иво не ожидал от нее столь неистового интереса к искусству, хотя это можно было бы понять по ее отношению к музыке. Он предполагал раньше, что то, о чем она молчит, она не понимает, или просто не имеет своего мнения, но сейчас Иво укорял себя – в который раз! – за столь поверхностное суждение об этой женщине.

В целом выставка не произвела впечатление на Иво, но некоторые разделы показались ему интересными. В отдельных произведениях ему понравился математический символизм – довольно сложная форма выражения, напоминающая чем-то структуру кодов галактических программ.

Было много портретов. Изображенные на них существа происходили с далеких от Земли планет, но были разумны и цивилизованы, хотя Иво и не мог бы сказать точно, почему у него возникает такое впечатление. Наверное, подсознание улавливало какие-то нюансы, неподвластные рассудку, точно так же, как оно подсказывало Иво, тогда еще, что пейзажи, которые Брад показал ему с помощью макроскопа – внеземные. Как это описать? Бессмысленное занятие. Эти существа в чем-то походили на человека, и в то же время чем-то были совершенно чужими. Прежде всего в глаза бросалось непередаваемое совершенство форм, достоинство, с которым они держались. Это были образчики греческого классицизма – совершенное тело, твердый ум, здоровые эмоции. Здесь были красивые существа обеих полов и гермафродиты. Они являли собой искусство и были искусством, в той же степени, в какой изображение атлета или обнаженной женщины считалось искусством у землян.

Дальше шла целая вереница залов, каждый из которых был ниже предыдущего, по-видимому, они прошли уже полный виток спирали. Один из залов был посвящен книгам – печатные издания, магнитные ленты, металлические диски памяти. Очевидно, здесь была собрана вся информация, которую могли бы передать создатели станции, ответ любому, кто увидел бы в разрушителе злые козни враждебной цивилизации.

Теперь становилось понятно, что все далеко не так.

А в следующем зале была еда. Все были очень голодны, так как на многие часы и мили выставка заставила забыть их о еде. Универсальные химические символы обозначали состав блюд, которые находились в особых печах. Любой мог выбирать еду, нажимая кнопки, будто в закусочной на автомате, блюда тут же «размораживались». Еда оказалась необычной, но вкусной.

На всей станции не было ни малейших признаков жизни. Казалось, что строители оборудовали ее, как первоклассную гостиницу и информационный центр, и уехали, оставив сооружение на долгие века в распоряжении грядущих путешественников.

Но ведь сам факт существования сигнала разрушителя исключал возможность подобного путешествия. Еще один парадокс?

За залом следовала маленькая комната, и дальше хода не было. Экспонатов тоже не было – только пьедестал в центре, а на нем маленькая, замысловато сработанная вещица.

Все обступили пьедестал.

– Вам не кажется, что мы прошли по алее сада и уткнулись в забор? – высказала свое мнение Афра. – Выставка впечатляет, я поражена увиденным, но это что – все? Экскурсия по музею и тупик?

– Это все, что мы должны были увидеть, – сказал Гротон. – Не думаю, что стоит форсировать события.

– Но мы пришли то сюда как раз для того, чтобы форсировать события! – сказала Афра.

– Я только хотел сказать, что не стоит начинать сейчас тарабанить в стены. Так мы можем оказаться в глубоком вакууме. А продолжать изучение интеллектуального наследия этой цивилизации для нас безопасно.

Иво разглядывал устройство на пьедестале. Оно было восемнадцати дюймов в длину, отдаленно напоминало СПДС, по крайней мере тем, что его назначение не было понятно с первого взгляда. Предмет имел очертания цилиндра, но поверхность была покрыта переплетениями трубок, проводов, пластин, выступов непонятного назначения. Некоторую часть поверхности занимала электроника, но это явно не было машиной; чувствовался художественный вкус создателя, но скульптурой это тоже нельзя было назвать.

И все же что-то знакомое было сокрыто в предмете, какое-то свойство, и подсознание пыталось подсказать Иво предназначение этой вещи.

Он поднял его – устройство весило совсем немного, учитывая его сложную конструкцию. Около двух футов, причем масса распределена по объему весьма нетривиально. Иво еще сильнее ощутил что-то родное в этом предмете. Он должен знать, что это такое. Что-то произошло. Казалось, прогремел огромный гонг, но его колебания плохо воспринимались человеческим ухом. Вспышка совсем рядом – но глаза не в состоянии схватить образ. Жар и гнет огромной силы – но тело не в состоянии понять, что с ним происходит, ошеломляющий аромат, но ноздри не чувствуют его.

Все уставились на Иво, понимая только, что произошло нечто значительное. Иво все еще держал в руках инструмент.

– Сыграйте на нем, Иво – предложила Беатрикс.

Никто не проронил больше ни слова, все вспомнили, что ни в одном зале музыкальных инструментов не было.

Иво присмотрелся внимательнее. Здесь были трубы, как в сложных духовых инструментах, струны, как в смычковых, диафрагмы ударных, язычки гармоники. Не было отверстия, в которое можно было бы дунуть, не было мест, по которым ударить, но можно было управлять пальцами, а глаза подсказывали верный путь.

Объект легко вибрировал, будто, подняв его, Иво включил в нем источник энергии. Инструмент ожил и ждал теперь прикосновения музыканта.

Он нажал первую попавшуюся кнопку – прогремел раскат грома.

Беатрикс, Афра, Гротон – все стали оглядываться, пытаясь определить источник звука, пытаясь найти убежище, если стены рухнут... и тут всех осенило. Многоголосый звук!

– Когда вы подняли его, – начал было Гротон.

– Вы прикоснулись к сенсору, – закончила Афра.

Все были потрясены.

– То была кнопка БОМ, а это – кнопка ГРОМ, – сказала Беатрикс.

Иво провел пальцем по панели. Со всех сторон оглушительно, но мелодично завыли сирены. Он продолжил освоение инструмента. В возникшей какофонии были все звуки, которые можно было только представить, и каждый звук был насыщен визуальными, тактильными, обонятельными ощущениями. Если бы он только научился управлять этим генератором эмоций...

Ему это удалось. Пальцы приноровились к инструменту, руки уверенно находили нужные аккорды и созвучия. У него явно был талант, как будто он имел специальный музыкальный орган. В выборе музыкальных инструментов он ограничил себя флейтой, как и Сидней Ланье, но на самом деле обладал всеми музыкальными дарованиями Шена. Если бы ему пришло в голову проявить свои способности, в мире не нашлось бы человека, равного ему.

Иво не мог пространно рассуждать о технике исполнения, или философствовать о музыкальных течениях – это было не для него. Он даже не знал нот, так как никогда не учился музыкальной грамоте, воспринимая все на слух. Но когда у него в руках оказывался инструмент и было желание играть, он мог создать изящную звуковую гармонию, и ему не было дела до сложности терминов, описывавших его действия.

Теперь его большой сырой талант созрел, и рождалось настоящее мастерство. Он решил в качестве первой попытки выбрать партию флейты, внимательно прислушивался к словам песни, по мере рождения музыки. Он оставался самим собой, а не был Сиднеем Ланье – всему свое время. Нужно начать с чего-нибудь попроще. Первая попытка...

Комнату заполнила знакомая, простая, кристально-чистая мелодия, лившаяся отовсюду, она светилась душой, которую может вдохнуть в музыку только настоящий музыкант. Галактический инструмент одаривал слушателей пьянящим нектаром... и прикосновением волшебных губ.

Афра восхищенно смотрела на него, она еще ни разу не слышала его игры. Неужели это было самой серьезной его ошибкой? То, что он скрывал от нее свой талант?

Гротон уставился на Афру. Нет, он смотрел поверх нее!

Тупиковая стена перед ними растворилась, за ней показался другой проход. Дорога вновь была открыта!

– Похоже, бесплатный осмотр закончился, – заметил Гротон. – Теперь нам придется поработать.

Они молча двинулись дальше. Иво все еще сжимал в руках инструмент.

Коридор вывел их в огромный зал, потолком в нем была матово-белая дымка, а под прозрачным полом разверзлась бескрайняя бездна. Стен не было, куда ни глянь, взгляд упирался в темноту, хотя откуда-то исходил ровный свет.

Они пошли дальше, тщетно надеясь обнаружить хоть что-то осязаемое. Но оказалось, нет уже и пола. Он действительно исчез, растворился, оставив их беспомощно висеть в невесомости. Когда они повернулись назад, вход тоже исчез. Воцарились мрак и пустота.

– Все-таки это была ловушка, – голос Афры был скорее раздраженным, нежели испуганным.

– Или экзамен, – сказал Гротон. – Мы должны были продемонстрировать некий уровень, прежде чем нас допустили сюда, после того, как закончилась экскурсия по выставке. Скорее всего, нам придется продемонстрировать что-то большее, прежде чем нас выпустят отсюда.

Все посмотрели на Иво, он висел неподалеку от группы. Иво вспомнил об инструменте.

– Попробуйте ту мелодию, что вы играли в прошлый раз, – предложила Афра.

Он проиграл «Испей меня» вновь. Ничего не произошло. Он попробовал еще несколько простых мелодий, звуки струились со всех сторон бесконечного зала, и мелодии не казались такими простыми, но все оставалось по-прежнему – четыре человека парили в пустоте.

– Я все же полагаю, что ключ именно музыкальный, – сказал Гротон. – Для чего же иначе этот инструмент – он ведь не игрушка и не экспонат. Мы, по-видимому, знаем лишь малую толику скрытых в нем возможностей.

– А знаете, – задумчиво произнес Иво. – Ланье верил, что музыкой и поэзией управляют одни и те же законы, и он пытался доказать это своим творчеством. Действительно, его современники говорили, что в игре Ланье на флейте есть поэтическое вдохновение, в то же время, его стихи несут в себе гармонию великой музыки. Он даже...

– Очень хорошо, – перебила его Афра.

Она не выглядела ни испуганной, ни даже удивленной, хотя, похоже, паутина затягивалась все туже. – Давайте проследим творческий путь Ланье. Он написал заметки о путешествии по Флориде, одну слабую новеллу и три поэмы – «Зерно», «Болота Глинна» и «Симфония»...

– Симфония! – воскликнул Гротон, но все уже поняли смысл названия, – Может быть, это...

– Сыграйте ее, Иво, – сказала Беатрикс.

Но «Симфония» – это поэзия, а не музыка, в ней не могло быть определенной мелодии. Иво поднял инструмент, в его естество вливалась неведомая сила – он осуществит свой давний замысел, положить это произведение на музыку. Он никогда не осмеливался сделать это раньше. Но это был шанс реализовать себя и свой талант. Он хотел знать – сможет ли его музыка стать ключом к дверце, за которой скрывается тайна того, что прозвано разрушителем.

В поэзии Ланье, и в этой поэме особенно, были тесно связаны поэзия и музыка, они дополняли друг друга и черпали друг в друге новый смысл. Каждая строфа поэмы была партией инструмента, а все вместе – симфонией для оркестра...

Макронные системы устроены так же. Музыка, цвет, информация – все было связано и неразделимо, Иво был уверен, что некоторые представители внеземных цивилизаций общались музыкой. Перевод на язык музыки был возможен – если знакома система кодирования галактических программ и хватает умения точно выразить слова звуками. Он научился понимать галактический язык, но никогда еще не пытался говорить на нем.

Музыка была подвластна ему, она наполняла его тело – но совладает ли он с поэзией?

Все ждали, понимая его волнение, пытаясь найти способ хоть как-то помочь ему. Гарольд Гротон – его астрологические интерпретации не помогут здесь, Афра Саммерфилд – ее красота и аналитический ум бессильны, Беатрикс Гротон – ее доброта и участие безразличны внезапно онемевшим пальцам Иво...

Анализ, доброта, астрология...

Вдруг его осенило, они ведь могут ему помочь. Просто потому, что они рядом.

Иво начал играть.