Магия Голоса

Глава 2 БОРЬБА С ДЕПРЕССИЕЙ

Чуть слышно скрипнула дверь. Сердце тревожно сжалось в груди. Неужели Лазарэль вернулся? Нет, это невозможно, бросить отряд дозорных нельзя. А никто другой в чужой дом без приглашения зайти не может, магическая защита не пустит. Ой! А защиту-то надо было бы снять, иначе как забрать для погребения мое тело, через три дня?

Кто же там? Пожалуй, преодолеть чужое запирающее заклинание, не зная плетения, могут не многие, я уверена только в трех самых сильных магах — это ректор Академии Зоровадэль, мой отец Эдмунизэль и мой брат Александрэль.

На пороге комнаты остановилась… мама.

— О-о-о-х! Еваниэль! Как ты сюда попала?! И зачем пришла? Ведь ты же видела белый флаг? По традиции, у меня есть три дня, и никто не должен меня в это время беспокоить. А ещё и один день не прошёл! — слабым, перетруженным и слегка хрипящим голосом озвучила я своё удивление, разочарование и возмущение.

— Защитное заклинание снял Эдмунизэль, а я пришла узнать, что ты задумала? — голос Еваниэль был доброжелательный, заботливый и без притворства спокойный, несмотря на ситуацию, из ряда вон выходящую. Она, что, не верит в серьезность моих намерений?

— А разве ты не поняла это по траурному флагу на крыше? — с раздражением ответила я. Ну, спрашивается, зачем задавать вопрос об очевидном?

— Нет, не поняла. Потому что, чтобы уйти из жизни таким способом надо прожить минимум лет семьсот-восемьсот. Во всех других случаях смерть эльфа возможна только от тяжёлых физических травм не совместимых с жизнью, от сильнодействующих ядов, или запредельного истощения магического резерва с использованием и разрушением собственной ауры, что возникает крайне редко, в чрезвычайной, насильственной ситуации.

Так вот в чём дело! Оказывается, я напрасно пыталась остановить своё сердце.

— Я этого не знала, — тяжело вздохнув, неохотно призналась я. — Никто, никогда, в моем присутствии, не обсуждал вопросы добровольной смерти эльфа.

Еваниэль прошла в комнату и присела рядом со мной на диван. Как всегда, она обалденно приятно пахла Лесными Жемчужинками, и этот родной, с детства знакомый запах чуть-чуть ослабил мое внутренне напряжение. Она погладила меня по голове и, наклонившись, поцеловала в нос. Вообще-то эльфы не любят ничьих прикосновений, но мама не эльфийка, у неё свои представления, что хорошо, а что плохо, и в нашей семье мы привыкли к частому телесному контакту. От её ласки, горькие слёзы опять наполнили мои глаза.

— Давай, детка, расскажи мне, что случилось. Один ум хорошо, а два лучше. Вместе мы обязательно найдём наилучший выход из любого положения, — серьезно сказала она.

И столько уверенности я услышала в её голосе, что невольно подумала — и правда, чего я раньше-то с ней не посоветовалась? Стыдно? Так теперь ещё стыднее!

Несмотря на очень молодой возраст моей матери, из-за которого мы воспринимались почти как ровесницы, она, благодаря другой, иномирской, физиологии, родила нас, своих детей, очень рано. Но, мы, никогда не воспринимали её как подружку. Она всегда была для нас безусловным авторитетом. Мы безоговорочно принимаем её старшинство, мудрость, превосходство во всём, гордимся ею и тем, что мы её дети. Впрочем, и к отцу мы испытываем аналогичные чувства, но это-то и понятно, ему уже почти двести пятьдесят лет, и он один из самых сильных магов в Эльфийском Лесу.

Где были мои мозги? Почему я не хотела с Еваниэль обсудить свои возникшие проблемы? Что за крокодилье упрямство на меня накатило? Неужели, и правда, половое созревание и гормональная буря его сопровождающая, заглушают здравый смысл?

Еваниэль взяла меня за руку, ласково поглаживая большим пальцем моё запястье, кажется, влила в меня немного Силы и поторопила:

— Ну, рассказывай.

И как будто плотину прорвало. Я, то морщась от недовольства собой, то плача от жалости к себе, то сжимая кулаки от злости на Лазарэля, подробно рассказала ей всё о том, как протекала моя семейная жизнь. Как я одновременно любила и ненавидела, притворялась внешне послушной, при этом, временами, сгорая от бешенства внутри. И к чему всё это, в итоге, привело.

Закончив свой рассказ, я внутренне сжалась, ожидая заслуженного упрёка, что меня об этом предупреждали и пытались удержать от неверного, необдуманного, поспешного шага.

Но, как всегда, Еваниэль поступила неожиданно. Удивлённо вскинув брови, она спросила:

— А почему ты выбрала такой печально нелепый выход из положения? Логичнее было бы порадоваться, что ты получила важный и полезный жизненный урок. Осмыслила свои ошибки и в будущем их уже не совершишь, тем самым построив свою дальнейшую жизнь более правильно и гармонично. Ты такая красивая, умная, смелая, а теперь ещё и более опытная, у тебя всё впереди, и всё в твоих руках.

— Эх, Еваниэль, это ты красивая, умная, смелая. А я, может быть и красивая, может быть и смелая, но не умная, — горько возразила я, вытирая ладонями слезы. — Тебе, вообще, не повезло с дочерьми. Каждая из нас с дефектом. Вот и Алинаэль — и красивая, и умная, но не смелая.

Еваниэль в ответ весело засмеялась:

— Не могу с тобой согласиться. Дочери у меня самые лучшие, каких только можно пожелать. Просто, вы ещё не выросли, и пока, временами, просматривается не ум, а начитанность, как у Алинаэли, не смелость, а авантюризм, как у тебя. Но я уверена, у вас всё впереди. Каждая из вас будет достойнейшей из достойных. Поверь мне, ты ещё встретишь своего мужчину, настоящую любовь, и будешь счастлива. А сейчас, собирай-ка свои вещи, и пойдём домой. Эдмунизэль нас уже, наверное, заждался у порога.

— Я не могу… мне стыдно. Что обо мне подумают и будут говорить окружающие? И по-поводу моего скоротечного замужества, и по-поводу траурного флага на крыше? Я приобрету славу демонстративной, истеричной дуры.

— Об этом можешь не беспокоиться, Эдмунизэль снял твой флаг через пять минут после того, как ты его вывесила. Так что, никто его не видел.

От удивления я широко раскрыла глаза:

— Как же он об этом узнал? И почему тогда ты сразу не пришла ко мне?

— Я знала, что у тебя не всё в порядке, и хотела поговорить с тобой. Пришла повидаться, сразу же, после ухода Лазарэля в Дозор. Ты не вышла ко мне на сигнал посетителя, и я забеспокоилась, чувствуя, что ты-то в доме. Позвала Эдмунизэля. Когда мы с ним, уже вдвоем, подошли к твоему дому, то увидели, как ты выбралась на крышу с белым флагом. А сразу я к тебе не зашла, чтобы дать тебе время осмыслить происходящее. Я даже надеялась, что ты и сама, к исходу ночи, решишь снять флаг. Да вот, не утерпела, пришла раньше.

— Еваниэль, спасибо тебе за деликатность, доброту и понимание, но я, и в самом деле, не хочу жить. У меня это не получается так, как мечталось. А по-другому я не согласна, — не смогла я удержать хладнокровное выражение на лице, и не справилась со скорбной гримасой, думая о том, как это всё-таки печально, что жизнь потеряла для меня ценность, ещё толком не начавшись, когда я даже совершеннолетия не достигла.

— Ивануэль, давай поговорим об этом дома, в родных стенах, после того как ты попьёшь, поешь, поспишь и восстановишь резерв Силы. Ладно?

После этих слов в животе у меня предательски заурчало, и я с грустью подумала, что тело моё, в отличие от души, умирать явно не хочет.

— Ладно, — согласилась я, с тяжелым вздохом.

В конце концов, и правда, я могу подумать обо всём, ещё раз, завтра, в своей родной комнате. И окончательно решить, что же мне делать.

Я встала с дивана, пошатываясь от слабости. Заколола мокрые от слёз, волосы. Начала собирать свои вещи, принесённые ещё из родительского дома, твёрдо решив, что не возьму ничего из подаренного Лазарэлем. Но двигалась я так медленно и неуклюже, что Еваниэль была вынуждена включиться в этот процесс.

Когда четыре больших сумки были собраны, Еваниэль пошла за Эдмунизэлем. Опять всё сжалось у меня в груди от тревоги, перед встречей с отцом. Что я ему скажу? Наверное, чувство стыда и вины будут теперь всегда со мной.

Но говорить, к моему облегчению, ничего не пришлось. Эдмунизэль подошёл ко мне, обнял, прижал к груди, погладил по спине. Поцеловал в макушку, ни слова не сказав и не спросив, отпустил меня. Подхватил две сумки и, так же молча, двинулся к выходу. Мы с Евануэль, тоже, взяли по сумке, и пошли за ним. Около двери я на секундочку задержалась. Сняв с руки брачный браслет, аккуратно положила его на полочку.

Была ещё ночь. Темно. Только звёзды мерцают в небе, даря свой слабый свет. Хорошо, что идти недалеко. Может быть, нас никто не увидит, избавив меня от дополнительного стыда.

Когда пришли домой, Алинаэль, которая в отличие от Александрэля, жила с родителями, не вышла из своей комнаты, видимо ментально ощущая, что я не готова сейчас к встрече и каким-либо разговорам. И я была благодарна ей за эту деликатность. Сейчас, мне никого не хотелось видеть. А завтра, я наберусь мужества и поговорю с ней, рассказав о своей глупости и своих невзгодах.

Еваниэль заставила меня поесть, хоть еда казалась мне безвкусной, и выпить целый кувшин укрепляющего и успокаивающего отвара, а затем отправила спать.

Осмотревшись в своей комнате, отметила, что здесь ничего не изменилось, пока меня не было. Неужели они знали, что я вернусь? Вот, даже тетрадь со стихами для песен лежит на столе. А ведь я, за время своего неудачного замужества, не написала ничего нового. Почему? Ведь столько сильных и разных эмоций за это время испытала. Может быть, из-за того, что Лазарэлю этого от меня не было нужно. Он не поощрял, ничего не ждал. А больше я, практически, ни с кем не общалась. Раньше-то, всё время, или родители, или сестра, или брат, или музыканты, или фанаты-поклонники теребили меня вопросами:

— Ну, ты написала что-нибудь новенькое? Когда можно послушать?

С этими невесёлыми мыслями я уснула.

На следующий день и во все последующие, я не хотела выходить из своей комнаты и не хотела ни с кем общаться. Формально, односложно отвечала на вопросы. Утром, механически, чтобы не возникало лишних разговоров, умывалась, одевалась, что-то ела, а потом, большую часть дня, лежала в кровати, в какой-то полудрёме. Потеряв представление о времени, ни о чём не думая, ни о прошлом, ни о будущем, я, не испытывала никаких желаний и чувств, как будто что-то, действительно, умерло во мне.

Всё изменилось, кажется, дней через десять, когда в мою комнату, решительно нарушая моё личное пространство, вошёл Эдмунизэль. Я, как всегда, лежала в кровати, свернувшись в комочек, в позе эмбриона.

Придвинув кресло ко мне ближе, Эдмунизэль сел в него и сказал:

— Детка, сядь, пожалуйста, и послушай меня внимательно.

— Слушаю, — неохотно отозвалась я, перестав притворяться спящей, подтянулась вверх и села, прислонившись к спинке кровати.

— Эльфам, да и степным оркам, хотя бы небольшому их числу, очень нужна твоя помощь.

Я недоумённо округлила глаза. Это какая-то бессмысленность, несуразность! И слышать ее от отца было удивительно.

— Начну издалека, — продолжил Эдмунизэль. — Ты ведь знаешь, что Дар некроманта, которым обладает Петрос, абсолютно чужд эльфийской магии. В отличие от нашей магии Жизни — это, недоступная нам, орочья магия Смерти. Мы, вообще, даже не сразу поняли, что это такое. Здесь, в Эльфийском Лесу, Петросу никто не может помочь развить его Дар и хоть чему-то обучить. Поэтому мы с ним решили, что помощь в этом вопросе ему могут оказать только шаманы орков.

Все знают, что три года назад я отправил Петроса на орочий материк в надежде, что он сумеет, замаскировав своё эльфийское воспитание, получить знания о своём Даре, хоть это был очень большой риск для его жизни. И мало кто знает, что гораздо более важной задачей, стоящей перед Петросом, было — подробно разведать о жизни орков в Степи, о том, что они знают об эльфах, и нет ли у них захватнических планов в отношении нас. А ещё, попытаться выкупить и переправить к нам, в Эльфийский Лес, хоть какое-то количество рабынь-орчанок и их детей. Ты же знаешь, как нас мало, и как мы остро нуждаемся в большем количестве рождающихся детей, пусть даже от орчанок. И испытываем большую потребность в рабочих руках, чтобы развиваться и двигаться вперёд. И заинтересованы в воинах, способных обезопасить нашу жизнь.

К счастью, Петрос не только выжил среди орков, но и сумел стать в Орочей Степи учеником шамана, в одном из небольших кланов. За эти три прошедших года, он дважды возвращался домой на короткий срок, чтобы отдохнуть и поделиться важной для нас информацией. Помнишь, в своё первое возвращение он показывал тебе, как камлают шаманы, используя бубен, пляски и заклинания? Ты, тогда, кое-что из увиденного даже включила в свою музыкальную программу.

— Конечно, помню, — согласно кивнула я, с вдруг проснувшимся интересом к рассказу Эдмунизэля.

— В своё второе возвращение, он пришёл не один, а привёл с собой молодую орчанку, которая, в Степи, была приговорена к жертвоприношению, и Петрос сумел спасти ее от смерти.

— И это я помню, — подтвердила я, совершенно не понимая, к чему он клонит.

— Пока ты была отгорожена от всего мира своим замужеством, мимо тебя прошли подробности недавнего, третьего, возвращения Петроса. Кроме двух орчат, он принёс страшный рассказ о том, что клана, в котором он жил эти три года, больше нет. Что в Орочей Степи, из нескольких объединённых кланов, под предводительством сильного и свирепого Владыки, сформировалась Большая Орда. Так орки называют огромный клан кочевников, обитающий на северо-западе орочьего материка. Существует он за счёт беспрерывных, жестоких нападений на свободные кочевые кланы, безжалостно их грабя, и угоняя в рабство побеждённых. А также, за счёт дани, которой облагаются те кланы орков, которые не оказывают вооружённого сопротивления, готовы подчиниться и признать над собой власть Владыки. Жизнь разумного, в Орочей Степи, ничего не стоит. Сильный убивает слабого, считая это доблестью. Ценность детей и женщин так мала, что многих из них приносят в ритуальную жертву, или убивают, чтобы избавиться от лишнего рта, или они и сами умирают от голода. В Степи нет такого изобилия пищи, как у нас в Лесу, а население многочисленно.

От рассказа Эдмунизэля мою апатию как рукой сняло. От ужаса услышанного мурашки поползли по телу. Но не страх, а протест рождался в душе, будя спавшие эмоции, вызывая знакомое, так раньше свойственное мне, стремление действовать. Как можно убить разумного? А держать в рабстве? А не дорожить детьми? Это какое-то отвратительное изуверство.

— Мы можем это как-то исправить? — с надеждой спросила я, охваченная решительным желанием помочь несчастным и наказать виновных.

— Давай смотреть правде в глаза. Во-первых, мы не обладаем для этого достаточной силой. Даже, несмотря на то, что все мы, эльфы, владеем магией, а у орков — только единицы. Но нас слишком мало. Нам с нашими-то проблемами, защиты от хищников и возможной экспансией орков, непросто справиться. Во-вторых, не суди о степных орках, даже угнетённых рабах, по нашим лесным оркам. Те орки имеют совсем другой менталитет, они воспитываются в преклонении перед силой, жесткой властью, безжалостной жестокостью. Любое проявление доброты и милосердия они воспринимают, как постыдную слабость, это вызывает у них стремление подавить, продемонстрировать на чьей стороне сила и, тем самым, самоутвердиться за счёт более слабого.

Нет, мы не сможем ничего изменить в Орочей Степи. Для нас главное — не допустить их в Эльфийский Лес, и желательное — получить хоть сколько-нибудь орочьих детей, из тех, что обречены на смерть. Их-то мы и воспитаем в наших традициях, тем более, у нас есть такой опыт, и он положительный. Все мы видим, что наши орки, в свое время приведенные из Степи в Лес, выросли достойными разумными. Хоть они и отличаются от эльфов отсутствием у них магии, большей эмоциональностью, несдержанностью и повышенной агрессивностью. Но, при этом, орчанки стали отличными жёнами и матерями, рождающими в смешанных с эльфами браках слабоодаренных магией мальчиков-эльфов и девочек-полукровок. А орки-мужчины — прекрасные воины, считающие Лес своим домом, готовые защищать и себя, и нас от любых опасностей.

Есть ещё одно заметное отличие даже наших, лесных, орков от эльфов. Они равнодушны к искусствам и окружающей нас красоте. Их не привлекают ювелирные украшения, изысканная мебель и интерьеры, декоративные сады, красивые ткани и одежда. Они испытывают страстный интерес только к оружию, рукопашной борьбе, охоте, различного рода азартным соревнованиям и… музыке и танцам.

Вот мы и подумали, что ты, со своим Даром и со своей музыкальной группой, можешь стать нашим оружием массового поражения орков.

— А «мы» это кто? — перебила я Эдмунизэля, удивленная его словами, и все еще не понимая, что он от меня хочет.

— «Мы» — это Совет Старейшин, который долго думал, что делать, если не имея возможности решить поставленную задачу силовым путём, то как ее решить с помощью хитрости и магии. Хотя, надо признать, что при принятии этого решения, Королева была против него. И Королева, и её сторонники, которых немало среди эльфов, выступают за чистоту нашей крови, и смешение её с орочей вызывает у многих протест. Да и само присутствие орков среди нас, кажется некоторым чудовищной ошибкой. Привыкнув считать орков исконными врагами, безобразными внешне и кровожадными по своей сути, немало эльфов игнорируют все положительные моменты связанные с теми из них, кто рос и воспитывался в Эльфийском Лесу. Но, как я считаю, более здравомыслящие понимают, что без вливания новой крови, мы обречены на вымирание.

— Ну, а при чём тут я? — в целом согласная со всем этим, но уже теряя терпение, недоумевала я.

— Если ты, в компании своих музыкантов и всех четырёх наших лесных орков-мужчин, не приближаясь близко к Большой Орде, пройдёшься с концертными выступлениями по небольшим кланам, обитающим на южных окраинах Степи, то, возможно, вы сможете, с помощью твоего Дара и необычной музыки, расположить орков к себе. Добьётесь их доверия, ослабите бдительность. А дальше, либо используя твой Дар, либо в виде обмена, либо в виде оплаты, либо даже обманом, постараетесь добыть для нас орочих детей-рабов, а может быть, и несколько орочанок. Затем, их нужно переправить на наш материк. Если это удастся, это будет существенная помощь в решении главной проблемы нашей расы — катастрофически низкой рождаемости. И это надо делать сейчас, потому что когда Владыка Большой Орды возьмёт под свой контроль всю Орочью Степь, такая вылазка станет невозможной.

— Подожди, — перебила я Эдмунизэля, не в силах до конца осознать услышанное, — даже если предположить, что нам удастся заполучить несколько орчат в каком-нибудь клане, нам что, тащить их за собой в другой, следующий, клан? — с трудом представляя себе такой вариант, уточнила я.

— Нет. С каждой добытой партией, даже если это будет всего один ребёнок, надо возвращаться к переправе через пролив Океана. Как только ты, по амулету связи, подашь сигнал, что вы ждёте на том берегу, с нашей стороны к тебе отправится плот с воинами Дозора, чтобы забрать детей.

— По-моему, вы переоцениваете мои возможности, — уже постепенно загораясь этой идеей, хотя и сомневаясь в реальности выполнения такой задачи, высказалась я.

— Сейчас ты, конечно, не готова к этой миссии, — согласно кивнул Эдмунизэль. — Но я уверен, что если тебе дать время на подготовку, чтобы ты написала соответствующие поставленной задаче тексты песен на орочем языке, музыку к ним, отрепетировала их со всеми своими музыкантами, то есть все шансы добиться успеха. Хоть, не скрою, риск огромен.

— Как это — со всеми музыкантами?! Разве Рон тоже отправится с нами? Он же гном! Орки, увидев его, сознание потеряют! Да и Повелитель гномов его не отпустит!

— Гном на орков произведёт не большее впечатление, чем ты или Такисарэль, но это и неплохо. Пусть видят, что разумные могут выглядеть по-разному, но это не мешает им общаться, понимать друг друга, дружить, уважать и поддерживать. А что касается Повелителя, то он уже дал своё согласие на поход Рона к оркам. И я уже передал Рону, ментально, знание орочего языка. Ему осталось только тренироваться в орочем произношении. Кстати, тебе с Такисарэлем тоже надо этим заняться, вряд ли вы с ним уделяли этому большое внимание, когда учились в Академии.

— Ты чего, так был уверен, что я соглашусь? — не переставая удивляться, но, чувствуя, как рождается азарт и желание действовать, спросила я.

— Да. Ни секунды не сомневался в твоей доброте, смелости, ответственности и, в то же время, стремлении к оправданному риску. Я сомневался в себе, в том, что смогу побороть свои страхи за тебя, и отпущу, к Титануру в пасть! Но мне достойным примером стал Повелитель гномов, который уверен, что его внук заслуживает доверия и справится с этой миссией.

— Хорошо, я согласна, — чувствуя, как от предвкушения такой предельно опасной и грандиозной задачи, от того, что я снова вернусь к друзьям, музыке, своему Дару, начало быстрее биться сердце. — Сколько времени у меня есть на подготовку? — уточнила я, сдерживая жгучее желание вскочить, и, прям сейчас, мчаться и что-то срочно делать.

— Хорошо бы уложиться в полгода. А пока ты с Роном, Такисарэлем и Маркусом будете готовить свою музыкальную программу, Петрос вновь вернётся в Степь. Но теперь, он пойдет не один, а с Жакосом и Доркусом. Петрос поможет им хоть как-то адаптироваться на исторической родине, в кругу кровных сородичей. Когда они, через полгода, вернутся сюда, домой, то, немного отдохнув, опять отправятся к оркам, теперь уже вместе с вами, в качестве вашего охранного сопровождения. А я, все это время, отведенное на тщательную подготовку, буду думать, чем и как вооружить вас в этом походе и готовить для вас подходящую экипировку.

Да, теперь я знаю точно, что лучший способ борьбы с депрессией, тоской, печальными мыслями, бессмысленной рефлексией и самокопанием с умственной жвачкой — это с полной отдачей заняться интересным и нужным делом.

Я с радостью вернулась к утренним тренировкам со стрельбой из лука по движущимся мишеням, плотному вкуснющему завтраку, сочинению новых текстов песен на орочем языке и новых мелодий, где доминирует ритм. Всё это, в первой половине дня, до сиесты. Во время сиесты, когда оба солнца в зените и стоит жара, вся семья собирается дома. Я, пользуясь этим, охотно общалась с родителями. С братом, который занимался кропотливой работой по созданию амулетов связи для участников предстоящей миссии, и учил меня ими пользоваться. С сестрой, которая разрабатывала эскиз кареты, внешне полностью имитировавшей орочью кибитку, на которой мы, со своими вещами и музыкальными инструментами, будем передвигаться по Орочей Степи. А после сиесты я спешила в Королевский Парк, где меня ждали Рон, Такисарэль и Маркус, для репетиции новых песен, с эмоциональными спорами, ссорами и примирениями. Когда же возникал «творческий кризис», я бегала к Грансимэлю за советом и поддержкой, в чем Учитель мне никогда не отказывал. Возвращалась домой уже ночью. Кое-как перекусив, я, только донеся голову до подушки, проваливалась в глубокой, безмятежный сон.

О том, что совсем недавно я пережила с Лазарэлем, старалась не вспоминать, боясь вновь погрузиться в пучину фрустрации и самоуничижения. Знаю, что на самом деле всё это следует обдумать, проанализировать, сделать, так сказать, полезные выводы. Но для себя решила, что займусь этим позже. Когда не будет так больно об этом вспоминать. Тем более, что когда вернётся из Дозора Лазарэль, все равно, как бы я не страшилась встречи с ним, мне придётся объясняться и мотивировать наш разрыв.

Наверное, из-за того, что я была так увлечена и занята важным для меня лично и для всех эльфов делом, мне стало совершенно безразлично общественное мнение по поводу моего возвращения в дом родителей. И когда кто-нибудь начинал меня об этом расспрашивать, я коротко отвечала, что жить вместе с Лазарэлем мне не дают наши с ним неразрешимые противоречия в вопросе — о роли женщины в жизни мужчины. Эта загадочная формулировка поначалу ставила всех в тупик и я, пользуясь этим, быстренько смывалась, не желая никого посвещать в подробности нашей совместной жизни и давать дополнительную пищу для сплетен.

Когда, первый раз, я пришла с визитом, к каждому по отдельности из членов нашей музыкальной группы, и попросила их всех собраться в традиционном для нас месте встречи, на Концертной Поляне, в Королевском Парке, они встретили меня настороженно. Я чувствовала их заслуженную обиду на меня. Ещё бы, почти год мы практически почти не виделись, а в редкие встречи я, боясь вызвать ревность Лазарэля, держалась отстранённо и формально.

Во время моей первой совместной встречи с музыкантами, я, прежде чем говорить о деле, усадила их всех на концертном помосте и, усевшись сама перед ними, признавая свою вину, подробно и честно рассказала им, как жила это время. Даже о траурном флаге рассказала, краснея от стыда и стараясь, чтобы эта часть рассказа звучала иронично, тем самым давая им понять, что теперь осознаю, как это было глупо.

Рон, представитель молодого поколения гномов. Его поколение, с самого рождения, стало использовать в пище растительные добавки с биологическими активными веществами, в виде зелий и эликсиров, закупаемых у эльфов. Понимание необходимости и полезности этого для их здоровья, сумела донести до сознания гномов Еваниэль, когда добилась более тесных контактов между нашими расами. Поэтому Рон немного выше ростом и чуть менее массивен, чем предыдущие поколения его сородичей. Но, как и они, имеет мясистые черты лица, зеленоглаз, краснокож, рыжеволос, кудряв, волосат, лопоух, басовит, пузат, короткорук и коротконог, имеет квадратную фигуру и очень силен, несмотря на небольшой рост. Из-за того, что Рон провёл много времени в Эльфийском Лесу, и в процессе лечения, от какого-то заболевания кожи, на него многократно воздействовали Целительской магией, он хорошо переносит открытые пространства и солнечный свет. Хотя, конечно, ворчит на свою жизнь в Лесу и с ностальгией вспоминает родное поселение внутри гор. В отличие от большинства гномов, и это тоже результат влияния жизни среди эльфов, Рон сбривает растущую на лице гномов-мужчин бороду, но не соглашается при этом удалить ее навсегда с помощью магии, объясняя это тем, что когда он вернется в Гномьи Горы, его без бороды засмеют.

Упрямые гномы всегда, кроме официальных встреч, сокращают наши эльфийские имена на свой, гномий, манер, до трёх звуков. И вот, как все гномы, прямолинейный, лишённый деликатности и чувства юмора, выслушав меня, Рон пробасил, почесывая свой живот:

— Ива, ты сама виновата, что Лазарэль с тобой не считался. Надо было протестовать активнее и доходчивее. Сковородкой по голове! И все дела!

Маркус — огромный орк. Высокий, с очень широкими плечами и узким тазом, толстой шеей, мощными шестипалыми руками и ногами, сплошь перевитыми мышцами. Его тело напоминает перевёрнутый вершиной вниз треугольник. Гладкая, толстая, прочная, серо-коричневого цвета кожа, сзади имеет узкую дорожку покрытую волосками, которая начинается от шеи, бежит вдоль позвоночника, переходит на гибкий хвост и заканчивается коротковолосой кисточкой на конце. Длинные, черные волосы на голове, все наши лесные орки коротко стригут. Выраженные надбровные дуги, густые брови и длинные ресницы прячут глубоко посаженные, темные глаза с вертикальным зрачком. Черты лица крупные — большой нос, большой рот и широкие губы. Нижняя челюсть выдвинута вперед и из-под нижней губы выглядывают кончики пары клыков, которые придают всем оркам свирепое выражение лица. Он всегда в движении, либо приплясывает, либо прищёлкивает пальцами, либо размахивает или за что-нибудь цепляется своим хвостом, который использует как третью руку. С потрясающим чувством ритма и невероятной пластикой движений, выразительной подвижной мимикой, он, среди нас, самый весёлый, всегда улыбающийся, неунывающий и немного наивный.

— Крошка, почему ты не пожаловалась нам? Мы бы сообща сумели убедить Лазарэля, что он не прав. Из-за него тебе и нам стало скучно жить, — и, потрясая огромными кулаками над головой, с грозным выражением на лице, воинственно прорычал: — Это несправедливо!

Такисарэль, типичный эльф с изящной, гибкой, грациозной фигурой в виде перевёрнутой трапеции, в которой все пропорционально. Волос нет нигде. Очень светлая, распространяющая легкое сияние, чистая, тонкая, без изъянов, упругая кожа не образующая морщин. Длинные руки и ноги с узкими ладонями и ступнями. Вытянутые острые уши, длинная шея, большие фиолетовые глаза, правильные, соразмерные черты лица. При редкой улыбке обнажаются белоснежные зубы, с чуть удлиненными верхними клыками. Несмотря на жилистую субтильность, свойственную всем эльфам, он пластичен, ловок и силён. Глядя на него, кажется, будто скульптор лепил идеальный образец мужской красоты. Сдержанный, с гипомимичным лицом, ироничный, с нехарактерной для эльфов терпимостью и снисходительностью к другим, что позволяет ему легко удерживаться в нашей необычной компании. Он обладает магией Жизни, а конкретно Даром Природы. И ещё имеет Ментальный Дар, который позволяет ему улавливать тончайшие нюансы в настроении и мотивах поведения окружающих, и даёт возможность, в том числе, управлять животными.

— Зеленоглазка, а тебе не приходило в голову, что твой Дар не только твой, но и достояние соотечественников, и у тебя нет морального права их его лишать?!

— Парни, извините, я исправлюсь, — искренне покаялась я, стыдясь и пряча глаза.

— Ладно, прощаем, — с улыбкой, скаля клыки, сказал Маркус.

— При условии, что больше такого не повторится, — хмуря брови, уточнил Рон.

— И ты всегда будешь с нами откровенна, если возникают проблемы. Ведь мы же друзья, а не посторонние, — с бесстрастным лицом добавил Такисарэль.

— Согласна! — радуясь их снисходительности, ответила я. — Ну, а теперь к делу. Вы ведь уже знаете, какое задание Совета Старейшин нам предстоит выполнить? — и, получив согласные кивки, предложила: — Давайте подумаем, что надо изменить в нашем репертуаре, учитывая, что теперь мы будем выступать для орков и на орочем.

Надо сказать, что думать было над чем. Мы уникальная группа, никто в нашем Мире не исполняет ничего подобного, и как это будет восприниматься неподготовленными слушателями, большой вопрос. Не хотелось бы добиваться желаемого эффекта только с помощью моей магии Голоса. Мы всегда стремимся, чтобы наши песни и музыку, с большим или меньшим успехом, мог повторить любой желающий, чтобы она воспринималась близкой, желанной и доступной многим.

В нашем квартете диапазон голосов и стиль пения очень разнообразны.

Я пою бархатным, насыщенным, волнующим, глубоким, грудным, нехарактерным для эльфиек низким контральто. Предпочитаю, певучий стиль кантилена, и во время выступления обычно, слегка пританцовывая, постукиваю в бубен.

Такисарэль — тенор, поющий высоким, мягким, задушевным, немного звенящим голосом и охотно использующий в своём исполнении художественный свист. Он всегда неподвижен, сидя на скамеечке за своим кофаром, струнным щипковым музыкальным инструментом.

Маркус, обладая густым, роскошным, сильным баритоном, вызывает неподдельный восторг декламационным стилем исполнения, используя ритмичный речитатив. Он активно, необычайно пластично двигается вокруг своих барабанов, стуча одновременно тремя палочками, две в руках, а третью удерживая хвостом.

Рон со своим ярким, сочным, объёмным, тяжёлым басом научился агрессивно звучащему экстремальному вокалу, овладев гроулингом — в виде брутального, басовитого рычания при сильном выдохе воздуха из низа живота, и скримингом — в виде хищного, воинственного, хрипящего крика. Его пение производит на слушателей неизгладимое впечатление, вызывая мурашки на теле, но из-за того, что рот Рона большую часть времени занят мундштуком трубы, услышать его голос удаётся нечасто, что делает его ещё более ошеломляющим.

Вот, всё это уникальное разнообразие мы стремимся спаять в единую, целостную, вокально-инструментальную, гармоничную историю, на ту или иную тему. И, используя голос, слова, музыкальные звуки, шёпот и крик, смех и плач, стон и хрип, вызвать у слушателей волнение и восхищение.

Первым взял слово Маркус:

— Я думаю, петь о боевых подвигах не надо, дикие степные орки и так очень агрессивны, воинственны и жестоки.

— А о радости созидания и красоте окружающего мира они не поймут, — откликнулся Рон.

— Что же тогда остаётся, только о любви и песни-шутки? — огорчённо уточнила я.

— Да вы чего?! — возмутился Такисарэль. — Они такие же разумные, как мы, просто, более примитивные. Но им доступны все те же чувства, стремления, заботы и мечты, как и нам. Надо оставить весь наш обычный репертуар.

— Я тоже так думаю, — поддержала я. — Только на первый план надо выдвинуть Маркуса, чтобы они видели, что он такой же, как они, свой, это будет сглаживать внешнюю чуждость всех остальных.

— Нет, они должны видеть, что мы, несмотря на внешние различия, едины, и действуем сообща, — возразил Маркус.

Спор наш продолжался не один день, но, в результате, мы пришли к выводу, что будем петь всё то, что поём обычно. Я переведу слова наших песен на орочий, добавлю песню, осуждающую рабство, но сделаю её не воинственной, а вызывающей сочувствие к рабам и призывающей, хоть на минуту, представить себя на месте раба. И ещё, надо добавить в танцы Маркуса больше движений из пляски шамана, которую мне показывал Петрос, и я воспроизвела её для парней, по памяти.

Я так погрузилась в желанную работу и творческий восторг, потеряв представление о времени, что когда Еваниэль за ужином спросила:

— Ты помнишь, что завтра из Дозора возвращается Лазарэль? — я в растерянности отозвалась:

— Ой!

— Ничего не бойся, — напутствовала меня Еваниэль, — как бы ни страдал покинутый мужчина, удержать любимую силой он не может, это противоречит эльфийским традициям. Общество целиком и полностью на стороне свободы личного выбора эльфийки. В противном случае, все встанут на её защиту. К счастью, достойной считается установка — любишь, сделай так, чтобы любимой было хорошо, даже если она не хочет быть с тобой.

— Но будет ли Лазарэль вести себя достойно? — с сомнением спросила я. — Он такой категоричный, властный и всегда считает, будто лучше меня знает, что для меня хорошо, а что плохо.

— Не волнуйся, Лазарэль относится к тому типу эльфов, для которых очень важно, что о нём думают окружающие. Поэтому он не будет портить свой имидж. Ведь он позволял себе не считаться с твоим мнением только за закрытыми дверями и, будучи домашним тираном, при свидетелях демонстрировал мягкое и деликатное обращение с тобой. У него есть только один способ вернуть тебя — с помощью уговоров и клятв убедить, что, теперь, всё изменится в его поведении.

— Нет, я не верю, что он может измениться, — уверенно сказала я.

— Правильно. За сто пятьдесят лет его характер и поведение окончательно сформировались. Не надо иллюзий, ничто не сможет сделать его другим, даже безграничная любовь. Он может только попытаться завуалировать свои деспотические замашки и сексуальные предпочтения, а не избавиться от них. Но рано или поздно, он снова вернётся к прежнему типу поведения.

— Я в этом не сомневаюсь, — выразила я полное согласие с Еваниэль. — И ни за что не хочу снова вернуться к той жизни, что у меня была с Лазарэлем. Хотя, поначалу, мне было с ним здорово. Я и сейчас по нему скучаю. Но теперь, уже никогда, я так безоглядно не влюблюсь и не доверюсь мужчине, — с грустным вздохом, заметила я.

— То, что ты будешь более осторожна, это хорошо. Плохо то, что после всего пережитого, тебя поджидает другая опасность. Обжегшись на властном, стремящимся подавить твою волю, мужчине, ты захочешь пойти от противного, и выбрать мужчину ведомого, полностью подчиняющегося тебе. И это будет ошибкой. Очень скоро тебе станет с ним скучно и, вновь, потянет к властному, доминирующему.

— Ох, и какой же мужчина мне нужен? И что мне делать-то?

— Нужен мужчина, с которым у тебя будут равноправные, партнерские отношения. В чем-то будет вести он, в чем-то ты, но в целом степень прав и обязанностей между вами должна быть уравновешена. А делать ничего особенного не нужно. Просто, не принимай скороспелых решений. Приглядываясь к мужчине, думай о будущем и задавай себе вопрос — хочу ли я с этим мужчиной прожить всю свою жизнь?

— Знаешь, Еваниэль, разговаривая с тобой, я сейчас поняла, что вообще не хочу никакого мужчину, ни для совместной жизни, ни для сексуальных радостей. Мне одной прекрасно, в окружении семьи, друзей, музыки, да ещё имея возможность реализовать свой Дар, приносить пользу и радость окружающим.

— Это временно, моя хорошая, — засмеялась Еваниэль, — но это правильная установка для твоей завтрашней встречи с Лазарэлем.

На следующий день я шла после сиесты на репетицию и уже подходила к Королевскому Парку, когда увидела, что мне наперерез спешит Лазарэль. Сердце дрогнуло, но я сразу поняла, что это волнение скорее от нежелания с ним объясняться, а не от радости встречи.

Крепко схватив меня за руку, Лазарэль взволнованно спросил:

— Сокровище моё, я так соскучился, не было дня, когда бы я не думал о тебе. А ты меня не ждёшь, не встречаешь, тебя нет дома, и большая часть твоих вещей исчезла. Что все это значит?

— Здравствуй, Лазарэль. Всё тобой перечисленное означает, что я вернулась в дом родителей. И больше не хочу жить с тобой, поняв, что мы не подходим друг другу.

— Как это не подходим?! — возмущённо возразил он, — нам было так хорошо вместе!

— Возможно, тебе было хорошо, а мне плохо, — возразила я.

— Когда тебе было плохо? Когда ты в постели стонала в моих руках? — хрипловатым, завлекающим голосом, в котором звучал сексуальный призыв, спросил он.

— Нет, когда выбиралась из постели! Ведь в ней нельзя провести всю свою жизнь! — не поддаваясь его обаянию, запальчиво возразила я, хоть и обещала себе, что буду сдержанной.

— А что же тебя не устраивало? Я всегда старался исполнить любой твой каприз! Давай всё обсудим. Сокровище мое, я могу изменить всё так, как ты хочешь. Я люблю тебя и ради тебя готов на всё!

— Нет, Лазарэль, я не хочу ничего обсуждать. Прими за данность и смирись с тем, что мы расстались. Для этого не обязательно согласие обоих, достаточно того, что один из нас этого хочет, — решительно ответила я, хоть сердце мое и дрогнуло при его словах о любви.

— Так что же получается? — спросил он с раздражением, сжимая челюсти, стараясь сдержать свой гнев. — Ты меня не любишь, да и никогда не любила? Ведь любовь не может исчезнуть так быстро.

— Любила. Но больше не люблю. Пожалуйста, отпусти меня, я спешу, меня ждут на репетицию, — попыталась я закончить этот тяжелый разговор, стараясь высвободить свою руку, которую он сжимал все крепче.

— Я не отпущу тебя, — зашипел он, ещё сильнее, до боли, сжимая мою ладонь. — Ты моя!

Как же мне хотелось скорее освободиться и уйти, но я стояла в нерешительности, переминаясь с ноги на ногу. Не устраивать же скандал, привлекая внимание прохожих, вон, и так, с любопытством косятся. И не использовать же Голос. Это кратковременное воздействие, не решающее проблему, завтра он вновь вернется к неприятным разборкам. Ну, и не жаловаться же отцу, как маленькая девочка.

В этот момент я с облегчением вздохнула, увидев, как к нам, на бешеной скорости, несётся опаздывающий на репетицию Маркус. Он понял ситуацию с первого взгляда.

— Лазарэль! — ещё издалека, весело крикнул он. — Отпусти Ивануэль, мы опаздываем! — и, приблизившись, бесцеремонно хлопнул Лазарэля по плечу.

— Она никуда не пойдёт, — зло возразил тот, возмутив меня этим до глубины души, и окончательно убедив, что расставание, это правильное решение.

— Ты чего это?! Ведёшь себя как дикий орк? — нарочито удивлённо спросил орк. — Хочешь подраться?! Что ж, я не против так разрешить проблему. Ну-ка, Крошка, громко крикни своим Голосом, созови народ, пусть посмотрят, как дерутся два мужественных орка! — засмеялся Маркус.

Лазарэль отпустил мою руку и, с трудом сдерживаясь, прошипел:

— Разговор не окончен, Сокровище моё.

А Маркус, подхватив меня под руку, быстро потащил в Парк. Ждавшим нас Такисарэлю и Рону, Маркус, забавно гримасничая и активно жестикулируя, в лицах, пересказал нашу встречу с Лазарэлем. Парни, не на шутку встревожившись. После короткого совещания решили, что теперь они будут, по очереди, провожать меня домой после репетиций.

Мои друзья-музыканты, да ещё крутящиеся вокруг меня фанаты-подростки, действительно, в дальнейшем, очень помогли мне избежать неприятных столкновений наедине с Лазарэлем, который упорно преследовал меня. Я была им всем очень за это благодарна. В присутствии свидетелей Лазарэль вынужден был вести себя более сдержанно, хоть и пытался вернуть меня, то с помощью ласковых уговоров, а то и угроз похищения.

Надо сказать, что угроз я не боялась. На глазах всего Асмерона, насильно запереть меня в своём доме невозможно ни для кого, тем более за меня есть кому заступиться, теперь я снова под опекой родителей. Да и сама я не беспомощная. А вот горящий любовью и желанием взгляд, ласковый голос, нежные прикосновения, заставляли сердце стучать быстрее, вспоминать жаркие моменты нашей близости и яркие чувства, которые я, ещё так недавно, испытывала к нему. И, в итоге, сомневаться — правильно ли я поступаю? Но это были короткие моменты слабости. Я быстро отвлекалась на занимавшие всё моё время мысли, эмоции, активную подготовку к предстоящему походу к оркам.

Время шло, и я надеялась, что Лазарэль постепенно смирится с фактом нашего расставания.

С очередной сменой Дозора вернулись из Орочей Степи Петрос, Доркус и Жакос. Мы очень радовались их возвращению. Всё время их отсутствия, все помнили, что они на вражеской территории и рискуют своими жизнями и свободой ради других, восхищаясь их мужеством. Почти весь Асмерон в волнении ждал результатов их похода к оркам, зная, что они должны принести важные для эльфов сведения о политической ситуации в Орочей Степи.

Парни вернулись невредимые, но осунувшиеся, похудевшие, ещё больше потемневшие от загара, и очень уставшие. После того, как они побывали в Королевской Резиденции с отчётом Совету Старейшин и Королеве, Эдмунизэль приказал несколько дней их не беспокоить, дать возможность отъесться и отоспаться. Я со своими друзьями сгорала от нетерпения, когда же уже можно будет с ними пообщаться, чтобы выспросить, как там, в Степи? Ведь скоро мы туда отправимся, и любая информация о диких степных орках для нас сейчас на вес золота.

Через три дня Эдмунизэль велел сразу после сиесты собраться мне с моими музыкантами в доме, где, обычно, жил Петрос. А жил он, пока, не в собственном доме, а в доме родителей Эдмунизэля — Юфемаэли и Ариканэля, которых я нежно люблю за внимание, доброту, искренность и неугасающий оптимизм. Хотя их фанатичная забота, желание оградить от любых трудностей меня, сестру и брата, иногда казались чрезмерными, вызывая желание улизнуть от их внимания и опеки.

В назначенное время я активировала сигнал посетителя и, нетерпеливо подпрыгивая, пыталась сквозь живую изгородь разглядеть глубоко в саду входную дверь дома старших родственников. Наконец, увидев через калитку спешащего мне навстречу Петроса, я громко крикнула гномий приветственный клич:

— Хой! — и как только калитка открылась, запрыгнула на Петроса, цепко ухватившись за его шею.

Петрос мне как брат, мы изо дня в день вместе росли. Только когда подросли, и у каждого появились свои увлечения и обязанности, стали видеться реже.

Он обняв меня, закружил, кончиком хвоста пощекотал за ухом, и радостно смеясь, воскликнул:

— Привет, Ивануэль, я так скучал! Только вдали от дома понимаешь, как здорово, что у тебя есть близкие, которые тебя любят и ждут.

— Вот именно! Это просто какое-то издевательство — не позволять увидеться с тобой целых три дня, зная, что ты рядом. Говорят, что это из-за того, что вы очень истощены. Это что, правда?

— И да, и нет, — загадочно ответил Петрос.

— Это как?! — я удивлённо распахнула глаза.

— Мы действительно очень устали и нуждаемся в отдыхе. Но кроме этого, нас каждый день бесконечно, в мельчайших подробностях, опрашивали все те, кто готовит наш с тобой совместный поход в Орочью Степь.

В это время, перед калиткой в сад со стороны улицы появились Рон и Маркус. Петрос опустил меня на землю. И пока он здоровался с парнями, подошли и Такисарэль с Эдмунизэлем, а вслед за ними, Жакос с Доркусом. Такой большой компанией мы и ввалились в дом Юфемаэли. Она, всех любезно поприветствовав, усадила в кухне-столовой за большой стол заставленный чашками, кувшинами с соками и отварами, изящными плетеными корзиночками с нектарным печеньем.

Прежде чем выйти, Юфемаэль ухватила меня за руку и, отведя в сторону, с тревогой во взгляде спросила:

— Детка, я всё время прошу Эдмунизэля помочь тебе избавиться от преследования этого гадкого Лазарэля, а он мне в ответ — «должна сама научиться справляться с трудностями». Так вот, ответь, ты справляешься? Может, мне самой ему уши надрать?

— Юфемаэль, я справляюсь. Не волнуйся, у меня всё хорошо, — ответила я, обняв её, и признательно целуя в щёку.

— Как же не волноваться? — всплеснула она руками. — Лазарэль — это маленькая беда, а вот твой уход к оркам в Степь очень большая беда. Вы своими ужасными замыслами, меня за грань мира скоро отправите! Ну, ладно, не буду задерживать, иди и слушай внимательно, от этого твоя жизнь зависит, да и моя тоже. Если с тобой что случится, я не переживу, — и отстранившись, быстро ушла.

Когда все расселись за столом, Эдмунизэль распорядился:

— Вначале, Петрос рассказывает, что с ним, Жакосом и Доркусом произошло в Орочей Степи за эти полгода. Затем, вы задаёте возникшие вопросы. Давай, Петрос, начинай.

Слушая рассказ Петроса, с трудом верилось, что он рассказывает о нашем Мире, о разумных его населяющих, и происходящее, всего-то в двух неделях пути от нас. А самое главное отличие эльфов от орков не в иной внешности, или по-разному организованном быте, или другом уровне культуры, а в основном принципе существования. Важнейший закон эльфийского сообщества гласит — защити слабого. Поэтому у нас к детям и женщинам особенно бережное отношение. А орки живут по закону — право сильнейшего. Поэтому у них особое отношение к сильным мужчинам.

Парни, переплыв на плоту пролив Океана, двинулись в путь по степи, в поисках орочих кланов. Их целью было взять на заметку небольшие кланы, те, которые из-за своей малочисленности и бедности не привлекают к себе внимание Большой Орды, и выяснить, каким маршрутом они планируют двигаться дальше. Именно в таких кланах и предстояло в будущем, работать нам, музыкантам. Большие кланы нам не подходят, потому что имеют большие стада ящеров, мало мобильны, и все это делает их лёгкой и желанной добычей для воинов Большой Орды.

Легенда у парней была такая — выдать себя за членов клана, того самого, в котором раньше, в свой предыдущий уход в Орочью Степь, жил Петрос, и который был разгромлен и уничтожен воинами Большой Орды. Орки клана Петроса, тогда, оказали вооруженное сопротивление, и их большая часть погибла, кого-то увели в рабство, а вот, якобы, наши парни, втроём спаслись. Потому что во время нападения, будто бы находились на охоте и отошли от своего стана так далеко, что не видели и не слышали боя с захватчиками. Теперь же, они ищут возможность присоединиться к какому-нибудь клану, готовому их принять. Жакоса и Доркуса в качестве свободных воинов и охотников, Петроса в качестве Шамана. А дальше, разведав интересующие их вопросы, парни собирались спровоцировать конфликт и уйти на поиски следующего клана.

Парни не голодали, двигаясь по степи. Небольшое количество охотников может легко прокормиться в степи и без стада домашних ящеров, там достаточно и живности, и съедобных растений. Проблема в воде. Рек на орочем материке достаточно, но они находятся на большом расстоянии друг от друга, поэтому, отходя от реки, запас воды приходится тащить на себе.

Решили идти на юго-восток, как можно дальше от Большой Орды, которая расположилась северо-западнее центра материка и контролировала огромную территорию в центре, на западе и на севере, совершая набеги на восток редко, считая, что там нет больших кланов, а значит, и нет богатой добычи.

Оказавшись уже на территории Орочей Степи, Петрос, хорошо освоивший камлание шаманов — священный орочий ритуал вызова Духов предков, основанный на магии Смерти, провёл обряд жертвоприношения. Отдавая Духам жизнь и жертвенную кровь дикого ящера, желая получить взамен знания, он выяснил, где находится ближайший клан орков и его приблизительную численность. Она оказалась подходящей, около шестидесяти человек, и через три дня пути, парни оказались в этом клане.

Их приняли в клан охотно, благодаря Петросу. Старый Шаман клана недавно умер. Ученик, занявший его место, оказался с очень слабым Даром, а это угроза для жизни всего клана, без шамана клан не может существовать. Только пара — Вождь и Шаман, вместе способны образовать жизнеспособный клан. Вождь руководит защитой клана и распоряжается жизнью каждого его члена, Шаман — источник жизненно важной информации. Где вода? Где соседний клан? Какой он численности? Какое имеет стадо? Где лучше поставить стан? Когда будет гроза? Заглянуть в прошлое и увидеть будущее, проводить душу умершего за грань или попросить здоровья для больного, удачу охотникам или воинам, и многое другое может сильный шаман.

Вождь найденного клана обязал Петроса провести камлание и узнать у Духов предков, где ближайший клан и какой он численностью. Впервые Петросу предстояло самому убить в жертвенном круге беспомощного разумного. Хотя пока он ходил в учениках Шамана, не раз вынужденно присутствовал при этом ритуале. И сейчас сомнений не было. Не он, так другой Шаман сделает это. Петрос сумел закрыть свое сердце, отключить свою голову, и справился с поставленной задачей. Вождь, убедившись в одаренности и мастерстве Петроса, охотно оставил парней в своем клане.

Маленький клан, или большой клан, или Орда, жестокость и малоценность жизни разумного процветают в Степи везде. Спали парни, как и большинство орков, на земле, в стороне от стойбища, по очереди, ни на минуту не теряя бдительности, опасаясь быть разоружёнными во сне. Иначе, можно проснуться в рабских цепях или вообще не проснуться. Убитым можно оказаться из-за чьего-то желания завладеть твоими вещами или оружием. А может и молодой Шаман прирезать во сне, чтобы избавиться от конкурента в лице Петроса.

Днём Жакос и Доркус тоже держались в стороне, ходили на охоту и, конечно, внимательно приглядывались к жизни степных орков, всячески скрывая своё незнание их уклада. Петрос всё время оставался в стане, ведь шаманы не воины и редко отправляются на охоту. Стараясь вызнать у Вождя о планах на ближайшее будущее клана, Петрос, исходя из наших интересов, советовал ему не уходить далеко от Океанского пролива.

В этом клане на тридцать шесть свободных орков приходилось сорок рабов, которых заставляли работать, не разгибая спины с утра до ночи, наказывая плетьми за любую оплошность, и кормили так скудно, чтобы только они не умерли. Убежать из клана никто из рабов не пытался. Во-первых, рабы ослаблены голодом. Во-вторых, на ногах гремящие цепи. В-третьих, нет оружия, а значит, в степи ждёт голодная смерть. В-четвертых, страшно остаться без воды, отыскать которую, без помощи Шамана, практически невозможно. Раб, ослабевший на столько, что уже не мог подняться с земли и работать, отдавался Шаману для жертвоприношений.

В клане в большом почете только Вождь и Шаман. Еще ценятся сильные умелые воины, молодые женщины для сексуальных утех и мастерицы, способные хорошо шить, ткать, выделывать шкуры ящеров, работать на гончарном кругу, готовить еду, содержать в порядке шатры и кибитки. Ну и еще ценны дети с Даром, из которых в будущем мог бы вырасти Шаман, но такие дети редкость.

Хоть в маленьких кланах этому уделяется мало внимания, все же, дополнительная обязанность Шамана учить грамоте, письменности и счету, своих учеников с Даром, если такие есть в клане, детей Вождя и детей приближенных к Вождю воинов.

Питаются орки, как и эльфы, два раза в день. Утром — жареное или вареное мясо, которое едят руками. Вечером — похлёбка, это густое варево, которое готовится из мяса, кореньев, черешков и крупы, собранной с диких злаков. Её едят деревянными ложками из глубоких глиняных мисок.

Через три недели, видя растущую заинтересованность Вождя в Петросе, как и предполагалось, молодой Шаман клана решил избавиться от Петроса и ночью перерезать ему горло. Бдительные парни скрутили и связали коварного Шамана. Используя это нападение для раздувания скандала, изобразив недоверие и обиду, они покинули этот клан, несмотря на щедрое предложение Вождя отдать им в постоянное пользование, на выбор любую женщину и любое оружие. Ушли ночью, скрытно, не уверенные, что, иначе, их отпустили бы добровольно.

По более или менее похожему сценарию, Петрос с парнями побывали ещё в одном клане. А в третьем, их поджидала беда. Всего через несколько дней пребывания в нём, откуда ни возьмись, налетели на открытых повозках, запряженных ездовыми ящерами, отлично вооружённые воины Большой Орды. В повозке по пять орков, один погонщик — правит ящером, четверо — лучники, которые, когда дело дошло до ближнего боя, стали орудовать саблями. Их было тридцать, в то время как воинов клана всего восемнадцать, гораздо хуже вооружённых, и исход сражения был предрешён.

Победители погрузили на повозки всё более или менее ценное добро, внимательно осмотрели всех, кто выжил после боя. Расспросили, кто что умеет, потребовали продемонстрировать эти умения. В результате, отобрали и заковали в цепи: шесть молодых здоровых орчанок, Шамана клана и Петроса, одну немолодую орчанку искусную швею, одного одарённого ребёнка, пять воинов, в том числе и Жакоса с Доркусом, к счастью не пострадавших благодаря своей военной выучке и осмотрительному поведению. Остальным немногочисленным выжившим перерезали горло.

Собрали небольшое стадо, голов в семьдесят, разбежавшееся по округе пока шла резня. Образовавшийся караван погнали по степи в сторону Большой Орды, приглядывая за рабами, время от времени стегая их плетью, дескать, уясни своё новое положение.

Изнывая от побоев, жары, грязи, голода и жажды, шли наши парни с караваном. Останавливаясь только на ночных привалах, во время которых их скудно кормили и поили. Чуть легче, чем остальным, было Петросу и Шаману уничтоженного клана. Их не били и лучше кормили, даже оставили принадлежащие им атрибуты для проведения ритуалов. Потому что шаманы — предельно ценная добыча, их мало, они очень полезны, перед ними орки испытывают священный страх. Вдруг Духи предков накажут за плохое обращение со своими одарёнными проводниками? Да и Владыка Большой Орды за Шамана даст щедрую награду.

Убежать, никакой возможности. Ровная, открытая местность просматривается далеко во все стороны, закованные в цепи руки и ноги, постоянный надзор. На шестой день пути к Петросу подошёл Вождь пленивших их воинов и задал вопрос:

— Шаман, ты можешь указать, где вода? И у нас она кончается, и ящеров пора напоить. Где ближайший клан? Сколько в нём орков? Если много, придётся обойти стороной. Мы уже обременены добычей.

— Могу, если раскуёшь цепи, дашь для костра немного каменного угля, двух помощников, каких укажу и, конечно, жертву, — с готовностью ответил Петрос, поняв, что появился шанс спасти парней и спастись самому.

Помощниками он, конечно же, определил Жакоса и Доркуса. С них сняли цепи, дали воды и еды, для поддержания сил. Петрос стал искать в округе подходящее место для ритуала. Жакосу и Доркусу поручил собрать вокруг весь сухостой для костра и набрать охапку зелёной травы для создания дыма.

— Парни, ритуал начну ближе к ночи и скажу Вождю, что нельзя отойти от костра, пока он не затухнет. Так что ты, Жакос, подбрасывай в него понемногу траву, чтобы он горел и дымил, как можно дольше. Ты, Доркус, будешь стучать в барабан, всё то время пока я буду камлать. Ночью, если удастся всех усыпить и удача нас не оставит, а Духи предков помогут, отползём по высокой траве, пока видна стоянка. Потом будем бежать, в сторону Океана, сколько хватит сил, — озвучил парням Петрос свой план побега.

В жертву Вождь дал одного из пленённых воинов, который был довольно тяжело ранен, и его жизненные силы были на исходе. Петрос, собрав всё своё самообладание перед предстоящим убийством, напоил его успокаивающим и усыпляющим зельем, связал и, уложив на землю, приступил к ритуалу. Очертил, вокруг жертвы и себя с парнями, жертвенный круг. Развёл в нём огонь, снял с шеи висящий на шнурке бубен и начал камлать.

Ритмичный бой барабана и бубна, выкрики заклинаний, сопровождающиеся стонами и криками Шамана, дикая пляска вокруг костра, всё это пробуждало экстаз, чтобы войти в транс и вызвать Души умерших, встретиться с ними и, поддерживая связь, разговаривать. Почувствовав их приближение, Петрос вынул из-за пояса ритуальный нож и отдал им самую ценную влагу из существующих — кровь. Жертва была принята, и Духи щедро поделились знаниями с Шаманом.

— Всё. Доркус, можешь отдохнуть. Жакос, продолжай поддерживать костёр, — и Петрос вышел из круга, где его с нетерпением и священным трепетом поджидал Вождь в окружении своих воинов:

— Ну, говори, Шаман!

— Духи предков откликнулись на мой призыв. Сказали, спать сегодня все будут хорошо и славно отдохнут. Вода в двух днях пути на север. Предупредили, что ящеры давно не поены, и надо спешить, иначе будет поголовный падеж. Ещё в семи днях пути на север, двигается нам навстречу большой клан, около двухсот орков, им тоже нужна вода, много воды, у них большое стадо. Если поспешишь, то у тебя будет возможность пробыть два дня у реки, а потом быстро уйти в сторону и избежать встречи с этим кланом. Ну и последнее, утром будет гроза.

— Молодец, Шаман! Сильный Шаман! Хорошие новости! Замолвлю за тебя слово перед Владыкой. А теперь, иди, поешь и попей со своими помощниками.

— Скажи, пусть принесут сюда, нельзя уйти из круга, пока не погаснет огонь, — возразил Петрос.

По приказу Вождя еду им принесли в трёх глиняных мисках, и кожаный бурдюк с водой. Но охрану, из трёх воинов, оставили рядом. Петрос указал парням сесть так, чтобы дым от костра шёл в противоположную от них сторону, как раз туда, где сидели охранники, а за ними, уже готовящийся ко сну, караван. Поев и немного выждав, Петрос незаметно вынул из-за пояса небольшой мешочек, наполненный снотворным порошком, и бросил его в уже почти погасший, но ещё дымящийся костёр. Через некоторое время сидящие на земле охранники уснули, окутанные сонным дымом. Да и весь караван затих, только фыркали лежащие в стороне ящеры, а значит, и погонщики могут не спать.

Тихо и скрытно парни подобрались к охранникам, осторожно забрали у них всё оружие, подхватили бурдюк с оставшейся водой и ползком направились на юг. Удалившись на достаточное расстояние, встали в полный рост и побежали.

Бежали всю ночь. Утром, когда началась гроза, и первые капли дождя упали на землю, сняли с себя одежду, чтобы она, намокнув, не замедляла бег, завернули в неё отобранные у охранявших их воинов две сабли, лук, колчан с двенадцатью стрелами и побежали дальше. Гроза кончилась через два часа. К вечеру стало ясно, что их никто не преследует. Видимо, Вождь решил не тратить время на поиски трех беглецов, а скорее добраться до воды, как предупредили Духи предков. Парни разложили одежду для просушки и, наконец, смогли позволить себе лечь поспать.

Я слушала Петроса, затаив дыхание, ярко представляя себе, какая опасная жизнь в Орочей Степи. Какие там процветают жестокие отношения, и какой завораживающе чуждой магией владеет Петрос.

— Петрос, а грозу вызвать, ты попросил Духов? — перебила я рассказ Петроса.

— Гроза была на подходе, только началась бы в середине дня. Духи предков согласились приблизить её, чтобы дождь начался утром и, тем самым, затруднил бы погоню, если бы она была.

— А всё остальное, что ты рассказал Вождю после камлания, правда?

— Да. Я умолчал только о том, что мне самому было сказано двигаться на юго-запад, где в трёх днях пути будет река. Но, чтобы я не задерживался и шёл дальше, до самого пролива Океана, как можно быстрее покинув Степь. Хотя, я и без указания Духов так бы поступил. В нашем состоянии — ослабленные, плохо вооружённые мы быстро стали бы рабами в любом клане. Ну, вернее, рабами стали бы парни, мне-то, как Шаману, везде были бы рады.

— А объясни, — снова влезла я со своими вопросами, — как же они управляют ящерами в повозке, если не обладают Ментальным Даром?

— У них другие ящеры. Это у нас они дикие, а у них определенный вид ящеров целенаправленно одомашнивался в течение сотен лет, и теперь такие ящеры поддаются дрессировке и становятся ездовыми. Как сама понимаешь, такие ящеры очень высоко ценятся.

Петрос продолжил свой рассказ о том, как он с парнями возвращался домой. Рассказал, как добывали еду в степи, как готовили её на костре, разведённом с помощью лупы, предусмотрительно спрятанной Петросом среди шаманских атрибутов, как страдали от дефицита воды, как много дней шли вперёд, избегая встречи с каким-нибудь кланом.

Выслушав рассказ Петроса, мы задали ему еще множество уточняющих вопросов, на которые он подробно отвечал.

— Так, теперь, давайте четко определим цели вашего похода в Степь, — сказал Эдмунизэль. — Нам нужны орочьи дети, которых мы, вот так же, как вас когда-то, можем воспитать соответствующим образом, привив им наши правила и ценности. Взрослые орки для нас опасны, особенно мужчины. Вряд ли их можно перевоспитать. Кроме этого, вы должны разузнать как можно больше о Большой Орде. Что это такое? Как организована? Сколько разумных в себя включает? Где расположена? Что они знают о нас? И нужно ли нам их серьёзно опасаться? Ясно?

— Да! — ответили все.

Дальше мы обсудили легенду, объясняющую, как мы в таком составе оказались в Орочей Степи. Определили приблизительный маршрут следования, главным образом, по юго-востоку материка, не уходя далеко от пролива Океана. Обговорили нашу экипировку, какое оружие, одежду, еду, эликсиры и зелья будем с собой брать. Как переправим через пролив нашу кибитку и сухопутного ездового ящера. С радостью признали, что нашим лидером в команде будет Петрос.

Разговоры смолкли только к ночи, когда все разом вдруг притихли.

— Ну как, никто из вас не передумал отправиться в Орочью Степь? — задал вопрос Эдмунизэль.

Если честно, то, конечно, страшно. Задача перед нами стоит не из лёгких, но я, ни за что не откажусь от задуманного. Это, в первую очередь, благородная миссия — спасти, возможно от смерти, хоть сколько-нибудь орочьих детей. Увеличить шансы к выживанию собственного народа. Но ещё, это и проверка себя на стойкость, выносливость. Определение возможностей моего Дара. Расширение своих знаний и представлений о Мире, в котором я живу. Азарт выполнения трудной задачи и, что греха таить, честолюбивое стремление добиться уважения соотечественников.

— Нет, не передумали, — чуть ли не хором, ответили мы.

— Хорошо, только очень вас прошу, излишне не геройствовать. Главное, чтобы вы все вернулись живыми. А уж удастся ли вам привести с собой орчат и важную информацию об орках, это как звёзды встанут, — тяжело вздохнул Эдмунизэль, не сумев скрыть своей тревоги и опасений за нас. — На сегодня всё. Расходимся по домам. Завтра смотрим подготовленную вами концертную программу. Слушаем оценку её Петросом. Потом подправляем в ней то, что он посчитает нужным исправить. И готовьтесь в путь!

На следующий день мы показывали свою орочью программу не только Петросу, а и всем желающим нас посмотреть и послушать. Своё концертное выступление мы начали сразу после сиесты. Хоть это был и не выходной день, как это обычно бывает по нашей концертной традиции, но зрителей собралось бессчетное число. Казалось, весь Асмерон заполнил до отказа Концертную Поляну. Эльфы расселись перед помостом так плотно, что вынуждены были почти касаться друг друга плечами, но все безропотно терпели.

Нашу музыку и песни все уже много раз слышали, и новым было только то, что в этот раз наши песни будут исполняться на орочем языке. Но такое количество народа сегодня сюда привело, конечно, не это, а то, что прошёл слух, будто бы мне, впервые, будет разрешено пользоваться Голосом в полную Силу. И это правда.

Здорово, что зрителей так много, потому что если Сила моего Дара окажется слишком большой, как предполагает мой Учитель, то среди такого огромного числа слушателей она безопасно рассеется между всеми. Зато я, наконец, узнаю, на что способна!

И вот… суета, гул и движение зрителей прекратились. Мы вышли на помост. Парни в традиционной орочей одежде — на голое тело надеты кожаный жилет и кожаный килт, длинной чуть ниже колена. Обуты в высокие сапоги. Всё черного цвета. На их тела нанесены временные орочьи татуировки, каждая из них что-то означает.

У Маркуса волосы, которые он полгода старательно отращивал на степной манер, собраны в низкий хвост, стянутый кожаным шнурком. У Рона волосы не соберёшь — короткие, рыжие, вьющиеся, непослушные, они свободно торчат во все стороны.

А вот мой костюм, только имитирует одежду орчанок. Орчанки носят длинные, почти до земли, широкие юбки. Мне такая не подходит, потому что я, во время солирования музыкантов, иногда совершаю акробатические номера в виде колеса, шпагата, стойки на руках, поворотов и кувырков. Ещё мы показываем совместные акробатические поддержки и пирамиды. Поэтому на мне, кажущиеся юбкой, широкие штаны, собранные у щиколоток на эластичную ленту. Сверху, заправленная в штаны рубашка.

Весь мой костюм сшит из плотного шёлка, густого, насыщенного, зелёного цвета. Ярко-красного цвета широкий кушак дважды плотно обёрнут вокруг талии. Красные, короткие, мягкие кожаные сапожки. Волосы, как у орчанок, собраны в высокий хвост и удерживаются, тоже красной, лентой. Такой же лентой окантован мой бубен.

Мы начали своё выступление, сыграв традиционную вступительную мелодию. Затем на три голоса я, Такисарэль и Маркус спели речитативом шуточную песню о том, как некоторые мечтают, но ничего не делают сами для того, чтобы эти мечты сбывались. Первый куплет посвещён мечте об удаче, второй — о богатстве, третий — о любви красавицы, четвёртый — о славе и всеобщем восхищении, а между ними назидательный припев:

Этой веселой песенкой мы всегда распевались и разогревали слушателей.

А затем, с каждой новой песней всё больше беря на себя ведущую роль, всё меньше используя дополнительное воздействие на зрителей приёмами в виде танцев и акробатических номеров, всё больше и больше отпуская ментальную Силу своего Голоса на свободу, я пела о нашем Мире. О его красоте и величии, ласковой заботе о нас, заставляя удивляться, восхищаться и с волнением трепетать перед ним.

Используя чистые интонации и придыхание, с тонкой нюансировкой, выражающей многообразие эмоций, я пела о стремлении разумного к совершенствованию. О его физической и духовной красоте, о героизме в преодолении трудностей. Я призывала к мирному существованию, терпимости, доброте, сочувствию!

Мой голос то мягкий и тёплый, то жёсткий и властный, то испуганный и робкий, то грубый и мрачный, то гордый и уверенный, то грустный и тревожный, то полный торжества и ликования, лился от меня к неподвижно застывшим и, кажется, переставшим дышать эльфам.

Не замечая, что мои музыканты затихли, я чувствовала, как Сила моего Голоса играет на струнах души каждого из слушателей, как музыкант-виртуоз на струнах кофара.

Когда я достигла кульминационной точки выброса Силы, я перестала ощущать себя. Не чувствовала и не понимала, что я — это я.

Казалось, что я — это Вселенная! Высший разум, всесильный над миром! Сила, которая может карать или миловать! Разрушать и созидать! Перевернуть горы, вырастить лес, создать реки и пробудить вулканы! Развернуть солнца вспять!!!

Когда мои ноги подкосились и я, в полной тишине, рухнула на помост, то вначале даже не поняла, кто я? Где я?

Первым, ко мне подскочил Маркус, подхватив на руки и прижав к груди, взволнованно прохрипел:

— Ну, Крошка, ты даёшь!!!

— Да, Ива, никогда не думал, что можно испытать столько разных эмоций и такой силы, — в смятении, дёргая себя за волосы, сообщил Рон.

— Зеленоглазка, ты бесподобна. Но исчерпать весь свой резерв подчистую — плохая идея, — стараясь выглядеть спокойным, как всегда разумно, заметил Такисарэль.

— Ой, парни, и правда, резерв пустой! Я чувствую себя такой беспомощной, даже слышать и видеть хуже стала, а в груди холод. И сил нет на то, чтобы держаться на ногах. Хочу есть, пить и спать, — не сумев сдержать зевок, смущённо откликнулась я.

— Не волнуйся, Крошка, я отнесу тебя домой, но вначале посмотри, что ты сделала с эльфами! — сказал Маркус.

И в самом деле, что это я? Даже не взглянула на слушателей. Подняли ли они руки в знак того, что им понравилось моё пение? Переведя взгляд, увидела сюрреалистическую картину: в закатных лучах Красного солнца, как в полыхающем огне, безмолвно, как неживые, застыли сотни эльфов с закрытыми глазами.

— Эй, что это с ними? Они живы? — подозрительно спросила я.

— Живы, просто в трансе. Мы-то уже давно адаптировались к твоему Голосу, а им с непривычки вдарило по самое не могу, — авторитетно заверил Рон.

— А что делать-то? Как их заставить отмереть? — всерьез забеспокоилась я.

— Можешь Голосом? — спросил Такисарэль.

— Нет, — огорчилась я. — Ни капельки Силы не осталось.

— Тогда сами отомрут, через некоторое время. Будем этого дожидаться, или нести тебя домой? — уточнил Такисарэль.

— Будем ждать, — быстро решила я. — А то, от беспокойства за них, и уснуть не смогу.

Так мы и стояли на помосте: я — на руках у Маркуса, с одной стороны от нас — Рон, с другой — Такисарэль. И правда, через некоторое время народ стал открывать глаза, одни раньше, другие позже. Когда они, наконец, «проснулись» и увидели нас, стоящих в ожидании на помосте, лес рук поднялся вверх, выражая одобрение, и все снова замерли.

— Так, давайте поклонимся и валим отсюда, — решил Рон.

Мы так и сделали, и уже уходя из Королевского Парка, отметили, что эльфы начали шевелиться, подниматься и двигаться на выход.

Утром, с трудом преодолевая слабость, последствия еще не восстановившегося резерва, я спустилась из своей комнаты вниз, в кухню-столовую, где меня поджидали Эдмунизэль и Еваниэль.

— Детка, ты вчера произвела на всех неизгладимое впечатление. Даже твоему Учителю никогда не удавалось добиться такого эффекта, — после взаимных приветствий, с радостью и гордостью за меня, сказала Еваниэль.

— Однако, — остановил её похвалу Эдмунизэль, строго глядя мне в глаза, — если речь не идёт о жизни или смерти, ты не должна, ни при каких обстоятельствах, доводить себя до истощения, опустошая свой резерв Силы. Пообещай мне это!

— Ладно, обещаю, — неохотно согласилась я, вспоминая, какой восторг я сама испытывала, полностью отпустив свой Голос на свободу.

— Хорошо. А теперь, пойми, в Орочей Степи тебе ничего подобного делать не надо. Ты не должна вызывать у орков фанатичное почитание, иначе, тебя никто оттуда не выпустит, а посадят в клетку. И ты не должна их деморализовывать или перевоспитывать, это тебе, все равно, не под силу. Надо только произвести на них благоприятное впечатление, вызвать доверие, и в нужный момент этим воспользоваться. Для этого можешь расходовать четверть резерва, максимум треть в особых случаях. Ты же чувствуешь объём своего резерва?

— Чувствую. Только иногда забываю контролировать, — уныло призналась я.

— Вот, значит, на это тебе и надо обратить особое внимание. Три дня отдыхай, восстанавливай резерв. А потом, придётся всё снова повторить, не используя Голос на полную мощность, не сокрушая сознание всех вокруг.

Наше следующее выступление, как и требовал Эдмунизэль, прошло спокойно. При умеренном количестве зрителей, которым наша орочья программа, по понятным причинам, менее интересна, чем эльфийская.

Петрос остался доволен нами, только попросил из нашего репертуара убрать две песни из трёх о романтической любви. Ему особенно понравилась песня о Шамане, воспевающая тяжёлый и опасный труд шамана, на благо сородичей. И песня, направленная против рабства, где говорится о том, что ты никогда не станешь рабом, если сам не будешь брать в рабство других.

Когда всё необходимое для похода на орочий материк было собрано, упаковано и распределено, был назначен день выхода. Этот день совпадал и с уходом из Асмерона сменного отряда воинов Дозора. В этот дозорный отряд, всеми правдами и неправдами, попытался попасть Лазарэль. Но Эдмунизэль не позволил ему идти с нами, мотивируя это тем, что я должна быть спокойна, это для меня сейчас жизненно важно, а в его присутствии я буду нервничать, выясняя с ним отношения. Сам Эдмунизэль намеревался идти с нами и остаться в Дозоре до нашего возвращения из Орочей Степи, а рвущейся пойти с ним Еваниэли клятвенно обещал, что будет с ней регулярно связываться по амулету связи.

Настал день прощания с близкими и знакомыми. Это оказалась очень тягостная процедура. Все стремились нас приободрить и нарочито радостно сообщать, что ждут нашего скорого возвращения, в то время как, на самом деле, испытывали сожаление, что мы уходим, тревогу и страх за наши жизни. Одна Юфемаэль, не притворялась, и совсем не по-эльфийски, впервые за четыреста лет своей жизни, горько рыдала, не стесняясь окружающих.