Любаша (СИ)

5

Люба

Удобно подперев руками обе щеки, как хомяк из мультфильма, сосредоточенно предавалась унынию, сидя на скалистом берегу. Там, внизу грохотали волны, шумя и неистовствуя, даруя немного успокоения, старательно закидывая наверх капли водной взвеси, долетавшие редкими подарками на лицо и одежду.

Ничего не помогало Мюррею. Старуха беспомощно разводила руками, начальник терпел, шрам гноился. Мазь перестала справляться, Джонатан плюнул и ходил как есть. Мужчина стал раздражительнее, резче, противоречивее. Народ боялся, сторонился и молчал. Число воздыхательниц сократилось. Камилла отравляла жизнь Олафу. Каменную стену из крепких булыжников возвели быстрее небоскреба в центре столицы. Мюррей искал причины придраться и спустить злость, народ старался их ликвидировать.

Больные разлетелись из гнезда: часть вылечилась полностью, пятерых вынесли вперед ногами, остальные перешли в разряд легких случаев и переселились в казармы. Велдон съехал еще раньше. Моя задумка встала без основных вводных, труженицы потихоньку забыли путь в огород начальника. Дом опустел.

Все ждали бурю — матушку Джонатана. И она пришла. Вереница карет, подвод, телег и людей наполнила Амран, изменив привычный ход жизни, повысив уровень шума и накал страстей.

Помимо всех несомненно необходимых и нужных вещей как то дерево, продовольствие, скотина, птицы, орудия труда, металл, предметы быта и прочего, она привезла невест и людей из столицы, привыкших к другой жизни, взирающих на местных с высокой колокольни собственного высокомерия, а также правила и, пожалуй, самое трудное, неудобное, мешающее больше всех — себя.

Словно долго отсутствующая директриса, женщина влезала везде и к каждому, грозясь невидимой плетью, поднимая приличия с субординацией на нужный уровень и не важно, что от этого могло пострадать качество или человек. Сию одиозную личность звали Марджери Мюррей. Высокая, подтянутая, красивая и невыносимая.

Пять невест, несметное количество сундуков и сопровождающих выстроилось около показавшегося вдруг очень маленьким двухэтажного особняка. У радушного хозяина, встречающего процессию на крыльце, стала дергаться щека. Заведенные за спину руки сжимались в кулаки и разжимались.

— Мальчик мой! — патетично воскликнула Марджери, раскинув руки… и началось.

Возможно, при старых обстоятельствах музыка звучала бы привычными аккордами, но не в этот раз. Бешенство капитана взорвалось феерией звуков и эпитетов, жестов и посылов. Пять невест, немного скраба, мать, одна горничная на всех и я, все остальное летело, спотыкалось, выносилось и исчезало с немыслимой скоростью. Нутром почуяв неладное, Марджери переждала бурю, убрав бревно тарана в нагрудный кармашек, достав взамен капли слез и духи обаяния. Тасуя их, словно заправский шулер, она добилась от сына послаблений и ушла, крепко зажав свой выигрыш — две горничные на всех, обещание все объяснить, дозволение делать что захочется и примерное расписание свиданий.

При всех минусах был огромный тощий плюс: приехал мой секретноингредиентный ингредиент — парень, владеющий даром растительности. Редкое и очень ценное умение. Жизнь заиграла новыми красками.

Бригада баб была выдернута из нового витка починки города. Словно дорвавшиеся до экспериментов дети, тащили из леса все, что могли, а потом собирались кружком вокруг чахлых кустиков и, затаив дыхание, жадно следили за потугами парня засадить плешь заднего двора Мюррея новыми волосами.

Джонатан соврал матери и бегал от нее, как мог. Демонстративное игнорирование моей персоны не могло длиться вечно, как и осмотр с обживанием на новом месте, сбор сплетней, раскладывание нарядов и прихорашивания. Через два дня тихой осады Марджери Мюррей пошла в наступление.

Когда утром третьего дня я пришла на кухню, хозяйка этого дома при полном параде во всю совала нос в каждую емкость, до которой могла дотянуться. Там, где она не могла, ей помогал приставленный сыном охранник, и проверка продолжалась.

— Доброго дня, — поклонилась ее спине.

— Госпожа! — едко заметила дама, не удосужившись повернуться. — Еще раз! — хлесткий приказ, словно щелчок плети.

— Доброго дня, госпожа, — бесцветно повторила за ней, давая шанс мирно разойтись.

— «Доброго дня, госпожа!» с должным уважением в голосе! — рявкнула мегера, развернувшись ко мне. Надо же, заметила ничтожную вошь. — Где? — строго нахмурила брови, поджав губы.

— Что?

— Госпожа!!

— Какая из? — прикинулась поленом. Обращение «госпожа» царапало язык не хуже щетки из острых гвоздей.

— Я научу тебя!! — вызверилась Марджери, потрясая указательным пальцем в воздухе. — Научу манерам и почтению, наглая деревенская подстилка!!!

— Так что вы ищете, госпожа?

Это как сказать «доброго дня!» с интонацией «чтоб на тебя голуби нагадили!». Собеседница все поняла, сузив глаза, окинула нечитаемым взглядом и притворно вздохнула, убирая встопорщенные стальные перья, влезая в шкуру овечки не по размеру:

— Принеси мои капли! — плаксиво попросила охранника, бессильно опадая на ближайший стул. — Воды, — уже мне.

Парнишка метнулся на выход. Я поставила кружку.

— Ты уволена, — мгновенная смена маски. — Вещи собраны, сумки на улице, естественно за вычетом аренды моих платьев, которые ты нагло выклянчила у моего доброго сына. Катись, откуда выползла. Пшла вон! — небрежно махнула рукой на выход.

Закрыла дверь изнутри и села напротив.

— Не вы меня нанимали, это раз. У нас с ним магический договор, это два. Мы с вами одинаково хотим помочь капитану, это три. Пожалуйста, верните все туда же, где лежало. Если хоть что-то пропадет, буду жаловаться и просить неустойку. А так, будем считать, что познакомились, не могу сказать, что приятно. А что вы искали?

Она медленно встала, сдерживая клокочущую ярость.

— Приворотное зелье, конечно. Не мог мой сын по собственной воле пригреть на груди… такое! — вздернула нос. — Сама уйдешь, — прошипела и резко выплеснула жидкость мне в лицо.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Не дождетесь, — весело усмехнулась в ответ, оттирая влагу рукавом.

— Ваши капли, госпожа! — вернулся охранник.

— Здесь омерзительно смердит, — поплыла на выход мадам.

Джонатан Мюррей

Приезд матери был огромной ошибкой, как и потакания со смехотворными смотринами, ухаживаниями. Взрослые люди, все знают, кому что нужно. Но нет, приличия же. Сжал зубы. Тошнит от них всех. Разряженные напыщенные куклы, заводящиеся с пол оборота от будущих перспектив. Брачное предложение стало выгоднее в десятки раз: нелюбимый супруг сдохнет раньше, чем наследник научится говорить. Какая радость!

Хорошо, что их пять. Пока первые будут убегать, не в силах перебороть отвращение или страх, словно злобный колдун успею сцапать хоть одну замешкавшуюся.

— В пекло, — раздраженно выдохнул, одним движением смахнув все со стола.

Жалобно тренькнул новенький сервиз, оповещая о своей скоротечной кончине. Листы первосортной бумаги, как белые птицы, полукругом медленно опускались вниз, падали в мокрый плен на полу, темнели, потихоньку напитываясь, и безнадежно умирали.

— Что, так можно было?! — обиженно воскликнул Руперт, подбегая и с наслаждением отправляя ненавистную посуду в полет. — Если что, это все ты! Она ведь так старалась, так старалась оставить свой след в твоем кабинете. Тащила из такой дали, можно сказать на своем хребте! Забота, цени!

Секретарь не решился на широкий жест, лишь аккуратно отодвинул расписные чаши, щедро усыпанные нелепыми огромными желтыми, красными и фиолетовыми цветами, несколько взглядов на которые мгновенно обеспечивали мигрень.

— Возможно, это модно нынче в столице… Но терпение не безгранично. Да… Может подеремся? — сам себе удивился друг. — Обоим полегчает. Что скажешь?

— Если бы это помогало, мы бы не вылезали из круга, — усмехнулся. Ему все же удалось отвлечь от бешенства. Даже чуть расслабился.

— Тогда, — облокотился об стол, — нужна баба! — авторитетно припечатал Руперт. — Навестим Белда? Там столько прекрасных созданий, уж одна да поможет скрасить время, — широкая улыбка. Только фальшивая, плохо маскирующая беспокойство.

— Я еще не при смерти… В доме теперь столько женщин, обосраться от радости. Так скрасят время… не унесешь.

Присел на пол, собирая то, что выжило после маленькой вспышки. Друг и секретарь помогли. Они ушли на обед, захватив приглашение на разговор. Дверь без стука распахнулась. Внутри обожгло от злости. Сжал кулаки. Спокойно.

— Ну наконец-то, дорогой! Еще день, два и девочки начнут паковать багаж! Что скажет общество, как отреагирует столица? Да меня не пустят дальше порога ни в одном приличном доме! Не всем нравится прозябать в нищей глуши, а я еще жить хочу!!!.. Неслыханная наглость: избегать приглашенных невест, в нашем-то положении! Бедняжки перенесли тяготы пути, лишения и неудобства! Ради че…

— Присядь, — самый мягкий тон, на который только был способен, хотя в горле пульсировало желание оторвать к бездне эту голосящую голову, чтобы снова ощутить сладость блаженной тишины.

Я ее люблю. Я ее люблю… Надо только вспомнить об этом… Я ее люблю. Родной запах… Шумно втянул воздух. Да, вот так… Контроль.

На миг она застыла, прерванная на скаку, внимательно осмотрела, подмечая детали и, тихо пройдя, аккуратно обняла, давая в любой момент освободиться.

— Прости, сынок, — поцеловала в макушку, ласково приглаживая волосы. — Я переживаю, а ты молчишь…Ты же знаешь меня…Расскажи пожалуйста…

Про отца говорить не стал. Возможно позже?… Коротко обрисовал перспективы с учетом новых условий. С самого приезда не касались этой темы.

— Так что заканчивай гнобить мою кухарку, наводить свои порядки в городе и поубавь количество сброда, что привезла из столицы. Мне не нужны бастарды и разбитые сердца, если не хуже. Мужья умерли, им хочется поддержки. Твои прыщи способны лишь обрюхатить и сбежать.

— Дорогой, — снисходительный тон, — это, между прочим, высокородные и благовоспитанные сыны состоятельных семей! Они не станут пятнать себя… этим. Если честно, их семьи щедро заплатили за… прогулку. Проникнуться, осознать перспективы неповиновения и перестать оспаривать решения старших. Представляешь, — задумчиво произнесла мать, — тобой пугают юнцов. Какая нелепость… Было бы упущением не поиметь с них денег за это, — хитро подмигнула, звонко обслюнявив мою щеку и сразу вытерев, чтоб не ворчал. — Не переживай, скоро сбегут сами, устав от скуки. Нет борделей, игорных домов, восторженных девиц, лишь вода, лес, да одичавшие хмурые люди в солдатской форме… Я тут подумала, раз такое дело, может ты…

— Я не буду унижаться перед Филиппом!!! — обнял в ответ. — И больше не будем об этом. Бешенство… разрушает, начинаю терять… контроль. Других чувств король не вызывает.

— Капитан!!! — влетел потрёпанный секретарь, бешено вращая глазами. — Люба!.. Она!.. Ее!.. Вы нужны там!

Любаша

Новый день — новые возможности.

Порой, настрой решает все, склоняя чашу весов выбора в определенную сторону. Словно цветные очки, синий исправно будет красить, исключая из общей картины белый цвет. Так и Мюррей, упрямый осел, вбил в голову, что умирает, теперь ответственно готовится кануть в небытие, предварительно закончив все дела.

Дернула край ненавистно чепца, поглубже нахлобучивая сползающую деталь гардероба. Взаимная нелюбовь. Здоровалась, кивала, с удовольствием подмечая расцветающие цветы надежды на лицах местных. Чуть остановилась, оглядевшись. Стучали молотки, звонко перекрикивались рабочие, возводившие новые постройки, сновала вездесущая ребятня, гордо помогающая взрослым, поднося то одно, то другое. Запах свежей древесины пьянил.

Сегодня я решила не сдаваться. Утро нашло меня колено преклонной в храме рядом с изображением Ютарии. Хранительница очага помогает женщинам, но я просила за Мюррея, ведь он был чем-то похож — оберегал множество семей. Чего уж там, всплакнула немного. Жалко мужика, пропадает. Подношение оставила и ушла. Когда выхода не видно, надо пробовать каждую дверь.

Среди налаженного производства особо ярко выделялись сморчки из столицы. Холеные лица, высоко задранные носы, недвусмысленные взгляды, шарящие по местным. Парни примеривались к невспаханному полю женских сердец, дамы, сбившись стайками, хихикали и притворно прикрывали рты аккуратными пальчиками, рассматривая объекты будущих приключений или тренировок женских чар перед крупными играми на королевской доске. Даже слуги умудрялись считать себя людьми лучшего сорта.

Столица не подойдет. Я так не умею и не хочу. Лучше и дальше буду приносить пользу в глуши. Целых два куста диких ягод расправили пышные ветви на нашем огороде после упорной борьбы. Маленькая победа.

Не зная, как еще помочь, направилась к Олафу пытать счастья общими усилиями с вареньем. Может двойное упрямство возьмет верх и мы сумеем получить то маленькое волшебство в баночке? Мюррею будет очень кстати порция радости.

— Красавица! Погоди! — раздался голос сбоку.

Отрадно, что степень выдержки моего «вина» уже не назвать молодым. Усмехнулась, но вынужденно остановилась — плечо грубо сжала сильная рука, заставляя развернуться к говорившему.

— Не хорошо, красавица, — высокопарно начал молодой аристократ, источая притворно-сладкие интонации, но осекся.

Жиденькая поросль на его лице встопорщилась от возмущения. Маска дружелюбия свернулась, явив отвращение.

— Тьфу, старая!!! — возмущенно дергались коричневые кудряшки.

— Пф, — передернулся второй подошедший, изящно поиграв рыжими бровями. — У тебя глаза не поднимались выше жопы, Густав! Красавица, точно красавица! — морщась, карикатурно передразнил первого, раскидывая руки. — Пошли, — демонстративно одернул вниз рукав пышной рубашки, старательно смахивая несуществующие пылинки.

Третий прошелся внимательным взглядом темных глаз. Чего уж там, откровенно было противно. Не доставлять проблем. Я стараюсь, Мюррей… Видят боги, как хочется услышать хруст ломающихся конечностей!

Боль в плече отрезвила. Гаденыш продолжал сжимать, применяя силу. Что-то не так. Попыталась проанализировать настроение.

— Отпусти уже, — рыжий рубанул ребром ладони по руке первого, вынуждая отступить. — Вспомнил, — нехотя пояснил звереющему шатену, — кухарка она. Мюррея, — смачно сплюнул на землю.

Третий соображал быстро, скрутил руку задиры, развернул и дал направление. Второй замкнул клещи, присоединяясь к коллективной работе.

— Угомонись, — спокойный голос здоровяка сопровождался хорошей встряской. — Не привлекай внимания.

— Я — наследник старейшего рода, уношу ноги от чьей-то кухарки?! Ты издеваешься?! Да что она сделает?! Фартуком задушит? — искреннее недоумение переросло в злой вопль.

Ответа не услышала, расстояние увеличилось. Не стану рассказывать капитану. Потерла плечо… Гаденыши.

Внимание привлек запах, проходившей мимо женщины, показавшийся до боли знакомым. Оглянулась, незнакомка в бесформенном платье, просеменила уже далеко. Возвращаться не стала, опасаясь нежеланной встречи.

В голове стучали молоточки, требуя идентифицировать аромат. Казалось, это важно. Не получалось. Злость облизывала мелкими волнами, незаметно накатывая сильнее. Стало трудно дышать. Внезапно захотелось рычать и буйствовать. Пришлось крепко смять подол, дабы унять трясущиеся руки. Кожи коснулся холодок металла. Стало понятно, что все не спроста, да было поздно.

— Это магия…. Магия, не я, — пальцы сопротивлялись решению мозга, но спустя минуту, показавшуюся вечностью, еле отцепили тесак с пояса, несколько раз порезавшись, и кинули куда подальше.

Упала на колени, обхватывая себя руками, раскачиваясь в разные стороны. Реальность подернулась дымкой, окрашиваясь в красные цвета. Внутри полыхало от желания… проливать кровь.

— Не я, — твердила из последних сил. — Не я…

Тяжело ворочая картинки в голове, словно булыжники, воскрешала приятные моменты, цепляясь из последних сил.

Я люблю этот мир.

Из закрытых глаз катились слезы. С огромным трудом ярость сдавала позиции, царапая изнутри до крови. Судорожный вздох полной грудью сменился отчаянным воплем — голова полетела в сторону от мощного удара, но дернулась обратно — за волосы грубо схватили, выдыхая амбре немытого рта прямо в лицо.

— Думала обошлось? — каштановые глаза, оказавшиеся очень близко, полыхали безумием. — А я передумал! — кривой оскал.

Одежду резали и торопливо срывали подоспевшие дружки.

— Помогите! — вопль оказался последним, оплеуха разбила губы, а вторая нос.

Кусаясь, лягаясь, метая мелки камни, попавшиеся под руку, не сдавалась и безуспешно проигрывала в неравной борьбе. Щеку оцарапали моим же тесаком и приставили к горлу, больно уперев кончик. Шатен торопился, стаскивая портки.

Жаль, у нет магии… И пусть, что невменяемы… Оттянула голову подальше, чтобы посильнее напороться на острие металла… Лучше смерть.

После принятия решения внутри взорвался вулкан, выплевывая огненную лаву, брызнувшую во все стороны, опаляя каждую клеточку тела. Стало невыносимо жарко…

— ААААА!!!!!! — из горла вырвался вопль, выгибая тело дугой.

— ААААА!!!! — вторили три голоса рядом.

Я была рыбкой, которую окунули в дюже адский кипяток, а потом бросили на лед и стали наблюдать: сдохла или нет?

Глаза закрылись. Открылись. Сельский пейзаж местности потерялся на фоне колыхающейся толпы. Голова — литой колокол, по которому неведомый шутник бил каждый раз, когда картинка пыталась приобрести четкость. Все болело. Все ломило. Зверски хотелось Жрать с большой буквы. Кожа на саднящих губах треснула, как только открыла рот.

— Олаф, — отключилась лежа на земле, очнулась в надежном кольце рук друга.

— Молчи, бедовая, — тоскливо протянул повар. — Ты спокойно жить умеешь?…. А, не отвечай, бесполезно! Щас капитан придет, люлей всем раздаст… Как бы сам не огреб потом, — расстроенно пробубнил под нос.

С разбегу плюхнувшийся рядом запыхавшийся Велдон поднял облачко пыли. Легкая волна прохлады выборочно заструилась по телу. Взбудораженный и дезориентированный, оказал первую помощь, щедро смазав поврежденные участки кожи и насильно влив штук шесть зелий разной степени гадости. Также молча развернулся, поскальзываясь и падая, в три прыжка оказался возле голосящих нападавших.

Кратко пересказала ощущения, обстоятельства и итоги, попутно заставляя помочь встать.

— Разберемся, — оскалился Олаф. — Не лезь, зашибет не заметит. Все я пошел. Анна, — молчаливо попросил жену и кинулся наперерез бешенному Мюррею, за которым бежала Марджери. Очень бодро для своего возраста. Народ расступился в стороны, образовывая живой коридор.

Анна скривилась от почетной должности, но цепко схватила. Повар ласточкой отлетел в сторону после удара об капитана, так и не сумев изменить траекторию его локомотива, собирающегося убивать без объяснений.

— Беги, — шепнула ей, глядя как она разрывается между желанием побежать к любимому и долгом стеречь никому не нужную идиотку.

Женщина взяла резвый старт. С громким стоном я начала оседать вниз. Естественно, очень медленно, чтоб до Мюррея дошло и он успел подхватить. Тело сплошной синяк, добавлять новых гематом не хотелось. Возможности Велдона ограничены.

Капитан не сплоховал, лихо заложив опасный вираж. Подхватил на руки и тихо спросил одним словом все, что имел ввиду, окаменев в ожидании ответа:

— Люба?… — безумный блеск черных глаз, почти потерявших контроль.

— Нет, — мотнула головой. Не успели. Не совершили. Не произошло.

Судорожный хриплый вздох пациента, сумевшего сделать глоток воздуха при пневмотраксе благодаря вставленной трубке между ребер. Веки опустились и похоже, собирался бросать на пол, чтобы пойти вершить возмездие. Вцепилась в его шею.

— Я почувствовала, — лихорадочно зашептала по второму кругу. — … Это было воздействие. Женщина могла быть участницей. Это мог быть Белд, ты… вы сами говорили. А еще…

На мужчину стало страшно смотреть, он потемнел лицом. В прямом смысле. Подбежавшая было возмущенная Марджери пронзительно вскрикнула и отпрянула, зажав обеими руками рот. Люди стали оборачиваться, замолкать и бледнеть. Некто особо истеричный издал вопль и побежал. Цепной реакцией смело добрую часть людей.

Шрам на лице капитана пульсировал, как живой, раскинув сеть щупалец по абрису лица. Твердая решимость залегла под тенями и морщинками глаз.

— Мюррей…Джонатан! Разберись, пожалуйста! Не дури!

— Я… не дури?! — по-звериному прорычал, брызгая слюной.

— Что, снова воткнешь когти? — прошептала, роняя слезы.

Голова дернулась, как от пощечины. Уголки губ опустились, передавая скорбь и сожаление. Да, очень подло напоминать.

— Хотел бы «никогда», — зажмурившись прошептал, — но скажу: не в этот раз.

Резко поставил на ноги и метнулся к троице, уже стоящей на ногах. Рыжий и шатен трусливо жались за спиной третьего темноволосого здоровяка, сохранявшего ледяное спокойствие.

— Имело место вмешательство, клянусь, — успел поднять руку до того, как кулак Мюррея встретился с его лицом. Ярко полыхнуло.

Некрасиво вереща, шатен полетел на свидание с дорожной пылью. Рыжий торопливо излагал, Марджери висела на сыне вместе с подоспевшим Рупертом.

— А мне то что? — вытянул вперед голову Джонатан, как гусь. Шея готова была разорваться под напором вздувшихся вен.

— Этот… инцидент будет рассмотрен королем! — взвизгнул шатен. — Я! ….

— Заткнись, — оборвал темноволосый здоровяк, не разрывая зрительный контакт с угрозой. — Публичные извинения, — пнул ногой взорвавшегося от возмущения «наследника», — земли… золото…титул? — напряженный подбор кода от замка капитана.

— Кровь! — безумная улыбка.

— Джонатан, хватит!!! — рявкнула отошедшая Марджери. — О боги, столько шума из-за какой-то девки!!! Да они ее даже не тронули! — развернула сына за шиворот. — Охолонись!!

— Все сказала? — убийственное спокойствие вечной мерзлоты. — Это мой город. Круг, — обернулся к здоровяку. — Сейчас. Очередность не важна.

Губы потрясенной Марджери тряслись, не в силах принять поступок сына она взвыла и упала, сотрясаясь от рыданий.

— Джонатан, — тихонько подошла к мужчине.

— Нет!!! — заорал, развернувшись, отталкивая протянутые руки. — Я, бездна пожри, снова не справился со сраной защитой!!! Какой из меня мужчина, если не в силах сберечь одну женщину?! Отвечай!!! — навис со всей высоты своего роста. — Любая могла оказаться на твоем месте!.. Только ты выбрала, и они выбрали, — громкий крик. — Ты боролась, а они сдались!!!! Убирайся отсюда!

Круг очертили прямо на земле. Темноволосый здоровяк с разрешения Мюррея нацарапал прощальное письмо, передал Руперту, нашел меня глазами, низко поклонился и первым уверенно шагнул на плаху. Прозвучал отвратительный чавкающий звук, повторившийся еще дважды под аккомпанемент рыданий Марджери.

— Ты, ты, бездушная скотина! Хочешь бросить меня, как твой отец!!! Я останусь совсем одна!! — некрасиво раскачивалась в стороны, размазывая сопли.

— Не тревожьтесь, матушка. У вас будет наследник. Начну трудиться в самое ближайшее время, — холодно бросил капитан, медленно вытирая алую кровь с лица. Запрокинул голову к небу, будто ища ответы, и, чеканя шаг, ушел домой.

— Ненавижу, — прорычала матушка … мне.

Кто бы сомневался.

Джонатан Мюррей

В груди пульсировало, не останавливаясь. Требовалось уедиться, дабы не натворить дел. Зудела стягивающая лицо корка чужой крови, быстро подсыхающая на ветру.

Простые вопросы — простые ответы. Имел право? Да. Отдавал себе отчет? Более чем. Жалею о содеянном? Ни капли. Будут ли последствия? Да..

Порой, когда паршивей некуда, хочется нажать на паузу, но жизнь продолжает бешено бежать, совершенно не обращая внимания на горе или боль. Ты можешь упасть, сломаться, погрязнуть в унынии, вокруг все также будут петь птицы, наслаждаясь бескрайним синим небом и свободой, скалы продолжат незыблемо стоять, океан нашептывать секреты, кто-то будет радоваться и смеяться от счастья, как бы кощунственно не было по отношению к твоему горю.

Когда конец близок, истинные желания острыми пиками прорываются наружу, далеко отбрасывая «надо» и «так принято».

Я был в своем праве, как высший судья на своей земле, хотя должен был отправить виновных в столицу под конвоем. Лег лицом вниз на каменистую землю, ставшую родной за эти годы. Волны шумели, неистовствуя и грозно ярясь. Порывистый ветер трепал одежду.

Громко вереща, по дороге к дому обогнала одна из невест. По выкрикам один из смертников был ее братом. Связи нет, закрою город на выезд, сдеру клятвы молчания, потом свадьба, туя на наследника и все, полоса жизненных препятствий закончится.

— Знал, что сбежишь сюда.

Велдон, Руперт и секретарь принесли сменную одежду, таз с водой и чистую ткань. Передышка закончилась… Соскреб тело с камней, рывком содрал одежду, не заботясь о целостности и с наслаждением умылся. Походя передал поручения, двое побежали исполнять.

— Ты… как? — тихо спросил Велдон. — В себе?

— Помутнения в этот раз не было. Физическая сила возросла на короткое время. Успокоился — прошло. Из ощущений… Дрянь эта чешется и болит, — указал на лицо. — Скажи, как я …

— Внешне?… Уже лучше. Черных линий стало больше.

— Велдон, — истеричный визг, — пройдись подышать! — рявкнула незаметно подошедшая мама. Лекарь втянул голову в плечи, кинул виноватый взгляд и был таков. — Ты!!! — идеально выщипанные брови словно коршуны нависли над глазами полными негодования. — Как! Ты! Мог! Сотворить! Такое!!!! — годы невольных тренировок спасли мои уши. — Твой отец, чтоб ему икалось в небесных чертогах, — процедила сквозь зубы, — бросил меня одну с тобой на руках! Думаешь, было легко?! Полагаешь не пытались повторно выдать замуж?! Хоть раз задумался, что было бы с тобой? — женский кулачок впечатался в грудь. — Нищенская халупа в глуши где-нибудь на границе! И скоропостижная смерть, уж это бы обеспечили! Я защищала нас!!! Вырвала зубами право быть вместе, сын!!! Почему ты решил бросить меня?! — отчаянно вцепилась обеими руками за рубаху и трясла, требуя ответа. — Почемууу?!

— Я не мог иначе, мама, — обнял ее, тут же промочившую рубашку от рыданий. — Ты сама научила не оставлять врагов за спиной.

— Так мама виновата во всем? — откинула голову назад, возмущенно задыхаясь.

— Нет, — улыбнулся, прижав обратно, ставя подбородок на макушку. — Они виновны, и все это знают. Ты не исключение. Король бы их отпустил, немного пожурил и пополнил казну.

— Кстати, Филипп…

— Не перебивай. Мне не долго осталось, защищать младенца придется тебе. Лучше выглядеть жертвой в глазах общества, чуть не пострадавшей от руки собственного спятившего сына, чем всю жизнь жить, как ты выразилась в халупе на краю мира, опасаясь мести опозоренного рода. Трех родов.

— Оставим это, так и морщины новые появятся от волнений! — привычно отгородилась маской. — Итак, невест осталось всего четыре, дорогой. Четыре! Сократим программу до четырех свиданий и трех ужинов. Я все распишу!

— Одна прогулка на каждую. И хватит с нас. Сегодня… дадим им отдохнуть. Завтра во второй половине дня я совершенно свободен.

Матушка некрасиво уронила челюсть, да так и осталась стоять с выпученными глазами, прекрасно поняв — шутки закончились.

Любаша

Пока мысленно жалела Мюррея, съела на кухне все, что могла, ошалела от количества и из последних сил доползла до кровати, тут же уснув богатырским сном. Одним словом — стресс.

Проснулась, когда на небе раскинулось бархатное платье ночи, украшенное сияющим светилом. Легкая прохлада заставила поежиться и накинуть плед на плечи, предусмотрено захваченный из комнаты. Укутавшись так, что остался торчать только нос, мелкими шажками просеменила до кресла и удовлетворенно плюхнулась — подумать.

Жалко. Всех было жалко. Себя, малолетних индюков, капитана, невест и даже Марджери. Странные мысли иголочками впивались в мягкое место, встала, перекуталась и бесцельно пошла обходить дом по кругу. Домашние мягкие туфли быстро промокли и противно липли, позволяя щупальцам холода ползти все выше и выше. Остановилась. Возвращаться или пройтись еще?

Послышался приглушенный всхлип. Задрав голову, увидела колышущуюся ткань в открытом окне второго этажа. Мысленно прикинула расположение и поняла, кого слышу. Всхлип, судорожный вдох, провальная попытка тихо высморкнуться. Скрип половиц.

Поджала губы, глядя на дорожку, заворачивающую за угол, развернулась и пошла на кухню. Через некоторое время, переодевшись, отогревшись и заварив свежих трав для успокоения и крепкого сна, пошла наверх, коря себя за мягкотелость. Вот правду говорят: охота пуще неволи. Никто бы не узнал, что легла тихонько спать в кроватке с чистой совестью, но нет…

Жаааалко!!!!

Меня бы кто пожалел! Беззвучно ворча, поскреблась в дверь. Сверчки за окном надрывались в тишине затаившегося полуночника. Поскреблась второй раз, чуть громче. В случае чего, всегда можно прикинуться дурочкой. Третий раз пришлось уже стукнуть, продемонстрировав твердость намерений и характера! Приперлася я, теперь не уйду.

— Че надо? — возмущенный взгляд еле протискивался сквозь узкие глаза, опухшие от слез, спотыкался об раздутый красный шнобель и на последнем издыхании катился за чуть приоткрытую дверь.

— Принесла, вот, — тихий-тихий шепот.

Репутация, она такая. Хранить надо… Мою уже поздно.

— Отравить решила? — губы сложились в возмущенную трубочку на выпятившемся подбородке.

— Конечно, — кивнула, — потом яд ваш сцедить с хладного трупа и продавать полновесно за золото. Разбогатееееею! — мечтательно прикрыла глаза.

— Хамка! — поднос вырвали из рук, чуть не опрокинув примочки с мазями и резко, но тихо прикрыли дверь.

— Достанется кому-то подарочек, — проворчала под нос, крепко держась за лестницу. — Удавиться легче, чем договориться. Хорошо, что не мне.

Очистила совесть, помыла руки и с чувством выполненного долга легла спать, умяв жесткий каравай, припасенный «на всякий случай».

А я ведь только похудела… Эх…

В кабинете капитана в это время

— Я подготовил останки для погребения, — издалека начал Велдон, не осознавая, почему не хочется об этом говорить. — Их ладони в волдырях, на открытых участках кожи ожоги, Джонатан. А это значит…

— Сгорел артефакт, — припечатал Мюррей, давя тяжелым взглядом. — Аномалия — такое бывает. Все сбоит. Готовь погребальный костер на рассвете.

— Что?? Нет! Это не артефакт, — вскинулся лекарь, раздраженно ведя плечом. — Я что, не знаю, как это выглядит? — оскорбился в лучших чувствах. Вскочил, меряя шагами комнату, в попытке подобрать нужные слова. — Нет, это именно ожог, причем температура предмета была колосса…

— Велдон, посмотри на меня, — тихо сказал хозяин кабинета. — Запомни: сломался артефакт. Всего остального никто не должен знать. Ты меня понял?… Это приказ.

Лекарь отшатнулся, расширив глаза: не часто друг пользовался своим «положением». Это болезненное чувство внутри — унижение. Дернулась светлая голова и снова задрался нос.

— Хорошо. Но сожжение? Их семьи…

— Получат красивые вазы, полные пепла, который ты заботливо соберешь, и смогут водрузить в родовые усыпальницы. Формально, погребение состоится.

— Ты уничтожаешь следы, — наконец дошло до Велдона.

— Да, — не стал отпираться капитан. Честность — она проще. Пока у него еще есть такая роскошь.

Оба услышали шаги и странные звуки в коридоре, переглянулись и кинулись проверять. Быстро потушив одинокую свечу, бесшумно приоткрыли дверь, всегда хорошо смазанную в любое время года, прокрались и, чуть высунув головы друг над другом из-за поворота, стали свидетелями поразительных вещей, попутно услышав пару матных слов, в сердцах отпущенных спускающейся вниз Любой.

— Жениться хочешь? — задумчиво спросил капитан, вернувшись в кабинет.

Лекарь поперхнулся, стрелка на шкале удивлений за этот вечер превысила все нормы и оторвалась, не выдержав нагрузки. Получилось только отрицательно помотать головой, слов не было. Такая жена, хуже ярма на шее.

— Освобожу от клятвы, — начал заманивать капитан. — Земли, дом, счет в банке.

— Нет!!!!

— Хорошо, нет так нет, — покладисто согласился Мюррей. — Если передумаешь…

— Не передумаю!!! Джонатан, ты мне жизнь спас и все такое… Но даже не проси. Я лучше сдохну за тебя, чем женюсь на ней, — выдал положа на сердце руку лекарь. — Найди другого, чтобы… эм… замять дело.

— Найду, — пообещал капитан.

Лекарь пристально посмотрел на друга, замечая упрямый блеск принятого решения и, пока боги на его стороне, поспешил убраться подальше, пока друг не додумался приказать.

Любаша

Большое светило вело второе в рассветном танце сквозь белые пушистые облака, одетые в розово-черничные отблески, как в дорогие наряды. Утренний ветер пришел поздороваться, быстро облетел храм, смахивая пыль с потолка на пол и улетел, обещая вернуться.

Бесхитростно стиснув деревянную фигурку Ютарии в объятиях, чтобы точно услышала значится, горячо шептала. Раз боги здесь есть, и магия, и чудеса, почему бы не попросить?

— Ведь он твоя копия! — старательно бубнила под нос. — Хранитель семейных очагов Амрана. Помоги ему, пожалуйста! Пусть вылечится от своей болячки, заделает матери внуков, чтобы она свалила довольная в столицу, не мешая спать по ночам честным людям!

Ибо когда темное небо только начало светлеть, на меня напала бессонница так, что требовалась вкусняшка для крепкого сна голоднющему животу и пузырек настойки. Я честно кралась по коридору обратно в комнату, прихватив каравай хлеба, шмат мяса и зелье, и позорно врезалась в такого же пробирающегося тайком Мюррея. Еда разлетелась, пузырек остался в руке. Щекам стало очень жарко. Признаваться, что жру как конь, было стыдно.

Тяжко вздыхая, подняла хлеб, готовясь получить нагоняй за расхищение барского имущества. Даже зажмурилась, чтобы отгородится.

— Люба, несколько дней вам будет хотеться много есть. Пожалуйста, никому не говорите и не стесняйте себя, беря столько, сколько нужно.

— Что? — удивленно распахнула глаза, обалдело принимая мяско, отданное в руки, и расстроенно ссутулилась, рассмотрев… капитана.

На опухшем лице уродливо гноился черный шрам, раскинув черную сетку прожилок. Красные белки глаз свидетельствовали о бессонной ночи. Хоть одежду сменил.

— Не надо меня жалеть, — тихо попросил мужчина. — Мне казалось, я всегда могу рассчитывать на вашу честность. Это все еще так?

— Угу…, - постаралась удержать слезы. Жалко человека… Вот так, гнить и…

— Помогите пожалуйста организовать сегодня четыре прогулки, составьте очередность, предупредите девушек, и отправьте человека с запиской. Все после обеда. С вас снимаются все обязанности по дому. Посыльный будет приносить с кухни. Если случится что-то странное, сразу ко мне, договорились? И та склочная старуха пусть пару дней всюду сопровождает вас. Мне так спокойнее.

— Чтобы люди боялись плевать в лицо обесчещенной служанке, опасаясь мстительности травницы? — некрасиво шмыгнула.

— Именно так, — тихо рассмеялся капитан.

— Хорошооо…

— Много есть и много спать. Уговор?

— Но я не беременна, — сообщила доверительным шепотом, делая большие глаза.

Капитан сдавленно хрюкнул и поспешил уйти. Странный он какой-то. Со стороны лестницы раздался тихий скрип. Вскинула голову, щуря глаза, но там было пусто. Постояв немного, пошла к себе, умяла и проспала аж несколько часов. Делать было нечего, вот и пошла в храм.

На выходе неожиданно наткнулась на сосредоточенного Руперта. Увидев букет в его руках, обреченно вздохнула. Вторая часть Мерлезонского балета.

— Люба, выходи за меня.

— Погоди, — попросил, подняв открытую ладонь, и присел на ступеньку. — Джонатан закрыл город покуда не завершит дела… Самосуд — такое не прощают. Оправдывает лишь близкая встреча с Безликой, — устало положил букет рядом и сцепил руки в замок, повесив голову. — Виновный будет найден, понимаешь? Не Марджери, что скроется за высокими стенами рода. Наказывать некого… Кроме тебя, — глухо закончил ликбез. — Из-под земли достанут, столько народу… Я — не особо важная птица, но кое-что могу. Помню, не люб, посему — фиктивный брак года на три, пока не уляжется. Потом — думай сама. Захочешь — останешься, нет — дам, что смогу и отпущу. Выбирать не густо, Люба, — желваки ходили на бледном лице. — Плаха, Белд или я. Определись до свадьбы капитана, потом выбора не будет.

Ушел не оборачиваясь, оставив груз реальности. Оставила букет возле богини. Фигурка Безликой, если бы могла, уронила бы челюсть от удивления.

Как быть дальше?

Растерянно посмотрела на поселение, раскинувшееся впереди. Вцепилась в подол руками как за якорь. Сделала глубокий вдох, выдох и пошла.

На самом деле, мы почти всегда делаем выбор в первые пять-десять секунд. Потом начинаются метания, поиск причин для отказа, оттягивание решения и прочие телодвижения.

Возможно, мое перемещение на Эдо имело подоплеку? Помочь капитану продолжить род? Подсказать с озеленением местности? Дать толчок к развитию и росту товарооборота на данной территории?

Дернула плечом, смахивая панику. В той жизни было много «надо», пусть в этот раз будет «хочется», даже если неправильно. Присела, погладила землю с камнями, улыбнулась:

— Успеем сделать побольше, да? Раз долго и счастливо отменяется, надо печь плюшки каждый день, чтобы мука не испортилась, — дохлый оптимизм — лучше, чем ничего.

По-детски, чуть подпрыгивая на каждом шагу, направилась в дом. От переживаний снова захотелось есть… Просто ужасный ужас.

Джонатан Мюррей

— Сегодня, — кинул свеженаписанный свиток сонному секретарю, переступившему порог кабинета. Кинувшись на пол, успел подхватить в последний момент. — Плохо, — прокомментировал реакцию. — Сядь, — быстро плюхнулся, чуть не упав вместе со стулом. — Какие планы на будущее? Лицо надо держать в любой ситуации. Понятно? — кивок. — Сырость не разводи, отвечай.

— Я… не думал, — тихо выдавил, понурившись.

— Зато я подумал. Поедешь строить жизнь в Ганзу, — выдвинув ящик стола, достал пухлый конверт и кинул вперед. — Рекомендации, адреса, личное письмо, потом прочтешь его. Так. Выбери учебное заведение, на днях поедем в город, подадим заявку. Что еще… Посмотри планы ведущихся работ, сделай нагоняй, чтобы через тую все закончили. Свободен.

— Да, мой капитан, — низко склонил голову и побежал исполнять.

Заложив руки за спину, встал у окна. Надо магически заверить завещание, прописав доли матери, жены и ребенка, чтобы новые родственники даже не подумали хапнуть больше, чем положено. Оставить на содержание Хильде, Любе с ее патентами… О, патенты оформить. Быстро присел обратно, накидывая второй свиток. Нужен опекун… Вот секретарь и возьмет, сестрой. Вместе в Ганзу поедут, приглядит. Так…и ее в академию. Поставил пометку оплатить. Там и патенты оформят, да, есть знакомый крючкотвор. Напишу ему, взбодрится на старости лет.

Столько дел и так мало времени…

— Доброго дня, — приветствовал вошедший Руперт, растирая кулаки. — Давай прижмем Белда что ли? Злость надо куда-то спустить.

— Опять к Любе ходил.

— Угу, — сердито пнул диван. — Не согласилась… даже фиктивно.

— Значит Олафа прихватишь в родовое имение, с женой и хламом.

— Чего это вдруг? — зло ощерился.

— Чтобы вас всех одним махом не прихлопнули!.. А езжай-ка к родне в горы и не торопись обратно. Билет купим по поддельным документам. Отплываете сразу после свадьбы.

— Чего ж не сегодня? — набычился друг.

— Напиваться перед «праздником» я с кем буду? — улыбнулся ему.

Руперт вскочил, подошел и крепко пожал руку, второй ощутимо нахлопывая по моей спине.

— Со мной, — стукнулся лоб в лоб. — Все запасы выжрем, чтобы жаба твоя показалась принцессой.

— Обязательно. А пока нужна маска, чтобы невеста не сдохла от страха. Завтра в город.

Любаша

Все утро Марджери хмуро сканировала меня взглядом в перерывах между увещеваниями и грозными окриками на невест и служанку. Причины внимания были не ясны, лишний раз подходит самой не было желания. После пары ведер успокоительного в доме стало заметно тише.

Приходил Олаф, приносил завтрак, справляясь о самочувствии. В качестве подарка принес немного меда — подсластить жизнь. Незаметно отведя в сторонку, вручил крохотный мешочек.

— Надеюсь, не пригодится, но в случае чего даст пару минут. Дунуть, разлетится мигом. Заторможенность, потеря ориентации. Самой дышать через ткань, а лучше задержать дыхание. Хранить… Итак понятно где. Под, кхм, рукой. Давай, бедовая, не хандри, — потрепал по голове и ушел.

Не успела развернуться, травница юркнула под руку, сцапала мешочек, обследовала и вернула обратно, удовлетворительно кивая:

— Хорошая вещь, убойная. С десяток раз хватит. Никому не говори.

Угукнув, присели поесть. Наблюдая, как в меня влезает третья тарелка каши, она невозмутимо поинтересовалась:

— Давно аппетит проснулся?

— Стресс. После… Я, — провела ладонями по лицу, — жру, как не в себя, — глубоко выдохнула. — Не могу, понимаешь? Заедаю, — развела руки, признаваясь в бессилии. — Испугалась…Мысли разные теперь, — закусила губу. — А если повториться? Я ведь одна, понимаешь? Совсем одна… В этот раз повезло, сгорел артефакт…

— Выброси, — тут же резко ответила старушка, громко ставя кружку на стол, — из головы! — пронзительно посмотрела, прищурившись. — Ты все можешь, госпожа. Только еще не поняла, — выжидательно уставилась.

— Может пояснишь?

— Я? — рассмеялась старуха. — Мне почем знать? — искренне возмутилась. — Ешь, да делом каким займись, чтоб дурь в голове не плодить. Травок заварю… полезных, — закопошилась в своей сумке через плечо, оставленной на полу возле ног.

Попивая ароматный сбор, воодушевилась. Хотела печь? Вот и сделаю булочки с фруктовой начинкой, чтоб откусил теплый ароматный бочок, а изнутри вытекал сладкий сок. Уммм!

Воодушевившись, не сразу поняла, что загустителя у меня нет. Решила уварить фрукты, чтобы булочки изнутри смогли нормально пропечься. Поставили тесто, нарезали фруктов, поставили томиться в растопленную печь. Последняя доставляла жуткие неудобства, к которым я так и не привыкла. Мечты о нормальной плите стояли чуть ли в самом начале приоритетов.

Хотелось порадовать всех, подарить частичку радости, чтобы немного выдохнуть в это непростое время. Старуха витала в своих мыслях. Когда пришло время, осторожно перенесла котелок на стол, сняла крышку и ахнула:

— Но как?!

Травница пожимала плечами, хитро улыбаясь.

Варенье теплого солнечного цвета призывно источало аромат.

Ничуть не стесняясь, сразу присели и умяли по огромному ломтю хлеба, щедро полив его чудесной сладостью. Настроение ракетой взмыло вверх. Опять было не понятно, но чертовски приятно сделать эту вкуснятину. Аккуратно перелив в разные горшочки, уложили на мягкую тряпицу в плетеную корзину и поспешили к главному повару. Возможно, это самообман, но переживания о нападении отошло далеко-далеко и потеряло силу, будто прошел не один месяц.

Олаф станцевал победный танец и, предварительно продегустировав три ложки, понес на стол Мюррею. Тот как раз пришел на чай с первой претенденткой.

— Завтра в город. Поедешь? — спросил, вернувшись обратно.

Кивнула ему, повернулась к травнице и тихонько спросила, есть ли в городе умельцы, торгующие интересной запрещенкой, которая может помочь капитану. Поджав губы, она отрицательно помотала головой.

К вечеру от четырех невест осталось половина: тонкая душевная организация дала сбой, две еще держались, имея на шее обязанность улучшить финансовое состояние семей.

А я пошла спать раньше положенного. Ночью несколько раз просыпалась. В тишине отчетливо были слышны болезненные стоны капитана и чей-то плач.