Люся, которая всех бесила

Глава 30

Носов проторчал у Люси битый час, вдохновенно придумывая все новые схемы, как это одна тихая Синичка могла провернуть целую серию и что это за анонимный доброжелатель такой, подкинувший в ее квартиру трясовицу. И как Синичка могла объединиться с этим самым доброжелателем, если с десяти утра до шести вечера сидела в редакции.

В итоге он ушел, глубоко огорченный тем, что остался без корректора.

— Серийным убийцей теоретически может стать каждый, — сказал он напоследок, — а вот грамотно вычитывать тексты способны единицы!

Люся заглянула к Нине Петровне и убедилась, что та в порядке.

— Пфф, столбняк, — заявила старушка, накручивая на плойку поредевшие с возрастом пряди, — вот Диму однажды трясовица чумой наградила! Горло ему порвала, а у меня Витька на руках… такси не найти было, через полгорода с ребенком среди ночи неслась… куда неслась? Все равно ведь не пустили! Кто к чумному пустит-то. Он мне кстати звонил сегодня…

— Витя? Паша? — запуталась Люся.

— Витя, Витя, — она скорчила недовольную гримасу. — Приехал на несколько дней и раскомандовался. Сиделку предлагает нанять, а я что? Совсем убогая? Отказала… и в гости велела не приходить. Довел отца до инфаркта и в гости еще собирается. Я сказала, чтобы не беспокоился. У меня Люсенька есть.

— Вы с Пашей одного поля ягоды, — хмыкнула Люся. — Он тоже от отца мной прикрывался. Нашли себе щит.

— Милая моя, а что делать? Витя — он ведь как клещ, если вцепится, не отстанет. Только у Машки на него и хватает терпения, а с Пашей они все время тестостероном меряются, два барана… Как?

И она покрутилась перед ней, демонстрируя свежие кудри.

— Максим Анатольевич будет у ваших ног, — заверила ее Люся и вернулась к себе.

Побродила по пустой, ставшей вдруг неуютной квартире.

Позвонила тому самому антропологу-кащу, с которым писала недавно интервью, договорилась о встрече. Может, он хотя бы что-то знает о том, как ведут себя коркоры, перекидываясь?

Набрала кимора Стаса, послушала, как он ворчит, оформляя свое увольнение в охранном агентстве. Набросала ему план задач на ближайшее будущее.

Тренькнул домофон. Люся включила камеру: возле подъезда стоял ветровский видовик, она видела его во время обыска в редакции. Тот самый, кто спрашивал ее, работает ли кто-нибудь за Синичкиным компьютером.

— Да? — спросила она хмуро.

— Меня Павел Викторович прислал, — отрапортовал он, — капитан Смирнов.

— Скажите пароль, — потребовала Люся.

— Какой пароль? — он вытаращил глаза.

— А вы что думаете, я вас так просто впущу? В меня собственный охранник чуть кусок осины не воткнул!

— Яг Николай — идиот, — вздохнул капитан, — но я правда от Павла Викторовича. Людмила Николаевна, ну, может, вы сами вниз спуститесь?

— Еще чего, — она насупилась и все-таки нажала кнопку, открывая ему дверь в подъезд. Набрала Ветрова. Мобильник ей вежливо сообщил, что абонент не абонент.

Лежит себе, прохлаждается.

А у нее паранойя цветет махровым цветом.

Видовик приперся с тортом — для «бабушки Павла Викторовича».

— Это я ей позвонил, — сообщил капитан Смирнов, неловко пристраиваясь за угол стола на кухне, — она единственный родственник в городе…

Видимо, о визите папаши Ветров в отделе не распространялся. Как приехал, так и уедет, невелико событие.

— И почему трясовица укусила Павла Викторовича, а не вас? — набросилась на него Люся. — Не бережете вы свое начальство.

Он смутился:

— Да участковый засуетился, метнулся к умертвию, суматоха возникла… Вы не подумайте, я не трус какой-нибудь.

— Ладно уж, капитан Смирнов, врага вы истребили, скорую вызвали, Нину Петровну напугали. Хлопотный, судя по всему, выдался денек. Хотите чаю?

— Никак нет… мне домой пора. Забежал сообщить вам результаты сегодняшнего допроса Крылова — в свете послания от Синичкиной. Павел Викторович попросил держать вас в курсе расследования… по возможности, конечно.

— А Крылова у вас разве не забрала ФСБ?

— Китаев включил меня в рабочую группу. Ну вместо Ветрова, как зама. Поэтому я присутствовал на допросе. Там вопрос был по постскриптуму — Синичкина написала в том духе, что передайте Крылову, что он не прав, а она права. Вот его и спросили — о чем это.

— И о чем?

— Крылов долго думал, а потом сообщил, что единственный конфликт с его бета-тестером Гриффином случился два с половиной года назад и он был связан с тем, что ИИ начал раздавать советы.

— Добро пожаловать в антиутопию, — ухмыльнулась Люся и все-таки налила капитану чаю. Он тут же его выпил залпом, даже не поморщившись из-за того, что было горячо.

— «Явь» — это самообучающаяся нейронная сеть для практической помощи психологам, — сообщил Смирнов, — которая делает акцент на видовых особенностях пациентов, что классическая психология игнорирует. Вот работа у меня, в какой только чуши не приходится копаться! — по-детски удивился он и улыбнулся. Улыбка была хорошей, искренней. — И в одной из тестовых групп эта самая «Явь» начала предлагать пользователям оптимальные варианты их дальнейших действий. Гриффина это возмутило — во-первых, как грубое нарушение принципов психотерапии. Ну как бы пациент должен думать своей головой, психолог не должен его подталкивать к определенным выводам и уж тем более не предлагать готовых решений. И во-вторых, ИИ вторичен, а человек первичен. Это я вам сейчас точку зрения Гриффина в пересказе Крылова транслирую, имейте в виду. В общем, Гриффин требовал ограничить возможности нейронки, чтобы она не пудрила психам-пациентам мозги самостоятельно. Крылова же настолько очаровала разумность его творения, что он категорически отказался нажимать на тормоз. Все.

— Все?

— Ну да, — Смирнов увидел ее разочарованное выражение лица и немедленно расстроился. Эмпатия у него была на высоком уровне. — Синичкину мы объявили в розыск, конечно. Она, кстати, и сама много лет ходит к психологу — хроническая депрессия. Но я вам так скажу: мозгоправ ей попался некачественный. Глаза на нас вылупил и такой: что вы, что вы, пациентка с правильными моральными установками, никакой агрессии или жестокости… Серотонин у нее не вырабатывается, вот. Ну и от людей тошнит.

— Угу, — это Люся знала. Синичка попросила отдельный кабинет не только потому, что в редакции было слишком шумно. Ей было тяжело находиться целый день в одном помещении с коллегами. Но депрессия нынче у каждого второго, это вообще ни о чем не говорит. — И когда вас Павел Викторович попросил держать меня в курсе расследования?

— Пока мы скорую ждали. Очень энергичная вы особа, Людмила Николаевна, — и он снова улыбнулся, чтобы она не подумала, что это упрек. — Тут еще такое дело… по поводу анонимного доброжелателя Павла Викторовича, ну, кто трясовицу ему подсунул. У вас нет соображений на этот счет?

— А Ветров что говорит?

— Что недавно вернулся в город и не успел нажить себе врагов.

— Завирает, — уверенно возразила Люся. — Во-первых, он тут вырос и изрядно наследил. Та же лада Вероника, бывшая, не питает к нему нежных чувств. Кто знает, сколько еще обиженных женщин или их злых мужей у него в анамнезе? Потом есть Дмитрий Юрьевич Лихов, который оказался на пенсии раньше, чем планировал. Влиятельные клиенты «Вишенки», не привыкшие таскаться по допросам. И в целом характер у Павла Викторовича не сахар, мог наступить кому-то на хвост и не заметить. Так что искать врагов не слишком продуктивно, как по мне. Вставайте на след трясовице — ребенок умер не так давно, судя по тому, что Ветров легко отделался.

— Ищем, но такие дети обычно из неблагополучных семей, могли вообще не сообщить, — кивнул Смирнов. Помолчал, глядя в пол. — Я… как вы думаете, я когда-нибудь избавлюсь от кошмара? Уничтожить маленькую девочку оказалось… очень трудно.

— Ее бы все равно уничтожили, — ответила Люся, понятия не имея, что тут еще сказать. Что он действовал по инструкции? Что у него не было выбора? Что трясовицу нельзя было отпускать, иначе жертв было бы куда больше? Она бы заматерела, научилась бы лучше прятаться. И однажды, войдя в полную силу, могла бы наслать на город эпидемию. Случаи в истории были, правда, давно. Но все это Смирнов и без нее знал. — Кто-то должен был это сделать, не повезло вам.

Он со вздохом поднялся:

— Торт Нине Петровне передадите?

— Обязательно, — заверила его Люся, проводила и тут же вооружилась ложкой, черпая невыносимую сладость прямо из коробки. Нина Петровна все равно не ценила вредную еду, а вот Люся сейчас в ней остро нуждалась.

Вечером, уже забравшись в постель, она некоторое время собиралась с мыслями, потом открыла ноутбук, нашла сайт «Яви» и запустила бота.

«Добрый вечер, я ваш персональный нейроконсультант Тамара Ивановна, — выскочило сообщение. — Чем могу быть полезна? Гарантирую, что наша беседа останется только между нами».

«Почему кащ может стать серийным убийцей?» — ввела свой запрос Люся.

Ладно, «Явь», посмотрим, на что ты способна.

В палату ее наутро все же пустили — нацепили изрядно потертый белый халат, выдали бахилы и велели «быстренько».

Люся не возражала.

Быстренько так быстренько.

Жаль, что ее кнопочный телефон не позволял сделать нормальное фото — отправила бы Нине Петровне. Пусть сама увидит, что ее внучек выглядит даже лучше, чем раньше. Свежее по крайней мере.

— Пальцы лишние? — сердито спросила она, останавливаясь в ногах кровати. — Суешь их куда ни попадя.

Он ухмыльнулся — совершенно похабно, глаза маслянисто заблестели.

В целом, направление ветровских фантазий было и без слов понятно.

— Повезло, — ответил он, — что трясовица попалась совсем свежая. Матерая бы наслала СПИД или что-то такое. У деда как-то чума была, бабушка рассказывала.

— Повезло ему, — пробурчала Люся. — Не стыдно? Кому было сказано: проявить осторожность! Так ведь нет, все вокруг самые умные!

— Строгая у вас жена, — улыбнулась медсестричка, подкручивающая поток лекарства в капельнице. Ярилка, мать ее. Они что, сами собой генерируются вокруг маренов? Как NPC в компьютерной игрушке?

— Дикая, но симпатичная, — на карлсоновский манер согласился с ней Ветров.

Медсестра еще раз улыбнулась ему и вышла.

Люся проводила ее мрачным взглядом.

— Устроился с комфортом, — прокомментировала она. — Чего еще от тебя ждать! Бабушка там ночей не спит, все глаза выплакала…

— Бабушка — жена дедушки, — возразил он спокойно, — нервы у нее как канаты. Люсь, ты чего такая злая? И бледная? Переволновалась? Не выспалась?

— Сам-то как думаешь? — буркнула она. — Вон какие страсти вокруг Синички. Синички! Нашли блин матерого серийника… Я тебе принесла апельсины и кефир, не знаю, что еще носят в больницу.

— Отец завалил все отделение деликатесами из «Балалайки», — он улыбнулся. — Но спасибо. Очень мило с твоей стороны. Люсь, я в общем-то не заразный. Ты можешь подойти ближе. И даже поцеловать меня, если хочешь.

Она не двинулась с места.

— В инфекционках я не целуюсь, — сказала угрюмо. — Это негигиенично. Как ты в целом себя чувствуешь? Ничего не болит?

— Спасибо, — кисло ответил Ветров, тоже перейдя на нейтрально-сухой тон, — просто отлично я себя чувствую. Лучше не бывает. А главное — так вовремя. Так кстати вышел из строя.

Люся вздохнула.

Она и сама не очень понимала, почему ведет себя как помесь законченной стервы с девственницей.

Потому что ужасно неприятно видеть его на больничной койке с капельницей?

Потому что это же Ветров — всегда вроде как сам по себе, но всегда где-то рядом?

Или потому что ходят тут всякие медсестры и улыбаются?

Ну в последнем случае это уже клиника.

К маренам всегда будут липнуть ярилки, это биология.

— Прости, — сказала она, поставила пакет с продуктами на тумбочку рядом с ним и все-таки наклонилась, быстро клюнула его в щеку, — как-то не по себе от больниц. У тебя бывает ощущение, что ты находишься внутри дешевого фильма? Где реплики у героев фальшивые, а сюжет банальный?

Он подумал и кивнул:

— На зоне что-то похожее было. Я тут такие флешбэки ловлю, что готов на стену лезть. Как будто меня опять насильно закрыли. А ты, вместо того чтобы сидеть рядом и держать меня за руку, бегаешь при любом удобном случае к Китаеву.

— А кто просил тебя подставляться под трясовицу? — вспылила она. — Знаешь, от моего сидения рядом толку ноль. Я же не капельница!

— Господи, женщина, тебе знакомы слова «сочувствие» и «поддержка»?

— Всегда было интересно, есть ли на свете хоть одна женщина, которой нравится, когда ее зовут «женщиной». Что за пещерные замашки, Пашенька?

— Сдаюсь! — объявил он и закрыл глаза. — Выметайся отсюда. У меня нет ни малейшего желания с тобой ругаться.

Люся немедленно уселась на краешек его кровати.

— А потому что не надо было… — начала было она, но Ветров ее перебил сердито:

— Ты меня пилишь, как будто мы двадцать лет женаты! Я не подставлялся под трясовицу, я вел себя осторожно, я принял всерьез твое предупреждение. Это не было каким-то сорвиголова-поступком. Просто так получилось. Все.

— Ладно, — она стиснула его ладонь. — Хорошо. Видишь, я тебя держу за руку. Бессмысленный, но милый акт поддержки, все, как ты хотел.

Ветров приоткрыл один глаз и посмотрел на нее. На его лице было раздражение, скептицизм и любопытство:

— Ну и что это было?

— Мы с Тамарой Ивановной все подробно обсудили, — объяснила Люся, — и пришли к выводу, что смертельная опасность мне не грозит. А вот тебе, кажется, да. Поэтому меняемся. Теперь ты у нас охраняемый объект номер один. Теперь тебе надо быть осторожным и бдительным.

— С кем обсудили? — удивился он и открыл второй глаз.

— С нейроботом «Яви».

Это было зрелище — по мере того как Ветров осознавал услышанное, его лицо багровело, зрачки расширялись, а рот открывался все шире.

— Твою мать, Люся, — выдохнул он потрясенно, — мать твою!

— Ой-ой, — испугалась она, — может, позвать врача? Кажется, у тебя давление повысилось.

— Спокойно, Паша, спокойно, — он сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, — ты находишься в медицинском учреждении. Здесь нельзя ни на кого орать и никого драть за уши.

— Так нигде нельзя, — вставила Люся занудно.

Он наградил ее таким взглядом, что ей немедленно захотелось убраться отсюда подобру-поздорову.

Но она мужественно осталась на месте.

— Еще раз: что ты сделала? — уточнил он слабым голосом умирающего лебедя.

— Загрузила в «Явь» все обстоятельства дела и запросила аналитику и выводы.

Тут он так забористо, многоэтажно и виртуозно выругался, что Люся пожалела, что не включила диктофон. Такое наверняка украсило бы словарь матерной лексики русского языка.

Силен.

— А что такого? — спросила она, внимательно дослушав до конца. — Маньяк и так в курсе всех подробностей, так что слива инфы бояться глупо. Интересно же было, что Тамара Ивановна решит.

— Ты понимаешь, что говоришь об экспериментальной программе, чьи выводы нельзя считать состоятельными?

— И тем не менее она куда логичнее нас всех. Будешь слушать дальше или тебе нельзя волноваться?

Он захохотал, запрокинув голову. Пальцы в ее ладони дернулись, как от легкой судороги.

— Черт, Люся, — простонал он, — разумеется, мне нельзя волноваться. Разумеется, я тебя выслушаю. Ты как злой рок, безжалостный и неумолимый. Как скучно я раньше жил! Как спокойно!

— Хватить себя жалеть, — оборвала она его причитания. — Так вот, Тамара Ивановна считает…

— Перестань называть бота по имени! Это слишком сюрреалистично звучит.

— Тамара Ивановна считает, — упрямо повторила Люся, — что Синичкой как кащем не могли двигать личные мотивы вроде обиды или злости. Кащи методичны, рациональны и не поддаются обычным человеческим эмоциям. Разумеется, они способны на убийство, как и каждый из нас при определенных обстоятельствах. В случае каща — это исследование, получение новых данных или доказательств. В своем письме Синичка оставила нам три подсказки. Первая — это Сара Коннор, Терминатор, уничтожение Скайнета. Второе — это спасение всего человечества. Третье — утверждение, что права она, а не Крылов. Тамара Ивановна пришла к выводу, что серия убийств — это крестовый поход против «Яви».

— Ого, — Ветров, посерьезнев, почесал небритый подбородок.

— Так что докручивайте Крылова. Он наверняка понимает куда больше, чем прикидывается. Весьма вероятно, что у Синички нет цели убить конкретно меня. Нижних архов не так много в области, я могла случайно попасть в ее выборку. Если она считает, что доказала Крылову свою правоту, — значит, ей незачем действовать дальше. Правда, остаются непонятными слежка, переписка с Ниной Петровной и явление человека в бинтах, прикидывающегося невидимкой. Но это уже детали. И второе: трясовица — это побочная линия, отдельная, связанная с Синичкой лишь косвенно. Кому-то ты встал поперек горла, Паш.

— Это всего лишь умозрительные заключения, не подтвержденные конкретными фактами.

— Конечно. Но очень занимательные, не так ли?

— И я как дурак валяюсь тут, когда столько всего происходит! — прорычал Ветров злобно. — Ну ничего, они меня выпустят условно-досрочно!

— Нет уж, лежи и лечись, — велела Люся, тут же вспомнив о «раздражительности» и «истеричности», которыми пугал доктор. Пока Ветров был вроде не очень истеричным, в допустимой погрешности, но кто его знает, вдруг в него успокоительные вливают литрами.

— Вот увидишь, ты глазом не успеешь моргнуть, как я вернусь домой, — пообещал он.

— Не угрожай мне, — попросила Люся.

Из автомобиля она позвонила Носову — сообщить, что будет в редакции только к обеду.

— Люсь, ты озверела? — рассердился он. — У нас не хватает одного журналиста и корректора. Платежки лежат не подписанные. Распределение гонораров ты не еще согласовала. Завтра корпоратив. Юристы вторую неделю обрывают мне телефон — им нужно с тобой обсудить текущие судебные разбирательства. Все тут с ума сходят. Ты работать вообще собираешься или закрываем шарагу к черту?

— Собираюсь, — заверила его Люся, — сейчас быстренько сгоняю на еще одну встречу и сразу работать… В смысле — завтра корпоратив?

— Новый год через неделю, ты в курсе?

— Ох блин!

Она посмотрела на себя в зеркало и ужаснулась.

Йети, как есть йети.

Брови отросли и растрепались. Лицо и правда бледное — ну еще бы, всю ночь на Тамару Ивановну угрохать. На ногти смотреть вообще страшно, когда она в последний раз делала маникюр? Педикюр? Ходила к парикмахеру? Ужас и кошмар, а не Люся Осокина.

— Нина Петровна, — Люся снова схватилась за телефон, — найдите нам на вечер какого-нибудь мастера на дом. Ногти-когти-брови, кончики подровнять, волосы покрасить. В розовый. Нет, в оранжевый. В общем, что-то такое. Устроим с вами девичник! Говорят, Новый год скоро. Говорят, завтра у меня корпоратив.

— О, я закажу тебе новое платье, — оживилась старушка, обожавшая интернет-шопинг, — и туфли! И белье красивое, да?

— Только в моем стиле, а не в вашем. Ненавижу классику, вы же знаете.

— Эпатаж и устрашение, — захихикала она, — как же, как же! Без кружев и цветочков. А то вдруг кто-то увидит в тебе симпатичную девушку! Паша, между прочим, любит все женственное.

— Вот пусть он и носит кружева с цветочками, раз любит. А мне пора, целую крепко, ваша репка.

И она понеслась в университет к кащу-антропологу.

— А ведь вы знали, Людмила Николаевна, что к нам прибудет коркора, — хитро сказал ей профессор, когда она появилась на пороге его кабинета. — Знали и молчали!

— Ну, чего вас было заранее пугать.

— А я и не испуган, — ответил он и явно солгал. — Марина Сергеевна Соловьева — блестящий историк, опытный педагог. Но вот студенты… студенты, конечно, волнуются. Так чем я обязан на этот раз?

— У меня опять вопрос по коркорам, — Люсе некогда было ходить кругами. Ее Носов живьем слопает, если она не приедет к обеду. — Вернее, по древним коркорам. Вы знаете, зачем трехглавые чудища людей жрали и деревни сжигали? Ну, в смысле, у них была какая-то рациональная цель или они были просто тупыми кровожадными ящерами?

— О, — антрополог изумленно уставился на нее, — чрезвычайно широк круг ваших интересов, Людмила Николаевна.

— А мы с писателем Антоном Вешниковым придумываем сюжет для его новой книги. О любви благородного яга и злобной коркоры. Историческая драма.

— Скорее уж историческое порно, — засмеялся он. — Читывал я вашего Вешникова, было дело. Разумеется, из научного любопытства.

— Разумеется.

— А на ваш вопрос у меня нет ответа. Коркор демонизировали, общество и церковь не допускали даже малейшего сочувствия к ним. Понять своего врага — значит простить его. Поэтому никаких двузначностей. И уж точно никто не лез в головы ящерам, чтобы понять их мотивацию. Может, и знали тогдашние яги правду, но исторически это никак не было зафиксировано. «И вышли коркодилы лютые из реки и путь перекрыли, людей много покусали, и ужасались люди и молили бога по всей земли. И одни спрятались, а других убили», — процитировал он по памяти. — Нам понадобилось триста лет, чтобы убедиться в том, что нынешние коркоры больше не жрут людей. Поэтому выбрали бы вы лучше другую тему для романа, в самом деле. Или хотя бы нынешнюю эпоху. Предубеждения как бич современного общества.

— Мы же любовный роман пишем, а не социальную прозу, — возмутилась Люся, которой отчего-то стало обидно за только что придуманную историю.

— Ну и не удивляйтесь потом, если читатели откажутся читать такой притянутый за уши сюжет. Коркора и яг, придумали тоже! Абсолютная дичь!

В контору Люся прокралась тихо, надеясь незаметно прошмыгнуть в свой кабинет и избежать расспросов об обыске, Синичке и прочих странностях.

Замерев в коридоре, она прислушалась: в редакции шли ожесточенные споры о графике дежурств на новогодние праздники.

Это были рутинные, ежегодные распри, которые удивительным образом заменили ей валерьянку.

Земля все еще крутится вокруг своей оси.

Жизнь продолжается.

Все более-менее обыденно.

Она улыбнулась сама себе и прошла в приемную.

— Вот, — сказала напряженная Ольга, — у тебя гости.

Виктор Дмитриевич, Ветров-папа, бывший губернатор, поднялся с диванчика для посетителей.

Усмехнулся:

— Поговорим, Людмила Николаевна?