Магия грез

30

— Как хорошо, что вы заглянули, — издевался Гроссмейстер. — Милая шляпка.

Войти в зеркало было все равно, что прижаться к клейкой мембране. Поверхность пошла тяжелой рябью, когда я ее коснулась. А когда попыталась пройти, она стала сопротивляться. Я нажала сильнее, и потребовалось значительное усилие, чтобы моя нога проткнула серебристую пленку. Я смогла просунуть ногу по бедро.

И все равно зеркало сопротивлялось и выталкивало меня, словно его эластичность возрастала.

На миг я оказалась между двух миров, мое лицо прошло через зеркало, затылок все еще был в доме, одна нога в зеркале, другая снаружи. И как только я подумала, что оно вышвырнет меня, словно гигантская резиновая лента, зеркало поддалось — всосало меня в теплую и неприятную влажность и выдавило по другую сторону, где я споткнулась.

Я рассчитывала оказаться в гостиной, но была в тоннеле или в чем-то вроде него, влажной розовой пленке. Моя гостиная была дальше, чем это казалось сквозь зеркало. Между мной и моими родителями было около десяти метров. Бэрронс ошибся. Гроссмейстер умел управлять зеркалами куда лучше, чем он думал. Он не только смог выстроить их в ряд, тоннель был невидим за стеклом. Пользуясь терминологией теннисистов, этот сет был за Гроссмейстером. Но он ни за что не выиграет весь матч.

— Словно у меня был выбор.

Я вытерла лицо рукавом, убирая тонкий слой вонючего и скользкого вещества. Оно капало с моего МакОреола. Я думала о том, чтобы снять шлем перед тем, как войти в зеркало (довольно сложно сделать так, чтобы тебя воспринимали всерьез, когда у тебя на голове такая штука), но теперь была рада, что оставила его. Неудивительно, что люди избегают зеркал.

У тебя был выбор, со злостью сообщили мне папины глаза. Ты сделала неправильный.

Мамины глаза сказали мне намного больше. Она начала с ужаса, в который превратились под «шляпкой» мои спутанные черные волосы, чуть не озверела при виде кожаных штанов, кратко прошлась по ногтям, которые я обкорнала, а когда дошла до автомата, который постоянно соскальзывал с моего плеча, постукивая по бедру, мне пришлось отвести глаза.

Я шагнула вперед.

— Не так быстро, — сказал Гроссмейстер. — Покажи мне камни.

Я перебросила автомат в другую руку, сняла с плеча рюкзак, открыла его, вытащила черный мешочек и подняла его.

— Достань их. Покажи мне.

— Бэрронс считает, что это плохая идея.

— Я сказал, чтобы ты не вмешивала в это Бэрронса, и мне плевать, что он думает.

— Ты сказал, чтобы я не приводила его. Мне пришлось к нему обратиться. Камни были у него. Ты пытался когда-нибудь что-нибудь украсть у Бэрронса?

Выражение лица Гроссмейстера ответило мне: да, пытался.

— Если он вмешается, они умрут.

— Я и в первый раз прекрасно поняла твое сообщение. Он не будет вмешиваться.

Мне нужно было подобраться ближе. К тому времени, как прибудет Бэрронс со своими людьми, я должна оказаться между Гроссмейстером, его охранниками и моими родителями. Должна оказаться на расстоянии удара. Бэрронс собирался изменить конфигурацию своего зеркала, соединить его с тем местом, в которое планировал забрать меня Гроссмейстер, но сказал, что ему понадобится время и скорость будет зависеть от места.

«Тяните время, — приказал Бэрронс. — Как только я получу фото, я начну работать над соединением с тем местом. Мои люди явятся за вами, как только я определю ваше местонахождение».

— Брось копье, автомат, пистолет, который сзади за поясом, выкидной нож из рукава и ножи из ботинок. Отодвинь их ногой.

Как он узнал, где я прячу оружие?

Мама не выглядела бы более изумленной, если бы узнала, что я переспала с половиной футбольной команды ашфордской старшей школы, а в перерывах между тачдаунами покуривала травку.

Я послала ей свой лучший обнадеживающий взгляд. Она вздрогнула. Наверное, то, что я в последнее время считала обнадеживающим взглядом, стало немного… диким, наверное.

— Эти несколько месяцев выдались тяжелыми, мама, — попыталась оправдаться я. — Я все объясню позже. Отпусти моих родителей, — сказала я Гроссмейстеру. — Я буду сотрудничать с тобой. Даю слово.

— Мне не нужно твое слово. У меня последние из твоих родственников, оставшихся в живых. Учитывая быстротечность существования, люди особо чувствительны к таким вещам. Алина сказала мне, что ее родители погибли в автокатастрофе, когда ей было пятнадцать. Еще одна ложь. Я задумывался, так ли это. Но я не собирался их искать, пока ты сама не привела меня сюда.

Как я привела его сюда? Как он проследил мой путь до Ашфорда? Мог ли он выследить В'лейна? Или В'лейн двурушничал? Работал на Гроссмейстера?

— Они мне не родственники, — холодно сказала я. — Все мои родные мертвы. Убив Алину, ты уничтожил последнюю представительницу моего рода, если не считать меня. — Я надеялась, что это снизит для него ценность Джека и Рейни Лейн. В кино такое всегда срабатывало. — Нас удочерили.

Я быстро покосилась на маму, хотя и знала, что не стоит этого делать. Ее глаза блестели от непролитых слез. Великолепно. Сначала она во мне разочаровалась, а теперь я причинила ей боль. Подача получилась на тысячу.

Гроссмейстер не сказал ни слова. Он просто подошел к папе и ударил его в лицо кулаком. Голова папы дернулась назад, из носа потекла кровь. Его глаза сказали мне: Беги отсюда, маленькая.

— Ладно! — закричала я. — Я соврала! Оставь его в покое!

Гроссмейстер снова повернулся ко мне.

— Смертность — это сумма всех слабостей. Она определяет все ваше существование. Каждый вздох. Неудивительно, что Фейри всегда были богами для вашей породы.

— Для меня не были.

— Брось оружие.

Я позволила автомату соскользнуть на пол, выдернула пистолет из-за пояса, бросила нож, спрятанный за манжетой куртки, вынула из ботинок и отложила ножи.

— Копье.

Я уставилась на него. Если я попытаюсь метнуть копье через разделяющий нас десяток метров, что у меня получится? Даже если я попаду ему прямо в сердце, Гроссмейстер, наполовину человек, не умрет мгновенно. И кто-то из моих родителей, а может оба, погибнут через секунду после того, как я сделаю бросок.

«Тяните время», — сказал Бэрронс.

Я вытащила копье из ножен и потянула его из-под плаща. Как только я достала его, копье затрещало, заискрилось, рассыпая маленькие белые разряды. Оно светилось с почти ослепительной яркостью, словно выкачивая силу из реальности Фейри, которая нас окружала.

Я не могла заставить свою руку отпустить его. Пальцы не хотели разжиматься.

— Брось сейчас же! — Гроссмейстер повернулся к моей матери и занес кулак.

Я зарычала, отбрасывая копье прочь. Оно вонзилось в стену лоснящегося розового тоннеля. Плоть тоннеля содрогнулась, словно от боли.

— Оставь. Ее. В покое, — сквозь зубы процедила я.

— Отбрось ногой оружие и покажи мне камни.

— Бэрронс действительно советовал не делать этого.

— Немедленно.

Вздохнув, я вынула камни из мешочка и развернула бархат, в который они были завернуты.

Реакция была немедленной и яростной: тоннель спазматически сжался, из глубины влажных розовых стен раздался стон, пол подо мной задрожал. Камни светились сине-черным светом. Стены сокращались и расширялись, словно пытаясь вытолкнуть меня, и внезапно меня ослепил жуткий свет, я оглохла. Я не слышала ничего, кроме завываний ветра и воды, и крепко зажмурилась от вспышки. Держаться было не за что. Я вцепилась в камни, пытаясь накрыть их, и шторм чуть не вырвал у меня бархатную ткань. Рюкзак ударил меня по голеням и выпал из рук.

Я заорала, пытаясь перекричать ветер, я звала родителей, Бэрронса — черт, даже Гроссмейстера! Я чувствовала себя так, словно меня разрывает в десяти разных направлениях. Плащ слетел с моих плеч и рвался от ураганного ветра. Я с трудом засунула камни обратно в мешочек.

И все внезапно стихло.

— Я же сказала тебе! — зарычала я, не открывая глаз. — Бэрронс советовал этого не делать. Но ты послушался? Нет. — Ответа не было. — Эй? — опасливо позвала я.

Ответа по-прежнему не было.

Я открыла глаза.

Розовый пленчатый канал исчез.

Я стояла в коридоре из чистого золота.

Золотые стены, золотой пол. Я запрокинула голову. Золото тянулось вверх, насколько хватал глаз. Даже если здесь был потолок, я не могла его рассмотреть. Золотые стены возвышались надо мной и тянулись в никуда.

Я была одна.

Ни Гроссмейстера. Ни охранников. Ни родителей.

Я посмотрела вниз в надежде увидеть свой автомат, ножи и рюкзак.

Но под ногами не было ничего, кроме гладкого золотого пола.

Я отчаянно зашарила глазами по стенам в поисках копья.

Нигде ни проблеска.

И, поняла я, медленно поворачиваясь по кругу, на этих золотых стенах не было ничего, кроме сотен, нет, тысяч, нет — я присмотрелась: они тянулись дальше, чем я могла видеть, — миллиардов зеркал.

Пытаясь это осознать, я поняла, что такое бесконечность. Я была крошечной точкой на линейной картине времени, которая тянулась в обоих направлениях и давила на меня своей полной и законченной нелогичностью.

— Ох, черт, черт, черт!

Я поняла, где оказалась.

В Холле Всех Дней.

31

Не знаю, сколько я там просидела.

Время в этом месте стало для меня неопределенной величиной.

Я сидела посреди Холла Всех Дней — подтянув колени к груди и уставившись в золотой пол, потому что при взгляде на все остальное я чувствовала себя маленькой и у меня кружилась голова, — и пыталась разобраться в ситуации.

Проблема: где-то там, в реальном мире, в гостиной моего дома, в Ашфорде, штат Джорджия, Гроссмейстер все еще держал в заложниках моих родителей.

И я понимала, что он действительно разозлился.

В этом не было моей вины. Это он настоял, чтобы я показала ему камни. Я предупреждала его, что не надо этого делать. Но вопрос вины значил не больше, чем мое присутствие в этом пустом и равнодушном вечном месте.

У него мои родители. Вот что важно.

Надеюсь, что Бэрронс сейчас спешит к ним из перенастроенного зеркала в своем кабинете, и надеюсь, что его товарищи штурмуют зеркало на 1247 Ла Ру. Надеюсь, что скользкий розовый тоннель, который неприятно напоминал определенную часть женской анатомии, все еще там, он только вытолкнул меня, чтобы избавиться от боли, как при родах, и надеюсь, что спустя несколько минут мои родители окажутся в безопасности.

Слишком много пунктов сопровождалось словом «надеюсь».

Это не имело значения. Меня полностью нейтрализовали. Выдернули из ряда чисел и швырнули в квантовый холл вероятностей, ни одну из которых нельзя было рассчитать при помощи единственного уравнения, которое я знала и которое имело для меня значение.

Вокруг меня были миллиарды зеркал. Миллиарды порталов. А я считала тяжелыми времена, когда не могла выбрать один из пятнадцати оттенков розового лака.

Через некоторое время я посмотрела на часы. Они остановились на 1:14 p.m.

Я выскользнула из плаща и начала раздеваться, заткнув мешочек с камнями за пояс. В Холле было слишком жарко для тех слоев одежды, которые я на себя натянула. Я сняла свитер и вязаную кофту с длинными рукавами, завязала их на талии, потом снова надела плащ.

И начала проводить инвентаризацию всего, что у меня с собой было.

Один нож — антикварный шотландский «дерк», привязанный к левому предплечью, который я стащила из секции сувениров в «КСБ» и о котором не знал Гроссмейстер.

Одна баночка из-под детского питания, с дергающейся плотью Невидимого внутри, в левом кармане плаща.

Два протеиновых батончика во внутреннем кармане, раздавлены.

Один МакОреол, ремешок которого все еще застегнут под подбородком.

Один мобильный телефон.

Я решила составить список того, чего у меня не было.

Батареек и фонариков.

Воды.

Копья.

На этом я остановилась. Все было и так достаточно плохо.

Я вытащила телефон из кармана и набрала номер Бэрронса. Я так привыкла к его неуязвимости, что ожидала, что он ответит, а когда телефон не сработал, очень удивилась. Получается, даже у его телефона есть мертвые зоны, и если уж он где-то не будет работать, то только в месте вроде этого. Даже если бы у меня было имя В'лейна, сомневаюсь, что оно бы здесь сработало.

В этом месте отказывался работать даже мой мозг. Чем дольше я сидела, тем более странным мне все это казалось.

Холл был не просто скоплением бесконечных дверей в другие места и другое время. Огромное количество порталов заставляли его жить и дышать, постоянно изменяясь. Холл сам был временем. Он был древним и юным, прошлым, настоящим и будущим одновременно.

В «КСБ» было только одно зеркало, висевшее в кабинете Бэрронса, и все же у меня появлялось чувство дезориентации в пространстве.

Здесь миллиарды зеркал открывались в одно и то же место, и их влияние возрастало в геометрической прогрессии, затрагивая и пространство, и время. Время не было линейным, оно было… Мой разум не мог сосредоточиться, но я была частью всего этого, чего вовсе не понимала. Я не имела значения. Я была предельно важной. Я была ребенком. Я была иссохшей старухой. Я была смертью. Я была источником всего живого. Я была Холлом, а Холл был мной. Казалось, что из каждого портала тихо сочится моя сущность.

Это было даже не раздвоение личности. Как и само это место, я была всеми возможностями сразу. Это было самое жуткое ощущение в моей жизни.

Я попыталась связаться с IYCGM.

Нет связи.

Я долго смотрела на IYD.

Риодан сказал, что убьет меня, если я воспользуюсь этим номером без необходимости.

Первой мыслью было «хотелось бы посмотреть, как он сюда доберется, чтобы попробовать». Вторая мысль была о том, что я не стану нажимать кнопку, потому что, если он придет и тоже тут застрянет, он действительно может меня убить.

Я не могла предоставить убедительный аргумент, подтверждающий, что действительно умираю. Я оказалась в необычной ситуации, но полностью здорова и в непосредственной близости никакой угрозы не наблюдалось. Хотя, кажется, с каждым мигом у меня все больше путались мысли.

Детские воспоминания зашевелились в моем сознании, слишком живые и отчетливые, чтобы быть просто воспоминаниями. Я пролистала их, выбрала то, что мне нравилось.

Мой десятый день рождения: мама и папа устроили для меня вечеринку-сюрприз.

Как только я решила сосредоточиться на нем, воспоминание обрело резкость и форму, и вот уже мои друзья смеялись и держали подарки, они были совершенно реальными, настоящими и ждали, когда я присоединюсь к ним в столовой, где были торт и мороженое. Я видела все происходящее прямо в расплавленном золоте пола, на который уставилась. Я провела по видению. Золото поддалось под моими пальцами, как вода, и я коснулась нашего обеденного стола, почти нырнула в воспоминание, в мое десятилетнее тело, которое смеялось над чем-то, что сказала Алина.

Алина была мертва. Это не настоящее. Это не реально.

Я резко отвела взгляд.

В воздухе передо мной проявилось еще одно воспоминание: мой первый поход по магазинам с тетушками в Атланте. Шоппинг произвел на меня большое впечатление. Мы зашли в «Блумингдейл». Мне было одиннадцать. Я бродила там, рассматривала красивые вещи и больше не видела золотых стен и зеркал.

Я закрыла глаза, встала и засунула телефон в задний карман.

Нужно выбираться из этого места. Оно играет с моим сознанием.

Но куда мне идти?

Я открыла глаза и начала двигаться. И как только я сделала шаг, воспоминание исчезло, а мой разум снова очистился.

У меня появилась идея. Я нахмурилась, прошла несколько метров и остановилась.

Воспоминания тут же вернулись.

Мой папа болел за меня на моей первой — и единственной — игре в софтбол. Он купил мне розовую перчатку с пурпурной строчкой. Мама вышила на ней мое имя и цветы. Мальчишки смеялись надо мной и моей перчаткой. Я побежала ловить граунд-бол, чтобы доказать им, какая я крутая. Мяч врезался мне в лицо, разбив нос и выщербив зуб.

Я вздрогнула.

Они смеялись и показывали пальцами.

Я стала манипулировать воспоминанием: отмотала его назад, поймала мяч, осалила раннера на базе и прибежала к «дому» так быстро, что у кетчера было достаточно времени на то, чтобы вывести из игры третьего раннера.

Мальчишки ошалели от моего мастерства.

Папа раздулся от гордости.

Это была ложь, но какая приятная!

Я снова зашагала.

Воспоминание взорвалось пылью из розовой перчатки и осыпалось на пол.

Останавливаться в Холле было опасно, может, даже смертельно опасно.

Это подозрение подтвердилось совсем скоро, когда я прошла мимо скелета, который сидел на полу, скрестив ноги и привалившись спиной к стене между зеркал. Его поза не выдавала никаких признаков борьбы или агонии. Выражение его черепа — если у черепа может быть выражение — казалось совершенно умиротворенным. Он умер от голода? Или прожил сотни лет, заблудившись в мечтах? Я совершенно не хотела есть, а ведь должна была, поскольку с прошлого вечера выпила только кофе, и это было несколько часов назад. Нужно ли питаться в месте, где время не является тем, к чему мы привыкли?

Я начала заглядывать в зеркала, мимо которых проходила.

Иногда из зеркал на меня смотрели в ответ, с изумлением и смущением. Кажется, обитатели некоторых зеркал видели меня так же ясно, как я видела их.

Похоже, мне придется сделать выбор, и разумнее сделать его как можно раньше. Я начинала думать, что золотой — самый мирный, правильный, прекрасный цвет из всех, что я видела. А пол — он так и приглашал! Теплый, гладкий, я могу вытянуться на нем и позволить себе немного отдохнуть… собраться с силами перед дорогой, которая наверняка окажется трудной.

Первая опасность Холла Всех Дней: если вы снова и снова можете проживать в сознании любой день — и проживать его правильно, — то зачем уходить? Здесь я могла спасти свою сестру. Спасти мир. И вскоре не видеть никакой разницы.

Вторая опасность Холла Всех Дней: когда возможно все, как сделать выбор?

Здесь были тропические пейзажи с белыми пляжами, которые тянулись на многие мили, а вода была настолько чистой, что коралловые рифы всех цветов и оттенков сияли на солнце до самого дна и видно было, как прыгают и играют маленькие серебристые рыбки.

Были улицы с изумительными особняками. Пустыни и безбрежные поля. Были древние рептилии в папоротниковых долинах и постапокалиптические города. Были подводные миры и зеркала, которые выходили в открытый космос, темные глубины с мерцающими звездами. Были врата в туманности, а одно зеркало даже вело прямо на радиус черной дыры. Я попыталась представить разум, который решил бы туда шагнуть. Бессмертный, который испробовал все остальное? Фейри, который не может умереть и хочет почувствовать, каково это — быть затянутым в черную дыру? Чем дольше я находилась в Холле Всех Дней, тем больше понимала, что я ничего не знаю о бессмертной расе, создавшей это место.

Были зеркала, в которых отражались такие жуткие картины, что я отводила глаза, лишь мельком заметив, что происходит. Некоторые из этих вещей совершали и люди. Как оказалось, существа из других миров занимались тем же. В одном из зеркал человек, занятый жутким экспериментом, увидел меня, улыбнулся и прыгнул ко мне. Я бежала от него как сумасшедшая, сердце грохотало в ушах, но я долго не решалась остановиться. А когда наконец обернулась, за мной никого не было. Я была одна. Наверное, то зеркало было односторонним. И слава Богу! Я размышляла над тем, все ли зеркала в Холле односторонние или некоторые все еще работают в оба конца. Если я войду в одно из них, смогу ли я тут же вернуться, если мне не понравится мир? Судя по тому, что говорил мне Бэрронс, здешние игры назывались «Непредсказуемость».

Но как я попала в Холл? Что сделали камни, чтобы вырвать меня из тоннеля выстроенных зеркал и отправить в водоворот целой сети? Могут ли они работать, как путеводный луч, всякий раз приводя меня к Холлу?

Я шла. Я смотрела. Я отворачивалась.

Боль, удовольствие, наслаждение, пытки, любовь, ненависть, смех, отчаяние, красота, ужас, надежда, горе — все это было здесь, в Холле Всех Дней.

Были сюрреалистичные зеркала, в которых виднелись ландшафты, настолько похожие на картины Дали, что я даже подумала, будто здесь повесили и оживили его полотна. Были двери в нечто такое, чему я не могла придумать названия.

Я смотрела в зеркало за зеркалом и все больше сомневалась. Я ведь даже не знала, есть ли тут порталы, которые открываются в мой мир. Или все это разные планеты? Разные измерения? Войдя в одно из них, не попаду ли я в лабиринт, из которого нет выхода?

Миллиарды. Здесь были миллиарды путей. Как мне найти среди них дорогу домой?

Я шла, и мне казалось, что я шагаю уже несколько дней. Кто знает? Может, так и было. Время в Холле не имело значения. Ничто здесь не имело значения. Маленькая я. Гигантский коридор. Редкие скелеты — и еще реже человеческие. Тишина, если не считать звука моих шагов по золоту. Я начала петь. Я спела все известные мне песни, глядя в зеркала. От некоторых я убегала.

А потом одно зеркало заставило меня примерзнуть к месту.

Я вытаращилась на него.

— Кристиан? — вскрикнула я, не в силах поверить.

Он был спиной ко мне, шел по темному лесу, но луна в зеркале была яркой, и я не спутала бы его фигуру и походку. Длинные ноги в вылинявших джинсах. Темные волосы, заплетенные в косу. Широкие плечи и уверенные шаги.

Голова Кристиана повернулась в мою сторону. По его шее сбегала дорожка красно-черных татуировок, которых прежде не было.

Мак? Его губы двигались, но я его не слышала. Я подошла ближе.

— Это правда ты?

Как оказалось, он меня слышал. Облегчение и радость смешались с нетерпением в чудесных глазах шотландца. Он посмотрел на меня, подался ближе, удивился и покачал головой. Нет, Мак. Оставайся там, где ты сейчас. Не приходи сюда. Возвращайся.

— Я не знаю, как вернуться.

Где ты?

— Ты не видишь?

Он покачал головой. Для меня ты находишься в стволе огромного кактуса. На миг я подумал, что ты здесь, рядом со мной. Как ты меня видишь?

Мне пришлось заставить его повторить несколько раз. Я не очень хорошо умею читать по губам. Слово «кактус» сбило меня с толку. Я не встречала в том лесу ни одного кактуса.

— Я в Холле Всех Дней.

Тигриные глаза вспыхнули.

Не оставайся там надолго! Он играет с твоим сознанием.

— Это я уже вроде бы выяснила. — Секунду назад на моей руке снова появилась розовая рукавица и я услышала шум на бейсбольном стадионе. Я начала бежать на месте. Но Холл не обманешь. Рукавица осталась у меня на руке. Пришлось описать узкий круг между зеркалами. Рукавица и воспоминание исчезли.

Это опасное место. Я был там некоторое время. Пришлось выбрать зеркало. Я выбрал неправильно. Они не то, чем кажутся. То, что они тебе показывают, — не то место, куда они ведут.

— Ты что, шутишь? — Я чуть не заорала.

Если я войду в изображение тропического пляжа, то, со своими выкрашенными в черный цвет волосами, могу оказаться в фашистской Германии?

Зеркало, которое я выбрал, сработало именно так. С тех пор я перемещался по измерениям, пытаясь добраться до места получше. Некоторые зеркала не врут, некоторые обманывают. И невозможно их различить.

— Но ты же детектор лжи!

В Холле это не срабатывает, девочка. Только вне его, и то не всегда. Сомневаюсь, что твои таланты ши-видящей там подействуют.

Все еще бегая по кругу, я закрыла глаза и потянулась к центру своего сознания. Покажи мне правду, скомандовала я. Открыла глаза и посмотрела на Кристиана. Он все еще стоял в темном лесу.

— Где ты?

В пустыне. Он кисло улыбнулся. Здесь четыре солнца и нет ночи. Я сильно обгорел. И слишком долго не ел и не пил. Если я вскоре не найду выхода в другое измерение… у меня будут проблемы.

— Выхода в другое измерение?

Я спросила, имел ли он в виду МФП, и объяснила, что это такое.

Кристиан кивнул.

Их полно везде. Но здесь мне пока ни один не попадался.

«Попадааался», — сказал он. И хотя зеркало показывало мне совершенно чистого и отдохнувшего человека, теперь я знала, что искать, и заметила его истощение и переутомление. Более того, я заметила определенное… мрачное понимание? У Кристиана МакКелтара? Ни за что.

— Насколько тебе плохо, Кристиан? — спросила я. — И не ври мне.

Он улыбнулся. Припоминаю, что говорил тебе то же самое. Ты с ним спала?

— Длинная история. Ответь на мой вопрос.

Значит, да. Ох, девочка. Тигриные глаза внимательно уставились на меня, словно пробуя почву. Очень плохо, сказал он наконец.

— Ты стоишь там? То есть ты на ногах? — Хоть что-то из того, что я видела, было правдой?

Нет, девочка.

— Ты можешь встать, если захочешь? — резко спросила я.

Не уверен.

Я не стала тратить время.

И шагнула в зеркало.

32

Некоторые зеркала напоминают зыбучий песок.

Я ждала, что зеркало поведет себя так же, как то, что висело в доме Гроссмейстера, — в него будет трудно протолкнуться, что-то будет пытаться выдернуть меня обратно, как резинка.

И в него действительно было трудно протолкнуться, оно сопротивлялось сильнее первого, но выбраться оказалось еще сложнее. Без Кристиана я могла бы не справиться.

Я застряла в серебристом клее, который почти что меня обездвижил. Я брыкалась и толкалась, и закончилось это тем, что я больше не могла определить, в какую сторону двигаться. Хотя оказалось, что движение возможно только в одном направлении.

А потом ладонь Кристиана сомкнулась на моей руке (он мог стоять), и я рванулась к нему изо всех сил.

В колледже у меня дома, где я посещала дополнительные занятия, была аэродинамическая труба, созданная уникальным расположением прохода между математическими корпусами и другими зданиями колледжа. В особенно ветреные дни там было почти невозможно пройти. Приходилось нагибаться вперед под сомнительным углом и шагать, пригнув голову и изо всех сил пробиваясь вперед.

О том, что труба не непрерывна, я узнала не самым лучшим способом. То ли по ошибке инженера, то ли благодаря шутке какого-то вредного архитектора в аэродинамической трубе было «око шторма», в котором ветер внезапно прекращался. Человек, который не знал, где эта точка, и все еще наклонялся вперед, рисковал пахать носом землю перед всеми чудиками, свихнувшимися на математике, — которые знают об этом и в ветреные дни всегда держатся неподалеку, но не предупреждают новичков, чтобы не лишиться бесконечного потока удовольствия. Они наблюдали, как мы падаем, и особенно радовались, если попадался кто-то в короткой юбке, которая в итоге становилась поясом вокруг талии.

Вот чем было это зеркало.

Я проталкивалась навстречу руке Кристиана, боролась, нажимала изо всей силы, и внезапно сопротивление исчезло — и я вылетела из стекла прямо на Кристиана, с такой скоростью, что мы покатились по песку.

Я попыталась вдохнуть, но у меня не получилось. Жарко было, как в печке. Я не могла открыть глаза, ослепленная ярким светом, а воздух был таким сухим и горячим, что я не могла дышать.

Мне тяжело далась акклиматизация, но наконец я смогла сделать вдох, который обжег мне легкие. Я приоткрыла глаза — только чтобы посмотреть на Кристиана — и скатилась с него.

Ему было не просто «плохо». Он действительно был в опасности. И без того смуглая кожа загорела, но под загаром была видна жутковатая краснота, губы потрескались, и, глядя на его глаза и кожу, я могла сказать, что его организм обезвожен. Лицо шотландца было покрыто волдырями от ожогов.

Я развернулась, надеясь увидеть висящее в воздухе зеркало, с помощью которого могла бы вернуть нас обоих в безопасное место.

Зеркала не было.

Вместо него были сотни кактусов в человеческий рост, любой из которых мог оказаться тем, в котором я показалась Кристиану. Было ли зеркало спрятано в одном из них? Казалось разумным, что Фейри, желая посещать некоторые миры незамеченными, маскировали зеркало под нечто, если не оказывалось места, где оно не выглядело бы совершенно нелепо. Или загадочное проклятие Крууса и тут все испортило?

Я подумала, стоит ли пытаться проскочить через некоторые ближайшие к нам кактусы, пробуя метод, которым Дэни пыталась пробить барьеры, и поможет ли это найти двусторонний портал. Но эта мысль энтузиазма не вызвала. Дэни не получила от своих попыток ничего, кроме множества синяков. Кактусы были покрыты защитной броней из очень острых игл.

Я прищурилась и оглянулась по сторонам.

Мы были в океане песка.

Температура была около пятидесяти градусов. Вокруг не было ничего, кроме песка.

Я посмотрела вверх и тут же пожалела об этом. Небо было ослепительно ярким, на нем сияли сразу четыре солнца. Оно было не просто белее белого. Оно было радиоактивно-белым.

— Дура ты чертова, — выдавил Кристиан сквозь потрескавшиеся губы. — Теперь мы оба здесь умрем.

— Нет, не умрем. Через какой… кактус я сюда попала?

— Понятия не имею. Их колючки ядовиты, так что желаю удачи в попытке их потрогать.

Черт. Нужно переходить к плану Б, который держался буквально на честном слове.

Я начала вытаскивать из-за пояса мешочек, готовясь вынуть из него камни. Вернут ли они нас в Холл, откуда мы сможем вместе выбрать следующий портал? Кто знает? И какая разница? Все, что угодно, будет лучше, чем это. Кристиан здесь погибнет, да и я тоже.

Я подкатилась ближе к Кристиану и прижалась к нему.

— Ну вот, теперь ты ко мне пристаешь, девочка, — слабым голосом сказал он с тенью обычной убийственной улыбки. — Когда я не в состоянии ответить.

— Держись за меня руками и ногами, Кристиан. Не отпускай. Что бы ни случилось, не отпускай.

Он не стал меня расспрашивать. Просто обхватил ногами мои бедра и сцепил руки у меня за спиной. Я молилась, чтобы ему хватило сил не разжать хватку. Я понятия не имела, что произойдет, но была уверена, что приятным это не будет.

Я вытянула мешочек между нашими телами, развязала шнурок и приоткрыла камни. Они вспыхнули, ожили и запульсировали иссиня-черным огнем.

Местность среагировала немедленно и яростно, точно так же как розовый тоннель.

Пустыня пошла волнами, воздух наполнился высоким тонким визгом, который быстро превратился в металлический вопль. Песок взвился вверх, впиваясь в мои руки и лицо.

— Ты с ума сошла? Что за… — остаток фразы Кристиана заглушил вой ветра.

Ядерно-белое небо невероятно быстро темнело до черно-синего. Я посмотрела вверх. Солнца, одно за другим, закрывались затмением.

Песок под нами содрогнулся. Росли дюны, появлялись впадины. Мы с Кристианом покатились вниз, вниз, глубоко в песчаную долину, которая продолжала углубляться, пока мы падали. Я почувствовала, как отламываются скобы от МакОреола. И внезапно испугалась, что пустыня проглотит нас живьем, вот только пустыня нас не хотела. В том-то все и дело, но тогда я этого не знала.

Я старалась не выпустить мешочек, крепко прижимая его к груди. Ноги Кристиана сомкнулись на моих бедрах, как стальные, руки были сцеплены мертвой хваткой. Температура резко падала.

Пустыня начала дрожать. Дрожь стала грохотом. Грохот перешел в землетрясение, и, как только я подумала, что нас разорвет на части, земля под нами резко просела, потом рванулась вверх одной гигантской волной и швырнула нас в воздух.

Когда мы летели по темному небу, я шепотом извинилась перед Кристианом. Он вроде как рассмеялся и прошептал мне на ухо, что предпочитает быструю смерть от падения, переломанных костей и всего прочего медленной смерти от обезвоживания и это все хорошо и здорово, но, может, раз уж именно камни вызвали такую катастрофическую реакцию, я попытаюсь их спрятать и посмотреть, что получится?

Я сунула камни в мешочек и снова затолкала его за пояс.

Мы падали.

Я приготовилась к удару.

33

Мы рухнули в ледяную воду.

Я погрузилась глубоко. Брыкаясь изо всех сил, я вынырнула и жадно вдохнула. Сморгнула воду с глаз и увидела, что мы упали в каменный карьер. Повезло. Значит, подо мной в воде должен быть жуткий монстр с острыми зубами, и он должен готовиться откусить мне ноги, потому что боги мне не улыбаются — по крайней мере, в последнее время я начала этого опасаться.

А Кристиану было не так плохо, как я думала, потому что он плыл к берегу.

Плыл к берегу, предоставив мне выкарабкиваться самостоятельно, а ведь он даже не знал, умею ли я плавать.

Я убедилась, что мешочек все еще крепко держится у меня за поясом, и поплыла брассом. Плаваю я отлично, поэтому выбралась из воды, всего на несколько секунд отстав от Кристиана. Он тяжело свалился на поросший травой берег и закрыл глаза.

— Спасибо, что задержался, чтобы проверить, не тону ли я. — И тут же пробормотала: — Ох, Кристиан.

Я коснулась его покрытого ожогами лица, убедилась, что он дышит, проверила пульс. Шотландец был без сознания. Он отдал всю энергию без остатка, чтобы выбраться из карьера.

Но сначала самое важное: в безопасности ли мы?

Я осмотрелась вокруг. Карьер был большим и глубоким, в некоторых местах вода формировала маленькие озера и пруды. Он находился в небольшом закутке огромной долины. Мили травянистых равнин были окружены невысокими горами со снежными шапками. Сама долина казалась мирной и спокойной. На противоположном краю паслись животные.

Выглядело это так, словно здесь безопасно, по крайней мере пока. Я испустила вздох облегчения и начала стягивать промокший кожаный плащ. Я вынула мешочек с камнями из-за пояса и отложила его в сторону. Сомнений не оставалось: как только я вынимала камни из заклятого мешка, они как-то провоцировали смену измерений, но открытые — приводили мир вокруг в полный хаос. В следующий раз, решив их использовать, я только быстренько приоткрою их, и, может, нам удастся избежать жуткого выталкивания и проскользнуть в следующий мир в спокойном темпе.

Немного помедлив, я разделась до лифчика и трусов, благодаря небо за умеренный климат. Промокшая кожаная одежда отвратительна. Я разложила одежду просыхать на камнях под солнцем, надеясь только, что кожа не сядет до смешного размера.

Следующая проблема: что сделать для Кристиана? Его дыхание было поверхностным, а пульс неравномерным. Он потерял сознание на солнце. Волдыри на лице полопались, из них сочилась кровь. Сколько времени он провел в той адской пустыне? Когда он ел в последний раз? Я никак не могла сдвинуть его с места. Не могла даже снять с него мокрую одежду. Можно ее срезать, но ведь она ему еще понадобится. Кто знает, с чем нам придется столкнуться дальше? Его мускулы были накачаны сильнее, чем во время нашей последней встречи, и сейчас, без сознания, он был мертвым грузом. Кристиану пришлось пробиваться из измерения в измерение с самого Хэллоуина? Идет ли время одинаково в нашем мире и там, где он был?

У меня в плаще была баночка с плотью Невидимых, если она, конечно, не выпала во время перехода. Я так поспешно рванулась проверять карманы, что споткнулась о собственную ногу.

— Ой! — Влажные шевелящиеся полоски мяса в застегнутом внутреннем кармане смешались с осколками стекла.

Я осторожно вынула мясо из баночки, которая разбилась, видимо, когда я катилась по песку. Из семи полосок, которые я затолкала в маленькую баночку, осталось только четыре. Три все еще где-то извивались. Я держала отравленные куски серой плоти Носорога, выбирала из них серебристые осколки стекла и размышляла над тем, как мгновенно затягиваются порезы на пальцах.

Я так быстро восстанавливаюсь, потому что в прошлом ела Невидимых? Они и правда приводят к постоянным изменениям, как говорила Ровена? Что, если с Кристианом от этого мяса произойдет нечто ужасное? Но я не знала, что еще можно для него сделать. У меня были только два протеиновых батончика, и я не была уверена, можно ли пить здешнюю воду или в ней водятся какие-то смертельные для людей паразиты. Я никогда не была герл-скаутом, не могла развести огонь с помощью палочек, у меня не было емкости, чтобы вскипятить воду, даже если бы удалось разжечь костер, и меня тошнило при мысли о том, что во многих вопросах я все еще оставалась совершенно беспомощной.

Я поспешно вернулась к Кристиану, положила одну из полосок мяса на плоский камень и нарезала на кусочки размером с горошину. Потом разжала Кристиану зубы, высыпала кусочки в рот и зажала ему рот и нос, надеясь, что плоть Носорога будет дергаться в поисках выхода и попадет ему в желудок.

Так и случилось. Не такая уж я и беспомощная!

Кристиан подавился, я отпустила его нос, и мышцы его горла конвульсивно дернулись. Он снова подавился и непроизвольно сглотнул. А потом закашлялся и издал такой звук, словно его сейчас стошнит. Даже для тех, кто без сознания, мясо Невидимых отвратительно.

Кристиан со стоном перекатился на бок.

Я нарезала еще одну полоску, засунула ему в рот и опять зажала его губы и нос. На этот раз он сопротивлялся, но тело Кристиана было слишком слабым, чтобы дать достойный отпор.

К тому времени как я нарезала третью полоску и высыпала кусочки ему в рот, Кристиан перевернулся на спину, открыл глаза и посмотрел на меня. Наверное, он хотел спросить, что я делаю, но я заставила его сжать челюсти, одной рукой удерживая затылок, а другой подбородок. Он подавился и вместо слов снова сглотнул.

Эффект, который оказывает мясо Невидимых на израненную человеческую плоть, проявляется мгновенно, как чудо. Я смотрела, как исчезают волдыри, как кожа Кристиана снова становится слегка загорелой. Сухость лица исчезла, эпидермис заново покрывал его тело, стирая нанесенный обезвоживанием урон, полностью восстанавливая.

Мясо Невидимых вызывает зависимость. Несмотря на то что я излечилась от своей одержимости этим мясом (а ему правда нужен последний кусочек?), я завидовала тому, что происходило с Кристианом: по его венам струился горячий поток силы, улучшались слух, обоняние, зрение, сила увеличивалась до уровня Бэрронса, приходило чудесное ощущение неуязвимости, подчеркнутое еще и тем, что его тело прекрасно адаптировалось к окружающей среде.

Да, Кристиану определенно стало лучше.

Тигриные глаза не только открылись, они еще и с нескрываемым удовольствием шарили по моей обнаженной коже, оценивая нижнее белье. Он оттолкнул мою руку от своего рта.

Быстро — и, возможно, большей частью потому, что сама хотела съесть то, что осталось, — я наклонилась к Кристиану и сунула последнюю полоску мяса между его губами.

Шотландец сел так быстро, что наши головы стукнулись, и сильно.

Я взвизгнула, он плюнул.

Мясо Невидимого вылетело из его рта и упало на землю между нами.

Он посмотрел на живой кусочек плоти, потом на меня, и я не поняла, что кажется ему более отвратительным: вонючее серое мясо, из которого сочится гной, или я, которая засунула это ему в рот. Я разозлилась, потому что даже в худшие свои дни я все же была лучше, чем это мясо. А отсутствие тепла в янтарных глазах Кристиана было жутковатым.

— Мог бы и поблагодарить меня, — сказала я.

Кристиан снова поперхнулся, прочистил горло, отвернулся и сплюнул через плечо.

— Что, — спросил он, поворачиваясь ко мне и показывая пальцем, — черт побери, это за штука?

— Плоть Невидимого, — холодно ответила я.

— Это Невидимый! Ты скормила мне мясо темного Фейри?

— Как ты себя чувствуешь, Кристиан? — поинтересовалась я. — Правда, замечательно? — Выглядел он определенно хорошо, в своих линялых джинсах и мокрой футболке, облепившей широкие плечи. Мускулы перекатывались на руках, когда он убирал с лица и приглаживал мокрые волосы. — Ни ожогов, ни волдырей, ни голода, ни жажды? Тебе не кажется, что я спасла твою задницу?

— А какой ценой? Что с нами сделает эта еда? За все, что приходит от Фейри, надо платить!

— Мясо лечит тебя. Или ты предпочел бы, чтобы я этого не делала?

— В твоих словах я чую большую и жирную ложь. Есть побочные эффекты. Как они проявятся? — Он явно злился.

— У всего есть побочные эффекты, — огрызнулась я.

Мы уставились друг на друга.

— Ты хотел бы, чтобы я позволила тебе умереть?

— А ты попыталась сделать для начала хоть что-нибудь другое? Или ты целиком полагаешься на магию, на немедленный результат?

Я вскочила на ноги и зашагала туда-сюда.

— А что я должна была попробовать? В одиночку оттащить твое большое тело, чтобы ты не обгорел еще больше? Или начать с попыток научиться разводить огонь при помощи палочек? А, нет, я поняла! — Я обернулась и сверкнула на него глазами. — Я должна была отправиться на поиски торгового центра, чтобы купить солнцезащитный крем и гель с алоэ, а когда найду, зайти еще и в ветеринарную аптеку за жидкостью для подкожных инъекций, которой мои соседи лечили своего больного кота!

Его губы дернулись.

— Забавный наряд, Мак.

Я рассвирепела. Я тут брожу только в бюстгальтере и трусиках, а он считает меня забавной?

— Моя одежда промокла! — зарычала я.

— Я говорил о твоей… — Он указал глазами вверх. — Ты, наверное, называешь ее шляпкой, девочка?

Я закрыла глаза и застонала. Я так привыкла к тяжести МакОреола, что просто забыла о нем. Отстегнув ремешок, я сдернула шлем с головы, убрала мокрые водоросли и осмотрела Мак-Ореол на предмет повреждений. Две скобы были сломаны у основания, несколько лампочек включились во время нашего перекатывания по дюнам и впустую расходовали драгоценные батарейки. Я выключила их и положила шлем на камни рядом с одеждой.

И кивнула на кусок мяса, который остался лежать на земле между нами.

— Ты собираешься это есть?

— Ни за любовь, ни за деньги, — отрубил Кристиан.

— Ну так подними и положи в карман. Оно может снова тебе понадобиться. Нравится тебе или нет, но это мясо спасло твою жизнь. — Не важно, насколько мне хотелось его съесть, я не собиралась лишаться способностей ши-видящей. Если мы встретим кого-то из Фейри, мои способности Нуля будут всем, что у меня осталось. Придется заморозить его и сбежать. Или снова воспользоваться камнями.

— Оно что-то со мной сделало. Что-то… неправильное. — Кристиан с отвращением посмотрел на мясо, поднял его, размахнулся и швырнул в карьер.

Я услышала всплеск, потом еще один, гораздо более громкий, и клацающий звук, за которым последовал третий всплеск. Поскольку я стояла спиной к воде, о происходящем пришлось судить по лицу Кристиана.

— Его сожрало нечто отвратительное?

Он кивнул, все еще пребывая в шоке.

— Расскажи мне все, что знаешь о том, чем ты меня накормила, и о том, какое действие оно может оказать. А что до озера, девочка, то я бы очень не советовал в нем плавать.

Одежда Кристиана промокла, а после быстрого осмотра заснеженных гор он заключил, что к вечеру температура резко упадет ниже нуля. Это означало, что нам нужно высушить одежду, и поскорее. Поскольку платной сушилки поблизости не наблюдалось, все, что мы могли, — это разложить одежду на солнце, и вскоре оба вытянулись на земле: я почти раздетая, он полностью голый. Своей наготы Кристиан совершенно не стеснялся. Но, надо признать, стесняться ему было нечего.

Я быстро нашла уединенное местечко по другую сторону груды камней, на которой сохла наша одежда, и начала впитывать тепло кожей. Мне не хватало только ай-пода.

И родителей. И сестры. И чувства, что все нормально и я в безопасности. В общем, мне не хватало всего.

Я боялась за папу и маму. Поскольку зеркало, в которое я вошла, не показало тоннеля с другой стороны, откуда мне было знать, что оно показало мне не иллюзию? Что, если Гроссмейстер не держал моих родителей в заложниках в моей же собственной гостиной, а был где-то в другом месте и я со своим фото отправила Бэрронса навстречу явной опасности?

Во мне нарастала волна беспомощности, угрожая затопить с головой. Я не могла позволить себе запаниковать. Нужно было оставаться собранной и спокойной и работать над продвижением вперед, любыми способами, пусть даже это продвижение будет небольшим. Сейчас шагом вперед была необходимость высушить одежду и отдохнуть, раз уж выдалась такая возможность. Кто знает, какие опасности могут появиться ночью — или даже через пару часов?

Мы с Кристианом загорали и беседовали, наши голоса с легкостью преодолевали каменный барьер между нами. Я рассказала ему о действии мяса Невидимых. Кристиан о многом меня расспрашивал и хотел знать, кто еще ел такое мясо, что именно оно с ними делало и как долго держался эффект. Особенно его интересовали возрастающие «способности к темным искусствам».

— Кстати о темных искусствах, — сказала я. — Что вы, ребята, сделали на Хэллоуин? Что случилось? Что пошло не так?

Он застонал.

— Твой вопрос означает, что стены рухнули. Я пытался убедить себя, что дяди смогли сотворить чудо. Расскажи мне все, Мак. Что случилось с миром, пока я был здесь?

Я рассказала ему о том, что в полночь стены рухнули полностью, а мне пришлось наблюдать, как Невидимые проходят через них, и о том, что Гроссмейстер и его принцы поймали меня. Я умолчала об изнасиловании, о том, что меня превратили в при-йа, и о моем последующем… выздоровлении (ни за что не рассказала бы этому детектору лжи об этих событиях), затем о том, что меня спасли Дэни и ши-видящие. Я перешла к рассказу об успехах Джайна, о том, что инспектор узнал о железе, сказала, что семья Кристиана в порядке и ищет его. Сообщила, что Книга все еще утеряна, но не стала упоминать о своей последней встрече с ней.

— Как ты оказалась в Холле Всех Дней?

Я рассказала о Гроссмейстере, который похитил моих родителей, заманил меня в зеркало и потребовал, чтобы я показала камни.

— Придурок чертов! Даже мы знаем, что этого нельзя делать, а ведь он когда-то был Фейри! Неудивительно, что их Королева назначила нас, МакКелтаров, хранителями древнего знания. Мы знакомы с их историей лучше, чем они сами.

— Потому что они пьют из котла и все забывают?

— Айе.

— Ну, по крайней мере, камни у нас есть. И хотя перемещение было не из приятных, через измерения они нас проносят.

— Ты сумасшедшая, Мак? — резко спросил Кристиан.

— Что ты имеешь в виду?

— Разве ты не знаешь, что происходит каждый раз, когда ты вынимаешь камни из этого мешка?

— Ну так об этом я и говорю. Они заставляют нас перемещаться из мира в мир… или по измерениям, или как это вообще называется.

— Потому что реальность, в которой мы находимся, старается нас выплюнуть, — сказал он без выражения. — Зеркала отвергают эти камни. Как только ты достаешь их из мешочка, реальность засекает их и пытается выдавить из себя, как загноившуюся занозу.

— Почему зеркала их отвергают?

— Из-за проклятия Крууса.

— Ты знаешь, каким было проклятие Крууса? — Наконец-то хоть кто-то может мне о нем рассказать!

— Время, когда я путешествовал по этим чертовым мирам, показалось мне долбаной вечностью, и я осознал пару вещей. Круус ненавидел Короля Невидимых по множеству причин, и он домогался его фаворитки. Он проклял зеркала, чтобы Король не мог попасть в них снова. И планировал забрать все миры в зеркалах и саму фаворитку себе. Стать королем всех реальностей. Но проклятие оказалось невероятно мощным, а Круус наложил его на вещи неимоверной силы. Как и большинство вещей, созданных Фейри, проклятие обрело собственную жизнь и изменилось. Некоторые говорят, что все еще можно услышать слова проклятия, которые звучат в темном ветре, постоянно изменяясь.

— И Круусу удалось не пустить Короля к его фаворитке?

— Айе. А поскольку камни, которые ты носишь, были вырезаны из стен королевской крепости и несут в себе его запах, зеркала отвергают и их тоже. Вскоре после этого Короля предали, ему пришлось сражаться с Королевой Видимых, и он убил ее.

— И тогда его фаворитка покончила с собой?

— Айе.

— Но раз уж зеркала пытаются от нас избавиться, почему бы им не отправить нас обратно в наш мир?

Кристиан фыркнул.

— Потому что они не пытаются отправить нас туда, откуда мы пришли, Мак. Они пытаются восстановить порядок вещей и вернуть камни туда, откуда они пришли.

Я резко втянула в себя воздух.

— То есть каждый раз, когда мы ими пользуемся, зеркала пытаются отправить нас в темницу Невидимых? А что происходит? Они промахиваются?

— Подозреваю, что ни у одной отдельной реальности не хватает на это сил, поэтому нас просто выметают, словно метлой по грязному полу, как можно дальше по измерениям.

— Каждый раз мы оказываемся чуть ближе к тюрьме?

— Именно.

— Но, возможно, — я попыталась быть оптимисткой, — мы в миллионе реальностей оттуда. — Почему-то мне так не казалось.

— А возможно, — мрачно сказал Кристиан, — в одной. И в следующий раз, когда ты нас «перенесешь», мы окажемся нос к носу с Королем Невидимых. Не знаю, как тебе, а мне бы не хотелось встречаться с создателем худших из Фей, который прожил миллион лет. Некоторые говорят, что сознание ломается от одного взгляда на его истинную форму.

Некоторое время спустя Кристиан сказал, что одежда просохла. Я слушала шорох одежды, пока он одевался. Когда он закончил, я встала и подошла к своим вещам, а потом замерла, уставившись на него.

Он язвительно улыбнулся.

— Знаю. Это начало происходить вскоре после того, как ты меня накормила.

Я видела его обнаженным. Я знала, что красные и черные татуировки покрывают его грудь, живот и шею, но остальное тело было чистым.

Больше не было. Теперь его руки были покрыты черными линиями и символами, которые двигались у него под кожей.

— Они спускаются по ногам и поднимаются по груди, — сказал Кристиан.

Я открыла рот, но не могла придумать, что сказать. Прости, что накормила тебя мясом, чтобы спасти тебе жизнь? Ты хотел бы, чтобы я этого не делала? Разве не лучше прожить еще один день любой ценой?

— Это как-то связано с темными искусствами. Они клубятся во мне, словно шторм. — Он тяжело вздохнул. — Подозреваю, это из-за того, что мы с Бэрронсом пытались сделать на Хэллоуин.

— И что это было? — Мне хотелось выяснить.

— Мы собирались призвать нечто древнее, которое лучше было бы не будить. Мы звали это. Я надеялся, что найду Бэрронса, но, как только нас затянуло в воронку, мы разделились.

Я вытаращилась на него.

— Бэрронса затянуло в зеркала на Хэллоуин?

Кристиан кивнул.

— Мы оба были в кругу камней, потом он пропал, пропал и я. Нас переносило с места на место со скоростью переключающихся каналов, потом внезапно я оказался в Холле Всех Дней, а Бэрронса рядом не было. Мне было наплевать на него самого, но он владеет черной магией. Я надеялся, что мы сможем выбраться, если вместе возьмемся за поиски выхода.

— Жаль тебя перебивать, но он уже выбрался.

Глаза Кристиана вспыхнули, потом сощурились.

— Бэрронс выбрался? Давно?

— Через четыре дня после Хэллоуина. И он ни словом об этом не обмолвился. Сказал только, что ты в ту ночь исчез.

— Каким чертовым образом он умудрился выбраться?

Я беспомощно на него посмотрела.

— Откуда мне знать? Он никогда не говорил, что был тут. Он соврал.

Глаза Кристиана сузились еще больше.

— Когда у вас с ним был секс?

Ой-ой. Детектор лжи смотрел на меня в упор своими тигриными глазами.

— Не то чтобы я этого хотела, — попыталась извернуться я.

— Ложь, — сухо сказал он.

— В других обстоятельствах я бы этого не сделала. — Это была правда, и пусть подавится!

— Ложь.

Неужели?

— Он меня заставил!

— А вот это самая большая ложь. — Голос Кристиана стал еще суше.

— Ты не понимаешь ситуации, в которой я оказалась.

— Попытайся объяснить.

— Не думаю, что это имеет отношение к нашим проблемам. — Я повернулась к нему спиной и начала одеваться.

— Ты к нему что-нибудь чувствуешь, Мак?

Я молча одевалась.

— Ты боишься мне отвечать?

Закончив одеваться, я обернулась. Кристиан выглядел страшновато. Его глаза стали нечеловечески яркими, золотыми. Я удерживала на лице спокойную маску.

— Я хочу есть, — сказала я ему. — У меня только два протеиновых батончика. Можешь взять один. Еще я хочу пить, но пробовать воду из карьера не рискну. И думаю, что у нас имеются проблемы поважнее, чем мои чувства к Иерихону Бэрронсу. Или, как минимум, более насущные. А те животные, — я указала в дальний конец долины, — кажутся мне съедобными.

Я зашагала.

К сожалению, не только мы решили, что лоснящиеся и грациозные, похожие на газелей существа выглядят съедобными. Это пришлось выяснить где-то на середине долины.

Топочущее стадо из тысяч мохнатых рогатых быков с плетевидными хвостами и волчьими мордами неслось прямо в нашем направлении.

— Как ты думаешь, могут они расступиться и обогнуть нас? — Я видела, как такое случалось в фильмах.

— Я не уверен, что они охотятся не за нами, Мак. Бежим!

Я побежала, хотя была совершенно уверена, что это бесполезно. Животные были слишком быстрыми, а мы были слишком далеко от всего, что могло бы служить нам убежищем.

— Ты не можешь сделать что-то друидское? — заорала я, пытаясь перекричать почти оглушительный топот копыт.

Кристиан покосился на меня.

— Друидическое! — прокричал он. — Для этого нужны приготовления, иначе это может привести к непредсказуемым результатам!

— Ну ты же выглядишь вполне внушительно! Наверняка ты можешь справиться со всем, что с тобой происходит! — Черные символы уже двигались у него на горле.

Земля под ногами дрожала так сильно, что было сложно бежать. Казалось, что под нами постепенно усиливается землетрясение.

Когда я споткнулась, Кристиан двинулся так быстро, что я успела осознать только одно: он перебросил меня через плечо и помчался в десять раз быстрее, чем обычный человек. Конечно, он же был накачан плотью Невидимых. Я подняла голову. Стадо было слишком близко. Мы все еще двигались недостаточно быстро. Твари догоняли, их челюсти щелкали, из пастей летела слюна. Я почти чувствовала, как нас обжигает их дыхание.

— Доставай камни, — прокричал Кристиан.

— Ты же сказал, что это слишком опасно!

— Что угодно лучше смерти, Мак!

Я сунула руку за пояс, вытащила мешочек и на краткий миг достала камни.

По сравнению с остальными это был гладкий переход.

К сожалению, он закончился в мире огня.

Я снова сверкнула камнями, и пламя на моих ботинках тут же погасло, потому что следующий мир не был предназначен для углеродной жизни, в нем не было кислорода.

Я снова достала камни, и мы оказались под водой.

В четвертый раз мы очутились на узкой вершине утеса, который по обе стороны обрывался в бездну.

— Поставь меня. — Я попыталась перекричать вой дикого ветра. Я повисла на плече Кристиана, с меня стекала вода, и я отчаянно пыталась сделать вдох.

— Здесь?

— Да, здесь!

Он фыркнул и опустил меня на ноги, но продолжал крепко держать за талию. Я уставилась на него. Янтарная радужная оболочка теперь была окружена черным ободком. Чернота просачивалась в его глаза, словно чернила в воду. Странные символы поднялись уже на подбородок.

— Да что же такое вы сделали на Хэллоуин? — Почему плоть Невидимых оказала на Кристиана такое странное действие?

Он сверкнул своей обычной убийственной улыбкой, вот только теперь она не очаровывала, а была крайне холодной.

— Я струсил в последнюю минуту, иначе мы не потерпели бы неудачу. Мы попытались возродить ту единственную силу, которая когда-то противостояла Туата де Данаан, и успешно. Древняя секта Драгаров когда-то очень давно уже поднимала эту силу против Фейри. Бэрронс не медлил. Медлил я. Ты не против забрать нас с этого утеса, Мак? — Он уже рычал.

— А что, если следующее место окажется еще хуже?

— Продолжай менять измерения, а я буду продолжать за тебя держаться.

Порыв ветра буквально врезался в нас. Мы свалились с края в зияющую тьму. Я открыла мешочек, пока мы падали.

Вокруг нас взорвался огромный водоворот, черный, кружащийся, рвущий волосы и одежду. Я сжалась, чтобы засунуть камни обратно в покрытый рунами мешочек. И почувствовала, как выскальзываю из хватки Кристиана, а потом его руки исчезли и я осталась одна.

Я свалилась на четвереньки посреди травянистой тундры.

Удар был так силен, что мешочек вылетел у меня из рук. Я врезалась в землю лбом и сильно прикусила язык. И не чувствовала больше рук Кристиана.

В ушах звенело от столкновения с землей. Я приподняла голову.

И встретилась глазами с огромным вепрем с бритвенно-острыми клыками.

34

Когда вы встречаетесь со смертью лицом к лицу, время иногда странно замедляется.

Или в этой реальности оно действительно текло медленнее, кто знает?

Глядя в маленькие хитрые голодные глаза вепря, я знала только одно — с тех пор как я утопила телефон в бассейне, я постоянно что-то теряла. Одно за другим.

Сначала я потеряла сестру. Потом родителей и надежду когда-нибудь вернуться домой.

Я пыталась уворачиваться от пинков судьбы, и это было неплохое соревнование с ней. Я создала себе новый дом в книжном магазине Дублина. Завела новых друзей и заключила союзы. Попрощалась с симпатичной одеждой, светлыми волосами, любовью к стильным штучкам. Я заменила радугу оттенками серого, а затем полюбила черный цвет.

Я потеряла Дублин и мой магазин.

Я потеряла рассудок.

Я научилась пользоваться новым оружием, нашла новые пути выживания.

И потеряла их тоже.

Мое копье пропало. У меня не осталось мяса Невидимых. На моем языке не было имени.

Я нашла Кристиана. Потеряла Кристиана. И была совершенно уверена, что его утащило водоворотом куда-то в сторону, пока меня выносило в другую.

А теперь я потеряла еще и камни. Мешочек был на земле, далеко за вепрем, и он был туго завязан. Я не могла даже надеяться на быстрый переход.

Кинжал с моего предплечья ни за что не пробьет толстую чешуйчатую шкуру зверя.

Я не могла не подумать: и в чем тут смысл? Нужно было отнять все, что у меня было? В этом и заключается жизнь? Ты теряешь все, что тебе дорого, и все, во что ты веришь, а потом тебя убивают?

Да, я жалела себя.

А-фигительно, как сказала бы Дэни, — а кто бы на моем месте себя не жалел?

Огненные миры? Водные миры? Утесы над обрывом? Какая долбаная космическая сила решала, куда направить меня в следующий раз? Были ли черно-синие осколки чего-то там настолько отвратительны зеркалам, что реальности, которые не могли выплюнуть их обратно в ад Невидимых, пытались просто уничтожить их — и, вот незадача, меня вместе с ними? И я каждый раз сама шагала в зубы опасности?

Или, как я начала думать в последнее время, мое разрушение началось задолго до этого? Спряталось в скрытых мечтах и забытых воспоминаниях?

Что у меня осталось?

Ничего.

Я припала к земле, с яростью глядя в глаза-бусинки через разделяющее нас расстояние, и могу поклясться, что на клыкастой морде вепря была злобная ухмылка.

Зверь фыркнул и стал рыть землю копытом.

За неимением лучшего варианта я тоже фыркнула и заскребла по земле.

Глаза-бусинки сузились. Вепрь поднял тяжелую голову и понюхал воздух.

Пытался учуять страх? Не повезло. Я совершенно не боялась. Я слишком разозлилась, чтобы бояться.

Да куда, мать их, все подевались, когда мне так нужна… — ох! Один раз я уже думала, что у меня не осталось выбора, хотя выбор все же был.

Пока кабан оценивал мой потенциал, я оскалилась на него, показав зубы, и запустила руку под плащ в задний карман.

И вытащила мобильный. С него текла вода. Сработает ли он? Я мысленно фыркнула. Я все еще рассчитывала, что вещи будут работать согласно привычным и понятным законам, хотя сжалась в седьмом альтернативном измерении за недолгое время. Ну разве не глупо?

Я открыла крышку телефона и положила его на землю.

Вепрь наклонил голову, готовясь напасть.

Я не осмелилась поднести телефон к уху. Пришлось нажимать кнопки, не поднимая его. Первый — Бэрронс, потом IYCGM, и наконец запретный IYD. Моя ситуация как раз подходила под его «если вы умираете».

Я ждала. Не знаю чего. Какого-нибудь чуда.

Думаю, я надеялась, что стоит мне нажать IYD, и он сотворит нечто вроде волшебного перемещения в книжный магазин. Или того, что Бэрронс внезапно материализуется, чтобы спасти меня.

Я ждала.

Ничего не произошло. Ничего абсолютно.

Я осталась одна.

Вот и выяснили.

Кабан угрожающе опустил морду к земле. Я с тоской посмотрела на мешочек в нескольких метрах за ним.

Продолжая рыть землю, он приподнял зад. Я понимала, что это означает. Кошки делают так перед прыжком.

Я тоже рыла землю и испустила крайне злобный рык. Я и чувствовала себя крайне злобной. И тоже приподняла зад.

Вепрь моргнул крошечными глазками и басовито хрюкнул.

Я хрюкнула в ответ и снова заскребла по земле.

Безвыходное положение.

Внезапно я словно взглянула на себя с высоты.

Вот до чего я докатилась: МакКайла Лейн-О'Коннор, наследница одной из самых сильных семей ши-видящих, ОС-детектор, Нуль, когда-то при-йа, теперь неподвластная магии Фейри, не говоря уже об очень интересной способности к регенерации, стою на четвереньках, грязная, мокрая, с оставшимся почти без батареек МакОреолом на голове и обгоревшими ботинками на ногах, лицом к смертельно опасному дикому кабану. А из оружия у меня только ярость, надежда, что завтра будет лучше, и желание выжить. И я виляю задом. Рою землю.

Во мне начал нарастать смех, я чихнула и попыталась сдержаться. Губы задергались. Глаза улыбались. Нос чесался, а живот болел от желания расхохотаться.

И я не удержалась. Просто всего было слишком много. Я села на пятки и рассмеялась.

Вепрь тяжело заерзал.

Я встала, уставилась на него и расхохоталась еще громче. Почему-то, если ты не на коленях, все кажется не таким уж страшным.

— На хрен пошел, — сказала я ему. — Иначе схлопочешь.

Кабан покосился на меня с опаской, и я поняла, что это не волшебное создание. Это просто дикий зверь. Я слышала множество историй о людях, которые в горах Северной Джорджии отпугивали зверей чистой бравадой и грубостью. Этого у меня было с избытком.

Я рассерженно шагнула вперед и погрозила кулаком.

— Пошел вон отсюда! Кыш. Уходи. Я не собираюсь сегодня умирать, придурок! ПОШЕЛ ОТСЮДА НЕМЕДЛЕННО! — Это был уже рев.

Вепрь повернулся и крадучись — насколько это может изобразить туша кабана в полтонны весом — подался прочь по луговине.

Я вытаращила глаза, но не потому, что он уходил.

Мой последний приказ все еще отдавался эхом в воздухе.

Я только что использовала Глас!

Понятия не имею, подействовали на него отсутствие страха и хвастливые угрозы или сила моих слов, — я хочу сказать, разве можно использовать Глас против того, кто не понимает английского? — но мне было все равно. Дело было в том, что я его использовала! И то, что у меня получилось, звучало чертовски убедительно!

Как я это сделала? Что я нашла в себе? Я попыталась вспомнить, что именно я чувствовала и думала, когда кричала на кабана.

Одиночество.

Я чувствовала, что осталась одна, целиком и полностью, и не было ничего, кроме меня и моей приближающейся смерти.

«Ключ к Гласу, — разъяснял мне Бэрронс, — находится в том месте вашего сознания, до которого не сможет добраться никто, кроме вас».

«В том, которое отвечает за дар ши-видящей?» — спросила тогда я.

«Нет, в другом месте. Оно есть у всех людей. Не только у ши-видящих. Мы рождаемся в одиночестве и умираем в одиночестве».

— Теперь понимаю, — сказала я.

Не важно, сколько людей меня окружало, не важно, скольких друзей и родных я любила, а они любили меня в ответ, — я была одинока в момент рождения и буду одинока в миг смерти. Никто не рождается с нами, и никто с нами не умирает. Это путешествие для одного.

Но не совсем. Потому что в этом месте сознания есть нечто. Я просто почувствовала его, хотя раньше мне это не удавалось. Возможно, в момент рождения и смерти мы чуть ближе к истине. Может, это единственное время, когда мы четко ощущаем, что есть нечто большее, чем мы, нечто, побеждающее энтропию, нечто, что существовало и будет существовать всегда. Вещь, которая никогда не изменится. Называйте ее как хотите. Я знала только, что это нечто Божественное. И не безразличное. И это не было одной из моих «зон комфорта». Это было правдой.

Я смотрела, как вепрь семенит по полю. Через несколько секунд он уже не будет мешать мне забирать мешочек с камнями, и я их верну. Не то чтобы я особо им доверяла. И все же это было лучше, чем ничего, а мне они нужны, чтобы отследить Книгу, когда я отсюда выберусь.

Я шагнула вперед, чтобы подобрать мобильный, а затем перейти к камням, и в этот миг ниоткуда внезапно выскочило огромное серое чудовище — вспышка рогов, клыков и когтей.

Я попятилась и споткнулась.

Чудовище врезалось в бок вепря, погрузило клыки в его горло, схватило его за шею и оторвало голову. Кровь забрызгала все между мной и мешочком с камнями.

Зверь с рычанием уселся над телом кабана и начал есть.

Я наблюдала, едва осмеливаясь дышать. Если это нечто выпрямится и встанет на задние ноги — а похоже на то, что оно это может, — его рост будет около трех метров. По обе стороны его головы виднелись два костяных гребня, на которых через равные промежутки располагались три пары острых загнутых рогов. Первая пара была над ушами, вторая на середине черепа, третья и последняя пара росла на затылке и загибалась к спине. Длинные пряди спутанных черных волос обрамляли его доисторическую морду с выступающим лбом, выпуклыми костями и смертоносными клыками. Руки и ноги были с небольшими перепонками и длинными когтями. Шкура тускло серая, гладкая, как кожа. Зверь был очень мускулистый и определенно мужского пола.

Я не видела и не слышала его приближения.

И не собиралась пытаться зарычать на него или использовать только что приобретенный Глас, который мог сработать, а мог и не сработать. Если мне очень повезет, я смогу тихонько ускользнуть и он меня не заметит. Блефовать перед вепрем — одно. Вепрь простое животное, может даже родственник земных кабанов. Но мне не нужен был тест на ДНК, чтобы понять — новый монстр не имел с Землей ничего общего.

Я начала медленно пятиться, почти не отрывая ног от земли. За телефоном и камнями придется вернуться позже.

Монстр поднял голову и посмотрел прямо на меня. Его морда была измазана кровью. Вот и пропала моя надежда ускользнуть незамеченной.

Я замерла совершенно неподвижно, одна нога застыла в воздухе. Кролики замирают, чтобы обмануть врага. Медведь мог бы на это купиться.

Но с монстром это не сработало. Он присел на корточки, выпрямил спину и рассматривал меня хищными узкими глазами, словно пытаясь определить, какой я буду на вкус. В его глазах светилась ярость, как у льва, загнавшего занозы во все четыре лапы сразу.

Я затаила дыхание. Ешь кабана, молча просила я. Я состою из жестких мускулов, я не такая сочная, как свиное брюхо.

Монстр сместился в сторону от вепря в моем направлении, полностью забыв о добыче. Черт, черт, черт.

Теперь его целью была я.

Без предупреждения или чего-то подобного он внезапно помчался ко мне на четырех ногах. Монстр был невероятно быстрым.

Я вынула кинжал из ножен и пригнулась, сердце заколотилось в груди.

— ОСТАНОВИСЬ НЕМЕДЛЕННО! — Глас вырвался из меня, заполнил воздух, заговорил на тысячи голосов. Он был грозным, ощутимым, до чертиков властным и подчиняющим. Я не могла поверить, что издала такой звук. Бэрронс бы мной гордился. — ОСТАВЬ МЕНЯ В ПОКОЕ! ТЫ НЕ ПРИЧИНИШЬ МНЕ ВРЕДА!

Монстр продолжал приближаться, совершенно не впечатленный.

Я приготовилась к столкновению. Я ни за что не собиралась сдаваться без боя. Если монстр останется на четырех ногах, я сделаю ложный выпад, изогнусь и постараюсь добраться до его глаз кинжалом или тем, что осталось от моих ногтей. А может, до его гениталий. Я сделаю что угодно, чтобы выжить.

Не добежав до меня где-то с полметра, жуткое существо остановилось так резко, что вспахало когтями землю. Комки дерна взлетели в воздух, едва не попав мне в голову. Желтые глаза твари превратились в щелки. Монстр зарычал.

Он был так близко, что меня обдало жаром его дыхания, я ощутила запах свежей теплой крови. Я дико уставилась на него. У монстра были вертикальные зрачки, которые расширялись и сокращались в жутких и чуждых желтых глазах. Чудовище ощетинилось от ярости, его грудь поднималась и опадала от быстрого дыхания, оно непрерывно рычало.

Приблизившись ко мне, он помотал головой и щелкнул челюстями. Меня забрызгало слюной и кровью.

Я вздрогнула, но не посмела вытереться.

Внезапно чудовище начало двигаться с такой гладкой мускулистой грацией, что в какой-то странный момент я нашла его… прекрасным. Это существо было прирожденным убийцей. Для этой цели оно было идеальным. Мощным и простым животным. В его жизни было всего несколько целей. Оно было рождено и создано для убийства, победы, размножения и выживания. В тот странный миг я почти что ему завидовала.

Монстр начал обходить меня по кругу, когтистые лапы прокладывали борозды в торфе и грязи. Он вертел головой из стороны в сторону, в желтых глазах светилась жажда крови.

Я поворачивалась вместе с ним, не отводя глаз от его морды. Я смотрела в злобные глаза, словно могла удержать его на расстоянии, просто отказываясь бояться. Что это, какой-то ритуал перед убийством? С вепрем он так себя не вел.

Монстр остановился, вздернул рогатую голову, задрал чудовищную морду и… принюхался ко мне.

Какого черта он делает? Я затаила дыхание, надеясь, что пахну чем-то несъедобным. Клыки — Боже, у него были клыки длиной с мой палец!

Казалось, ему не понравилось то, что он унюхал. И запах, похоже, разозлил его еще больше. Он издал долгий низкий рык и совершенно неожиданно прыгнул!

Стиснув кинжал в кулаке, я не отступила. Нас определяют наши действия. Я либо выживу, либо умру, сражаясь.

Но сражаться мне не пришлось.

В последнюю секунду монстр завыл и изогнулся в воздухе.

Я увидела только размытое движение. В первый миг он летел прямо на меня, а в следующий уже мчался, разбрасывая когтями дерн, в сторону убитого кабана. Я смотрела, как он погружает клыки в плоть вепря и, яростно мотая головой, разрывает ему брюхо и начинает есть, круша кости и разгрызая хрящи.

Несколько секунд я не могла двигаться. Я так дрожала, что была не уверена, удержусь ли на ногах. И была слишком растеряна, чтобы связно мыслить.

Способность двигаться вернулась на крыльях адреналина.

Я метнулась вперед, подхватила с земли мобильник и помчалась прочь.

35

Некоторое время спустя я сидела на поляне с высокой травой и белесыми деревьями, прислонившись спиной к стволу, и пыталась оценить ситуацию. На то, чтобы перестать дрожать, у меня ушло полчаса. Я хотела сбежать как можно дальше от жуткого монстра, но мне нужно было забрать эти проклятые камни.

Этот день шел совершенно не так, как я планировала. И мне с трудом удавалось смириться с тем, где я и что со мной происходит.

Этот день я начала с четким планом: я вхожу в зеркало, точно зная, с рациональными ожиданиями (о Господи, это что, последнее доказательство искореженности моего мира?), собираюсь выйти из него в мою гостиную, в моем же мире, где я либо с помощью Бэрронса спасу моих родителей из злобных лап Гроссмейстера, либо погибну, пытаясь это сделать.

А теперь я в чужом мире, внутри зеркал, которыми — по словам Бэрронса — практически невозможно управлять и где можно потеряться навсегда, переживая нападение одного хищника за другим.

Я сбилась с пути. События развивались настолько непредсказуемо, словно я, как Алиса, свалилась в кроличью нору.

Смотреть на то, как Фейри вторгаются в Дублин, и пытаться отвоевать мой мир, — это одно. Совсем другое — прыгать по мирам при помощи зеркал и загадочных камней и сражаться на чужой земле. Дома я хотя бы знала, где взять необходимые вещи, и у меня были союзники, которые могли помочь. Здесь я ничего не соображала.

В моем мире события развивались без меня, а мне необходимо было стать их частью. Мне нужно выбраться отсюда! Нужно спасти родителей, расспросить Нану О'Рейли, забраться в Запретные Библиотеки, выяснить, куда делся В'лейн, узнать пророчество… Список был бесконечен.

Но я застряла в одном из миров в сети зеркал. Между мной и камнями, которые я не осмеливалась оставить, был жуткий монстр. Камни не только необходимы мне здесь (хотя пользоваться ими довольно рискованно), мне нужно вернуть их в мой родной мир, чтобы использовать там.

Если бы мне нужно было доказательство того, как сложно выбраться из зеркал — и выжить в них, — достаточно было подумать о Кристиане, который два месяца назад исчез и которого я нашла на краю гибели.

Как мне самой выжить в течение двух месяцев? Как мне прожить две недели?

Что случилось с моими родителями?

Я в сотый раз нажала на телефоне IYD, и в сотый раз ничего не произошло.

Я закрыла глаза и потерла лицо. Бэрронс отсюда выбрался.

Как? Почему он не сказал мне, что его затянуло в зеркала вместе с Кристианом? Зачем ему врать? Или, как он это называл, «умалчивать»?

Я открыла глаза и посмотрела на часы. Все еще 1:14. А как же. Я сняла их и сунула в карман. Часы здесь совершенно бесполезны. Я ждала, пока монстр закончит поедать кабана, чтобы вернуться за камнями. И предполагала, что ему потребуется как минимум два часа, но солнце не сдвинулось по небу с того момента, как я здесь села, а значит, либо мое чувство времени совершенно сбилось, либо дни здесь длиннее, чем я привыкла.

Мне нужно было убить время, и я решила обдумать доступные варианты. Насколько я понимала, их у меня было три. Как только я верну камни, я могу: а) начать поиски МФП, рискнуть войти в один из них и надеяться, что он не приведет меня в нечто вроде той пустыни, где застрял Кристиан; б) воспользоваться камнями и надеяться, что я действительно очень далеко от тюрьмы Невидимых и что они отправят меня в Холл Всех Дней или другое место, где есть зеркала, которые можно выбирать; в) остаться на месте и надеяться на то, что, даже если IYD не сработал, Бэрронс сможет отследить меня по татуировке. И что монстр отправится в другое место, чтобы пугать и убивать. Иначе возможность остаться здесь выпадает из списка вариантов.

Бэрронс был явно знаком с мирами, соединенными сетью зеркал, судя по тому, как быстро он отсюда выбрался. А это, насколько я понимала, означало, что он бывал тут прежде, как минимум один раз до того, как попал в воронку вместе с Кристианом.

Из всех вариантов самым разумным было оставаться на месте и позволить Бэрронсу найти меня. Однажды я уже недооценила его способность спасти меня и не собиралась повторять ошибки.

У него ушло четыре дня на то, чтобы выбраться.

Я дам ему пять на то, чтобы найти меня. Но пять дней — это максимум, который я могла себе позволить, потому что я опасалась мыслей «Да, но что, если он именно сегодня придет за мной?» И тогда я буду вечно бояться уйти. Главным было принимать твердые решения и воплощать их в жизнь.

Приняв решение, я собралась с духом, встала и осторожно двинулась к краю поляны, чтобы посмотреть, можно ли забрать камни.

Монстр все еще ел. Он остановился, поднял голову и принюхался. Видел ли он меня за всеми этими деревьями?

Я упала на четвереньки и медленно попятилась. Увеличив расстояние между нами, я встала и бегом вернулась к своему дереву.

Почему он меня не убил? Почему он остановился? Я несъедобна?

Я знала, что иногда звери могут взбеситься и убивать просто ради убийства. Я никогда раньше не видела столько ярости в глазах животного. Одного из моих друзей укусила бешеная собака, и я посмотрела на нее, прежде чем ее усыпили. Она казалась скорее испуганной, чем злобной. В сером монстре не было ни грамма страха. В нем была только свирепость.

Еще два раза я подбиралась к краю поляны, чтобы проверить. Оба раза монстр жрал и не подавал никаких признаков того, что скоро закончит.

Я вернулась к своему дереву, под которым наблюдала за движением солнца по небу. День был теплым, и я сняла плащ, свитер и вязаную кофту. Из кофты я сделала узелок, чтобы прикрепить МакОреол к палке, как бродяги крепят свои вещи.

И проводила время, тревожась по очереди за маму и папу, пытаясь убедить себя в том, что Бэрронс их спас, волновалась из-за того, что не могу присмотреть за Дэни, которая осталась в аббатстве, а она может принять без меня какие-то необдуманные решения; за Кристиана, который исчез неизвестно куда, и хорошо бы, чтобы он нашел еду, потому что я так и не отдала ему один из своих батончиков. Я беспокоилась даже о В'лейне, который пропал и больше ни разу не появился.

Не было ни единой причины, чтобы начать волноваться за Бэрронса.

Я размышляла о жизни, пыталась найти в ней хоть какой-то смысл и удивлялась, как могла вырасти, считая, что мой мир — это разумное, безопасное и упорядоченное место.

Я уже собиралась подняться и в четвертый раз проверить камни, когда услышала хруст веток.

Моя голова повернулась на звук.

Монстр сжался на четвереньках не дальше десяти метров от меня.

Он смотрел на меня через высокую траву, низко опустив голову и сверкая желтыми глазами.

Он закончил с вепрем и теперь решил закусить мной?

Я схватила плащ и палку с узелком и рванула на дерево с такой скоростью, что теперь из-под моих ног полетели комья дерна. С сердцем, колотящимся где-то в горле, я взлетала с ветки на ветку.

Высоту я ненавижу примерно так же, как замкнутое пространство, но на полпути к верхушке я заставила себя остановиться и посмотреть вниз. Может ли это чудовище влезть на дерево? По его комплекции было похоже, что нет, потому что, по моим прикидкам, в нем было не меньше ста двадцати килограммов мускулов, плюс все эти когти, но кто знает, что возможно в этом мире? Особенно при той странной текучей грации, с которой оно двигалось.

Монстр на четырех лапах подошел к дереву и начал скрести траву, на которой я недавно сидела.

Я смотрела, как он нашел мой свитер. Подцепив ткань когтями, монстр поднес свитер к морде.

Я ахнула. Свитер был не единственной моей вещью, которую он нашел. К задней паре рогов кожаным ремешком был привязан мой покрытый рунами мешочек.

Монстр забрал мои камни!

Когда он наконец отошел — обвязав мой свитер вокруг ноги, — я спустилась с дерева. И после долгого спора с собой я пожала плечами и двинулась следом за ним.

Меня очень разозлил такой поворот событий.

Почему эта проклятая тварь забрала мои камни и как — с его-то жуткими когтями — монстр умудрился привязать мешочек к рогам? Разве чертова наука вязать узлы доступна доисторическим тварям? И на кой черт ему сдался мой свитер?

Монстр понял, что я иду за ним, остановился, обернулся и посмотрел на меня.

Все мои инстинкты вопили, что надо поджать хвост и бежать, но происходило нечто странное. Монстр просто трясся от ярости, но не сделал ни шагу в моем направлении.

— Это мои камни, и они мне нужны, — попыталась я.

Жуткие желтые глаза сощурились, не моргая.

Я показала на его рога.

— Мешочек. Он мой. Отдай.

Ничего. Ни проблеска понимания, ни чего-либо отдаленно похожего на разум в его глазах.

Я показала на свою голову и жестами объяснила, что надо отвязать мешочек и отбросить его в сторону. Чтобы донести до него свою мысль, показала, как отвязываю свитер с ноги. Повторила несколько раз, с вариациями на ту же тему. Никакого результата. Все мои попытки возымели примерно такой же эффект, как и вопросы, обращенные к Бэрронсу.

Наконец, просто от безысходности, я заплясала на месте, чтобы посмотреть, смогу ли добиться хоть какой-то реакции.

Монстр поднялся на задние конечности и завыл, показав внушительное количество зубов, потом снова упал на четвереньки и начал прыгать на меня, снова и снова, но каждый раз отскакивал, словно собака, которую дергают за поводок.

Я застыла на месте.

Все это выглядело так, будто он хочет напасть на меня, но по какой-то причине не может.

Монстр тоже замер, рыча и внимательно наблюдая за мной сквозь щелки глаз.

Миг спустя он отвернулся и заскользил прочь — воплощенное безумие и гладкие мускулы.

Вздохнув, я последовала за ним. Мне нужно было вернуть камни.

Чудовище остановилось, обернулось и зарычало на меня. Оно совершенно ясно дало мне понять, что ему не нравится моя компания. Плохо. Когда оно снова начало двигаться, я выждала несколько секунд и стала следовать за ним, сохраняя чуть большую дистанцию. Я надеялась, что у него есть логово, где он оставит камни, а когда снова пойдет на охоту, можно будет их стащить.

Я шла за монстром несколько часов, сначала по лугам, потом по лесу вдоль широкой и бурной реки, где наконец потеряла его между деревьями.

День в этом мире заканчивался ошеломляюще резко.

Весь день солнце медленно ползло по небу, но примерно в пять часов — так я предположила по углу, под которым оно находилось к планете, — сияющий шар начал опускаться быстрее, чем шарик на Таймс-сквер опускают на Новый год. Если бы я не косилась на солнце, пытаясь определить, сколько у меня осталось времени, чтобы найти место, где можно остаться на ночь, я бы не поверила своим глазам.

В мгновение ока день сменился глубокой темной ночью. Температура упала на несколько градусов, и я порадовалась, что у меня все еще есть плащ.

Я ненавидела темноту. Всегда ненавидела и всегда буду ненавидеть.

Я пододвинула к себе МакОреол, в спешке уронила, снова подняла, надела на голову и начала включать лампочки. Поскольку скобки отвалились, пришлось поменять некоторые лампочки местами, и я пожалела, что не взяла Бэрронсов вариант моего изобретения, на котором скобок не было. Я никогда ему не говорила, но его вариант Ореола был более эффективным, легким и ярким. В свою защиту могу только сказать, что легче модернизировать устройство, чем сесть и придумать нечто новое. Я сделала нечто из ничего. А он просто улучшил мое «нечто».

Не знаю, услышала я или просто почувствовала его присутствие, но внезапно я поняла, что за моей спиной кто-то есть, и не далее чем в трех метрах справа.

Я обернулась и поймала его в круг резкого белого света ламп, прикрепленных к передней части моего шлема.

Он взвизгнул и закрыл лапой глаза.

На миг я даже засомневалась, что это «мой» монстр. Он почернел, как хамелеон, сменивший темно-серый цвет на угольно-черный, а глаза теперь были красными. Я бы приняла его за кого-то другого, может дальнего родственника того чудовища, за которым шла, если бы не мешочек с камнями, привязанный к его черным рогам.

Увидев свет, он зарычал. Длинные клыки блеснули черным.

Я задрожала. Теперь он казался еще более страшным, чем раньше.

Я выключила передние лампочки, и он опустил конечность.

Что теперь? Почему он вернулся? Ему явно не нравилось, что я за ним иду, но, когда я потеряла его след, он вернулся за мной. Ничто в его поведении не имело смысла. Может, со временем он устанет от мешочка, болтающегося на рогах и стучащего его по затылку при каждом шаге, и решит его выбросить? Почему у него до сих пор мой свитер? Как мне пережить эту ночь? Убьет ли он меня во сне? Если я, конечно, сумею достаточно расслабиться, чтобы уснуть.

Если монстр не собирается меня убивать, то, может, попробует что-то другое? Какие чудовища выходят в этом мире по ночам? Чего мне нужно бояться? Где я смогу заснуть? На дереве?

Я хотела есть. Я устала, и у меня закончились идеи.

Монстр зарычал и вышел из тени, прошагал меньше чем в метре от меня и направился к реке.

Вздрогнув от того, что он чуть о меня не потерся, я застыла и могла только наблюдать, как качаются на его рогах мои камни.

Смогу ли я через день или два отчаяться, устать и изголодаться до такой степени, что попытаюсь схватить это существо за голову и отобрать камни? Если пройдет достаточно времени, а он все еще не попытается убить меня, я могу действительно рискнуть и решиться на такое.

Монстр остановился на илистом берегу реки и обернулся в мою сторону. Посмотрел на берег, потом снова на меня. И повторил это движение несколько раз.

Пусть он меня не понимал, но я его поняла. Он почему-то хотел, чтобы я вышла на берег.

Я взвесила варианты. На это ушла секунда. Если я не пойду, что он со мной сделает? И куда еще я могу отправиться? Я зашагала вниз по течению реки. Как только я вышла на берег, монстр прыгнул ко мне и, клацая челюстями, погнал на его середину.

А потом я с изумлением наблюдала, как он мочится, обходя меня по кругу.

Когда монстр закончил, он скользнул в ночь и растворился в темноте.

Я стояла в центре круга мочи, которая все еще исходила паром, и до меня медленно доходило понимание происходящего.

Он пометил землю вокруг меня, чтобы его запах отпугнул существ, которые могли представлять для меня угрозу, и мне хотелось надеяться, что большинство угроз этого мира окажется поменьше.

Я устала от дневных событий, вымоталась от страха и постоянного напряжения, поэтому села, вытащила один из оставшихся батончиков, сделала из плаща подушку, потом вытянулась на берегу и положила рядом МакОреол, не выключая его.

Я медленно жевала, стараясь растянуть свою жалкую трапезу, и прислушивалась к мягкому реву бурной реки.

Похоже, я все-таки нашла убежище на ночь.

Я особо не надеялась, что сон придет. Я потеряла все. Застряла в зеркалах. Мои камни пропали. Жуткий монстр подбирал мои вещи и мочой рисовал круги вокруг меня, а я понятия не имела, что делать дальше. Однако мое тело решило иначе: оно решило сегодня закончить с волнениями, и я отключилась даже раньше, чем дожевала батончик.

Очнулась я в темноте. Мой пульс бешено бился. Я была не в состоянии определить, что же меня разбудило. Я уставилась поверх темных верхушек деревьев на две яркие полные луны, которые взошли в темном небе, и попыталась сложить вместе осколки сна.

Во сне я шла по коридорам дворца с бесконечным количеством комнат. В отличие от моих снов о ледяных местах, здесь было тепло. Мне нравился дворец, его бесконечные террасы, которые выходили на сады с чудесными животными.

Я почувствовала, как он притягивает меня. Был ли он где-то в этой реальности? Был ли это тот Белый Дворец, который Король Невидимых построил для своей фаворитки?

Откуда-то издалека волки приветствовали воем восход двух лун.

Я перекатилась на бок, натянула на голову плащ и попыталась снова заснуть. Чтобы выжить завтра в этом месте, понадобится вся моя энергия.

Кто-то неподалеку взвыл в ответ на дальний вой волков.

Я рывком поднялась на своей земляной постели, схватила кинжал и вскочила на ноги.

Это был жуткий звук. Звук, который я слышала раньше, в моем мире — под гаражом «Книг и сувениров Бэрронса»!

Это был измученный вопль проклятого существа, лишенного надежды на спасение. В нем было столько отчаяния, что мне хотелось проткнуть себе барабанные перепонки, лишь бы больше никогда не слышать этого звука.

Волки выли.

Чудовище выло в ответ. На этот раз не так близко ко мне. Оно удалялось.

Волки выли. Чудовище им отвечало. Еще дальше.

Водилось ли здесь нечто хуже моего монстра? Нечто вроде твари, живущей у Бэрронса под гаражом?

Я нахмурилась. Слишком уж странным оказалось совпадение.

А может ли быть так, что «мой» монстр и был тварью из-под гаража Бэрронса? «О Боже», — прошептала я. Неужели номер IYD сработал?

Не знаю, сколько времени длился жутковатый концерт, от которого расширялись глаза и стыла кровь. Я слышала в этом плаче одиночество, опустошенность, растерянность. Что бы это ни было, я горевала о нем. Ни одно живое существо не заслуживало такой агонии.

Когда волки взвыли в следующий раз, чудовище им не ответило.

Чуть позже я услышала жуткий визг и звуки, с которыми волки погибали — один за другим.

Дрожа, я опустилась обратно на землю, сжалась в тугой комок и заткнула уши.

Я снова проснулась перед рассветом, в окружении десятков голодных глаз, которые глядели на меня из-за круга мочи.

Понятия не имею, кому принадлежали глаза. Я видела только массивные тени, которые двигались, рыскали, хищно бродили во тьме за пределами светлого круга МакОреола.

Им не нравился запах мочи, но они чувствовали и мой запах, а я определенно пахла для них едой. Я наблюдала, как одна из темных фигур нагребла задними лапами землю и листья поверх мочи.

Другие начали делать то же самое.

Черный монстр с красными глазами вырвался из леса.

Я не могла различить деталей битвы. Мой МакОреол светил слишком слабо. Все, что я видела, — это вихрь клыков и когтей. Слышала злобное рычание, которому отвечали перепуганный рык и шипение, а затем крики боли. Я слышала, как некоторые твари со всплесками бросаются в воду. Монстр двигался невероятно быстро, рвал и потрошил с предельной точностью. В разные стороны летели обрывки меха и куски мяса.

Некоторые пытались сбежать. Монстр им не позволил. Я чувствовала его ярость. Он радовался возможности убивать. Он наслаждался ею, заливая себя кровью, ломая кости когтистыми лапами.

Я зажмурилась и перестала пытаться что-то рассмотреть.

Когда наконец стало тихо, я открыла глаза.

Дикие красные глаза смотрели на меня из-за груды изувеченных тел.

Когда он снова начал мочиться, я легла на бок и спрятала голову под плащ.

36

Я проснулась сразу, как только взошло солнце, собрала свои вещи и прошла мимо остатков искалеченных тел к реке. Все, включая меня, было заляпано кровью.

Я зашла на мелководье, набрала в ладони воды и напилась, прежде чем умыться. Мне нужна была вода, и ее было много, быстрой и кристально чистой. Я все равно не могла развести костер, чтобы вскипятить ее, оставалось лишь надеяться, что после всего, что я пережила, я умру какой-нибудь более выдающейся смертью, чем просто от водяного паразита.

Помывшись, я двинулась в лес. Первым пунктом списка дел на сегодня был поиск еды. Да, вокруг валялось много мяса, но есть его мне что-то не хотелось.

Я проходила мимо трупов. Многие из них принадлежали маленьким существам, которые наверняка не представляли для меня угрозы. Они не были съедены. Их убили просто так.

Двадцать минут спустя я поняла, что за мной идут.

Я обернулась. Монстр вернулся. Он снова был серым с желтыми глазами. Мой мешочек с камнями все еще был привязан к его рогам, обрывки свитера — завязаны узлом на ноге.

— Ты IYD, верно? Номер сработал. Ты тот, кого Бэрронс держал под гаражом, и он отправил тебя меня защищать. Но ты явно не очень умен. Ты знаешь только, как убивать. Всех, кроме меня, так ведь? Ты сохраняешь мне жизнь.

Монстр, конечно же, не ответил.

Я была почти уверена в этом. После второго массового истребления я лежала без сна, ждала, когда солнце поднимется в небе достаточно, чтобы можно было пойти за едой, и размышляла о вероятностях. Только один вариант объяснял, почему монстр не убивает меня. Наверное, вчера, когда он впервые попытался на меня напасть, он учуял на мне запах Бэрронса. И этот запах удерживал его, как поводок. Я сделала мысленную пометку: не мыться слишком усердно, как бы я ни испачкалась.

— Ну и каков же план? Ты сохраняешь мне жизнь, пока он меня не найдет?

Появилась бы эта машина для убийства на Хэллоуин, если бы я связалась с IYD? Я не представляла, как бы он смог противостоять Гроссмейстеру и принцам Фейри, но, если бы я вызвала его во время беспорядков или даже сразу после них, не тратя времени на прятки в церкви, он наверняка расчистил бы мне путь и привел в безопасное место, где Гроссмейстер меня не нашел бы.

Я изучающе посмотрела на монстра. Он в ответ уставился на меня сквозь пропитанную кровью гриву. В его взгляде светилась ярость и что-то более дикое, более пугающее. Секунда у меня ушла на то, чтобы определить это «что-то». Это существо находилось в кратком шаге от полного безумия.

Это должен быть IYD. Другого объяснения просто не было. Как Бэрронс поймал эту тварь? Как он заставил монстра слушаться? Что он сделал, чтобы тварь не убила его? Каким мистическим образом? Как обычно в случае с Бэрронсом, у меня были только вопросы без ответов. Когда я наконец вернусь в свой мир, ему точно не отвертеться от ответов на некоторые из них. Теперь я знала, кто жил у него под гаражом, и хотела узнать больше.

Я рассматривала дикую морду, глаза, смотревшие с психопатической яростью, мощное тело, созданное для убийства, и понимала, что больше не боюсь. Я костями чувствовала, что это существо не собирается меня убивать. Оно разорвет и уничтожит все живое вокруг меня, будет мочиться, собирать все вещи, которые я по неосторожности оставлю без присмотра. Оно может даже хотеть меня убить, но не станет, потому что оно — IYD и его единственная задача — сохранить меня живой.

Я чувствовала себя так, словно половина тяжести всего мира свалилась с моих плеч. Я смогу справиться. У меня было оружие, о котором я не знала, — демон-хранитель. Как выяснилось, мне не нужно даже забирать камни. Бэрронс сам их заберет, когда появится. Еще четверть мира упала с моих плеч.

Я продолжила поиски еды. Монстр большую часть времени следовал за мной. Иногда что-то шуршало среди деревьев, и монстр тут же бросался туда, чтобы разорвать существ на части. Я начала затыкать уши, как только слышала шелест. Я любила животных, и мне не нравилось, что он убивает всех без разбору. Жаль, что Бэрронс не научил его отличать, кто опасен, а кто нет.

Я нашла ягоды в подлеске и орехи на низко свисающих ветвях тонких деревьев с серебристой корой. Наевшись, я постаралась набрать как можно больше сладких орехов, сделав мешочек из своей кофты. В небольшом ручье я нашла рыбью икру. Гадость редкая, но все равно протеин.

Поздним утром монстр снова погнал меня к реке, а потом начал рычать и клацать челюстями, заставляя идти против течения. Я предположила, что он действует согласно плану Бэрронса по моему спасению.

Монстр «направлял» меня несколько часов. Местность резко менялась. Лес был гуще, берег реки стал обрывистым, а к тому времени, когда монстр наконец позволил мне остановиться, я была на вершине скалистого утеса, который отвесно обрывался метров на тридцать над белыми барашками речной быстрины. Река больше не шумела, она ревела и грохотала, наполняя ущелье тихим громом.

Я вытянулась в солнечном пятне на берегу и съела половину последнего протеинового батончика. Обдумала вариант с походом в разведку, но была не уверена, что монстр мне это позволит.

Он понюхал землю вокруг меня, спустился ниже по течению и грациозно вытянулся на земле. Наверное, устал от такого количества убийств.

Мне отчаянно хотелось услышать человеческий голос, поэтому я заговорила с ним. Я рассказывала ему истории о том, каково это — расти на Юге. Рассказала, какие прекрасные планы у меня были на жизнь.

Рассказала ему, как все пошло кувырком и как я начала терять одно за другим. Рассказала, каким адом для меня стала потеря разума и воли после изнасилования и как Бэрронс помог мне прийти в себя. Рассказала даже о недавнем путешествии с В'лейном домой, в Ашфорд, о том, что я там узнала и как начала бояться, что со мной что-то не так. Я говорила ему о переживаниях, которыми никогда не поделилась бы с мыслящим существом, делилась самыми сокровенными чувствами. Я испытывала огромное облегчение от того, что могу с кем-то ими поделиться, пусть даже с безмозглым чудовищем.

Я тоже подремала и проснулась примерно за полчаса до того, как солнце ушло за горизонт и лес накрыла темнота.

Монстр поднялся на четвереньки, подошел, помочился, делая вокруг меня круг, и растворился в темноте, черный на черном, с красными глазами.

Мне «подоткнули одеяло» на ночь.

Несколько раз меня будили странные звуки. Но как только я убеждалась, что за моим кругом никто не шныряет, я засыпала снова.

Перед рассветом я проснулась от отдаленной грозы, которая двигалась в моем направлении.

В десятках метров подо мной река оглушительно грохотала, огромные волны бились о каменный утес.

Небо прорезали молнии. Гремел гром, и я приготовилась промокнуть, но гроза прошла по противоположному берегу реки и не задела меня.

Это был жуткий шквал. Гром не затихал, периодически в нем слышалось нечто вроде автоматных выстрелов. Деревья пригибались к земле. Дождь лил потоками, все на другом берегу промокло. Я была рада, что меня это не коснулось.

Наконец гроза закончилась, и я заснула.

Проснулась я от того, что чья-то ладонь крепко зажала мне рот, а сокрушительный вес чужого тела придавил меня к земле.

Я дралась, как дикое животное, била, пинала, пыталась укусить.

— Тише, Мак, — прошептал хриплый голос мне на ухо. — Замри.

Мои глаза вспыхнули. Я узнала этот голос. Это был Риодан. Но ведь я ждала Бэрронса!

— Я пришел забрать тебя отсюда, но ты должна делать именно то, что я скажу.

Я кивнула еще до того, как он закончил говорить.

— Очень важно, чтобы ты не шумела. Говори со мной шепотом.

Я снова кивнула.

Он отстранился и посмотрел на меня.

— Где… существо?

— То, которое IYD?

Он странно на меня посмотрел, но кивнул.

— Я не знаю. С прошлой ночи я его не видела.

— Быстро собирай свои вещи. У нас мало времени. Дэррок тоже здесь.

— Ты шутишь? Каким образом все меня находят? Я что, большой ходячий маячок?

— Ш-ш-ш. — Он прижал палец к моим губам. — Говори тише.

Потом поднялся, перевернул меня на живот и начал что-то искать в моих волосах.

— Лежи тихо. Ох, дерьмо.

— Что? — Это прозвучало, как тихое рычание.

— Дэррок пометил тебя. Наверняка он сделал это, пока принцы тебя имели.

— Он сделал мне татуировку?

— Рядом со значком Бэрронса. Я не могу убрать ее здесь. Пойдем.

Я перекатилась, злобно почесывая затылок.

— Куда мы идем?

— Недалеко отсюда находится — как там Бэрронс говорил, ты их назвала? — МФП. Он перенесет нас в другой мир, а там находится дольмен в Ирландию.

— Я слышала, что проклятие Крууса все испортило.

— Изменились зеркала. МФП — нет. Это статические микрокосмы.

Риодан подхватил меня под мышки и поднялся, увлекая за собой.

Я схватила его за руку.

— Как мои родители?

— Я не знаю. Я шел за тобой с Ла Ру.

— Где Бэрронс?

— Он пытался попасть в Ашфорд и добраться до Дэррока. Я был единственным, кто смог пройти, прежде чем тоннель закрылся с нашей стороны. У меня ушло некоторое время на то, чтобы найти тебя. Еще я нашел вот это. — Он бросил мне мой рюкзак. — Твое копье внутри.

Я чуть его не расцеловала! Схватив рюкзак, я быстро проверила, что в нем было, выхватила копье и погладила его. С копьем в руке я чувствовала себя персонажем из песни Тревиса Тритта — трехметровой и пуленепробиваемой.

— Существо будет атаковать всех, кто окажется рядом с тобой. На данный момент рядом с тобой нахожусь я. Я могу вывести тебя отсюда. Оно не может. Оно может только убивать. Помни об этом.

Риодан взял меня за руку и подвел ближе к реке, гораздо ближе к обрыву, чем мне хотелось бы, но я поняла, почему он это сделал. Отломившийся край был мягким, как песок, и наши шаги по нему были беззвучными. Я посмотрела на Риодана.

— Как ты меня выследил? Ты тоже меня пометил? — прошептала я.

— Я могу следовать за меткой Бэрронса. Еще одно слово, и ты полетишь вниз.

Я замолчала. Если речь идет о выживании, Риодан определенно будет спасать свою жизнь, а не мою. Интересно, почему Бэрронс ничего не сделал, чтобы защитить Риодана от монстра? Мог бы дать ему свою рубашку или что-то другое, что пахло бы Бэрронсом.

Словно прочитав мои мысли, Риодан пробормотал:

— Это его татуировка защищает тебя от атаки. Ни за какой хрен я не позволил бы ему себя пометить. Я пришел с оружием. Всю ночь я охотился за этой тварью под дождем. У меня закончились патроны. Умная сволочь.

Значит, я действительно слышала автоматные очереди!

— Ты пытался его убить? — ошеломленно выдохнула я.

Какая странная смена взглядов. Монстр защищал меня. Яростно. А теперь он мой враг?

Риодан на меня покосился.

— Ты хочешь отсюда выбраться или нет?

Я кивнула.

— Тогда держи копье под рукой, заткнись на хрен и надейся, что он меня не убьет. Я — твой выход отсюда.

Когда монстр атаковал — а я на самом деле не сомневалась, что он атакует, — он делал это с той же взрывной неожиданностью, с которой напал на вепря, просто выпрыгнул ниоткуда, повалил Риодана на землю и пустил в ход клыки и когти.

Я беспомощно наблюдала, как они перекатывались и изгибались, и ждала возможности что-то сделать. Хоть что-то.

Монстр был гораздо больше Риодана, но таинственный брат Бэрронса по оружию и сам был дикарем. Браслеты на его запястьях ощетинились ножами и шипами.

Я наблюдала за их битвой, а они разогнались почти до невероятной скорости Дэни, их силуэты казались размытыми, и за ними сложно было уследить. Я больше не могла различить, кто есть кто. Риодан казался таким же сверхъестественно быстрым, как и монстр.

Я могла заметить их только мельком, когда кто-то на миг останавливался, получив рану.

Воздух наполнился рычанием, во время драки они подкатились к краю обрыва — так близко, что я затаила дыхание и молилась, чтобы оба не полетели вниз, — потом сместились обратно.

На краткий миг я увидела Риодана, истекающего кровью от десятков ран.

Потом мелькнул мой монстр, с разорванной плотью, окровавленными и щелкающими челюстями.

Они снова превратились в смазанное от скорости пятно на краю обрыва.

Я смотрела, широко раскрыв глаза, я перемещалась с места на место, пытаясь выбрать момент и помочь. И чувствовала странную раздвоенность.

Монстр постоянно спасал мне жизнь. Он был моим диким демоном-хранителем. Он защищал меня.

Но, как сказал мне Риодан, он мог только это.

Он не мог помочь мне вернуться домой. И он уничтожит мой «выход отсюда», если сможет. Оставит меня защищенной, но потерянной. Я не могла этого допустить. Я должна была выбраться отсюда.

Я снова увидела Риодана. Монстр рвал его на части!

А потом Риодан, наверное, ранил монстра, потому что тот на секунду стал вполне различим. Прежде чем потерять свой единственный шанс, я подобралась, прыгнула и всадила копье ему в спину, туда, где должно было находиться его сердце, если анатомия монстра хоть немного походила на человеческую.

Он дернулся, повернул голову и заревел на меня.

Риодан воспользовался возможностью, загнал нож ему в грудь и дернул вверх, распарывая монстра до самой глотки.

Монстр повернул голову обратно и сильно оттолкнул Риодана к краю утеса. Я с ужасом смотрела, как тот ударяется о мягкий грунт, скользит и срывается вниз!

Думаю, я закричала, а может, я кричала уже долго, в тот день я ни в чем не была уверена.

Монстр выпрямился в полный рост, вопя от ярости и гнева, мое копье засело у него в спине.

Я затаила дыхание, когда Риодан подтянулся на несколько сантиметров над краем. Его лицо было настолько залито кровью, что я почти не видела его глаз. Как он может двигаться? Его щека была разорвана так глубоко, что я видела кость! Грудь превратилась в месиво перекрестных порезов.

Монстр пошатнулся, и я, наверное, издала какой-то звук. От облегчения, потому что видела, что он вот-вот упадет? От жалости? А может, от стыда за то, что сделала? Мои эмоции сплелись в нечто совершенно непонятное.

Он повернул голову и посмотрел на меня в упор. В желтых глазах было выражение, которое заставило меня охнуть.

На отвратительный, словно растянувшийся во времени миг я могла бы поклясться, что вижу в его глазах упрек за предательство, неверие в то, что я оказалась такой двуличной, словно мы с ним заключили какой-то договор, какой-то пакт. Он смотрел на меня с упреком, желтые глаза светились ненавистью к моей измене. Он запрокинул голову и завыл с отчаянием и скорбью, мучительным воплем горя и безумия.

Я закрыла руками уши.

Он шагнул ко мне. Я не могла поверить, что он все еще может стоять, со всеми его ранами.

Когда он сделал второй шаг, Риодан ухитрился подняться на ноги, броситься на спину монстра, обхватить его рукой за шею — и перерезать глотку.

— Выбирайся на хрен отсюда, Мак! — прорычал он.

Чудовище, обливаясь кровью, выгнулось назад, всадило в Риодана когти и швырнуло его через край.

— Нет! — завопила я.

Но Риодан уже исчез, пролетев десять метров и погрузившись в дикую реку.

37

Я застыла, тупо глядя на монстра с искалеченным телом и перерезанной глоткой.

Он все еще стоял.

Мне было одновременно жарко и холодно, я дрожала. И чувствовала себя словно в странном лихорадочном сне, кошмаре, из которого не выбраться. Я постепенно теряла связь с окружающим миром, превращалась в камень, отрешалась от всего.

Монстр попытался шагнуть ко мне. Упал на одно колено и посмотрел на меня снизу вверх. Задрожал и рухнул на землю мордой вниз.

Мое копье торчало у него в спине.

Лес замер в тишине и неподвижности.

Я смотрела, как кровь монстра заливает землю, и без эмоций, отстраненно оценивала ситуацию, в которой оказалась.

Риодан был мертв.

Никто не смог бы выжить после такого падения — даже если бы он смог оправиться от ран, что и без того было маловероятно.

Монстр тоже был мертв — или очень близок к этому — и лежал в быстро растущей луже крови.

Я потеряла возможность выйти отсюда.

Я потеряла защитника.

Где-то в этой реальности за мной охотился Гроссмейстер, выслеживая меня по магическому значку, который он оставил на моей голове.

Где-то в этой же реальности находился МФП, в котором был дольмен, способный отправить меня обратно в Ирландию. К сожалению, я понятия не имела, ни какой это МФП, ни в каком он направлении, ни сколько таких порталов может оказаться в этом мире.

Мой мешочек с камнями все еще был привязан к рогам монстра, остатки моего свитера все еще висели на его ноге. Когда он умрет, я заберу камни. Это был своеобразный плюс на моей могильной плите, потому что я не видела в них того, чем они были, — лодочками, медленно плывущими в ад.

Монстр издал булькающий звук и безвольно осел.

Я выждала несколько секунд, подняла палку, осторожно шагнула вперед и ткнула в него.

Никакой реакции. Я ткнула сильнее, потом поддела его ногой.

Затем подергала копье, застрявшее у него в спине. Снова никакой реакции.

Он определенно был мертв.

Я села рядом на корточки и начала отвязывать мешочек, и тут внезапно его рога стали мягче и растаяли, стекая маслянистыми ручейками по окровавленной голове.

Я сдернула мешочек с его спутанной гривы.

Форма его головы начала меняться.

Гребни и клыки исчезли.

Спутанные пряди стали волосами.

Я отшатнулась, споткнувшись, и замотала головой.

— Нет, — вырвалось у меня.

Он продолжал меняться. Серая кожа посветлела.

— Нет, — настойчиво повторила я.

Но мое отрицание ничего не значило. Трансформации продолжались. Рост уменьшался. Исчезала лишняя масса. Он становился тем, кем был.

Тем, кем он был все это время.

У меня началась гипервентиляция. Я припала к земле, раскачиваясь в позе горя, которая была древнее самого времени.

— Нет! — закричала я.

Я думала, что потеряла все.

Я ошибалась.

Я смотрела на того, кто лежал мертвым на лесной подстилке.

Того, кого я помогла убить.

Вот теперь я потеряла все.