Магия цвета ртути

16

В центре Валдарра старинные здания эпохи королей соседствовали с новыми, более пышными сооружениями имперских завоевателей. Одним из самых последних строений был грандиозный стадион — крупнейшее крытое пространство в Беальфе, не считая дворца.

Наблюдая за тем, какие места занимают зрители, можно было составить представление о социальной структуре здешнего общества.

Частные ложи резервировались для имперских политиков, военных и дипломатов, где имелись места для жен, наложниц и детей с их няньками и сопутствующими фантомами. Командоры кланов паладинов, духовенство и чародеи высокого ранга занимали места наравне с высшими чинами Беальфы.

Богатые купцы, лучшие творцы одобренных искусств, гильдейские мастера и ростовщики выбирали балконы. В партере располагались «простые граждане», хотя попасть сюда могли лишь люди со связями и средствами — билет стоил немалых денег.

Но сегодня зрители заполнили стадион до отказа, за исключением пустовавшей ложи принца, что, впрочем, никого не удивило.

Большая сценическая площадка была убрана элегантно, но просто. Ничего отвлекающего, только драпировки из цветного бархата с радужными забавными пятнами. Дополнительное магическое освещение создавало особую атмосферу.

На сцене находился лишь один исполнитель — мужчина чуть ниже среднего роста, хорошо сложенный, но, как это часто бывает с певцами классического жанра, несколько располневший. Коротко стриженные темные волосы, аккуратная борода — все это придавало ему солидность. В черном сценическом костюме с вышитым золотом солнечным протуберанцем, певец, которому перевалило за тридцать, выглядел весьма импозантно.

Кинзел Руканис если и не являлся величайшим тенором обеих империй, то, безусловно, претендовал на это звание. У него имелись соперники, действительно лучше владевшие техникой вокала, и несколько человек могли равняться с ним в диапазоне голоса, но его способность передать эмоциональную силу, заставить слушателя проникнуться не только звучанием, но и содержанием произведения считалась несравненной и принесла ему славу и богатство.

Руканис не прибегал к чарам усиления и пел, полагаясь лишь на естественную мощь своих легких, тем не менее, его было слышно тем, кто располагался на последних рядах партера. На этом концерте он представил весь свой хорошо знакомый слушателям, но встречавшийся ими с неизменным восторгом репертуар. Конечно же, прозвучали и «После тьмы», и «История твоего сердца». «Шепчущие боги» были приняты с восторгом, а после исполнения «Крыльев звезд» трибуны разразились овацией.

В настоящий момент он исполнял одну из самых популярных и в сознании любителей неразрывно связанных с его именем песен «Я странствовал далеко в царстве снов», финал которой усиливался магическими эффектами. Вообще-то певец сдержанно относился к привлечению чародеев к концертной деятельности, справедливо полагая, что концерт есть концерт, а не магическое представление, но для данного произведения делал исключение. Разумеется, это была магия самого высшего качества.

Когда зазвучал второй куплет, рядом с Руканисом возникла овальная, величиной с дверь петля из серебряных пузырьков, за которой голубело ясное небо с белыми облаками. Некоторое время этот вид удерживался неизменным, потом по нему побежали трещины. Спустя мгновение беззвучный взрыв разорвал образ на мириады крохотных сверкающих осколков, которые, угасая, разлетелись в разных направлениях.

Когда слепящее сияние ослабло, взору публики предстала изумительной красоты женщина, которая словно покачивалась на мягких волнах. Ее золотистые волосы образовывали колышущийся нимб, изумрудные очи горели страстным пламенем, просторные шелковые одеяния струились в невидимых потоках. Красавица исполняла грациозно-чувственный танец: ее изящные ноги скользили по невидимой поверхности, выразительные позы и жесты вторили трагической любовной истории, о которой рассказывалось в песне Руканиса. Горечь и сладость лирического пения в сочетании с красотой танца заворожили зал.

Руканис уже приближался к кульминации — моменту, когда несчастным влюбленным предстояло расстаться. Голос его был исполнен горя и безнадежности, а из удивительных глаз фантома по мраморным щекам полились слезы, напоминая ручьи из серебра. О нет, то были сверкающие бриллианты, которые падали в оркестровую яму. Те, что, отскочив от помоста, покатились к первым рядам партера, испарялись на глазах у изумленной публики.

Голос воспарил ввысь: песня завершилась щемящей пронзительной нотой. Иллюзорная красавица, повернувшись к певцу, послала ему воздушный поцелуй, затем воспарила вверх подобно облачку и пролилась серебристым, так и не достигшим помоста дождем.

Певец поклонился. На короткое время, измеряемое ударами сердца, воцарилась глубокая тишина.

Потом аудитория взорвалась аплодисментами. Вскочив на ноги, зрители восторженно кричали и хлопали в ладоши. В ложах и на балконах публика вела себя сдержаннее, чем в партере, но рукоплескали и там.

Несколько застенчивых девиц направились к сцене с букетами — не иллюзорными, а, следуя последней моде в аристократических кругах, из настоящих цветов. Певец принял букеты, коснулся губами заалевших щек и, с улыбкой прижав охапку цветов к груди, несколько раз поклонился.

Под гром неутихающих аплодисментов Руканис стал медленно отступать от края сцены, пока его не скрыл опустившийся занавес. Всем было хорошо известно, что он никогда, сколь бы ни были продолжительны овации, не выходил на повторный поклон. Оказавшись отделенным от публики, он надул щеки и с видом глубочайшего облегчения шумно выпустил воздух.

За кулисами певца обступили коллеги и театральные служители: его похлопывали по спине, крепко пожимали руки, обнимали и восторженно поздравляли с выдающимся успехом. Руканис принимал знаки внимания с самым доброжелательным видом. Он передал цветы кому-то из приятелей, поблагодарил всех и, вытирая полотенцем вспотевшее лицо, направился в гримерку.

— Вас ждет посетитель, — сообщил ему рабочий сцены, мимо которого он проходил.

— Посетитель? Кто бы это мог быть... Мужчина? — уточнил тенор, больше привыкший к визитам поклонниц.

— Да, мужчина. Назвался Джихаймом. Джихайм. Да, сейчас они использовали это условное имя. Руканису очень хотелось верить, что нежданный гость проявил достаточную осторожность и не привлек к себе нежелательного внимания. Впрочем, он не прав в своих опасениях — обычно эти люди ведут себя в высшей степени осмотрительно, они достаточно искушены в своем деле и знают его досконально. Войдя в гримерку, певец обнаружил там молодого, гладко выбритого, крепкого с виду незнакомца, чью голову украшала непослушная густая русая шевелюра.

— Джихайм, я полагаю? — уточнил Руканис.

— Для наших целей — да, — с улыбкой ответил незнакомец, и они обменялись рукопожатиями. — Представление было великолепным.

— Спасибо. — Певец запер за собой дверь. — Ты был в зале?

— Нет, зачем же, — все так же улыбаясь, ответил гость. — Мне было слышно отсюда.

— Конечно.

— Я так понимаю, эта комната безопасна? — спросил Джихайм, оглядевшись по сторонам.

Руканис выудил из-под рубахи нейтрализующий чары медальон.

— Хорошо, — продолжал молодой человек. — Но тебя вряд ли прослушивают, разве не так? Человек, подобный тебе, должен быть выше всяких подозрений.

— Не уверен, что в наше время хоть кто-то может быть свободен от подозрений.

— Ты прав. Поверь, мы понимаем, что ты рискуешь, и высоко ценим твое мужество.

— Во имя общего дела я готов на все, кроме насилия. Ты не против, если я переоденусь?

— Разумеется.

— Что тебе сейчас нужно? — осведомился Руканис, перебирая вещи в платяном шкафу.

— У меня две просьбы. Первая — такая же, как обычно.

— Доставка сообщения?

— Да. Нам нужно передать кое-какие сведения своим единомышленникам в Гэт Тампуре. Я устрою так, чтобы их вручили тебе перед отъездом. Годится?

— Это не проблема. А вторая просьба?

— Завтра состоится прием, будет много важных персон...

— И ты хочешь, чтобы я навострил уши?

— Удивительно, насколько несдержанны на язык бывают даже самые серьезные люди, полагая, что находятся среди своих. Но сейчас мы хотим сориентировать тебя на разговоры, затрагивающие определенную тему. Слышал ты что-нибудь о торговой экспедиции, которую Беальфа отправляет к северным землям?

— Нет, — глухо отозвался певец, натягивая чистую рубашку.

— До нас дошли некоторые слухи — что-то с этой экспедицией не так. Похоже, ее организует не Беальфа, а империя, и нам хотелось бы знать, почему.

— Ну что ж, буду прислушиваться к болтовне. Хотя не думаю, что мне удастся узнать существенные сведения.

— Это как сказать. Не стоит недооценивать значение информации, которую можно извлечь из досужих разговоров. Сопоставляя одно с другим, порой выясняешь удивительные вещи. Поверь мне, Сопротивление искренне благодарно тебе за все, что ты для нас делаешь. Прежде всего — за твои деньги, без которых нам пришлось бы туго. Что касается прочего... твой пацифизм широко известен и всеми уважаем, но, согласись, это ограничивает круг мероприятий, к которым мы можем тебя привлечь.

— Я понимаю.

— И последнее: в случае необходимости здесь, в Валдарре, прямо напротив северного угла площади Спокойствия есть улица... ну, на самом деле переулок под названием Соколиный путь. Там, ближе к дальнему концу, находится сыромятня. Спросишь, — он снова улыбнулся, — Джихайма. Запомнил?

— Конечно. Хотя это мне вряд ли понадобится.

— Надеюсь, что никогда. Но помни, это надежный дом, где в случае чего сделают все, чтобы тебе помочь.

Руканис кивнул.

— Мне пора, — сообщил Джихайм.

— А я, пожалуй, немного прогуляюсь. Люблю, знаешь ли, после концерта подышать свежим воздухом.

Он накинул на плечи пелерину и выбрал среди множества шляп широкополую, с высокой тульей.

Из театра они вышли вместе, и некоторое время стояли рядом, глядя на суетливый людской поток.

Руканис глубоко вздохнул.

— А-а-аах! Славный вечерок. Пройдусь-ка я к гавани.

— Будь осторожен. И не забывай о явке. Ты хорошо запомнил место?

— Будь спокоен. Они распрощались.

Руканису Джихайм понравился. Было бы интересно узнать о нем побольше, но певец понимал, что это, конечно же, невозможно.

Даже в обычной уличной одежде знаменитый артист рисковал быть узнанным, поэтому к гавани он направился, низко надвинув шляпу на глаза.

Несмотря на поздний час, в порту вовсю кипела работа. Некоторое время Руканис расхаживал вдоль пристани, наслаждаясь морским воздухом и уединением, а потом остановился, чуть не дойдя моста, переброшенного через узкий пролив. Облокотившись о парапет, он устремил взгляд на дрейфующие суда и далекие навигационные огни, хотя едва ли воспринимал расстилавшийся перед ним пейзаж. Певец размышлял о том, какое направление приняла в последнее время его жизнь — связь с инсургентами становится все прочнее. Как далеко готов он зайти в этом направлении?

Неожиданно откуда-то донесся крик — чайка? Впрочем, не исключено, что это был лишь плод его воображения или просто какой-то резкий звук, поэтому Руканис, прислушавшись, пожал плечами и снова погрузился в раздумья.

Крик повторился: на сей раз он прозвучал ближе, и сомнений в том, что кричал человек, не осталось.

Певец огляделся, пытаясь установить источник звука, и его внимание привлекла фигура, бегущая по мосту по направлению к нему. Примерно в ста шагах виднелась кучка преследователей — подсчитать их число на таком расстоянии, да еще в сумерках, не представлялось возможным. Встревоженный, Руканис поспешил к мосту.

Как раз в тот момент, когда он подошел, с моста сбежала запыхавшаяся женщина — высокая, с длинными распущенными волосами. Маленького мальчика она держала под мышкой — как сверток. Девочка постарше вцепилась в ее руку. Дети были заплаканными и испуганными, да и сама женщина выглядела ничуть не лучше. Она остановилась напротив него, с трудом переводя дыхание.

— Что случилось? — спросил Руканис. Незнакомка опасливо посмотрела на него, но все-таки решила ему довериться.

— Помоги нам, — выдохнула она с отчаянием в голосе.

От тех, кто гнался за ней, отделились четверо — они находились уже достаточно близко, чтобы можно было разглядеть их мундиры. Два портовых стражника, ополченец и, что хуже всего, паладин.

— Идем, — заявил Руканис и подхватил девочку на руки — слишком напуганную, чтобы протестовать.

Женщина, кажется так до конца и не поверившая в то, что обрела союзника, тем не менее повиновалась. Они припустили к складам и примыкавшему к порту лабиринту улочек и переулков, слыша за своими спинами топот тяжелых сапог.

Снова оказавшись на суше, Серра чувствовала себя странно. С одной стороны, она рада была ощущать под ногами твердую почву, однако понятия не имела, что ей делать дальше. Знакомых в Беальфе у нее не было.

Так или иначе, ее первоочередная задача заключалась в том, чтобы поскорее убраться из порта. Здесь всегда полно стражи и соглядатаев, и рассчитывать на то, что ей будет сопутствовать такая же удача, как в Меракасе, не приходилось — если, конечно, это можно было назвать удачей.

Она решила затеряться в узких улочках бедного квартала, но, едва свернув за угол, чуть не столкнулась с маленькой группой людей: рослый бородатый мужчина в широкополой шляпе и пелерине и смуглая, похожая на квалочианку женщина куда-то спешили с детьми на руках.

Вид у них был испуганный, и в первое мгновение Серра подумала, что это ее облик поверг их в ужас. По правде сказать, последнее время она не имела возможности заняться собой — сначала тюрьма, потом трюм корабля — и поэтому выглядела не самым лучшим образом. Однако очень скоро ей стало понятно, что дело не в ней: за этими людьми гнались, а силы, похоже, оставили беглецов.

Четверо преследователей почти настигали их и уже обнажили мечи.

— Помоги, — прошептала квалочианка, глядя на нее с мольбой.

Мужчина, ее спутник, промолчал, но выражение его лица говорило о многом. Он явно не был ни бегуном, ни бойцом. Что касается детей, то они, похоже, не помнили себя от страха.

Неуловимым движением Серра заняла позицию между беглецами и преследователями.

Четверо стражей порядка недоуменно уставились на жалкую оборванку с безумными глазами, преградившую им путь. Они переглянулись, после чего один из портовых стражей решил взять инициативу на себя. Паладин, от которого подобного стоило бы ожидать в первую очередь, почему-то держался позади.

— Прочь с дороги, — потребовал стражник.

— Не слишком-то ты любезен, — отозвалась Серра.

— Некогда перед тобой расшаркиваться, у нас официальное дело. Убирайся.

— Не знаю, что у вас за дело, но...

— Проваливай, сука!

В ответ она плавным движением обнажила меч. Все напряглись, человек в шляпе сглотнул. Мальчик на руках у смуглолицей женщины тихонько заскулил.

— Если суешь нос туда, куда не следует, рискуешь его лишиться, — угрожающе предупредил стражник и двинулся вперед. — Смотрите, как я разделаюсь с этой чокнутой бабой, — бросил он через плечо своим товарищам.

Боец направился к Серре, но она упреждающим движением нанесла ему рубящий удар по лицу — как раз по носу, о котором он только что упомянул. Стражник вскрикнул, выронил меч и зажал руками кровоточащую рану. Его окровавленный нос глухо шлепнулся на булыжники.

— Попытайся приделать его обратно! — выкрикнула женщина.

Со стороны пары беглецов с детишками послышались изумленные восклицания. Преследователи были ошарашены не меньше их, хотя и обошлись без возгласов.

— Убрать его! — распорядился паладин, принимая командование, и второй стражник оттащил завывавшего товарища в сторону. — Стерегите этих!

Паладин указал на мужчину и женщину с детьми, а сам устремился к Серре. Их мечи скрестились, и лязг стали отдался в сердце женщины радостным эхом. Ее долго таившаяся взаперти ярость требовала выхода.

Паладин был умелым бойцом и орудовал клинком почти безупречно, однако его классический стиль фехтования, хотя и производил впечатление, имел слабые места. Паладины, хорошо обученные в рамках устоявшейся традиции, не всегда справлялись с непредсказуемостью. Серра и сама получила такую же подготовку, но участие в вылазках специального подразделения дало ей еще и навык уличного боя, так что она знала разницу между борьбой за победу и борьбой за победу любой ценой.

Паладин наметил легкий удар по ногам, надеясь свалить ее, но Серра парировала его и сделала выпад, заставивший нападавшего отскочить. Она перешла в наступление, осыпая его градом яростных ударов. Противнику удавалось держать ее на расстоянии, но не более того. Самодовольное выражение его лица сменилось озабоченностью.

Серра надеялась, что, заставив врага перейти к обороне, она найдет в его защите слабое место, однако ее расчет не оправдался. Увидев, что паладину приходится нелегко, ополченец устремился ему на выручку. Теперь ей противостояли двое сильных мужчин.

Первый обмен ударами показал, что у ополченца имеется избыток ретивости при явной нехватке опыта и умения. Некоторое время Серра отбивалась от обоих, однако положение обороняющейся стороны никоим образом не устраивало женщину. Отогнав паладина комбинацией рубящих ударов и выпадов, воительница неожиданно обрушилась на другого противника, нанося один за другим размашистые удары. Когда ополченцу показалось, что противница, войдя в раж, открылась, он попытался контратаковать, но на самом деле Серра спровоцировала его на это движение и опережающим выпадом вонзила меч ему в грудь. Он покачнулся и рухнул на мостовую.

Отскакивая в сторону, Серра мимоходом бросила взгляд на прижавшуюся к стене пару. На лицах мужчины и женщины застыл ужас.

Паладин снова перешел в наступление. На сей раз, он был более осторожен, но Серру это устраивало. Женщина резонно полагала, что, когда он вымотается, справиться с ним будет легче. Нанося и отражая удары, она не забывала о присутствии двоих стражников, находившихся в дюжине шагов от нее. Раненый сидел на земле, прижав руки к кровоточащему лицу, его товарищ поддерживал его, стоя рядом на коленях и не сводя глаз с Серры. Наверняка он собирается вмешаться в схватку.

Ей удалось отвлечь паладина обманным движением, и противник, наверное, расстался бы с жизнью, но именно в это мгновение второй стражник бросился на нее, размахивая мечом. К счастью, такое развитие событий не стало для женщины неожиданностью. Уклонившись от выпада паладина, Серра встретила нового врага, отведя своим клинком его меч в сторону, да так, что инерция собственного удара едва не заставила бойца потерять равновесие.

Не теряя времени, она снова обрушилась на паладина, заставила его отступить и опять насела на стражника. Два пропущенных им легких укола оставили лишь легкие царапины, но третий удар продольно располосовал предплечье. Брызнула кровь — вскрикнув, боец разжал руку, выронив оружие, и тут же клинок Серры пронзил его сердце. Стражник обмяк и рухнул на мостовую. Его товарищ пополз к нему, все так же прижимая руку к лицу.

Паладин яростно атаковал ее — похоже, гибель соратников придала ему гневной решимости. Поединок затягивался, силы противников казались равными. Наконец воительнице удалось обмануть его бдительность, инсценировав усталость. Она спровоцировала его на глубокий выпад, парировав который, выбила клинок из руки врага и, продолжая движение, полоснула по его груди. Обезумев от боли, он бросился вперед и сам налетел на ее меч, вошедший ему меж ребер, пробив легкое.

Изо рта паладина хлынула алая, под цвет мундира, кровь. Он опустился на колени, а потом повалился ничком, несколько раз дернулся и затих.

Женщина перевела дух и взглянула на лишившегося носа стражника, склонившегося над своим убитым товарищем. Когда она направилась к нему с мечом в руке, он съежился от страха.

— Не надо! — воскликнул бородатый мужчина, чья широкополая шляпа потешно сбилась набок.

Серра подняла на него вопросительный взгляд.

— В этом нет нужды, — зачастил бородач, — он ведь все равно не может причинить нам никакого вреда. Оставь его. Пожалуйста.

Темноволосая квалочианка, кивнув в знак согласия, пролепетала что-то невнятное, но к окончательному решению Серру подтолкнули испуганные лица детей.

Наклонившись, она вытерла клинок о мундир дрожавшего от ужаса стражника, после чего выпрямилась, вложила меч в ножны и направилась к беглецам. Те смотрели на нее широко раскрытыми глазами.

— Нам нужно отсюда убираться, — промолвил человек в шляпе.

— Следом за этими явятся другие, — добавила квалочианка, крепко прижимая к себе детей.

Серра оглянулась в сторону гавани.

— Идея неплохая, но куда? Я здешних мест не знаю. Есть здесь надежное укрытие?

— Найдется, — заверил ее мужчина. — Думаю, найдется. Но надо поторопиться.

Серра пригляделась к нему.

— Слушай, я тебя нигде не могла видеть?

— Предлагаю обсудить это попозже, — отозвался он слегка обиженным тоном.

Они торопливо покинули место схватки, оставив там дрожащего стражника и три тела в растекавшихся лужах крови.