Любовь сильнее меча

Глава первая. ДОРОГА В НЕВЕДОМОЕ

— …и послал к вану Пэкче послов с богатыми подарками. Именно тогда духи гор и лесов восстали против Севибоба и посадили его навечно в темнице из прозрачных стен в сердце огромного холма. С тех пор холм называют горой Севибоба и никто из всадников или пеших не могут к нему приблизиться — как ни старайся, все равно обходишь страшное место, оставляя его сбоку и позади. На вана Пэкче, которому Севибоб покровительствовал, попытался идти войной индийский царь Мапалипутра, но он был полностью разгромлен и больше никто не смел воевать, полагая, что Севибоб оставил вану Чангору свое могущество. Ван получал каждый год огромные подати со всех завоеванных государств, проявляя мудрость в правлении и увеличивая свою армию.

Карету подбросило на очередном ухабе, Марьян замолчала и откинула занавеску.

Свежий ветерок ворвался в карету. Радхаур открыл глаза. От неудобной положения затекла вся левая половина тела. Напротив сидел Этвард, он смотрел на Марьян и вся поза выражала задумчивое внимание. Большую часть скамьи занимал отец Бартл — толстый монах, которого непонятно зачем Этвард потащил за собой из Камелота. Монах появился при Этварде за время отъезда Радхаура в Рэдвэлл и с тех монах всюду следовал за юным королем. Радхаур считал, что его сводный брат мог найти себе советчика и поприятнее.

— Сэр Радхаур, — расплылся в улыбке отец Бартл, — раз вы проснулись, не могли бы протянуть руку и подать те чудесные засахаренные орешки. Мы уже все проголодались.

— Я и не спал, — пробурчал граф Маридунский, выполняя просьбу. Он тоже откинул занавеску, высунулся из кареты и крикнул кучеру:

— Эй, остановись, я выйду.

— Тебе неинтересно, милый? — встрепенулась Марьян.

Радхаур непроизвольно поморщился от этого обращения.

— Я просто не привык ездить в карете, — ответил он, стараясь не встретиться с Марьян взглядом. — Хочу размяться. Проедусь верхом.

— Может я потом дорасскажу про ванов Пэкче?

— Нет-нет, — быстро сказал Этвард. — Мне очень интересно. А потом забудешь…

— Да нет, я не забуду, — возразила Марьян.

— Пусть Радхаур едет верхом, если ему так хочется, а я дослушаю твою историю, — настаивал верховный король Британии.

— Да, мне так хочется, — сказал граф и вышел из кареты. — Эй, подведите моего коня!

Этвард тоже выбрался из кареты и, облокотившись на дверцу, смотрел на сводного брата и лучшего друга.

Радхаур взял подведенного оруженосцем коня и ловко вскочил в седло.

— Эх, когда сокровище в руках, его перестаешь замечать, — вдруг ни с того ни с сего сказал Этвард и забрался обратно в карету, громко хлопнув дверцей.

Радхаур пришпорил коня и помчался вперед, где в голове небольшого отряда ехали Ламорак, сэр Таулас и Гуул.

— Вы заблуждаетесь, сэр Таулас, — говорил бывший алголианин, — драконы не умеют говорить, это все просто вымыслы и сказки. Они вообще не более разумны, чем собаки или вот мой конь. Даже самые смышленые из драконьих пород, которые поддаются дрессировке — не более, чем животные. Поверьте моему слову, я два года состоял при драконьем вольере в каталоге Маджибаха, я вам рассказывал про него… Так вот, драконы — просто сильные твари, умеющие летать. Иногда поддаются дрессировке и тогда на них возят товары над джунглями. Но из шестнадцати вылупившихся из яиц дракончиков не всегда удается приручить даже одного. Их приходится убивать. Они неразумны, сэр Таулас…

— Обсуждаете утреннее происшествие? — поинтересовался Радхаур.

— Нет, — усмехнулся Ламорак, — про тех двух драконов уже и забыли. Мелюзга, по сравнению с тем, что пролетел вдали четверть часа назад, — он махнул рукой, указывая направление:

— Там далеко, над лесом.

— Сэр Ансеис тоже утверждает, что драконы не бывают разумными, — согласился с Гуулом Радхаур. — Если, конечно, колдуны третьего-второго тайлора не принимают драконье обличье…

— Вот! — торжествующе воскликнул сэр Таулас. — Значит, тот дракон был колдуном. Настолько старым, что не мог уже обратно в человека превратиться. Вот он и говорит, что…

— Но гортань и язык всех драконов устроены таким образом, что это невозможно, — вновь возразил Гуул. — Субдирхэккер Веепорл потратил десятилетия жизни, пытаясь научить говорить драконов-визли, у которых пасть наиболее подходит…

Радхаур кивнул Ламораку и они придержали коней, отставая от спорящих.

Какое-то время друзья ехали молча.

— Последний раз путешествую так, — наконец сказал Ламорак.

— Как? — чтобы поддержать беседу спросил Радхаур.

— А вот так вот, — усмехнулся Ламорак. — Трясешься, не зная зачем и не зная куда, словно нищий пилигрим. Помнишь, как наши отцы путешествовали? Всю дорогу гонцы проверят, за день приличная гостиница вылизана до пылинки и стол готов. Это соответствует нашему званию. А тут всю задницу отбил и где переночуешь — неведомо. Может, опять на сырой земле.

— Рыцарь в боевом походе должен быть готов ко всему, — ответил Радхаур. Он думал о другом, что-то весь день не давало ему покоя и он не мог понять что именно.

— В боевом! — воскликнул Ламорак. — Так то — в боевом. Всю зиму мы гонялись за саксами да за армией графа Асогрина. Помнишь, в ущелье, вообще на снегу спали и три дня почти ничего не ели? Я хоть слово сказал? Война она и есть война… А здесь? То гуляешь десять дней в каком-либо замке, то неизвестно куда едешь. Меня от дороги уже просто тошнит. Тем более с утра ни замка, ни замшелой деревеньки не видели на пути — вообще ни одной живой души. Кроме драконов. Сэр Таулас говорит, что был здесь когда-то. Давно, еще до того, как стал отшельником у озера Трех Дев. Так вот, он говорит, что места здесь глухие. Где-то там впереди, у дороги, днем или двумя пути отсюда, как он утверждает, раньше стояла — да и сейчас наверное стоит, часовня. От нее вела единственная дорога в родилище драконов, где живет драконий царь, у которого три головы, причем одна человечья — в центре, левая — как у змеи, а правая — львиная.

— Так эту легенду мы еще в замке много раз слышали, — усмехнулся Радхаур.

— Но мы не думали, что окажемся поблизости.

— Ты боишься, Ламорак? — удивился граф.

— Нет, Уррий, — серьезно ответил король Сегонтиумский, назвав товарища детства мальчишеским именем в знак откровения и доверительности. — Не боюсь. Хочу определенности. Едем к драконьему царю — я готов. Но я хочу знать об этом. Едем в гостю к какому-либо рыцарю — я хочу, чтобы он нас ждал, либо был извещен о нашем прибытии. Эмрису захотелось посмотреть жизнь, он представляется простым рыцарем… Да много ли он увидел? Все ведь понимают, что простые рыцари с тремя каретами и отрядом в пятьдесят копий не ездят. Хоть бы путь узнал — куда лучше ехать. Ищет невесту — так поинтересуйся, где они есть… Хотя, они везде есть. Какая разница, кто тебе детей рожать будет? Вот, хотя бы в Шлефордорфском королевстве очень милая принцесса. Зачем куда-то еще ехать?

— Ты по дому соскучился? — вдруг спросил Радхаур.

— Честно говоря — да, — рассмеялся Ламорак. — Там то же самое — но свое. Что я этих лесов не видел, что ли? У нас такие же. Если бы мы в те страны, о которых Гуул рассказывает, направлялись, то можно и потерпеть, отбивая зад о седло. Или, если точно знать, что где-то поблизости страна драконов и мы едем туда.

— Ты сам себе противоречишь, — усмехнулся друг.

— Ничуть. Мне надоело трястись в седле вот уже который день.

— Иди в карету и отсыпайся, кто тебе мешает?

— Ага, в одной сидит этот толстяк, который скоро в нужник засахаренными орешками ходить будет, в другой — служанки твоей Марьян. Нет уж, увольте. Женщина хороша лишь ночью, терпеть их болтовню и выкрутасы днем я не желаю. Да, — Ламорак вдруг вновь стал серьезен, — давно хотел поговорить с тобой по душам, Уррий, да все случая не выдавалось.

— Я слушаю, Ламорак, говори, — улыбнулся другу граф.

Юный король Сегонтиумский молчал, смотрел вдаль старой разбитой дороги. Снял с пояса флягу, выдернул пробку, понюхал содержимое и поморщился.

— Здесь все не так как дома, — проворчал он. — Вино кислое, эль светлый…

Радхаур не торопил, хотя даже не догадывался о чем пойдет речь.

Ламорак отхлебнул из фляги и протянул ее другу.

— Уррий, ты любишь Марьян? — спросил он.

Радхаур придержал коня.

— Зачем ты это спросил?

— Я не задавал тебе раньше таких вопросов, — стараясь не смотреть на друга, произнес Ламорак, — да и сейчас не очень-то хочется. Но ведь я все вижу, мы друзья с детства… Ты любишь Марьян или нет, ответь. Или закончим разговор.

— Я не знаю, — вздохнул Радхаур. — Наверное, я все-таки умер для любви… Я порой думаю, что никогда и не знал, что это такое. А сейчас не знаю: нужна ли она мне? Как я любил Лореллу! Мне казалось, что любил. После того, как барон Ансеис сказал мне, что пред настоящей любовью бессильно любое заклятие… Я не знаю, что и думать. Ведь я готов был на все ради Лореллы, я чуть не умер тогда, когда летел этим сиреневатым сгустком в магическом пространстве пробивать стену времени. И она меня любила… Мне так казалось. Но что-то было не так, раз заклятие подействовало… Я не знаю, Ламорак. Я сам все время думаю об этом. Иногда мне кажется, что я люблю Марьян. Ведь она пошла на смерть из-за меня. Иногда кажется, что я ее ненавижу. Когда мы воевали, а она была в замке, мне казалось — люблю. А сейчас просто терплю. Но и другого ж пути нет, Ламорак! Нет! Ведь она убьет себя. Я-то, дурак, надеялся, что тот ирландский рыцарь, что любил ее… Но он погиб… Я не знаю как и ответить на твой вопрос, Ламорак. Но почему ты вообще спросил об этом?

— Ты знаешь, что Этвард влюблен в Марьян? — вместо ответа спросил Ламорак.

— Что? — Радхаур был искренне удивлен.

Друг вновь протянул ему флягу.

— Только такой слепец как ты мог этого не заметить.

— Да ты бредишь, — неожиданно рассмеялся Радхаур, отглотнул вина и вернул флягу Ламораку. — С чего ты взял? Этварду просто нравятся ее рассказы и он прислушивается к ее советам. Она действительно очень много знает, я порой даже сам поражаюсь этому.

— Может, поначалу ему нравились только ее рассказы, — не согласился Ламорак, — но сейчас он глаз с нее не сводит. Да проснись же ты, Уррий! Вспомни, как сэр Таулас, когда победил на турнире, отказался выбирать королеву красоты, предоставив это право королю. И кого Этвард выбрал, а? Он даже не раздумывал ни мгновения, не проехал посмотреть других женщин. Он просто подошел и положил корону к ногам Марьян. И кто настоял, чтобы Марьян ехала сейчас с нами? Вспомни, ты же хотел отправить ее в Рэдвэлл или в замок к барону Ансеису. Разве я не прав? Да ты хоть раз присмотрись как Этвард глаз с нее не сводит.

Радхаур неожиданно вспомнил последнюю фразу, произнесенную Этвардом, когда он выходил из кареты.

— Ну, положим ты прав, — сказал Радхаур и протянул руку к фляге. — Я не знаю, но пусть ты прав. Если Марьян захочет… Знаешь, Ламорак, мне даже очень нравится такой выход.

— Но ты отправил гонцов к ее брату. Ты живешь с ней уже больше года. Мы почти полгода путешествуем и ночи ты проводишь вместе с ней…

— И кто это говорит, тот ли Ламорак которого я знаю? — рассмеялся Радхаур.

— Тот самый. Одно дело — ночь в постели, другое — отвечать за нее перед богом.

— Марьян не нашей веры, — вдруг ни с того ни сего сказал Радхаур. — Она поклоняется своему Хвануну, молится ему каждый день тайком от всех.

— А ты, Радхаур? Ты нашей веры? В церкви ты стоишь, и тебя как будто и нет, одно тело присутствует. И я знаю, почему ты так рвался в Тевтонию — где-то здесь спрятан торс Алвисида. Твоего бога.

— Ты хочешь сказать, что я алголианин? — искренне рассмеялся Радхаур.

— Служить богу алголиан еще не значит самому быть алголианином, — загадочно ответил друг.

Радхаур вдруг ударил себя по лбу.

— Наконец-то! — воскликнул он.

— Что наконец-то? — переспросил Ламорак.

— Я понял, что не давало мне покоя весь день: я слышу зов. Слабый еще, но до частицы Алвисида совсем недалеко. — Радхаур стал серьезным. — Я готов пройти сквозь смерть, но я хотел бы знать, хочу я этого сам или мной движет судьба?

— А сам ты хочешь собирать сэра Алана?

— Да, — лаконично сказал Радхаур. Как отрезал.

Впереди неспешно ехали Гуул с сэром Тауласом; позади тарахтели на ухабах три кареты, за ними растянулась кавалькада оруженосцев и слуг. Солнце неумолимо клонилось к горизонту, окрашивая в странный фантастический цвет верхушки деревьев; некошенные луга с левой стороны дороги, много лет, казалось, не знавшие человеческого внимания, казались утомленными и зачарованными. Одинокое изогнутое ветрами дерево посреди необозримого луга напоминало раскорячившегося в жуткой пляске варвара. Со стороны луга, из-за едва видневшейся полосы деревьев, доносилось свежее дыхание и мгновениями казалось, что там поблескивает синева озера, сливающаяся с голубым безоблачным небом.

— Ты уверен, Ламорак? — неожиданно прервал молчание Радхаур.

— В чем?

— Что Этвард влюблен в Марьян.

— Спроси у него сам, если мне не веришь.

— Если так, пусть женится на ней, — задумчиво произнес Радхаур. — Я не возражаю.

— А у нее ты спросил?

— Ламорак, и это говоришь ты? Ты же никогда не интересовался, что думает женщина!

— Это просто потому, — усмехнулся Ламорак, и в этой усмешке отчетливо слышалась грусть, — что настоящая женщина на моем пути еще не встретилась. Только девки.

Дорога выворачивала к берегу обширного озера. Сэр Таулас и Гуул остановили коней и дождались двух друзей.

— Скоро ночь, — сказал бывший отшельник, — пора разбивать лагерь. Эти места пустынны, до ближайшего города или замка еще день-два пути. Я был здесь очень давно — нехорошие места, злые. Дальше дорога резко поворачивает в лес. Завтра мы увидим старую часовню. Когда-то в ней жил отважный рыцарь, сэр Аселен, предупреждающий, что по боковой дороге лучше не ехать. Славный был боец, один из лучших… — Таулас вздохнул. — Хотел совершить подвиг, победив драконьего царя, но едва живым вернулся, весь в ранах. Чудом выжил, долго, говорил, болел. Но вернулся — единственный из всех отважных храбрецов. Оттуда больше никто не возвращался. И с тех пор он никого туда не пускал — даже самому бесстрашному рыцарю бессмысленно воевать с тем, что многажды сильнее и не мешает никому жить… Да… пора разводить огонь и готовить ужин, из-за скучной дороги, кажется, голод в сто раз сильнее, чем после хорошенькой заварушки.

— Да, — согласился Радхаур. — Скажите, его величеству.

Таулас поскакал к медленно приближающейся карете, что-то крикнул кучеру и тот, натянув вожжи, остановил лошадей. Радхаур тоже поскакал к карете, спрыгнул и подошел к открывшему дверцу сэру Таулусу.

Этвард сидел, уставившись на Марьян и предупреждающе подняв вверх палец в знак просьбы не перебивать.

Марьян рассказывала:

— Ван Санчог, правнук легендарного Чангора, не мог противостоять войскам моего деда, поскольку, воцарившись на престоле Пэкче с четырнадцати лет, Санчог лишь пировал да развлекался. Когда в казне кончались деньги на пиры и развлечения, Санчог вводил новые подати, а пытавшихся его отговорить советников казнил жестоко и беспощадно. Летописи рассказывают, что головы на частоколе вокруг дворца Санчога все время были свежие. И когда подошли войска Когуре, Санчог забился во дворец и пировал со своими наложницами, надеясь на крепкие стены и что его защитит народ и армия. Но и народ, и главные военачальники с радостью встретили моего деда, вана Когуре. Во время же последнего пира вана Санчога на стене появилась из ничего надпись кровью» Берегись, покайся «. Говорят, это сам Севибоб из своего плена пытался наставить на путь истинный потомка своего любимца, мудрого и грозного вана Чангора. Но Санчог не прервал пира, хотя можно еще было вернуть к себе военачальников, встав во главе их, заслужив либо почетную смерть в бою, либо свободу. Санчог предавался пьянству и разврату… Его поднял на копья собственный народ, встретив моего деда, как освободителя. Это был конец великой эпохи страны Пэкче… Что было дальше, ваше величество, я расскажу завтра, если вы захотите.

Этвард вышел из кареты и подал руку Марьян.

Радхаур задумчиво смотрел на них.

Да, Ламорак прав, нет сомнений. Этвард влюблен в Марьян, поэтому и не останавливал взгляда ни на одной из сакских и тевтонских принцесс.

Его величество согласился с доводами сэра Тауласа и распорядился остановится на ночлег на берегу живописного озера, похожего на столь милое его детским воспоминаниям озеро Гуронгель.

Всадники спешились — кто собрался ставить палатки, кто направился в лес за хворостом.

Радхаур повернулся и пошел к воде.

Берег и озеро действительно очень напоминали озеро в котором жил царь Тютин с дочерями, только островка посередине не было. Радхаур присел на корточки, обмакнул пальцы в воду и провел ими по лбу. Захотелось прямо в том, в чем был войти в воду и пройти все озеро по дну. Он, рыцарь воды, так и не проверил до сих пор слова повелителя Ста Озер, что может жить в воде без вреда для здоровья…

Ламорак оказался прав. Прав — Этвард влюблен в Марьян. Как Радхаур сам этого не замечал? И что теперь ему, Радхауру, делать? Он не любит Марьян, он сказал ей это еще в Храме Каменного Зверя и с тех пор чувства его не изменились. Он не испытывал к ней отвращения, в минуты близости с ней он даже ощущал счастье, но прекрасно понимал, что окажись на ее месте другая он мог бы испытывать то же самое.

Радхаур не злился на Этварда — нет. Только радовался, что другу оказалось доступным чувство, которое для самого Радхаура умерло навсегда. Теперь надо лишь… Что надо сделать сейчас ему, Радхауру? Да просто поговорить по душам с названным братом. В лоб спросить: любишь? И если да, то бери ее в жены, я уйду в сторону. Не встану на пути чужого счастья, если своего нет. А Марьян? Так она же умная женщина, очень. Вон какая начитанная. И в Храме, и потом, уже в Британии, у нее все советы спрашивали. Даже барон Ансеис любил с ней говорить о чем-то таком, что обычному рыцарю кажется полной белибердой. Марьян же наверняка видит, что Этвард влюблен в нее. И что он, Радхаур, — нет. Она все поймет. Конечно, поймет. И это выход. Для него, Радхаура. Он вновь обретет свободу и долгожданный душевный покой. Он не рожден для любви, он — Наследник Алвисида…

Да, решено. Он сегодня же поговорит с Этвардом. Им нечего друг от друга скрывать они понимают с полуслова, они — всю жизнь вместе, названные братья, скованные клятвой у Озера Трех Дев. И это, пожалуй, будет даже благородно со стороны Радхаура. Очень благородно. Даже жертвенно. И он именно так и сделает.

Услышав легкие, почти беззвучные, шаги за спиной Радхаур не обернулся, продолжал смотреть на спокойно-зеленоватую гладь озера.

Марьян опустилась рядом с ним на песок и тоже стала смотреть на воду.

Радхаур молчал.

— Ты думаешь о ней, — вдруг сказала Марьян. — Она была очень красивая?

— Кто? — не понял рыцарь.

— Ну… она… Девушка из озера.

— Лорелла?

— Да.

— Красивая… — вздохнул Радхаур. — Только я сейчас думал не о ней. О тебе.

— Не правда, — чуть ли не со слезами сказала Марьян. — Ты все время думаешь о ней. Даже тогда, в Храме, когда любовью подарил мне красоту и счастье, ты думал о ней, о девушке из озера.

— Кто тебе проболтался, — резко встал на ноги Радхаур. — Этвард?! Вряд ли Ламорак, значит — Этвард. Я только им рассказывал о…

— Какой ты глупый, любимый, — Марьян улыбнулась ему, как мать улыбается несмышленому ребенку. — Я сама догадалась. Ты во сне шептал ее имя. И в ту ночь, и позже…

— Я… Сейчас я думал о тебе. Я хотел…

Марьян встала и приложила пальчик к его губам.

— Идем к костру, милый. Скоро будет готов ужин. Я проголодалась. И замерзла. Обними меня, пожалуйста.

Радхаур молча снял куртку и накинул на плечи Марьян. С озера действительно тянуло прохладой. Они пошли к костру, дым которого стремился к быстро темнеющему небу.

Бессмысленная, невозможная, дурацкая ситуация. Радхаур не любит Марьян, и уже не сможет заставить себя полюбить ее. Нет, она не вызывает у него отвращения, она умная и очень красивая. Но Радхаур умер для любви. А Этвард любит Марьян. Но изменить ничего нельзя. Радхаур неожиданно отчетливо понял, что недавние мысли его наивны и глупы, никакие разговоры не помогут: Этвард хлопнет ему по плечу и скажет, что он свято помнит клятву у Озера Трех Дев. А Марьян обнажит левую грудь и скажет, что смертельная рана появится здесь вновь… Нет, она, конечно так не скажет. Просто так сделает. И на Радхауре будет еще одна смерть женщины, имевшей несчастье полюбить его.

Интересно, как поступил бы на его месте сэр Алан, бог Алвисид, зов которого живет в душе. Радхаур не знал. Но зато догадывался, что сказала бы, вздумай он просить совета, голова Алвисида:» Собери меня, юный Сидморт, и я разрешу все твои проблемы!». Как бы не так, сэр Алан. Есть вещи, которые невозможно разрешить — например, родить любовь там, где она невозможна.

Глава вторая. ЧАСОВНЯ У ДОРОГИ

Часовня у ответвления от основной дороги боковой — не дороги даже, а звериной почти заросшей тропы — действительно была очень древней.

Но вид у строения не был жалким, хотя стены, сложенные из темно-серых камней, сплошь поросли мхом. Крыша была настлана явно не сто лет назад; жерди в заборе частью были свежими; огород, видневшийся за сараем, был возделан и тщательно очищен от сорняков. Возле сарая, под навесом, были привязаны ослик и три лошади.

— Ничего с тех пор не изменилось, — сказал сэр Таулас. — А сколько лет прошло… Даже представить страшно. Сэр Аселен, конечно, умер давно, другой отшельник, наверное, предупреждает, чтобы по той тропе никто не ездил. Камень вон там с надписью, совсем лишайником зарос. А ведь сэр Аселен почти что при мне его ставил. — Бывший отшельник соскочил с коня. — Пойду, спрошу где его могила, поклонюсь старому знакомцу. Теперь уж таких рыцарей и нет…

— Я с вами, — сказал Этвард. — Хочу поподробнее спросить об этой удивительной стране — драконьем царстве.

Ламорак тоже с готовностью спрыгнул на землю.

Радхаур молча последовал примеру друзей. Весь день они ехали во главе отряда впятером — сэр Таулас, Гуул и они втроем. Утром Радхаур, едва позавтракав, направился к своему коню, не дожидаясь, пока Марьян позовет его с собой в карету. И ничуть не удивился, увидев через какое-то время рядом с собой Этварда. Так и ехали весь день почти молча — перебрасывались ничего не значащими фразами, слушали рассказы сэра Тауласа о былых подвигах и сражениях. Радхаур думал о Марьян. И ничего не придумал — пока придется оставить все, как есть. Вот если бы она родила ему наследника… Его очень беспокоила мысль: могут ли родить бывшие жрицы Каменного Зверя? Он знал, что многие из жриц выходят замуж за рыцарей, но не слышал, чтобы кто-либо из них имел детей. Ведь жрицам приходится со многими мужчинами входить в чрево Зверя, а в Храме ни одного случая рождения младенцев не было — это точно. Вдруг Зверь своей магией лишал жриц судьбы возможности иметь детей? Эта мысль давно не давала покоя Радхауру, но как спросить об этом Марьян он не знал. Вдруг ответ ей неизвестен? Вдруг он ошибается, а Марьян примет его предположение за правду и вновь вонзит кинжал в сердце. Лучше уж молчать от греха подальше… Да, от подобных дум вообще повернуться можно. Радхаур злился на себя, на Марьян, на Фоора, уговорившего друзей отправиться в Храм Каменного Зверя. На Этварда тоже злился, хотя на того точно сердиться было нельзя — он держал свои чувства при себе, он даже в мыслях не мог допустить нарушить священную клятву дружбы…

И еще зов… Где-то уже неподалеку находится торс сэра Алана. Радхаур знал, что будет трудно и опасно — смертельно опасно — и хотел, чтобы это скорее произошло. Если уж суждено погибнуть, то как подобает рыцарю — с честью. А не терзаться мыслями — любишь-не любишь…

О чем думал Этвард, Радхаур не знал. И знать не желал. После того, как Радхаур встретился в ирландском каталоге алголиан с головой Алвисида, в нем пробудилась удивительная способность прочувствовывать чужие мысли. Но он — рыцарь, не маг. И, едва научившись защищать себя от проникновения чужих дум, запретил себе чувствовать чьи бы то ни было думы вообще. И ни разу за почти полтора года не воспользовался своим приобретенным от Алвисида даром. Ну, если не считать случай тогда, в горах, когда он прочувствовал мысли графа Асогрина и рассказал о его коварном замысле Этварду. Никто не знал об удивительной способности Радхаура. Во всяком случае — он никому не говорил, ни Этварду, ни Ламораку, от которых раньше секретов не имел вообще. Радхауру было даже приятно, что у него в душе есть что-то, чего не знает никто, даже самые близкие люди. Хотя сэру Ансеису наверняка известна эта его способность — ведь он еще до встречи с головой сэра Алана предупреждал, что Уррий когда-нибудь сам сумеет чувствовать мысли других людей, потому что он — Наследник Алвисида. И Радхауру нравилось, что он умеет сдерживать свои способности — как интересно было бы узнать, что именно думает сейчас Этвард. Но он не стал прочувствовывать мысли сводного брата. И наслаждался своей маленькой победой над самим собой. Если нужно будет употребить волшебную способность для спасения от смерти или еще-чего либо важного — он не задумается ни на мгновение. А для себя лично — нет. И все.

Сэр Таулас прошел через незапертую калитку и дернул дверь часовни. Она оказалась заперта. Он постучал кулаком в косяк двери.

— Кто ж спит в такое время? — недовольно пробурчал он. — Может, отшельник пошел в лес за грибами или ягодами?

— Может быть, — согласился Этвард. — Загляни в окно на всякий случай и поехали дальше.

В это время внутри дома раздался какой-то звук, словно что-то упало, а затем то ли стон, то ли вскрик. Сэр Таулас застучал снова — уже в саму дверь и гораздо настойчивее.

— Открывайте, а то я вышибу дверь ко всем преисподням! — взревел бывший отшельник.

Дверь распахнулась. На пороге стоял высокий рыжеусый мужчина в стальном шлеме и панцире. Рука его лежала на рукояти меча, готовая выхватить клинок в любое мгновение.

— Что вам нужно? — грозно спросил он. — Кто вы такие?

Сэр Таулас отступил на шаг и поднял руки, показывая добрые намерения.

— Вы теперь живете в этой часовне? — спросил он.

— Да, — кивнул мужчина.

— Я — бриттский рыцарь, сэр Таулас, а это его… — Таулас вспомнил, что юный король путешествует под видом простого рыцаря и осекся. — А это мои друзья. Мы хотели бы поговорить с вами о том о сем, угостить добрым вином. Я хочу поклониться могиле сэра Аселена, я был его другом.

Изнутри дома донеслась возня и старческий голос крикнул:

— Я — Аселен, я здесь! Помо… — крик оборвался на полуслове.

Сэр Таулас мгновенно выхватил меч.

— Что здесь происходит?

— Не ваше дело! — грубо сказал мужчина тоже выхватывая меч и делая шаг внутрь часовни. — Вас это не касается. Проезжайте своей дорогой.

— Таулас! — вновь донесся крик. — Это я, Аселен!

— Иду на помощь! — проревел бывший отшельник и с мечом в руке бросился на незнакомца. — Кто бы ты ни был — берегись!

Мужчина в шлеме быстро захлопнул дверь. Сэр Таулас навалился на нее, но внутри стукнул засов. Дверь была крепкая, дубовая, сделанная на совесть.

Таулас изо всех сил ударил мечом по дереву.

— Они убьют его! — прорычал он.

— Окно слишком узкое, чтобы пролезть, даже если выбить ставни, — сказал Этвард.

К бывшему отшельнику подошел Гуул и знаками показал, что попытается просунуть между дверью и стеной кинжал и поднять засов — по звуку было похоже, что засов представляет собой просто толстую доску, сверху вставляющуюся в крюки.

— Гуул, я помню, что позади, в огороде, есть еще один выход, — между ударами прошептал Таулас. — Попробуй там.

Гуул кинул быстрый взгляд на Радхаура. Все уже были с обнаженным оружием в руках, на дороге стояли в готовности придти на помощь господам оруженосцы и воины охраны.

Радхаур кивнул, показывая, что здесь с ним ничего не случится — не безоружен он, да и опасность невелика, надо сейчас о другом думать. Гуул побежал на задний двор. Этвард махнул нескольким оруженосцам, чтобы поспешили за ним.

— Сэр Таулас, подождите ломать дверь, — попросил король. — Может, мы все-таки разберемся с незнакомцами по-доброму.

Бывший отшельник прекратил рубить дверь и косяк и с удивлением взглянул на своего господина, которого когда-то на озере Трех Дев за спасение от заклятия, запрещающего держать оружие в руках, поклялся защищать ценой собственной жизни.

Этвард подмигнул ему и подошел к двери.

— Эй, вы! — крикнул он. — Мы не знаем ни кто вы, ни чего хотите. Вполне возможно, у вас рыцарские цели и нас не касаются. Мы ехали мимо и просто хотели поклонится отшельнику. У нас нет дурных намерений, в том наше рыцарское слово.

— Тогда проезжайте своей дорогой! — послышалось из-за двери. — Это мой сумасшедший брат кричал — он вообразил себя старым рыцарем Аселеном. Чтобы вылечить его, я привез сюда, но ему стало еще хуже. Он порывается в запретный лес и уже иначе как Аселен себя не называет. Проезжайте мимо, добрые люди, оставьте меня одного в моем горе. Брату уже не поможешь…

— Но, может быть, мы сможем объяснить ему о его заблуждении? — спросил Этвард, прислушиваясь, что происходит за домом — не донесется ли какой шум. — Мы пришли с миром узнать где могила Аселена. Где она? Мы поклонимся ей и поедем дальше.

— Да, проезжайте. Нет могилы сэра Аселена. Он ушел по запретной дороге и не вернулся — так говорят. Это было очень давно, он… Ах, вы…

Из-за двери послышались ругательства и звон клинков.

— Проклятье! — вырвалось у Тауласа. — Я должен быть там! Ваше величество, поколотите мечом в дверь, я пробегу с той сто…

В это мгновение дверь приоткрылась и Таулас с мечом в руке ворвался внутрь. Радхаур, Этвард и Ламорак поспешили за ним в часовню.

После солнечного света какие-то мгновения они ничего не могли разглядеть. Потом увидели распростертое у дальней двери чье-то тело и Гуула, сражающегося с тем, что разговаривал с Тауласом, и еще одним незнакомцем. Оруженосцы стояли с обнаженными мечами, боясь лезть в бешеное мельтешение трех клинков, но Гуулу вряд ли угрожала опасность. Один из оруженосцев, что прошли через заднюю дверь, и отодвинул засов.

Там же, позади сражающихся, на постели, заваленной шкурами, лежал связанный старик. Радхауру бросилось в глаза, что одежда его окровавлена.

— Сэр Аселен! — воскликнул Таулас, узнав старика. — Ну, гады!.. Сэр Гуул, отойдите, я сам с ними разберусь.

— Стойте! — вдруг прокричал незнакомец в шлеме. — Мы хотим поговорить, у нас есть, что предложить вам. Опусти оружие, Крун, — бросил он своему товарищу. — Стойте! На вашей стороне сила, но у нас есть, что вам предложить! Мы можем поделиться. Зачем убивать друг друга?

— Мы выслушаем вас, — сказал Этвард.

Гуул сделал шаг назад, держа меч наготове.

— Да что с ними разговаривать?! — прорычал бывший отшельник, но Этвард уверенно шагнул вперед.

— Подождите, сэр Таулас. Давайте послушаем, что они нам скажут. Сразиться вы всегда успеете. Может, мы поймем друг друга и разойдемся как друзья. Мы слушаем вас, кто вы?

Сэр Таулас проворчал недовольно и отступил, с ненавистью глядя на незнакомцев. Он прошел к постели старца и склонился над ним:

— Сэр Аселен, это я, Таулас! Проклятье, он потерял сознание, он весь в крови! Сэр Аселен, вы живы?! — Таулас взял старца, седая борода которого тоже вся была перемазана кровью, за плечи и потряс его. Раздался глубокий стон. — Он жив! — радостно прокричал Таулас и принялся развязывать веревки на старце. — Они пытали беззащитного старика! О чем с ними разговаривать, ваше величество?! Убить их, как последних разбойников! Сэр Аселен, все будет хорошо, мы не дадим вас в обиду.

— Я слушаю вас, господа, — напомнил Этвард. — Кто вы?

— Этот старик, — кивнул в сторону постели рыжеволосый, который явно был предводителем у троицы, — знает тайну вхождения в лес драконов. Мы больше десяти дней наблюдаем за ним. Он прикармливал дракончика и за это время несколько раз ездил в лес по запретной тропе. Один раз даже там ночевал, а вернулся с целым ворохом трав и огромным кувшином с водой. Он знает секрет входа в запретный лес, он знает, где те самые алмазные россыпи.

— Какие россыпи? — не понял Ламорак.

— Россыпи драконьего царя, неужели не слышали? Вот, — рыжеволосый полез сбоку под стальной нагрудник и вытащил мешочек. Не выпуская из рук меча, кинул мешочек Этварду, в котором почувствовал старшего — не по возрасту, по званию. — Смотрите сами.

Этвард высыпал на ладонь целую горсть крупных блестящих бриллиантов.

— Откуда вы это взяли? — удивленно спросил король. В его руках было целое сокровище.

— На дворе, в корыте из которого отшельник прикармливал своего дракончика. Как курям камушки подсыпал, право слово! — в глазах рыжего горел алчный блеск. — Он скажет нам секрет, тем более, что среди вас его старый знакомец. Так и так бы сказал, у него уже вырывалось, да ваш приезд помешал. Алмазных россыпей на всех хватит, до конца жизни бед не знать будем и детям поместья оставим…

— Не будет у тебя никаких детей, гаденыш! — проскрипел сквозь зубы сэр Таулас. Он едва сдерживал гнев, но Этвард вновь остановил его жестом руки.

— Я спрашивал: кто вы? Рыцари или…

— Я — сэр Парновал, вассал герцога Линксангера, а это — Крун, мой друг…

— Линксангера? — переспросил Радхаур. — Это он вас сюда послал?

— Ну да, нужна ему страна драконов, — усмехнулся от глупости предположения Парновал. — Он сам может перевоплотиться в дракона и под его обличьем добраться до россыпей.

— Где его замок? — Радхаур сделал шаг вперед, намереваясь допросить рыжеволосого.

Тот быстрым движением вырвал из рук Этварда мешок, в который тот уже успел ссыпать бриллианты.

— Если вы хотите быть богатыми, то поедем в лес, — затараторил рыжеусый. — Мы знаем секрет, без последнего слова, быть может, но знаем. Мы… — Он отступал к стене и вбок, стараясь подойти ближе к задней двери.

— Не нужны нам ваши секреты, — с ненавистью произнес Этвард. — Ты не достоин звания рыцаря. За то, что мучил старика, ты заслужил виселицу!

Под кроватью вдруг раздался жалобный звериный стон и шевеление.

Головы Этварда и его спутников повернулись в ту сторону.

— Что там? — спросил Этвард.

— Не знаю, — сделал удивленное лицо рыжеволосый. — Может, этот старец малолетнюю девочку там держит связанную?

Этвард решительно пошел к постели у которой на коленях стоял сэр Таулас, держа в руке ладонь умирающего старца.

— Бежим, Крун! — выкрикнул Парновал, отталкивая с пути оруженосца.

Повторять необходимости не было, видно Крун ждал чего-то подобного. Он схватил тяжелый табурет, стоявший позади него, и запустил в Ламорака и Радхаура, которые едва успели увернуться. Рыжеусый рубанул мечом по растерявшемуся воину, стоявшему у выхода во двор, тот упал, а Парновал, наступив на тело своего третьего товарища, рванулся к свету. Мгновение — и оба негодяя выскочили во двор.

Гуул вопросительно смотрел на Радхаура.

— Чего стоите?! — закричал Таулас, вскакивая. — Смерть им! Они не заслуживают пощады!

Радхаур первым рванулся вперед, выхватывая из ножен Гурондоль. За ним не отставал Ламорак. Выскочив на солнечный свет из полумрака часовни, Радхаур зажмурился, но по звуку убегающих шагов побежал за разбойниками, иначе — прав Этвард — их и назвать нельзя.

— Стой! Падаль, стой!

— Догоним хуже будет!

— Стоять, проклятье на ваши головы! — кто из них что кричал разобрать было невозможно.

Рыжеволосый и его друг, спешили к лошадям. Огибая угол здания, рыжий упал; товарищ хотел было помочь ему подняться, но махнул рукой и со всех ног побежал к лошадям — своя жизнь дороже. Но поводья, в пылу, перерезал мечом всем трем лошадям; одну, видимо того, чье тело валялось у порога черного хода, он ударил мечом плашмя по крупу и она рванулась на преследователей.

Парновал вскочил на ноги почти мгновенно. Когда он подбежал к лошади, Крун уже сидел верхом на лошади, размахивая мечом. Но и Радхаур с Ламораком и сэром Тауласом подоспели.

Крун отбил сверху удар бывшего отшельника и сам попытался нанести удар, который был больше отвлекающим маневром — он поднял коня на дыбы, разворачивая, чтобы мчаться прочь отсюда, перемахнув невысокую ограду — одно слово, что ограда, лишь видимость.

Радхаур подбежал к Парновалу, пытавшему вскочить на лошадь, и схватил за ногу, рванув вниз. Тот упал, шлем свалился с головы. Но рыжеволосый, лежа, выставил вперед меч, обороняясь:

— Не подходи, убью!

— Ах ты еще и угрожаешь, мерзавец! — заорал Ламорак, замахиваясь для колющего удара мечом сверху вниз.

— Подожди, — остановил Радхаур, — живым возьмем, пусть Этвард решит, что с ним делать.

Он, воткнув в землю Гурондоль, быстро встал пред упавшим на колено, схватил рыжего за запястья и ловко вывернул ему руку, вырывая меч.

— Больно же, гады, — потеряв всю свою спесь, простонал Парновал.

Сэр Таулас, видя, что противник уходит, рванулся за ним, сыпля бесполезными угрозами. И Крун сумел бы умчаться прочь, но из дверей часовни, в которую стучался Таулас, выскочил Гуул. Неуловимое движение и беглец свалился с седла, катясь по земле — лошадь перемахнула ограду, даже не заметив потери седока, и умчалась вдаль по дороге.

Таулас подошел к упавшему и перевернул на спину. Тот был мертв.

— Чем это ты его? — спросил бывший отшельник у подоспевшего Гуула. — Кинжалом? Тогда где клинок?

Гуул перевернул Круна и раздвинул длинные волосы — в шее убитого, почти под затылком торчал ушедший на три четверти маленький блестящий кружок с необычайно острыми краями и какими-то прорезями. Гуул вынул кинжал и стал выковыривать свое метательное оружие.

— Мало осталось, — пояснил алголианин, хотя никто объяснений не требовал. — Самому такую не сделать…

Радхаур и Ламорак обезоружили рыжеволосого Парновала и поставили на ноги.

— Отдайте его мне, — попросил сэр Таулас. — Я отомщу за сэра Аселена.

— Пусть Этвард решает, что с ним делать. Ну, пошел обратно в дом! — Радхаур легонько ткнул острием Гурондоля меж лопаток пленника.

В темноте часовни Этвард склонился над чем-то на полу.

— Присмотрите за ним, — велел Радхаур оруженосцам, кивая на рыжеволосого. — При любой попытке бегства, при любом неверном движении — убейте без разговоров.

Пленника грубо посадили в угол, прямо на пол. Два клинка смотрели ему в грудь.

Радхаур подошел к Этварду. Тот осторожно распутывал узлы на веревках, которыми были перевязаны лапы маленького дракончика. Дракон был странного желтоватого цвета с коричневыми крапинами, не более ярда от пасти до хвоста. Перепончатые крылья были разорваны или разрезаны кинжалом, передние и задние лапы туго перемотаны веревками. Длинный хвост дракончика жалобно подрагивал — малыш даже не издавал никаких звуков, лишь тяжело дышал, высунув длинный розовый язык, глаза были закрыты.

— Пить, — раздался голос старика на постели.

Сэр Таулас подбежал к кровати.

— Сэр Аселен, вы живы! Это я, Таулас, ваш друг. Вы помните меня?!

Старик с трудом размежил веки.

— Таулас? Говорили, что на тебя наложили проклятье, и ты тоже стал отшельником. Я думал, что ты уже умер.

Таулас прижал голову старика к своей груди.

— С меня сняли заклятие, сэр Аселен! Я снова держу в руках меч и мне нет смысла торчать в часовне, отрешившись от мира… Там от меня не было толку. А вы… Вон твой обидчик, можешь собственной рукой заколоть злодея. Остальные двое уже заплатили за свое злодеяние.

— Он заблудший, достойный жалости. Как и многие другие. Они считают, что какие-то камушки могут принести им лучшую жизнь. Несчастный… Я умираю, Таулас. Я счастлив увидеть тебя перед смертью. Дай мне напиться из того кувшина. Там живая вода… Мне она уже не поможет, но знай — она лечит многие раны. Набери во фляги и береги, она из источника, что бьет в драконьем царстве. Благодаря ей я прожил так долго. И смог уберечь от верной смерти сотни рыцарей, рвущихся на подвиги. Таулас, скажи всем — в драконье царство нельзя ходить, не зная простой истины…

Старик замолчал и закрыл глаза. Гуул и трое друзей стояли за его спиной.

— Секрет… — сэр Аселен вновь открыл глаза, — секрет умрет вместе со мной. А если кто сам догадается — то и хорошо… Похорони меня у придорожного камня, Таулас.

— Вот, вода вот, — Таулас поднес к губам старика кружку, — напейся своей живой воды. Все будет хорошо, ты поправишься.

— Поздно… Дракоша… Они изувечили его… Ему надо до…

Глаза старика уставились безжизненно в никуда, рука безвольно упала на грудь.

Сэр Таулас встал с колен и молча снял шапку.

— Славный был рыцарь, — глухо произнес он. — Таких больше нет. Да будет ему земля пухом. Ваше величество, прикажите вырыть могилу у придорожного камня…

— А с этим что будем делать? — спросил Ламорак.

— Вздернуть на ближайшем дереве, — зло посмотрев на рыжеволосого, процедил Этвард. — Даже не на ближайшем, а у могилы сэра Аселена.

— Вы не посмеете! — вдруг сказал пленник. — Я — сэр Парновал, вассал герцога Линксангера на землях которого мы находимся. Он отомстит за меня, если хоть волос падет с моей головы! Он и его братья — могущественные колдуны. Ему не составит труда узнать, кто убил его вассала и он отомстит! О-о, как он отомстит вам. Так что лучше меня отпустить.

— Герцог Линксангер, говоришь? — почти с ласковой улыбкой переспросил Радхаур и присел перед рыжеволосом. — И как далеко отсюда его замок?

— Достаточно близко, чтобы он со своим отрядом нашел и настиг вас. — Голос его изменился:

— Но если вы меня отпустите, никто ничего не узнает. Можете забрать алмазы, если хотите. И я вам еще принесу, те что мы десять дней назад взяли и спрятали в лесу. Я один знаю место, я принесу, клянусь вам.

— Повесить его, — вдруг жестко распорядился Этвард своим телохранителям. — Немедленно.

— Ты… Да ты пожалеешь об этом, кто бы ты ни был, ты…

Радхаур приставил ему кинжал к горлу.

— Где замок Линксангера? — с угрозой спросил он.

— Ничего я тебе не скажу, дурак! — прокричал пленник. — Я знаю — герцог уже мчится сюда! Вы все погибнете! Все!

— Увидите его, что стоите?! — не выдержал Этвард.

Охранники вывели из часовни рыжеволосого рыцаря, кричащего то угрозы, то обещания невероятного множества алмазов, если его отпустят.

Этвард поморщился и снова вернулся к раненому животному.

— Не выживет, — сказал Ламорак. — Он еще совсем малыш.

— Я отвезу его домой, — вдруг сказал Радхаур.

— Куда это? — не понял Этвард.

— В страну драконов, в лес. По боковой дороге. Я еду туда.

— Зачем? — в один голос воскликнули Этвард и Ламорак.

— Там — торс Алвисида. Я слышу зов. Я должен ехать.

— Один ты никуда не поедешь…

— Поеду, — жестко сказал Радхаур. — По пророчеству, Наследник к частице Алвисида должен ехать один, иначе погибнет и он, и охрана.

— Но… — хотел было что-то сказать Этвард, но осекся.

— Я для этого и приехал сюда, — сказал Радхаур, развернулся и вышел из часовни.

Глава третья. ИСПЫТАНИЯ НА ПРОЧНОСТЬ

« Знаю: луна сменит солнце, ночь придет в души людей, друг станет

Врагом и никого не останется рядом уберечь от ледяного холода, но ты

Должен верить, что Алвисид с тобой, он в тебе, он над тобой, и солнце

Вновь взойдет для тебя «.

Субдиректория Фоора, шестнадцатого ученика Алвисида

Два охранника в ритуальных желто-синих, скрывающих фигуру одеяниях, распахнули огромные створки и верховный координатор алголиан Прионест вступил в комнату с шестнадцатью креслами вдоль стен — на подиуме возвышалось кресло, предназначавшееся ему.

Двери захлопнулись почти без звука. Он прошел к самому высокому креслу, которое правильнее было бы назвать троном.

Хэккер ирландского каталога Жараан уже ждал его, почтительно склонив голову.

Прионест прекрасно знал, что хотя никакая магия не защищает стены зала, расположенного в самом центре Ферстстарра, его никто не сможет подслушать, или подглядеть за ним в тайную смотровую щель — их здесь просто нет. В них нет необходимости — нет нужды подсматривать через прицел арбалета за его собеседниками. Потому что собеседники — старшие хэккеры, самые могущественные люди в алголианской иерархии, его верные сторонники и преданные соратники. К тому же, он будет разговаривать не с людьми во плоти и крови, а лишь с их магическими отражениями — слишком хлопотно каждый раз для совещаний собирать хэккеров из дальних каталогов. Когда здесь в Ирландии, вечер лишь вступал в свои права, в каталоге Маджибаха, например, уже занималось утро следующего дня.

Он сел в кресло верховного координатора и разрешил сесть Жараану. До назначенного часа еще было время. Наедине можно быть самим собой, (Жараан, назначенный хэккером по настоянию Прионеста чуть ли против воли всех остальных — не в счет, слишком давно они вместе и Прионест перестал замечать человека, который всю жизнь был его личным скринлуком).

Здесь в торжественной тиши зала совета хэккеров можно честно спросить себя: достоин ли он, Прионест, этого кресла, которое совсем недавно занимал Фоор? Сбылись самые смелые мечты жизни: он, сын ирландского рыбака, всю жизнь перебивавшегося с ухи на черный хлеб, достиг небывалого могущества, стоит во главе самой сильной церкви мира, короли склоняют перед ним головы.

Не все так безоблачно, конечно, как представлялось в бытность хэккером, и порой закрадывались сомнения: а человеком ли был верховный координатор Фоор? Слишком уж тяжел груз — хотя организация напоминает хорошо подогнанный и тщательно смазанный шестереночный механизм, порой сил в руке не хватает вертеть ручку с необходимой скоростью.

Но и жаловаться пока причин нет — все идет хорошо. А причина, по которой он собирает совет хэккеров, даже на руку. Давно, еще в бытность хэккером, его раздражал глупый запрет Алвисида распространять алголианское влияние на Британию. Но с этим он покончит.

Справа у кресла стояли два гонга. Он взял ритуальный жезл и тонко звякнул о большой гонг — магический. Второй был простым — по его звуку в комнату совещаний войдет личный скринлук верховного координатора.

Он внутренне усмехнулся, вспомнив, как всегда сидел вон в том кресле (не в нем, конечно, а в таком же в своем каталоге — в каждом алголианском храме есть подобный зал) напрягшись, ожидая вызова Фоора, и не желая попасть под его взгляд неожиданно для себя с какой-нибудь глупой ухмылкой на лице. Он знал, что в эти минуты шестнадцать хэккеров сосредоточены и думают лишь о деле, какие бы вопросы ни пришлось сейчас решать: от мелких — кого выбрать отстоятелем к очередной частице плоти Алгола, до глобальных — где построить очередной подкаталог. Все хэккеры настроены на предельно серьезный разговор.

Верховный координатор встал с трона и запел торжественный файл Алголу. Из-под приспущенных век он быстро осмотрел проявившиеся в креслах фигуры хэккеров. На его веку не было случая, чтобы кто-либо не явился на совет хэккеров к Фоору. Но в прошлый раз, двое прислали вместо себя помощников, сказавшись тяжело больными. Сегодня все шестнадцать были на местах.

Голос Прионеста значительно уступал голосу Фоора, но слова торжественного файла, тотчас подхваченные всеми хэккерами, хотя и не совсем понятные, вселяли в душу торжественность и ощущение неземного счастья, прикосновение, пусть и мимолетное, к величию Алгола, делу которого они посвятили жизни.

— Саве, саве, саве, энтер!

Прочертив пред собой в воздухе священную спираль Алвисида, Прионест сел. По давно заведенной традиции с кресла встал и вышел в круг, обозначенный на мозаичном полу зеленой спиралью змеи, младший (по чину, не по возрасту) из шестнадцати, старший хэккер каталога Ферстстарр Жараан.

— Хвала великому Алголу… — начал тот.

Шла рутинная работа — хэккеры по очереди вставали в круг, докладывали, что в доверенной области все нормально, извещали о начавшихся войнах между местными мирскими властителями и о заключенных мирных договорах, о свадьбах или смертях королей, выносили на обсуждения свои вопросы, касательно жизни паствы. Прионест слушал в четверть уха, участия в обсуждениях не принимал. Он помнил, как вел себя Фоор на подобных советах — словно находится здесь и не здесь одновременно, словно эти мелкие вопросы его и не касались, хотя на самом деле вникал в каждое слово.

Прионест ненавидел Фоора всей душой, но неосознанно старался подражать ему во всем. Во всем, кроме одного — Прионест не желал возрождения Алвисида. Более того — он поклялся себе, что не допустит этого, что священная реликвия, голова поверженного бога, снова будет покоится на своем месте в укромном зале ирландского каталога. Только об этом и том, что с этим связано, и думал верховный координатор. Он полагал, что остальные хэккеры поддержат его. Всю жизнь он прожил, когда верховным координатором был Фоор, и Прионест не помнил, чтобы на совете хэккеров возникали какие-либо серьезные дискуссии. Он даже не задумывался, что так было только потому, что Фоор прекрасно владел ситуацией, великолепно знал своих соратников и пресекал все конфликты в зародыше.

И когда верховный координатор Прионест встал со своего кресла, он не ожидал со стороны хэккеров никаких других эмоций, кроме тех, что владели им самим.

Он понимал, что верховный координатор не должен давать волю чувствам, Фоор и погиб по всей видимости из-за этого, но Прионест не мог сдержать праведного гнева:

— Братья! — с чувством сказал он. — Настал в нашей жизни момент, когда мы должны принять решение. Важное и бесповоротное. Я долго думал, прежде, чем обратиться к вам за советом. И думал бы еще, но обстоятельства заставляют меня воззвать к вам немедленно, братья. Великий Алгол видит чистоту моих намерений и поддерживает меня своей мудростью, чему свидетельством целый ряд чудесных знамений и предзнаменований. Хвала великому Алголу! — он воздел руки к потолку.

— Саве, саве, саве, энтер! — поддержали шестнадцать алголианских повелителей дум.

— Нам нанесено невероятное и небывалое оскорбление, братья! — с пафосом продолжал Прионест. — В одном из рыцарских замков, куда четверо наших дебаггеров в сопровождении четырех бриков, в том числе известный всем присутствующим дебаггер Шавш, попросились переночевать, их связали, пытали и позорно повесили всех на крепостной стене. Лишь одному брику с великим трудом удалось бежать, чтобы донести до нас эту скорбную весть, братья. Почтим память дебаггеров Шавша, Монша, Дарра и Валлка, — он прочертил в воздухе спираль, — и отомстим за них! Месть — суровая и беспощадная, должна обрушиться на тех, кто посмел казнить наших братьев.

— Месть!

— Смерть!

— Смерть! Саве, саве, саве, энтер!

Когда возмущенные восклики смолкли, неожиданно для Прионеста, тишину нарушил хэккер Натаил, не присутствующий лично на прошлом собрании:

— Мы хотим знать, кто из рыцарей нанес столь серьезное оскорбление сынам Алгола, и не было ли у него для этого веских причин.

— Да, — поддержали его. — Имя! Кто этот рыцарь?

Прионест обвел взглядом хэккеров, готовясь к решающему удару. Он не сомневался в чувствах всех шестнадцати, но что-то занозой скребнуло в душе. Впрочем, Прионест отогнал прочь мысль сомнения и тревоги, даже не вслушиваясь в нее.

— Страшное оскорбление, не заслуживающее прощения, было нанесено нашей церкви в замке британского рыцаря сэра Радхаура, графа Маридунского…

Впервые в этом зале случилось так, что верховного координатора перебили:

— Граф Маридунский — это же…

— …Наследник Алвисида!

— Но мы же так помогли ему в битве у Рэдвэлла, нарушив запрещение Алвисида! Неблагодарный…

И так же неожиданно, как раздались пораженные восклицания, в зале повисла напряженная тишина. Хэккеры смотрели на верховного координатора. И ждали. Первая волна удивления прошла — нарыв лопнул, нельзя больше давать волю чувствам. Все шестнадцать не могли не думать долгие часы в тиши своих каталогов о загадочной для всех смерти координатора Фоора, о Наследнике Алвисида, которому суждено по предсказанию возродить сына великого Алгола. Прионест за время своего правления ни разу не упоминал о Наследнике Алвисида и многие решили, что он положился на волю Алгола, предоставив событиям течь так, как предрешено. Никто не осмеливался прямо спросить на совете о Наследнике. Тем более, что великий Алвисид наложил запрет на действия алголиан в Британии, а со времен, когда частица плоти Алгола, самая мощная из всех, заняла почетное место в Ферстстарре, в Британии им и вообще делать нечего — ни явно, ни тайно. Но вот, оказывается, Прионест не сидел сложа руки и предпринял какие-то действия. Но что все это означает? Верховный пытался сам разрешить проблему, но потерпел неудачу?

— Что делали наши люди в бриттских землях? — снова подал голос Натаил. — Они не могли оказаться в Рэдвэлле случайно.

Прионест, стараясь не встречаться ни с кем взглядом, словно всматривался в невидимую даль Алгола, произнес:

— Они направлялись в Лондон по приглашению тамошнего епископа для религиозных диспутов. По дороге решили заехать в Рэдвэлл поклониться голове Алвисида — самой великой реликвии, которую Фоор столь опрометчиво потерял. Как вам известно, она сейчас находится именно в Рэдвэлле. Шавш и его люди заглянули туда, чтобы выяснить в должном ли состоянии хранится часть великого сына Алгола. А то доходили до нас случайные слухи, что она чуть ли не валяется в хлеву!

На устах большинства хэккеров замер, готовый сорваться, возглас негодования.

— И наши люди были убиты, едва вошли в замок?

— Да, — кивнул Прионест.

— Граф Маридунский приказал сделать это?

— Не знаю.

— Он был в замке?

Как хотелось бы Прионесту сказать» да «. Но столь откровенно лгать хэккерам было опасно.

— Нет, незадолго до этого он отправился в Камелот на королевский турнир, а оттуда — на материк. Но мне неизвестно, какие распоряжения он отдал своему сенешалю насчет появления кого-либо из алголиан. Вполне вероятно, он приказал повесить без суда и следствия любого алголианина, попросившего в замок ночлег.

На этот раз хэккеры не сдержались — шепоток возмущения прошел под сводами зала.

— Я полагаю, — громко сказал хэккер Врав из Бретонского каталога, — что надо немедленно отправить сильный отряд к Рэдвэллу. Пусть во главе отряда будет кто-нибудь из нас и поговорит с Наследником Алвисида. Если Наследник не хочет возрождать Алвисида, то тогда…

— Что с ним разговаривать? — гневно перебил его преданный Жараан по заранее оговоренному знаку Прионеста. — Он не соберет никакого Алвисида — это ясно так же, как и то, что Алгол ушел из нашей вселенной строить ту, в которой зла нет как понятия! В этом мире только мы, последователи слова Алголова боремся со злом, все остальные подчинены ему. А со злом, как сказано в директориях, можно сражаться одним лишь способом: злом во благо. Мое предложение, которое я желаю обсудить с вами, братья: взять штурмом Рэдвэлл, для чего послать в Британию четыре отряда лучших контрлбриков, переодетых под ирландских рыцарей, и вернуть в Ферстстарр голову сына Алгола. Хэккерам же Бретонского и Тевтонского каталогов найти Радхаура, который отправился по зову в страну драконов и уничтожить его, поскольку он — враг веры и не возродит сына великого Алгола! — последние слова Жараан произнес на повышенных тонах, в надежде, что остальные хэккеры горячо согласятся с ним и останется лишь определить конкретные задачи.

— Брат, — вдруг в тишине мягко сказал хэккер Мекор, бывший ближайшим из четырех сподвижников Фоора и после таинственной гибели прежнего верховного координатора наравне с Прионестом претендовавший на его место. После избрания Прионеста Мекор старательно избегал встреч с ним и Прионест даже подумывал об устранении Мекора. — Брат, но твои слова не связуются. Если граф Маридунский отправился в Тевтонию, повинуясь, как ты сказал, зову Алвисида, то это означает прямо противоположное твоему предположению. Всем нам известно, что именно там покоится торс Алвисида, прежний Наследник погиб в Тевтонии. И если сэр Радхаур едет за торсом, значит, он, согласно данному им обещанию Фоору, хочет возродить великого Алвисида.

Прионест гневно взглянут на смутившегося Жараана. Видно сам Атеизм потянул его за язык! А ведь обговаривали все заранее! И Прионест отважно ринулся спасать положение:

— Нет, брат Мекор, ты не прав. То, что Радхаур отправился в Тевтонию, пусть даже за торсом Алвисида, еще не говорит, что он возродит сына Алгола.

— Зачем ему тогда рисковать жизнью? — спросил кто-то. — Ведь это чрезвычайно опасно…

— Ответить на этот вопрос очень просто, — уверенно усмехнулся Прионест. — Разве в директориях не сказано, что Наследник черпает способности Алвисида от каждой частицы поверженного божественного предка? От головы сына Алголова он приобрел способность читать мысли других; от торса он получит волшебное здоровье, раны будут мгновенно заживать на нем. От правой руки он получит невероятную способность владения мечом. Именно ради этого Радхаур отправился за торсом, а отнюдь не для того, чтобы возродить Алвисида. И за то, что он отдал приказ убить в своем замке наших людей — он должен быть уничтожен!

— Но если он все-таки желает возродить Алвисида? — спросил Натаил. — И мы ему помешаем? Алгол нам этого не простит…

— А где сказано, что Алгол хочет возрождения Алвисида? Алвисид ценой своей жизни искупил грехи всех верующих ему и открыл посмертный переход во вселенную Алгола, где зла нет как понятия. Кто сказал, что Алвисид хотел возрождения? В директориях прямо об этом не сказано ни слова!

— Но в предсказаниях Воктреча… — попытался было возразить кто-то из хэккеров.

— Предсказания ничего не значат, — гневно пророкотал Прионест. — И включил их в Директории координатор Фоор через полвека после гибели Алвисида. Не удивлюсь, если кто-либо мне скажет, что Фоор высосал все это из пальца! Нигде не приведены слова самого Алвисида, где бы он говорил о своем возрождении, тогда как точно зафиксировано, что он знал о предстоящей гибели! Великий Алвисид лишь выполнял волю Алгола! И кто мне сейчас жизнью своей готов поклясться, что если мы допустим возрождение Алвисида, тем самым не нарушим волю Алгола, его мудрый план, не сорвем его замыслов строительства вселенной, где нет зла как такового? Кто готов поклясться жизнью, кто?

Ответом ему было молчание. Прионест победно улыбался. Мекор бросил быстрый взгляд на Натаила, тот незаметно помотал головой и встал, прося слова. Прионест кивнул, разрешая говорить, он чувствовал себя триумфатором.

— Никто не ведает замыслов мудрого Алгола, — сказал Натаил. — И мы, безусловно должны подчиняться верховному координатору, который по ночам говорит с Алголом и Алвисидом. Не сейчас, наверное, обсуждать столь важный вопрос, пока не решен более мелкий — как быть с нанесенным орденом оскорблением? Кто отдал преступный приказ повесить на стенах Рэдвэлла, как последних бродяг, наших братьев, явившихся с миром? Верховный координатор сказал, что один из бриков бежал. Мы должны расспросить его и вынести приговор убийцам! Если, конечно, у них не было обоснованного повода к этому…

— Вы не доверяете моим словам? — нахмурил брови Прионест.

— Вашим, верховный координатор, мы верим, — поклонился Натаил, — но брик мог лгать.

— Его уже допрашивали дебаггеры Ферстстарра, что нового он вам скажет?

— Может, они забыли задать ему несколько важных вопросов, которые возникнут у нас, — подал голос хэккер кипрского каталога. — Этот брик в Ферстстарре?

Прионест хотел ответить» нет «, хотя брик и дожидался неподалеку. А потом подумал, что он ведь готовился к его допросу, чего же он испугался, если заранее все оговорено и придраться не к чему, плитки его показаний плотно пригнаны одна к другой. Просто верховный координатор ожидал полного единодушия хэккеров, их негодования и желания мстить…

— Да, брик, сумевший сбежать из Рэдвэлла и донесший до нас горестную весть, здесь, в Ферстстарре, — сказал Прионест, и стукнул ритуальным жезлом, который так и держал в руке, в маленький гонг. Мгновенно дверь распахнулась и вошел скринлук. — Приведите брика Маздару, — приказал координатор и скринлук с поклоном тут же вышел.

Меньше чем через минуту в зал вошел брик в парадном одеянии и, прочертив в воздухе священную спираль, встал в центр и преклонил колени.

— Расскажи то, что ты должен рассказать, — не глядя на вошедшего, приказал Прионест. — Перед советом хэккеров не смей лгать!

— Если хоть одно слово мое будет не правдой, — поднял голову брик, — то я буду просить высочайшего соизволения сделать себе Дэлетс.

— Если мы уличим тебя во лжи, — вдруг холодно произнес хэккер Мекор, — то никакого Дэлетса тебе не будет. Ты будешь казнен, как последний преступник, поскольку ложь на руку Атеизму и прочим врагам Алгола. Ты должен говорить правду. Мы слушаем тебя.

Прионест посмотрел на Мекора, хотел что-то сказать, но сдержался и кивнул брику, чтобы он начинал.

— Я состоял при дебаггере Шавше, — стараясь ни на кого не смотреть, начал тот. — Дебаггер Шавш вместе с дебаггерами Моншем, Дарром и Валлком направлялись в Лондон для участия в религиозных диспутах по приглашению лондонского епископа. С ними было всего четыре брика, я в том числе. У дебаггера не было указания заезжать в Рэдвэлл, но не было и запрещения. Мы посетили храм под Красной часовней. Мне было приказано оставаться в нем на ночь, чтобы заделать образовавшуюся в потолке трещину — во время дождей вода протекала в храм и могла испортить фрески и библиотеку. А дебаггеры с остальными бриками отправились в Рэдвэлл, навестить графа Маридунского, на стороне которого наши братья сражались полтора года назад против саксов. Дебаггер Шавш сказал, что хочет познакомиться с Наследником Алвисида и поклониться голове сына Алголова. Я прождал их трое суток. Потом отправился к Рэдвэллу и увидел на крепостной стене их посиневшие трупы…

— Как ты поступил? — не глядя на допрашиваемого, спросил Прионест.

— У меня не было никакого приказа на этот случай. Я был в обычной своей одежде — мы же ехали официально по приглашению епископа Лондонского и не видели причин скрываться. Я поостерегся идти в Рэдвэлл в алголианском одеянии и собрался вернуться в подземный храм, чтобы обдумать происшедшее. Я не знал, что делать, я не мог вернуться в Ферстстарр не узнав причин случившегося, не попытавшись снять со стены тела погибших, чтобы предать их огненному погребению, как положено детям Алголовым. Сам Алгол пришел мне на помощь — на безлюдной лесной тропе я встретил нищего бриттского лекаря, странствующего на тощей лошадке по стране со своей сумкой, набитой разными травами и склянками с мазями. Я связал его, облачился в его рвань, уселся на лошадь и отправился в замок. Там, не вызвав подозрений сенешаля, который лично осматривал всех приезжающих в замок, я переночевал. Сам Алгол надоумил меня оставить оружие перед замком, иначе и я висел бы сейчас на крепостной стене.

— Ты выяснил, почему и как погибли наши братья?

— Да, я провел в замке ночь, общаясь со слугами, потчуя их настоями трав от различных болезней и выспрашивая местные новости. Узнав все, я перед самым рассветом хотел попытаться проникнуть на стену, рассчитывая лишь на голые руки, но караульных было очень много, риск оказался слишком велик, а я должен был вернуться в Ферстстарр, чтобы рассказать о гибели братьев. Едва забрезжил рассвет при первой возможности я покинул Рэдвэлл, добрался до подземного храма, и, больше нигде не задерживаясь, отправился сюда.

— Что ты узнал о смерти досточтимого дебаггера Шавша и его спутников?

— Они приехали в замок графа Маридунского уже под вечер, шел дождь. Их встретил сам сенешаль Рэдвэлла, сэр Бламур, который поклонился дебаггеру Шавшу и его спутникам, сообщил, что графа в замке нет, но по приказу сэра Радхаура, алголиане — почетные гости в замке. Всем семерым предложили сухие одежды, от которых они отказались, чтобы быть в алголианском одеянии, и пригласили к столу. Дебаггер Шавш хотел сразу пройти к голове великого Алвисида, но ему сказали, что их допустят к реликвии только после того, как дорогие гости утолят голод. Шавш не стал спорить. Всех семерых провели в пиршественный зал, но они не успели поднять даже кубки, как со спины на каждого навалились по двое воинов, переодетых слугами. Сенешаль собрал в пиршественном зале всех воинов и слуг и объявил, что проклятые иноверцы пытались похитить имущество графа. Шавша и его спутников увели в подземелья. Утром их повесили. Поскольку они были все окровавлены, слуги считают, что перед смертью их пытали.

— У меня больше нет вопросов, — объявил Прионест. — Я считаю, что здесь все ясно. Сенешаль действовал по приказу графа Маридунского. Ни тот, ни другой не заслуживают пощады!

— Могу я задать вопрос брику Маздаре? — спросил хэккер Натаил.

— Конечно, — с деланным равнодушием пожал плечами верховный координатор.

Натаил встал с кресла, расположенного в другом каталоге, за тысячи миль отсюда, и пристально посмотрел на стоящего в круге воина веры. Тот, по предварительному приказу координатора, прямо смотрел в глаза хэккеру, решившему что-то спросить. У брика на все готовы ответы; он держит голову высоко, как и положено честному алголианину.

— Скажи, брат, — мягко произнес Натаил, улыбнувшись. Те, кто хорошо знал хэккера Натаила, внутренне напряглись бы от этой улыбки — ничего хорошего она не обещала; но даже верховный координатор не заподозрил в этой благожелательной с виду улыбке подвоха. — Ты хорошо рассмотрел повешенных на крепостной стене Рэдвэлла? Я там был полтора года назад, защищая дело Алгола, и помню, что стены замка очень высоки. С такого расстояния вполне можно было ошибиться…

— Нет, я не ошибся, — перехватив быстрый взгляд верховного координатора, ответил брик. — Я не мог ошибиться, все семеро висели в алголианских парадных одеяниях, в которых явились поклониться голове великого Алвисида. Я сказал вам правду и только правду, всеведающий Алгол свидетель моим словам. Я хотел сделать Дэлетс, когда увидел на стене дебаггера Шавша и остальных братьев, но долг не позволил мне этого. Сейчас же я все рассказал и прошу разрешения верховного координатора Прионеста сделать Дэлетс, я не хочу жить, когда братья мои погибли столь позорной смертью, а я не мог даже предать их тела должному погребению. Я должен сделать себе Дэлетс, я приготовил шестнадцатый файл!

— Да, — кивнул Прионест, — я разрешаю тебе Дэлетс, поскольку…

— Прощу прощения, — неожиданно встал с кресла хэккер Мекор. — Недостойно перебивать верховного координатора, но моя дерзость оправдывается желанием не дать совершить непростительную ошибку.

— Какую? — нахмурился Прионест.

— По воле милостивого Алгола и сына его мудрого Алвисида, Дэлетс могут сделать только достойные. Солгавший, тем более перед нами, высшими сановниками и перед самим верховным координатором, Дэлетс не заслуживает. Он достоин позорной смерти!

— Я говорю чистую правду! — закричал брик.

— Ваши слова, брат Мекор, основаны на чем-либо? — все так же нахмурившись спросил Прионест. — Или…

— Мои слова основаны на том, что я видел собственными глазами, — жестко сказал Мекор. — Я путешествовал по Британии под видом христианского рыцаря, это допускается нашими законами. Я хотел поклониться голове Алвисида и поговорить с Наследником. Через четыре дня после описанных нам сейчас событий, я подъехал к Рэдвэллу. Я сейчас не буду передавать свой разговор с сенешалем замка, сэром Бламуром, скажу лишь одно, но этого вполне достаточно для уличения подлой лжи. Да, наши братья были повешены на крепостной стене Рэдвэлла, — Мекор жестом попросил тишины, заметив, что с уст собравшихся хэккеров вновь готовы слететь проклятия. — Но два брика были в одеждах знатных ирландских рыцарей, а дебаггеры были в одеяниях простых слуг и оруженосцев. Ничто не выдавало в них принадлежность к нашей вере! Этот… человек, — палец Мекора грозно уткнулся в брика, — солгал. Я требую, чтобы он был убит прямо сейчас, и мы расспросим его о том, что же все-таки произошло на самом деле.

Прионесту показалось, что пол рухнул перед ногами и он сейчас сверзится в бездонные пропасти. Тщательно продуманный рассказ брика рассыпался в прах из-за такой ерунды!

— У меня нет оснований не доверять этому человеку лишь потому, что не совпала какая-то деталь, — медленно произнес Прионест.

Верховный координатор лихорадочно пытался решить, что делать в сложившейся ситуации — продолжать начатую игру или поднять забрало и ринутся в откровенный бой, грозивший… лучше не думать, что может произойти. Где-то на самом дальнем плане мелькнула мысль, что этот брик мог бы догадаться сам, выхватить парадный меч и вонзить в себя, спалив свой разум. И еще промелькнула досадная мысль, что Фоор бы такого разговора просто не допустил.

— Хитрые христиане могли переодеть повешенных через несколько дней, — добавил Прионест.

Натаил пристально глядел на стоящего в центре зала брика, завораживая его взглядом, как заклинатель змей на восточном базаре.

Мекор повернулся к Прионесту и воздел руки в небу, в сторону вселенной Алгола, где зла нет как понятия. Все хэккеры смотрели на верховного координатора.

— Я утверждаю, что этот человек лжет, — медленно и громко повторил Мекор. — И властью, данной мне Алголом, требую, чтобы он был немедленно убит и труп его был допрошен. Если окажется, что он говорил чистую правду, я сниму с себя тогу хэккера и удалюсь в пещеры осмысления, до конца дней своих молить Алгола о прощении.

— Да, — не выдержал кто-то из присутствующих, — хэккер Мекор поставил на карту свою честь и имеет право на свою просьбу.

— Слово брика против слова хэккера. Мы должны узнать правду!

— Убить брика и допросить!

Все смотрели на верховного координатора, ожидая его решения. Верховный координатор поистине всемогущ, но эти шестнадцать человек общим решением могли раздавить его и обратить в прах, даже имя его будет подвергнуто позорному забвению.

— Хэккер Жараан, — наконец решился Прионест, посмотрев на присутствующего здесь во плоти верного помощника, — выполните решение совета. Убейте этого человека.

Жараан молча поклонился и пошел к брику, вынимая парадный алголианский меч, с золотыми насечками на лезвии. Натаил по-прежнему смотрел на приговоренного; Жараан прошел сквозь бесплотную оболочку хэккера, находящегося во плоти в другом каталоге.

Брику хотелось кричать от ужаса, хотелось выхватить оружие и вонзить себе в сердце, но дисциплина, вбитая в кровь, уважение перед отцами святой церкви и взгляд Натаила не позволяли ему даже пошевелиться.

Хэккер главного каталога приблизился к приговоренному и приставил меч к его груди. Обернулся на верховного координатора, словно выспрашивая подтверждения.

— Брик Маздара, — глядя поверх головы человека, которого ради своих целей обрек на гибель, произнес Прионест, — хэккер Мекор обличает тебя во лжи. Если ты солгал, твое тело будет порублено на куски и брошено собакам, имя будет покрыто вечным позором, позор падет и на монастырь, который посвятил тебя в брики. Но если брат Мекор ошибся, то твое имя попадет в золотые директории, а брат Мекор до конца жизни будет молить о прощении страшного греха облыжности пред милостивым Алголом. Приготовься умереть достойно.

Губы приговоренного беззвучно зашевелились — он все-таки исполнял свой шестнадцатый файл.

Жараан левой рукой взял брика за затылок, а правой с силой всадил клинок в сердце несчастному. Сразу же выдернул меч, достал сине-желтую ритуальную тряпочку и отер кровь. Натаил тут же вернулся на свое место. Жараан последовал его примеру. Прионест закрыл глаза, чтобы не смотреть на мертвеца. Несколько минут надо было подождать, чтобы воля вместе с жизнью окончательно покинула телесную оболочку брика. Куда отправится душа убитого — к мудрому Алголу в его новую вселенную, где зла нет как понятия, или падет в бездны безвременья или отчаянья? Какое ему-то дело?

Пауза затягивалась. Казалось, было слышно падение песчинок в стеклянном корпусе часов. Словно в комнате не присутствовало семнадцать человек. То есть, во плоти, конечно, в зале находились лишь двое, но даже дыхания остальных не слышно. Кто-то не выдержал и кашлянул, кто-то забарабанил пальцами по подлокотнику кресла.

— Наверное, пора, — тихо произнес хэккер Натаил. — Брат Жараан, оживи его.

Жараан посмотрел на верховного координатора. Тот ударил в маленький жезл. В зал снова вошел скринлук.

— Поднимите его, — приказал Прионест и кивнул на труп в центре круга.

Скринлук ничему не удивился. Он что-то быстро произнес в открытую дверь и на пороге появилось еще двое алголиан. Они подхватили за плечи погибшего брика и привели в вертикальное положение, скринлук приподнял ему подбородок. Вся одежда на груди брика стала красной. Жараан протянул руки к нему и тело брика вновь обрело силу мышц, он встал сам, глаза открылись. По знаку Жараана скринлук и двое охранников удалились из зала.

— Задавай свои вопросы, брат Мекор, — произнес Прионест и впервые в его голосе прорвались нотки ненависти, что почувствовали все присутствующие.

Мекор, не обратив на это внимания, подошел к покойнику и встал чуть левее Жараана, магией удерживающего тело брика в стоячем положении.

— Зачем дебаггер Шавш со спутниками отправился в Британию? — наконец спросил хэккер.

— Мне неизвестны цели Дебаггера Шавша, я был в охране.

— Но ты сказал, что отряд в алголианских одеждах отправлялся в Лондон по приглашению тамошнего епископа. Или вы ехали по Британии тайно?

— Мы были переодеты в двух ирландских рыцарей, их слуг и оруженосцев.

— Вы сразу отправились в Рэдвэлл?

— Нет, мы четыре дня жили в храме под Красной часовней. Дебаггер Шавш чего-то ожидал.

— Хорошо, что произошло в Рэдвэлле, когда вы приехали в замок?

— По приказу дебаггера Шавша брики Лоор и Фарвл представились ирландскими рыцарями, я с бриком Кеци должны был изображать их оруженосцев. Четыре дебаггера нарядились в дрянные одежды слуг. Сенешаль замка тепло встретил нас, сказал, что граф три дня назад уехал в столицу. Нас провели в пиршественный зал, дебаггеры, сославшись на усталость, повели в конюшню лошадей, чтобы там и лечь. Что они собирались делать и что делали — мне неизвестно. Мы сидели за столом, изображая рыцарей и оруженосцев, пили эль с воинами замка. Долго сидели, но дебаггеры просили быть за столом как можно дольше. Сенешаль несколько раз уходил из пиршественного зала. Наконец он вернулся мрачный и тут же по двое сильных воинов напали на каждого из нас со спины.

Убитый брик под силой магии Жараана говорил глухо и размеренно, как никогда не говорит живой человек. Все собравшиеся, кроме верховного координатора и Жараана, внимательно вслушивались в каждое слово, стремясь понять, что происходит и чего добивается Мекор. А Прионест раздумывал как ему быть теперь и как повернуть все в свою пользу.

— Нас связали, — продолжал рассказ мертвец. — Никто из четверых от неожиданности не успел оказать сопротивления. Сенешаль объявил нам, что мы — алголиане, обманом пробравшиеся в замок, что пока мы в зале отвлекали внимание, четверо других пытались похитить ценности в покоях графа и осквернили фамильную усыпальницу в подземелье замка, убив при этом сэра Бана и одного из слуг. Что подобное вероломство не заслуживает прощения ни по каким законам и все будут повешены. Потом сенешаль осмотрел нас, ткнул в меня пальцем и меня развязали.» Езжай откуда приехал, — сказал Бламур, — и передай тем, кто вас послал, что мы всегда рады видеть в своем замке гостей с открытым сердцем и добрыми намерениями. Но кто замышляет черное против графа и обитателей замка кончит так же, как и эти семеро — будут висеть на стене Рэдвэлла «. Меня посадили на одного из наших же коней и отпустили. Через несколько недель я добрался до Ферстстарра.

— Верховный координатор знал правду? — жестко спросил Мекор.

— Мне это неизвестно, — все тем же бесчувственным голосом ответил брик. — Я рассказал все дебаггеру Ахану. По его же приказу рассказал здесь в зале все так, как рассказал.

Мекор повернулся к Прионесту.

— У меня больше нет вопросов к нему. Я выяснил правду. Но у меня есть вопросы к дебаггеру Ахану. Я хочу знать: по чьей воле лгут совету хэккеров?

— По моему приказу Маздара рассказал то, что рассказал, — вдруг встал со своего места верховный координатор, решивший больше не прятаться за кустами а вступить в решающий бой, чем бы он не грозил.

Все повернулись в его сторону. С глухим стуком повалился на пол мертвый брик, которого Жараан перестал поддерживать силой магии.

— Пусть уберут эту падаль, — поморщился Прионест и стукнул жезлом в малый гонг.

В зал Совета вошли скринлук с охранниками и в полной тишине волоком утащили тело мертвого брика. На мозаичном полу остался кровавый след.

— Я знал о том, что этот человек произнес сейчас, — спокойным голосом повторил Прионест. — Но я не мог поверить, чтобы такие опытные бойцы, как дебаггеры Шавш и Монш погибли в схватке с воинами Рэдвэлла. Что-то не так. Теперь я вижу, что брик говорил правду, но это, в общем-то, ничего не меняет. Я не хотел смущать вас подобными мелочами, но во всем остальном мое сообщение — чистая правда. Наши люди позорно повешены на крепостной стене Рэдвэлла. Это требует отмщения!

Натаил встал со своего кресла и поднял руку, предотвращая очередной взрыв негодования.

— Мы хотели бы знать, — повернулся он к Прионесту, — кто посылал дебаггера Шавша со спутниками в Британию и какое конкретно у них было задание? Уж не отправились ли они в Рэдвэлл с целью убить Наследника Алвисида и похитить голову сына Алголова?

— Нет! — внезапный гнев обуял верховного координатор. — Задания убивать графа Маридунского я не давал. Пока не давал! Я лишь собираюсь вернуть обратно драгоценную реликвию, принадлежащую нам! Фоор отдал ее по глупости, понял свою роковую ошибку и от испуга сделал себе Дэлетс, когда наконец сообразил, что же он совершил! А мне теперь исправлять им содеянное!

— Фоор сделал Дэлетс! — с сарказмом повторил сова Прионеста хэккер Мекор. — А не ты ли самолично убил верховного координатора? — он сделал ударение на этом титуле, которого Прионест применительно к Фоору так после его смерти ни разу и не произнес. — Ты давно замышлял устранение Фоора, чтобы занять это место. Я помню тот разговор в Рэдвэлле, ты тогда еще уговаривал нас уничтожить его. Вот выбрал подходящий момент, когда опасность миновала и тайком, подло убил его.

— Что?! — Прионест чуть не задохнулся от ярости. — Да, Фоор зарвался, для блага алголианской церкви его просто необходимо было устранить, и вы со мной тогда согласились. Но я не собирался его убивать, достаточно было отправить его в пещеры осмысления до конца жизни. Он сам сделал себе Дэлетс, когда понял как далеко зашел в своей глупости.

— Дэлетс? — гневно вскочил со своего места уже Натаил. — Мы все хорошо знали верховного координатора. Если бы он решил сделать Дэлетс, то не стал бы свершать обряд тайком. Он обязательно собрал бы нас всех, выбрал бы преемника и спел бы шестнадцатый файл! Ты убил его! И ты ответишь за смерть Фоора. Фоор жизнь был готов отдать за возрождение Алвисида, а ты боишься этого!

— Нигде в директориях не сказано, что Алвисид хотел, чтобы его возрождали! А значит, Фоор поступал против воли сына алголова! Если он не сделал Дэлетс, Атеизм вас всех раздери, значит сам Алгол покарал его за его греховные желания! Фоор не достоин был управлять церковью Алгола, раз не чтил ни Алгола, ни желания сына его, Алвисида!

— Да кто ж не чтил, как не Фоор, сын самого Алвисида?!

— Что?! — в один голос вскричали собравшиеся.

— Да, Фоор был сыном Алвисида, — повторил вслед за Натаилом Мекор. — Всем известно, что Фоор родился через год после Великой Потери Памяти. И всем известно, что Алвисид взял его в ученики, в девять лет, в то время как самому младшему из остальных пятнадцати было все двадцать. Разве стал бы Алвисид брать несмышленого мальчишку, если бы он не был его сыном? И в субдерикториях лишь Фоор называет Алвисида отцом! Это ли не доказательства! Фоор — сын божий, и он не мог ошибаться!

— У Алвисида этих сыновей по миру было столько… — презрительно фыркнул Прионест. — Радхаур, имеющий его силу потомок — уже третий. Второй был аж карфагенцем. А может еще и в Индии или на том краю земли, куда уходит отдыхать день, когда здесь ночь, тоже сыщутся Наследники. Это ни о чем не говорит. Фоор наказан самим Алголом!

— Я считаю, — твердо сказал Мекор, — что наш верховный координатор не правильно понимает задачу и смысл существования церкви Алголовой. Он не только не желает возрождения Алвисида, но прямо мешает этому. Я требую, чтобы совет хэккеров отправил Прионеста в пещеры осмысления, как несправившегося с возложенной на него миссией!

В зале Совета наступила зловещая тишина. Слова произнесены и теперь в любом случае необходимо принимать решение. Прионест громко сглотнул.

— Что ж, — гордо поднял голову верховный координатор, — я не скрываю своих замыслов — Алвисид не должен быть возрожден! Главная реликвия — голова сына Алголова — должна находиться в Ферстстарре! И я буду добиваться этого. Ваше право лишить меня сейчас сана, но я не уйду в пещеры осмысления. Мне останется лишь назначить преемника и спеть перед вами шестнадцатый файл, если вы решите принять сторону Мекора — я уверен в своей правоте. Но я хочу напомнить вам — сын Алгола не безгрешен и не добр, как его описывает Воктреч! Вспомните директории, вспомните как голова Алвисида в момент оживления брезгливо говорила с Фоором. Предположим, что ценой неимоверных усилий всей нашей церкви мы добьемся его возрождения, что тогда? Что будет с нами, куда поведет нас Алвисид? Ты можешь мне ответить на это, Мекор? Или ты, Натаил?

Тот отвел взгляд, но произнес твердо:

— Что бы не решил Алвисид — это будет воля Алголова.

— Дурак! — только и сказал Прионест. — Что ж, решайте сами. — Он встал и протянул свой жезл Жараану. — Стукнешь в гонг, когда все решите.

И ни на кого не глядя, он покинул зал Совета.

Скринлук по его кивку захлопнул дверь.

Прионест постоял, унимая гнев в груди. Потом повернулся к скринлуку:

— Я пройду к себе. Как только меня позовут, пошлешь за мной. И вели принести мне сида.

Великий Алгол, самое тяжелое на свете — ждать когда решается твоя судьба и не иметь возможности хоть что-либо предпринять. Но какие они глупцы! Остается надеяться, что не все из хэккеров окажутся столь недальновидными. Никто из ныне живущих алголиан не знал другого верховного координатора, кроме Фоора. Да, зафиксированы в летописях случаи, когда верховных координаторов отправляли в пещеры осмысления, но это было так давно, что воспринимается, как далекая легенда… Прионест выпил еще один кубок сида, но легче не стало. Что ж, если они решат отстранить его — в это совершенно не верилось, не хотелось верить — он сделает Дэлетс без тени сомнения, он готов. Уже давно сочинен шестнадцатый файл… Проклятие, две строки забыты… Сейчас придумаем сызнова… Но почему так долго? Надо ждать, нельзя самому идти туда, пусть позовут; пока еще он — верховный координатор!

Наконец дверь приоткрылась, брик согнулся в поклоне:

— Верховный координатор, хэккер Жараан просит пройти вас в зал Совета.

Стараясь унять волнение и придать лицу непроницаемое выражение, Прионест вошел в распахнутые перед ним двери зала Совета. Двенадцать хэккеров встали с кресел и поклонились ему, прочерчивая в воздухе священные спирали. Четверо с мрачными лицами остались сидеть в креслах. Жараан протянул ему жезл:

— Мы решили, что вы полностью правы, верховный координатор Прионест. Четверо были против: хэккеры Мекор, Натаил, Врав и Гроондер.

Прионест не смог удержать победного огня во взгляде. Он повернулся к Мекору:

— Ты, — в голосе отразилось все презрение к побежденному, — и твои дружки должны спеть сейчас нам шестнадцатые файлы или отправиться в пещеры осмысления. Выбирайте сами.

— Нет, — жестко сказал Мекор, — мы не собираемся сдаваться. Мы убеждены в своей правоте и нам рано делать Дэлетс. Великий Алвисид будет возрожден!

— Что?! Вы воспротивляетесь решению совета?!

— Да, мы не признаем тебя верховным координатором, а их, — он обвел руками стоявших до сих пор мужчин, — отныне не признаем хэккерами. Мы отделяемся от ордена и создаем свою церковь — церковь великого Фоора, сына Алвисида и внука мудрого Алгола. Все обитатели наших каталогов, которые решат, что Алвисид не должен быть возрожден, будут отпущены с миром, но мы требуем, чтобы и в оставшихся каталогах каждый алголианин смог свободно решить для себя, чему посвятить жизнь — возрождению Алвисида или поруганию его.

« Да ведь это же заранее продуманный заговор, они все решили давно, не зря Мекор и Натаил даже не были на предыдущем совете — готовились! — подумал Прионест. — Критский каталог, Тевтонский, Арагонский… Коробочка — все продумано, ах, сволочи…»

— Как ты смеешь диктовать мне условия?! — закричал Прионест. — Ты — проклят! Именем Алгола и властью мне им данной, приговариваю тебя и твоих соумышленников к смертной казни!

— Попробуй! — зло прошипел ему в ответ Мекор. — Как бы тебя самого не бросили собакам за твою ересь! — Мекор прямо сквозь Прионеста прошел к выходу из зала и исчез с глаз, трое остальных хэккеров последовали его примеру.

Первым побуждением Прионеста было вызвать стражу, чтобы схватили мерзавцев и казнили на месте. Но он тут же понял собственную глупость — все четверо находятся далеко отсюда.

Он прошел к своему креслу и осмотрел оставшихся. Все взгляды были устремлены на него.

— Есть какие предложения? — спросил Прионест, глядя в точку на двери.

Молчание. Они доверились ему, они теперь связаны одной нитью толще любого каната. Они признали его вождем и хотят сперва услышать, что скажет он.

— Перво-наперво, — медленно проговорил Прионест, — немедленно надо поручить лучшим нашим ученым тщательно перечитать директории. Любые строки мало-мальски, подтверждающие, что Алвисид не желал возрождения, должны быть найдены и сведены в речь, которую прочитают во всех наших каталогах, субкаталогах, монастырях, городах и деревнях. — Прионест подумал, что это следовало сделать давно, глядишь и не допустил бы раскола, впрочем — вряд ли. — Далее, если из четырех мятежных каталогов и подчиненных им областей начнется исход верующих, несогласных с еретиками, принимать и распределять по каталогам согласно чину и способностям…

Прионест замолчал, обдумывая дальнейшие действия.

— Может быть, — подал голос хэккер каталога Отелл, — взять главные каталоги еретиков силой, а самих мятежных хэккеров прилюдно казнить? Объявим священную войну, соберем армию…

— Нет, — вдруг неожиданно решил Прионест. — Мы поступим по-другому. Будем готовить армию — тщательно готовить — для завоевания Британии. Вышвырнем оттуда и бриттов, и оставшихся саксов, построим там главный каталог и объявим весь остров священной областью Алгола! Да, так! А главной реликвией нового каталога будет голова Алвисида, до которой не смогут добраться ни Наследник, ни еретики, ни Луцифер или кто-либо еще! Мы выбьем почву из под ног мятежников — их ересь умрет сама собой!

— Да, верно!

— Прекрасное решение!

— Наверное, так и надо поступить.

Прионест встал.

— Я устал. Соберем Совет завтра. За это время все продумаем и поговорим спокойно. Подготовьте к завтрашнему заседанию свои списки кандидатов для четырех освободившихся мест, — он многозначительно посмотрел на опустевшие кресла.

Горы остались далеко позади, лишь небольшая темно-коричневая полоска виднелась в фантастическом цвете заката. Из пустыни веяло жутким холодом.

Иглангер всегда удивлялся сумасшествию красок этой пустыни — вроде цвет один, серо-желтый, но какое мрачное множество оттенков. Может, в других пустынях, в Магрибе например, все не так. Он не знал, он бывал только здесь, в этих безлюдных горах, и в этой пустыне, куда простые люди не смеют и показаться. До ближайшего человеческого селения не менее пяти дней пути.

Пустыня не была чрезмерно большой — дня за три, наверное, верхом проехать можно, вряд ли больше. Но была запретна для всех — для людей и животных, птицы и то здесь не пролетали.

В эту пустыню ходили только маги.

Охранникам было не по себе. Иглангер хотел их отпустить, но передумал — тошно сидеть здесь одному в ожидании. Хотя все равно он был один — люди и кони сбились у костров; герцог стоял у одинокого дерева и всматривался в марево холодной пустоши.

Это пустыня была необычна всем, даже не обычный песок устилал ее пространство, а соль — хоть набирай в хозяйство. Наверняка, охранники так и сделают — зря что ли за господином такую даль мотались.

Дерево тоже было необычное — это боевое копье, воткнутое в землю и пустившее корни и ветви. Знак Берангера, отправившегося в пустыню сорок дней назад.

Собственно, Иглангер мог не торчать здесь два дня, но очень хотел увидеть брата после испытаний. Он не сомневался, что все пройдет успешно — и у Берангера, и у него самого, но хотел встретиться.

Услышав за спиной шум, он быстро обернулся. Подъехал отряд из двух десятков всадников. Герцог догадался, кто это и без приветственных криков собственных воинов, узнавших знамя. Отряд Берангера, приехавший встретить своего хозяина. Стражники быстро перемешались у костров, вновь прибывшим налили вина.

Иглангер снова повернулся лицом к пустыне.

Наконец, словно из ничего, из предзакатного марева появилась шатающаяся фигура.

Берангер тяжело опирался на суковатую палку, неизвестно откуда взявшуюся в этой пустыне. Он подошел к брату и буквально рухнул в его объятия.

— Все в порядке, Бер? — спросил Иглангер.

Просто спросил, чтобы что-то спросить — раз брат вернулся, значит все в порядке.

— А ты что здесь делаешь? — Берангер отстранился от брата и провел руками по черному от въевшейся пыли лицу, словно смахивая усталость, боль и пережитые страхи.

— Вообще-то, жду тебя.

— Зачем? Что-нибудь случилось?

— Нет, просто хотел винца за твою очередную победу выпить.

— Ну-ну, рассказывай. Так я и поверил. Тебе что самому идти?

— Да, два дня уж как можно.

— Так чего ж ты ждешь? Боишься что ли?

— Верь-не верь, но действительно тебя дожидался. Что-то на душе неспокойно было. Трудно пришлось?

— В этот раз — да, — скупо ответил Берангер, и правой рукой выдернул деревце, ветки которого вмиг отсыпались и ствол вновь превратился в копье с позолоченным наконечником. — Умыться хочу и переодеться. Устал.

Берангер направился к костру, опираясь на боевое копье, как на посох.

Иглангер поднял свое приготовленное копье и воткнул в землю, рядом с лункой от копья Берангера. Пути назад нет, только вперед, в пустыню, на встречу с непостижимыми Силами Космическими, отвоевывая следующий чин — первый тайлор.

Князь Тьмы Белиал не обманул — не прошло полутора лет, а герцог почти наверстал былое могущество. Почти наверстал, осталось малое — на сорок дней уйти в пустыню, где абсолютно не знаешь, чего ожидать.

Он не боялся — проходил же страшное место раньше и всегда возвращался. Пройдет и сейчас. В одно из предыдущих путешествий, давно, еще до потери магической сущности, вообще ничего за положенные сорок дней не произошло — за вторым, кажется, тайлором он тогда ходил. Поголодал, конечно, но потерпеть можно…

Завтра он отправится в пустыню, завтра вопреки всем законам природы на его боевом копье взбухнут почки и к вечеру копье превратится в дерево, которое будет стоять, пока он не вернется. Сорок дней, или вечность. Скорее первое, он не мальчишка и не единожды уже стоял здесь перед испытанием, которое начнется завтра. А сегодня можно подойти к костру, погреться и выпить с братом доброго вина, специально привезенного из Иглвуда.

Берангер уже успел переодеться. Он сидел один у одного из костров и ждал старшего брата. Заметив его приближение, он налил из бутыли вина и протянул кубок с вопросом:

— Дома все в порядке?

— Да.

— Матушка не появлялась?

— Нет. И, надеюсь, не появится.

— Ну-ну, мечтать не вредно, — усмехнулся Берангер. — С моей Крафф все хорошо?

Иглангер поморщился. Младший брат привез из Британии варлачку и открыто жил с нею, поправ все рыцарские традиции.

— Что с ней случится? — пожал плечами Иглангер. — Все нормально.

— А с твоей девчушкой, с Рогнедой? — просто так спросил, для приличия.

— И она, и твоя Крафф сейчас в Линксвуде, под охраной Линксангера, за это можешь не беспокоиться. Когда вернусь, мы с Рогнедой поженимся, — не глядя на брата ответил герцог.

— Она дала согласие? — удивился Берангер.

— Я не спрашивал перед испытанием. Вернусь и спрошу. Но я и так знаю — она любит меня. Зовет просто — Иглом…

— Насколько я помню — дядей Иглом, — усмехнулся Берангер. — Она тебя видит скорее в роли опекуна, чем мужа.

— Ты заблуждаешься.

— Этот новый король бриттов не ищет свою сестру? — словно между прочим поинтересовался маг, только что успешно заслуживший первый тайлор.

— Нет, не ищет, он и не вспоминал о ней. Это ему пока не нужно.

— Но может и понадобиться.

— Может. Потому я и дожидался тебя здесь.

— Говори, что случилось, нечего окольными тропами подбираться. Что тебя беспокоит, Игл?

— Радхаур, — честно ответил герцог. — И Этвард. И Линксангер.

Берангер вопросительно поднял бровь. Иглангер вздохнул и пояснил:

— Когда я отправлялся сюда, Радхаур и Этвард путешествовали по Тевтонии под обличьем простых рыцарей, с ними всего полсотни оруженосцев и воинов. Торс Алвисида, в драконьей стране, всего в нескольких десятках миль от Линксвуда. Я боюсь, как бы чего не случилось.

— А что может случиться? — удивился Берангер. — Ну, прихлопнет его Линкс — он жаждет отомстить за Вольфа.

— Как ты не понимаешь, Бер? Я заключил договор с Белиалом, что мы не тронем Наследника Алвисида, пока он не соберет этого проклятого бога. Потом — пожалуйста. Надо ждать. Если бы я мог, то сам бы помог Радхауру собрать эти несчастные части Алвисида. Но я должен ждать.

— Это ты заключил договор с Белиалом, не мы, — мрачно ответил Берангер, уставившись в погружающуюся во тьму пустошь.

— Если с Радхауром что-либо случится по вине Линска или твоей, я запросто могу не выйти из пустыни.

— Он сам погибнет. В стране драконов.

— И это тоже плохо. Я должен отомстить за смерть Вольфа.

— Мы должны.

— Хорошо, мы, — согласился Иглангер. — Я хотел бы, чтобы ты как можно скорее возвратился домой и присмотрел за Линксом. Нигде не задерживайся.

— Да чего там — превращусь в дракона прям сейчас и полечу прям в ночь. Это вино придало мне сил.

— Ты ошибаешься, — рассмеялся Иглангер, — вино затмило твой рассудок. Раз ты вернулся сегодня из пустыни, значит, ты — маг первого тайлора. Все, забудь о метаморфозах. Вся прелесть полета теперь — лишь в тельце быстрокрылого стрижа.

Берангер плеснул еще вина.

— Что ж, выпьем за твою удачу. С утра пойдешь?

Иглангер неожиданно встал.

— Нет, чего тянуть? Сейчас и пойду. Там переночую.

— Удачи тебе, брат.

Берангер тоже встал и они обнялись.

Глава четвертая. ДРАКОНЬЕ ЦАРСТВО

Радхаур въехал на запретную дорогу, едва встало солнце. Марьян еще спала — он не хотел слезных прощаний, все было сказано вчера вечером.

Сэр Таулас поднял раненого дракончика и бережно (ведь малыш — любимец покойного сэра Аселена) положил на круп лошади перед Радхауром. Дракончик, кажется, даже не проснулся — лишь вздрогнул во сне.

— Не вези его далеко, — посоветовал бывший отшельник. — Сказки сказками, это в них драконы умеют говорить. А здесь — твари неразумные. Кто знает, что там у них в голове? Отвези миль на десять и положи где-нибудь на лужайке. И погодка сегодня будет хорошая. Все лучше, чем под дождем…

Сэр Таулас не договорил, что лучше погибать при свете солнца, это подразумевалось.

Радхаур на прощанье улыбнулся безмолвному Триану, вышедшему проводить хозяина, и дернул поводья.

На ответвлении дороги ожидал на лошади Гуул. Радхаур всегда дивился, как это бывшему алголианину удается выглядеть свежим и отдохнувшим в любое время суток — после бессонной ночи ли, в раннее ли утро или после тяжелой битвы. Словно к его лицу грязь и кровь не прилипают.

Радхаур поравнялся с ним.

— Езжай к лагерю, Гуул, будешь охранять Марьян.

— Я еду с тобой, Радхаур, — сказал Гуул так, чтобы показать — спор бессмысленен.

Граф вздохнул и устало провел рукой по лбу. Устало не потому, что уже утомился с утра — устал спорить с Гуулом, устал от него. Братом он ему не стал. Да и не мог стать.

— Гуул, я тебя, в общем-то, никогда не спрашивал, почему ты везде таскаешься со мной, не так ли?

— Я говорил при первой встрече, — бесстрастным тоном произнес Гуул.

— Брата я тебе не заменил, это все ерунда, такое просто невозможно. И друзьями мы так и не стали. Но у тебя та же цель, что и у меня. Или я совсем сошел с ума?

— О чем ты говоришь, Радхаур?

— Об Алвисиде. Ты знаешь, что я сейчас отправляюсь по запретной дороге, поскольку именно туда зовет меня зов Алвисида?

Гуул кивнул.

— Давай поговорим начистоту, — продолжал Радхаур. — Фоор приказал тебе охранять меня? Или что-то другое? Мы можем не быть братьями и друзьями, но мы должны доверять друг другу. Что приказал Фоор? Что тебе завтра скажет новый верховный координатор?

Гуул вздрогнул:

— Какой новый верховный?

— Откуда я знаю, кого у вас там выберут? — пожал плечами Радхаур.

От резкого движения всхлипнул во сне дракончик, граф заботливо поправил ему голову.

— Почему ты думаешь, что выберут нового верховного координатора?

Радхаур чуть ли не злорадно отметил, что Гуул за все время знакомства впервые перестал быть бесстрастным.

— Потому, — ответил граф, — что совершенно точно известно: сэр Дэбош погиб. Так вот, я хочу знать твое задание. Как ты связываешься со своими алголианами?

— Я не алголианин до тех пор, пока не возродится Алвисид, — глухо прошептал Гуул. — Фоор вывел нас из-под чьего-либо подчинения, пока Алвисид не оживет. Мы не подчиняемся даже ему. Никому, кроме себя.

— И твоя цель — охранять меня? — Радхаур сделал вид, что пропустил мимо внимания словечко» мы «. — Или, чтобы я все-таки собрал Алвисида?

— Я…

— Честно говори, — потребовал граф. — Не забывай: тот Наследник, что был до меня, погиб именно здесь. Слышал, наверное?

Гуул снова кивнул.

— Я должен охранять тебя любой ценой, пока ты не соберешь Алвисида, — произнес он. — Потом вернусь в каталог и приму пост. Если же ты погибнешь, не исполнив священной миссии, я сделаю Дэлетс.

Радхаур уже знал, что означает это диковинное алголианское словечко.

— Так вот, это не моя блажь — одному отправляться туда, — сказал граф. — Вспомни, как в ваших директориях у этого Бор… Вор..

— Воктреча, — подсказал Гуул.

— Да, у него, — согласился Радхаур. — Там сказано, что-то вроде того, что Наследник должен найти часть Алвисида один, я прав?

—» Наследнику найти наедине необходимо..» — процитировал Гуул.

— Так какого черта? — взорвался Радхаур. — Если ты меня будешь охранять — погибнем оба! Этого хочешь?

— Да, я не подумал. — Впервые Радхаур видел растерянность на лице Гуула. — Но если ты погибнешь…

— Ты сделаешь Дэлетс, — чуть ли не весело произнес граф Маридунский. — У вас алголиан что почетнее: умереть в бою, или пропеть шестнадцатый файл? Или все же выполнить задание? Если я поеду один — имею шансы. Если ты будешь красться за моей спиной — погибнем оба.

— Хорошо, сэр Радхаур, — сдался Гуул, — я буду ждать тебя здесь.

— Отлично, — сказал Наследник Алвисида, не трогая с места коня. — А теперь мы выясним, что означало слово» мы «. Сколько человек приставил ко мне сэр Дэбош?

Гуул молчал.

Радхаур разозлился.

— Я ни о чем не спрашивал, пока это было не важно.

— Шестнадцать, — вымолвил Гуул. — Один, я, все время в открытую с тобой. Один должен сторожить голову Алвисида. Все остальные, тайно, охранять тебя. Мы не должны видеться и узнавать друг друга при случайных встречах… Трое погибли точно — я сам хоронил их по нашему обряду. Тогда в битве у твоего замка… Потом еще в горах я видел место захоронения по-алголиански, но кто именно погиб и как — не знаю.

— Значит, сейчас в окрестных лесах прячутся десять шпионов? Прости, — поправился тут же Радхаур, едва Гуул вскинул голову, — десять тайных телохранителей?

— Да, — кивнул Гуул. — Это очень вероятно.

— Ты можешь собрать их на совет?

— Нет.

— Значит, — спокойно сказал граф, — они погибнут.

— Но и ты…

— Нет, я ничего о них не знаю. Может, и не погибну. Но если в лесу кого встречу, объясню…

— Ты никого не заметишь.

— В таком случае, ты сейчас будешь стоять здесь и просматривать, прочувствовывать, использовать все, что можешь. Но ты должен остановить своих друзей. Если, конечно, хочешь, чтобы Алвисид был собран.

Радхаур, тронул поводья и, не оглядываясь, въехал в лес. Он не желал, чтобы вдруг проснувшаяся Марьян выбежала прощаться со слезами на глазах. Или чтобы Этвард или Ламорак вновь с мрачными лицами желали ему удачи — вчера все сказано. Впереди — только запретная дорога.

Деревья были такими же, как всегда и через несколько миль путешествия; птицы пели беззаботно и весело.» Может, — закралась мысль, — и нет никакой страны драконов?»Но торс Алвисида там точно есть — зов ошибиться не дает.

Радхаур не боялся предстоящего, хотя представления не имел чего ожидать. Он был готов встретить опасность в любой момент. Единственное, чего он боялся, что дракончик вдруг описает ему одежду — неудобно будет как-то в мокрых штанах защищать жизнь. Впрочем, когда опасность грянет, эти пустяки мгновенно вылетят из головы…

А пока едешь и едешь размеренно и думаешь о вечном, не об опасности.

Он подумал не пустить ли коня в галоп — все вдвое быстрее. Но куда он торопится? Взять торс Алвисида и быстрее героем вернуться к Марьян? Или скорее погибнуть? Ни то, ни другое не к спеху. Но хочется определенности… Он уже хотел тронуть поводья, но подумал, что тряска может сделать дракончику еще хуже и перевел коня с рыси на шаг.

Лес был ничуть не страшным, обычным. Таким же почти, как в Маридунуме…

И так же скучно… И так же радостно от одного осознания жизни…

Радхаур вдруг напрягся и помотал головой — этот лес, в отличие от Маридунского, непредсказуем и опасен, убаюкиваться мечтами нельзя.

Но все, вроде, спокойно. Жаль, неизвестно, как далеко по дороге начинается эта пресловутая драконова страна. Возможно, и очень далеко — не зря же старик-отшельник без опаски ходил по этой дороге. Может, и не был он никогда в драконовой стране, может, и не знал никакого секрета… Радхаур отбросил эти мысли, отшельник — рыцарь, лгать не может.

Как далеко везти раненого дракончика, где искать его родителей? Да и не очень-то хочется с ними встречаться. Настоящий рыцарь, как говорили отец и сэр Гловер, никогда не бегут от опасности, но и никогда сами ее не ищут. Радхаур почему-то вспомнил о сэре Тауласе — даже этот бесстрашный рыцарь, только и думающий, что о сражениях и поединках, не выказал ни малейшего желания отправиться по тропе, где славы не добудешь, а смерть ледяным взором уставится в глаза.

И вдруг что-то вокруг изменилось, Радхаур сначала даже не понял, что именно. Лес впереди тропы был каким-то не таким.

Радхаур не придержал коня, опасности он пока не чувствовал — лишь удивление. Издали было видно, что тропа под равным углом разветвляется на две, а ее как бы продолжение делит лес чудесным образом пополам: справа — лиственный лес, светлый, прозрачный, чистый и радостный. Слева — мрачно устремляются к небу вековые ели, крона почти не пропускает солнца и один взгляд на темноту меж могучих стволов навевает мысли о беспомощности человека перед неведомым и неразумным, природным.

Он подъехал к развилке. Конь остановился, предоставляя хозяину выбирать путь.

Всмотревшись в даль левой дороги, Радхаур непроизвольно сглотнул набежавший в горле ком. Чуть далее от развилки, ярдах в ста, кроны сумрачных елей были украшены чем-то белым. Не было нужды долго гадать и вглядываться, чтобы понять — это человеческие скелеты, сброшенные сверху.

Правая дорога манила своей беспечностью, но выбора не было. Радхаур ехал не куда глаза глядят или куда конь поведет, он повиновался зову Алвисида.

Дракончик проснулся, посмотрел на Радхаура мутным взглядом, тяжело всхрапнул и снова смежил веки.» Может, оставить его здесь? — подумал рыцарь. — Нет, надо увидеть его сородичей, или хотя бы довезти до воды…»

Радхаур без тени сомнения свернул туда, куда звал его неумолимый внутренний зов. Конь, поняв выбор хозяина, недовольно фыркнул, но подчинился.

Скелеты были давние, выбеленные дождем и ветром. Кто-то валялся на земле, кто-то, перегнувшись пополам, свисал с толстых веток. Одежды на всех давно стлели, свежих мертвецов, погибших месяц-другой назад, по всему видать, не было.

Радхаур не замедлял движения коня, но и не ускорял. Он ехал, как и прежде.

Деревья, украшенные столь неожиданным и чудовищным образом, вскоре остались позади. Не так уж и много было мертвецов — у Рэдвэлла погибло, пожалуй, побольше.

А через несколько миль лес и вообще стал прежним, дорога расширилась и мысли о елях с погибшими выветрились из головы напрочь, повинуясь всевечной человеческой уверенности, что все плохое — за плечами, впереди — лишь хорошее, пусть даже прорваться к этому хорошему надо через близкие, но временные преграды.

Солнце поднялось в зенит, тропа, по которой он ехал, вновь стала чуть уже, но по-прежнему казалась беспечно-безобидной.

Радхаур провел рукой по шее дракончика — дышит ли?

Когда он уже раздумывал, не пора ли оставить где-нибудь дракончика, пока малыш действительно не обмочил ему штаны, как вдали тропы заметил какой-то блеск. Дорогу пересекал ручей или не очень большая река. Что ж, у берега и сделает привал, положит раненого дракончика у воды, посмотрит, что к чему — и дальше.

Он, придерживая дракончика, спрыгнул с коня и осторожно взял малыша на руки, непроизвольно подумав, какой он все же тяжелый. Дракон вяло открыл глаза и простонал. Радхаур поднес его к воде и аккуратно, стараясь не причинить раненому животному боль, положил к воде. Тот повел ушами и стал принюхиваться; потом снова простонал и принялся пить.

Пил дракончик долго, лакая воду длинным синевато-розовым языком. Радхауру надоело наблюдать за ним и он осмотрелся. Тропа проходила прямо через реку и убегала вдаль, скрываясь в отступившем от противоположного берега лесу. Река была невелика — ярдов сорок, от силы пятьдесят. По всей видимости, раз не было моста, в этом месте мелко и можно перейти вброд. Хотя, с другой стороны, кому тут ставить мост — люди здесь не живут. Дракончик все пил, изредка останавливаясь перевести дух. Конь тоже приблизился к воде. Радхаур встал на колени и зачерпнул в горсть воды; дно, видное через прозрачную воду, устилали мелкие камешки и ему показалось, что там блеснул алмаз.

Радхаур отошел от берега на несколько шагов и потянулся. До чего тихое и радостное место, удивительно спокойное. Он повалился в изумрудную траву и уставился в без единого облачка небо. Так бы и лежал здесь долго-долго, не думая ни о чем. Вот только поправить ножны с Гурондолем, чтобы рукоять в бок не упиралась… Как ни странно, никакого страха перед предстоящим он не ощущал — чему быть, того не миновать. Но так сладостно было лежать, слушая далекое щебетанье птиц и знать, что к тебе никто не подойдет с каким-нибудь вопросом, просьбой или пустым разговором.

Из мягкой дремы его вывело что-то липкое и шершавое. Радхаур резко сел, рука непроизвольно потянулась к рукояти меча. Дракончик отпрянул с испуганным хрипом. Радхаур рассмеялся и погладил раненого звереныша: видно, тот напился, почувствовал близость родных мест и требовал продолжить путь.

— Сейчас, малыш, погоди, — ласково сказал он, вставая на ноги, — лишь лицо ополосну.

И тут же услышал, что вдали на тропе, с той стороны, откуда приехал он сам, доносится стук копыт. Радхаур замер, ожидая чего угодно, готовый выхватить из ножен Гурондоль. Точно, стук копыт, невозможно ошибиться. Словно чувствуя приближение неизвестный опасности, конь подошел к хозяину.

Из-за деревьев показались всадники. Радхаур узнал в первом Ламорака и облегченно вздохнул. И тут же его охватила злость.

Ламорак заметил стоявшего у берега реки друга и резко натянул поводья; четверо оруженосцев последовали его примеру.

— О, Радхаур! — радостно воскликнул Ламорак, спрыгивая с коня. — А я-то думал, что ты свернул на светлую дорогу!

— Зачем ты отправился за мной? — со злостью спросил Радхаур. — Ведь мы же говорили вчера, что…

— Да с чего ты взял, что я поехал за тобой? — удивился Ламорак. — Договорились, что ты поедешь один — ты и поехал один. Я же еду по своим делам. Я рад, что встретил тебя. Но если тебе со мной не ПО ПУТИ, понежься на солнышке еще, а я отправлюсь дальше. — Ламорак снял с пояса флягу. — Во рту пересохло от скачки.

— Вон вода в реке удивительно вкусная, — кивнул в сторону блестящей поверхности Радхаур. — И по какому же делу ты отправился в драконову страну?

— Вообще-то король Сегонтиумский не обязан отвечать на чьи-либо вопросы, кроме вопросов верховного короля, — усмехнулся Ламорак, убирая флягу и подходя к берегу, — но тебе я скажу. — Он зачерпнул в руки воды и глотнул. — Да, ты прав, вода удивительно вкусная, как у нас в Сегонтиуме.

Радхаур подождал, пока Ламорак напьется. Оруженосцы тоже спешились и подвели коней напиться.

— Так по какому делу ты отправился сюда? — настаивал на своем Радхаур.

Ламорак многозначительно кивнул головой в сторону и они отошли от реки на несколько десятков шагов, чтобы их не слышали оруженосцы.

— Я жду ответа, — прервал молчание Радхаур. — Никакого дела у тебя нет, Ламорак. Ты просто поехал за мной. Мне приятно, что друзья всегда в минуту опасности хотят быть рядом, но ведь я все объяснил. Поворачивай обратно, Ламорак, не заставляй меня ругаться с тобой.

— Ты помнишь предсказание в Храме Каменного Зверя? — неожиданно спросил друг. Тихо спросил, почти шепотом, отведя в сторону взгляд.

— Помню, — удивленно ответил Радхаур. — К чему ты это? Что я так или иначе соберу Алвисида и уж в этот-то раз точно не погибну? Ну, знаешь ли… Ведь главная жрица говорила, что предсказание может и не сбыться, все от человека зависит…

— Вот поэтому-то я и еду сейчас в страну драконов, — все так же тихо произнес Ламорак.

— Что-то я не пойму…

— Ты забыл, что было там, на стене комнаты предсказаний, с моим мечом? — повернулся к другу и посмотрел ему в глаза юный король Сегонтиумский.

— Ах, ты об этом? — Радхаур смутился.

— Да, об этом, — кивнул друг. — По какому-то молчаливому соглашению, мы все трое старались не вспоминать МОЕ предсказание, хотя Этвард очень часто вспоминает свое. Но я-то не могу забыть, как увидел того красного дракона! Мне казалось, что он прямо там пронзит меня рогами. А потом Несокрушимый на стене был сломан. Мне этот проклятый дракон по ночам снится. Что означает, что меч сломан? Не знаешь? И я не знаю. Я чувствую, что становлюсь другим, что начинаю бояться. Я не могу так жить. Здесь — страна драконов. Я найду своего, того из предсказания, и или я буду жить спокойно, стану прежним, или… В любом случае, я должен покончить с этим! Никогда больше не соглашусь, чтобы мне гадали или предсказывали! — Он помолчал и добавил:

— Я ведь специально свернул на темную дорогу со скелетами на деревьях, чтобы не встретить тебя. Но раз так получилось — даже лучше. Мы поедем каждый по своей надобности, но вместе. Если захочешь, конечно. Мне нет дела до твоего Алвисида. Я ищу красного дракона с небольшими рожками, я его морду на всю жизнь запомнил. Мы едем дальше вместе?

Радхаур протянул ему руку.

— Я помню клятву у озера Трех Дев, — почти торжественно произнес он. — Когда появится красный дракон, мой Гурондоль будет рядом с тобой.

Друзья обнялись. Многое, что хотелось сказать, в слова было не облечь.

— Так чего мы теряем время? — чуть изменившимся голосом спросил Ламорак. — Поехали!

— Поможешь мне дракончика подсадить? — спросил Радхаур, как ни в чем не бывало. — Или, лучше его здесь оставить? Нет, пожалуй, — сам себе ответил он, пока Ламорак не опередил и не сказал вслух то, что подумали оба, но произносить в этих местах, наверное, не следовало, — отвезем еще подальше.

Они повернулись к коням.

— Эй, — закричал Ламорак своим спутникам, — чего это вы в реку полезли?

Один из четверых забравшихся в реку оруженосцев заторопился к своему сюзерену, побежал по воде, окруженный фонтанами брызг. Он, как и остальные, промочил всю одежду, но не обращал на это никакого внимания.

— Ваше величество, — подбежав, возбужденно воскликнул оруженосец, — там в реке… Вот… алмазы, — он протянул руку, на ладони лежало с дюжину довольно крупных кристаллов.

— Действительно алмазы, — сказал Ламорак, — взгляни, Радхаур.

— Лучше бросить их обратно в реку, — ответил граф. — Мы сюда не за ними приехали.

— Как это бросить? — удивился оруженосец.

— Так и бросить, — пожал плечами Радхаур и отвернулся.

Ему не нравился этот воин из свиты Ламорака — был уже не молод, но уважения среди товарищей не сыскал, старался быть первым у костра на ужине и прятался за спинами других, когда требовалось что-то сделать, был нагл и самоуверен, но в бою, по твердому убеждения Радхаура, мало чего стоил. Зато уж на алмазы бросился не хуже, чем те трое мерзавцев, что пытали старика и дракончика.

Рыцарю было просто противно от блеска в глазах оруженосца.

— Помоги мне с дракончиком, Ламорак, — попросил он.

Ламорак сбросил камушки в руку своего человека.

— Иди, зашвырни их обратно в реку, — приказал король Сегонтиумский. Повернулся к реке и крикнул остальным:

— И вы выходите из воды, отправляемся дальше.

— Ваше величество может отправляться куда угодно, — нехорошим тоном заявил оруженосец, — а я покидаю службу и возвращаюсь обратно.

— Я сказал — бросить камни в реку, — повторил Ламорак. — Это приказ!

Оруженосец спрятал алмазы на груди.

Ламорак внимательно посмотрел на него, перевел взгляд на трех других, вышедших из воды и направляющихся к нему. Выражение их лиц было мрачным. Не объяснять же им, что эти драгоценные камни в воде могут быть обыкновенной западней для любителей легкой добычи, не зря же деревья были там, позади, увешаны скелетами. Сколько различных ловушек, кажущихся на первый взгляд безопасными и привлекательными таится в этом лесу? Бог весть, может, и ни одной.

— Кто ты такой, чтобы здесь еще и приказывать? — зло процедил воин и сплюнул Ламораку под ноги, собираясь развернуться к нему спиной. — Сопляк! Тоже мне — король…

Ламорак долго не колебался. Он выхватил меч и без разговоров стремительно воткнул в грудь оруженосцу. Тот даже закрыться рукой или крикнуть не успел. Ламорак рывком выдернул клинок из тела наглеца и повернулся к трем оставшимся.

— Вы тоже хотите покинуть службу? — заорал он, бросив быстрый взгляд на Радхаура и убедившись, что друг готов обнажить оружие. — Вы что, забыли где мы находимся? Забыли скелеты на деревьях, там, у развилки? Бросайте камни в реку и садимся в седла. — Он помолчал и добавил:

— Останемся живы, наберем алмазов вдоволь на обратном пути. Все, я повторять не буду.

Он вбил меч в ножны, повернулся к ним спиной и пошел к Радхауру. Граф видел, что Ламорак в любой момент готов вновь обнажить меч и отразить нападение.

Оруженосцы переглянулись. Смерть товарища была для них наглядным примером. Как сражаются Радхаур и Ламорак, они знали. Один из них махнул рукой и с размаху закинул свои камни в реку. Двое других последовали его примеру. На погибшего они старались не смотреть.

Ламорак подал дракончика другу и сам уселся в седло.

— Не отставайте, — крикнул он оруженосцам и направил коня к реке.

— Здесь, вроде, неглубоко, — сказал Радхаур, чтобы что-то сказать.

Речка в этом месте была действительно мелкой, они миновали середину, вода едва замочила брюхо коням. Радхаур вгляделся в дно и усмехнулся.

— Ты чего? — спросил Ламорак.

— Глянь, там уже чуть ли не обработанные бриллианты валяются, так и манят. И какие крупные… Хоть и вправду, собирай… Ты не боишься, что твои орлы метнут нам кинжалы в спину?

Ламорак обернулся. Оруженосцы на своих лошадях вступали в воду. По их виду было понятно, что они злы, но сдерживают себя.

— Не должны, — задумчиво произнес Ламорак. — А может, разрешить им собрать алмазы и пусть уматывают в лагерь? Без них обойдусь.

— Тогда незачем было убивать того…

— Нет уж, это как отец учил, — жестко сказал Ламорак. — Сам себя уважать не будешь — других тем более не заставишь.

Кони вышли на берег. Тропа впереди была с виду такой же мирной и приветливой. До леса было не более ста шагов.

— А почему ты сказал бросить алмазы в реку, Радхаур? Снова твое странное чувство подсказало, что это опасно?

— Нет, — удивился граф. — Никакой опасности я не чувствовал. Просто — зачем? Толку-то от алмазов в этом лесу никакого. А потом, если честно, мне этот твой оруженосец давно не нравился. Какой-то он…

— Да, — поморщился Ламорак, — мне он тоже… Я его просто терпел, он еще отцу служил. Матушка попросила взять с собой. Чем-то он ей когда-то услужил… Черт, это еще что?

Они уже почти подъехали к зеленому лесному туннелю, когда их обогнала бешено мчавшаяся лошадь убитого оруженосца. С морды животного свисала пена.

Оба друга резко обернулись.

Ламорак едва успел заставить своего коня резко отпрыгнуть в сторону. Еще две лошади пронеслись мимо них. Один из воинов на середине реки с трудом пытался удержать последнюю, но повод лопнул и его лошадь тоже, словно удирая от чего-то ужасного, выскочила из реки. Трое спутников Ламорака стояли в воде — они явно не удержались от соблазна, решив за спиной хозяина набрать драгоценных камней. Лица всех троих были недоуменными — не понимали, что могло так напугать лошадей.

— Идиоты! — только и сорвалось у Радхаура.

Дракончик на его коленях открыл глаза и издал встревоженный звук, рыцарь автоматически провел по шее малыша рукой, успокаивая.

Ламорак, встав на стременах, проорал:

— Бросайте алмазы, черт вас побери, и скорей на берег!

Трое в реке и сами догадались, что надо как можно быстрее выбираться из воды. Тот, что держал в руках копье, на котором болтался флажок с гербом Ламорака, опираясь на него как на шест, почти приблизился к желанному берегу. Но было поздно.

Вода в реке забурлила, точно вскипала в огромном котле; волны добежали до обоих берегов и вскинулись стеной, отгораживая любителей даровых алмазов от леса. Водяные пузыри лопались и из них вырывались на воздух, на волю из водяного плена, какие-то прозрачные, едва различимые, блестящие на солнце существа неопределенных очертаний.

Крики воинов и нечеловеческие повизгивания водяных существ едва доносились до двух друзей, заглушаемые поднявшимся вдруг ветром и шумом листвы и еловых крон.

Ламорак выхватил меч, собираясь направить коня к берегу.

— Стой! — крикнул Радхаур, едва удерживая коня на месте. — Им ты уже не поможешь! Они сами виноваты!

— Но не могу же я равнодушно смотреть, как гибнут мои люди!

Тот, что был с копьем, отбивался им, словно дубиной, от водяных тварей, стараясь стукнуть по голове, но древко проходило сквозь них, не причиняя вреда. Остальные двое, прижавшись спиной к спине, выхватили мечи. Но водяные существа не торопились нападать — плясали в бешеном танце, брызгаясь на воинов, напуская на них отбрасывающие назад волны, не давая им выйти из воды.

Ламорак, размахивая мечом, пытался развернуть коня в сторону реки, но тот стоял, словно копыта приросли к земле. Потом конь Ламорака подался было в сторону леса, но, заржав, попятился на несколько шагов к реке, снова подался к лесу и встал, низко наклонив голову, точно хотел спрятать ее меж ног, чтобы не испытывать странного, неясного ужаса. Почти то же творилось с конем графа.

Радхаур, придерживая дракончика, не мог отвести взгляда от реки.

Там, с глухим грохотом, из средины реки вздымался огромный каменистый холм, повалив троих мужчин в воду; они пытались вставать, чтобы не захлебнуться, но почва снова уходила из-под ног. Мелкие камушки осыпались с вырастающего холма, он становился все выше и тоньше. С каким-то непредставимым треском почти у верхушки проснувшегося монстра разверзлась пасть, в которой блеснули огромные бриллиантовые зубы. Вода взбугрилась по краям круга, который защищали водные твари, их пленники уже валялись на камнях — один стоял на четвереньках, двое других, выронив оружие, пытались закрываться руками от неотвратимой гибели.

Каменный монстр ловко изогнулся и схватил того, что стоял на четвереньках.

Сквозь жуткий шум Радхаур и Ламорак различили дикий предсмертный крик.

— Лес! — вдруг закричал Радхаур, указывая в сторону. — Он подступает к берегу. Прочь отсюда, скорее! Туда! — он указывал в даль дороги, куда умчались обезумевшие лошади оруженосцев.

Действительно, происходило нечто невообразимое — лес, с двух дальних сторон от дороги, приближался к реке. На том берегу реки тропы вообще уже не было — деревья сомкнулись, словно солдаты в передовой шеренге.

Радхаур и Ламорак пришпорили своих коней и те, словно обрадовавшись, что хозяева на что-то решились, помчались вслед за своими бежавшими подальше от страшного места, собратьями. Граф намотал поводья на правую руку, левой прижимая к себе дракончика.

Дорога резко сужалась, Радхаур еще не понимал, что происходит, лишь наклонял голову, чтобы ветви не хлестали в лицо. Он беспокоился за малыша, боялся, что такая скачка может смертельно повредить ему, и придержал коня, чтобы пропустить вперед Ламорака.

Друг обогнал его и буквально через несколько мгновений его конь споткнулся и упал, Ламорак едва успел выскочить из села, иначе животное просто подмяло бы его под себя; в руке юный король держал обнаженный меч, готовый защищать свою жизнь. Сзади, со стороны реки, приближался какой-то грозный звук, перемешанный с завыванием ветра, шебуршением листвы и ржанием коней.

— Прыгай ко мне за спину, Ламорак!

— Нет, ты спрыгивай с коня, иначе шею сломаешь! — заорал в ответ друг. — Да посмотри ты, что происходит! Давай малыша!

Ламорак быстро засунул меч в ножны, чтобы взять дракончика.

Деревья словно ожили, не желая упускать попавшую к ним добычу. К друзьям со всех сторон, словно руки лесных чудовищ, тянулись мохнатые лапы елей, словно пики торчали голые ветви; корни, как огромные змеи копошились под ногами, об них и споткнулся конь Ламорака, в них же неизбежно запутался бы и конь Радхаура.

Ламорак быстро взял на руки дракончика, Радхаур спрыгнул на землю, стараясь не наступить на корни, словно они и вправду были ядовитыми гадюками.

К упавшему коню тянулись древесные щупальца, опутывая и душа его, животное хрипело от боли и безысходного ужаса. Второй конь, почувствовав, что хозяин покинул его, рванулся прочь, чуть не свалив на землю Радхаура — повод так и был намотан на руке графа. Ламорак кинжалом рассек ремень и конь помчался, не разбирая дороги, но мохнатые лапы цепляли за уздечку, деревянные змеи опутывали ноги.

Радхаур и Ламорак с дракончиком на руках не сводили с животного взгляда, не зная, что и делать, отступали в сторону, наталкиваясь спинами на стволы и неуклюже обходя мимо, молясь лишь, чтобы не споткнуться и не упасть.

Словно деревья питались исключительно кониной — к двум упавшим животным тянулись и тянулись, вырастая до неимоверной длины, ветви и корни.

Друзья медленно отступали вглубь леса — они, казалось оживших древесных монстров не интересовали. Конь Ламорака уже не издавал никаких звуков.

Рыцари все отступали, дракончик курлыкал что-то, словно лаял. Деревья вокруг друзей будто не обращали на них внимания, вытягивались корни к павшим животным. Лес за спиной казался обычным. То же, что творилось у коней, не могло присниться и в самом жутком сне.

Уже темнело.

— Дай малыша, — глухо сказал Радхаур, взял раненого дракончика, развернулся и решительно зашагал прочь от коней, откуда доносилось неприятно чавканье.

Какое-то время они шагали молча, внимательно глядя под ноги, чтобы не споткнуться о корни.

— Куда мы идем? — наконец спросил Ламорак.

— Подальше от того места.

— И что ты думаешь делать?

— Ничего не думаю, — чуть ли не зло ответил граф. Он положил дракончика на землю и провел рукой по лбу. — Тяжелый какой, фунтов тридцать или даже больше… Пожалуй, здесь уже нечего опасаться. — Он протянул руку к фляге но увидел лишь оборванный ремешок. — Проклятье, у тебя фляга цела?

— Да, — протянул Ламорак флягу. — Только в ней вино.

— Какая разница…

Радхаур сделал несколько больших глотков и протянул флягу обратно.

— Как быстро стемнело…

— Может, вернемся к реке, — неуверенно предложил Ламорак. — То чудище, наверное спит… — заметив, что Радхаур усмехнулся, он сказал:

— Тогда надо отойти подальше, и устраиваться на привал — утром все это успокоится, выйдем на дорогу и отправимся дальше. Может, сбежавших коней найдем…

— Да их, наверное, уже пожрали давно.

— А почему нас тогда не тронули? Потому что мы не брали алмазов и сами не ступали на дно реки, как кони, да? Ты все же чувствовал опасность, но не сказал мне!

— Брось, Ламорак, ни черта я не чувствовал. И сейчас не чувствую. Ничего, ни страха, ни жалости к тем, твоим… Даже голода не чувствую — только зов Алвисида влечет меня туда, — Радхаур махнул рукой левее того направления, в котором они шли. Как раз параллельно этому направлению и проходила лесная тропа, с которой они были вынуждены были бежать. — Ладно, давай идти дальше, надо действительно отойти отсюда. Смотри под ноги, если сломаешь ногу… Мне тебя будет не вытащить.

Он наклонился и взял дракошу. Недовольно качнул головой.

— Слушай, Ламорак, положи мне его на плечи, — попросил он.

— А почему тебе вообще не оставить его здесь? Он же в родном лесу…

— Ему отсюда не выбраться, слишком густой лес. А потом, я и сам не хочу его бросать.

— Ты думаешь, нас из-за него оставили живыми? Ну, не тронули эти ожившие деревья?

— А ты что, считаешь все кончилось? Еще ничего и не началось. — Радхаур поправил лежавшего на плечах дракончика. — Пошли, не век же здесь вековать…

— Драконье царство… — задумчиво-брюзгливо пробормотал Ламорак. — Да где они драконы-то? Скорей бы уж нормальный бой, как достойно рыцарю…

Они провели в дремучем лесу пять ночей. Странный лес, безрадостный — редко когда птица защебечет, чаще уж слышится воронье карканье. Даже змей ни разу не встретили. Один раз нарвались на малинник, расценили, как невероятно щедрый дар леса, живущего собственной непостижимой жизнью, двум непрошенным гостям, которых лес убивать вроде не собирался, но особо и не жаловал. Хорошо, у Радхаура оказалось огниво, что позволяло вечерами греться у костра, радуясь зрелищу пляшущих огоньков. Днем же шли и шли неведомо куда, повинуясь зову Алвисида.

Дракончика, которому в родных местах становилось все лучше, несли по очереди. Радхауру просто было жалко бросить малыша, над которым так поиздевались представители рода людского. Ламорак же был уверен, что друг не хочет бросать раненое животное, поскольку это — их щит; чем больше он вспоминал происшедшее у реки, тем более убеждался в этом.

Первый день они безрезультатно пытались найти лесную дорогу. Даже злость разобрала — не могли же они так далеко от нее удалиться, чтобы не найти.

К полудню они вышли к реке — у берега валялось копье с флажком Ламорака. Юный король сглотнул набежавший ком и отвернулся. Радхаур ничего не сказал. К реке они так и не подошли, даже для того, чтобы напиться.

Но дороги не было, как и не бывало никогда. Про драконову страну рассказывали еще и не такое. И Радхаур повел друга туда, куда звал зов — больше все равно идти было некуда.

На ближайшем привале Ламорак мечом срубил подходящую елочку и, срезав ветки, сделал себе копье, тщательно заточив наконечник. Радхаур хотел было спросить, зачем ему копье, меча вполне достаточно, но потом вспомнил зачем Ламорак отправился сюда и промолчал — без копья сражаться с драконом совсем тоскливо.

За эти дни лес им надоел до такой степени, что казалось, они были бы рады любой мало-мальски приличной поляне — до того хотелось на открытое пространство.

И очень хотелось есть. Проснувшись с утра голодными, вытрясли последние капли из фляги Ламорака — не вина уже, а воды, что набрали в ручье третьего дня. За все дни путешествия по беспросветной чаще они встретили воду лишь единожды.

— Ну, пошли? — спросил Радхаур, протягивая руку Ламораку, чтобы помочь подняться.

Ламорак хотел было спросить» Куда? Все без толку…», но тут же вспомнил клятву самому себе — не жаловаться, чтобы ни случилось. Никто его сюда не гнал, и сам набился в попутчики. Теперь терпи.

— Шатаемся по этому лесу, как мы с Эмрисом и Трианом в подземелье под большим холмом — была дорога и нету, — проворчал он. — Но там хоть кормежку эта твоя колдунья устроила — здесь же одни стволы опостылевшие, хоть отдирай кору да жуй. Эх, птицу бы кинжалом сбить, — мечтательно вздохнул Ламорак. — Или на медведя нарваться… Есть в этом лесу медведи, как думаешь?

Радхаур пожал плечами. За все время лишь однажды ночью до них донесся волчий вой.

Ламорак встал и погладил дракончика.

— Бедный дракончик, — вздохнул Ламорак, — тебе даже капель воды не досталось. Вон аж язык от жажды высунул. Ты куда-то указываешь? Радхаур, смотри, он зовет туда.

— Нам надо в другую сторону. Пошли.

— Но он точно туда зовет, — настаивал Ламорак. — Может, он воду или пищу чует? Давай посмотрим немного, а потом продолжим путь по-твоему. Кстати, что ты чувствуешь? Далеко еще идти?

— Не знаю, — честно ответил Радхаур. — Зов настолько силен, что кажется, уже пришли. Но мне пока неизвестно, до какой силы он может дорасти. Вполне вероятно, что до цели еще несколько дней пути… Ладно, давай проверим, куда дракоша зовет. С пути не собьюсь.

Ламорак взял дракончика на руки.

— Ну, малыш, веди. Куда ты хочешь?

Дракончик словно понял, что его послушались. Он вытягивал вперед голову и как-то радостно похрюкивал.

— И далеко идти? — без всякого раздражения спросил Радхаур.

— Пока чего-нибудь не найдем, — радостно ответил Ламорак. — Или пока дракоша не поскучнеет…

Всего минут через десять дракончик разразился довольным лаем и они увидели раненого кабана. Он прямо горлом напоролся на торчавший из земли, словно копье, корень. Секач был еще жив, но из смертельной ловушки ему было не выбраться.

Радхаур саркастически хмыкнул:

— Что-то мне это здорово напоминает.

— Ты намекаешь, что нам кто-то помогает? Как там, в подземелье не дадут умереть с голоду? Ведь если подумать, и тот малинник прямо на пути оказался, вполне ж могли за милю стороной обойти…

— Не знаю, может и не нам помогают, а ему, — Радхаур кивнул на дракончика. — Давай сперва накормим его… Кстати, слышишь?

— Что?

— Где-то недалеко ручей шумит.

— Во-о, — расплылся в улыбке Ламорак. — Как бы там ни было дальше — сейчас совсем хорошо. Спасибо, дракоша.

Ламорак кинжалом полоснул по горлу умирающего кабана, чтобы прекратить страдания несчастного животного, предназначенного неведомыми хозяевами им на завтрак.

Лес закончился в конце девятого дня путешествия, когда они уже склонялись к мысли, что он тянется до самого края земли.

Друзья совсем уже было собрались устраиваться на ночлег, как Ламорак заметил просвет вдали меж деревьями.

Друзья со всех ног кинулись вперед, Радхаур еще с утра утверждал, что уж сегодня, в крайнем случае завтра, они достигнут торса Алвисида.

Увиденное их потрясло — пред ними простиралась бескрайняя пустыня, треснувшая глина, кое-где поросшая колючками. Далеко на юге виднелись ограждавшие пустыню горы. А прямо по курсу, далеко-далеко, виднелась скала, где на мгновение что-то блеснуло. Или показалось?

Лес стоял за ними, словно неприступная стена. Друзьям непроизвольно захотелось укрыться от этой пустоши под уже привычными кронами. А ведь только что хотелось на простор, на волю.

— И что теперь делать будешь? — невесело усмехнувшись, спросил Ламорак. — Куда тебя ведет твой зов?

— Туда, — указал Радхаур на далекую скалу. — Пойдем в лес, переночуем, — предложил он. — Завтра обойдем окрестности, поищем воду. И пойдем. Может, за день осилим эту пустыню…

— Я, скорее всего, не пойду, — неожиданно сказал Ламорак. — Моя цель достигнута. Смотри, — он указал рукой на север.

К ним, почти касаясь крыльями крайних деревьев, летели три дракона.

— Давай малыша мне, — попросил Радхаур, снимая со спины холщовый мешок, приготовленный заранее для торса Алвисида, в котором сейчас лежала прокопченная над костром кабанья нога.

Ламорак молча снял с плеч оживившегося дракончика и взял наизготовку копье. Лицо его было серьезно, Радхаур его таким прежде и не видел — ну, может тогда, на стене Рэдвэлла, когда наблюдали за его двойником…

Дракончик что-то громко курлыкал на руках Радхаура. Два дракона высоко над головами резко повернули и пошли на второй круг, третий стал снижаться к ним.

— Это не твой дракон, — спокойно сказал Радхаур другу, — он, как и малыш, желто-коричневый.

— В такое время все драконы красные.

Малыш курлыкал так громко, что Радхаур поморщился. Но тихо и даже ласково произнес:

— Давай, дракоша, объясни своим сородичам, что с тобой было.

Дракон — огромный, не менее сорока футов в длину, совершенно не похожий ни на тех драконов, в коих метаморфировались братья герцога Иглангера, ни на того, что пробил стену замка, — спикировал на землю шагах в пятнадцати-двадцати от них. Из пасти его не шел дым, как рассказывают в сказках, пасть вообще была закрыта. Лишь кожа, свисающая под мордой, ходила вверх-вниз. Поза чудовищного зверя была напряжена, он в любой момент готов был расправить крылья и броситься на противника.

— Стой спокойно, Ламорак, — попросил граф. — Это не твой дракон. Они прилетели за малышом.

Радхаур сделал несколько шагов и отпустил дракончика на землю.

— Мы пришли к вам с миром, — сказал он зверю, словно тот мог понять человеческую речь. — Плохие люди пытали сэра Аселена и вашего дракончика. Их больше нет. Я привез раненого малыша в родные края и очень хочу, чтобы он поправился.

Радхаур сел на корточки и легонько подтолкнул дракончика вперед.

Тот повернул голову к своему спасителю, прокурлыкал что-то и галопом, очень смешно, волоча незажившие крылья по земле, помчался к большому дракону. Приблизившись, замедлил движение и уже шагом подошел к нему, вытягивая морду. Большой тоже протянул морду к малышу, они чуть ли не соприкоснулись носами и замерли. Так прошло секунд десять. Наконец большой мотнул головой, извергнув странный, пронзительный звук — но явно не враждебный или угрожающий. Дракончик радостно запрыгал. Двое других драконов продолжали кругами парить над головой.

Большой дракончик зубами прихватил малыша за шкирку, кинул на прощание взгляд на напряженно замерших рыцарей, расправил крылья и взмыл в небо. Описал в воздухе круг, разворачиваясь, и помчался обратно на север. Два дракона в небе, устремились за ним.

Радхаур облегченно вздохнул.

— Вот и все. Забудь о том предсказании, Ламорак. Все будет хорошо.

— Это был не мой дракон, ты сам сказал.

— Но дракон не должен в точности повторять предсказание… Ладно, пойдем в лес, поищем ручей… Завтра пойдем дальше. Кстати, ты можешь соорудить шалаш и подождать в лесу. Зачем тебе тащиться через пустыню?

— Я иду с тобой дальше, Радхаур, — произнес Ламорак. — Это был не мой дракон.

— Что-то ты очень мрачный, Ламорак. Расстроился, что они на нас не напали?

— Могли бы и спасибо сказать за спасение детеныша, — улыбнулся наконец юный король.

— Сэр Таулас же предупреждал, что драконы не говорят. — Они снова вошли в лес. — А ведь знаешь, Ламорак, прежний Наследник Алвисида до сюда не дошел, погиб раньше.

— С чего ты взял? — удивился друг.

— И сэр Ансеис, и сэр Дэбош говорили, что он погиб в тевтонском лесу. А ведь торс Алвисида явно на той горе. О пустыне никто не упоминал, значит, они о ней не знали…

— А скучно как-то без малыша, — сказал вдруг Ламорак. — Привык к нему за эти дни, хоть и тяжелый. Но с другой стороны — тащиться с ним по пустыне было бы еще хуже. Ладно, пойдем ручей поищем, во фляге воды совсем мало осталось. Хоть бы дождь какой пошел!

Марьян услышала звук копыт и птицей вылетела из шатра.

Небо с утра было затянуто серой пеленой, едва накрапывал мелкий противный дождь. Она всмотрелась в прибывших к их временному лагерю всадников — не с запретной ли тропы едут?

— Этвард… — едва слышно прошептали губы.

Она ждала другого.

— Здравствуй, Марьян, — король легко спрыгнул с коня. — Радхаур еще не вернулся?

Она покачала головой.

— Здравствуйте, ваше величество. Сейчас я вам эля подам.

— В шатре. Я приду к тебе чуть позже, — сказал Этвард и повернулся, чтобы отдать распоряжения, к сэру Таулусу, тоже уже спешившемуся.

Марьян вернулась к себе.

— Отец Бартл, спасибо за прекрасный рассказ, — обратилась она к толстому монаху, втайне радуясь, что на сегодня больше не придется терпеть его присутствия. — Вернулся его величество король и сказал, что хочет поговорить со мной.

— Наконец-то! Что ж, продолжим завтра, — согласился монах вставая. — Мне очень приятно разговаривать с вами. Хоть вы и не нашей веры, но…

— Мне тоже очень приятно общаться с вами, отец Бартл, — произнесла Марьян недвусмысленно откидывая полог и выглядывая наружу. — Пойду, распоряжусь, чтобы принесли сюда эля для короля и ужин. — Она повернулась к двум служанкам:

— Вы тоже можете идти.

Когда пришел Этвард, его ждал накрытый столик, по краям стояли две толстые зажженные свечи. Задумавшись о чем-то своем, Марьян сидела напротив.

Этвард быстро осушил большой кубок и съел ломоть холодного мяса.

Марьян молчала.

— Двенадцатый день на исходе, а Радхаура все нет! — в сердцах произнес король. — Сколько еще здесь торчать из-за него?

— Этвард, вы же прекрасно знали, зачем он едет в Тевтонию, — вступилась на защиту любимого Марьян. — И можете не ждать его, отправляйтесь дальше! На самом деле, зачем вам здесь время терять? Ведь вы же ищите невесту…

— Не сердись, Марьян, — пошел на попятную Этвард. — Я ведь и вправду тоже за него беспокоюсь. Мы с ним… как братья — с детства вместе. Просто я злюсь от того, что может ему сейчас угрожает смерть, а я сижу здесь и пью эль. Вон, Ламорак-то отправился в драконову страну.

— Он же не с ним, а сам по себе… А то, что Радхаур не взял с собой никого — он же объяснял…

— Объяснял… — вздохнул Этвард. — Но от этого не легче сидеть здесь сложа руки.

— Так вы же и не сидите… Четыре дня вас не было, я волновалась и за вас тоже… Кстати, расскажите о поездке.

— Да нечего особо рассказывать, — поморщился Этвард. — И погода — дрянь, и места глухие. До ближайшего замка почти два дня езды. И за все время ни единой деревушки или городка. Ни одного встречного всадника.

— Нас предупреждали, что места здесь глухие, — согласилась Марьян. И с с показным интересом спросила:

— А в замок вы заезжали?

— Мы хотели…

— И что?

— Ничего, — вздохнул Этвард. — Ворота на запоре, мост поднят, никто на зов не откликается. И вообще вид у замка такой, словно там давно все вымерли. Мы покричали-покричали… Потом Таулас предположил, что обитатели замка могли умереть от какой-нибудь жуткой болезни, вроде чумы, мы и поехали прочь от греха подальше. А потом на дорогу выскочил огромный олень, на рогах у него болталась мертвая змея. Таулас говорит, что это нехорошее предзнаменование. Ну, мы проехали еще с час. Ничего не случилось — впереди тот же лес. Мы повернули обратно… Я все думаю, что, может, это и вправду было предзнаменование? Ну, то, что олень со змеей — весть о Радхауре?

— С Радхауром все хорошо, — медленно произнесла Марьян.

Этвард плеснул в кубок еще эля и залпом выпил. Марьян молчала.

По-домашнему уютно плясали огоньки свечей, вырывая из мрака шатра задумчиво-загадочное, поистине прекрасное своей нездешней красотой лицо восточной принцессы.

Этвард смотрел на это лицо, на длинные ресницы, на лежавшие скрещенными на коленях маленькие изящные руки и чувствовал, что больше не в силах сдерживать себя, что сердце сейчас просто разорвется от волнения.

— Ты такая красивая, Марьян, — медленно выдохнул он. — Красивая… И умная… Я других таких не встречал и вряд ли встречу, хоть всю Тевтонию объеду, хоть весь мир… Я тебе этого не говорил никогда… Да и зачем слова? Ты же сама все видишь…

— Ваше величество…

— Нет, Марьян, я не могу больше держать это в себе. Не могу! Радхаур — мой брат, да! Названный брат, но нет для меня разницы. Я готов защищать его ценой жизни! Мы поклялись в том у озера Трех Дев. Да, я и не отрекаюсь от клятвы! Но я не обещал ему беречь для него то, что он сам не ценит! Да открой ты глаза, Марьян! Он не любит тебя, он тебя не замечает, он тяготится тобой! Зачем он полез за этим проклятым торсом Алвисида, навстречу смерти, вместо того, чтобы быть с тобой? Может, он уже мертв, а мы будем здесь торчать неизвестно сколько ожидая его. Он не думал о тебе, Марьян, он не думал ни о ком, кроме себя и своего этого распроклятого Алвисида!

— Почему ты говоришь о Радхауре в прошедшем времени, — прошептала Марьян. — Я знаю — он жив!

— Да откуда ты знаешь?! — вырвалось у Этварда. — Кто ты ему? Не жена — он не удосужился отвести тебя к алтарю, объявить тебя своей женой, хозяйкой замка. Да ведь слуги хихикают тебе в спину, как любовнице графа! Марьян, ты достойна большего! Забудь об Уррие, я готов сделать тебя королевой хоть завтра.

В волнении он встал, рука сжимала пустой кубок.

Марьян тоже встала.

— Я люблю Радхаура, — тихо и спокойно — но сколько силы было в этом спокойствии — произнесла она.

— Я тебе отвратителен? — словно от удара Этвард сделал шаг назад.

— Нет, вовсе нет, — неожиданно улыбнулась она и в улыбке этой не было ни тени презрения, легкомысленности — лишь искренняя дружелюбность. — Ты мне очень даже нравишься. Но я принадлежу Радхауру.

— Тому, кто не ценит то, что имеет, — с горечью произнес король. — Вы с ним даже не обручены — ни по нашим законам, ни по обычаем твоей страны. Ты для него — никто.

— Мы обручены смертью, — все так же спокойно вымолвила женщина. — Если он погибнет, мне тоже не жить. Он вырвал кинжал из моего сердца, и пока он жив — жива я. И мне не надо ничего другого.

То ли от выпитого эля, то ли от долго сдерживаемой страсти или простой усталости после нескольких дней, проведенных в седле, у Этварда начало мутиться в голове.

— Зачем? Зачем тебе Радхаур? — закричал он. — Даже если он не погибнет в этот раз, то рано или поздно отправиться невесть куда за следующей частью своего бога. И тебя не возьмет! Долгие дни ты будешь ждать его в Рэдвэлле, а он будет в чужих странах любить других красоток. Знаешь, сколько раз он уже влюблялся? Знаешь… Зачем тебе все это? Ведь ты же видишь — я принадлежу тебе, я люблю тебя, Марьян!

Этвард замолчал, роковые слова произнесены, нет путей для отступления — Радхаур обязательно узнает об этом от Марьян. Узнает, если он сейчас не дойдет до победы полной и окончательной, если не разрушит сейчас ее готовую рухнуть крепость безответной любви.

Он решительным ударом отбросил в сторону разделявший их, точно барьер, столик и обнял ее, прижал к себе.

— Я люблю тебя Марьян! И ты… ты будешь принадлежать мне!

Она резко отстранилась от него, от неожиданности он ослабил объятия. Она отскочила в сторону, в руке блеснул узкий кинжал — тот самый, которым она пронзила себе сердце в Храме Каменного Зверя.

— Этвард, ты признался в любви, а я говорю, что принадлежу только Радхауру, но ценю твои чувства. Давай остановимся на этом. Давай останемся друзьями.

— Марьян! — взмолился он. Встретившись в полумраке с ее сверкнувшим взглядом, он сделал шаг вперед. — Я не боюсь смерти! Лучше умереть от твоей руки, чем всю жизнь вот так вот страдать. Вонзи мне в грудь свой кинжал и закончим на этом!

— Не забывайте, ваше величество, вы — верховный король Британии, ваша жизнь вам не принадлежит, — спокойно произнесла Марьян, отступив к самой стене шатра. — А кинжал я вонжу в сердце себе, он уже был там однажды.

Этвард понял, что она говорит серьезно. Ему казалась, что голова сейчас лопнет от невозможности вместить все мысли, что сердце остановится, потому что не в состоянии биться так сильно.

Но она права, он — король. И не вправе забывать об этом.

— Хорошо, — глухо сказал Этвард. — Будем считать, что я ничего не говорил. Я больше не посмотрю в твою сторону, но я не смогу вырвать любовь из своего сердца… Останемся друзьями.

Он резко развернулся и выскочил из шатра.

Марьян медленно убрала кинжал и наклонилась поднять еще горевшую на земле свечу (вторая при падении потухла), чтобы пламя случайно не перекинулось на что-нибудь и шатер не запылал. Она права: не нужен ей никто, кроме Радхаура, как не нужна она была Этварду там, в Храме Каменного Зверя.

А Этвард чуть ли не бегом ворвался в свой шатер и свалился на кровать, впившись зубами в руку, чтобы не зарычать как дикий зверь.

Он лежал в темноте, пытаясь унять бешеную злобу и отчаянье, пытаясь успокоиться, пытаясь вызвать в памяти, чтобы затмить Марьян в своем сердце, образ той девушки из алголианского каталога, с которой в Бретани провел три ночи.

Ничего не получалось.

Даже не удавалось забыться сном усталости и безнадежности.

Наконец он принял решение и быстро встал, вышел из шатра. Он хотел найти служанку Марьян, любую — безразлично кого именно, хоть и ту, пожилую, — сказать ей:» Идем со мной!»и в ближайших кустах овладеть ею.

— …я ей и говорю: ты самая красивая в королевстве, а я — самый храбрый рыцарь, идем со мной! — донесся до него от костра, вокруг которого собрались за вечерним кубком эля воины, голос сэра Тауласа.

Этвард резко остановился. Постоял, успокаивая дыхание. Его поразило совпадение слов, что хотел сказать он сам, и тех, что сказал когда-то неизвестно какой красотке бывший отшельник.

Этвард стукнул кулаком о ладонь и повернул к костру.

Он — король, и должен помнить об этом всегда, Марьян права. И должен добиваться желаемого — если не возможен прямой штурм, то применительна долгая осада с хитроумными минами. А при осаде необходимы терпения и холодная голова.

Он — король и обязан доказать это самому себе.

Радхаур и Ламорак шли быстро, почти не разговаривая. Солнце стояло в высшей точке, теней на потрескавшейся земле практически не было. До горы, казалось, оставалось столько же, или совсем чуть меньше, чем когда они вступили в эту безликую пустошь. Радхаур даже начал подумывать — не придется ли им заночевать прямо на этой безжизненной глине? Ночью здесь, наверное, так же холодно, как сейчас, под палящим солнцем, невыносимо жарко.

Они разыскали вчера воду — чистый бьющий из земли ключ — довольно быстро. И сочли это подарком за спасение дракончика. Напившись и наевшись, они заснули, чтобы встать с рассветом. Покидали лес без тени сожаления — мертвая глина не пугала, далекая гора манила неизвестностью, зов Алвисида был настолько силен, что почти ни о чем другом Радхаур не думал. Он еще раз предложил Ламораку подождать его здесь, на границе леса и пустыни, но Ламорак вновь отверг его предложение — а вдруг красный дракон спит сейчас именно на той горе?

Ламорак нес копье на плече, словно палку. Да это и была простая палка, но при необходимости она могла легко превратиться в грозное оружие.

— Интересно, чем сейчас Этвард занят? — спросил Радхаур.

— Да чем он может заниматься? — с готовностью откликнулся Ламорак, которому давно хотелось поговорить, но он боялся отвлечь друга от каких-нибудь важных мыслей. — Слушает, наверное, твою Марьян про каких-нибудь очередных ванов. Слушай, Радхаур, все хотел тебя спросить — а чего там, в первый день, ну, когда ты уехал, у развилки Гуул стоял с какими-то неизвестными людьми?

— Да? С неизвестными людьми?! — весело переспросил Наследник Алвисида. — И много их было?

— Человек шесть или семь…

Радхаур остановился и обернулся назад. Там простиралась та же пустыня, что и впереди, лес уже скрылся за горизонтом.

— Это были алголиане, — объяснил он другу, вновь отправившись вперед. — Фоор поручил им всюду тайно следовать за мной, они даже перед друг другом не должны раскрываться. Нет, кажется никто за нами не идет… Знаешь, Ламорак, все ж у меня на душе не спокойно — мне надо к торсу идти одному. Не хочется погибать зря… Давай договоримся, что у самой горы, чуть не доходя, ты останешься и будешь ждать.

— А если там мой дракон?

— Мы его увидим, — заверил Радхаур. — В крайнем случае, я тебе крикну. Но вообще-то, если он там, то он сам тебя найдет… Ламорак! Да осторожней, ты! — последние слова явно запоздали.

Ламорак с криком боли растянулся на земле, выронив из руки самодельное копье.

— О, проклятье! — не сдержался он.

— Ну как же ты так! — расстроенно воскликнул друг. — Ведь надо было осторожней!

Хотя чего там сетовать теперь. Нога Ламорака попала в невесть откуда взявшуюся здесь ямку или звериную нору. Радхаур склонился над другом, попытался снять сапог. Ламорак протестующе замахал руками:

— Подожди, подожди! Сейчас, может, пройдет.

Радхаур почему-то почувствовал, что — нет, не пройдет. Он со вздохом снял со спины мешок, развязал веревку, достал кабанье мясо.

— Есть будешь?

— Да, сейчас, подожди немного, — Ламорак морщился, стараясь перетерпеть боль.

Радхаур отрезал ему кусок, стал есть сам. Очень захотелось пить, но он не стал просить у друга флягу. Надо было решить, что делать.

— Что теперь будем делать? — спросил Ламорак.

— Идти ты не сможешь? Если сделать из копья костыль, то…

— Я даже думать сейчас не могу, чтобы ступить на ногу, — сообщил сегонтиумец.

Оба молча жевали мясо. Ламорак отстегнул от пояса флягу, глотнул, протянул Радхауру. Тот сделал маленький глоток, вернул флягу и растянулся на сухой глинистой земле. Уставился в небо, по которому лениво текло несколько легких, воздушных облаков.

Ламорак, вытянув больную ногу, вторую поджав под себя, смотрел, как удаляется Радхаур.

Тот ни разу не обернулся.

Наконец друг превратился в маленькую, едва различимую точку вдали и исчез совсем.

Ламорак вздохнул, свинтил крышку со фляги и сделал скупой глоток — ему показалось, что не воду пьет, а сладчайший эль.

Это он так легко сказал Радхауру, что до заката доковыляет до леса. А самому не хочется думать даже о том, чтобы встать.» Хорошо, что вывих, а не перелом, « — сказал Радхаур. А какая разница, собственно?

Глупо было бы умереть от жажды и голода здесь, в этой никому неизвестной пустыне. Он и не умрет. В смысле — здесь. Как-нибудь переночует, потом доползет. И его найдет Радхаур, получивший волшебную мощь от частицы Алвисида. Здесь найдет или уже в лесу.

А если Радхаур погибнет, там, у торса своего бога? Нет, об этом думать вообще нельзя.

Ну надо же было такое предложить — сделать из копья костыль! А если появится красный дракон, то что?

Ламорак тяжело поднялся на здоровую ногу и опираясь на копье, попытался идти в сторону леса.

И тут же увидел в небе мчавшегося к нему дракона.

Глава пятая. ТОРС АЛВИСИДА

Это очень напоминало Радхауру путешествие по серебряной дороге в царстве Луцифера: идешь, идешь, думаешь о своем и лишь внимательно смотришь под ноги, чтобы не споткнуться. И вдруг — пришел.

Только в царстве Тьмы не было ветра. А здесь он все усиливался и усиливался, пока не обнаглел настолько, что сорвал с рыцаря шапку.

Радхаур хотел догнать ее, посмотрел в ту сторону и вдруг понял, что почти у цели. Что в голове звенит лишь» тии-ии-тиии «, заглушая все мысли. Что думает он лишь о торсе своего прославленного предка, о том, что надо любой ценой возродить его, что Радхаур — самый счастливый человек на земле, ибо у него есть высокая и прекрасная цель, цель жизни, и он достигнет ее чего бы то ни стоило…

Радхаур покачал головой — это не его мысли, они приходят извне. Он не прочь, возродить сэра Алана, ради этого он и отправился в Тевтонию, но не любой ценой. Нет, не любой…

Но сейчас, когда он пересек невидимую границу мертвой пустыни и ступил на лужайку перед высокой горой, он не остановится ни перед чем. Он добудет торс Алвисида. Просто потому, что деваться некуда. Без мощи Алвисида ему будет не вывести Ламорака из пустыни и не провести по дремучему лесу до часовни, где их ожидает Этвард.

Близился вечер, но до полной темноты оставалось еще несколько часов.

Взбираться на гору сейчас, или подождать у подножия? Сколько займет подъем? Склон не кажется слишком уж крутым…

Радхаур не замедлял шага, обходя лишь еще редкие кусты; пред самой горой и на ней, скорее всего придется прорубать путь мечом.

Однако, кусты оказались отнюдь не непроходимыми и зов вывел его точно к лестнице. Радхаур с удивлением заметил, что ярдах в трестах, левее, пасется коза. Откуда ей здесь взяться?

Но обращать внимание на подобные мелочи было недосуг, многократно усилившееся» тии-ии-тиии» неудержимо влекло его вперед.

Странная это была лестница, нерукотворная… То есть не в силах человека создать такую лестницу. Она начиналась задолго до горы и была идеально ровной, прямой, вела на самый верх. Каменные ступени казались древними, обомшелыми, но не стоптанными людьми и временем. Совершенно очевидно, что эта лестница предназначена тому, кто придет за торсом Алвисида. Ему, Радхауру. Лестница была широкой — около полудюжины ярдов и без каких либо перил.

На пятой или шестой ступени, почти посередине, белели кости человеческого скелета.

Радхаур ради интереса зашел сбоку — стена была абсолютно ровной, тоже заросшей мхом, словно вытесана из цельной горной породы; никаких швов между глыбами не было.

Гора начиналась дальше, ярдах в двухстах и была довольно крута для восхождения.

Больше стоять в нерешительности было стыдно — перед самим собой. Чего он боится: ловушек? Они могут подстерегать везде. Человеческого скелета? Так их на той тропе, у развилки, поболее было.

Он знал, что просто не будет — знал, когда выезжал из Рэдвэлла. Надо идти.

А может, лучше забраться по склону, поросшему диким непроходимым кустарником?

Не исключено, что там ловушек еще больше.

Что ж, кому суждено сгореть в воде, тот не утонет.

Радхаур решительно ступил на лестницу.

Ступени оказались удобными — как в алголианском храме. Только там на ступеньку приходилось два шага, а здесь идешь, словно по дороге, каждая ступень точно в размеренный шаг.

Радхаур поднимался быстро, чувствуя какое-то странное наслаждение от этого восхождения к заветной цели.

— Эй! — раздался вдруг внизу, у подножия лестницы, чей-то голос. — На эту лестницу не должен ступать человек — она лишь для богов! Осквернитель, спустись и прими честный бой!

Радхаур чуть не вздрогнул от неожиданности — услышать человеческий голос в этих местах он не ожидал. Любых чудовищ, магии, непредставимых опасностей — да, ждал. Но не человека.

Он не остановился. Он явился сюда не для поединка, хотя и не уклоняется от него. Если он будет возвращаться — примет бой. Если они не погонятся за ним прямо сейчас… Он на ходу взялся за рукоять Гурондоля, чутко вслушиваясь в происходящие за спиной.

Неизвестные, сколько бы их там ни было, не отважились ступить на лестницу, предназначенную для него.

Лестница уже проходила меж горы — с двух сторон поднимались земляные стены. Дюжин через шесть ступенек по обе стороны виднелись входы в туннели. У каждого стояли по два воина со щитами и обнаженными мечами, в длинных белых одеждах, и с напряжением смотрели на него.

Радхаур шел ровно посередине. Он не выхватил оружие, готовый это сделать в любое мгновение, не замедлил хода.

— Стой, — взмахнул мечом один из тех, что справа. — Дальше ты не пройдешь! Сойди с лестницы, святотатец! Это — лестница богов, только они могут идти по ней! Ты ответишь за свое оскорбление.

— Попробуй останови меня, — усмехнулся с видом превосходства Радхаур, заметив, что копий или луков у воинов нет.

Он прошел мимо них, до вершины лестницы было еще очень далеко.

Ему в спину летели проклятья и обещания разделаться с ним, когда он сойдет с волшебной лестницы.

Собственно, ничто — кроме внешнего вида, конечно, — не говорило, что лестница волшебная. Но после встречи неизвестных воинов (явно не алголиан по внешнему виду) Радхаур засомневался — а действительно ли она для него?

Но ведь зов вывел его прямо к лестнице и сейчас ноги сами, повинуясь этому странному «тии-ии-тиии», несут его наверх.

Предзакатное солнце окрашивало лестницу поистине в фантастические цвета. Нога ни разу не оступилась, хотя Наследник Алвисида, уже не смотрел под ноги, вообще не думал о том, что может споткнуться и полететь вниз — если бы он обернулся то, возможно голова бы и закружилась от высоты.

Он мчался вперед, готовый устранить любую преграду на своем пути.

И лишь выхватил меч, увидев, что наверху, с обнаженным торсом и в синих просторных шароварах, стоит неподвижный воин с изогнутым клинком в руке.

Радхаур не боялся одинокого бойца — да хоть бы было трое, он не задумываясь примет бой. Но в последнюю секунду, когда до противника оставалось не более дюжины ступеней, он узнал его.

Алголианин, брат Гуула, убитый им, Уррием — как давно, кажется, он носил это имя — у Красной часовни. Много позже он узнал его имя: Парсондха. Алголианин вышел из царства мертвых, чтобы отомстить ему.

Заминка была столь короткой, что даже не успела отразиться на скорости движения.

— Я победил тебя один раз, — произнес Радхаур, — справлюсь и сейчас.

Меч прошел сквозь бронзовокожего алголианина, да и сам Радхаур проскочил через него, ничего не почувствовал.

— Ха, пытались остановить меня такими детскими шуточками! — расхохотался Радхаур на бегу. — Это мы уже проходили, там же, у Красной часовни!

Где-то сейчас волшебный шар, признавший в нем хозяина? Глупый вопрос — в Ферстстарре, конечно, где же ему еще быть?

Увидев наверху рыжебородого алголианина, Радхаур демонстративно вложил Гурондоль в ножны. До конца подъема было еще ох как далеко. Интересно, те, в белых одеждах, тоже были мороки?

Он проскочил рыжебородого, даже не стараясь обойти — просто прошел, как через пустое место, словно и не заметив.

Словно мрачный укор стояли впереди двойной шеренгой пятнадцать алголианских бойцов, которых превратил в грязь морок огромного Чертова камня.

Радхаур испытал некое неприятное чувство досады. Не слишком сильное, впрочем. Первых двоих, вставших на его пути, он убил в честном бою, и вправе гордиться победой. А эти…

Прочь сомнения, он не за этим пришел сюда! Не обращая внимания на бешено стучащее в груди сердце, он мчится вперед.

Нельзя останавливаться на этой лестнице — подсказывало ему странное чувство, уже несколько раз спасавшее жизнь.

В окружении варлаков стоял герцог Вольфангер, сложив руки на рукояти обнаженного острием упертого в землю меча — словно позировал для картины.

Радхаур с интересом разглядывал его снизу вверх. Образ убитого им самого младшего брата герцога Иглангера, которому он поклялся отомстить за смерть отца, совершенно выветрился из памяти. Но он был очень похож на Иглангера, только без бороды и заметно моложе…

Следующий образ, вызванный поистине проклятой силой из глубин памяти, чуть было не заставил остановиться.

— Уррий, я люблю тебя, Уррий, не гони меня, любимый, — стоя на коленях, простерев к нему руки, молила Сарлуза.

Хотелось упасть перед ней, и молить о прощении: он же не знал, что посылает ее на верную смерть. Не знал! Одно дело — видеть поверженных в честном бою людей, другое — женщину, погибшую из-за любви к тебе.

Радхаур мчался уже не просто наверх, а прочь от образа, который доставлял ему страшную боль.

Снова варлаки… Те, что пали от Гурондоля у озера Трех Дев? Наверное…

И… Радхаур зажмурил глаза.

Там, наверху, в свадебном платье стояла Лорелла.

Черт побери, он думал, что сердце его превратилось в камень, а оказывается — так больно. Так больно…

И лишь одна мысль успокаивает, но чуть-чуть, — что на этой проклятой лестнице он не встретит Марьян. И сколько бы ему не пришлось еще взбираться в жизни по подобным лестницам, если эта не последняя, ее там быть не должно! Он стерпит все, но Марьян не должна погибнуть из-за него, хватит двух смертей, которых он не желал.

Он так и мчался с зажмуренными глазами, не боясь споткнуться. Приоткрыл на мгновение — сакские рыцари, воины… Ни имен не знает, ни лиц не помнит. А ведь у каждого, или почти у каждого, были женщины, которые их ждали и которые могли наложить на себя руки, узнав о гибели возлюбленного…

Нет, думать об этом нельзя — враг всегда враг, не он звал саксов на смертную битву, он защищал свою землю, свой замок. Совесть его чиста.

А вот и принц Вогон.

Непроизвольная гордая улыбка появилась на лице бежавшего вверх в неизвестность графа Маридунского. Он бы с удовольствием остановился полюбоваться еще немного, сердце переполняло счастье, что хоть одному виновнику смерти братьев и отца он отомстил самолично. Отомстит и герцогу Иглангеру, чего бы то ни стоило.

А для этого надо выжить сейчас, не останавливаться, не останавливаться, не останавливаться…

Он уже не обращал внимания на выраставшие пред ним фигуры. Кто бы и зачем не вызвал эти мороки погубленных им людей, своей цели не добился — Радхаур не сошел с ума, ни на мгновение не замедлил восхождение.

Последним на лестнице стоял черноволосый юноша в голубом плаще, на серебряном значке изображение вепря. Он сам, только моложе. Уррий, не Радхаур…

Бред, не мог же он убить сам себя!

Радхаур, даже не запыхавшись, выскочил на верхнюю площадку.

Она была большой. И не площадка под открытым небом, а просторное здание с хрустальными стенами, колоннами и потолком. Шагах в десяти от выхода на лестницу располагалось ложе из черного камня, на нем, на вышитом золотом покрывале, лежала женщина, усыпанная свежими цветами — розами и какими-то еще. А за ложем, у самой стены, просто на полу, красовался торс Алвисида; он был еще холодно-мраморным, но, почувствовав приближение Наследника, словно оживал — почти незаметные пока глазу цветовые волны пробежали по столетия спавшему волшебному камню.

Перед Радхауром стоял мускулистый воин с седыми волосами, но по лицу его больше сорока лет дать было невозможно. На воине была тонкая кольчуга и длинный белый плащ; в руках он держал довольно длинный — подлиннее Гурондоля — меч.

— А ты кто такой? — удивился Радхаур, сходя с волшебной лестницы. — Тебя я не убивал…

— Это я тебя убью, святотатец, посмевший потревожить покой богини, — сказал незнакомец занося меч для удара.

Радхаур мгновенно выхватил свой волшебный клинок. Он готов к бою, для этого и шел. И неважно, кто загораживает ему путь — седовласый, рыжебородый, высокий, низкий, могучий. Один ли, двое… Он пришел сюда победить. Или погибнуть. Правда в его руках.

То ли увиденные только что призраки повлияли на него, то ли чистый и уверенный взгляд черных глаз незнакомца, но Радхаур опустил меч и сказал:

— Прежде чем убить тебя или погибнуть самому, я хочу знать с кем я сражаюсь и в чем причина боя. Я — сэр Радхаур, Уррий Сидморт, граф Маридунский. Я пришел сюда по зову Алвисида.

— Мне неважно, зачем ты пришел — ты осквернил место, где почует великая богиня Моонлав. Ты умрешь! Но раз ты перед смертью хочешь знать, кто я, то скажу — я один из трех личных телохранителей богини. Нашему поселению скоро будет уже двести лет. После замечательной победы над проклятым временем Алвисидом, богиня Моонлав взяла шестнадцать преданных ей воинов с семьями и в одночасье перенесла их сюда, на эту окруженную пустыней гору. И легла почивать вечным сном. Мы, потомки тех воинов, обязаны охранять ее покой, который ты вознамерился нарушить! И ты умрешь! Ты достаточно узнал, чтобы погибнуть спокойно? Мое имя — старший хранитель Сладж. Лишь трое хранителей после магического посвящения могут войти сюда, чтобы по очереди круглосуточно защищать покой богини. Я счастлив, что ты пришел именно в мой пост, я наконец-то смогу показать преданность и мастерство!

Седовласый взмахнул мечом и нанес сокрушительный удар, от которого, впрочем, Радхаур легко уклонился. Второй удар Наследник Алвисида парировал с таким звоном, что подумал: несколько соприкосновений с Гурондолем и меч этого хранителя просто не выдержит.

— Я не хотел нарушать покой вашей богини, — сказал граф. — Я не знал о ней. Я заберу то, за чем пришел, и уйду.

— Ты умрешь! — нанося третий удар, выкрикнул Сладж. — Или с честью погибну я, но на мое место придут мои братья!

Радхауру совершенно неожиданно и некстати пришла в голову мысль, что если когда в жизни ему доведется еще раз подниматься по такой же лестнице, то лишний призрак — этого седовласого Сладжа — ничего не изменит.

И граф Маридунский нанес удар.

Хранитель покоя богини успел вовремя подставить меч, но волшебный клинок перерубил его словно тот был деревянным. Острие Гурондоля скользнуло по кольчуге, правда, растеряв уже всю силу.

Сладж отскочил недоуменно глядя на обрубок меча в руке — он явно не понимал, как так получилось.

«Вот и все, « — почему-то с тоской подумал Радхаур, занося меч для последнего удара.

— Что здесь происходит? — раздался позади властный женский голос.

Сладж резко упал на колени — Радхаур решил, что он собирается молить о пощаде, но седовласый смотрел куда-то ему за спину.

Граф обернулся. На хрустальном ложе сидела обнаженная женщина и смотрела на него.

Она не была юной, около тридцати-тридцати пяти лет, но ею невольно залюбовался бы любой мужчина — столь красива она была, столь естественна ее поза, столь прекрасно сколь же и порочно лицо в обрамлении тяжелой шапки темно-золотых волос, ниспадающих на плечи.

— Кто ты? — спросила она у Радхаура и усмехнулась:

— Можешь не отвечать, я сама догадалась, так ты похож на него. Что ж, я ждала твоего прихода.

— Она ждала его прихода! — вырвалось у седовласого Сладжа. — Сэр Радхаур, я достоин смерти за то, что пытался остановить вас. Конечно, вы прошли по лестнице Смерти, я должен был догадаться! Убейте меня, своим волшебным мечом, но выполните мою последнюю просьбу.

— Какую? — не отводя взгляда от женщины (богине надо смотреть только в глаза — подсказало ему его странное чувство) спросил Радхаур.

— Позвольте мне сообщить старейшинам, что великая богиня Моонлав проснулась от вековечного сна.

— Подойди ко мне, — вдруг приказала Моонлав, обернулась и потащила к себе вышитое золотом покрывало, на котором лежала; прекрасные розы, заботливо взращенные на этом оторванном от мира клочке земли, посыпались на каменный пол. Не глядя, она накинула покрывало на себя, придерживая рукой ткань на белом-белом плече. — Не ты, юноша, — добавила она, видев, что оба не сдвинулись с места. — Тот, кто меня охранял, подойди!

Сладж, не в силах вымолвить ни слова, подошел, встал на колени и склонил голову перед ожившей красавицей, которую за долгие часы караула наверняка рассмотрел во всех деталях, до самого пола.

— Кто сейчас старший у вас? — спросила она властным, не терпящим возражения тоном. — Прадлон? Он был самый юный из всех…

— Мудрый Прадлон умер сто сорок четыре года назад, великая Моонлав, — не поднимая головы, ответил хранитель.

Богиня хмыкнула.

— И сколько же я спала?

— Сто девяносто восемь лет и двести семьдесят три дня, великая Моонлав.

— Солнце заходит, — потеряв к стражнику всякий интерес, сказала Моонлав. — Это символично — все важные события происходят на закате… Ступай вниз и скажи своему вождю или старейшинам — кто там управляет в деревне? — что я жду вас на рассвете. До этого времени, чтобы меня не тревожили. Все, иди…

Радхаур с интересом посмотрел на седовласого — а как же он пришел сюда, если ему нельзя ступить на волшебную лестницу Смерти?

Согнувшись в поклоне, не поднимая глаз и не поворачиваясь к богине спиной, Сладж попятился к хрустальной стене, наощупь нашел ручку потайного выхода и вышел, плотно прикрыв дверь.

— А ты красивый, юноша, такой же, как был Алвисид, — сказала Моонлав, разглядывая Радхаура. — И, наверняка, такой же дурак.

— Не мне судить, — ответил Радхаур, размышляя как же взять наконец желанный торс, что так влечет его, и уйти отсюда в ночь — к утру доберется до раненого Ламорака. — Вы, наверное, не захотите отдавать мне торс Алвисида?

Гурондоль все еще был зажат в руке. Посмел бы он поднять меч на одну из пяти могущественных богов? Кто знает. Да и принесло бы это желаемый результат? Очень сомнительно. Но торс надо унести и он сделает все, что в его силах. Странно, но он не ощущал никакого трепета или страха перед легендарной своенравной богиней, ушедшей из мира почти двести лет назад, но не забытой — кто с благоговением, кто с ненавистью поминает ее имя.

В ответ на его вопрос Моонлав рассмеялась — звонко, по-девичьи. Рука перестала поддерживать золотистую ткань и та упала, обнажив несколько большую для ее фигуры, но безукоризненной формы грудь.

— Ты точно — дурак, — как-то совсем не обидно, как умеют только женщины, сказала Моонлав. — Зачем же мне препятствовать собственному освобождению? Я здесь — как птичка в клетке до тех пор, пока мертв Алвисид. Вот уж поистине — не рой другому яму… Тебя как зовут-то, Наследник Алана?

— Сэр Радхаур, Уррий Сидморт, граф Маридунский.

— Меч-то убери, не съем тебя, граф. Надо же — Сидморт. Столько лет прошло, а род сохранился… Могуч был сэр Алан, ничего не скажешь. Трахнемся?

— Что? — не понял Радхаур.

Женщина снова рассмеялась.

— Ты знаешь — кто я?

— Да, — Радхаур слегка наклонил голову в знак почтения. — Вы — богиня Моонлав. — В голове из небытия забвения неожиданно всплыло и другое имя. — Как сказал посланец Алвисида — вас звали Молли Лавкравт.

— О-о! Даже это знаешь. А я уж, признаться, и позабыла. И что ты обо мне еще знаешь?

— Не так уж и много. Директорию вашу читал…

— А, ту что Хамрай написал… Что-нибудь еще?

— Сэр Ансеис, то есть Хамрай, мне тоже про вас рассказывал.

— Ты и его знаешь? — удивилась Моонлав. — Впрочем, раз уж он жив, то заклятие хочет снять, а для этого необходим Алвисид. Бедный, — искренне посочувствовала она, — два столетия, почитай, без бабы. Вот уж точно повеситься впору. — В глазах загорелось любопытство:

— А, Балсар, часом жив, не знаешь?

— Я с ним не встречался, но знаю, что он повелевает огромной странной — владения шаха Балсара велики и необозримы. Так говорят.

Моонлав задумалась о чем-то своем. Радхаур не нарушал молчания, он смотрел мимо сидевшей перед ним, практически нагой женщины — на торс Алвисида, до которого все-таки добрался.

Тот оживал, терял свой холодный мраморный цвет и от него исходила уже ощутимая сила. Оставалось только подойти, дотронуться до него и сила вольется в Радхаура, волей Сил Космических избранного Наследником великого бога.

— Ладно, все это потом, — наконец нарушила молчание богиня. — Зря я этого олуха до рассвета отпустила. Есть очень хочется… И вина. От хорошего бы бокала «Пола Массона»я бы сейчас не отказалась. У тебя, конечно, ничего нет?

— У меня есть немного кабаньего мяса, — несколько оторопело ответил Радхаур. — Но ведь вы же — богиня…

— А, брось, — отмахнулась она и встала, ничуть не заботясь о том, что покрывало упало с нее. Пошла в угол у выхода на лестницу Смерти, где стояла грубо плетеная деревенская торба. — Сейчас я — обычная баба… Не совсем обычная, но пока я здесь, даже водки не могу сотворить. И очень хочется мужика… Ага, не слишком изысканно, но даже вино есть, — она извлекла из торбы припасы хранителя и кувшин. Отхлебнула прямо через край, поморщилась и протянула Радхауру. — Хочешь?

Тот кивнул. Жажда не мучила его пока он мчался по лестнице, пока разговаривал с нагой богиней, но сейчас казалось, что если не сделает хоть глоток, умрет мгновенной смертью. Вино было слабеньким и очень кислым.

Моонлав снова вернулась к ложу, досадливо поморщилась, посмотрев на черный голый камень, вздохнула, подняла покрывало, сложила его в несколько раз, положила на ложе и уселась, закинув ногу на ногу, и уперевшись руками в камень позади спины.

— Сигаретку бы, — мечтательно произнесла она.

— Что? — снова тупо переспросил Радхаур.

Он тут же дал себе слово не удивляться больше никаким ее словам. Ему тягостна была затягивающаяся сцена, но как взять торс и уйти он не знал. Все же перед ним — богиня Моонлав.

— Да ладно, — отмахнулась женщина и усмехнулась сама себе:

— Все ж идиот был этот твой Алвисид. Такую церковь умудрился создать, самогон научил делать, а табак курить — нет, хотя сам дымил, как паровоз… Иди ко мне, мальчик, у меня не было мужчин аж сто девяносто восемь лет и двести семьдесят три дня.

— Нет, — вдруг громко сказал Радхаур.

— Что? — пришел черед удивиться Моонлав. — Ты не хочешь меня? Или боишься? Ты такой юный, красивый. Как Алвисид, только моложе и неопытнее. Это, должно быть восхитительно.

На миг ее лицо обернулось оскаленной мордой пантеры, виденной Радхауром в королевском зверинце в Камелоте. Или показалось. Он отступил на шаг назад.

— Нет! — повторил он.

— Что значит — нет? Ты, что боишься? Ты еще не спал с женщинами, мальчик? Ничего, я тебя всему научу. Твой предок был не в пример смелее…

— Вы… — Радхаур сделал еще шаг назад. — Посланец Алвисида говорил, что вы спали даже с Луцифером!

— А, пепельниц не любишь, — рассмеялась она.

Радхаур не стал спрашивать о значении непонятного слова. Он действительно не хотел даже дотрагиваться до нее. Поистине прекрасное тело не возбуждало в нем никаких желаний — прикоснуться к оживающему торсу Алвисида, вот все, что он хотел сейчас.

И подумал вдруг — не иссякла ли в нем способность любить, не выпростало ли у него в душе все, кроме желания исполнить предназначение?

Он даже Марьян любит через силу — только, чтобы не приставала со своей нежностью лишний раз. Он попытался вызвать в памяти лицо Лореллы, образ которой видел совсем недавно, и ничего не получилось.

— Что Луцифер? — кокетливо спросила Моонлав, не отрывая взгляда от Радхаура. — Физически, конечно, могуч, не отнимешь, но ни капли фантазии, словно с роботом трахаешься.

Опять непонятные слова. Ну и пусть. Скорее бы все кончилось…

— Иди ко мне, мальчик, забудь обо всем. Еще никто на меня в постели не жаловался. Я тебе покажу кое-что, что ты в жизни не увидишь…

— Нет, — вновь упрямо повторил Радхаур. — Я не хочу вас обидеть, великая Моонлав. Но я… — он на мгновение смутился. — Я женат. Любимая ждет меня. Там, у въезда в драконову страну.

— Любимая… женат… — передразнила Моонлав. — Алвисида такие пустяки не смущали. Иди же, я что упрашивать буду? — она провела указательным пальцем с длинным ногтем под правой грудью — на белой коже оставался едва заметный розоватый след.

— Нет, — повторил Радхаур, вспомнив как в алголианском храме отказался от шестнадцати красавиц. Каждая из тех уступала той, что сейчас перед ним — но какая разница? Он приложил руку к сердцу:

— Позвольте мне взять то, за чем пришел и уйти. Мой друг со сломанной ногой лежит в пустыне. Мне надо идти.

Моонлав презрительно фыркнула и брезгливо повела плечом.

— А если я скажу, что если ты не удовлетворишь меня, то не пропущу? Все ж этот камень, — она махнула рукой в сторону торса, — пока подвластен мне. Без моего согласия ты его и с места не сдвинешь… Ну, что ты ответишь?

— В таком случае мне придется, — глухо произнес Радхаур. — Но будет еще хуже, чем… с роботом.

Он не знал, кто это такой, но понял, что Моонлав робот явно не по нраву. И он не врал. Ему было не до женщин.

— Да ладно, — Моонлав резко встала, повернулась к нему спиной, ничуть не стыдясь наготы и вытянула из ничего, прямо из воздуха, пучок странных светящихся нитей. — Забирай его и уматывай, у меня своих дел полно, успеть бы до рассвета, — через плечо бросила она Радхауру. — Надеюсь, что потомки моих ребят не импотенты, как ты.

Радхаур смолчал. И не двигался с места.

Моонлав потянув на себя нити, вновь уселась на сложенное покрывало. Левой рукой задумчиво взяла кувшин с вином, отглотнула, поставила на место, так и не отведя взгляда от переплетения переливающихся разноцветных нитей, из ничего выходящих и в ничего струящихся.

— Так… — пробормотала она, совершенно забыв о присутствующем рыцаре. — О, как хорошо-то! Это мы сюда протянем… Смотришь, через годик ослабнет и сможем уже что-то предпринять…

Радхаур кашлянул.

— Ты еще здесь? — не оборачиваясь произнесла Моонлав. — Забирай эту каменюгу и уматывай, раз ничего другого не можешь…

Он, стараясь не наступить на разбросанные по полу свежие розы, обошел огромное каменное ложе и приблизился к торсу Алвисида, который вспыхнул при его приближении непредставимыми переливами всевозможных цветов.

Радхаур встал перед ним на колени и протянул руки.

— Здравствуй, — почти беззвучно прошептал он, и протянул руки к священной реликвии.

Пальцы коснулись бесновавшегося разноцветьем камня. Резкая боль пронзила Радхаура от макушки до пяток, мир растаял пред глазками, обернувшись бескрайней зеленой пустошью, живущей собственной непостижимой жизнью. Музыка в голове, в которую превратилось знакомое «тии-ии-тиии», уничтожила для все прочие звуки.

Радхаур, не в силах сразу принять вливающуюся в него энергию, потерял сознание, свалившись у каменного торса, но не отпустив от него рук, почти обняв его.

Очнулся он от сладострастных стонов и громких мужских всхрапов. Очнулся, словно вынырнул из тьмы подземелий на солнечный свет. Он открыл глаза.

Хрустальный дом действительно заливало яркое солнце. Пальцы его крепко обхватили торс Алвисида, который был приятно-теплым, живым.

Радхаур встал.

На каменном ложе распласталась Моонлав, но на этом ложе уже лежали многочисленные перины, на которых богиню было почти не видно, лишь длинные темно-золотые волосы контрастировали с белизной тонких тканей. Над ней навис огромный мускулистый мужчина, бросивший на Радхаура быстрый взгляд и снова уставившийся в лицо наслаждающейся женщины. На лице мужчины не было ни тени удовольствия — лишь страх не справиться с возложенной на него миссией.

Радхаур отвернулся.

Все помещение было буквально завалено цветами, появились столики по углам ложа, на котором стояли вазы с фруктами и глиняные кувшины. Загораживая выход на лестницу, на корточках сидели двенадцать старцев в ослепительно белых одеждах и, затаив дыхание, не сводили глаз с ложа богини.

Радхаур, не обращая на присутствующих внимания, вынул из дорожной сумки холщовый мешок — он просалился от кабаньей ноги, но другого все равно не было. С некоторым трудом, он просунул раскрытый мешок под торс, расправил ткань, аккуратно перевязал горловину. Присел спиной к мешку, просунул руки в лямки и резко встал. Торс был тяжелым — фунтов сорок, а может и все пятьдесят. Но в Радхауре не было усталости, силы переполняли его, не хотелось ни пить, ни есть — только скорее добраться до Рэдвэлла и воссоединить торс с головой. Правда, где-то в затылке еще шевелилась знакомая тупая боль, но на нее вполне можно было махнуть рукой — скоро пройдет, а и не пройдет — потерпит.

Он обошел ложе, с которого доносились не стихающие вздохи Моонлав, подошел к одному из столиков, взял кувшин и отхлебнул — вино было не в пример лучше вчерашнего.

— Прощайте, богиня Моонлав, — произнес он в сторону ложа, не особенно беспокоясь услышат его или нет.

Подошел к старцам, ломая голову, как пройти.

Один из старцев кашлянул, мгновенно распахнулась дверь, в которую вчера вышел Сладж, и вбежала юная девушка в белой тунике. Весь ворот ее был украшен свежими цветами.

— О, сэр Радхаур, — тихонько прошептала она, потягивая его за рукав к выходу. — Для вас приготовлен прекрасный завтрак. Вы можете жить у нас, сколько вам вздумается, вам отвели самый луч дом. Вы — почетный гость, завтрак для вас приготовили лучшие мастера. Самые храбрые воины проводят вас через пустыню — им даже выдано разрешение войти в нее, хотя скорее всего они там и умрут, когда расстанутся с вами. Но вам не надо ни о чем беспокоиться, вы можете остаться у нас навсегда и не пожалеете об этом, любое ваше желание будет сразу же удовлетворено.

Радхаур выдернул руку из ее пальцев.

— Спасибо, — буркнул он. — Я ухожу так же, как пришел. Спросите у них, могу я пройти? — по его тону было ясно, что он пройдет и без разрешения.

Один из старцев встал и посторонился, освобождая проход. Его взгляд устремился на девушку, ничего хорошего в нем не было. Девушка смутилась.

— О, сэр Радхаур, для вас приготовлены запасы в дорогу, ведь путь через мертвую пустыню долог и труден…

— Спасибо, — улыбнулся Радхаур как можно мягче сперва ей, потом старцу, — но я должен уйти так же, как пришел. Таков закон, — последние слова были ложью, чтобы девушке случайно не попало.

А с другой стороны — почему ложью? Ведь он действительно хотел спуститься именно по лестнице Смерти. Может это торс Алвисида, подсказывал, что так надо?

Со стороны ложа богини раздался протяжный сладострастный стон. Радхаур усмехнулся и, не оборачиваясь, прошел мимо старцев к лестнице.

Солнце светило радостно и одобряюще, словно улыбаясь ему, идеально ровная лестница влекла вниз, призывая торопиться к Ламораку, к дому, к… Марьян.

Ноша отнюдь не тяготила его, он сам не заметил, как кончилась лестница, как миновал последние кусты, как зашагал по мертвой глине, не казавшейся уже такой мрачной.

Не так уж и сложно было взять этот торс. Не так уж и сложно? Кто знает, сколько раз он избежал смерти, охраняемый страстным желанием жить? Кто знает, что было бы, остановись он на той лестнице хоть на мгновение?

А, что об этом думать? К тому же, еще ничего не кончилось. Надо вывести Ламорака из пустыни и вновь пройти из конца в конец по дремучему лесу, дороги в котором исчезают бесследно по собственному желанию.

Глава шестая. ПОВЕЛИТЕЛЬ ДРАКОНОВ

Солнце палило нещадно, но Радхаур не обращал на это внимания. Он боялся — не отклонился ли от прямой, не пройдет ли мимо Ламорака, оставив его в стороне, за пределами видимости… Насколько просматривается пустыня? Ну, мили на две, наверное. Может, чуть больше…

К горе его безошибочно вывел зов Алвисида, сейчас же он шел, ориентируясь по солнцу, но вполне мог сбиться на несколько миль вправо или влево.

Он так и не узнает, дай Бог, какие ночи в этой мертвой пустыне. Как ее назвала девушка с цветами на груди? Да, так и назвала — мертвая пустыня…

Хорошо он хоть догадался оставить свой плащ Ламораку — все теплее… А, может, опираясь на свое копье, он допрыгал-таки до леса? Вряд ли — нога болела, а до того места они, считай, часов шесть шли быстрым шагом. Скорее всего, как договаривались, он сидит на том же месте…

Но где же Ламорак, уж не прошел ли Радхаур мимо?

Свой голубой плащ, развевающийся словно знамя на воткнутом в глину копье, граф увидел сразу и издалека. Он бы ускорил шаг, если бы и так не шагал предельно быстро.

Тревога все больше вкрадывалась в сердце. Ламорака нигде не видно — значит, он направился-таки к лесу. Но почему он оставил свое самодельное копье, которым так дорожил? Радхаур не находил ответа.

У копья, прочно врытого чуть ли не на пол ярда, на глине глубокими канавками были кинжалом вычерчены крупные буквы:

«Со мной все хорошо. Иди дальше один. Л.»

Хм, что значит «все хорошо»?

Где Ламорак?

Очень хотелось пить, Радхаур искренне пожалел, что не взял с собой предлагаемой той девушкой припасы…

И что теперь делать, продолжать путь до леса?

Ничего другого, собственно, и не остается…

Странный звук в небе заставил поднять голову.

К нему стремительно приближался дракон, рея почти над самой землей.

Дракон очень был похож на того, что забрал малыша. Радхаур был уверен, что это — тот самый, но поручиться бы не смог. Он размышлял: сбросить мешок с тяжелым торсом, чтобы не мешал в возможной схватке, или лучше ничем не проявлять враждебности, а ждать, как поведет себя дракон? В любом случае он успеет выхватить Гурондоль.

Радхаур с силой выдернул копье из глины, повесил плащ на левую руку, опустил копье заостренным концом вниз.

«Сказки сказками, это в них драконы умеют говорить. А здесь — твари неразумные. Кто знает, что там у них в голове?» — вспомнились слова сэра Тауласа. Вот уж действительно — кто скажет, что в голове у этого чудовища?

Дракон мягко приземлился шагах в десяти от Радхаура и уставился на него коричневыми огромными глазами.

Радхаур расправил плечи.

— Ну, здравствуй, — как можно спокойнее проговорил он. — Может ты знаешь, где Ламорак?

Дракон издал довольно дружелюбный звук и странно изогнул шею, указывая себе на спину.

— И что ты хочешь сказать? — несколько растерянно спросил Радхаур. — Что ты отвезешь меня к Ламораку?

Казалось, дракон понял слова рыцаря. Он еще раз кивнул себе за спину.

— М-да, — почесал Радхаур в затылке. — На драконах летать мне еще не доводилось…

Если не считать сэра Алана, никому из его предков за всю жизнь не выпадало столько необычностей, сколько ему. Но и он не простой рыцарь — Наследник Алвисида. Если уж не испугался Луцифера, то стоит ли бояться полета на драконе? К тому же, по всей видимости, Ламорак улетел на драконе и негоже бросать товарища…

Но вдруг это ловушка?

С другой стороны, если дракон был бы враждебно настроен, он давно бы напал на одинокого рыцаря. И признаться честно, у Радхаура имелось бы немного шансов победить, пусть и крепок Гурондоль, пусть и переполняет энергия торса Алвисида…

Эх, была ни была!

Радхаур отважно подошел к дракону. Тот поднял переднюю лапу, чтобы рыцарю было легче забраться.

Держаться было не за что, Радхаур отбросил копье и лег на драконе, пытаясь обнять его за толстую шею. Дракон расправил крылья — графу пришлось поджать под себя ноги, чтобы не мешать их движению.

Почти без разбега дракон взмыл в небо и не торопясь полетел к лесу. Радхаур склонился чуть влево и увидел плывущую под ним растрескавшуюся пустыню.

Дракон медленно набирал скорость, кудри рыцаря трепетали на ветру, лезли в глаза, но отбросить их Радхаур не решался, боясь сорваться. Помотал головой, пытаясь уложить на место непокорную челку, но безрезультатно.

Ну и картинка, наверное, со стороны — распластанный на драконьей шее. Посмотрел бы на него сейчас кто из рыцарей — расхохотался бы. Одно утешает: если Ламорак улетел на драконе, поза у него была не лучше — гордо, как на коне не выпрямишься. И, положа руку на сердце, самому-то себе можно признаться — страшно. Страшно упасть вниз и погибнуть столь нелепо. Тем более, когда за плечами у него — торс Алвисида, до которого первый Наследник даже не смог добраться…

Дракон летел к лесу, но гораздо севернее того места откуда они с Ламораком вышли. Жаль, первые минуты Радхаур надеялся, что дракон доставит его прямо к лагерю Этварда, где уже и Ламорак ждет… Размечтался.

Скорость у дракона была очень приличная — никогда Радхауру не доводилось наслаждаться столь стремительным движением — куда там даже самым быстрым лошадям…

Пустыня сменилась лесом. «Куда ж он приземлится-то? — тревожно подумал Радхаур. — Сплошные деревья вокруг.» Но раз уж взобрался на дракона, то решил во всем доверяться ему — не на корм же детенышам он его тащит! Хотя, и это не исключено…

Наконец среди деревьев голубым цветом блеснуло озеро и дракон стал снижаться. Озеро было довольно большим и поразительно напоминало Герранбиль, возле которого возвышался холм с Красной часовней.

На северном берегу виднелась небольшая рыжеватая полоска пляжа, у которой стояла какая-то изба, срубленная из толстых бревен. В остальных местах лес плотно подступал к берегу.

Дракон чуть не долетел до пляжной полосы и стал кружить на низкой высоте, почти касаясь крыльями воды. Несколько раз он то ли вздрогнул, то ли специально дернулся, давая понять седоку, чтобы тот прыгал в воду — на такой узкой полоске пляжа ему явно было не приземлиться, а плавать, похоже, он не умел.

В открытой двери избы показался Ламорак — он прыгал на одной ноге.

Радхаур от радости отпустил руки и рыбкой нырнул в теплую, прогретую солнцем воду.

Он — рыцарь воды, мог бы встать ногами на дно и идти, как по дороге, не рискуя захлебнуться. Но коснувшись ногами дна, покрытого густыми лохмотьями водорослей, он брезгливо поморщился, посильнее оттолкнулся и вынырнул на поверхность. Сильными гребками поплыл к берегу, где радостно кричал Ламорак:

— Радхаур! У тебя все в порядке? Добыл торс Алвисида?

Граф вышел на берег, Ламорак припрыгал к нему, смешно согнув больную ногу в колене, и прижался к другу.

— Ты весь мокрый! — рассмеявшись отпрянул он.

— А ты хотел, чтобы я из озера вышел сухим? — усмехнулся Радхаур. — Как нога? И что это за дом? Давай, рассказывай!

— Ну уж нет! — воскликнул друг. — Вижу мешок у тебя за плечами! Рассказывай ты! Черт возьми, я всю ночь не мог уснуть — думал как ты там? Я даже не знал, встречусь с тобой еще или одному через лес переть придется… Надо же — думал смерть от дракона придет, сражаться с ними собирался, а они за мной, получается, ухаживают. Никаким предсказаниям верить нельзя. Кстати, есть хочешь? У меня там олененок поджарился.

— Да? — поднял брови Радхаур. — Охотился, что ли? С больной-то ногой!..

— Дай я о тебя обопрусь, — попросил Ламорак. — Олененка дракон приволок, тот на котором ты прилетел. Бросил на берег и унесся прочь — ему здесь не приземлиться. Зато прилетали вчера и сегодня утром два маленьких таких, зеленых, на двух лапах, а передние совсем короткие… Смешные такие… Они мне ногу лечили — заставили снять сапог, один обвил опухшее место языком, таким горячим, что я чуть не закричал, а когда терпеть невмоготу стало, он язык убрал, так второй тоже языком ногу обвил… Длинные у обоих языки, аж до удивительности. Так вот у второго язык — холоднее льда, у меня чуть глаза на лоб не полезли. Потом снова первый горячим языком приложился. Затем опять второй — раза по четыре. Но, знаешь, полегчало. За ночь опухоль немного спала, сейчас нога совсем почти не болит, глядишь — через день ходить смогу.

— А малыш?

— Нет, не появлялся, — вздохнул Ламорак. — Он еще вряд ли летать может. Но то, что нас благодарят за него — не сомневаюсь.

— Могли бы и до дороги, где Этвард ждет, подбросить. Тут пехом — дней восемь, а то и все десять, по такому-то лесу.

— Ух ты какой — может, потребуешь, чтобы и девиц сюда приволокли? Может, они не могли туда лететь, кто их знает? Спасибо вообще, что живы…

Они вошли в избу, внутри было полутемно, свет проникал через дверь и распахнутое окошко, высвечивая искринки пылинок. В избе никто не жил с незапамятных времен, но построена она была ладно, нигде даже крыша не прохудилась, от очага, огонь в котором почти совсем погас, исходил ароматный запах.

— Пить-то есть?

— Держи, вода из озера, — сказал Ламорак, взяв с лавки у входа глиняный кувшин. — Еле отмыл эту посудину, так грязью заросла… — Он уселся на лавку. — Ну, рассказывай!

Радхаур, напившись, скинул лямки и бережно поставил мешок в угол. Снял перевязь с Гурондолем и аккуратно положил на лавку рядом с другом.

— Дай просохнуть сначала, — усмехнулся Наследник Алвисида, расшнуровывая походную куртку. — Отдохнуть… Не каждый день, понимаешь ли, на драконах разлетываю…

— А что язык тоже сохнуть должен? Рассказывай давай!

На мгновение Радхауру показалось, что вдалеке мелькнула женская фигура в короткой юбочке и с плавниками на руках. Он вгляделся в зеленоватую толщу воды — нет, все-таки показалось. Видимость в озере не слишком хороша, вполне можно причудливые сплетения водорослей принять за что угодно. Хоть за троюродную сестру Лореллы. Но с другой стороны — почему нет? В каждом озере, наверное, живут свои обитатели. Разве озеро в драконовой стране должно быть исключением?

Он сидел недвижно на дне не очень далеко от берега в ожидании какой-нибудь рыбины, чтобы полакомить Ламорака — в ответ на угощение олениной.

Радхаур — рыцарь воды и может сидеть в море ли, в озере сколь угодно долго. Он уже не удивлялся этой своей волшебной способности, но и использовать или хотя бы проверить это как-то пока не доводилось.. Вот и проверил наконец.

Он так же не пользовался никогда возможностью прочувствовать мысли других людей — не всех правда, мысли барона Ансеиса, герцога Иглангера или любого алголианина он услышать не мог даже если бы очень захотел. Но и его мысли никто не мог прочувствовать, хоть это утешало.

Может, он не пользовался этим удивительным свойством, потому, что не хотел, что бы кто-либо слушал его мысли. Он в собственных-то чувствах не мог разобраться, чтобы еще слушать чужие… Впрочем, тогда в горах, когда окружили войско Асогрина, пришлось… И еще не раз, наверное, придется — но когда и в самом деле будет необходимо, а не для праздного любопытства. Даже мысли Марьян он не позволял себе прочувствовать, хотя иногда так и подмывало…

Марьян… Как она там? Вот десять дней ее не видел, а кажется — вечность прошла, и так хочется, чтобы она прижала свою голову к его груди, чтобы обхватила его плечи тонкими руками…

Волшебные способности… Он чувствовал в себе прилив сил, исходивших от торса Алвисида. Сэр Ансеис говорил, что от торса он получит необыкновенное здоровье, почти бессмертие. Пока не здоровье он и так не жаловался, а тупая боль в затылке все равно не исчезла. Правда, всего за ночь почти пропали на теле шрамы, которыми он, честно сказать, в тайне гордился…

Мимо проплыла наконец щука. Как только она поравнялась с ним, он выбросил вперед правую руку с зажатым в ней кинжалом, вонзил металл в скользкое тело, подхватил добычу и устремился наверх.

— У ты, черт! — отпрянул от воды Ламорак. — Напугал. А то я проснулся — тебя нет, думал ты в лес отправился погулять. А ты — развлекаешься.

Радхаур бросил щуку подальше от берега и, как был обнаженным, повалился на песок.

— Как хорошо-то, — выдохнул он. — Искупался бы, Ламорак, вода — просто прелесть. Как нога?

— Да уже почти нормально, — ответил друг. — Сейчас мои лекари прилетят и, наверное, днем уже можно будет выходить. Когда я летел сюда на драконе, то обратил внимание, что там, — он указал рукой, — от берега дорога идет. Примерно туда, куда нам нужно.

— Да? — поднял брови Радхаур. — Ты тогда готовь завтрак и жди своих дракончиков. А я сплаваю на тот берег — посмотрю.

Вчера Радхаур воочию увидел странные лечебные процедуры двух драконов. Странно было на это смотреть, удивительно и смешно одновременно. Но опухоль спала почти на глазах и, действительно, Ламорак уже может ходить. Даже если драконы сегодня не прилетят, то все равно надо идти — Этвард и Марьян ждут их.

— У тебя нет такого ощущения, будто за нами следят? — неожиданно спросил Ламорак. И добавил шепотом, едва скосив взгляд, чтобы Радхаур посмотрел в ту сторону. — Вон из тех кустов?

— Да кто там может следить? — беспечно спросил Радхаур, резко встав. — Пойду, оденусь, а то с утра прохладно что-то… Займись моей добычей.

Он прошел к дому, где лежали Гурондоль и одежда, и вошел в распахнутую дверь, притворив ее за собой. Быстро натянул штаны, рубаху и сапоги, схватил Гурондоль и подбежал к дальнему окошку, выходящему в лес. Аккуратно, чтобы не заскрипели ставни, растворил и выбрался наружу. Почти бесшумно, словно лесной зверь, он обошел по дуге так, чтобы приблизиться сзади к кустам, на которые указал Ламорак.

Друг на берегу не спеша умылся, поднял пойманную рыбину и, чуть хромая, направился к дому.

Радхаур резко раздвинул ветви и увидел странное существо: маленький, не выше двух футов, толстый человечек, от макушки до пят покрытый вместо одежды длинным, жестким волосом. Он лежал на брюхе и наблюдал за Ламораком. Услышав шелест раздвигаемых веток, он испуганно повернулся, вскочил на ноги и попытался убежать.

Радхаур, выпустив из пальцев меч, ловко подхватил двумя руками человечка за бока и поднял вверх. Тот испуганно взвизгнул, колотя ногами воздух.

— Ламорак! — крикнул Радхаур. — Ты только посмотри какое чудо я отловил!

— Отпусти меня, нахал! — тонким голоском провизжал пленник. — Отпусти, а то плохо будет!

Радхаур вышел из кустов. Ламорак подбежал и с удивлением рассматривал странного человечка.

— Свяжи-ка его, — попросил граф. — А я за мечом схожу.

Он вернулся в кусты и поднял брошенный меч.

Ламорак веревкой ловко спутал ноги человечка и завязал руки за спиной. Тот насупленно посмотрел на пленившего его Радхаура.

— Ты кто такой? — спросил сегонтиумец. — И зачем шпионишь за нами? Тебя кто послал?

— Ничего я не шпионю, — буркнул тот. — Интересно ж просто — я людей не видел никогда. Мы вчера со всей округи собрались на вас поглазеть. Развяжите меня, а то вам несдобровать!

— «Мы» это кто? — спросил Ламорак.

— Лесовики, — буркнул человечек. — Что я вам плохого сделал? За что вы меня связали?

— А ведь действительно, ничего плохого он не сделал, — согласился Радхаур. — Может, развяжем?

— А если он тут же убежит?

— Пусть бежит, — согласился Радхаур. — Если ему просто любопытно — не убежит. — Он повернулся к лесовичку, нагнулся и стал развязывать свежий узел. — У тебя имя-то есть, лесовичок? Я — Радхаур, он — Ламорак.

— Дрбрун, — проговорил лесовичок гордо.

— Н-да, язык сломаешь. Рыбу жарить умеешь?

— Я здесь — хозяин, — не менее гордо сказал лесовик. — В лесу для меня ничего невозможного нет!

— А что ж ты тогда сам не развязался? — усмехнулся Радхаур. — Шучу-шучу, — поспешил сказать он, увидев, что лесовик обиделся. — Пойдем пожарим рыбу и позавтракаем. Есть-то хочешь?

— Там тоже кусты шевелятся, — заметил Ламорак, указывая в противоположную сторону. — Еще один любопытный лесовик?

Друзья посмотрел в ту сторону.

Из кустов неожиданно для них вышла девушка. Было ей от силы лет четырнадцать, в черной юбке до самой земли и опрятной белой кофточке.

— Ой! — воскликнула она испуганно. — Вы кто? Тоже разбойники?

Друзья переглянулись. Радхаур был едва одет, в руках он держал обнаженный меч.

Ламорак поднял руки вверх, показывая, что в них нет оружия.

— О, нет, прекрасная незнакомка, — улыбнулся он, — мы не разбойники. Я — Ламорак, король Сегонтиумский, а это — мой друг Радхаур, граф Маридунский. А вы кто? Неужели в этих лесах, в драконовой стране, есть разбойники?

— Драконова страна там, — указала она рукой на юг. — А разбойники здесь есть. Я от них вечером сбежала, всю ночь шла… Меня зовут Дапра, мой отец… — На глазах девчушки навернулись слезы, что только красило ее. — Разбойники взяли меня в плен, чтобы отец отдал выкуп — набрал для них алмазов. Отец ушел в драконову страну. Он лесник и разбойники уверены, что он знает секрет… А я убежала, я так боялась… — Она расплакалась и без сил села, почти упала, на песок. — А вы точно не разбойники? Ведь рыцари в одиночку не ездят, где ваши оруженосцы?

— Не бойтесь, Дапра, — подбежал, чтобы помочь ей подняться, Ламорак. — Мы на самом деле бриттские рыцари. А оруженосцы погибли… Давно, еще в драконовой стране. Вы же устали и наверняка голодны!.. Пойдемте в дом, у нас есть оленина. Мы никому не дадим вас в обиду.

Радхаур, нахмурившись, заправил рубаху в штаны и оглянулся, чтобы позвать лесовичка в дом готовить рыбу. Того и след простыл — лишь веревка, который его связывал Ламорак, валялась на песке. Радхаур поднял ее и вслед за Ламораком с девушкой вошел в дом.

Не нравилось ему все это. Чем — он не мог объяснить. Но слишком ухоженными были руки у этой девушки для дочери лесника. И говорит, что они не в драконовой стране — но ведь прилетают же сюда драконы…

Кстати, почему сегодня не прилетели? Может, посчитали, что нога Ламорака выздоровела? Может быть.

И еще какие-то разбойники…

Он вошел в дом, взял с лавки куртку, застегнулся, надел перевязь и вложил меч в ножны.

Ламорак с девушкой возились на полу в дальнем углу избы.

— Радхаур, помоги! — позвал Ламорак.

Радхаур молча подошел к нему. Какие-то дряхлые корзины, до того заполнявшие угол, были отброшены в сторону, Ламорак пытался поднять за толстое кольцо крышку.

— Это подземный ход? — хмуро спросил Радхаур.

— Нет, просто подпол — отец там хранит всякую всячину, на случай, если окажемся здесь. Он иногда здесь рыбачит.

— Так ты знаешь эти места?

— Да, — ответил за Дапру Ламорак. — Она обещала нас вывести из леса.

Радхаур скептически качнул головой, взялся вместе с другом за кольцо и они с некоторым усилием подняли крышку.

В полумраке избы они увидели лишь убегающие в черноту крепкие деревянные ступени.

Девушка решительно вступила на лестницу.

— Погоди, — сказал Ламорак, — сейчас я сделаю факел.

— Не надо, — улыбнулась Дапра, наполовину скрывшись в погребе. — Я вижу в темноте лучше кошек.

Ламорак посмотрел на друга и много значительно показал большой палец. Радхаур хмыкнул и пожал плечами.

— Возьмите, пожалуйста, — из темноты показалась плетеная корзина, наполненная кухонной утварью.

Ламорак поднял корзину, невольно ухнув. Вслед за корзиной девушка протянула огромную запыленную бутыль, не менее двух с половиной галлонов емкостью. Затем появилась сама девушка с луком и колчаном, полным стрел, в правой руке; в левой она держала связку сушеных луковиц и каких-то трав.

— Твой отец, смотрю, запасливый, — произнес Радхаур.

— Да, он как-то остался без лошади в лесу со сломанной ногой и с тех пор старается держать запасы в разных местах. У него по всей округе больше дюжины таких тайников. В них и капканы есть и сеть рыболовная и теплые шкуры — если зимой здесь окажешься. Давайте замаскируем люк как было — вдруг чужие сюда заберутся.

— А лесовиков ты не боишься?

— А чего их бояться? — удивилась Дапра. — Они ж беззлобные, только любопытные — страшно… Но в избу не войдут, лишь в дверь заглянут, посмотрят и уйдут. Их здесь много. Только и помощи от них не дождешься. Где ваша рыбина?

— Я пойду погуляю, — сказал Радхаур. — Ламорак, ты не возражаешь?

— Конечно, иди, — с готовностью согласился друг. — А я Дапре помогу.

Радхаур едва заметно усмехнулся — дамский угодник вышел на охотничью тропу. Он всегда поражался, с какой легкостью Ламорак одерживал победы над прекрасной половиной человечества. Впрочем, Ламорак так же легко об этих победах и забывал.

Он вышел из избушки, прошелся по пляжу и вошел в лес. Сколько любопытных глаз смотрят сейчас на него? Можно ли хоть где на земле быть в полном одиночестве? Если только в мертвой пустыне… И то неизвестно, ведь дракон же сразу его там нашел.

Так бы шел и шел по лесу, который уже не казался угрюмым и равнодушным. Интересно, права эта девчушка, что это уже не страна драконов? Но почему тогда драконы привезли их именно сюда? А впрочем, вполне может быть — их отпустили с миром, дальше сами выбирайтесь… Интересно, Ламорак может идти?

Неожиданно Радхаур вспомнил слова девушки о разбойниках и подумал, что забрел в лес слишком далеко — случись что, ни крика не услышит, ни на помощь не успеет. Он повернул обратно, непроизвольно ускорил шаг, чуть не побежал, ругая себя за беспечность.

Изба выглядела по прежнему, только солнце заволокли тучи. Из распахнутый двери послышался девичий смех.

«Это они так рыбу готовят?» — усмехнулся Радхаур.

Он прошел к берегу и уселся на песок, уставившись на зеленую гладь, едва волнуемую легким ветерком.

«Сколько тайн хранит в себе это спокойствие? Может, и не одной.»

Радхаур вспомнил Гуронгель, царя Тютина, которого так и не видел после освобождения Рэдвэлла. Подумал, что по возвращении надо обязательно съездить к отцу Лореллы, пригласить на пир в замок — надо дружить со столь могущественным соседом… Из мрака памяти проступили лица сестер Лореллы, пьяный угар той ночи… Вот их видеть точно не хочет, больно — сразу вспоминаешь печальные глаза лебедицы, в которую превратилась Лорелла и ее последнюю просьбу.

Вдруг он чуть не вскочил на ноги, в волнении сжал кулаки — ведь на той волшебной лестнице Лорелла стояла после Сарлузы! Почему? Ведь она превратилась в лебедицу, когда Сарлуза еще ехала в алголианский храм! Неужели с Лореллой случилось что-то там, на том краю земли, где день отдыхает, когда здесь ночь? И случилось это что-то из-за него, иначе она не стояла бы на той лестнице!

Радхауру захотелось броситься прямо в это озеро, найти озерную девушку, что видел утром — сейчас он был уверен, что она ему не померещилась — и просить ее узнать хоть что-то. Кто ж еще может узнать о Лорелле и ее сестрах, кроме обитателей озер?

Но он сидел, как каменное изваяние, не в силах ни встать и пройди в избу к Ламораку, ни войти в воду. Сидел, словно на границе между прошлым и будущим.

Крупные капли упали на него сверху и от неожиданности он вздрогнул, очнулся от своих дум. Пока добежал несколько шагов до избы, хлынул настоящий ливень, вымочив ему волосы, словно он действительно окунулся в озеро.

— А я уж собирался идти тебя искать! — весело воскликнул Ламорак.

По его виду что-то не верилось в сказанное. Но к удивлению Радхаура, он сидел по другую сторону стола от прекрасной незнакомки, хотя лицо его было довольным и раскрасневшим.

— Присаживайся, похлебка из твоей щуки уже остыла. В той бутыли оказалось вино из лесных ягод — я и не знал, что бывает такое. Но очень вкусное.

Девушка встала и пошла к погасшему очагу, над которым висел котел.

Радхаур сел за стол. Ламорак наполнил глиняный бокал из той утвари, что достала девушка, и придвинул к другу.

— Пей, тебе понравится.

— Твои драконы не прилетали? — спросил тот.

— Не-ка, — мотнул головой Ламорак. — Наверное, больше не нужно лечить. Но нога еще немного болит. Я хотел было сегодня выйти…

Радхаур чуть не расхохотался. По взгляду Ламорака, брошенного в сторону девушки, было ясно, что никуда он сегодня уже не собирается.

Граф залпом пытался выпить вино, предложенное Ламораком и чуть не поперхнулся — оно было непривычно крепким и холодным, но действительно вкусным.

— Куда уж мы сегодня пойдем, Ламорак, — добродушно сказал он. — Ты глянь, какой ливень!

Сегонтиумец лениво посмотрел в сторону окна.

— И впрямь — куда уж идти в такую погоду! — охотно согласился он. — Пусть нога еще отойдет, а завтра с утра и выйдем. Правда, Дапра?

Девушка подставила перед Радхауром миску с похлебкой, где горой торчал огромный кусок рыбины, и села на прежнее место, подперла рукой щеку.

— А вы мне ничего плохого не сделаете? Как те… разбойники.

— А они что, сделали? — Ламорак от ярости сжал кулаки. — Да я… Сам их найду и…

— Успокойся, Ламорак, — поспешила сказать девушка. — Они не успели — я убежала, пока они пили свою какую-то дрянь. Распутала веревку и убежала. Они думали, что я испугаюсь уйти в ночь. Но мне отец столько плохого про мужчин рассказывал. Говорил, что от девушек им нужно только одно…

— Мы — рыцари, — сказал Радхаур, не донеся ложку до рта и не сводя взгляда с тарелки. Сказал — и точка, все должно быть ясно.

Девушка поднесла к губам кубок и сделала маленький глоток.

— Я верю вам, — тихо произнесла она.

— А какие Дапра истории рассказывает! — воскликнул Ламорак, подливая из тяжелой бутыли вина себе и Радхауру. — Она столько знает — и про драконов, и про древних царей, и про чудищ лесных, которые лишь в сказках. Расскажи еще что-нибудь, Дапра.

— Хорошо, — улыбнулась девушка. — Историю про красного дракона знаете?

Радхаур кинул быстрый взгляд на Ламорака. Но тот не обратил на слова девушки внимания. «Забыл что-ли о предсказании, о том, зачем сюда отправился? — удивился граф.

— Расскажи, пожалуйста, — улыбнулся Дапре сегонтиумец.

Девушка начала рассказывать.

Радхаур отодвинул пустую миску, взял бокал и стал пить медленными глотками ягодное вино. Девушка и вправду рассказывала здорово. Радхаур вспомнил рассказы Марьян о древних воителях и царях — они были несколько скучны по сравнению с живым и увлекательным повествованием Дапры, изобиловавшими смешными оборотами и шутками, иной раз несколько солоноватыми, но Дапра, произнося их нисколько не смущалась. Скорее всего, она просто пересказывала то, что слышала от отца. А Марьян сама все вычитала — в Храме Каменного Зверя. Сколько ж она прочитала — в голове не укладывается! Радхауру столько в жизни не осилить, да и незачем. Но он вдруг с гордостью подумал, что алголианские Директории, которые он все ж осилил, Марьян наверняка не читала! Хотя… Надо будет по возвращении обязательно спросить ее об этом.

Дапра пила вино не меньше Ламорака — похоже, ночные страхи покинули ее окончательно, она поверила, что два молодых красивых рыцаря не причинят ей худа.

— А что это за изба? — спросил Радхаур, когда она замолчала. — Кто жил в такой глуши, тоже лесник?

— О, с этим озером связана очень красивая история! — воскликнула девушка. — Я сейчас расскажу. Ламорак, ты не мог бы подлить чуть настойки, а то бутыль тяжелая…

Ламорак с готовностью выполнил ее просьбу. Он аж светился весь.

— Давно это было, — начала традиционной фразой Дапра — она начинала так каждую свою историю. — Была у одного тевтонского короля дочь — красавица Лиара. И жил в местных лесах юноша Леар, сын лесника. Был юноша могуч и красив, и однажды встретил Лиару, когда та гуляла с няньками в лесу, неподалеку от королевского замка. Леар и Леара сразу полюбили друг друга и юноша пришел к королю просить руки принцессы, но он был незнатного рода. И велел король совершить ему двенадцать подвигов — тогда он посвятит его в рыцари и отдаст в жены принцессу Лиару. И отправился Леар в дальние страны — выполнять поручение короля, а Леара ждала его у окна долгих двенадцать лет. И увидел ее однажды злой колдун Древлягор и решил заполучить ее в жены. Король уже думал, что Леар погиб в своих странствиях и согласился на этот брак, очарованный злым колдуном. Но как раз вернулся Леар и показал доказательства свершенных им подвигов. Король не знал, что ему и делать, тогда Леар вызвал Древлягора на честный бой. Злой колдун выковал себе магическое копье и пронзил несчастного юношу. Король против воли выдал принцессу замуж за Древлягора. Но прекрасная Лиара отказалась впустить колдуна в спальню и ничего не ела, убиваясь по возлюбленному. Рассердился Древлягор и сказал принцессе, что она может возродить Леара. Та обрадовалась и, по злому наущению колдуна, отправилась вместе с телом любимого в эти леса, где должна была поститься, оплакивая его, семижды семь дней и тогда Леар должен ожить. Только злой Древлягор не сказал прекрасной Лиаре, что по окончании срока она превратится в озеро. Озеро собственных слез. И когда Леар ожил, поскольку принцесса сделала все, как велел колдун, Древлягор пришел к нему и сказал со злым смехом — вот твоя любимая, забирай ее себе если можешь. И построил Леар эту избу и жил здесь до скончания жизни, а Леара каждую ночь плакала, когда он выходил на берег. Так говорят. А озеро с тех пор называется озером Плачущей Девы.

— То-то я сегодня ночью слышал женский плач, — выговорил пораженный рассказом Ламорак.

— Это тебе показалась, — хрипло произнес Радхаур и опорожнил свой кубок. Поставил, вытер едва выбивающиеся на губе усы. — Спасибо за угощение, — он встал. — Пойду, окунусь в озере.

— Так дождь идет! — удивился Ламорак.

— Какая разница, — через силу улыбнулся Радхаур.

Он встал, скинул куртку, рубаху и сапоги. Гурондоль без ножен положил на лавку у двери. Вышел и бегом, под струями дождя, в одних штанах ринулся в озеро.

Перед глазами стояло предсказание, вызванное из глубин памяти рассказом девушки: белокурая женщина, почти девочка, плачет и плачет. Из слез сливается озеро, в котором растворяется ее лицо. И из этого озера выходит он, Радхаур.

Солнце садилось, ливень прекратилась, в воздухе царила непередаваемая свежесть, которая бывает лишь после очищающего дождя.

Радхаур, наслаждаясь тишиной и быстрым движением темных облаков наверху, полежал немного на песке. После нескольких часов, проведенных в воде, было так приятно дышать полной грудью.

Наконец он поднялся и вошел в избу.

Ламорак сидел держа в руках ладошку Дапры, на щеках которой выступил румянец — то ли от выпитого вина, то ли еще от чего.

— …Гуул сказал, что он примет бой, но Радхаур спросил сэра Димерика, почему тот хочет вызвать его на смертный поединок и… О, Радхаур! Я тебя три раза ходил кричал, ты где был?

— Случилось что-нибудь? — тревожно спросил граф.

— Нет. Просто мы волнуемся — тебя нет и нет…

— Все нормально. — Радхаур отрезал ломоть холодной оленины, плеснул в свою кружку вина из заметно опустевшей бутыли и сел за стол. — Ночь скоро, пора спать ложится. Я лягу снаружи, у порога, ночи пока теплые. Посторожу на всякий случай, вдруг по следу Дапры сюда явятся разбойники.

— Если уж за целый день не явились, то и не явятся, — сказала слегка охмелевшая девушка. — Но поступайте, как знаете, сэр Радхаур.

Граф допил вино, подмигнул другу, оделся, вложил Гурондоль в ножны и вышел на крыльцо.

На улице было великолепно, спать совершенно не хотелось.

Примерно через четверть часа из избушки вышел Ламорак с двумя полными вина глиняными бокалами. Поставил один бокал рядом с другом и тоже растянулся на песке.

— Неужели выгнала? — удивился Радхаур.

— Нет, — серьезно ответил Ламорак, — сам ушел. С тобой ночевать буду.

Радхаур сел на песке и взял бокал с вином.

— Ты пьян?

— Немного, — усмехнулся Ламорак. — Я понимаю о чем ты не спрашиваешь, Радхаур. Но и ты пойми… Я не забыл твои слова… ну, тогда, когда мы с алголианами плыли в Ирландию. Ты рассказывал о шаблоньях…

— Да, я помню, — кивнул друг.

— Вот и у меня сейчас что-то подобное, — задумчиво произнес юный король. — Мне не хочется, чтобы все прекратилось так просто и буднично, как было много раз… Может, я глупости говорю, но мне хочется слушать ее. Или просто молча сидеть с ней, взяв за руку… Мне трудно объяснить, со мной впервые такое происходит. Ты наверное, смеешься надо мной…

— Ничуть, — серьезно сказал Радхаур. — О, как я понимаю тебя!

Какое-то время они молчали.

— Знаешь, — неожиданно признался Ламорак, — мне даже хочется, чтобы сюда пришли разбойники. Я показал бы ей, как владею мечом.

Радхаур лишь улыбнулся, но ничего не сказал.

— Помнишь, — улегшись на песок и положив руки под голову, произнес Ламорак, — незадолго до того, как мы поехали в драконову страну, я говорил, что на моем пути попадались пока что только девки. Так вот, мне кажется, что я впервые в жизни встретил женщину, о которой мечтал.

— Спи, — сказал Радхаур, — завтра рано вставать и далеко идти.

Следов вчерашних туч в небе не было и в помине, дорога оказалась достаточно широкой. Они вышли почти с рассветом, набив дорожные сумки остатками оленины.

Сперва Дапра немного стеснялась, что вчера захмелела и не очень хорошо помнит, чем закончился вечер, но Ламорак проявил удививший Радхаура такт, и вскоре девушка вновь веселым голоском рассказывала одну из своих многочисленных историй. Лук нес Радхаур, готовый в любой момент выстрелить в выскочившего на дорогу хищника. Или разбойника.

Но увлеченный очередной историей девушки, не заметил главного.

Совершенно внезапно они оказались окружены — четверо всадников, выскочивших из придорожных кустов преградили путь; словно из-под земли сзади появились четверо пеших. Все были вооружены мечами или топорами, заросшие от шеи до ушей лица не вызывали ни малейших симпатий.

Один из конников рассмеялся, Дапра прижалась к Ламораку, Радхаур положил руку на Гурондоль, собираясь выхватить его мгновенно при первой же необходимости.

— Вы двое, — сказал тот, что смеялся, указывая на рыцарей, — можете идти с миром. Вы нам не нужны. А эта милашка пойдет с нами.

— Уходите, Ламорак, — прошептала Дапра. — Вам с ними не справится. Это те самые разбойники, что хотели меня изнасиловать и требовали выкуп. Уходите, раз они отпускают вас, спаситесь хоть вы!

— Как ты могла подумать про нас такое, Дапра?! — гневно воскликнул Ламорак, на щеках которого вспыхнул румянец обиды. — Да, Радхаур? — и посмотрел на друга. — Прикрой мне спину. — Он выхватил меч и повернулся к конникам:

— Покажите, что вы способны сражаться с рыцарями, а не только с беззащитными девушками, смрадные псы!

Радхаур сунул лук, чтобы не мешал, Дапре и выхватил меч из ножен. Скидывать мешок с торсом Алвисида не было времени, да и Радхаур посчитал, что в самый решающий момент тот придаст ему силы.

Четверо пеших кинулись в бой, занося над головами тяжелые топоры. Один, тот что с длинным мечом, еще на бегу был пронзен ловким броском кинжала, в брюхо второго негодяя впился Гурондоль, когда разбойник еще не успел нанести удар.

Радхаур не видел, что там за спиной, слышал лишь конское ржанье и испуганный вскрик девушки, но знал — ему скорее надо расправиться со своими противниками, чтобы помочь Ламораку сражаться против всадников.

Он ловко увернулся от взмаха топора — металл просвистел мимо и Радхаур с ужасом подумал, что топор может задеть девушку, одновременно заметив, что четвертый разбойник замешкался, споткнувшись о труп своего товарища, у которого в горле торчал графский кинжал.

Разбойник, увлеченный массой топорища, чуть подался полусогнувшись вперед и Радхаур мгновенным взмахом опустил меч, словно палач жертве, точнешеньки на шею. Волшебный клинок, словно пройдя сквозь гнилой огурец шею разбойника, отделил голову от туловища. Радхаур поморщился от брызг крови на одежду (хотя давно уже должен был привыкнуть) и повернулся к последнему противнику, слыша за спиной ржание коней.

Последний пеший разбойник, словно не замечая гибели товарищей, набросился на Радхаура.

Графский меч, парируя удар, рассек топорище, отделив массивный острозаточенный кусок железа от рукояти. Радхаур невольно вжал голову в плечи, не зная куда понесет шальная сила топор; разбойник словно хотел проследить за неуправляемым снарядом глазами. Радхаур опомнился быстрее и последний враг упал, пронзенный в грудь верным Гурондолем. Мимо пронесся обезумевший конь без седока

Радхаур мгновенно обернулся к Ламораку. Со своими он управился за считанные секунды, но и один из противников Ламорака уже лежал мертвым у дороги, поломав ветви кустарника и заливая песок кровью. В груди его торчал кинжал Ламорака. У правой обочины дороги из-под упавшей лошади пытался выбраться неудачно зацепившийся за стремя и не успевший спрыгнуть разбойник.

С разворота Радхаур рубанул по ногам ближайшего коня — на котором сидел смеявшийся разбойник, видимо, главарь. Граф отступил на шаг, чтобы не попасть под падающую тушу. В этот момент четвертый разбойник был стащен Ламораком с коня и еще не успев упасть, пронзен Неустрашимым.

Главарь разбойников, оставшись в одиночестве, выхватил левой рукой из-за пояса кинжал, в правой он вытягивал меч, не подпуская врагов близко.

— Посмотри, Ламорак, какой у него дрянной меч, — усмехнулся граф. — С таким только дрова рубить.

— Проси пощады, мерзавец! — произнес Ламорак. — У девушки проси, за все, что ты сотворил. Может и не убьем, хотя ничего, кроме виселицы ты не заслуживаешь.

— Попробуй убей! — выкрикнул разбойник и с каким-то безумным взглядом бросился на Ламорака.

Сегонтиумец легко парировал сумасшедший выпад и ловким движением вонзил свой клинок в грудь врага. Выдернул меч и вытер о штаны разбойника.

Затем повернулся к Дапре. На дороге валялся лишь лук со стрелами.

— Черт возьми! — не сдержался Ламорак. — Вот дуреха, бросилась в лес от страха!

— Она — женщина. Что ты хочешь? Чтобы она из лука стреляла?

— Нет, но…

— А-а, — несколько разочарованно протянул Радхаур. — Расстроился, что больше ее не увидишь… А говорил, что приятно и лишь за руку держаться.

— Послушай, Радхаур… — в голосе юного короля прогремела настоящая злость.

Граф посмотрел на друга, повернулся к лесу, приложил ко рту с двух сторон ладони вроде рупора и что есть сил прокричал:

— Дапра! Дапра! Возвращайся! Все хорошо!

— Надо идти искать ее, — сказал Ламорак, успокоившись. — Хоть она и дочь лесника, одной, наверно, страшно…

— Иди вправо от дороги, — решил Радхаур. — Я пойду влево. И кричим. Но не уходи от дороги более чем на сто шагов. Я не хочу еще и тебя искать в этом лесу.

— Дапра! — разносилось, казалось, по всему лесу.

Безрезультатно.

Радхаур вернулся на дорогу и от удивления аж свистнул. С другой стороны появился Ламорак.

— Что здесь происходит, Радхаур?

— Сам видишь — колдовство какое-то, — растерянно ответил граф, отряхивая куртку на которой вместо крови убитого была какая-то зеленая дрянь. — И у нас с тобой ни одной царапины — это против восьми-то! Кстати, как твоя нога?

— Нормально, — лаконично ответил Ламорак.

Тела погибших разбойников на их глазах превращались в деревья — срубленные, преграждающие дорогу сучковатые стволы. Ноги сливались в стволу, руки растопыривались в толстые ветви, волосы превращались в кроны.

Хм, — только и произнес Радхаур. — Дай попить, Ламорак.

Друг, не менее потрясенный, отстегнул от пояса флягу и протянул графу. Тот отхлебнул.

— Черт, ты вместо воды вина налил!

— Ага, не оставлять же там было. Дай и я хлебну. Никогда о таком не слышал…

В самом дальнем стволе позади торчал графский кинжал.

Радхаур миновал упавшие деревья, обойдя их через лес, и выдернул свой кинжал из недавно бывшего разбойником дерева.

— Надо уходить отсюда, — вернувшись тем же путем к другу, сказал Радхаур.

— А Дапра?

— Что ты предлагаешь? Сидеть здесь, пока она вдруг не соизволит явиться? Вполне вероятно, что она уже далеко отсюда и мчится от страха еще дальше. К какому-нибудь другому тайнику своего отца, чтобы там отсидеться.

— Да, — со вздохом согласился Ламорак. — Пойдем, не торчать же среди этих странных деревьев, бывших разбойниками. Вдруг лес снова взбесится и дорога опять пропадет. Лучше уж по ней идти, чем опять прорубаться через кусты.

— Неизвестно еще куда она приведет. Но и другой у нас нет, вперед!

Примерно через милю от места сражения с разбойниками, после смерти превратившимися в деревья, дорога резко поворачивала вправо.

За поворотом стояли два красивых сильных коня в богатой упряжи — белый без пятнышка и черный, с длинной расчесанной гривой.

Стоя между коней, за поводья их держал маленький лесной человечек. Может, тот самый, а может и другой — кто их разберет, но был он одет в ладно сидевший на толстячке дорогой костюм, а на боку красовался миниатюрный меч.

— Дрбздун, это ты? — удивился Ламорак.

— Мое имя — Дрбрун, — напыжившись, сказал вчерашний пленник. — Мне поручено передать вам, ваше величество король Сегонтиума Ламорак и сэр Радхаур, что вы удостоены великой чести — вас приглашают в королевский дворец драконовой страны. Эти кони предназначены вам в подарок. Садитесь.

Друзья переглянулись.

— И как далеко отсюда этот дворец повелителя драконов?

— Недалеко, — уклончиво ответил лесовик. — Садитесь, вас ждут.

— А если мы откажемся? — с усмешкой спросил Ламорак.

— От таких предложений не отказываются, — напыщенно провозгласил Дрбрун. — В крайнем случае — пойдете пешком. Но все дороги ведут в королевский дворец.

— Поехали, — решительно сказал Радхаур. — Негоже отказываться от предложения короля драконов.

Он подошел к воронному коню и легко взлетел в седло. Лесовик тут же передал ему поводья. Ламорак последовал примеру друга.

— А ты… Дрбрун, — Радхаур старательно произнес трудное имя, — на чем поедешь?

— Обо мне не беспокойтесь, — улыбнулся лесовик. — Мы люди маленькие, мы тропками быстрее доберемся.

Он помахал на прощание рукой и юркнул в лес.

Ламорак лишь покачал головой, глядя ему в след.

— Что ж, поехали к повелителю драконов, — наконец сказал он, разворачивая коня. — Посмотрим, правда ли у него три головы…

Ехать пришлось совсем недалеко — дорога снова повернула вправо, лес расступался и они издалека увидели огромное несколько мрачноватое здание, достойное называться королевским дворцом. Правда, с военной точки зрения его никак не назовешь неприступным — ни высоких крепостных стен, ни рвов с подъемными мостами, ни высокого донжона, лишь башни по углам, скорее для украшения, чем для защиты. Но и кому нападать на дворец, хозяин которого повелевает драконами?

Вдали, за дворцом, рыцари заметили несколько круживших в небе драконов, потом воздушные твари скрылись из виду.

— Странно, никто нас не встречает, — несколько разочарованно произнес Ламорак, подъехав к широченной парадной лестнице. — Что делать-то будем?

— Идем сами, — сказал Радхаур, спрыгивая с коня и посматривая куда бы его привязать. — Сейчас мы гости и хозяину решать, как нас принимать. Идем.

Они оставили коней прямо у лестницы и подошли к высоченным резным дверям черного дерева, которые сами распахнулись перед ними.

— Идем, — еще раз решительно повторил Радхаур и они перешагнули порог казалось пустынного дворца.

На встречу им бросился маленький дракончик.

— Малыш! — радостно воскликнул Ламорак, протягивая навстречу руки. — Смотри, Радхаур, наш дракончик — живой и веселый!

Дракончик прыгнул Ламораку на руки и довольно обмусолил его лицо шершавым языком.

Радхаур подавил в душе некую обиду — ведь вез-то сюда раненого дракошу он, а не Ламорак. Правда, когда они пробирались потом по лесу, Ламорак нес его чаще, кормил его на привалах и разговаривал с ним, словно с разумным существом.

И пусть. Радхаур приехал в этот странный край не для этого, у него за плечами драгоценная реликвия и он обязан выбраться отсюда. Обязан.

Они шли по анфиладе пустых гулких залов, свет в которые проникал через высокие окна, пока не попали в большой светлый зал, в центре которого стоял стол с золотой посудой, хрустальными графинами, полными вина, и блюдами, со всевозможной снедью. В торце стола высился пустой сейчас трон. С двух сторон было поставлено по креслу. И ни одной живой души вокруг. Кроме дракончика, конечно.

— Черт, — пробормотал Ламорак, — от вида этих яств аппетит прорезался. Но не удобно как-то без хозяина.

— Трон стоит обыкновенный, — заметил Радхаур. — Значит не так и велик повелитель драконов, как говорится в легендах. И голов, у него скорее всего, не три…

— Что ж, так и будем стоять? — сглотнул слюну сегонтиумец. — Пойдем, что ли, у окна подождем.

— Прошу к столу, благородные рыцари, король Ламорак и сэр Радхаур, — раздался от двери в дальнем конце зала громкий женский голос. — Вы — первые рыцари за последние лет сто, кто удостоился чести переступить порог этого дворца.

Друзья резко обернулись на голос.

— Дапра! — воскликнули они разом.

Девушку было почти не узнать — дорогое изысканное платье, украшенное бриллиантами, тщательно уложенные волосы, увенчанные диадемой, живо напомнившей друзьям ту, что охраняло подземное чудовище в лабиринтах под Большим Холмом. Вчерашняя испуганная беглянка предстала пред ним, блистая красотой и величием.

— Повелительница драконовой страны, — улыбнулась она, проходя к своему трону. — Ламорак, садись справа от меня. А ты — Радхаур, сюда.

Друзья словно превратились в деревянные столбы, от удивления не в силах двинуться с места.

— Я долго буду вас упрашивать? — деланно капризно возмутилась королева драконов. — Радхаур, снимайте свой мешок и садитесь. Вы же голодны, с рассвета на ногах.

— Дапра, как все это понимать? — спросил Ламорак, преодолев оцепенение, и пройдя к предложенному стулу.

— Налейте мне вина, — сказала королева, улыбнувшись ему. — Вы невежливо обращаетесь ко мне, но я разрешаю вам это за мое чудесное спасение.

Радхауру стало чуть неловко — сама повелительница драконов кормила его вчера щучьей похлебкой.

— Но ведь говорили, что повелитель драконов — старый мужчина с тремя головами, из которых правая — змеиная, а левая…

Дапра рассмеялась.

— До чего лжива людская молва. Мой отец был красив и статен. Хотя возможно, для кого-то он и мог принять такой облик, чтобы напугать…

— И ты можешь? — неожиданно для себя спросил Радхаур.

Она ласково улыбнулась.

— Я — нет. Моя мать была обычной женщиной, дочерью лесника, — заметив скептическую улыбку Радхаура, она добавила:

— Это правда. Только я свою мать ни разу не видела, она умерла при родах. Меня выкормил отец драконьим молоком.

— Дапра… — Ламорак хотел что-то спросить, но смутился. — Вас так называть, ваше величество?

— Ламорак — ты сам король. Зови меня просто Дапра, это моя настоящее имя, так нарек меня отец.

— А… где он сейчас?

Она уставилась в золотой бокал, полный прозрачного вина.

— Он погиб четыре года назад, — ответила девушка. — Только не спрашивайте меня — как.

— Мы не о чем и не спрашиваем, — встрял Радхаур. — Ты здесь хозяйка, мы — лишь скромные гости.

— Давайте выпьем за вас, — предложила Дапра. — Никто еще из рыцарей, кроме сэра Аселена, но это было так давно, не был здесь. И это очень огорчало моего отца.

— Почему же тогда он жил уединенно? — не сдержался Ламорак. — У тебя во дворце что, совсем нет людей? Но ведь скучно же… поговорить не с кем!

— Почему скучно? — удивилась Дапра. — Я говорю с драконами на их языке, вхожу в лес и говорю с деревьями — они тоже имеют душу… Лес полон обитателей, их не меньше, чем в ваших городах.

— Так почему тогда вы ждали рыцаря?

Она пригубила вино, поставила кубок на стол и медленно стала говорить:

— Драконы, не смотря на свою силу, — мягкие и добрые существа, их легко обмануть, их легко погубить хитростью, их легко приручить и послать на погибель, ради низменных целей. Только в этой стране они живут в безопасности, но они не могут жить здесь всегда, к сожалению. Но здесь они выращивают детенышей. И я должна заботится о них…

Она помолчала, друзья не торопили.

— Три качества недопустимы в рыцаре: трусость, жадность, подлость. Там, на развилке, очень мало кто отваживается ехать по темной тропе со скелетами на деревьях. Большинство сворачивают на светлую… Их кости и украшают темную тропу. Но из тех же, кто свернул на темную, никто не удержался, чтобы не набрать в реке алмазов. А если проезжал мимо, то покупался на другие ловушки…

— Скажи, Дапра, — спросил Радхаур, — а эти сегодняшние разбойники, это…

— Вы показали свое благородство, не бросив раненого драконового детеныша в дремучем лесу. Когда вам самим было почти ничего есть и пить, вы делились с ним. Но… чтобы пригласить вас сюда, я должна была убедиться в вас лично. Вдруг вы надругались бы над беззащитной дочерью лесника…

— Да как ты… — начал было Ламорак, но Радхаур жестом остановил друга.

— А почему тебе так нужно было пригласить нас сюда? — спросил граф.

— Потому… — начала было Дапра, но передумала. — Я ничего не буду объяснять. — Она посмотрела на сегонтиумца и серьезно-торжественно сказала:

— Ламорак, я хочу чтобы ты взял меня в жены и правил драконовой страной.

— Я люблю ее, Уррий, — сказал Ламорак другу. — Я действительно люблю ее.

Они стояли на огромном балконе, опершись оперила, любуясь предзакатным небом. Повелительница драконов просила подождать ее здесь, чтобы отправиться на прогулку — она хотела показать свои владения, в том числе волшебное болото, где дожидались в теплом торфе своего часа тысячи драконьих яиц над которыми реяли будущие матери.

— Ты хочешь согласиться и остаться здесь? — спросил Радхаур, стараясь чтобы голос звучал как можно равнодушнее. Для себя он уже решил, что одобрит любое решение друга.

— Нет, — задумчиво ответил Ламорак. — Я должен вернуться домой. Но я возьму ее с собой.

— Я не могу бросить свою страну, драконы погибнут без повелителя, — раздался взволнованный голос Дапры.

Ламорак резко повернулся.

— Ты подслушивала?

— Нет, я только подошла и слышала лишь последнюю фразу. Я не могу последовать за тобой, Ламорак. Я прошу тебя остаться здесь. Я полюбила тебя.

Оба рыцари знали, что это правда.

Ламорак закрыл ладонями лицо, через мгновения провел ими вниз, словно омывался, и посмотрел на повелительницу драконьей страны.

— Если скажу, что не могу остаться здесь, — хрипло спросил король Сегонтиума, — ты отпустишь нас?

— Конечно, — чуть дрогнувшим голосом сказала девушка. — Вы гости, а не пленники. Вы можете отправляться домой хоть сейчас…

— Ты поверишь, что я вернусь через полгода, Дапра? — пылко воскликнул Ламорак. — Потом я изредка буду уезжать. Я — король, я не могу навсегда бросить свое хоть небольшое, не королевство. У меня больше нет братьев… Но я буду хранить верность тебе.

— Завтра я провожу вас до часовни сэра Аселена, — счастливо произнесла Дапра. — Но сегодня мы еще погуляем.

Она щелкнула пальцами и откуда-то сверху на балкон спустились три дракона, размером чуть больше лошади. На них красовались удобные седла.

— Я покажу вам такое, что вы не сможете забыть, — пообещала королева волшебного края, усаживаясь на белого-белого дракона.

Глава седьмая. КРАСНЫЙ ДРАКОН

Когда все получается, пусть даже в задаче, решение которой абсолютно никому не нужно, не замечаешь — ночь ли, день на дворе; время утекает, как вода в реке. Конечно, Иглангер бы, например, шутя справился с этой задачкой, да еще посмеялся бы над младшим братом, кончай, мол, ерундой заниматься…

Но если не заниматься хотя бы такой ерундой, можно с ума сойти, как чуть не сошел Игл там, у Рэдвэлла, все дни проводя, любуясь невзрачным ручьем.

Берангер ушел в пустыню и до сих пор не вернулся, хотя уже пора бы. Игл тоже там — Линксангеру же вызова нет и нет. Оба брата свалили на него своих красоток — одна другой не лучше: варлачка Берангера и девчонка Иглангера. С ума братья посходили, нет, чтобы нормальных баб найти…

А чего ж он сам не нашел до сих пор?

Линксангер встал с деревянного стула с прямой спинкой и потянулся. Приоткрыл шторку над котлом с магической смесью, вытянул над нею руку. Вспышка ядовито-желтого пара мгновенно рассеялась и колдун заглянул в котел. В лагере короля Этварда, под чужим именем путешествующем по Тевтонии, почти все спали — значит, Радхаур еще не вернулся. Из шатра вышла девушка, та самая, что напомнила Иглу его первую любовь. Самая смешное, что и имя у них одинаковое… Линксангер невольно залюбовался девушкой. Да, с ней можно прожить всю жизнь, не возжелая больше никого.

Почувствовав, что в груди бешено колотится сердце, гулко отдаваясь в висках, Линксангер захлопнул шторку и прошел на место к столу для магических изысканий.

Так, что у нас теперь?..

Дверь осторожно приоткрылась, колдун второго тайлора раздраженно обернулся на скрип.

— Что надо?!

В лабораторию вошел старый слуга, помнивший еще отца братьев.

— Ваше сиятельство, завтрак подан. Госпожи ждут вас.

Герцог поморщился — госпожи! Если Рогнеда — принцесса, то Крафф — варлачка, причем даже не дочь старейшины, а просто обозная шлюха. Чем она приглянулась так Беру? Без легкого презрения Линксангер не мог на нее смотреть, хотя относился к происходящему значительно мягче, чем Игл — тот варлачку вообще не терпел. И с Рогнедой обычно мирная покладистая Крафф уживалась плохо.

Дней десять назад умерла няня принцессы — от внутряной опухоли. Если б Линксангер знал об этом, он запросто вылечил бы толстуху, но ведь та, по привычке, на боли никогда не жаловалась. А Рогнеда теперь переживает, даже кажется, еще больше похудела от слез… А потом Игл спросит с него.

Да провалилось бы все к безднам космическим!

— Скажи им — пусть завтракают одни, — приказал герцог. — Я занят. Возможно, и на обед не приду.

— Подать вам завтрак сюда?

— Нет, не хочу. Иди. Хотя, постой… Пусть поласковее обходятся с женщинами. О любом происшествии с ними — самом незначительном, вроде укола булавкой — немедленно докладывать мне лично. Все, иди.

Герцог снова встал со стула, чтобы сосредоточиться. Опять подошел к магическому котлу, открыл шторку, всмотрелся, направляя изображение толстой ручкой котла. Юный бриттский король помогал взлезть на коня прекрасной Марьян. Вот уже несколько последних дней по утрам он учит ее верховой езде.

Линксангер вздохнул и закрыл шторку.

Поставил ногу на стол и задумался — надоело ему все. Все надоело… Надоело все… Но никуда не денешься. Пришел бы скорее вызов от Сил Космических, уйти в проклятую пустыню и не вернуться… Это был бы лучший выход.

Он давно наложил бы на себя руки, но магу, получившему даже начальный тайлор, это уже не под силу, увы. Надо жить. Для чего? Нет ответа. Хотя… Ради того только, чтобы отомстить убийце Вольфа… Графу Маридунскому, Радхауру, Наследнику Алвисида, который сейчас где-то совсем рядом отсюда, в драконьей стране…

Дверь снова приоткрылась.

— Я же сказал — мне не нужен завтрак! — раздраженно бросил Линксангер.

— Ваше сиятельство, я не завтрак принес, вы сами велели докладывать обо всем случившемся с госпожами.

— Что там еще произошло? И с кем из них именно?

— С обоими, ваше сиятельство, — поклонился слуга. — Они поссорились во время завтрака, и сейчас прямо в обеденном зале дерутся, рискуя вырвать друг другу волосы…

Линксангер выругался. Только этого не хватало.

— Идем! — он вышел из лаборатории и уверенно направился к лестнице.

В душе его нарастала злость, хотя он еще даже не представлял, какое зрелище откроется его взгляду — он-то полагал, что смешное и пустяковое, по-женски вздорное.

Ничего смешного в происходящем не было, то что он увидел в обеденном зале оказалось жалким и жутким сразу.

Крафф с задранными юбками, нелепо и неприятно растопырив ноги валялась на полу, на ней сидела фурия, ничуть не похожая не прежнюю бледную девушку с золотистыми волосами. Лицо Рогнеды было расцарапанным, волосы спутаны, тонкое платье разорвано на груди, так что болтались лохмотья ткани, глаза горели яростным огнем, на кулачки она наматывал жесткие волосы Крафф.

— Пусти меня, дрянь Иглангеровская, ему бороду ночью выдирай!

— Сама ты дрянь!!! Я в постель к мужчине не лягу без законного брака, в отличье от тебя, тварь варлачья! Вонючка, тьфу.

— Ах ты… сука!…

Линксангер посмотрел на четверых слуг, стоявших поодаль у стены и не предпринимавших никаких попыток разнять дерущихся. В замке Линксангера женщин не было — не уживались они здесь. Все немногочисленные воины и слуги замка были пожилыми мужчинами, живущими здесь давно, прекрасно помнивших мать братьев и не желавших даже думать о семейном очаге. Похожая картина наблюдалась и в Бервуде, и в Иглвуде.

— Из-за чего они сцепились? — спросил Линксангер.

— Мы не слушали их разговора, — ответил слуга. — Как только началась ссора я поспешил за вами.

Крафф умудрилась извернуться и сбросить с себя принцессу. Как заправские бойцы обе мгновенно вскочили на ноги.

— Разойдитесь! — встал было между ними Линксангер.

Крафф дотянулась до стоявшего на столе канделябра и со всей силы врезала по герцогу. Тот едва успел прикрыться рукой, не то тяжелый металл просто размозжил бы ему голову. Он отступил. По ушибленной руке разливалась боль.

Женщины даже не обратили на него внимания, если бы они владели бы магией, то на месте замка сейчас бы уже тлели раскаленные останки камней — настолько велика была их ненависть друг к другу.

Из-за чего, что они не поделили? Линксангер ума не мог приложить.

Да разве ж женщины руководствуются разумом? Скорее всего тоска, безделье, плохое настроение нашли выход в беспричинной вспышке ярости.

Проще всего было бы вылить на них небольшую магическую тучку ледяной воды, чтобы успокоились, но герцог не был уверен, что это приведет к нужному результату. Тем более, что гнев все более охватывал его самого. Гнев и страх, что к приезду братьев их возлюбленные предстанут сплошь оцарапанные, с синяками и вырванными волосами (в это мгновенье он даже не задумался, что царапины-то с синяками вылечит даже не особо затрудняясь).

— Прекратите! — что есть силы прокричал он, вкладывая в свои слова заклинание внушения.

Но даже это не помогло — Крафф визжала от боли, поскольку Рогнеда вновь тащила ее за волосы. Правой рукой варлачка пыталась нанести удар канделябром, но противница умудрялась все время уворачиваться.

— Ну, хватит, — процедил сквозь зубы Линксангер протянул к женщинам руки, с пальцев сорвались магические искры.

Он медленно произносил заклинание очарования; при первых словах женщины словно по команде повернулись к нему, ярость исчезала из их глаз, руки послушно опустились.

Когда он закончил, они обе мягко улеглись прямо на пол и закрыли глаза, окунувшись в магический сон.

— Сразу надо было так поступить! — в сердцах воскликнул Линксангер.

Заклинание было не очень сильным — они обе проснуться от поцелуя мужчины, а до тех пор не будут донимать хозяина замка. Он был уверен, что никто из обитателей замка даже не подумает поцеловать спящих женщин.

Линксангер подошел к столу и налил в свободный кубок вина. Выпил медленным глотками, пытаясь успокоиться. Получалось плохо. Вид разлохмаченных женщин будил в нем неприятное раздражение.

Он вновь протянул над ними руки и закрыл глаза, сосредотачиваясь; губы прошептали заклинание.

Чудесным образом на лицах зачарованных женщин исчезли царапины и ссадины, словно незримый гребень прошелся по их волосам, платья приняли прежний вид, словно и не рвались несколько минут назад.

Слуги по-прежнему молча-отстранено стояли вдоль стены.

— Отнесите их по спальням, — приказал герцог. — До приезда Бера и Игла им больше не надо ни завтраков, ни обедов. Будут спать.

В столовую ворвался Дайрон — воин Берангера, приставленный средним братом к своей возлюбленной. Дайрон был силен и опытен — возможно лучший из отряда Бера. Не пожалел Бер охранника для своей варлачки, в отличие от Игла, который привез свою девчонку Линксангеру и уехал, полностью полагаясь на брата.

Лицо охранника было встревоженным и немного глуповатым спросонья. Он вопросительно уставился на герцога.

Линксангер усмехнулся:

— Спишь, когда твоей госпоже нужна помощь? Они разодрались, пришлось на обоих наложить заклятие. Бер приедет и разбудит. Отнеси ее в спальню и до приезда Берангера можешь спать вволю…

Дайрон молча поклонился брату господина, подошел к Крафф и легко поднял довольно упитанное тело возлюбленной сюзерена. Лицо его приняло хмурый вид. Он еще не решил как ко всему этому относится и что скажет герцог Берангер. Впрочем, до него быстро дошло, что объясняться будет не он, а Линксангер. Но теперь-то Дайрон ни на шаг не отойдет от покоев госпожи, даже пищу принимать будет там. И никакого вина — хватит вчерашнего…

Линксангер посмотрел вслед Дайрону, которого слегка покачивало от тяжести варлачки, взглянул как двое слуг поднимают Рогнеду, повернулся и отправился обратно в лабораторию, в полной уверенности, что слова его будут исполнены в точности.

Внутри герцога все бушевало, и он никак не мог понять — почему? Ведь вроде решил возникшую проблему просто и изящно.

Колдун вошел к себе и захлопнул дверь. Раздался громкий звук, Линксангер поморщился — он не любил, когда хлопали двери.

Он прошел к столу, посидел несколько минут, тупо глядя на магические причиндалы и неожиданно понял, что задачка, над которой он бился всю ночь, его больше не интересует. Вообще.

Линксангер подумал, что голоден, что не спал. Но ему ничего не хотелось — ни есть, ни спать, ничего. Ну может, малую толику вина. Или большую…

Он налил из кувшина, накрытого тряпицей, вина и пригубил. Поставил кубок на стол, подошел к магическому котлу и резко отодвинул шторку.

В умиротворившейся глади магической субстанции, он увидел прогуливающихся на конях короля Этварда и Марьян; поодаль, шагах в пятидесяти, следовало двое воинов.

Успокоился король Этвард за столько дней спокойной жизни близ драконовой страны — всего двое бойцов, да и те ему в тягость. Когда он подъезжал к Линксвуду, за плечами следовало двадцать копий, плюс этот бывший отшельник озера Трех Дев, слава о котором гремела чуть ли не по всему миру. Линксангеру нужен был Радхаур, а не король Этвард, он не открыл ворота замка.

А может, Радхаур уже мертв, погиб? Ведь драконья страна полна опасностей — братья так и не рискнули побывать там. Берангер однажды, метаморфировавшись в дракона, пытался пролететь над лесами драконьей страны, но его быстро выгнали настоящие драконы.

И магическому котлу не под силу заглянуть в дебри запретного края…

Колдун потянул ручку котла — изображение увеличилось, он видел теперь лишь улыбающееся, светящееся удивительной нездешней красотой лицо Марьян. Она действительно прекрасна.

Линксангер усмехнулся, вспомнив, как втайне был влюблен в ту, первую Марьян, которая давно погибла, заморенная матерью…

Эта Марьян ничуть не хуже. Наоборот — лучше, красивее, добрее. А принадлежит этому проклятому Радхауру.

У Линксангера даже сердце остановилось на мгновение от внезапно поразившей его мысли.

Он залпом выпил вино, сел на стул, приложил пальцы к вискам, пытаясь успокоиться — столь прекрасен был открывшейся ему план. Он почему-то подумал, что именно так чувствовал себя Иглангер в ту злополучную ночь, когда повел дракона на Рэдвэлл и потерял свою магическую сущность, едва не расставшись с жизнью самой.

Но Линксангер отбросил эту мысль как неуместную.

Он, расстегивая пряжки куртки, встал и направился к лестнице. Он стремился к площадке на донжоне, срывая с себя куртку. Ему не терпелось метаморфироваться и лететь. Лететь за победой. Победой над всеми сразу — над Радхауром, над собой, над старшими братьями. План был великолепен, никаких случайностей не возникнет!

Следуя на вороном коне шагах в двадцати позади Ламорака и Дапры, Радхаур удивлялся, что они и на конях умудряются держать друг друга за руки.

Он специально придержал своего скакуна, чтобы друг мог наговориться с нею перед расставанием. Радхаур прекрасно видел, что Ламораку очень не хотелось уезжать, но они и так прогостили во дворце повелителей драконов три дня.

Что скажет Этвард об их столь долгом отсутствии? Конечно, можно не рассказывать ему о трех днях во дворце, сказать, что тогда, в лесу, провели не десять дней, а всю чертову дюжину. Вполне правдоподобно…

Только зачем врать, разве он чего-либо стыдится? В конце-концов, разве он хоть сказал хоть слово недовольства, когда они проскучали две недели в Шлефордорфском королевстве, а Этвард все не мог решить — нравится ему тамошняя принцесса или нет…

Радхаур не просил и не заставлял торчать Этварда у часовни сэра Аселена, тот сам так решил.

А может, Этвард и не ждет их? Вместе с Марьян и отрядом отправился дальше, оставив, например, Гуула и пару оруженосцев, чтобы те встретили Радхаура по возвращении?

Нет, это вряд ли, хотя такой вариант вполне бы Радхаура устроил. Хотя… Лицо Марьян встало перед глазами…

Интересно, почему он отказал Моонлав? Проснувшаяся от вековечного сна богиня была очень даже привлекательна…

Потому, что все его мысли были устремлены к другому?

Плевать ему на то, с кем она спала прежде, как не было ему дело до того, с кем до него спала та девушка из Маридунума.

Нет, он отказал Моонлав, потому что на подобных лестницах он никогда не должен увидеть Марьян. Не должен! И не увидит. Да и не интересуют его больше женщины — есть Марьян и хватит! Лишь бы наследника принесла, как он обещал отцу у его бездыханного тела…

Ламорак с Дапрой ехали молча, им было просто хорошо друг с другом.

— Я сразу отправлюсь в Сегонтиум, — наконец нарушил молчание юный король. — Сделаю все, что нужно и вернусь сюда. А ты точно не можешь поехать со мной, чтобы познакомиться с моей матерью?

— Я не могу очень надолго оставлять своих дракошек, — в который раз пояснила Дапра и извиняюще улыбнулась. — До Британии путь не близкий… Так надолго… Нет, Ламорак, я не могу…

— Тогда я привезу свою мать к тебе! — пылко сказал Ламорак. — Пропустишь сквозь свой лес, не заставишь и ее проходить через ловушки?

— Ламорак, я люблю тебя, — серьезно сказала девушка. — И если ты хочешь, то я должна предстать перед твоей матерью… — Она помолчала, потом спросила:

— Хочешь знать, как погиб мой отец?

Ламорак промолчал, ожидая продолжения.

— Его убил мой дед за то, что он похитил мою маму. Отец любил ее, очень любил — он не виноват, что она умерла. А дед, лесник, был уверен, что отец просто похитил ее против воли и замучил до смерти, он не обратил на меня никакого внимания, сказал мало ли нежданных бастардов в мире…. Лесник, то есть мой дед, выкупил у какого-то колдуна волшебные доспехи… Он вызвал отца на смертный бой. Отец не хотел убивать моего деда — я его так и не видела, кстати, но и не принять бой он не мог. Они погибли оба, я осталась одна с драконами. Мне тогда просто не хотелось жить, но драконы… Они погибли бы без меня. Поэтому я так ждала рыцаря, который мог бы войти во дворец. И сначала, если честно, мне было все равно кого из вас двоих выбрать, но там, у озера… Я полюбила тебя Ламорак с первого взгляда, а сейчас мне кажется, что именно тебя я и ждала всю жизнь.

— Я люблю тебя, — столь же серьезно сказал Ламорак. — И мне больше никто не нужен. Я торжественно клянусь тебе, хранить верность… Всегда… Но, ты должна знать, Дапра… У меня были женщины… Я их не любил, я… Я не знал, что с кем-то может быть так хорошо, как с тобой…

— Знаешь, однажды, очень давно, еще при отце, мне было тогда лет семь, я видела в загоне, ну куда малышей-дракончиков выгоняю и живность всякую… В общем, я увидела как дракон-полугодок подобрался сзади к огромному борову и сделал свое дело… Смешно? Я тогда удивилась. Отец сказал, что этого дракона надо прогнать… Я плакала и просила оставить его, мой отец уступил мне. Но потом этот дракон вырос и оказался прекрасным отцом, у него великолепное потомство и он не отходит от своей избранницы. Кстати, именно он вез вас из пустыни к озеру… Драконы почти как люди, у них семейные пары — на всю жизнь…

— Я понял, что ты хотела сказать, Дапра, — с волнением произнес Ламорак. — Спасибо. Сейчас мне никто, кроме тебя не нужен, но я должен был сказать тебе, чтобы ты знала — ведь у тебя-то никого не было!…

— Ты сказал, я знаю. И забудем об этом! — мягко улыбнулась девушка.

Думал ли когда-либо Ламорак, что будет испытывать такие чувства?! Думал ли он, что ему может быть так хорошо с женщиной? Раньше — нет, в последнее время — надеялся.

Какое-то время они ехали молча, по-прежнему держась за руки, Радхаур следовал позади, не мешая им, за что Ламорак был искренне благодарен другу.

Ветви придорожного дерева склонились к Дапре, зашелестели. Она осторожно вынула ладонь из руки Ламорака и замерла, словно вслушиваясь. Затем кивнула и посмотрела на Ламорака, сделала Радхауру жест приблизиться.

— Мы уже совсем рядом с развилкой, той, где дорога делится на светлую, по которой мы сейчас едем, и темную. Мне сообщили, что по запретной дороге движется какой-то рыцарь. Сэр Радхаур, хотите посмотреть? Готова спорить, он свернет на светлую дорогу.

Радхаур пожал плечами, но сказал:

— Не надо думать о всех рыцарях, как о последних разбойниках и трусах. Я не знаю, кто решил вступить на запретную тропу — сэр Таулас его наверняка предупредил, куда ведет эта дорога. Но если незнакомец — рыцарь, он свернет именно на темную тропу, как и мы с Ламораком.

— О, если б было как вы говорите, я не ждала бы так долго вас! — рассмеялась Дапра. — Когда умер отец, каждый, въезжающий на дорогу вызывал у меня надежду. Но я дождалась… Хотите, поторопимся и спрячемся у развилки? Он повернет на светлую тропу.

— Посмотрим.

— Что ж, — улыбнулась повелительница драконовой страны, — срежем путь.

Дапра направила коня прямо в чащу, деревья странным образом расступились перед ней, но уже ничему подобному в этом лесу друзья не удивлялись.

Через несколько минут Дапра остановила коня, прислушалась к шелесту листвы и сказала:

— Подождем, он скоро будет здесь.

Они стояли почти у самой дороги, лишь несколько деревьев отделяло их от обочины. Левее виднелась памятная развилка. Дорога просматривалась великолепно.

— Так он же нас сразу увидит! — заметил Ламорак.

— Не увидит, — улыбнулась в ответ Дапра.

Они молча ждали, вглядываясь в дорогу, по которой вскоре должен был проехать рыцарь навстречу своей судьбе. Что повлекло его сюда? Это лишь ему известно.

Радхаур первый заметил одинокого всадника.

— Ваше величество, — обратился Наследник Алвисида к повелительнице драконовой страны, — если он повернет на светлую дорогу он неминуемо погибнет?

— Почти сразу же, таков закон моей страны, — жестко ответила Дапра. — Не думайте, что мне это так уж нравится. Я желала каждому, чтобы он прошел…

— Он едет за мной, — сказал Радхаур. — Это Гуул, мой незванный телохранитель, Ламорак рассказывал вам о нем. Может быть, что-то случилось… там в лагере.

— Ты можешь остановить его, сэр Радхаур, — согласилась Дапра, — пока он не доехал.

— Он повернет на темную тропу, — ответил Радхаур. — Туда же, куда повернул я.

А про себя решил, что пусть Гуул сам выбирает себе судьбу.

Бывший алголианин достиг развилки, внимательно вгляделся в кусты, в деревья и без колебаний двинулся по темной тропе.

— Его не интересуют алмазы и прочие соблазны, — сказал Радхаур. — Он ищет меня.

— Тогда позови его и отправляемся дальше, — сказала Дапра.

Радхаур направил коня на дорогу.

— Гуул, ты решил сразиться с драконами или ищешь меня? — громко спросил он.

Всадник резко обернулся, ничего не сказал, развернул коня и подъехал к появившемуся из-за деревьев Наследнику Алвисида и его спутникам. Он не обратил ни малейшего внимания на невесть откуда взявшуюся здесь красавицу, взгляд его был прикован к мешку с торсом Алвисида.

— Почему ты поехал? — спросил Радхаур, когда Гуул приблизился. — Я ведь объяснял, что…

— Я сделал так, как вы сказали, — спокойно ответил Гуул. — Но прошло шестнадцать дней — священное число. Вы либо погибли, либо должны были вернуться. Либо могли лежать раненым, со сломанной ногой и ждать помощи. Поэтому я отправился — чтобы найти вас мертвого, либо живого.

— Все в порядке, Гуул, — граф похлопал по мешку с драгоценной реликвией. — И теперь могу тебе точно сказать, что если бы ты был со мной, мы бы погибли оба.

— Но ведь Ламорак был с вами…

— Он вывихнул ногу за полдня пути до торса, я шел один. Судьба охраняла его… и меня.

— Это была воля Алгола, — прошептал Гуул, прочертив в воздухе священная спираль.

— Может и так, — не стал спорить Наследник Алвисида. — С Марьян и Этвардом все хорошо?

— Да, можете не беспокоиться, они ждут вас.

— Гуул, я хочу представить тебя Дапре, повелительнице драконовой страны. Если бы ты свернул на светлую тропу, твои кости висели бы на тех деревьях.

— Алгол указал мне нужный путь. Очень приятно быть представленным вам, ваше величество, — без всякого выражение поклонился девушке Гуул.

— Тогда поехали скорее, я хочу познакомить Дапру с Этвардом! — воскликнул Ламорак и пришпорил коня.

Путь до развилки показался в свое время Радхауру куда как длиннее, чем когда возвращался обратно.

— Слушай, Гуул, — сказал Радхаур, вновь придержав коня, — кого бы из моих оруженосцев приставить, чтобы круглосуточно охранял бы торс Алвисида? Не хотелось, чтобы с таким трудом добытой реликвией что-то случилось.

Он пристально смотрел на алголианина, поймав себя на мысли, что ему доставляет удовольствие подтрунивать над Гуулом. Он догадывался, что скажет алголианин и не ошибся:

— Если вы не будете возражать, — как всегда бесстрастно произнес Гуул, — я бы предложил приставить к торсу великого сына Алгола человека не из вашего отряда. Вы не знаете его, но я ручаюсь, что если ему доверить этот мешок, он не допустит никаких случайностей. Никаких, можно быть совершенно спокойным.

— А если с торсом вдруг что-то случится, то он сделает себе Дэлетс? — усмехнулся Наследник Алвисида.

— Да, — только и сказал Гуул.

— Хорошо, я доверю охранять торс до самого Рэдвэлла тому, кому ты скажешь, Гуул.

Радхаур пришпорил коня, чтобы догнать Ламорака и Дапру.

Наконец, маленький отряд выехал к старой часовне у главной дороги.

— Вон Дапра, посмотри, — указал на дерево, где так и висели три разбойника, Ламорак, — это убийцы сэра Аселена и мучители малыша. А там — могила сэра Аселена.

— Достойнейший был рыцарь, — сказала Дапра, — мой отец очень уважал его. Когда-то, когда сэр Аселен был молодым, они чуть не сошлись в поединке, но Аселен догадался, кто перед ним и преклонил колени. С тех пор он и жил в этой часовне, уберегая горячих смельчаков от глупой неосторожности. Нельзя входить в драконову страну без чистых помыслов…

Лагерь Этварда жил своей жизнью, не заметив появившихся долгожданных Радхаура и Ламорака.

— Где может быть Марьян или Этвард? — повернулся Радхаур к Гуулу.

— Последние несколько дней с утра до обеда король Этвард учит Марьян верховой езде, — пояснил алголианин. — Ей очень нравится.

— А-а, — равнодушно произнес Радхаур, но где-то в груди что-то екнуло. — Пусть учит, дело хорошее.

Наконец один из воинов заметил всадников и побежал в сторону озера, громко выкрикивая имя сэра Тауласа. Радхаур почему-то подумал, что отшельника тянет к воде, возле которой он провел долгие годы жизни.

Радхаур соскочил с коня, Ламорак помог спуститься Дапре.

К ним подбежал сэр Таулас, сгреб вместе Радхаура и Ламорака, обнял их.

— Вернулись! — только и мог выговорить он.

Когда он разжал свои медвежьи объятия, сзади до руки графа кто-то дотронулся. Радхаур обернулся — Триан со счастливыми глазами протягивал ему кувшин.

Радхаур взял, сделал большой глоток и передал Ламораку:

— Пей, это эль! И какой вкусный! Соскучился по нему. Для меня берег, Триан?

Немой слуга радостно кивнул головой.

— Спасибо. Сэр Таулас, я хочу представить вас Дапре, повелительнице драконовой страны.

Бывший отшельник взглянул на девушку, поднял брови, но преклонил колено.

— А сэр Аселен говорил о короле драконов.

— Отец скончался. Но это не значит, что что-то изменилась, — сказала девушка и в голосе ее послышался властный вызов.

— Вы, наверно, голодны после дороги, — спохватился сэр Таулас, который в отсутствие короля Этварда не без оснований считал себя старшим в лагере. — Сейчас вас накормят.

Бывший отшельник отвел в сторонку Радхаура.

— Скажи, только честно, я бы смог вернуться из драконовой страны?

Радхаур думал не больше секунды.

— Да, сэр Таулас, могли бы. Ваше сердце не знает страха и подлости, только так можно вернуться оттуда.

— Тяжело было?

— Было и тяжело.

— Я горжусь тобой и Ламораком, — сказал Таулас. — Вы — герои. Про вас сложат песни.

— Скажешь уж…

Радхаур раздумывал — отправляться за Марьян или нет? Он, конечно, соскучился, но Этвард может подумать…

А, все равно они скоро вернутся, подождет здесь.

Дапра повернулась к Таулусу:

— Я хочу посмотреть жилище сэра Аселена и поклониться его могиле.

— Конечно, ваше величество, — учтиво ответил бывший отшельник, — идемте, я вам все покажу.

Ламорак, отправился вслед за Дапрой.

На дороге показался одинокий всадник, издалека кричавший:

— Сэр Таулас, сэр Таулас, беда!

Конь подскакал к личному телохранителю короля Этварда и всадник буквально вывалился из седла, лицо его было бледным от ужаса.

— Король… Он…

Сэр Таулас хлестнул воина пальцами по лицу:

— Говори, что случилось! — прохрипел он и, не оборачиваясь, через плечо распорядился стоявшим рядом бойцам, с любопытством поглядывающим на повелительницу драконов:

— Общая тревога, быстро моего коня и боевое копье! — Он снова повернулся к прибывшему:

— Что с королем? Ты бросил его?

— Он послал меня за вами… он ранен… он…

— Что случилось? В этих местах никто не живет. Разбойники?..

Воин тяжело дышал, сэр Таулас, сжимая от ярости и нетерпения кулаки, дал ему время отдышаться и привести мысли в порядок.

— Мы с Брайлом ехали шагах в пятидесяти от короля и госпожи, — наконец начал рассказывать воин. — Все было хорошо, ничто не предвещало беды. Вдруг со стороны леса вылетел дракон и сделал над дорогой большой круг. Мы не обратили сперва на него внимания, привыкли, что здесь их полно летает, они никогда не нападали. А этот вдруг спикировал неожиданно и схватил короля, вырвав из седла. Конь короля от страха убежал вперед, а тот, на котором ехала госпожа, наоборот, словно прирос копытами к земле. Его величество выхватил меч и пытался поразить чудовище в сердце, но тот взлетел ярдов на пять и бросил короля на дорогу. Затем как набросится на нас двоих! Сбил Брайла с коня крылом, да лапой как треснет по крупу бедной животины, конь так и околел на месте. Я успел выставить копье и даже порвал чудовищу чуть-чуть правое крыло. Тогда он развернулся, выхватил госпожу из седла… Она так и сидела на коне… Дракон понес ее прочь от дороги…

— Король жив? — быстро спросил Таулас.

— Да, он сильно ушибся, может что-то и сломал, я не знаю. Он послал меня за вами, чтобы выручать госпожу. С ним Брайл…

— Куда полетел дракон, похитивший госпожу? В какую сторону?

— Я не знаю… Куда ж ему еще лететь, как не в драконову страну?.. Но я вот подумал… Чудовище может вернуться за королем…

« Госпожа… это же — Марьян!» — Забило в голове Радхаура. Он обязан спасти ее!

— Как выглядел этот дракон? — спросил у воина Ламорак.

— Сильный такой, большой, с рожками… Красного цвета… Как вылетел из-за леса…

— Это не мой дракон, — сказала побледневшая Дапра. — Драконы не воруют женщин. И… мне бы обязательно сообщили. Это не мой дракон.

— Я знаю, любимая, — чуть ли не торжественно произнес Ламорак. — Это — МОЙ дракон. По коням!

— Ламорак, он унес Марьян, — взял друга за плечо Радхаур. — Значит, этот дракон и мой тоже. Я обязан ее спасти.

Таулас уже сидел на боевом коне, оруженосец подал ему копье. Несколько оруженосцев держали копья и щиты для Радхаура и Ламорака. Вооруженные бойцы спешно выстраивались на дороге.

— Вперед! — проревел сэр Таулас.

Ночь после признания Этварда в любви к ней Марьян почти не спала.

Она любила Радхаура всей душей, и ничего больше ей не надо было кроме, как быть рядом с ним, быть нужным ему. Родить ему ребенка — вот предел ее желаний.

Ей даже в голову не могло придти, что она может вызывать в других мужчинах любовь, она просто не думала об этом. К Этварду она относилась хорошо, во-первых, потому что он лучший друг Радхаура, а, во-вторых, она видела, что ему интересны ее рассказы и важны советы…

Случившееся было для нее полной неожиданностью.

Сэр Димерик… Это совсем другое.

А к Этварду или Ламораку она относилась точно так же, как, например, к подругам в Храме Каменного Зверя, с которыми нечего делить. Она всю жизнь хотела быть со всеми в хороших отношениях… Наивная! Наверное, это просто невозможно…

После долгих раздумий она решила, что все сделала абсолютно правильно, ей не в чем упрекнуть себя. Но ей, почему-то, очень жалко стало Этварда. И совсем не хотелось, чтобы он, оскорбленный отказом, видел в ней врага… Она не знала как к этому может отнестись Радхаур. Она могла простить любимому некоторую холодность, она готова стерпеть все, но она не желала давать ему повод к недовольству, а Этвард…

Самой себе Марьян могла признаться — Этвард и Ламорак ближе Радхауру и дороже, чем она. Но она стерпит и это. Она все стерпит.

Она проснулась, когда солнце было уже высоко. Этварда в тот день не встретила.

На следующий день она сама разыскала его — что было не так трудно в небольшом походном лагере — и спросила, не мог бы он научить ее верховой езде. Она сделала вид, что не заметила его сердитый взгляд. Она улыбалась ему.

Этвард без особого желания согласился. Так начались их ежедневные поездки.

Во время прогулок Марьян говорила и говорила, старательно вставляя замечания о том, как любит Радхаура, как ценит его друзей… и что Шлефордорфская принцесса, например, могла бы принести Этварду счастье.

Разве могла она знать, чем закончатся эти поездки? Она была уверена, что Этвард больше не станет приставать к ней, но опасность подкралась совсем с другой стороны. Нежданная опасность, неразумная — дракон, напавший на них.

Как назло, ее конь с упрямым ржаньем замер на месте, ее умения не хватило развернуть его и помчаться прочь, либо погнать вперед. Да и не хотела она бросать Этварда, которого на самом деле успела полюбить — как друга, как брата…

Когда же она — сердце сжалось от ужаса — увидела, как упал Этвард, выпущенный чудовищем из лап, как покатился безжизненно по траве… Хотелось кричать от боли, но крик застрял в горле.

Когда же дракон подхватил ее…

Больше всего на свете она боялась крови, боялась боли… Нет, не правда, больше всего на свете она боялась потерять Радхаура…

И в тот миг подумала, что если дракон и ее бросит оземь, то она переломает руки и ноги… И будет не нужна Радхауру.

Она не была уже той девочкой, стоящей на горе Тхэбэксан, в ожидании страшного, и потерявшей сознание от непреодолимого ужаса, когда неведомая сила оторвала ее от земли.

Она знала, что в крайнем случае успеет вонзить в сердце кинжал, который всегда при ней.

Она ждала, когда дикое чудовище разожмет сильные лапы, обхватившие ее талию.

Но дракон все выше и выше поднимался вверх. Он держал ее так, что ей не было больно — бережно держал.

И у нее закралась сумасшедшая мысль — может, это Радхаур из сердца драконовой страны послал за ней?

Нет, дракон стремительно уносился в другую сторону от драконовой страны.

Она глянула вниз, увидела внизу маленькие деревья, ниточку дороги… Ее от страха затошнило, стало не по себе. Она потянулась за кинжалом, чтобы вонзить его в тело чудовища, чтобы все скорее закончилось — пусть гибелью…

Но не успела даже вынуть из платья клинок — случайно бросила еще один взгляд вниз и тут уж от высоты и ничтожности сверху огромных вековых деревьев сознание покинуло ее.

План, заставивший Линксангера потерять голову и забыть обо всем, на поверку оказался не столь уж хорош.

То есть, если бы обдумать на холодную голову, предусмотреть все неожиданности и возможные повороты, то все прошло бы отлично.

Но горячность — это от отца, наследственное. При незначительных, ненужных в общем-то делах во всех троих братьях проявляются удивительное терпение и скрупулезность, когда же решается вопрос жизни — все поглощают эмоции.

Линксангер не подумал всего лишь об одном пустячке — как он доставит Марьян в замок. Ведь если он перевоплотиться обратно в человека у нее на глазах, то на всю жизнь останется для нее похитителем, врагом. Причем, придется сразу предстать перед нею голым…

А произнести заклятие, чтобы очаровать волшебным сном пленницу, когда мчишь средь облаков в образе дракона невозможно.

Линксангер клял себя на чем свет стоит и лихорадочно соображал — что же теперь делать? Отказаться от надежды завоевать ее любовь и лишь держать заложницей, ожидая Радхаура?

Сами Силы Космические помогли ему — он почувствовал, что девушка в его лапах потеряла сознание!

Нет подарка лучше, теперь он сделает все, как и предполагал раньше. Теперь-то он точно знал, что удача не покинет его и впредь.

Замок всего в десятке минут стремительного полета, скоро он достигнет цели!

Преследователей он не боялся. Он специально сделал крюк, пролетев чуть на страной драконов, едва пересеча незримую границу, чтобы телохранители короля Этварда решили, что он из драконьей страны. Далеко залетать туда он опасался — настоящие драконы вполне могли пощипать бока, а то и налететь, разгневанные, вчетвером-впятером, ему будет не осилить. Тем более, когда в неуклюжих лапах столь драгоценная ноша…

И не найдут его никогда… В голову пришла еще одна счастливая мысль…

Он даже не обращал внимания на рану в левом крыле, поглощенный предстоящим. Этот телохранитель Этварда, столь испугался, что со страху умудрился неловко выставить копье, а Линксангер на него напоролся. Сейчас он раны почти не замечает, а потом, после перевоплощения, и тем более — залечить будет пара пустяков.

Он подлетел к своему замку, аккуратно опустил девушку на крышу донжона и приземлился сам. Сразу стал метаморфироваться обратно в человека — времени совсем мало, девушка может в любое мгновение придти в себя и все увидеть.

Ему повезло: он, еще чуть дрожа после перевоплощения, уже стоял на ногах, а глаза похищенной были еще закрыты. Линксангер хотел было первым делом одеться, но усмехнулся собственной торопливости — сперва нужно наложить заклятие на Марьян (ах, как красиво это имя, под стать хозяйке!) а уж потом заниматься всем прочим.

Герцог не отказал себе в удовольствии наложить на прекрасную пленницу то же заклятие, что на Рогнеду и Крафф. Марьян проснется лишь от поцелуя мужчины.

И этим мужчиной, пробудившим ее от очарованного сна, будет он — герцог Линксангер.

Прекрасное настроение переполняло его. Он с легкостью поднял на руки бесчувственную красавицу, ощутив от одного лишь прикосновения к ней ни с чем не сравнимое наслаждение, и стал с нею на руках спускаться вниз. Что-то твердое, железное под рукой насторожило его.

Он отнес ее в свою спальню, уложил на просторную кровать и, бесчувственную, ощупал.

У него мутилось в голове и хотелось овладеть ею прямо сейчас. Но, наверное, это то же самое, что с покойницей… Герцог помнил разъяренные рассказы матери о забавах отца. От одной мысли предаваться любви с бесчувственной женщиной — мертвой ли, пьяной ли до бесчувствия, или завороженной — Линксангера мутило.

Он отыскал искомое — в платье Марьян был спрятан узкий длинный кинжал, который он посчитал за лучшее прихватить с собой.

Герцог поборол в себе желание прямо сейчас поцеловать ее — надо согнать овладевшее им безумие победы, надо успокоится, чтобы не совершить непростительных ошибок. Он направился в лабораторию — выпить за успех кубок вина, имеет полное право!

Линксангер отпраздновал удачу и подошел к магическому котлу — посмотреть, что с Этвардом, нет ли новостей о Радхауре?

И выругнулся.

Он, поглощенный порывом похитить Марьян, забыл в спешке закрыть шторку на магическом котле.

Волшебная субстанция вырвалась на волю, перехлестнув края котла, прожгла в столе дыры и частью испарилась, частью впиталась в каменный пол, оставив после себя неприятную плесень.

Колдун чувствовал себя ослепшим. Зла не хватало — но злится должен лишь на себя, больше не на кого. На приготовление нового магического вещества уйдет не менее дюжины дней…

Да и пусть, в конце-то концов! Даже если Радхаур избежит его мести сейчас, вскоре вернется Берангер, а затем и Игл, втроем они все придумают. Никуда он не денется.

А вот Марьян — в замке. И только об этом стоит думать.

Радхаур первый доскакал до места недавней трагедии на дороге. Его конь заржал при виде погибшего от лап дракона собрата. Граф натянул поводья, объехал лежавшего коня и спрыгнул на землю.

Этвард с закрытыми глазами сидел, прислонившись к дереву у обочины, в руке он держал обнаженный меч. Рядом, с копьем в руке, стоял воин, тот самый Брайл. Узнав прибывших он облегченно вздохнул.

— Этвард! — подбежал к другу граф. — С тобой все в порядке?

— Радхаур?! — Этвард открыл глаза. — Ты жив… Ты вернулся… А я… Я виноват перед тобой, Уррий… Я не уберег Марьян…

Граф взял сводного брата за плечи и с силой тряхнул, чтобы привести его в чувство.

— Этвард?! С тобой все в порядке? У тебя все цело?

— Со мной все в порядке… Марьян…

— Мы спасем ее, Этвард, спасем, — сказал подбежавший Ламорак.

— О, Ламорак… — Этвард словно был заморожен, слова еле выдавливались из него. — Вы оба вернулись из драконовой страны. А я…

— Ну-ка, вставай, — Радхаур взял друга под мышки и рывком поднял на ноги. Затем осмотрел следовавших за ним всадников и улыбнулся кому-то, кивнул, чтобы она подъехала. — Этвард, разреши я представлю тебя Дапре. Дапра, это Этвард Пендрагон, верховный король Британии.

Ламорак помог ей сойти с коня и подвел к другу.

— Радхаур, я же просил никому здесь не открывать моего имени, — рассерженно произнес Этвард, и граф усмехнулся — король словно забыл о своем горе.

— Дапра — повелительница страны драконов, — с гордостью сказал Ламорак. И добавил скромно:

— Моя невеста.

Этвард удивленно перевел взгляд с Ламорака на девушку.

— Но ведь говорили, что повелитель драконов — мужчина с тремя…

— Мало ли что говорят, — усмехнулся Радхаур. — Куда дракон понес Марьян?

— Как куда? В драконову страну, конечно.

Радхаур многозначительно посмотрел на Дапру.

Она покачала головой и скептически щелкнула язычком. Но предложила:

— Если вы согласитесь подождать, я скажу вам точно — в драконовой ли стране похищенная девушка или нет.

— Марьян — не просто девушка, — неожиданно сказал ей Радхаур, тон его был очень серьезен. — Она — моя жена.

Дапра ничего не ответила, просто прошла в лес и скрылась среди деревьев.

— На коня сесть сможешь, Этвард? — спросил граф короля. — Или послать за каретой?

— Никаких карет! — резко шагнул от дерева Этвард. — Я виноват и я должен найти Марьян!

— Искать будем все, — спокойно ответил Радхаур. — Если, конечно вы, ваше величество, не будете возражать.

Только сводный брат, не единожды битый во взаимных потасовках мог понять иронический смысл этого обращения, ну, может быть, еще Ламорак. Радхаур продолжил:

— Я предлагаю всех воинов двойками осматривать ближайший лес по эту сторону дороги. Если Марьян в драконовой стране, тогда все проще, Дапра нам поможет. Если ее там нет, а сердце мне подсказывает, что это так, то… Насколько далеко мог улететь с ней дракон? Миль на сто?.. Вряд ли, судя по рассказам Дапры драконы так далеко сразу не улетают, им необходим отдых. Этвард, ты не исследовал здешние места? Есть тут какие-нибудь пещеры, деревни, города?

— Есть замок в полутора днях быстрой скачки от лагеря. В другую сторону, дальше по дороге… Но замок заброшен, мертв… Там, похоже, никто не живет…

Вышла Дапра, посмотрела на Радхаура.

— Это не мой дракон, — сказала она. — Деревья говорят, что он залетал к нам, сбивая оставшихся спутников девушки со следа. Это не живой дракон, маг. Здесь поблизости живет в замке один, не помню его имени: то ли Линсабер, то ли Винксагер…

— Линксангер! — воскликнул Радхаур. — Герцог Линксангер! Все! Теперь я знаю, где искать Марьян!

— Я приказала своим драконам, — она подняла руку к небу:

— Смотрите.

Под облаками летели драконы. Не стаей, не бесцельно — каждый в своем направлении. Разведчики.

— Они облетят все земли на несколько десятков миль вокруг и обязательно узнают, где ваша жена, сэр Радхаур.

— Хорошо, — мрачно сказал Радхаур, сжимая рукоять Гурондоля. — Надо отправляться в лагерь и ждать результатов там. Этвард, тебе необходимо отдохнуть — скорее всего, нам сегодня предстоит трудный вечер. Сам сядешь в седло или тебе помочь?

— Сам сяду, — буркнул Этвард. — Вы расскажете наконец или нет, где вас носило шестнадцать дней?

Глава восьмая. ЗАМОК ЛИНКСАНГЕРА

День клонился к вечеру, когда Линксангер вошел в собственную спальню, чтобы пробудить от магического сна свою прекрасную пленницу…

Пленницу? Нет — повелительницу! Он сделает все, чтобы завладеть ее сердцем, как завладела она, сама того не ведая, его помыслами и желаниями.

И он не использует магию, нет. Во-первых, он пока лишь маг второго тайлора, возможностей не хватает приворожить человека не на день или даже на год, а на всю жизнь, а каждый раз накладывать новое заклинание… В то же время превращать любимого человека в послушную тебе куклу — означает презирать самого себя. Ведь ему не просто хочется обладать этой красавицей, а жить с ней, родить от нее наследника… Трудно все объяснить словами, даже самому себе. А, во-вторых, Игл сразу заметит магию. Усмехнется и заберет Марьян себе… Вот если Линксангер завладеет ее сердцем, пусть даже при помощи лжи…

А ложь необходима, без нее ничего не получится. Полдня просидел Линксангер над кувшином вина, продумывая что и как сказать ей, чтобы поверила. А все остальное уж от него зависит…

Линксангер набрал полную грудь воздуха, словно готовился прыгнуть со скалы в океанскую пучину, выдохнул и склонился над Марьян.

На миг, вместо прекрасного лица с нездешней, но такой притягательной своей непонятностью красотой, он увидел совсем другое лицо — вся левая половина обезображена огромным фиолетовым пятном, а другая иссечена застарелыми шрамами так, что отталкивающе выгнута верхняя губа, словно в издевательской усмешке.

Герцог отпрянул — но нет, перед ним лежала прежняя Марьян, грудь девушки ровно вздымалась в размеренном сне.

Что это было — предохраняющее магическое заклятие? Может быть, вполне может быть. Этот Радхаур мог попросить своего азиатского колдуна наложить на нее что-нибудь этакое, чтобы она сама не знала, но любой кто на нее покусится, увидел жуткую морду. Но то ли заклятие наложено плохо, то ли на него, колдуна второго тайлора, оно подействовало едва-едва.

Линксангер вновь сделал шаг к Марьян.

Вот ты, бездны космические! Все, казалось, продумал, а о пустяке опять забыл — она же, пролежав столько, может быть голодна. И, в любом случае, бокал пьянящего вина для первого знакомства не помешает…

Пришлось спускаться вниз, ждать пока слуги все приготовят и лишь потом снова подниматься к той, что неудержимо влекла его.

Сердце билось, словно он выходил с мечом в руках на смертный поединок. На миг герцог пожалел, что ему не придется сражаться с мечом в руке на самом деле. А сколь было бы здорово: поверг наземь противника — получи в награду любовь! Нет, придется биться совсем на другом, совершенно ему незнакомом поле.

Столик с кувшином вина, двумя высокими серебряными кубками и закусками стоял недалеко от кровати.

Он наклонился над Марьян и, сдерживая неровное дыхание, коснулся губами ее губ.

Она улыбнулась — еще во сне, медленно открыла глаза.

Увидев склонившегося к ней незнакомого мужчина, она вздрогнула, резко села на постели, отстранилась в дальний угол просторной кровати, поджала под себя ноги, чуть не свернулась в клубок, как ежик при опасности, выставив вперед иголки холодности.

— Кто вы?

— Не бойся меня, прекрасная незнакомка, — стараясь говорить как можно ласковее, произнес колдун.

Сейчас ему необходимо было любой ценой убрать эти ее иголки страха и настороженности.

— Кто вы? — повторила она. — И где я?

— Вы в моем замке, прекрасная незнакомка, — галантно поклонился Линксангер и представился, заранее придуманным именем одного дальнего родственника, о котором лишь слышал:

— Меня зовут Вацлав и я полностью к вашим услугам. А как зовут вас?

— Марьян, — она немного оттаяла, но была напряжена. — Как я оказалась здесь? Что со мной произошло?

— Вы пролежали без сознания три ночи и три дня. Я боялся, что вы заколдованы, Марьян. — О, какое наслаждение он испытал, обращаясь к ней по имени. — Я слышал, что от некоторых чар может избавить лишь поцелуй, вот я и осмелился… Надеюсь, вы не серчаете на меня?

— Но как я здесь оказалась, сэр Вацлав?

— Я прогуливался на коне по своим землям, — выдал заранее приготовленную историю Линксангер. — Неожиданно я увидел снижающегося дракона, в руках он держал вас. Я и мои воины погнались вслед за ним. Он опустился на поляну, положил вас и набросился на меня. Я победил его. Его туша там и валяется на корм воронам. Я боялся, что вы никогда не проснетесь, я сидел рядом с вами все эти дни. Выпейте вина, прекрасная Марьян, это придаст вам силы…

— Спасибо, — Марьян механически взяла протянутый кубок и пригубила — она думала совсем о другом.

— Вы голодны? — любезно осведомился Линксангер.

— Да. То есть нет, — Марьян слезла с постели, встала на холодный каменный пол, поставила кубок на столик. — Мне надо отправляться обратно. Сэр Вацлав, я признательна вам за все, что вы для меня сделали — вы храбрый и благородный рыцарь. Не могли бы вы дать мне коня и сопроводить меня до… — Она не знала, как называлось озеро, где они разбили лагерь. — Сэр Вацлав, вы знаете часовню сэра Аселена у запретной дороги в страну драконов?

— Я не знаю даже, где находится страна, которую вы упомянули, прекрасная Марьян, — не моргнув глазом, соврал Линксангер. — В наших краях такой страны нет.

— А… Вы знаете Шлефордорфское королевство, в Тевтонии… Вы можете отвезти меня в Шлефордорф? Оттуда мне известна дорога…

— Мне ничего не известно о таком королевстве. А Тевтония… Она очень далеко на западе, я только слышал о тех краях… Чтобы туда добраться, нужно более года.

— Более года? — в ужасе воскликнула Марьян. — Но как же тогда я здесь оказалась?

— Наверное, дракон вас похитил в Тевтонии, да? — сочувственно спросил он. — Драконы очень выносливы и летят быстро. Даже если б его можно было уговорить отвезти вас обратно, то он все равно уже мертв. Привыкайте к мысли, что вы останетесь здесь. Вы прекрасны, Марьян, вас никто не обидит. Я готов взять вас в жены…

— Нет! — чуть не закричала она. — Я… Меня будет ждать Радхаур, я принадлежу ему!

Линксангер и виду не подал, что он чувствует при упоминании этого имени.

— Сэр Радхаур… Он ваш муж перед Богом? — наивным голосом спросил колдун.

Она смутилась, опустила глаза.

— Вы — христианка? — тем же тоном продолжил Линксангер.

— Нет, я поклоняюсь мудрому Хвануну, но это не мешает мне любить христианина, а ему — меня. Я готова принять его веру и пойти с ним к алтарю, но для этого Радхауру необходимо согласие моего брата, царственного вана Когуре. Послы с согласием, может, уже вернулись от моего брата…

— Но пока, насколько я понимаю, вас не связывают узы брака?

— Нет.

— Но ведь добираться до Тевтонии вам далеко, может год, а может и намного дольше — ведь я даже не знаю пути туда. Ваш Радхаур, не связанный узами брака, может найти себе другую женщину…

— Зачем, зачем вы мне все это говорите, сэр Вацлав? Зачем? Вы же сами видите, что причиняете мне боль!

Она села на кровать, закрыла лицо руками и, не в силах сдержаться, расплакалась.

Плечи ее сотрясались — Линксангер не мог отвести от них взгляда. Он сел и осторожно погладил ее по волосам, она не отстранилась.

— Успокойтесь, прекрасная Марьян. Выпейте вина, оно придаст вам силы. Не я виновен в ваших несчастиях, но я пленен вашей красотой. Я, конечно, готов отправиться ради вас в дальний и опасный поход… Но мне необходимо уладить дела здесь, а на это понадобится не один десяток дней…

Она едва слышала его. За что, за что ей такие испытания? Чем она прогневила Хвануна? Чем могла вызвать недовольство Радхаура или его Бога? За что, за что?

А ведь этот рыцарь прав — Радхаур сочтет ее погибшей в лапах дракона. Он… Он… Не хотелось об этом думать, но за год, что она будет добираться даже уже не до Тевтонии, а до замка Радхаура, он найдет себе жену. Ведь он много раз повторял, что поклялся у отцовского гроба, что род не прервется, ему нужен наследник…

Что же теперь делать, что делать?

— Может, прекрасная Марьян, мне оставить вас одну, чтобы вы успокоились? — любезно предложил герцог.

— Нет-нет! — испуганно вскричала она, вздрогнув. Схватила протянутый кубок, сделала большой глоток. — Не уходите, сэр Вацлав, прошу вас! Не оставляйте меня сейчас одну!

Внутренне герцог улыбнулся первой маленькой победе. Этот успех необходимо развивать как можно быстрее.

Он продолжал гладить рукой ее по волосам.

— Не беспокойтесь, прекрасная Марьян, я никому не дам вас в обиду, — как можно нежнее произнес он. — Я защищу вас от кого угодно. Мой меч крепок, и он принадлежит вам, поскольку вы завладели моим сердцем.

Она подняла глаза и внимательно посмотрела на сидевшего рядом с ней мужчину.

Он был намного старше Радхаура и… он нравился ей. И как много сейчас от него зависело.

Марьян не собиралась сдаваться — сердцем она принадлежит Радхауру и обязательно до него доберется.

Но для этого ей необходим этот рыцарь.

Почему-то вспомнилось, как много лет в Храме Каменного Зверя ее готовили в жрицы любви, как она с бьющимся сердцем вставала в шеренгу подруг, ожидая, что какой-нибудь мужчина выберет ее для скрашивания дней в чреве Зверя…

— Я люблю вас, прекрасная Марьян, — улыбнулся ей он.

И она, уткнув лицо ему в грудь, вновь расплакалась.

Герцог вдруг понял, что победил.

Он обнял ее, она не отстранилась, не сбросила его руки…

Отряд мчался весь вечер и всю ночь. Молча. Целеустремленно.

Рядом с Радхауром скакали Этвард, сэр Таулас и неизменный Гуул, которому очень не хотелось уезжать от торса Алвисида, пока он не приставил охрану. Но за тот час с небольшим, что они обедали и Этвард приходил в себя, никого из своих товарищей Гуул, как ни старался, не выкликал, хотя они были где-то поблизости. И сейчас, наверное, тоже, пробирались невидимые по лесам, вслед за Наследником Алвисида.

Позади скакал сосредоточенный Ламорак. Рядом — Дапра. Как ни уговаривали ее остаться, она настояла на поездке. Она не желала расставаться с Ламораком (а, может, ей хотелось посмотреть на него в бою?) и могла оказать весьма ощутимые услуги своими драконами, если замок придется брать штурмом.

Радхаур думал о том, что если Марьян сейчас погибнет от лап дракона — то, он не увидит ее на волшебной лестнице. Его вины в происшедшем нет ни на чуть-чуть.

Но он обязан предпринять все, что в его силах и найти ее живую или мертвую. Потому, что если она до сих пор жива (а он был убежден в этом), то его бездействие, повлекшее ее гибель, может вызвать ее образ, если он когда-либо будет взбираться по волшебной лестнице вновь.

А он уже поклялся себе, что не допустит этого.

Радхаур рвался в бой, тем более, что догадывался с кем придется сражаться.

Герцог Линксангер был счастлив как никогда. Такое счастье не может продолжаться долго.

Но почему нет?

Вот вернется ни сегодня-завтра Бер, Линксангер отдаст ему Крафф и Рогнеду и отправится с Марьян в долгое путешествие — якобы в Британию. А сам будет возить ее по лесам и весям долго, очень долго, пока она не забудет своего Радхаура, пока он, Линксангер не завладеет ее сердцем насовсем.

Правда, в таком случае придется временно позабыть о мести убийце брата. А ведь Радхаур здесь, совсем рядом… Но, с другой стороны, Иглангер же заключил договор с Белиалом, что они не тронут Наследника Алвисида, пока тот не соберет поверженного бога алголиан. Иглангер заключил договор, не он, не Линксангер. Но при случае, обязательно помянет брату, что вот, мол, убийца Вольфа был почти в руках, но ради Игла не стал мстить…

Линксангер усмехнулся и вспомнил, как встал с рассветом, как поцеловал сонную Марьян…

Пора идти приглашать ее на завтрак. Предупредить всех слуг, чтобы не выдали его обман. Предупредить, что Берангер может приехать — сразу звать его.

О, Берангер же может обидеться, увидев Крафф зачарованной!

Придется будить.

Линксангер поморщился при мысли, что придется целовать варлачку…

Нет, сперва он зайдет к Марьян.

Он подошел к дверям собственной спальни и замер, прислушиваясь. Оттуда не доносилась не звука. Ему захотелось подглядеть ее сладкий утренний сон и он прочувствовал мысли Марьян.

И отпрянул от двери — она не спала.

Ее мысли ужаснули его — она хотела умереть, она не могла найти кинжала, который всегда при ней.

Герцог порадовался своей предусмотрительности.

Ей было плохо и главным образом потому, что ночью было хорошо. Не так как с Радхауром, совсем по-другому. Но хорошо. И из-за этого ей хотелось умереть еще больше. Она не знала, что делать, она не знала как жить, как взглянуть в глаза этому рыцарю Вацлаву, когда он войдет. Ей хотелось поговорить с кем-нибудь, с Елефедой, например. За все то время, что она покинула Храм Каменного Зверя, она впервые вспомнила о своих подругах. Как ей не хватало их сейчас! Они бы все поняли, они бы нашли слова, чтобы успокоить ее, чтобы объяснить, как жить дальше…

Герцог вдруг понял, что счастлив от этих мыслей даже больше, чем от того, что свершилось ночью. Он так же понял, что ему сейчас нельзя входить к ней. Нельзя, чтобы не разрушить то, еще маленькое, что родилось между ними.

К ней хорошо было бы сейчас отправить какую-нибудь женщину. Но где ж ее взять в его-то замке, где вся прислуга — немолодые мужчины?

И тут его осенило — Рогнеда и Крафф! Заклятие снять просто как дважды два, но кто из них более подойдет на роль подруги-успокоительницы Марьян?

Вряд ли эта девчушка, жизни не видевшая, знающая лишь, что она принцесса. Умудрилась даже вывести из себя всегда спокойную Крафф. Варлачка тоже не лучший вариант, но… Он все равно собирался будить ее к приезду Бера.

Он хотел было пройти в лабораторию, посмотреть в магическом котле не появился ли, наконец, в зоне досягаемости Берангер, даже сделал несколько шагов, потом вспомнил, что по собственной вине остался без волшебного глаза и снова выругался.

Ладно, решено — он отправить к Марьян Крафф. И как можно быстрее! Через дверь он послал в девушку слабый магический успокаивающий заряд, считай и не магия даже а так, вроде отвара травы белинды, лишь бы головой о стену не вздумала биться.

И поспешил к Крафф. У двери на табурете сидел ее охранник. Дайрон поднял голову, узнал герцога, и вновь погрузился в свои мысли — мало ли куда направляется хозяин замка.

— Все в порядке, Дайрон, — произнес Линксангер, — я собираюсь будить Крафф, скоро вернется Бер.

Охранник ничего не ответил; герцог вошел в спальню, где зачарованным сном спала возлюбленная брата.

Он поморщился, взглянув на уродливое в его понятиях лицо варлачки, вспомнил, как вчера будил от такого же заклятия Марьян. Он переборол себя и коснулся губами ее губ. Варлачка проснулась мгновенно:

— Где эта дрянь?! — воскликнула она.

— Успокойся, Крафф, — присаживаясь рядом с ней на кровать, сказал маг, — я тебе сейчас все объясню…

Как он и предполагал, варлачка внимательно выслушала его и на все согласилась, в страхе, что Берангер может озлится на ее за ту ссору. Единственно, она не хотела видеть Рогнеду, чтобы не сорваться, но согласилась помочь успокоить и подружиться с возлюбленной Берангера. Совсем небольшое внушение — и ей очень захотелось быстрее успокоить несчастную. Берангер подробно объяснил ей, что и как говорить… Варлачка хитро улыбнулась.

— Пойдем, я познакомлю вас, — подал герцог руку Крафф.

— Я есть хочу.

— Завтрак вам обоим принесут в мою спальню, — заверил Линксангер.

Они вышли из комнаты. Дайрон встал, взял свою табуретку и молча направился за ними.

Герцог открыл дверь в свою спальню и смело вошел — Марьян сидела на постели поджав ноги в коленях и обхватив их руками. Она взглянула на вошедшего и отвела глаза.

— Как спалось, прекрасная Марьян? — словно ни в чем ни бывало спросил Линксангер.

— Спасибо, сэр Вацлав, — глухо ответила пленница.

— Я уезжаю в соседний город, — солгал он, — чтобы выяснить дорогу в Тевтонию. К вечеру вернусь. Вы не раздумали отправляться в путешествие?

— Нет-нет, — быстро сказала Марьян.

— Я оставляю вам Крафф, познакомьтесь. Надеюсь, вдвоем вам будет веселее.

Марьян взглянула на стоявшую за спиной варлачку, вспыхнула, но ничего не сказала, снова приняла прежнюю позу.

— Крафф маленькой привез в замок мой покойный ныне отец, и она живет у нас очень давно, мы дружили с детства, — веселым тоном сказал Линксангер. — Надеюсь, вы понравитесь друг другу… Завтрак вам сейчас принесут прямо сюда…

Дверь распахнулась, на пороге появился его слуга.

— Ваше сиятельство…

Герцог нахмурил брови. Слуга выглядел очень взволнованным.

— Что случилось?

— У ворот замка стоят трое рыцарей.

— Ну и что? Я же велел никого не пускать в замок? Зачем ты пришел ко мне, когда я занят?

— Над замком кружат драконы, хозяин, за рыцарями, около леса, отряд в полсотни копий. И один из рыцарей время от времени кричит, что вы ждете его. Говорит, что он — сэр Радхаур, граф Маридунский и его имя знакомо хозяину замка.

Герцог непроизвольно положил руку на меч и поднял голову — наконец-то!

— Радхаур! — вскочила на постели Марьян. — Он сам пришел за мной!

Герцог посмотрел на нее и улыбнулся — сколько жестокости и мстительности было в этой улыбке.

— Он — мой смертельный враг, он убил моего брата. И сегодня я убью его!

— Так вы, вы… — Марьян прижалась к стене. — Вы — герцог Иглангер?!

— Нет, Линксангер. Но это неважно. Ты принадлежишь теперь мне!

— Нет! Нет! Пустите меня к Радхауру, я лучше умру вместе с ним!

Герцог вытянул руку навстречу Марьян, с пальцев его сорвалась искра. Молодую женщину отбросило к стене, но, против ожидания, она не упала в очарованный сон, глаза глядели ясно, губы шептали:» Радхаур «!

Да, второй раз подряд заклинание действует слабо. Но двигаться она пока не может. И то хорошо, некогда тратить на нее время. Надо разобраться с убийцей брата.

« Силы Космические, вы услышали мои мольбы! Он сам пришел ко мне, он бросил вызов и я не могу не ответить на него!»

— Крафф, — распорядился герцог, — не отходи на нее ни на шаг.

Варлачка кивнула.

Линксангер вышел из спальни, с грохотом захлопнув дверь. Взгляд упал на Дайрона.

— Слушай меня, — спокойно проговорил герцог. — К замку приехал мой смертный враг с сильным отрядом. Чтобы ни случилось, ты отвечаешь за Крафф…

Телохранитель кивнул.

— И за Марьян… — продолжил герцог. — Можешь ударить ее, если будет сопротивляться, связать, но она должна быть живой и невредимой. Ты понял меня?

— Но…

— Никаких но! Ты отвечаешь за обоих. Что бы ни случилось! Ты помнишь, где выход в подземелье?

Дайрон кивнул. Замки Линксвуд и Бервуд, а дальше и Иглвуд, соединяла подземная река, проведенная еще дедом братьев. По дороге, в объезд драконовой страны, верхом можно было домчаться до замка Берангера за два дня, по подземной реке, ловко управляя веслами, — за день. Тем более, что двигаться в Бервуд по течению.

— Если со мной что случится, — продолжал Линксангер, — берешь обеих женщин и отправляешься к Берангеру. Там ждешь его? Все понятно.

— Но…

— Исполняй приказ!

Дайрон кивнул головой. Герцог повернулся к слуге:

— Общая тревога — все на стены. Приготовить мои боевые доспехи. Пойду, посмотрю на этого Радхаура…

Они сидели на конях перед поднятым мостом замка. Этвард, Ламорак и Радхаур.

— Ну что, — не выдержал Ламорак, — просим Дапру начать штурм? Пусть наши люди взбираются на ее драконов и высаживаются на донжоне. Хоть один пробьется к воротам и опустит мост, а тогда уж…

— Замок кажется совершенно мертвым, — угрюмо сказал Этвард.

— Но Дапра утверждает, что Марьян именно там! Ну, Радхаур, ты-то что думаешь?

— Я думаю, что Линксангер в замке, — задумчиво ответил граф. — Ему обязательно доложат обо мне. Наверняка нас уже заметили…

— Тогда покричи еще, — предложил Ламорак.

Радхаур кивнул, набрал полную грудь воздуха, чтобы вновь выкрикнуть свое имя, но в это мгновение со скрипом начал опускаться довольно длинный подъемный мост. Радхаур закрыл рот, не произнеся ни звука.

Все трое не отводили взгляда от моста.

Там, в открытых воротах, стоял в боевых доспехах рыцарь, опираясь на обнаженный меч. Он был почти в той же позе, что и призрак Вольфангера на волшебной лестнице, и очень напоминал его — у Радхаура не было ни малейших сомнений, кто перед ним.

— Что вы хотите? — громко спросил рыцарь.

— В этом замке находится похищенная женщина по имени Марьян, — громко сказал король Этвард. — Мы хотим, чтобы ее немедленно выпустили!

Линксангер не обратил внимание на говорившего, он смотрел только на убийцу брата.

— Кто из вас Радхаур? — спросил колдун, хотя и так прекрасно знал, кто из троих.

— Я, — граф заставил коня сделать шаг вперед. — Отдай похищенную тобой Марьян.

— Вы знаете, что я могу сжечь вас вместе со всем вашим войском?

— Если бы мог, — громко крикнул Ламорак, — давно бы сделал это! Мы разнесем в щепки твой вонючий замок, мерзкий колдун!

Линксангер посмотрел на дожидавшийся поодаль отряд ощетинившихся копьями всадников. В первом ряду, между сэром Тауласом и Гуулом, на белоснежном скакуне сидела Дапра, гордо подняв голову.

Ламорак проследил за взглядом герцога и усмехнулся. Юный король Сегонтиума в эти мгновения совершенно забыл о красном драконе из предсказания.

— Немедленно отпусти Марьян! — повторил Радхаур.

Герцог усмехнулся.

— Тебе же не она нужна, Радхаур, а я — герцог Линксангер. Ты поклялся отомстить мне за убийство твоего отца и братьев. И хотя я лично не убивал их, я мог бы это сделать. Но вот ты, граф Маридунский, убил моего младшего брата и я поклялся отомстить тебе. Слезай с коня и прими честный бой, если ты не трус! И пусть твои друзья отъедут подальше, бой будет честным — один на один.

— Ты позволяешь себе недопустимые рыцаря оскорбления. Мои друзья — верховный король Британии Этвард и король Сегонтиума Ламорак.

— А мне плевать! — воскликнул Линксангер. — Мы не в Британии, а у меня дома. Ты принимаешь бой или боишься?

Радхаур решительно спрыгнул с коня и обнажил волшебный Гурондоль.

Герцог по прежнему стоял у ворот, оперевшись на меч.

— Эмрис, Ламорак, — повернулся к друзьям Радхаур, — возьмите моего коня, чтобы от испуга не помешал схватке.

Он мог сказать по-другому. Но друзья поняли.

« Ты уверен?» — поднял бровь Этвард.

« Да, « — так же без слов кивнул, ободрительно улыбнувшись, Радхаур.

И повернулся к противнику.

Тот, словно нехотя, оторвал острие меча от земли, будто не замечая врага сделал удивительно легко несколько сложных упражнений — меч со свистом рассекал воздух. Наконец Линксангер шагнул вперед и принял боевую стойку. Ворота за ним захлопнулись — то ли магией, то ли их притворил по приказу хозяина расторопный слуга.

Радхаур дождался, когда друзья подъехали к отряду и двинулся вперед.

Они стояли на расстоянии трех ярдов и пристально смотрели друг на друга.

Самые важные и самые тяжелые мгновения именно перед боем, когда поединок предстоит не ради жизни и смерти, а ради чести. Чести предков. Боишься не пропустить первый удар и мучительно пытаешься понять: о чем думает противник? Ясно, что он тебя ненавидит и хочет убить любой ценой, как и ты его. Но о чем еще? Вряд ли он думает о волшебной лестнице…

Так вот, он, Радхаур, видел в мыслях именно ее и знал — там должны стоять, кроме Вольфангера, и все трое остальных его братьев. Иначе… Иначе он никогда больше в жизни не поднимется на такую же волшебную лестницу.

Граф вдруг понял — перед ним самый опасный противник за всю его бурную жизнь. Да, Радхаур не взирая на юные годы много сражался. И побеждал. Но всегда, кроме поединка с принцем Вогоном, это были поединки негаданные-нежданные, за жизнь.

А теперь противнику, что напротив, так же не страшно умереть, как и ему, потому что он будет сражаться за нечто большее, чем жизнь. За честь, за погибшего брата. И он очень долго ждал этого мгновения. Как и Радхаур.

Правда, Радхаур предпочел бы сразиться с непосредственным убийцей отца, старшим братом герцогом Иглангером. Но чтобы это когда-нибудь стало возможными, он обязан победить сейчас. И победит.

Линксангер знает — если он погибнет в предстоящем поединке, остаются мстителями Берангер и Иглангер.

После Радхаура не останется никого. На нем прервется род, если… Никаких если!

— Сегодня я спал с твоей Марьян, — громко рассмеялся Линксангер. — Она изумительна.

— Женщину можно найти другую, — предельно серьезно произнес Радхаур. — Брата — нет!

— Ах, ты!.. — только и смог сказать Линксангер.

Взмахнув мечом, герцог бросился вперед. Он хотел вывести из себя этого мальчишку — получилось наоборот.

Но первые удары были осторожны — без ненависти, без страсти. Оба бойца прошли хорошую школу и раз до сих пор живы — умеют побеждать.

Радхаур не знал сколько глаз наблюдают за ним с замка, но был почему-то уверен, что никто не смотрит на него поверх вставленной в тетиву стрелы. Бой честный, рыцарский, слишком много значит для Линксангера, чтобы позволить кому-либо подло выстрелить из арбалета или лука.

Два бойца смотрели друг на друга с готовыми вновь скреститься мечами в руках. Разведка проведена, сила противника ясна, дыхание у обоих ровное, лишь глаза горят яростным огнем.

Линксангер хотел бросить что-нибудь язвительное, чтобы подразнить заклятого врага, но сдержался. Не слова сейчас нужны и важны. В бой! Один лишь точный удар — нанести любую рану ненавистному врагу и дальнейший исход поединка уже не имеет никакого значения, Вольфангер будет отомщен. А если погибнет Линксангер, то тоже. Поскольку меч герцога пропитан тем же ядом, что свалил отца Радхаура. Ядом, от которого в мире нет противоядия, даже Фоор с этим своим дружком Ансеисом ничего не могли поделать. Лишь бы нанести рану!

Радхаур, словно почувствовал это, отпрянул когда потерявший уже после удара силу клинок Линксангера чуть не коснулся левой руки.

Граф шагнул назад не сводя взгляда с врага. Успокоил и так почти ровное дыхание.

Неожиданно увидел, что губы герцога беззвучно зашевелились и почувствовал как непонятная сила, словно оковами, сковывала члены, что еще мгновение и он превратится в подобие каменного изваяния.

И, уповая на чудесную силу Алвисида, полученную от торса, отчаянным усилием Радхаур заставил себя броситься вперед. Поскольку отступать было некуда.

Линксангер, несколько удивленный недействием заклятия, не стал принимать на себя отчаянную атаку, резко отступил, рассчитывая, что чары все-таки спеленают смертельного врага и герцог пронзит его сердце, отомстив за любимого брата. Или, Радхаур просто оступится, увлеченный своим порывом и можно будет всадить смертоносный клинок ему в спину.

Радхаур действительно потерял равновесие, но опыт и жажда жизни подсказали единственный выход — упав, он резко перекатился несколько раз, остановившись у самого края моста, едва не рухнув в застоявшуюся тухлую воду крепостного рва.

Гуул, не сводивший, как и все прочие, взгляда с моста, подал вперед лошадь.

— Куда? — резко остановил его в спину вопрос короля Этварда.

— Наследник Алвисида может погибнуть.

— Это честный рыцарский бой и никто не имеет право вмешиваться!

— Наследник Алвисида не должен погибнуть! — зло повторил Гуул.

— Я тебе приказываю остановиться!

— Ты не мой король, — сказал алголианин и тронул коня.

— Арбалеты наизготовку! — крикнул король и тотчас бойцы подняли оружие. — Цельтесь в него. Гуул, или ты немедленно возвращаешься на место, или тебе в спину полетит дюжина стрел!

Гуул обернулся, оценивая угрозу. Лицо короля ясно показывало, что он делом подтвердит свои слова. Бойцы вскинули арбалеты и без сомнений спустят болты по первому знаку повелителя.

Гуул повернул коня и вернулся на место. Вид его был мрачен как никогда.

— Ты думаешь я не хочу встать на этом мосту рядом с ним? — не поворачиваясь к алголианину произнес Этвард.

Герцог Линксангер, не попав в лежавшего врага, выдернул клинок из досок моста, и повернулся к чуть не упавшему с моста Радхауру. Миг расплаты был так близок…

И, совершенно неожиданно для всех, между смертельными врагами вспыхнула вспышка дыма. Вспышка, знакомая обоим противникам.

Ветер быстро развеял дым. Между Линксангером и Радхауром стоял Белиал. Как всегда безукоризненно одетый, но бледный и чуть встревоженный — прядь черных волос упала чуть ли не на глаза, но Князь Тьмы не замечал этого.

— Зачем ты здесь? — Линксангер чуть не вонзил от злости пропитанный ядом каурры клинок в ближайшего приближенного Владыки Зла.

— Вы заключили договор с Силами Тьмы не причинять зла Наследнику Алвисида, — сухо и жестко произнес Белиал.

Радхаур вскочил на ноги и хотел крикнуть, что не нуждается ни в чьей защите, что… Он сдержался. Сейчас все эмоции — только на бой!

— Не я заключил договор, а Иглангер, — Линксангер тяжело дышал, не от боя — от обиды, ведь победа была так близка! — В любом случае, у нас честный рыцарский поединок, я не мог не ответить на брошенный вызов!

— Честный поединок? — словно беседуя о чем-то неважном, поднял бровь Белиал.

— У Радхаура тоже магия! — в сердцах, понимая, что оправдываться глупо, выкрикнул Линксангер. — Его не взяло пленное заклятие!

— У него — Сила Алвисида, — улыбнулся Князь Тьмы. — А вот у тебя…

Он вдруг сделал шаг к Линксангеру и схватил обеими руками его клинок, совершенно не боясь порезаться об остро отточенные кромки. И закрыл глаза, словно напрягаясь пред решительным действием, требующем полной отдачи сил и внутренней энергии.

Линксангер попробовал выдернуть меч из его рук, но клинок будто был зажат в каменных тисках.

Наконец Белиал отпустил меч Линксангера и сделал шаг вбок, подобно герольду, ведущему схватку на турнире.

— Все, — сказал Белиал, — теперь будет честный бой. И пусть с каждым из вас пребудут Силы Космические. Я ничего больше сделать не могу.

И, так и не взглянув на Наследника Алвисида, он исчез, оставив после себя едкий запашок потухшего костра.

Радхаур уже стоял с Гурондолем в руке, готовый к бою, готовый убивать. Он видел перед собой не просто противника — человека, который виновен в смерти братьев и отца. Виновен! Как и Берангер.

Пред глазами юного графа встало улыбающееся спокойное лицо Педивера, старшего брата; синяк, который подставил Мориансу сам Уррий незадолго до роковой поездки брата в Камелот; золотые монеты на глазах мертвого отца…

Мышцы напряжены, все тело устремлено лишь на одно, нет других мыслей сейчас, нет других желаний. Словно волна изнутри вырывается наружу, концентрируясь в ударе меча.

Будто дикий ураган из града ударов обрушился на Линксангера. Он едва успевал их отражать, и если бы Радхаур не торопился довести бой до завершения как можно раньше и не совершал бы почти не заметных неточностей движений, он достиг бы цели гораздо раньше.

Линксангер был поражен, потрясен, он потерял силу воли, он уже не верил в победу, но руки знали дело — пока его меч отбивал яростный натиск Радхаура.

Последним усилием воли герцог попытался было выйти на магический уровень и понял, что это ему не удается. Лишь услышал вдали мысль Берангера, приближавшегося со своим отрядом к Бервуду.

« Отомсти и за меня, брат!» — успел мысленно крикнуть Линксангер и, заметив просвет в мелькании Гурондоля, попытался максимально использовать возможно единственный и точно последний шанс.

Меч Линксангера был выбит из рук и покатился глухо стуча по доскам настила к краю моста, упал вниз.

Радхаур замер, последним взглядом уставившись в глаза обезоруженному врагу. Что он в них хотел увидеть? Он сам бы не смог сказать, но жаждал прозреть в них ответ на свой какой-то вопрос, который был не в силах облачить в слова.

— Ты сейчас умрешь! — выцедил убийца Вольфангера.

И тут, как всегда в жуткой ситуации, герцог придумал, что делать.

— Пусть! — выкрикнул Линксангер. — Но ты не когда не увидишь больше свою Марьян! Ты даже не узнаешь ее, если и найдешь! Она заколдована, и кроме меня никто не сумеет снять чары!

Герцог рассмеялся, жалея в душе, что его слова ложь, что он действительно не наложил на Марьян какое-нибудь сложное и сильное заклятие. И, с огромным трудом, через неведомо кем поставленное сопротивление, послал мысленный сигнал Дайрону, чтобы забирал немедленно Марьян и Крафф и уходил по подземной реке в Бервуд.

Гурондоль блеснул в последнем ударе, Линксангер чуть привстал на носках, будто хотел подобно птице вспорхнуть вверх, но был подбит на взлете.

— Я буду отомщен! — прохрипел он.

Радхаур выдернул меч. Герцог, зажимая рукой рану, сделал несколько шагов назад и рухнул с моста.

Одновременный выдох облегчения вырвался у Этварда, который хотел его сдержать, и у Ламорака, который своих чувств сдерживать не собирался. На лице Гуула, казалось, ничего не отражалось.

— Молодец! — довольно крякнул сэр Таулас. — Но можно было закончить все и раньше…

Радхаур подошел к краю моста и осторожно посмотрел вниз.

Тинные гнилушки, разорванные упавшим телом, вновь затягивали черную дыру воды, накрывшей Линксангера.

С окровавленным мечом в руке Радхаур подошел к воротам и ударил в них кулаком.

— Ваш хозяин мертв! Открывайте ворота! Мы заберем Марьян и уйдем, иначе возьмем замок штурмом!

Молчание было ему ответом.

Он повернулся к отряду и махнул рукой, чтобы штурмовали. Ворота, как он прикинул, будет не так и трудно просто разнести в щепы. Но это не его работа, он отошел в сторонку.

Дайрона словно стукнул невидимый молоток в затылок — приказ, посланный гибнущим Линксангером означал одно, трудно не понять: немедленно уходите!

Он встал и распахнул дверь в комнату, где находились две, оставленные под его охрану, женщины.

Черноволосая красавица с нездешними чертами лица лежала на огромной постели, закрыв глаза. Крафф маленькими глотками пила вино из высокого серебряного кубка.

— Все, — сказал Дайрон, — нам надо убираться отсюда как можно быстрее.

Крафф залпом допила вино, поставила кубок на стол и встала, готовая следовать за своим телохранителем.

Марьян лежала, словно не слышала обращенных к ней слов.

— Вставай, ты! — грубо приказал ей Дайрон.

Она не шевельнулась.

Он подошел, схватил ее за плечо (наверняка на нежном теле останутся синяки) и попытался поднять.

— Убей меня, — произнесла она, не открывая глаз.

— Идем! Мне приказано доставить тебя в замок моего хозяина и я сделаю это.

— Я никуда не пойду! Сейчас придет Радхаур, я жду его.

— Ждешь его! — воскликнула Крафф. — Да ты спала с Линксом, твой Радхаур просто заколет тебя мечом и будет прав. Или отправит в трактир на потеху заезжим рыцарям! Идем, и тебя никто не обидит.

— Пусть лучше меня заколет мечом любимый! — простонала Марьян с болью. — Я никуда не пойду.

Марьян не понимала, почему вообще жива после того, что произошло. Она больше не нужна, оскверненная, Радхауру. Значит, ей не зачем жить, значит, должна открыться старая рана в груди.

— Да чего я еще буду разговаривать! — воскликнул Дайрон, схватил Марьян за талию и легко перекинул через плечо. — Пошли, Крафф, время дорого!

Марьян хотела отбиться, но Дайрон раскрытой ладонью снизу вверх шлепнул без всякого почтения ее по лицу и она больно прикусила язык.

Боли она боялась, а у него огромный меч на поясе и тяжелые, с поросшие черным волосом пальцами, кулаки. Она не боялась смерти, но ей жутко было представить, что ее начнут избивать — кулаками или ногами в тяжелых сапогах.

И от страха грядущей боли она потеряла сознание, проблеском мысли понимая, что это — самый лучший сейчас выход. А еще лучше было бы умереть.

Крафф распахнула дверь и осторожно выглянула в коридор — никого. Они быстро прошли по коридору, спустились по лестнице, вошли в неприметный закуток — тупик тупиком.

Дайрон нажал секретный выступ и каменная стена подалась назад и вбок.

Он, с пленницей на плече, первым ступил на крутую винтовую лестницу металлом ступеней отзывающейся на каждый шаг. Пропустил Крафф и, потянув на себя тяжелый рычаг, затворил потайную дверь. Выругался, что забыл факел, но в темноте продолжил движение вперед, держась рукой за перила.

Спустившись, он положил Марьян прямо на камни и начал ощупью искать связку факелов — он видел их у стены, когда они с Крафф и Берангером прибыли сюда. Найдя их наконец, он вынул огниво, запалил два и один факел протянул Крафф.

Они стояли на узкой и не очень длинной площадке. К каменным кольцам, вбитым в камень, было привязано три лодки.

— Садись в эту, — сказал он Крафф и поднял бесчувственную Марьян.

— Ламорак, останься со мной, мне нельзя переступать порог этого замка.

Ламорак резко придержал коня. Все его спутники мчались на штурм замка.

— Они справятся без тебя, — добавила Дапра. И, точно извиняясь, улыбнулась:

— Мне страшно оставаться одной.

Ламорак кивнул.

— Я ничего не боюсь! — воскликнула повелительница драконов. — Ты не подумай! Но одно дело шептаться с деревьями и командовать драконами, а совсем другое…

— Женщина должна бояться, — сказал Ламорак. — А мужчина — должен ее защищать. Я никому не дам тебя в обиду!

Он спрыгнул с коня и подал ей руку.

— Пройдемся немного?

Они не спеша дошли до замка. Ворота были распахнуты, изнутри доносились крики и стоны раненых. Счастливый день для сэра Тауласа.

Ламорак уселся на цепь подъемного моста, взор его непроизвольно устремился в распахнутые ворота, но ничего он там не увидел.

— Ты обиделся? — спросила Дапра.

— Ты знаешь, — медленно и слегка легкомысленно, хотя это было очень важно для него, сказал Ламорак, — я не совсем такой, как Радхаур. Я не бегу от опасности. Но и не ищу ее как он. Мне иногда кажется, что он…

— Что он?

— Да нет, ничего… — Ламорак вздохнул. — Ты, наверное, устала, Дапра, — всю ночь в седле.

— Что ты?! Я привычная. Когда у драконов любовная пора, я по пять дней, бывает, не сплю. Или ты меня гонишь?

— Глупая… — Ламорак взял ее ладонь руками. — Я тебя люблю.

По голубому небу куда-то медленно ползли по своим делам облакам. Из вызванной Дапрой стаи драконов над древним мрачным замком кружил теперь лишь один.

— Он тебя дожидается? — кивнул на парящего высоко над замкам красавца Ламорак.

— А этот-то? Нет, на всякий случай. Мне немного неуютно не в драконовой стране. Здесь даже деревья другие, говорят, но как-то не так.

Она села рядом с ним на толстую цепь. Было немного неудобно, но все равно очень хорошо. Потому что они были вместе.

— Ты завтра отправишься в Британию? — спросила она.

— Да, — кивнул он. — Расстояние, которое обычно проезжают за два дня, я буду преодолевать за день. И я вернусь к тебе. Очень скоро вернусь.

— Я буду ждать тебя, Ламорак.

Из ворот замка уже не доносилось ни звука. Ламорак обнял Дапру за талию. Они сидели молча — какие нужны слова? Весь огромный мир для них слился в прикосновениях и этом волшебном молчании.

Хлюпнула внизу вода — ни Ламорак, ни Дапра не обратили на это внимания.

За те короткие мгновения, что он, раненый, летел с моста в вонючую воду, герцог Линксангер успел начать метаморфозу — для простоты, в того же красного дракона, что и вчера.

Было больно, так больно, как, может быть, никогда прежде. И не только из-за раны, почти смертельной — клинок убийцы Вольфа прошел, благодаря предусмотрительному движению вперед-вверх, на дюйм буквально ниже сердца.

Больно от того, что не отомстил: если бы отравленный клинок хоть раз коснулся Радхаура, то и проклятые бездны со всем прочим, можно умирать.

Умереть не страшно, страшнее видеть немой упрек в глазах братьев.

Боль он терпел, как и отсутствие воздуха (драконы могут до получаса сидеть под водой, во всяком случае тот, в которого он воплотился). Единственное, что он хотел — добраться до Бервуда, куда уже успел вернуться брат. Вдвоем с Берангером будет легче. Конечно, если бы еще и Игл был с ними, то совсем бы здорово, но… Так, видно, нужно было Силам Космическим. Он все перетерпит, любые испытания.

Запоздалой мыслью мелькнуло, что Рогнеда достанется врагам.

Он не сомневался, что замок будет взят и разграблен, сейчас ему было плевать на это. Даже не выжить, а убить убийцу Вольфа — вот все, чего он жаждал.

Но то, что это белокурая девчонка наверняка потеряна для Иглангера… Старший брат может не простить…

Нет, думать сейчас об этом нельзя, а то потеряешь окончательно контроль над собой (с такой-то раной!) и навсегда останешься погребенным затухшей водой в крепостном рве. Не думать, нет.

Но сердце жаждет мести — уже не только Радхауру, а всем, кто был с ним. Ведь если убить Этварда или Ламорака — нет большей боли Радхауру после потери любимой. А то, что Марьян будет доставлена в Бервуд, Линксангер не сомневался.

Он лежал, тупля боль и набираясь сил, хотя без воздуха это не так и просто даже в драконьем обличьи. Сейчас самое важное: вырваться и долететь до Бервуда, но как это сделать, если драконы — настоящие драконы — кружат над замком? С ними ему не совладать, тем более, тяжело раненому.

Он чувствовал, что почти все драконы улетели прочь, может и вообще все, на магический уровень ему было не выйти, чтобы узнать это достоверно.

Так или иначе медлить больше бессмысленно — больше сил не придет, а без воздуха все тяжелее и тяжелее.

В последней попытке прочувствовать что происходит в замке, в обрывках, где мелькнули мучившиеся в предсмертной агонии его воины и слуги, голубое небо, бледный лик Рогнеды и масса еще чего-то, не представляющее никакого интереса, он увидел, что кто-то сидит на мосту.

И этот кто-то важен, поскольку может выслать в след погоню.

Что ж, расправившись с повелительницей драконов — пусть даже ценой жизни — он отомстит за обиды и окажет бо-ольшую услугу братьям, которые смогут отомстить за него.

Герцог собрался с силами, приготовясь расправить крылья, и устремился вверх, к солнцу.

Ламорак спиной почувствовал движение воздуха. Еще не осознав и не оценив угрозу, вскочил, выдернув из ножен Неустрашимый, инстинктивным движением рукой сорвав любимую с места и отправив за спину, собой защищая ее от неведомой опасности.

И принял в грудь удар острым рогом. Он еще не понял, что произошло, что красный дракон из предсказания, реален и час пробил, но меч его ударом снизу вверх вошел в подбородок вытянутой драконовой морды и острие клинка вылезло из левого глаза уродливой головы чудовища.

Опали, шелушась едкой дымкой по краям, красные перепончатые крылья. Без единого вскрика-стона, чудовище рухнуло вниз, увлекая за собой смертельно раненого короля Сегонтиума.

В последний миг уцепился Ламорак за мостовую цепь и хватка его была мертвой. Прощальным гимном прозвучал вскрик Дапры и застрявший в горле всхрип Радхаура, появившегося в распахнутых воротах замка.

Чудовище упало в черную воду. Ламорак, потеряв сознание (последней мыслю было все-ж таки узнавание дракона со стены зала предсказаний и понимание, что это — конец), в предсмертной судороге сжимая пальцами цепь, остался висеть в воздухе.

Подбежавший Радхаур (он искал Ламорака, думая — что случилось с ним, где он, почему не в замке со всеми?) подхватил его под мышки, рывком выдернул и уложил на мост.

Рана на груди Ламорака была ужасна. Радхаур понял — у него стало одним другом меньше. Что-то сдавило сердце, не было сил смотреть на побледневшее мертвое лицо, знакомое с раннего детства.

Граф сглотнул тяжелый ком и взглянул в ров.

Вопреки всем законам природы по пузырькам во взбесившемся круге воды плавала рукоять Неустрашимого с четырехдюймовым обрубком клинка.

Глава девятая. ЗАЧАРОВАННАЯ КРАСАВИЦА

— Он умирает, я не в силах что-нибудь сделать.

Оруженосец Этварда, более ценимый как человек, способный оказать первую помощь и знающий целебные травы, встал и виновато развел рукамb.

— Это он защищал меня! — со слезами на глазах произнесла Дапра.

Она стояла, уткнув лицо в грудь Радхауру, он непроизвольно ободряюще поглаживал ее по волосам. Ему самому было тяжело.

Вот так вот, предсказания сбываются. Сколько не искал Ламорак своего красного дракона, тот сам нашел его. И плавает, вернее уже затонул в грязной воде крепостного рва, обрубок Неустрашимого.

— Он — герой! — Дапра вытерла слезы, но новые навернулись на глазах. — Я люблю его…

— Он и не мог иначе, — глядя на распростертое перед ним тело друга, ответил Этвард.

— Прервется славный род, — хрипло добавил Радхаур.

В это мгновение он думал, что и его род может прерваться, в случае его гибели. Но он уже знал — погибнет очень не скоро, предсказания в Храме Каменного Зверя сбываются.

— Отнесем его в замок, будем рядом последние его минуты. Вдруг он очнется и захочет что-то поручить. Эх, — в сердцах воскликнул граф Маридунский. — Если бы с нами был сэр Ансеис. Он бы наверняка что-нибудь придумал. А так… Как все глупо. Он погиб, и я ничего не смогу поделать. Если бы мог — отдал бы ему всю силу, что получил от торса Алвисида.

Это были мечты. Несбыточные.

Этвард, Таулас, Гуул и другие воины стояли над телом умирающего рыцаря. Юного, красивого и отважного. Нашедшего любовь и погибшего за нее.

— Возьмите его, отнесем в замок, — приказал Этвард. — Жалко, что отец Бартл остался в лагере. Хотя Ламорак все равно не смог бы исповедоваться перед смертью. Осторожно поднимайте его, чтобы не причинить боль.

— Нет, — неожиданно сказала Дапра, вытирая слезы. — Я заберу его с собой. Он будет жить.

— Что?! — в один голос воскликнули Этвард и Радхаур.

Уж не помутилась ли она от горя разумом? Одного взгляда на рану достаточно, чтобы понять — Ламорак не жилец.

— Да, — твердо подтвердила она. — Он погиб от дракона, пусть и ненастоящего, а колдуна в драконовом обличье. И я смогу вылечить его. Но он никогда не сможет пересечь границы моих владений. Никогда.

— И я его не смогу больше увидеть? — глупо спросил Этвард.

— Если только не приедете ко мне в гости… К нам, — тут же поправилась она. — Скажите его матери, там в Сегонтиуме, чтобы она приехала к нам. Я рожу ей внука.

Странно было слышать серьезные слова от столь юной девушки. Но она была не простой девушкой — повелительницей драконов.

— Мы отвезем его в лес, — сказал Этвард и посмотрел на подернутое застывшей гримасой боли лицо друга. — До встречи когда-нибудь, Ламорак.

— Не надо везти, я сама. Мне будет трудно его вылечить, но я уверена, что справлюсь. Я… я люблю его и не смогу без него жить.

Дракон, дотоле круживший над замком, резко пошел вниз и приземлился на дороге пред мостом.

— Помогите мне положить его на спину дракона — попросила Дапра.

Двое воинов шагнули вперед, чтобы взять умирающего, но Радхаур жестом остановил их, склонился над другом, взял подмышки и посмотрел на Этварда. Тот взял Ламорака за ноги. Они отнесли его к покорно сидевшему дракону и животом вниз положили на спину животного; руки Ламорака безжизненно свисали, касаясь грязного дорожного песка.

— Как бы не упал во время полета, — озабоченно произнес Этвард.

— Не беспокойтесь, — успокоила Дапра и легко, словно в седло коня, вскочила на дракона.

— Прощайте, ваше величество король Этвард, прощайте, сэр Радхаур. Знайте, если вы еще раз окажетесь здесь — можете без страха входить в мой лес.

— Прощайте, ваше величество, — наклонил голову в поклоне Радхаур. — Вернее — до свидания. Я верю, что все будет хорошо. Там, на стене в Храме Каменного Зверя меч Ламорака — сломанный, правда — очень долго был на фоне рассвета.

Правда, там мог бы и закат, но какая разница?

— До свидания, Дапра, — попрощался Этвард. — Передайте Ламораку, что я никогда не забуду клятву у озера Трех Дев.

Дапра хлопнула дракона по шее и он легко взмыл в воздух.

— А ваш конь? — запоздало крикнул Этвард. — Куда его отвезти?

Но Дапра уже не слышала его, дракон нес ее и бесчувственного короля Сегонтиума к югу, к драконовой стране.

К друзьям подбежал запыхавшийся воин.

— Ваше величество, мы нашли женщину! — сообщил он. — Мы все обыскали, других женщин вообще в замке нет, даже странно…

— Идем! — со вздохом облегчения Этвард хлопнул Радхаура по плечу. — Ну вот, Уррий, и Марьян нашлась.

— Это не госпожа, ваше величество. Другая женщина, — сказал воин.

— Перед смертью Линксангер сказал мне, что заколдовал Марьян, что я ее не узнаю, — заметил Радхаур. — Это она. Тем более, что других женщин в замке нет. Пошли!

На кровати лежала красивая белокурая девушка, совсем юная с виду, даже младше Дапры. Она была полностью одета, Радхауру бросились в глаза миниатюрные светло-коричневые башмачки на ее ногах.

Этвард и Радхаур оторопело смотрели на ровно дышавшую в очарованном сне незнакомку.

— Какая она… красивая! — не смог сдержать восхищения Этвард.

— Это она! — изменившимся голосом произнес Радхаур.

— Но она вовсе не похожа на Марьян! — возразил друг.

— Это — она, женщина из предсказания, — тем же глухим голосом пояснил Радхаур. — Марьян заколдовал герцог Линксангер… Но мне и в голову не могло придти, что Марьян и женщина из предсказания — одна и та же. Что ж, так даже лучше…

— Но она заколдована! Что же мы будем делать? Как снять чары?

— Сэр Ансеис снимет заклятие каким бы сильным оно ни было, — уверенно сказал граф. — Я возвращаюсь в Рэдвэлл.

— Хорошо, — согласился Этвард. — Я тоже отправляюсь домой, мне все здесь надоело… Пойдем, выпьем вина. Мне сказали, что здесь богатые погреба. И в подземелье нашли какого-то странствующего певца, отвыкшего от солнечного света. Послушаем, что он нам споет.

Этвард хотел скорее уйти из этой комнаты. Заколдованная Марьян была еще прекраснее. Он любил ее всем сердцем и ненавидел Радхаура за его равнодушие. Впрочем, он не прав — граф не сводил взгляда со спящей девушки.

В пиршественной зале замка уже сидели за столом сэр Таулас и многие другие воины. Сэр Таулас вполне мог быть доволен — порубился на славу и из своих никто не погиб во время штурма. Впрочем, защитники замка оказали не столь уж серьезное сопротивление, в живых остались только двое, согласившие служить победителям. Они и притащили на стол все лучшее из погребов и кладовых, что только смогли найти.

За столом сидел пожилой, с сильно поседевшей головой мужчина, подслеповато щуря глаза. Рядом с ним на столе лежала старая арфа, дерево почернело от времени.

Этвард сел за стол, взял кубок.

— А ведь ты бритт, — неожиданно сказал он певцу.

— У певца нет родины, — не повернув головы, ответил тот.

— Как тебя зовут?

— У певца нет имени.

— Ты долго сидел в темнице?

— Полгода, год? Не знаю… В темнице не видно рассветов и закатов. Сейчас весна?

— Осень.

— Значит, больше полугода.

— И за что тебя бросили в темницу?

— Сеньору не понравилась моя песня.

— Всего-то? — удивился Этвард.

— Мог и убить, — отстраненно пожал плечами певец. Словно речь шла не о нем.

— Выпей вина! — предложил король. — И спой нам песню, ту самую.

— И вы снова отправите меня в темницу? — печально усмехнулся бывший пленник, взяв кубок.

— Нет, даю свое королевское слово. Чтобы ты не спел, — заверил Этвард, — я не обижу тебя.

Певец странно посмотрел на короля, усмехнулся чему-то и небольшими глотками выпил вино.

Этвард терпеливо ждал.

— Струны отсырели, — сказал певец, взяв наконец в руки свой инструмент. — Плохо получится.

— Ничего, мы не слишком большие ценители, не заметим.

Этвард сам не понимал, почему его так заинтересовал этот странствующий певец, вызволенный из темницы герцога Линксангера.

Музыкант тронул струны, довольно долго перебирал их, словно вспоминал мелодию, и запел:

Шотландец-август жарил день

На медленном огне.

Двоих свела тропа в тот день —

Так рассказали мне, —

Один всю жизнь ходил пешком,

Был грамоте учен

И лютню с рваным ремешком

Носил через плечо.

Другой был благородный тан

На боевом коне,

В доспехах рыцаря Креста —

Так рассказали мне, —

Он десять лет в Святой Земле

Спасал Господень Гроб,

А всех наград — шрам на скуле,

Крестом клейменый лоб.

И тан спросил:» Певец, скажи,

И правды не таи:

На что уходит твоя жизнь,

И странствия твои?

Звон струн не принесет монет,

Стихи — плохой товар…

Но, может, я ошибся?»—» Нет,

Ты прав, « — ответил бард.

« А может, славы ищешь ты?

Но слава — дочь меча.

Кто ищет славы — те кресты

Нашили на плащах.

А твой убогий инструмент —

Не рыцарский венец…

Но, может, я ошибся?»—» Нет,

Ты прав, « — сказал певец.

У придорожного креста

Раздваивался путь.

« Прощай, певец!»—» Бог в помощь, тан,

Богат и славен будь!»

Но тан, коня попридержав,

Спросил певцу вослед:

« Скажи, в последний раз — я прав?»

« Ты прав, « — сказал поэт.

Шотландец-август жарил день

На медленном огне…

Они расстались в этот день —

Так рассказали мне, —

Сияло солнце, как дукат,

И щурилось, как кот,

И рыцарь ехал — на закат,

И бард шел — на восход…

Смолкли звуки струн. Повисла тишина. Певец как пел, закрыв глаза, так и сидел не открывая их. Протянул руку за кубком, глотнул вина, точно устал после поединка с песней, точно пел, словно бился в бою. Для него — так оно и было.

— А ведь я тебя знаю, певец, — вдруг нарушил тишину Радхаур. — Ты — сэр Катифен!

— Сэр Катифен умер вместе со своим королем, — глухо ответил тот. — Остался никому не нужный бродячий певец, которого любой рыцарь мог сбить с ног конем или по любой прихоти засунуть в темницу.

— Мне не очень-то понравилась песня, — сказал сэр Таулас, — я не понял в чем смысл. Но в любом случае этот Линксангер — негодяй.

— Поедем со мной, сэр Катифен, — попросил Этвард. — Будешь служить у меня.

— Сэр Катифен умер. Я — безымянный певец. Но я согласен. Ваше величество, хотите я спою песню про вашего легендарного предка?

И, не дожидаясь ответа, он запел балладу, которую так любил сэр Отлак.

Герцог Берангер сидел, уронив голову на руки; рядом догорала свеча, за зашторенным окном занимался рассвет.

Маг первого тайлора, еще толком не привыкший к новому званию, протянул руку, взял кубок. Заглянул в него — пусто. С яростью запустил кубок в стену, тот упал, покореженный от удара, на пол.

В соседней комнате спала Крафф, обиженная на него, что он не захотел любить ее после столь долгой разлуки. Бездны Космические, а ведь сегодня утром он только и мечтал, что о Крафф!

Прав был Иглангер, тысячу раз прав! Не зря он так беспокоился. Но и Берангеру упрекнуть себя не в чем — он нигде не задерживался по дороге, спешил как мог. Будь он рядом с Линксангером, изменилось ли хоть что-нибудь?

Не известно.

Но всегда кажется, что будь ты там, все сделал бы по-другому.

Линксангер перед гибелью смог до него докричаться на магическом уровне. И смог спасти Крафф и эту Марьян, которая лежит сейчас взаперти, а Дайрон сторожит, чтобы она себе что-нибудь не сделала. Почему Линкс спас ее, зачем она здесь? Если Линкс думал об Игле, то лучше бы заставил Дайрона привезти сюда эту девчонку, принцессу.

Герцог подошел к магическому котлу, который после долгого бездействия едва набрал силу. Снял крышку, подождал пока не поднимется к потолку накопившийся пар, бросил щепотку магического порошка. И вновь, сжав зубы, заводя себя, набирая злость, просмотрел трагическую сцену на мосту Линксвуда.

Эх, совсем недавно метаморфировался бы в дракона и полетел бы мстить.

Дождаться бы Игла, посоветоваться, вдвоем отомстить Радхауру. Но Игл вернется не скоро, убийца братьев успеет вернуться в свой замок…

Берангер подошел к креслу, на котором валялись его куртка и портупея с ножнами, решительно одел на себя.

Едва уловимое посторонне движение в комнате заставило повернуть голову. Из настенного зеркала, низко склонив голову, чтоб не удариться о верхнюю планку тяжелой рамы, кто-то вылезал. Не надо было ломать голову, чтобы догадаться кто это может быть.

Сарлуза считала, что у нее в пещере было магическое зеркало, связывающее колдовскую берлогу с миром Повелителя Тьмы. Отчасти она была права, зеркало действительно магическое. Но подданные Владыки Зла могли выйти в мир людей через любое зеркало — лишь бы размеры были достаточные. Лишь туда, где не было зеркал, приходилось переносится, окружая себя клубами дыма.

Линксангер всмотрелся в нежданного посетителя. Он вздохнул, убедившись в верности своих предположений. Это был не какой-то там маркиз или барон, а сам Князь Тьмы Белиал.

— Ты пришел отговаривать меня? — спросил Берангер.

Белиал прошел к освободившемуся от вещей креслу и сел.

— Не думаю, что это поможет, — ответил он.

— Тогда зачем явился?

— Предупредить кое о чем.

— Ты думаешь, я изменю свое решение? Бездны космические, мне плевать что этот Радхаур — Наследник Алвисида. Он убил Вольфа и Линкса! Он должен ответить за это.

— Он убьет и тебя, — спокойно произнес князь Тьмы.

— Ты пришел сюда затем, чтобы сказать мне это? — окрысился Берангер. — Я не знаю, что произойдет в ближайшие дни, но знаю точно, что я сделаю. Я вызову Радхаура на поединок.

— Если тебе дорог Иглангер, то ты меня выслушаешь.

— Я не заключал договора с вами, это…

— Я знаю, — кивнул Белиал. — А я и не требую от тебя соблюдения договора. Разве я тебе запрещаю вызвать Наследника Алвисида на честный поединок и убить его? Нет, это твое личное дело.

— Тогда что ты хочешь? — удивленно спросил Берангер.

— Предупредить. Ты прекрасно знаешь, где сейчас Иглангер, и что мы можем запросто сделать так, что он не вернется.

— И… — потребовал продолжения герцог.

— И если ты причинишь Радхауру вред при помощи любой — самой невинной — магии, Иглангер не выйдет из пустыни.

— Это угроза?

— Понимай как хочешь. Ты можешь вызвать Наследника на бой и убить тебя. Но твой клинок не должен быть заговорен, либо отравлен. И ты не должен во время боя использовать магию. Ты все понял? — Белиал встал.

— Да, я все понял.

— Если во время поединка ты попробуешь использовать магию — в этот момент Иглангеру придется туго.

— Я понял, зачем повторять?

Белиал повернулся и, не прощаясь, вошел в зеркало.

Берангер вновь сел за стол и закрыл лицо руками. Просидел четверть часа, собираясь с мыслями, затем протянул руку, взял колокольчик и позвонил.

Через минуту дверь комнаты открыл слуга:

— Что угодно, ваше сиятельство?

— Подготовить большую лодку в подземной реке. Ту, что в боковой пещере, самую большую. Дюжину самых выносливых гребцов. Посадить в лодку двух лучших моих коней. И скажи Дайрону, чтобы привел туда эту его пленницу, Марьян. Как только все будет готово, доложишь.

Ночь после штурма Этвард с отрядом провел в захваченном замке. После ночной скачки, быстрого штурма и пьянящего вина усталость дала себе знать и Этвард отправился спать задолго до того, как начало смеркаться. Сил в тот же день отправляться в лагерь (да и желания, честно говоря, тоже) просто не было.

Радхаур несколько часов просидел на краешке кровати у зачарованной красавицы, не сводя с нее взгляда. Затем расстелил на полу плащ и прямо там забылся глубоким сном.

Утром в сарае замка они выбрали лучшую из трех крытых повозок, бережно уложили в нее спящую волшебным сном девушку, и отправили в обратную дорогу.

Ехали не торопясь и путь, преодоленный за полдня и ночь, растянулся в два полных дня.

Вернулись в лагерь уже ночью второго дня. Этвард прошел к костру, у которого грелись, дожидаясь прибытия отряда, несколько солдат, оставленных для охраны карет и служанок.

Радхаур прошел в шатер, где раньше ночевала Марьян, и растянулся на походной кровати.

Сон не шел.

Почему прежняя Марьян, не взирая на ее поражающую всех красоту, никогда не влекла его так сильно, как сейчас, непонятно зачем превращенная Иглангером в светловолосую и совсем молодую? Что за странные у этого колдуна заклятия?

Так или иначе, Радхаура влекло к ней, он хотел просто сидеть рядом и любоваться ею.

Неужели женщин любят только за то, что внешне? Ведь внутри-то Марьян не изменилась от заклятия, осталась прежней. Но почти равнодушная доброжелательность в одночасье переродилась в непреодолимую страсть.

Радхаур не понимал, что творится в его душе. Но еще больше он хотел бы знать — а стоит ли все это понимать?

Умолкли голоса у костра, все, кроме дозорных, уже давно заснули, а он все ворочался с боку на бок.

Сможет ли сэр Ансеис снять заклятие с любимой? Насколько оно сложное? И — самое главное — превратится ли она в прежнюю или останется навсегда такой, как сейчас? Что же все-таки означало озеро ее слез на стене зала предсказаний?

Приближался рассвет, но сон не приходил. Он уже хотел было встать и уйти в озеро, смыть пот горячечных метаний прохладной чистотой воды, как услышал до боли знакомый голос:

— Радхаур!

Это был голос Марьян. Он рывком сел на кровати.

— Марьян, ты где?

Он был в шатре один, ее голос раздался ровно в центре, где стоял небольшой столик.

— Я здесь, Радхаур, не далеко. С герцогом Берангером, в миле от лагеря.

— С Берангером? — Радхаур мгновенно напрягся и бросил быстрый взгляд в сторону, куда положил ножны с Гурондолем.

— Да, он ждет тебя. Если ты не появишься, он меня… — голос сорвался на полуслове, Радхаур услышал рыдания. — Не ходи, Радхаур, он убьет тебя! Пусть лучше…

— Успокойся, Марьян, я приду. Чего хочет Берангер?

— Убить тебя.

— Это я понимаю, — усмехнулся Радхаур зашнуровывая куртку. — Он говорит о каких-либо условиях?

— Да. Белиал запретил использовать ему магию, поэтому он взял меня, чтобы ты пришел. Он говорит, что будет сражаться честно, но хочет, чтобы ты пришел один. Совсем один.

— Когда?

— Прямо сейчас. Не ходи, любимый, пусть он лучше убьет меня! Милый…

Радхаур, не слушая дальше, решительно вышел из шатра.

На улице подуло прохладой с озера, вокруг была потрясающая тишина. Он, словно лениво, потянулся — на случай если его увидит дозорный.

Не спеша прошел к берегу, сполоснул лицо водой. Вроде его никто не замечает. Он зашел в прибрежные заросли кустарника, постоял немного и берегом пошел дальше. Отойдя достаточно далеко, он сквозь кустарник выбрался на дорогу. Постоял, огляделся, напряженно вслушиваясь в рассветную тишину.

И решительно пошагал навстречу судьбе.

Усмехнулся, зная, что обречен на победу. Сегодня не его день умирать — он еще не собрал Алвисида. А в верность предсказания после происшедшего с Ламораком он уверовал прочно. С ним сегодня ничего не случится.

Он издали увидел у края дороги двух коней. Рядом ходил, заложив руки за спину, высокий мужчина с мечом на боку.

Средний брат, герцог Берангер. Радхаур раньше никогда не видел его в лицо. В том сражении, где он впервые встретился с герцогом Иглангером, Берангер и Линксангер были в драконовом обличье…

Марьян сидела у дороги на поваленном дереве. Увидев приближение любимого, она вскочила на ноги.

— Радхаур! — сколько чувства было в этом возгласе…

И тут только Радхаура пронзила, словно молния, мысль: а кто же та девушка, что спит очарованным сном в повозке?

Берангер выдернул из ножен меч.

— Не надо лишних слов, Радхаур, — мрачно сказал герцог. — Я здесь, чтобы убить тебя. Или погибнуть.

Радхаур хотел сказать, что призраки всех четверых братьев когда-нибудь увидит на волшебной лестнице, но сдержался. Кивнул в знак согласия и молча выдернул из ножен меч.

— Я здесь один и магию использовать не могу, — произнес Берангер. — Но и ты должен поклясться, что один и не будешь использовать магию.

— Я один, клянусь, — сказал Радхаур. — Я не маг, я — воин. У меня есть Сила Алвисида, но она есть помимо моей воли и использовать ее или нет, не в моей власти.

— Хорошо, — кивнул герцог. — К бою.

Клинки скрестились, взгляды встретились в предрассветном неверном дрожании воздуха.

Сколько ненависти было в темных глазах Берангера!

Радхаур отступил на шаг. Словно магической волной ошпарило его искренность чувства Берангера.

Потребовалось несколько мгновений, чтобы придти в себя. Он пытался вызвать в памяти образ отца не смертном ложе — безуспешно.

Удар, идущий от самого центра справедливого гнева, обрушился на него. Радхаур едва успел подставить меч. Ноги чуть дрожали после бессонной ночи, дышалось тяжело. Не было боевого настроения.

Но настоящий рыцарь не должен долго настраивать себя перед боем. Он должен быть в любой момент готов защитить себя и своих близких.

А если предсказание не сбудется? Ведь все зависит от человека?

Еще один яростный выпад Берангера. Радхаур увернулся, сделал полный оборот вокруг себя и слева, наотмашь, нанес удар.

Герцог отбил атаку и отпрыгнул в сторону. Он тяжело дышал, с губ готовы были слететь проклятия. Что ж, он знал, что легко не будет — раз этот мальчишка сумел победить Вольфа и Линкса. Но из четырех братьев он, Берангер, пусть не самый умный, но зато — самый ловкий мечник. Если он не справится с этим юнцом, то Иглангеру будет уж точно не под силу. Правда, Игл здорово владеет копьем, а этот Наследник… Впрочем, как Радхаур владеет копьем, Берангер не знал.

Они стояли друг против друга, делая ложные движения, пытаясь сбить противника с толку, но нападать первым никто не решался.

Радхаур вдруг отчетливо понял, что все предсказания могут оказаться чушью, что смерть в облике Берангера смотрит ему в глаза. Но ему не было страшно,

Марьян, вся сжавшись, словно от ледяного холода, без единого движения, даже, казалось, и не моргая, глядела на возлюбленного.

Единственное, что пугало Радхаура больше, чем возможная гибель так это то, что между ними в любое мгновение может встать Белиал. Как ему надоели все непрошенные опекуны! Хуже нет предрешенности!

Оба противника устремились друг к другу одновременно, мечи схлестнулись в яростном ударе, скользнули друг по другу до рукоятей. Берангер пытался вывернуть меч, но от могучего движения и сам не удержал — оба клинка вылетели из рук сражающих.

Радхаур еще не успел понять, как так получилось, что меч вылетел из рук, как получил мощный удар правой в челюсть. Словно вспышки молний взорвались в голове, не помогла сила полученная от торса Алвисида — столь внезапен оказался удар. Всю массу тела, всю праведную ярость вложил герцог в этот, возможно последний в жизни, удар.

Радхаур упал.

Не успел вскочить — Берангер одним прыжком уселся на него, прижал к земле. И занес над головой выхваченный из-за пояса кинжал.

Пронзительно закричала Марьян — казалось, ее крик поднимет на ноги спящих в лагере. Хотя нет, очень далеко ни один крик не донесется…

Надо же о каких пустяках думаешь перед смертью! Вот и верь после этого в предсказания, в предназначение.

— Радхаур, перед тем как убить тебя я прощаю тебе смерть моих братьев, — серьезно сказал Берангер. — Игл убил твоего отца и братьев. Ты отомстил. Теперь мщу я.

Кинжал был занесен и герцог не собирался медлить или щадить смертного врага.

Радхаур не закрыл глаза, не молился. Он желал сейчас, чтобы прекратился истошный крик Марьян. Ему очень хотелось перед смертью услышать тишину.

И вдруг Берангер замер в уже начатом движении, рука с кинжалом бессильно упала, он сам как-то обмяк и повалился на спину.

Радхаур сбросил его с себя и рванулся к мечу. Он увидел во лбу Берангера знакомую остро отточенную спиральку.

— Гуул! — закричал он и в голосе его звучала такая ярость, что даже Марьян замолчала. — Гуул, выходи и прими бой! Ты опозорил меня! Я дал слово, что поединок будет честным! Я поклялся, что пришел один! Выходи, я убью тебя.

Гуул вышел на дорогу.

— Вынимай меч и сражайся! — прокричал Радхаур, бросаясь к нему.

Гуул ловко увернулся от разящего металла Гурондоля.

Радхаур развернулся и встретился с ним глазами.

— Кто позволил тебе вмешиваться в поединок?

— Наследник Алвисида должен жить!

— Ах так, да? — от гнева Радхаур не находил слов. — Ты! Если ты сейчас не примешь бой… то я… Я разобью своим мечом торс Алвисида, клянусь в этом Силами Космическими!

Гуул побледнел, закусил губу.

— Считаю до трех, — прохрипел Радхаур. — Или ты принимаешь бой или… Я уже сказал, я уничтожу торс, разобью на мелкие куски и ни один маг никогда его не соберет. Ну решайся! Раз! Подними же меч!

— Наследник Алвисида должен жить, — словно самому себе сказал Гуул.

— Два! Ну же! Ты опозорил меня, так отвечай за свои дела! Защищайся, или я заколю тебя, не смотря на всю твою ловкость! Ну!

— Постой! — Гуул вытянул к нему руки с раскрытыми ладонями. — Подожди нападать, пусть будет по-твоему. Я принял решение.

— Какое?

— Слушай:

Волю Алгола сердце хранит.

Слушай же файл мой, о Алвисид!

В роще зеленой птица свистит,

В небе же солнце стремится в зенит,

Бьется волна о холодный гранит,

Все о тебе, Алвисид, говорит.

Гневом и яростью разум горит.

Пал ты в бою, мой Алвисид,

Дух твой незримо над миром парит,

И этот Наследник тебя возродит.

Мне Алгол никогда не простит,

Если Наследник будет убит.

Зло таковое в мире царит,

Что не понятно как поступить.

Но Алвисид будет жить!

Саве, саве, саве, энтер!

Гуул замолчал.

— Что это? — спросил удивленный Радхаур. — Что за бред?

— Мой шестнадцатый файл, — торжественно сказал Гуул. — Прощай, Наследник Алвисида, я сделал все, что мог.

Он скрылся среди деревьев.

— Стой! — закричал Радхаур.

Но было поздно — алголианин словно растворился в воздухе. Искать его по лесу было бесполезно, в лучшем случае найдешь труп с пронзенным кинжалом сердцем. Радхаур знал, что шестнадцатый файл поется перед исполнением священного обряда Дэлетс.

— Ну и дурак! — зло бросил в пустоту Радхаур.

Подошел к Марьян, она настороженно смотрела на него. Он подал ей руку, она встала, ожидая чего угодно — что он ударит ее, прогонит прочь. Сердце замерло, готовая взорваться от горя и боли.

Он прижал ее к себе левой рукой, в правой сжимая рукоять меча. Она заплакала, обхватив его руками.

Так они стояли долго, минут пять. Из лесу не доносилось ни звука.

Наконец Радхаур мягко отстранил ее, подошел к дереву и отвязал поводья коней.

— Давай я помогу тебе сесть, Марьян, — предложил он.

И тут ее как прорвало. Она начало говорить: как ждала его возвращения из драконовой страны, как боялась — за него, Радхаура, как боялась в тот миг, когда ее нес дракон и боялась потом, в лодке, в подземелье, и боялась, когда всю ночь Берангер мчал вперед, не давая ей отстать, и как она боялась сейчас, когда Берангер чуть не убил его…

Радхаур не слушал, он думал о своем.

Первым, кого они увидели в лагере, был Этвард.

— Марьян! — удивленно воскликнул король. — Откуда ты?

— Берангер привез ее, — ответил Радхаур спрыгивая с коня.

— А где же тогда он?

— Валяется на дороге.

— Ты сражался? И мне ничего не сказал?!

— Зачем? Да и он требовал, чтобы я приехал один, иначе он пригрозил убить Марьян. Извини, Эмрис, но я не мог сказать даже тебе.

— Да, Уррий, прости я погорячился. Да, я же тебя искал, чтобы сообщить…

— Что?

— Что та белокурая девушка вовсе не Марьян. Ее отец Бартл узнал…

Радхаур улыбнулся и посмотрел на стоявшую рядом с ним возлюбленную.

— И кто она? — честно говоря, сейчас это не очень Радхаура интересовало, он переживал происшедшее снова и снова и думал — где же Иглангер?

— Она, — Этвард сделал эффектную паузу, — моя родная сестра, принцесса Рогнеда!

Он ввел Марьян в шатер и задернул полог. Положив руки ей на талию, остановил ее в нескольких шагах от кровати. Нежно поцеловал в шею, под правым ушком, и стал развязывать ей шнуровку на платье.

— Радхаур, я тебе должна сказать… — повернулась она к нему.

Он молча властным движением развернул ее обратно спиной к себе и продолжил развязывать шнурки.

— Радхаур, я спала с этим… герцогом Линксангером.

— Он околдовал тебя, ты не виновата.

— Радхаур, он обманул меня, он сказал, что мы находимся очень далеко, что до Британии год добираться. Я боялась, что никогда больше не увижу тебя…

— Он околдовал тебя, ты не виновата, — повторил Радхаур, закончив со шнурками и снимая платье с плеч.

— Я хотела убить себя! Ты можешь избить меня, можешь проклинать, я все стерплю, все! Только не гони меня, любимый!..

— Он околдовал тебя, ты не виновата, — вновь сказал он.

Чтобы ни случилось, он никогда не увидит Марьян на волшебной лестнице! Никогда. Чтобы там ни было в предсказании. И он не будет собирать Алвисида, как бы его не просили и не заставляли алголиане, Белиал, шах Балсар, кто угодно… Немного неудобно перед сэром Ансеисом, но у того есть любовь, он все поймет. Решено! Он положит голову и торс Алвисида в пустой гроб, на котором выбито:» Алан Сидморт «.

— Радхаур, только не гони меня! Можешь взять в жены другую, пусть рожает тебе детей, раз я не могу, но только не гони! Я не хотела с ним… Поверь, не хотела!

— Он околдовал тебя, ты не виновата.

Наследник Алвисида, отказался от своего предназначения. Он снял последние предметы одежды и повалил Марьян на кровать.

Он овладел ее. Грубо. Жадно. Самозабвенно. Он хотел впитать ее всю. Или отдать ей всего себя, как угодно.

В это мгновение он действительно любил ее.

И никогда не увидит ее образ на волшебной лестнице. Впрочем, если он не будет собирать Алвисида, то и по волшебной лестнице взбираться не придется. И кто знает — может, она, лестница, вообще такая единственная в мире?..

— Принцесса Рогнеда, дочь короля Эдвина, — произнес Радхаур, глядя на зачарованную девушку.

Он тайком залез на стоянке в повозку и смотрел на нее, не в силах отвести взгляда.

Он любит Марьян, он принадлежит ей целиком и полностью, но…

Что-то всколыхнулось в нем, он бессознательно потянулся к спящей и коснулся ее губ губами.

Она открыла глаза. От неожиданности он отпрянул.

— Кто ты? — спросила Рогнеда.