Магистр Войны

III. И НАЗАД

Они практически вышли сухими из воды. Избежали неприятностей и выжили, чтобы рассказать историю.

Практически.

В ад и назад. Вот, как некоторые описывали миссию в Пределе Спасения. Это звучало так, как бы сказали Ларкин или Варл.

В ад и назад. Они вошли в ад и вышли на другой стороне, и не в первый раз. Но после всего, что они вынесли, казалось, что им, все же, не удастся вернуть домой.

В четырех неделях от Приграничья Римворлда, и целевой скалы, известной, как Предел Спасения, доблестный старый военный корабль Высочество Сир Армадюк начал хромать.

— Насколько мы далеко от пункта назначения? — спросил Ибрам Гаунт капитана Армадюка.

Спайка, откинувшись задумчиво назад на своем потертом командном месте, пожал плечами.

— Приблизительно еще пятнадцать дней, — ответил он, — но мне не нравится вид имматериума. Впереди плохие узоры. Я думаю, что мы переживем приличный шторм до полуночи, по корабельному времени.

— И это может замедлить нас? — спросил Гаунт.

— В пределах недель, если нам не повезет, — сказал Спайка.

— И все-таки, вы говорите, что шторм не настоящая проблема? — нажимал Гаунт.

— Нет, — сказал Спайка. Он поднял палец для тишины. — Вы это слышите?

Гаунт прислушался, и услышал множество звуков: щебет и щелчки множества когитаторов, стоящих рядами вокруг мостика корабля; астматический свист системы циркуляции воздуха и насосов; гул силовых подпалубных хабов, подзаряжающих дисплей стратегиума; беспорядочное бормотание из углубления навигатора;

разговоры команды корабля по воксу; шаги по покрытию палубы; глубокое, глубокое урчание варп-двигателей на фоне всего остального.

За время проведения миссии по Пределу Спасения, он начал узнавать разнообразные окружающие шумы Армадюка, но не достаточно, чтобы стать экспертом.

— На самом деле, нет, — признался он.

— На самом деле, нет? — спросил Спайка. — Нет? — Капитан звучал разочарованно. Хотя жизнь и ожидания от службы человека Флота были, совершенно буквально, на расстоянии миров от того же у офицера Гвардии, двое людей привязались друг к другу за время миссии, и оба получили способность проникать в суть рабочих сфер деятельности, совершенно чуждых каждому из них. Они не были друзьями, но было немного чего-то такого, взращенного, что в один день могло стать похожим на дружбу. Клеменсев Спайка казался весьма разочарованным, что Гаунт воспринял меньше корабельных нюансов, чем он ожидал.

— Это совершенно отчетливо, — печально сказал Спайка. — Двигатель номер два. В его генеративном пульсе аритмия. Модуляция не в такт. Там. Там. Там. Там.

Подобно дирижеру, он стучал пальцем, чтобы показать шаблон. У Ибрама Гаунта не было опыта, что распознать такой шаблон.

Настала очередь Гаунта пожать плечами.

Спайка подстроил медные рычаги на своих подлокотниках, и развернул командное кресло. Кресло, трон с металлическим каркасом и потертой кожей, с группами контрольных поверхностей и рычагов, встроенных в каждый подлокотник, располагался на позолоченном лафете, который соединял его со сложным шарнирным подъемником. По касанию, Спайка мог поднять себя над всем мостиком, отклониться, чтобы занять позицию над любой станцией мостика внизу, или даже поднять себя к куполу мостика, чтобы изучить гололитическую проекцию звездной карты.

Эта, более легкая подстройка, просто развернула кресло, чтобы он мог слезть с него и повести Гаунта по мостику к группе станций, занятых Мастером Техники и его ключевыми служащими.

— Вывести информацию на дисплей, все двигатели, — запросил Спайка.

— Информацию на дисплей, все, так точно, — ответил Мастер Техники. Его руки – суетливые бионические пауки, с которых капали капли масла и которые были прикреплены к запястьям, сделанным из вращающихся элементов и прикрепленные к кабелям, выступающим из красивых, застегнутых на две пуговицы манжетов его служебной униформы – затанцевали по главной тактильной панели консоли. Каждое прикосновение производило раздельную и отчетливую электронную ноту, создавая маленький музыкальный беспорядок, подобно атональному арпеджио. Мастер Техники не был слепым, потому что Гаунт мог видеть, как охряные-с-золотом рецепторы в его улучшенных зрачках расширяют и сжимают его радужку, но его поза была, как у слепого пианиста. Он не смотрел на то, что делал. Его картина Вселенной и корабля, что было, по сути, одним и тем же, поступала к нему постоянно обновляющимся потоком, посредством слуховых имплантов, и посредством кабелей, которые поднимались к его шее, как разбухшие артерии и входили в основание его черепа сквозь гнезда на коже.

Гололитический дисплей включился над станцией человека. Рядом друг с другом, в трехмерном изображении, появились, для сравнения, поднимающиеся и спадающие графические линии работы двигателей Армадюка. Ограниченная компетентность Гаунта теперь была восполнена.

— Я вижу, — сказал Гаунт. — Безусловно, проблема.

— Безусловно, — ответил Спайка. — Двигатель номер два работает, по меньшей мере, на тридцать пять процентов хуже стандартной эффективности.

— Мощность уменьшается с каждым часом, капитан, — сказал Мастер Техники.

— Вы проверяли его? — спросил Гаунт.

— Тяжело проверить варп-двигатель, когда он в работе, — ответил Спайка. — Но, да. Пока ничего определенного. Я полагаю, что снижение мощности – это результат повреждений, которые мы получили во время боя у Солнца Тависа. Даже микроудар или трещина внутренней облицовки могут, со временем, вылиться в это, особенно из-за требований, которые мы предъявили устройству.

— Значит, это может быть старая рана, которая только что показалась? — спросил Гаунт.

Спайка кивнул.

— Мастер Техники, — сказал он, — предпочитает теорию, что было повреждение микрочастицей во время нашего приближения к Пределу Спасения – проглоченный мусор. У этой теории есть некоторые основания. Предел был особенно плотным полем.

— Какой прогноз? — спросил Гаунт.

— Если мы сможем провести эффективный ремонт, мы в порядке. Если нет, и если мощность продолжит так дальше падать, мы будем вынуждены выйти из варпа, и, вероятно, направиться к ближайшей гавани.

Гаунт нахмурился. Они путешествовали без остановки с самого отхода от Предела, за исключением одной запланированной остановки у безопасного склада, Айгора 991, неделей ранее. Это было не по плану. Пополнение запасов было необходимо безотлагательно: в рейде было потрачено огромное количество боеприпасов и расходников, но они были обязаны срочно отходить без пополнения припасов. Гаунт с неохотой согласился на крюк. Он хотел добраться до точки назначения так быстро, насколько возможно.

— В худшем случае? — спросил он.

— В худшем случае? — ответил Спайка. — Есть много худших случаев. Наиболее очевидный тот, что двигатель внезапно откажет, и нас выбросит из варпа. Выбросит из варпа… если нам повезет.

— Есть что-нибудь, — спросил Гаунт капитана корабля, — что намекает вам на то, что удача обходит обитателей этого корабля на какой-нибудь постоянной или регулярной основе?

— Мой дорогой полковник-комиссар, — ответил Спайка, — я живу в этой проклятой галактике достаточно долго, чтобы верить, что такой вещи, как удача, не существует.

Гаунт не ответил.

Спайка пошел назад к своему командному месту и сел.

— Я начну проводить оценку данных астронавигации, чтобы посмотреть, есть ли какие-нибудь жизнеспособные точки выхода из варпа, — сказал он. — Я намерен дать отсрочку при текущих обстоятельствах в двенадцать часов. Двенадцать часов, чтобы все восстановилось или было починено. Если этого не случится, я выйду в реальное пространство в надежде найти безопасную гавань или поддержку флота.

Гаунт кивнул.

— Я так понимаю, что это вся информация для меня? — спросил он.

— Полковник-комиссар, — сказал капитан. — если мы будем вынуждены прекратить эту поездку преждевременно, или если двигатель откажет, скорее всего мы будем дрейфовать во враждебном пространстве. Они, весьма вероятно, не будут безопасной гаванью или поддержкой флота. Скорее всего, нам нужно будет защищать себя.

Он подстроил несколько рычагов на подлокотнике, и поднял свое кресло в купол навигации к вечному свету звездных карт.

— Я вам это говорю, — крикнул он через плечо, — чтобы вы подготовили своих Призраков.

Гаунт шел к задней части мостика корабля, игнорируя отдавания чести Флотскими.

Он спустился вниз по двум лестницам и вошел в Главный Порт, один из главных коммуникационных коридоров корабля. Здесь была суматоха: сервиторы и команда, и случайные солдаты из Танитского Первого, которые отдавали ему честь.

Звуки и запахи корабля были повсюду вокруг него. Давление варпа давило на Армадюк, и трещало покрытие палубы. Настенные панели стонали. В некоторых местах появился лед, покрыв стены глазурью, а неожиданные горячие точки дрожали в их дымке в других. Противовзрывные заслонки, которые располагались с двадцатиметровыми интервалами в Главном Порту, готовые наглухо закрыться и отделить длинный проход в случае пробития корпуса или декомпрессии, дрожали в своих каркасах, временно деформированные от давления варпа.

Если это визуально делает это с металлической структурой корабля, подумал Гаунт, что это делает с нашими телами? Нашей внутренней структурой?Нашими разумами? Нашими душами?

Он вышел из Главного Порта и вошел в тесную сеть залов, коридоров и туннелей, которые соединялись с жилыми уровнями и грузовыми помещениями. Потолки были ниже, а коридоры были более плотно оборудованы кабелями, электрикой и ящиками с переключателями. На этих уровнях, менее освещенных и клаустрофобных, древний корабль ощущался больше похожим на улей. Подземный улей.

Световые ленты, светосферы и настенные фонари мерцали так, что казалось похожим на слишком нерегулярный темп, как будто энергия была скачкообразной или борющейся, чтобы достичь крайние концы корабля. Плохие запахи доносились, как плохой запах изо рта, из вентиляционных отверстий: вонь масла и жира, грязной воды, застоявшейся гидравлики, плохо очищенных систем канализации, готовки, немытой плоти, перегретых решеток, потому что они были забиты копотью, пылью и волокнами.

Армадюк должен был отправиться на металлолом давным-давно. Его спас от разрушения на свалке забег на Предел Спасения, с небольшими ожиданиями, что его снова увидят.

Гаунт знал, как это чувствуется.

Миссия была успешной – ошеломительно успешной, несмотря на шансы. Как это и происходило довольно часто раньше, Гаунт испытывал мало удовлетворения от этого, из-за цены. Цена была слишком высокой, каждый раз.

Гаунт прошел мимо двери одной из столовых, и увидел Виктора Харка, сидящего в одиночестве у одного из длинных, потертых столов, покачивающего кружку с кофеином. Холодный запах вареной капусты и овощей задержался в зале. Зал был слишком ярко освещен. Гаунт мог слышать сервиторов в задней части, готовящих еду для следующего приема пищи.

— Виктор?

Харк начал вставать.

— Расслабься, — сказал ему Гаунт. — Брифинг. Через тридцать минут. Можешь оповестить офицеров рот и принести отчеты?

Харк кивнул.

— Всех?

— Только тех, кого сможешь найти. Не выдергивай людей со службы. Пока это неофициально, но я хочу, чтобы разговор распространился.

— Разговор?

— Впереди могут быть проблемы.

Харк поднялся на ноги и с грохотом поставил кружку на тележку для грязной посуды.

— Ибрам, — сказал он, — впереди всегда есть проблемы.

Они собрались в кают-компании. Харк нашел Ладда, Фейзкиель, Макколла, Ларкина, Баскевиля, Колеа и большинство командиров рот. Примечательными отсутствующими были Бленнер, Роун, Мерин, а так же Даур и Майор Паша, которые все еще были в лазарете. Капитан Нико Спетнин был вместо Паши, а Адъютант Мор и Сержант Венар вместо Даура.

— Крийд нет? — спросил Гаунт Харка, когда вошел и офицеры встали.

— Крийд? — ответил Харк. — Тона не ротный командир или соответствующего уровня.

Гаунт замешкался. Его разум был повсюду с тех пор, как…

Он забыл, что не сообщил это никому, даже Крийд.

— Ладно, — сказал он, с жестом «вольно», который все они знали.

— Что-то неправильно, сэр? — спросил Баскевиль, воспользовавшись стандартным комментарием адъютанта Гаунта.

Белтайн, сидящий впереди с приготовленным планшетом, чтобы делать пометки, закатил глаза, давясь от смеха.

— Ага, Баск, — ответил Гаунт. Они быстро успокоились.

Гаунт снял фуражку и расстегнул плащ. Воздух сгущался в кают-компании, когда набиваешь его телами.

— Это, может быть, ничто, — сказал он им, — но нам нужно перейти на вторую инструкцию с данного момента.

— Вторую инструкцию? — повторил Колосим.

— Приготовиться к бою? — спросил Колеа.

Гаунт кивнул.

— Боюсь, что так.

— Мы только четыре недели как выбрались из того шторма дерьма... — пробормотал Обел.

Гаунт посмотрел на него. Энергия немигающего аугметического взгляда Гаунта пришпилила Обела к его месту.

— Сэр, я не имел в виду... — начал он.

Гаунт часто забывал, насколько суровыми могут быть его новые глаза. Он не хотел доставить дискомфорт офицеру, настолько преданному и надежному, как Обел.

— Я знаю, Ланни, — сказал Гаунт. — Мы все, все еще, зализываем наши раны. И я обеспокоен нашими скудными припасами. Но война работает по своему собственному расписанию, не нашему. Мне нужно, чтобы Первый перешел на вторую инструкцию за следующие двенадцать часов.

Последовал общий стон.

— Есть какие-нибудь особые данные, которые вы можете дать нам, сэр? — спросил Баск.

— Капитан Спайка проинформировал меня, что у Армадюка проблемы с двигателем. Корабль может не довезти нам домой. Если мы не долетим до цели или резко выйдем из варпа, я хочу, чтобы роты были готовы к защитным обязанностям.

— Абордаж? Контрабордаж? — спросил Колеа рычащим голосом.

— Все, что угодно, Гол, — ответил Гаунт. — Просто убедись, что твои отряды готовы иметь дело с любым типом контактов. Со всем, чему они разумно могут ожидать противостоять.

Колеа кивнул.

— И оповестите всех, что в случае боевых действий экономия боеприпасов первостепенна.

Офицеры сделали заметки.

— Ладд? — сказал Гаунт.

— Да, сэр? — ответил Комиссар Ладд.

— Проследи, что наши друзья проинформированы, — сказал Гаунт самому молодому комиссару полка.

— Да, сэр, — сказал Ладд.

— Харк?

— Да, сэр? — ответил Харк.

— На тебе оповестить Роуна и Роту Б.

Харк кивнул.

— Ладно, — сказал Гаунт, — на этом все. Спасибо за внимание. Идите.

На выходе он поймал Баскевиля за руку.

— Если увидишь Крийд, не можешь послать ее ко мне?

— Конечно, — сказал Баск.

Гаунт брел назад к своему жилищу по Нижнему Центральному Шестидесятому. Ему пришлось остановиться по пути.

Он остановился, чтобы заглянуть на одну из палуб, грузовых ангаров, которые служили жилищем для свиты. Это был дом для душ, которые подписали бонды, чтобы путешествовать с полком: жены, дети, семьи, а, так же, ремесленники и торговцы, которые составляли жизненноважную сеть поддержки Танитского Первого. Предел Спасения был рискованным предприятием, но каждый член большой семьи полка подписал бонд, чтобы быть рядом. Они решили, что лучше рискнут своими жизнями и умрут с Призраками, чем останутся на Меназоид Сигме и, вероятно, больше никогда не пересекутся с ними.

Гаунт думал, что это показывало больше отваги и веры, чем было у любого солдата. Гвардейская жизнь была лучше из-за постоянной силы семьи, но это было тяжелое существование. Ему пришлось тщательно обдумывать перед тем, как разрешить выпуск бондов.

Он смотрел, как играют дети, работают женщины, на линии стираного белья, качающегося на балках над головой. Их вера, казалось, помогла им миновать опасности Предела, но всегда были новые опасности. Появление проблемы с двигателем беспокоило его, а прерванное пополнение запасов на Айгоре 991 прокручивалось в его разуме. Майор Колеа случайно наткнулся на какую-то форму Губительных Сил, которая, казалось, охотится на них. Она заявляла, что она – голос Анарха Сека, и она требовала вернуть что-то, называемое «орлиными камнями». Она убила несколько членов высадившегося отряда. Гол Колеа хорошо постарался, чтобы прекратить пополнение припасов, но у Гаунта было задержавшееся ощущение, что Гол не рассказал ему всего о стычке. Возможно, это был просто ужас от пережитого опыта, который заставил Гола быть неразговорчивым.

Ни у кого не было приличной идеи, чем могут быть «орлиные камни», но если сила Сека коснулась их на Айгоре 991, тогда Архивраг был намного ближе позади них, чем Гаунт хотел представлять. Несмотря на все трудности, они пережили миссию на Пределе. Была ли невидимая и большая угроза, которая затаилась, поджидая их всех? Сможет ли он защитить семьи во второй раз? Это не было беспристрастной заботой командира. Гаунт всегда был один, но теперь у него тоже была семья на борту. Его сын…

Он стряхнул мысль. Одна проблема за раз.

Аятани Цвейл стоял на скамье, проповедуя любовь Бога-Императора собравшимся семьям. Старый священник увидел Гаунта в дверном проеме, и остановил свою проповедь, слезая со своего места с помощью поддерживающих рук.

— Ты выглядишь мрачным, Ибрам, — сказал он, когда дохромал до Гаунта.

— Вы наблюдательны, аятани.

Цвейл пожал плечами.

— Нет, ты всегда выглядишь мрачным. Я сделал общее замечание. Почему? Есть новая проблема, которая будет держать нас в бодрствовании ночью?

Гаунт посмотрел по сторонам, чтобы убедиться, что никто не сможет подслушать.

— Проблема с двигателем, — сказал он. — Может быть ничего, но если мы будем вынуждены прекратить переход, чтобы разобраться с… Ладно, это может создать тревогу и среди свиты. В качестве одолжения для меня, оставайтесь здесь и присматривайте. Если произойдет худшее, попытайтесь успокоить страхи. Они послушают вас. Скажите им, что скоро они будут в безопасности и что нет никаких причин для паники.

Цвейл кивнул. После потери на Пределе Спасения, его дух упал. Старая энергичная искра потускнела.

— Конечно, конечно, — сказал он. — Я заставлю их петь гимны. Гимны – это хорошо. И тепло тоже, холодной ночью.

— Вы имеете в виду, гимны?

— Возможно, нет, — ответил Цвейл, обдумывая это.

Что-то врезалось в ноги Гаунта.

— Папа Гаунт! Папа Гаунт!

Гаунт посмотрел вниз. Это была Йонси, маленькая дочка Тоны Крийд. Она обхватила его колени и улыбалась ему.

— Привет, Йонси, — сказал Гаунт. Он взял ее на руки, и она радостно сняла его фуражку и надела ее. Она была такой маленькой и легкой.

— Я – Папа Гаунт! — бодро заявила она Цвейлу, смотря из-под края большой для нее фуражки. Она отдала четкий салют.

— Юная леди, — сказал Цвейл, — то, что вы только что сделали – это оскорбление униформы, и Папа Гаунт расстреляет вас за это.

— Нет! — вызывающе крикнула Йонси.

— Не в этот раз, — сказал Гаунт.

Одна из женщин поспешно подошла к ним.

— Вот ты где, дитя, — воскликнула она. — Я удивлялась, куда ты убежала!

Она взяла Йонси из рук Гаунта.

— Мне очень жаль, что она побеспокоила вас, сэр, — сказала она. — Я должна была смотреть за ней.

— Все нормально, — сказал Гаунт. — Она не побеспокоила.

— Папа Гаунт собирается расстрелять меня, Юнипер! — рассмеялась Йонси.

— Да? — сказала женщина.

— Папа Цвейл так сказал, — сказала ей Йонси.

— Да нет, конечно, — сказал Гаунт женщине.

— Несоблюдение униформы, — сказал Цвейл, потешаясь, и снял фуражку с головы ребенка. — Расстрел, по меньшей мере!

— Я думаю, что мы можем отделаться выговором, — сказал Гаунт, когда Цвейл отдал ему фуражку.

— Считай, что тебе повезло на этот раз, дитя, — сказала Юнипер девочке на руках. Она сделал неловкий легкий поклон, и поспешила прочь. Йонси махала им, когда ее уносили.

— Она всех зовет «папа», — сказал Цвейл. — Было «дядя», но теперь «папа» в приоритете.

— Полагаю, наследие ее необычного воспитания, — сказал Гаунт. — Она кажется достаточно счастливой.

— Она... — начал Цвейл. — Она не кажется тебе маленькой?

— Маленькой?

— Я тут недавно размышлял, — сказал священник. — Просто ребенок с косичками, каким и была всегда. Но Далин уже взрослый человек, а между ними не может быть много лет. Она, так же, действует, как очень юная.

— Вы думали, что это защитная реакция? — спросил Гаунт. — Ее жизнь никогда не была безопасной. Может быть, она играет на своих по-детски простых качествах, чтобы убедиться, что мы защищаем ее.

— Ты думаешь, что это показуха?

— Не осознанная, нет. Но, пока она невинный ребенок, каждый – ее отец или ее дядя или ее тетя. Так она справляется. Так она чувствует себя в безопасности.

— Ладно, я представляю себе, что она вырастет довольно скоро. Девочки поздно развиваются. Внезапно, она станет обидчивым подростком.

— И мы будем защищать ее точно так же, — сказал Гаунт. Он надел фуражку.

— Нашим детям всегда нужна наша защита, — сказал Цвейл, — не важно, насколько они взрослые. Как твой отпрыск?

— Я, все еще, пытаюсь смириться с этим фактом, — сказал Гаунт. — Мне нужно идти, отец. Я буду держать вас в курсе.

— А я буду готов, — сказал Цвейл.

Гаунт покинул палубу и возобновил свое путешествие к корме.

Внезапно, он услышал музыку. Это была веселая музыка. Она была энергичной. Она катилась и отдавалась эхом в мрачном примыкающем туннеле.

Он подошел ко входу в боковой ангар. Здесь собрался Белладонский Парадный оркестр, и он практиковался. Это было, очевидно, неофициальное собрание. Большинство из них не были в полной униформе, и они были рассредоточены по большому залу грузового ангара, сидя или даже развалившись на упаковочном материале, играя свою взрывную музыку. Те, кто не играл, стояли или танцевали бодрую польку в середине зала. Большинство из танцующих сняли ботинки и рубашки.

Высоко наверху, талисман полка, церемониальный псайбер орел, перелетал с одной балки на другую, пронзительно крича из обоих клювов.

Музыка постепенно затихла, когда члены оркестра заметили Гаунта в проходе.

— Здесь весело, — заметил Гаунт.

Капитан Якуб Вайлдер подошел.

— Это Белладонский способ, сэр, — сказал он. — Мы отмечаем живых и мертвых. Это самый лучший способ расслабиться в тяжелой поездке.

Гаунт поджал губы.

Комиссар Вэйном Бленнер поднялся с рулона упаковочного материала, чтобы присоединиться к ним.

— Моя идея, Ибрам, — поспешно сказал он. — Просто легкое ослабление старого ошейника, понимаешь?

Гаунт посмотрел на своего старого друга. Бленнер казался удивительно расслабленным.

— Я уверен, что мы все можем воспользоваться некоторым бездействием, — сказал он.

— Я собирался предложить формальное собрание, — сказал Бленнер. — Достать кое-какой приличной еды и вина со склада. Все приглашены. Оркестр может сыграть. Танцы, а? Мы можем сбросить это настроение. Первый заслуживает этого, Ибрам.

— Заслуживает, — согласился Гаунт.

— Хорошо.

— Но сейчас не время, — сказал Гаунт. — Нам нужно перейти на вторую инструкцию.

— С каких пор?

— С данного момента, Вэйном, — сказал Гаунт.

Бленнер сглотнул.

— Вторая инструкция? — спросил он.

— Да. «Приготовиться к бою». Это проблема?

— Нет. Нет, нет. Вовсе нет.

— Мои солдаты готовы, — сказал Вайлдер.

— Хорошо. Ожидайте опасность через двенадцать часов, — сказал Гаунт. — Если начнется бой, берегите боеприпасы. — Он повернулся и покинул ангар.

— Давайте… давайте закончим здесь, — сказал Бленнер Вайлдеру. Ему нужна была кружка воды.

В кармане его мундира была упаковка с таблетками, и он внезапно осознал желание принять одну.

Гаунт остановился снаружи лазарета и замешкался перед тем, как войти. Он понимал, что у него есть хорошая причина войти, и то, что это не было настоящей причиной. Настоящая причина, по которой Гаунт продолжал посещать лазарет, была в том, что он пытался привыкнуть к месту без Дордена.

Он снял фуражку и вошел. Внутренние настенные экраны и ставни были открыты, чтобы расширить место и приспособить раненых полка после битвы в Пределе Спасения. Лазарет все еще был весьма полон. Несколько раненых, как снайпер Нэсса Бурах, попытались сесть и отдать честь, когда увидели его.

Он поднял руку.

— Вольно, все, пожалуйста, — сказала он.

Он пошел через ряды стальных коек, останавливаясь, чтобы поговорить со столькими ранеными, со сколькими мог. Он показал жестами Как ты? Нэссе Бурах, и она ухмыльнулась в ответ и ответила голосом.

— Готова сражаться, — сказала она. Как и многие из Улья Вервун, она потеряла слух во время Зойканской Войны, и язык жестов, которые они выработали, доказал свою жизнеспособность как для действий их разношерстных отрядов против Зойканцев, так и позднее, для тайных операций Танитского Первого. Старший Разведчик Макколл давным-давно адаптировал язык жестов разношерстных отрядов Улья Вервун в качестве невербального кода полка.

Хотя, в последнее время, в личных обстоятельствах, Нэсса пыталась пользоваться своим голосом. Слова выходили с тем слегка гнусавым, закругленным качеством говорящего, который мог только ощущать дыхание своих слов, но они безмерно трогали Гаунта.

— Я знаю, что можешь, — ответил он, без жестов.

Она прочитала его губы и ответила еще одной улыбкой.

Гаунт остановился рядом с койкой Майора Паши и поговорил с ней немного, уверив старшего офицера, что новое пополнение полка, которое было в ее подчинении, было в хорошем состоянии.

— Спетнин и Жукова держат все руках, — сказал он, — и они хорошо взаимодействуют с остальными командирами. Спетнин хороший парень.

— Значит, не Жукова? — спросила Паша.

Гаунт замешкался.

— Она – великолепный офицер.

Паша села и наклонилась вперед, подозвав Гаунта ближе заговорщическим жестом, сделанным руками, которые задушили больше, чем одну из Зойканских глоток в свои дни.

— Она – великолепный офицер, сэр, — согласилась Паша. — Но, она амбициозна и она красива. Не такая красивая, как она.

Паша кивнула подбородком в сторону Нэссы, которая вернулась к своему чтению.

— Нет? — спросил Гаунт.

— Милая, глухая девочка не знает, что она красивая. Орнелла знает. Вот почему ваша дорогая глухая девочка – снайпер, а Орнелла Жукова – капитан.

— О чем вы? — спросил Гаунт.

— Я о том, что Жукова выдающийся командир. Просто обращайтесь с ней, как с любым самоуверенным амбициозным мужиком. Не дайте себя одурачить ее губами и грудями.

Гаунт рассмеялся. Ему весьма нравилась Майор Ив Петрушкевская. Она была высоким, сильным, свирепым ветераном. Он недолго знал ее, и нельзя было сказать, что они долго служили вместе. Паша была прискорбно ранена при несчастном случае во время пробития корпуса до того, как начался бой за Предел Спасения.

Но Гаунт был уверен, что она принесла кое-что Призракам, что уже должным образом считалось. Мощь, руководство, материнскую силу. Отличительную мудрость.

— По правде, сэр, — сказала она, устраиваясь на подушке, — я чувствую себя… пристыженной.

— Пристыженной? — с удивлением спросил он.

— Выбыть из строя до того, как я смогла в ярости сделать первый выстрел, — ответила она, ее рот почти сформировал перевернутую U от неодобрения. — Не знаменательное начало моей службы под вашим командованием.

— Вам нечего доказывать, майор, — сказал он.

— Всем всегда есть, что доказать, — ответила она. — В противном случае, какова цель жизни, сэр?

— Признаю свою ошибку. И хватит этих «сэр», пожалуйста. Вы – одна из старших офицеров. «Сэр» – перед солдатами, но «Ибрам» – передо мной, как сейчас.

— Хах, — ответила она, подняв руки с неприязнью. — Официальность – это дисциплина.

— Тогда, Гаунт? — сказал он.

Ее рот нерешительно снова изогнулся в перевернутой U.

— Может быть.

Он мог сказать, что ей некомфортно. Она пыталась быть открытой, но сантименты ей не нравились. Он сменил тему.

— Послушайте, майор, — тихо сказал он. — Мне нужно рассчитывать на вас.

— Да? — прошептала она, наклонив голову вперед.

— У нас проблема с двигателем. Плохая. Мы можем не добраться до дома. На самом деле, нас может выбросить в реальное пространство в любое время.

Он держал свой голос на минимуме.

— Если это произойдет, мы будем в опасности.

— Нападение? — спросила она.

— Да. Если нас возьмут на абордаж, мы должны будем защищать себя, секция за секцией. Вы защитите лазарет для меня? Поднимете всех способных на защиту?

— Вы отправите сюда ящик с винтовками?

— Запасы ограничены, но, да.

Она кивнула.

— Конечно. Конечно, защищу, — сказала она. — Рассчитывайте на меня.

— Уже, — ответил он.

Она заморгала от удивления и посмотрела на него. Он протянул руку, и она ее пожала.

— Держите это при себе, но будьте готовы, — сказал он.

Он встал с края ее койки и повернулся, чтобы уйти.

— Я буду, Гаунт, — сказала Паша.

Через несколько коек дальше, Элоди играла в регицид со своим мужем. Бан Даур все еще выглядел очень болезненным и слабым от ран, которые получил. Они поженились на пути к Пределу.

— Капитан. Мэм Дютана-Даур.

Они осмотрелись. Элоди начала вставать.

— Я просто приветствую, — сказал Гаунт. — Не позволяйте мне вмешиваться.

— Мило с вашей стороны, сэр, — сказал Даур.

— Разве я мог не остановиться у одного из моих лучших, — сказал Гаунт. — Как оно, Бан?

— Все хорошо. У меня все еще внутренне кровотечение, так они говорят. Есть еще, что заштопать.

— Ты сильный, Бан.

— Да, сэр.

— И она делает тебя сильнее, — сказал Гаунт, смотря на Элоди. — Я узнаю любовь, когда вижу ее, потому что я мало ее вижу.

— Вы льстите мне, сэр, — сказала Элоди.

— Мэм, — начал Гаунт.

— Элоди, — твердо сказала она.

— Элоди, — поправился он. — Пока вы остаетесь с этим полком, вы быстро поймете, что я никогда не льщу никому.

Ближе к концу первого отделения Гаунт наткнулся на Доктора Колдинга, который проводил осмотр. Он проверял Раглона и Канта, которые восстанавливались от серьезных ран.

— Я ищу Керт, — сказал Гаунт.

— Я думаю, что она в задних комнатах, — сказал Колдинг. — Могу я чем-нибудь помочь?

— Нет, она проинструктирует вас, — ответил Гаунт. Он сделал паузу.

— Колдинг?

Альбинос повернулся к нему.

— Сэр?

— Поддерживайте ее.

— Я так и делаю.

— Потеря Дордена тяжелая.

— Я едва знал его и я обеспокоен значимостью, — ответил Колдинг. Гаунт кивнул, повернулся и пошел в офисы позади больничного отделения.

Сначала он нашел Капитана Мерина, раздетого до пояса, сидящего прислонившись к спинке стула, пока санитар Керт, Лесп, работал над его спиной чернилами и иглами.

— Простите, сэр, — сказал Лесп, вставая.

Гаунт показал ему «не важно». Лесп был хорошо известен, как татуировщик полка, человек искусства, а в качестве санитара, как поборник гигиены. Гаунт давным-давно прекратил пытаться избавиться от попыток Танитцев не по кодексу украшать свою кожу татуировками.

— Мои извинения, сэр, — резко сказал Мерин, потянувшись к своей рубашке. — Было свободное время, и я подумал...

— Было собрание офицеров, неформальное, — сказал Гаунт.

— Меня не предупредили, — сказал Мерин, и он казался искренне раскаивающимся.

— Все нормально. Оно было неформальным, как я и сказал. Но найди Колеа, чтобы он ввел тебя в курс дела. Впереди могут быть проблемы.

— Конечно, — сказал Мерин.

— Какие татуировки делаешь?

Мерин сделал паузу.

— Просто… просто имена, — сказал он.

— Имена? — спросил Гаунт.

— Книга Мертвых, — сказал Лесп, полуулыбнувшись, затем пожалев об этом, когда увидел выражение на лице Гаунта.

Гаунт сделал круговое движение пальцем повернуться, и Мерин повернулся, чтобы показать свою спину. Торс Мерина был сильным и бугрился мускулами. В нижней левой части спины Лесп наносил список имен черными чернилами. Это были имена людей из Роты Е Мерина, которые погибли в Пределе Спасения. Мерин потерял многих, возможно слишком многих, из-за Локсатлей во время финальной эвакуации.

Лесп наполовину нанес имя «Костин», имя, которое особенно беспокоило Гаунта. До рейда, Рядовой Костин, хронически ненадежный солдат, был обнаружен виновным в получении посмертных вознаграждений через пособия вдов от Муниторума. Гаунту это казалось особенно возмутительным преступлением. Кто-то делал огромные деньги на погибших полка. Костин был убит до того, как его подельники могли быть обнаружены.

— Я отдаю честь своим погибшим, — тихо сказал Мерин.

Гаунт кивнул. «Книга Мертвых» была общей и популярной татуировкой среди Танитских офицеров, настолько популярной, что некоторые Вергхастцы тоже приняли ее. Из уважения, у полевых офицеров были имена людей, которые погибли под их командованием, нанесенные на кожу.

Гаунт обдумывал это неоднократно. Он хотел выказать уважение Танитским традициям, и он чувствовал, что определенные имена – Корбек, Каффран и Брагг, например – никогда не будут посторонними для него. Он ощущал это даже больше насчет Дордена.

Но было неподобающе для комиссара нарушить правила, продолжал он себе говорить.

— Это кажется единственно правильным, сэр, — сказал Мерин.

Да. На самом деле, да. За исключением того, что нет, для такой змеи, как Мерин, человека, который ранее выказывал абсолютно нулевую симпатию своим солдатам. Гаунту было неуютно из-за этого. Почему сейчас? На самом ли деле Мерин проснулся после того, как его рота пострадала в Пределе? Иди это была компенсация? Пытался ли он выглядеть, как опечаленный командир?

Пытался ли он дистанцироваться от преступления, имея имена преступников, вытатуированных на его спине «из уважения»? Костин был убит до того, как его подельников по мошенничеству могли бы найти…

Общим правилом было то, что вы не сомневались в чувствах офицера, скорбящего по своим людям. Гаунт хотел сказать что-то, но искренние жалость и сочувствие сдерживали его. Если Мерин был гнусно умным, тогда это было очень, очень умно.

А Мерин был очень, очень умным.

— Доктор Керт? — спросил Гаунт Леспа. Лесп указал на второй офис.

Гаунт вошел внутрь и закрыл за собой дверь. Анна Керт сидела за столом Дордена, просматривая медицинские файлы. Она немного похудела. В ней было напряжение. Гаунт мог чуять алкоголь, который, надеялся он, был медицинским.

— Могу я тебе помочь, Ибрам? — спросила она.

— Могу я тебе помочь?

Она пожала плечами. Она казалась уставшей. Гаунт слышал из различных личных источников, что она тяжело восприняла потерю, и слишком много работала, а затем пила, чтобы уснуть. Те же самые источники говорили, что Бленнер присматривает за ней.

Такая бескорыстность едва ли была похожа на Вэйнома Бленнера.

Гаунт почувствовал укол ревности, но он едва ли мог жаловаться. Его собственные ночи были заполнены другой женщиной, и Анна это знала. Если когда и было чувство, что они ждут друг друга, Гаунт лично разрушил это.

Гаунт всегда держался в стороне от Анны Керт, частично из-за правил и приличий, и частично из-за того, что он верил, что он не был тем типом человека, в котором любая приличная женщина когда-либо будет нуждаться или которого захочет.

— Я продолжаю приходить сюда, — сказала Керт, делая жест в сторону офиса и стола. — И знаешь что? Каждый раз, он все еще мертв.

— Анна...

Она махнула ему отвалить.

— Игнорируй меня. Я просто не могу к этому привыкнуть.

— Тебе нужно...

— Я в порядке, Гаунт.

— Анна...

— В порядке. В порядке. Ладно?

Он знал этот тон, эту стойкость, эту «не налегай» позицию. Он знал это с их самой первой встречи в Улье Вервун.

— Что ты думаешь о татуировке Мерина? — живо сказал он.

— Мерин взрослый, — сказала она.

— Я просто подумал, — начал Гаунт.

— Подумал о чем?

— Может он как-то компенсирует?

— За своих погибших? — Она вернулась к своим файлам, слушая вполуха.

— Хорошо, — сказал Гаунт, — компенсирует было неправильным словом. Уворачивается.

Она посмотрела на него.

— От чего?

— От вины, с намеком на честь.

— Как так?

— Костин, и афера с пенсиями. Я думаю, что Мерин замешан. Костин не был умным. Ему были нужны умные подельники. Удобно, что Костин умер до того, как смог сдать их. А Мерин теперь горюющий и неприкасаемый.

— И, что? — спросила Керт. — Мерин убил Костина до того, как тот смог бы проговориться?

— Нет, конечно нет...

— Ты – кусок фесовой работы, как есть! — выплюнула она, отбросив файл в сторону так сильно, что он опрокинул стакан.

— Нет, — ответил он. — Я – комиссар. Я знаю, на что способны люди.

Она встала и сняла халат. Затем она повернулась к нему спиной и задрала серую майку. Ее спина была изящной, красивой, линия ее позвоночника...

Прямо под левой лопаткой был пластырь. Пальцами правой руки она сорвала его.

Дорден.

Одно слово, все еще сочащееся кровью от иголок.

— Глупо с моей стороны, — сказала она. — Сентиментально. Против правил? Я уверена. Да и фес с ними, в любом случае.

— Анна...

Она снова натянула майку, повернулась, и снова села.

— Забудь, — сказала она.

— Книга Мертвых, — сказал он. — Ты знаешь, сколько раз я думал, чтобы последовать Танитским традициям, чтобы сделать то же самое? Допустить Леспа и его иголки к своей коже?

Она посмотрела на него.

— И что тебя останавливает? Нет, дай предположу. Правила униформы. Неподобающе комиссару украшать свою кожу.

— Именно так. В качестве комиссара, я отношусь к правилам насчет униформы и подаванию примера очень серьезно, и это достаточно странно. Но это не настоящая причина.

— А какая же?

— Доступное пространство моей кожи.

— Что?

— Дорден. Корбек. Макквеннер. Брагг. Каффран. Полковник Вайлдер. Камори. Адаре. Сорик. Баффелс. Блэйн...

— Ладно...

— Мюрил. Рилке. Раесс. Дойл. Бару. Лоргрис. Маккендрик. Сут. Прид. Фейгор...

— Гаунт...

— Гатс. Коул. Роскил. Вамберфелд. Логлас. Меррт...

Он остановился.

— У меня просто нет столько кожи, — сказал он.

— У тебя просто нет столько сердца, — ответила она.

— Хорошо, — сказал он, но ему совсем не было хорошо.

— Я пришел сюда, чтобы сказать тебе, что у нас могут быть проблемы, — сказал он. — Проблема с двигателем. Возможен абордаж. Будь готова.

— Я всегда готова, — сказала она, громко высморкавшись.

Он кивнул и повернулся, чтобы уйти.

Гаунт шел по первому залу с офисами. Спину Мерина очищал Лесп. Снова запах чистого алкоголя.

— Я только собирался уйти, сэр, — сказал Мерин.

— Останься, Флин, — сказал Гаунт, пока проходил мимо. — Тщательно нанеси имена. Все. Всех Призраков. Мне тоже их не хватает.

— Да, сэр, — сказал Мерин.

Длинная прогулка привела Гаунт назад к его жилищу. Его ждала Маддалена Дэрбилавд.

После присоединения к полку, Маддалена проводила некоторое количество времени в каюте Гаунта, а остальную часть охраняя Феликса Меритуса Часса, сына Гаунта, о котором он не знал. Феликс интегрировался в Танитский Полк под присмотром Далина Крийд. Мать Феликса, Мерити Часс из Вергхастского Дома Часс, настояла, чтобы он последовал за своим отцом на войну и научился ремеслу и ценности битвы от кого-то, что был в этом превосходен.

Превосходен. Неправильное слово, думал Гаунт. Кого-то, кто был полностью поглощен этим.

Маддалена была телохранителем, одним из самых грозных телохранителей Дома Часс. Красивая и гибкая, она носила свое оружие накрытым красной тканью, как по обычаю Улья Вервун.

Когда он вошел, она чистила свое оружие. Гаунт понял, что что-то было не так. Их отношения были, как правило, изматывающими физически. Он понимал свое притяжение к ней. Ее лицо было аугметически модифицировано, чтобы напоминать лицо Мерити Часс, чтобы успокаивать Феликса. Гаунт тоже отреагировал на это на инстинктивном уровне.

— Что происходит? — спросил он.

— Ты мне скажи, — ответила она.

— Ты чистишь свое разобранное оружие, — сказал он.

Она кивнула, и быстро собрала его. Это был Тронсвассе .40 калибра, которые она взяла на складе, чтобы заменить свое первоначальное оружие.

— Приближается проблема, — сказала она, проверяя пистолет на баланс, и возвращая назад в кобуру.

— Почему ты так говоришь? — спросил он.

— Ты с ума сошел, Ибрам? — спросила она, смотря на него. — Двигатели делают неправильный звук.

Он замешкался.

— Это очень впечатляюще, — начал говорить он.

Но слова не вылетели, потому что весьма внезапно и неприятно мир вывернулся наизнанку.