Магиер Лебиус

Глава 9

…С седла все было видно прекрасно. И Дипольд Гейнский по прозвищу Славный находился сейчас ближе прочих к огромной повозке. И смотрел, не в силах вымолвить ни слова.

Тяжелый промасленный полог уже сдернут и валяется в грязи. Обращенный к ристалищу, высокий левый борт из толстых струганных досок – опущен. Цепи, доселе опутывавшие повозку, разомкнуты и свисают до земли.

Странный возница в палаческом капюшоне стоит впереди, удерживая коней, и вроде бы что-то бормочет под нос. Впряженные в повозку невозмутимые до сих пор тяжеловозы отчего-то утрачивают спокойствие. Волнуются, хрипят, прядают ушами, норовят обернуться, косят назад испуганными глазами.

А сзади, в повозке…

Нет, там лежала не бомбарда с огненным припасом и ядрами. И не хитрая осадная техника. И даже не турнирное снаряжение. Хотя груда металла, открывшаяся взорам остландцев, вовсе не была бесформенной. Знакомые очертания выдавали…

Доспех?

В самом деле! Доспех!

Только вот размеры…

Огромные!

…и вес…

Чудовищный!

Гигантский, просто великанский доспех!

Обычному человеку не под силу не то что биться в подобной броне… да просто облачиться в нее будет невмоготу – даже с помощью десятка оруженосцев. А если и умудришься надеть такое, то для того лишь, чтобы быть раздавленным насмерть и погребенным под неподъемными латами как под могильной плитой.

И все же это были именно латы. Аккуратно уложенный, стянутый воедино, будто уже надетый на кого-то, очень странный, очень большой и очень тяжелый доспех это был.

Латы, судя по всему, – не боевые и не турнирные. Впрочем, с уверенностью сказать нельзя. Прежде ничего подобного Дипольду видеть не доводилось. Сплошная сталь… Прочные и необычайно толстые пластины, – крупные и малые, выгнутые и вогнутые, тщательно подогнанные друг к другу – наслаивались вплотную и надежно закрывали то, что внутри. Снаружи сталь покрывал какой-то темный, с синеватым отливом, почти черный, слой. Краска? Размазанная смола? Волокна ткани? Тончайшей выделки кожа? Кто знает. Скорее всего – защита от влаги.

И – нигде не видать ни ремней креплений, ни застежек, ни защелок, ни фиксаторов, ни крюков, ни штифтов. Если все это и было, то тоже – надежно упрятано внутри. Снаружи же на толстой броне выступали лишь частые пупырышки заклепок, да утопленные в специальных гнездах крупные головки массивных болтов свидетельствовали о том, что теоретически эту бронированную скорлупу можно разомкнуть.

Непривычно топорщились шипами – большими, устрашающими, но посаженными с умом, так, чтобы не мешали в бою и не сковывали движений на марше – латные перчатки, наручи, налокотники, наколенники и наплечники. Все подвижные сочленения и сегменты прикрывала кольчужная сетка, выбивавшаяся не снизу, изнутри, а почему-то крепившаяся снаружи. Огромный массивный нагрудник создавал впечатление подлинной несокрушимости. Такую защиту не возьмет, пожалуй, ни меч, ни копье, ни секира, ни шестопер, ни арбалетный болт. Да и шлем тоже… Дипольд прикинул возможную толщину стенок. Ох, нелегко будет разрубить, пробить или смять этакую броню.

Горшкообразный, глухой, без забрала, лишь с узкой смотровой щелью, намертво прикрученный к кирасе, шлем чем-то напоминал простые и надежные ведрообразные топхельмы прошлых веков. Имелись, правда, и некоторые отличия. Закругленная верхушка, с которой при ударе соскользнет клинок. Невысокий, но широкий гребень, являющий собой дополнительную защиту. Небольшой, выступающий над прорезью для глаз, козырек. А над козырьком – прямо на округлом стальном лбу, по темно-синей поверхности начертаны знаки. Сложные, непонятные, неведомые. Чем-то особым начертаны. Белым с красным. Как показалось Дипольду, загадочные письмена поблескивали и сияли своим собственным, изнутри идущим светом. Хотя это могло быть обманом зрения, или игрой солнечных лучей.

И вот еще одна странность: кроме смотровой прорези в расписанном шлеме и в прочей темной броне не было ни дыхательных, ни вентиляционных отверстий. Даже найдись где-нибудь великан, которого можно было бы заковать в подобные латы, долго сражаться в этой скорлупе-душегубке не смог бы и он. Тем более сражаться оружием, уложенным возле удивительного доспеха.

Правая латная перчатка касалась рукояти меча. Клинок – без ножен. Длинный и тяжелый. Длиннее и тяжелее даже тех двуручников-цвайхандеров, что носят на своих широких плечах силачи из наемников-ландскнехтов. Слева от доспеха громоздилась булава соответствующих размеров – раза в два, а то и в три больше обычной. Этакой впору не сражаться, а двери, да ворота вышибать.

Щита, правда, не было. Впрочем, для подобных доспехов щит – ничем не оправданное излишество.

Да, содержимое маркграфской повозки впечатляло. Но и только. По-прежнему оставалось непонятным, для чего вообще Альфред Чернокнижник привез сюда этого железного истукана? Зачем демонстрирует совершенно бесполезные ввиду своей неподъемности латы? И где же, в конце-концов, тот оберландский рыцарь, с которым надлежит скрестить оружие?

В повозке, на которую указал змеиный граф – только груда бездушного металла, у повозки – один лишь худосочный возница в балахоне, похожем на рясу, и с палаческим колпаком на голове. Что за глупые шутки?! С кем сражаться?! Не влезет же этот возница в ЭТИ латы? Не схватит меч размером с алебарду, не взмахнет булавой, которая потяжелее кузнечного молота будет. Поднять такой меч, такую булаву и такие доспехи можно разве что при помощи…

Озарение было ярким, внезапным. Как вспышка. Магическая вспышка.

Магия! Чернокнижие! Колдовство! Вот оно что! Вот что тут замешано!

Так, значит, все, что болтают о зловещем властителе Верхней Марки, – правда?!..

Будто подслушав мысли Дипольда, маленький возница перестал бормотать себе под нос, что-то выкрикнул гортанным, каркающим каким-то голосом. Что-то громкое, но невнятное. А после – отчетливо, ясно, требовательно:

– Восстань!

… И значит этот, в капюшоне и балахоне, тщательно прячущий свое лицо – не возница вовсе, а какой-нибудь маркграфовский чародей. Быть может, сам прагсбургский магиер Лебиус Марагалиус, нашедший приют и покровительство в Оберландмарке?!..

А из-под опущенного капюшона – снова. Громко. Зычно. Властно:

– Восстань!

… И значит, сейчас то, что неподвижно лежит в повозке…

И – в третий раз. Еще громче:

– Вос-стань!

… восстанет?!

Время и мысли остановились.

И пфальцграф Дипольд Славный, и прочие остландские рыцари, и бургграф Рудольф Нидербургский, и его приближенные, и городская стража, и даже сам Альфред Чернокнижник со своими воинами заворожено следили, как…

Груда металла в повозке вдруг шевельнулась.

Лязгнула. Звякнула…

Безжизненные доспехи, переставали быть таковыми. Оберландский железный истукан обретал подвижность.

На дне повозки прогнулись и затрещали от смещения центра тяжести крепкие дубовые доски. Дернулись разомкнутые цепи, удерживавшие в пути чудовищный груз. Жалобно скрипнули прочные оси и колеса с широченными ободами.

Испуганно зафыркали, заоглядывались кони из упряжки.

А Дипольд все смотрел. Смотрел вместе со всеми. Как…

Над повозкой поднялась, сжала и разжала пальцы шипастая стальная рука. Рукавица… Левая. Затем рука опустилась. Нащупала булаву. Правая рука оживающего монстра уже сжимала рукоять меча.

Теперь над повозкой поднимались голова и корпус. Шлем и кираса. Сочленения лат двигались легко, почти без скрежета. «Вероятно, из-за хорошей смазки», – отстраненно подумал Дипольд. И вообще, надо сказать, для своих размеров и массы ЭТО (Дипольд еще не определился, как следует называть такое!) двигалось довольно быстро.

Р-р-раз! И поднятая черным магиерским искусством гора металла уже не лежит, а восседает на прочной шестиколесной платформе.

Дв-в-ва! И с повозки опускается… ступает на землю стальной сапог. Один.

Тр-р-ри! И за первым сапогом – второй. Дипольд отметил, что шпор на стальных пятках нет. Еще бы! Никакой лошадиный хребет не выдержит такую громадину.

Четыр-р-ре! И рыцарь-защитник Альфреда Чернокнижника уже стоит на ногах. Во весь рост. А сам оберландский маркграф глухо смеется под опущенным забралом. Да, Альфред должен быть доволен произведенным эффектом.