Глава 8, в которой Лика знакомится с родственниками со стороны жениха, а Теллер определяется с отношением к Куцу

Меня застали врасплох.

Это была четко спланированная военная операция. Непонятно, как Лер мог такое допустить. На землю Талимании ступил целый диверсионный отряд, а он и не заметил.

Скорее всего, Феска все-таки стала в охранке слабым звеном. Никогда ей не доверяла. А вот Лер доверял слишком. Я была потрясена, когда узнала от него, что сейчас безопасностью во дворце заведут усыпленная Далькой горничная, и ждала от нее подлянки. Дождалась.

Ну, или тут сыграла неопытность Лера. Он никогда не был гением, который может предусмотреть все, и у него не было наставника, который научил бы его на чужих ошибках, так что он частенько делал свои. И вряд ли кто-то мог бы его за это упрекнуть: Мор унес слишком много мастеров, и утеряно было столько секретов, что неопытный мальчишка на таком высоком посту никого даже не удивил. Средний возраст наших министров не достигал и сорока лет: пожилые люди сгорели в пламени болезни первыми.

Как бы то ни было, итог таков: мы с Далькой и глазом моргнуть не успели, как оказались в ловушке.

Едальню захватили быстро и без лишнего шума: раз, и неприметные люди в хегских народных костюмах перегородили все выходы. Два — и вежливые человечки вошли внутрь.

И самым вежливым и великодушным из них был Бахдеш. Только это был не человечек — человечище. Необъятный и громогласный.

Далька разбудила меня за несколько секунд до налета.

— Сейчас нас будут брать в плен, — сказала она почти спокойно.

Я села на Куциановой кровати и обняла Дальку крепко-крепко. Она мелко дрожала, но не ревела — ждала. Мне было страшно, но я старательно делала вид, что не очень-то.

Вряд ли я смогла бы обмануть Дальку. Но она хотела быть обманутой, хотела на меня положиться — и я старалась изо всех сил. Не трястись. Не разрыдаться.

Я чуяла опасность, как собаки чуют грозу. Мир затих, как затихает лишь перед бурей. И в этот раз я понимала: сбежать не удастся. Слишком поздно Далька меня разбудила — я проспала свой шанс на спасение, расслабившись у жениха в комнате. Про это, несомненно, сложат немало похабных побасенок: что же, хоть какое-то бессмертие, хоть какая-то память.

Иногда я до рогатых феев боялась, что когда умру, для меня забудут даже выкопать могилу. Но в глубине души я давным-давно с этим смирилась.

Я готова была защитить сестру собственным телом. В основе такого решения лежала не только сестринская любовь: Далька гораздо ценнее для Талимании, чем треснутая принцесса, которую вот-вот доканает божественное проклятье. Особенно — во время войны, которая обязательно начнется, если мама потеряет хоть одну свою дочь по вине Джокты. Даже если джоктийцы спляшут в хегских народных костюмах на главной площади, перебрасываясь в танце моей головой, им не удастся перевалить вину на плечи настоящих хегсчан.

А еще я думала — вот сейчас дверь откроется, и ворвется Лер, или Куц, или оба сразу. И попытаются не дать нас в обиду.

И умрут.

Глупо-глупо.

Я не хотела, чтобы они умирали, и, пожалуй, больше всего боялась именно такого развития событий. Хоть и верила, что оба достаточно благоразумны, чтобы не лезть в бессмысленную битву только лишь ради того, чтобы стать героями.

Как говорил дедушка: «На хорошо организованной войне нет места героизму». Герои всегда убивают себя во имя победы, а я не хотела победы, купленной ценой их жизней.

Они достаточно умны, чтобы не стать героями. Вот, на что я надеялась.

Дверь открылась, и я одновременно облегченно выдохнула, а потом икнула от испуга — звук не слишком-то достойный принцессы, но что я могла поделать? Мое тело мне давно уже не подчинялось.

Вежливые люди в хегских национальных костюмах удивленно переглянулись.

Я замерла: а вдруг не заметят? Конечно, со мной Далька, но…

— Простите, — спросили они, — вы случайно не принцесса Малиалика?

Точно профессионалы. Даже имя выговорили с первого раза. Нет, такие не могут просто не заметить.

— Нет, — солгала я, не моргнув и глазом, — я — Алка Рас.

— Извините, — они прикрыли дверь. Щелкнул замок. Поверили они мне или нет, нас с Далькой совершенно не собирались отпускать.

Но и убивать пока тоже не торопились. Это я так по совету почтенной сьеры Теи постаралась найти положительную сторону в ситуации, чтобы продолжать смотреть на жизнь с оптимизмом и надеждой. Найти-то нашла, но помогло это не слишком.

Существовал еще крошечный шанс, что мне поверили. Все-таки, многие талимане не исказят своего имени даже под страхом смерти, слишком боятся гнева капризных Богов. Но он был такой маленький, что было бы большой глупостью на него надеяться.

Сидеть на месте становилось невыносимо, минуты текли, как часы. Я с трудом выдернула платье из цепких ручек сестренки, встала и выглянула в окно. Конечно же, едальню окружили, и на что я только надеялась!

За забором стоял массивный человек. Темноволосый, широкоплечий, излишне мускулистый — он казался дикарем из тех южных сказок про мальчика, воспитанного зверями, того самого, что удушил дикого барса; он поднял голову, и мы встретились взглядами. Он широко улыбнулся и помахал — я отшатнулась.

Он. Меня. Заметил. Так легко и просто. И, похоже, даже узнал.

Не прошло и трех минут, как в дверь осторожно постучали. Затем вошли двое — я не смотрела в их лица, только отмечала для себя слишком чистую для простых смертных обувь. Как будто их заставляли ее в казармах каждый день чистить. То есть, конечно, не как будто. Так и было.

Далька вцепилась в мою руку.

— Сьеса Малиалика, сьеса Лифнадалия, будьте добры, спуститесь в зал.

Тот, что повыше, даже подал мне руку. Я ее проигнорировала.

— Я Алка Рас, — повторила я твердо, — я не Малиалика.

Отказ от своего имени — еще более тяжкое преступление перед Богами. Только вот оно уже давно не было моим, а Богов мне было бояться поздно — добить меня могли только люди.

— А вы кто, юная сьеса? — Склонился к сестренке тот, что пониже.

Акцент у него был ужасный.

— Люшенька, — насупилась она.

— То есть вы — не принцесса Лифнадалия? — Продолжил он.

— Хотела бы! — Фыркнула Далька, — Я на нее очень похожа, мне все говорят. Еще бы не эти глаза дурацкие… У нее они голубенькие, как небо. А у меня зеленые, как у ведьмы.

И она надулась.

— Что же, — вздохнул высокий, — сьеса Алка и сьеса Люшенька, пройдите с нами в зал.

Сопротивляться дальше было бесполезно. Нам не верили. Далькин риск прошел впустую.

Похоже, нас предали.

Возможно, это была не Феска; может, добрейшая тетушка Хос решила избавиться от постояльцев и подзаработать. Я была уверена: Куц ее шантажировал. Возможно, это стало роковой ошибкой. Но я не винила ее. Она защищала свою жизнь.

Но где же сам Куц?

Я одновременно надеялась, и что подальше отсюда, потому что изнутри ловушки мало что можно сделать для нашего спасения, и что где-то рядом, чтобы мне было за кого спрятаться.

Я спускалась по лестнице медленно, как трехсотлетняя старушка. У меня дрожали колени и потели руки, и все свои силы я направила на то, чтобы держать лицо.

Сердце билось так гулко, что я почти ничего, кроме него, не слышала. И только ладошка Дальки не давала мне выпасть из реальности прямиком в паническую атаку. Я должна была держаться ради нее.

В зале Куца тоже не оказалось, как, впрочем, и Фанти, и Лера.

Зато оказался он. Массивный человек.

Он сидел на стульчике, который под ним казался совсем лилипутским. Я почти слышала треск дерева: вот-вот стульчик не вынесет колоссальной нагрузки, ножки подогнутся и мужчина рухнет на пол. Но, кажется, трусливая табуретка хотела жить и держалась из последних сил и не думая ниспровергать свою ношу.

Длинные черные волосы мужчины были убраны в аккуратную косу и перекинуты через плечо. Борода тоже была заплетена в пять аккуратных кос, и жирно блестела, видимо, намазанная каким-то ароматическим маслом по джоктийской моде. Я смутно понадеялась, что это не будет аромат лимона, весьма модный в прошлом году: на это масло у меня жуткая аллергия, а чихать на врага лучше все-таки в чисто метафорическом смысле.

Усов не было. Но если бы были, уверена, он бы тоже заплел их в две косички.

Темные глаза смотрели изучающе и насмешливо.

Такой угрозы я не чувствовала еще ни от кого и никогда. Дышать становилось все труднее, хоть на мне и не было корсета, и, боюсь, я совершенно неприлично побледнела, а то и вовсе пошла плебейскими красными пятнами. Чтобы не грохнуться в обморок и хоть как-то успокоиться, я сказала Дальке:

— Видишь? Даже страшный дядя заплетает косы аккуратно. Не то, что ты!

Далька нервно хихикнула, накрутив на пальчик кончик растрепанной косички.

Было что-то смутно знакомое в грубых чертах его лица. Он поднялся со стула:

— Бахдеш Гостаф из Джокты, к вашим услугам, принцессы.

Чисто. Совсем как Куциан. Чтобы уловить акцент приходилось вслушиваться. Признак родовитой семьи, вхожей в дипломатические круги: я вот говорила на джоктийском вовсе без акцента.

Он присел перед Далькой на корточки. Гора мышц. Слава Вефию и непостоянству моды — запах кедра!

Рядом с этой глыбиной Куциан показался бы хрупким малым, тростиночкой… А ведь они, судя по всему, родственники. Близкие родственники. Вот почему он показался мне знакомым.

Неужели Куциан предал меня?

Нет, только не ради Джокты. В Джокте его превратили в лягушку. Он вроде говорил, что в наказание, и я ему верила. К тому же… никогда не замечала за Циа особой любви к родственникам. А мы достаточно времени проводили вместе. Кажется, он упоминал о брате… Неужели — этот?

А я-то думала, он преувеличивал…

— Хочешь, заплету вам красивую косичку? — Предложил Бахдеш Дальке и сладенько улыбнулся, — Не бойтесь меня: мы ведь одной крови и одной Силы.

— Вам еще не передали Силу, — пренебрежительно фыркнула Далька и отступила на шаг, — а королевской крови в вас и капли не наберется. Вы делите шкуру неубитого медведя. Слишком часто. За то и поплатитесь, Бахдеш Гостаф.

Голос был такой… взрослый. Далькин, но не совсем. Я вздрогнула. Злить Бахдеша было сейчас ну совсем не с руки.

Но он только гулко расхохотался.

— Сразу видно, принцесса! Королевская кровь так и бурлит! Гордыня заменяет королевам вежливость. А вы что скажете, средняя сестра?

В груди не хватало воздуха даже на то, чтобы дышать. Говорить было еще сложнее. Первым звуком вышло тяжелое: «кхе».

Но я смогла это преодолеть. Далька придала мне сил не упасть в обморок перед смертельной опасностью. Я обязана была ее защитить.

— А что я могу сказать, Бахдеш? Я близко знакома с вашим братом; будь он здесь, он бы объяснил вам, что вот так обращаться ко мне — не слишком-то вежливо. Думаю, я и моя сестра хотим покинуть этот гостеприимный дом. Вы собираетесь нам мешать?

Зрачки гиганта сузились. Угадала. Куциан и правда ему брат. Тот самый фанатично преданный Джокте неуравновешенный старший брат. Вряд ли я сильно ошиблась бы, предположив, что именно он поспособствовал перемещению Куца в лягушачью шкурку. И уже нам сейчас очень четко объяснят, в какую именно сторону мы покинем едальню. Я вот только терзалась предположениями, куда именно придется направиться: на погост или в сторону Джоктийской границы?

Судя по всему, вероятнее было второе. Но я не могла быть уверена полностью. Не спрашивать же.

— Насколько близко вы с ним знакомы? — Прищурился Бахдеш, — Я честный человек, и скажу вам прямо: сейчас вам стоит хорошенько покопаться в памяти. Вы не нужны мне живой. К сожалению, у меня нет никаких причин вас не убивать.

Вежливый человечек вышел из глубины едальни. На руках у него дремала маленькая девочка: светлые волосики, пухлые щечки… За ним семенила Лима при полном параде.

В своей широкой алеющей юбке и аляповатой синей блузке с золотыми узорами на фоне вежливых людей в неприметном сером она казалась яркой бабочкой-однодневкой, абсолютно не подходящей этому месту и времени.

— Юсеньке так неудобно! — Причитала она, — Вы же не будете поить ее этой гадостью и в дороге? Обещаю, я…

Я удивилась. Невозможно было представить Лиму заботливой матерью. Ее образ чистой и невинной девушки рушился на глазах. Но и новый — мамочки, — создаваться не спешил.

Зачем Бахдешу ребенок? Неужели это его ребенок, и мне просто капитально не повезло нарваться в побеге на любовницу джоктийской шишки?

То, что именно Бахдеш здесь все решает, я поняла сразу. Полномочия его были очевидно безграничны — только дорвавшийся до огромного кусмана власти человек так легко говорит об убийстве второй принцессы на словах дружественного государства. Более того, из его короткого разговора с Далькой я заключила, что он приближенный Хидшаха и не простой, а потенциальный наследник. Я и приближенных-то Аразы терпеть не могла, мерзкие были людишки, гнилые, все надеялись урвать ее Силу, раз прямых наследников вроде как нет. Но эти хотя бы теоретически работали на меня.

А вот подчиненный Хидшаха… это было как смертный приговор.

Но потом я сильно усомнилась в своей теории насчет любящего папочки Бахдеша, который иногда приезжает в предместья Столицы, чтобы повидаться с доченькой. Даже не потому, что фраза «любящий папочка Бахдеш» даже в мыслях звучала дико, внешность бывает обманчива, и кому как не мне это знать. Нет, дело в том, что я хорошо разглядела золотистые локоны девочки. Так уж вышло, что я разбиралась в разведении собак. Совсем немного, ровно настолько, чтобы объяснять фрейлинам, почему же от меня иногда так сильно тянет псиной. Люди не сильно отличаются от собак в том, что касается масти.

Юсенька — бледная блондинка. А джоктийская порода — темные волосы, карие глаза, смуглая кожа. Как у тетушки Хос. Тетушка Хос еще могла погулять с эльфисом и родить блондинку-дочь, но четверть эльфисской крови, все же, не смогла бы перебить три четверти джоктийской. Дочь Бахдеша не была бы блондинкой.

— Вижу, вы задаетесь вопросом, зачем мне девочка? — Спросил Бахдеш с кривой ухмылкой.

Рука его покоилась на рукояти сабли. Кажется, ему не терпелось отрубить мне голову или вспороть кишки. По его лицу было сложно определить, какой способ казни ему больше нравится. Думаю, в обоих он видел свою, особую прелесть.

Какие же мы разные! Мне вот не нравился ни один.

— Если вы думаете, что это ваша дочь, я бы на вашем месте все еще раз проверила, — доверительным шепотом сказала я.

Я была его подарком на день рождения, улыбкой Веды: надо же, заехал по делам, а тут аж две принцессы, да без охраны, и я хамила, надеясь на его благодушие. И в очередной раз убедилась, что ко мне Веда уже давно повернулась спиной, не говоря уж о Вефии.

— О, нет, конечно же, это не моя дочь! — Снова рассмеялся Бахдеш, — Что вы, что вы! Это дочь Херха, — здесь я опять чуть не грохнулась в обморок, пришлось хватать ртом воздух, как выброшенной на берег рыбе, — И уж это я неоднократно проверил, не сомневайтесь. И я, и мой учитель… То, что мы правы, доказывает и бесплодие вашей старшей сестры… каково это — жить пустоцветом?

Да уж, глумился он как настоящий победитель. Шакал.

Моя кровь буквально вскипела. На какое-то мгновение над страхом возобладало бешенство. Для того, чтобы влепить этому великану пощечину, мне пришлось подпрыгнуть. Уверена, выглядело это презабавно.

Только вот никто из человечков Бахдеша не рассмеялся. И сам он замер, бешено вращая стремительно потемневшими глазами.

Мертвой тишины не вышло. Лима все так же носилась вокруг Юсеньки кругами, что-то напевала, подтыкала одеяльце — в общем, абсолютно не чувствовала обстановку.

Впервые я была Лиме хоть немного благодарна.

— Не зарывайся, шакал, — зашипела я, выпрямившись во весь свой не слишком-то солидный рост, — с принцессой крови говоришь! Убить хочешь? Убей. Только люди-то помнят. Так и сдохнешь, опозоренный, кровью умоешься, а греха с себя не смоешь. Талимания сожрет убийцу, и пособников его сожрет, не уйти тебе по этой земле — только улететь. Что, не страшно? Убивай, шваль!

Это я вспомнила про то, что я какая-никакая, а принцесса, а значит, сама земля дает мне силы. Похоже, Бахдеш не слишком хотел накликать на себя проклятье. Возможно, я оказалась убедительна, или он просто достаточно хорошо учился, чтобы знать, как земля реагирует на пролитие королевской крови простыми смертными.

Может, после того, как мой отец оправился от яда, он догадался просмотреть архивы на тему свойств королевской крови.

Но недостаточно внимательно, чтобы знать, как расколдовываются лягушки. Потому что иначе не спрашивал бы меня об отношениях с его братом. Возможно, он ошибочно предполагал, что на это способна и трехлетняя девочка, лишь бы королевской крови в жилах текло достаточно. Я не знала точно — могла лишь догадываться о планах Бахдеша. Возможностей просчитаться у него была уйма. Разнообразных слухов вокруг этой традиции ходило много, одна из придумок Наскара: истину очень легко спрятать в ворохе противоречивой информации. И я знала правду лишь потому, что была королевской крови.

Инициированная принцесса действительно подвигается в очереди на трон выше, чем ни разу не целовавшая лягушку, и наследование среди целовавших идет уже не по старшинству, а по времени поцелуя. Кто раньше принца расколдовал, тот и на трон раньше садится.

Просчет Бахдеша заключался в том, что поцелуй младенца еще не имеет силы, а значит, у Юсеньки еще лет тринадцать не было бы возможности стать инициированной принцессой. Даже мой поцелуй мог не сработать — мне ведь еще не исполнилось восемнадцати.

Так что, поцеловав Куца и расколдовав его, я плотно уселась на втором месте в очереди на трон. Но вот этого я решила не говорить — жить очень хотелось.

Бахдеш убрал руку с сабли, но кулак сжал.

Я уже раскаивалась в своих излишне смелых словах. Бешенство покидало меня, и на смену ему возвращался уже привычный страх. Я же не храбрая — я осторожная. А только что я совсем позабыла об осторожности.

Это могло стоить мне жизни. Мне и Дальке.

— Я могу убить тебя так, — сказал он вкрадчиво, — чтобы ты умирала долго. Так долго, что когда твоя земля захотела бы мстить, я бы был уже на своей земле. Я могу запереть тебя в здешнем погребе без еды и воды; я могу пустить тебе кровь отравленным кинжалом, и последние часы жизни ты будешь метаться в лихорадке, умрешь так мучительно, что твой призрак навеки окажется прикованным к этому грязному месту. Но я пока не делаю этого, и ты должна быть благодарна мне за этот шанс. Так скажи же мне, не томи: что связывает тебя с моим братом?

Я пожала плечами. Огляделась по сторонам. Я тянула время, потому что не знала правильного ответа.

Скрипнула входная дверь. В зал вошел огромный кудлатый пес. Спокойный, независимый, прекрасный представитель дворянского рода. Он завилял хвостом и огляделся, будто в поисках людей, которые могли бы поделиться с ним кусочком мяса со стола.

Я замерла, не в силах вымолвить ни слова. Вряд ли кто-то смог бы догадаться, что эта дворняга — ни кто иной, как Теллер Филрен, барон с четвертью королевской крови в жилах. Но я боялась, я жутко боялась, что информация о том, что он перевертыш, могла как-то просочиться в Джокту. Или что он сейчас не контролирует себя и бросится на угрожающего мне Бахдеша, и человечки нашпигуют его железом вместо колбасы.

Я старалась быть храброй, чтобы не мешать Леру сосредотачиваться на своей человечности, но, увы, — последнюю храбрость я истратила на свою ядовитую отповедь…

К счастью, Лер как будто не заметил Бахдеша, не заметил вежливых людей. Он обнюхал ножку стола, потом Далькину руку, потом ткнулся носом в мой живот. Не знаю, как он держался, потому что мои силы давно кончились. Но я всегда знала, что у него сильная воля.

Бахдеш наблюдал за ним без особого интереса. Псина и псина. Я чуть успокоилась: кажется, он не в курсе… И напоминание о том, что я не одна, что Лер… и, возможно, Куциан, рядом и готовы прийти на помощь, как только представится удобная возможность, было весьма кстати.

Я погладила Лера по голове. Все так же молча. Теперь я знала, зачем тяну время. Может, чтобы перед смертью успеть погладить лучшего друга.

Пес лизнул мне руку, а потом так же спокойно потрусил к двери.

Я сжала кулак. То кольцо, которое он мне передал… я не могла узнать его на ощупь, но я была уверена, что это то самое, которое Куциан вытащил из моего кошелька. Похоже, что под угрозой нашей с Далькой смерти эти двое все-таки смогли найти общий язык. Я неожиданно обнаружила, что улыбаюсь. Не время и не место, но… страх на краткий миг отступил.

Обручальное кольцо его умершей матери. Когда он подарил его, я не восприняла этого всерьез. Я не подумала, что влюбленный мальчишка отдает самую важную свою вещь, драгоценную памятку, глупой принцессе, с которой никогда не сможет быть. Я была совсем девчонкой, и тогда вообще не задумывалась о подобных вещах.

В почти восемнадцать я тоже недолго думала, отдавая кошель с дареными украшениями в залог.

Но теперь я понимала истинную ценность этого обслюнявленного колечка из золота не самой высокой пробы.

Оно стоило моей жизни.

Я не могла отказаться от такого подарка.

Вместо ответа все так же молча я протянула Бахдешу руку. На безымянном пальце красовалось обручальное кольцо Ташхасы Гостаф.

Мое обручальное кольцо.


Куциан не выглядел, как подкаблучник. И на дурака похож не был.

Но вел он себя… странно. Иногда как дурак, иногда как подкаблучник.

Теллер Лику любил — как младшую сестру-зануду, пожалуй. И ревновал ее как сестру. Откуда этот прыткий джоктиец вообще нарисовался? Что он может ей дать?

Ответ прост: ничего, кроме головной боли.

Да, он смазлив, но Лика не из тех, кто мечтает о прекрасном принце: сколько Лер ее помнил, а знал он ее чуть ли не с рождения, она никогда не задумывалась о чем-то для себя. Все, что она делала, она делала ради чего-то или кого-то.

Во имя великой цели.

Даже побег этот… Теллер знал, насколько Лика боится грядущей свадьбы, но не случись с Далькой несчастья, не отрави Джокта так вовремя короля, она не решилась бы уйти и покорно сажала бы дьеппнские тюльпаны, ожидая своей судьбы. О да, она подготовилась к побегу так тщательно, как только могла подготовиться такая обстоятельная девушка, как Лика. Она хотела сбежать, она жаждала свободы. Но ни за что бы не сделала и шага в темноту тайного хода, если бы не необходимость защитить сестру.

А ведь она не Валиалина, которая в ее годы была слегка наивна и вверяла себя в господни руки, уверенная, что все будет в лучшем виде; Лика отлично знала, что судьба ее давно подготовлена заботливой мамочкой. Судьба политически выгодная и достаточно слабохарактерная, чтобы побыстрее спиться и не мешать. Такая судьба, что и врагу не пожелаешь.

Да и от Богов она уже много лет не ожидала ничего хорошего.

Но Лика не умела защищаться. Лер не мог сказать точно, всегда ли так было, или это, как и многое другое, отняли у нее Боги. Факты просто были таковы: Лика всегда бросалась защищать других, но не способна была позаботиться о себе.

Даже не будь Куциан джоктийцем, он был бы проблемой. Конечно же, Теллер устроил все так, чтобы гонец не доставил письмо Анталаиты по назначению, немало при этом рискуя, потому что не удайся побег, ему пришлось бы отвечать головой. (Хоть он и предусмотрел кое-что и на этот случай). Но Бальяра ждала письма. И она несомненно будет негодовать, когда поймет, что ничего не получит. Скорее всего, она уже негодует, узнав, что принцесса ушла в предсвадебный побег. Но пока жениха не представят ко двору, действовать не начнет, потому как далеко не каждый побег кончается свадьбой.

Но когда жениха объявят…

Бальяру можно было понять, у нее трое сыновей квакали в банках. Только в королевских семьях на имянаречение сына надевают траур.

Подскочат цены на сыр и молоко. Цены вообще подскочат. Верный признак охлаждения отношений между государствами, которые раньше дружили. Хороший торговец по ценам легко составит политическую карту мира, — хороший торговец всегда интересуется политикой.

А Куциан, ко всему прочему, был джоктийцем. Плевок в лицо всей Вефиевой половине мира. Да Анталаита бы первая выразила ноту протеста любому, кто осмелился бы принять джоктийца.

Он даже не был принцем, он был потомком неудачника, потерявшего корону. Позор. Какой позор! Пятно на репутации всего королевского рода Хабрасо, которое не получится отчистить еще много поколений. У королей долгая память…

И даже то, что он, в общем-то, был адекватным парнем, более-менее спокойно воспринявшим новости о их с Ликой проклятье, не могло изменить ситуацию. Нельзя же сказать всему мировому сообществу: «эй, люди, ну что же вы, нормальный же парень, а?» То есть можно, но вряд ли это сработает.

Теллер знал Анталаиту: эта женщина не будет даже пытаться что-то кому-то говорить. Скорее, она сделает все, чтобы защитить свою дочь и свое государство. Единственным способом, который покажется ей достаточно надежным.

Теллер не поставил бы на Куцианову жизнь и ломаного гроша. Наоборот, он бы со спокойным сердцем отдал бы все свои деньги букмекеру, зная, что джоктийцу не прожить и дня после знакомства с матерью невесты.

И еще пару часов назад он был только рад безнадежности ситуации внезапного жениха. Всем было бы лучше, если бы Куциан просто… исчез. Истраченный поцелуй можно было бы как-нибудь компенсировать с помощью магии Аразы, наверняка есть способ, письмо Бальяре доставить с опозданием, сославшись на хворого гонца… И Теллер поспособствовал бы такому развитию событий, не задумываясь.

Но вмешалась судьба.

После того, как Куциан кинул последнюю горсть земли на могилу, Теллер уже не мог ненавидеть его так, как раньше и все так же считать его помехой на пути Лики в светлое будущее. Ведь, по сути, сам Теллер был куда хуже: мальчишку того он знал, он лично принимал его в болотомундирники. Он знал его родителей, и даже был знаком с дедушкой. Дома Лунеция Тета ждут еще две сестры и брат, а еще та девушка, с которой вроде как что-то наклевывалось, но…

Ничего уже не будет.

Конечно, можно винить за это Богов, которые ради забавы наложили на Теллера проклятье; но он до сих пор чувствовал вкус крови в своем рту. Лер привык нести ответственность.

Неспособность отвечать за своего пса сводила его с ума. Это же был он сам, та безмозглая его часть, импульсивная, неспособная просчитывать ситуацию и на полшага вперед, которую в человеческом облике он старался сдерживать. Но в песьем она получала власть.

А Теллер повидал достаточно идиотов на государственной службе, чтобы понимать, что в определенных обстоятельствах друг-пес куда опаснее для Лики, чем жених-джоктиец. Более того, жених-джоктиец помог разгрести за псом дерьмо, показав себя довольно сметливым малым, а Теллер в худшие моменты своей жизни гонялся за собственным хвостом…

Пожалуй, проклятье Теллера скоро станет настолько сложно сдерживать, что всем будет лучше, если исчезнет и он.

Это заставляло проникаться к Куциану… приятельскими чувствами? Возможно, они могли бы стать чем-то вроде… друзей по несчастью. Однажды. Когда-нибудь. Если бы не все это.

Пожалуй, единственным препятствием на пути к счастливому приятельству было то, что Теллер Куциана не понимал.

Потому что он вел себя… неразумно. Теллер не мог просчитать его действий.

Он никак не мог поверить, что Куциан действительно влюблен в Лику, потому как не привык полагаться на такие зыбкие материи, как любовь. Просчитывать события исходя из чьей-то влюбленности — все равно, что строить колосса на глиняных ногах. Глупее занятия не придумаешь. Сегодня любовь есть, завтра ее нет; так говорил Теллеру опыт.

Они возвращались с рытья могилы в молчании. Не то занятие, после которого хочется зубоскалить и болтать о погоде. Вокруг был лес, шумели деревья, солнце светило где-то там, высоко в небе, неспособное пробиться сквозь пышные кроны деревьев и накормить даже чахлые поросли кислицы, жмущиеся к стволам деревьев.

Они похоронили Лунеция в чащобе, так далеко, что туда и Вефий, наверное, никогда не заглядывал. У его семьи будет большая пожизненная пенсия. Жаль, что совесть не так-то легко купить.

Теллер задумался — обстановка располагала, — и потому пропустил тот момент, когда его вывернуло наизнанку. Просто вдруг понял, что переступает по теплой лесной земле лапами, а не ногами.

Куциан, кажется, и не обратил на это внимания. Он уже привык к Леровым переворотам, и, кажется, совершенно не боялся пса.

Еще немного, и они свернули бы на тропу, а там рукой подать до едальни тетушки Хос. Теллер почувствовал опасность каждой шерстинкой своего тела, это было как электрический разряд, выжигающий последние человеческие мозги из собачьей черепной коробки. Он вздыбил шерсть на затылке и глухо зарычал, готовый броситься вперед…

Сильная рука придержала его за загривок.

— Сидеть. — Сказал Куциан с сильным джоктийским акцентом.

И пес послушался, и Теллер снова стал хозяином своего собачьего тела.

Похоже, акцент усиливался от волнения, хотя раньше Теллер этого не замечал. Хотя собачьи уши гораздо более чуткие к интонациям.

«Пошел ты», — ответил бы Теллер, если бы мог. Как ни странно, раздражение помогало ему оставаться в более-менее ясном уме. Борьба с искушением вгрызться Куциану в ногу позволяла не поддаться острому желанию нестись в едальню и откусить руку дерзновенному наглецу, которого Лика так боится.

Будто услышав его мысли, Куциан и вправду пошел. Вернулся минут через пять.

Конечно, разумнее было бы послать на разведку Теллера, вряд ли кто-то удивится гуляющей рядом с едальней дворняге, но тот даже не предлагал. Боялся, что рядом с Ликой не сможет остаться незамеченным. Бросится. И, похоже, Куциан разделял эти опасения.

— Там мой брат, — сказал он сухо, когда вернулся, — дело плохо. Очень плохо. Теллер. Я знаю, что ты мне не доверяешь. Я знаю, что в этой форме тебе трудно соображать. Но мне нужно, чтобы ты сделал все точно так, как я скажу. А потом не мешал мне.

Он присел перед ним на корточки, стараясь заглянуть в глаза.

Лер задумался.

А потом кивнул. Выхода не было. Если все действительно так, как говорит Куциан, то в едальне сейчас находится Бахдеш Гостаф, а он парень не промах, и один на вражескую территорию не сунется.

А вот он, Теллер, слишком отвлекся на собственные проблемы и умудрился не разглядеть диверсионную группу у себя под носом. Плохой песик, плохой! Грр.

— Ты берешь вот это кольцо. Отдаешь Лике. Уходишь. — Куциан снял с шеи шнурок и протянул Теллеру кольцо на раскрытой ладони.

— Это кольцо моей матери. Бахдеш не сможет тронуть мою невесту, — торопливо пояснил он, — ты понял? Заходишь. Отдаешь кольцо. Уходишь. Уходишь, слышишь?

Теллер вздохнул, склонил голову на бок. Слизнул кольцо и пошел по тропинке — передавать.

«Самый романтичный способ сделать предложение в мире», — хотел бы он сказать, — «уверен, девчонки рядом с тобой просто визжат от восторга, когда ты им признаешься, и вешаются на шею пачками, пачками».

«Все, что ты можешь дать Лике — слюнявое кольцо?!» — а это в нем говорил старший брат.

Пес давно проглотил бы кольцо, если бы Теллер его не сдерживал. Ему не нравился запах Куциана.

Теллер не мог говорить, поэтому просто вильнул хвостом, хоть его и не особо заботило, поймет ли Куциан, что только что получил одобрение названного брата невесты.

Куциан был ходячей проблемой. Он не мог дать Лике спокойной жизни. У него не было ни гроша за душой, а его внешность была слишком джоктийской, что полностью нивелировало его привлекательность.

Но сейчас он был единственным, кто мог дать Лике защиту. Пусть и от собственного брата, но в данных обстоятельствах это был воистину драгоценный дар.

И Теллер не мог этого не признать.

А признать это — значило признать Куциана.

Теллер не хотел. Он не доверял ему, не понимал его…

Но пришлось.


Глаза у Бахдеша сначала округлились, потом он нехорошо сощурился.

— Так вот как. Ты его невеста.

— Она моя невеста, — согласился Куц и громко закрыл дверь.

Я даже не заметила, как он вошел. Дверью он явно хлопнул не случайно, чтобы на него обратили внимание. Наверное, его учили каким-нибудь шпионским штучкам на случай, если полог незаметности вдруг подведет. И одним из этих умений была способность ходить бесшумно и плавно. Ни досочки не скрипнуло под его ногами. Под Бахдешем пол мученически стонал на все лады и казалось, что он вот-вот провалится, избавив меня от уймы проблем разом.

Люди смотрели на Куца как на призрака. На совсем недавно еще бесстрастных лицах читалось изумление, смешанное с облегчением и, пожалуй… радостью?

Куц кивнул вежливым человечкам, одного дружески похлопал по плечу, когда проходил мимо.

— Привет, Кашхес, как жена? Дочка, сын? Близняшки? Тройняшки?! Ого. Ваштак, давно не виделись, теща жива еще? Соболезную, крепкая досталась… Тц-тц-тц, — он сочувственно покачал головой, — Нершес, ты в хегском национальном костюме выглядишь как паяц, не носи, тебе не идет… и ты здравствуй, брат. Вижу, лучших людей собрал, тех же, что меня брали. И что-то им не везет в последнее время, как я погляжу. Говорят, Веда крыс не любит…

Оживившиеся было солдаты замолкли, осознав, что их спрашивали не для того, чтобы услышать ответы. В зале повисла тишина. Я не очень много знаю о чувстве вины, но тут оно просто таки витало в воздухе и гнуло спины вежливых людей.

Невозможно угнаться за двумя зайцами, жениться на двух женщинах и услужить двум хозяевам — древняя талиманская мудрость. Эти люди давно постигли ее на своей шкуре. Похоже, у Бахдеша было над ними больше власти, но мне почему-то казалось, что Куца они любят больше.

— Это, дорогая Лика, личный отряд Гостаф — сказал Куц, подойдя ко мне и ненавязчиво отгородив от Бахдеша спиной хоть и не слишком широкой, (он встал на фоне своего монструозного брата, так что я невольно сравнивала), но достаточной, чтобы за ней спрятаться.

Что я и сделала, вцепившись в его локоть, как в спасительную соломинку. Я так давно ждала этой возможности!

Когда он только вошел, я готова была броситься ему на шею. Я не знала, стоило ли сообщать Куциану, что он стал первым мужчиной, которому мне захотелось броситься на шею. Наверное, это было бы глупо в подобных обстоятельствах.

Я решила, что расскажу когда-нибудь потом. Если будет это самое потом, если Бахдеш не достанет свою огромную саблю и прямо здесь и сейчас не разрежет нас на кусочки.

У него было такое лицо… Он покраснел, как-то неравномерно, пятнами. Раздул щеки, да весь как-то раздулся. Да уж, еще несколько минут назад я была уверена, что ни один человек в Мире не способен в одиночку занять столько места…

— Когда-то Бахдеш завел себе жену и получил право руководить личным отрядом нашего рода, — поведал Куц, — Милая женщина, жаль, чаще двух раз в год он из ее имения не достает и с детишками у него почему-то не ладится, э-эх. Но теперь-то я тоже взрослый мужчина. И когда мы поженимся, хоть это и формальность, ведь по вашим законам мы уже женаты, — Куц с большим трудом отцепил мою руку от локтя и нежно поцеловал костяшки пальцев, — половина этого отряда будет принадлежать мне. А все мое — твое. Вот кто тебе больше нравится, зайчик?

Где зайчик? Какой зайчик? А! Это я — зайчик! Интересно, почему именно зайчик? Мне кошки больше нравятся… ну да ладно.

Я приняла игру и капризно надула губки.

— Вон тот! Бритый!

— Все, Цехкеш, придется тебе служить Бахдешу до конца своих дней, — покачал головой Куц, — ты слишком понравился моей жене.

Совсем юный мальчишка, на вид чуть ли не мой ровесник, вспыхнул до кончиков ушей. Странно: еще полчаса назад я была уверена, что нас с Далькой берут в плен обученные профи. Скорее всего, так оно и было, вряд ли Бахдеш взял бы на вражескую территорию кого-то, кому не доверял бы полностью. Но Куц знал их как людей, а не как профи, и безжалостно обращал мое внимание на их мельчайшие слабости. И я улыбалась, понемногу забывая про то, что этих людей стоило страшиться.

Он снова взял меня за руку, мы переплели пальцы. Как-то само получилось.

Рука была теплая и совсем не потела. Совсем не то, что моя склизкая кисть. И как Куц ее терпел?

Я поймала себя на том, что думаю о всяких глупостях, стоя перед человеком, которого еще несколько минут назад боялась до дрожи в коленях. И мне нравилось это ощущение.

Еще больше мне нравилось бесить Бахдеша. А я бесила его — самим своим существованием. Тем, как держала его младшего брата за руку, тем, как вела себя: я каждой клеточкой кожи чувствовала его бешенство и грелась в нем, как колос греется под солнцем, наливаясь силой.

Рядом с Куцем мой хронический страх отступил. Слишком уж Куц был уверен в себе. Я смотрела на него и верила, что он знает какой-то секрет, какое-то волшебное слово, которое обездвижит Бахдеша и все вдруг станет хорошо и замечательно.

Я впервые подумала, что сильно Куц изменился с тех пор, как был Циа. Он как будто принял какое-то очень важное решение и понял, как именно достичь цели. Не было больше того зашуганного подростка, которого я скорее жалела, чем любила, был мужчина. Хоть и молодой. Очень молодой. На фоне огромного Бахдеша он казался бы совсем маленьким и щупленьким юношей… если бы позволил себе дать слабину.

Но он и не думал.

— Вы консумировали брак? — Прогудел Бахдеш откуда-то из-под потолка.

— Не при солдатах, — спокойно ответил Куц, — мне кажется, нам многое предстоит обсудить… я только на всякий случай упомяну, что Теллер Филрен знает, что ты на его земле и рядом с его принцессами, так что не советую делать опрометчивых поступков.

Услышав имя Лера, вежливые люди заметно напряглись. Приятно, что и говорить, когда твоего друга уважают солдаты противника. Когда имя твоего друга — то самое волшебное слово. Ну, почти — в объеме Бахдеш не сдулся, солдат не отозвал, и, хоть я больше и не боялась, не уверена, что ситуацию можно было описать словами «хорошо и замечательно».

Скорее уж, ситуация была критическая, хоть и не такая критическая, как пять минут назад. Куц уже переломил ход боя, но еще не забрал штандарт.

— У нас есть еще много времени, чтобы убраться. Филрену же понадобится время, чтобы примчать сюда с войском, не так ли? — вкрадчиво спросил Бахдеш.

Р-р-рогатые феи, как же он прав! А ведь в облике пса Лер не сможет даже сбегать за подмогой…

— Значит, есть и время поговорить? Я хочу, чтобы ты понял, что у меня есть условия, — сладенько протянул Куц, жмурясь, как довольный кот.

— Здесь?

— Нет, наверху.

— Возьмешь свою женушку? — Кажется, у Бахдеша было не тридцать два зуба, как у нормального человека, а все сорок два или пятьдесят четыре — так широко он скалился.

— Нет, думаю, ей стоит отдохнуть перед дальней дорогой.

Дальней… дорогой? Что? Какой еще дальней дорогой?

Куц успокаивающе сжал мои пальцы, но было уже поздно. В краткую секунду сомнений в мою душу снова пролез страх и свернулся ледяной змеей где-то под сердцем.

А если Куц выберет не меня, а Джокту? Ведь Джокта — его родина, а я всего лишь тусклая талиманская принцесса-трусиха, которая не стоит того, чтобы тратить на нее время. Может, это колечко лишь повод поторговаться с Бахдешем. Продать меня подороже.

Нет! Я была уверена — так и есть.

— Я тоже… — пискнула я.

— Нет. — Отрезал Куц.

Я посмотрела в его лицо, пытаясь найти один-единственный правильный ответ на все свои вопросы. Но на нем не отражалось ничего. Совсем ничего.

Это была бесстрастное лицо статуи. Красивой статуи, с мертвыми мраморными глазами. Слишком светлыми, чтобы прочитать в них хоть что-то, настолько светлыми, что Куциан казался слепцом.

Жуткий был взгляд. Я вздрогнула, испугавшись того, кого только что без стеснения называла собственным мужем. И отдернула руку.

Он, кажется, даже не заметил. Сразу же проследовал, не оборачиваясь, к лестнице.

Теллер поверил ему: он передал мне кольцо в облике собаки, и, кажется, это значило, что он одобрил кандидатуру Куца. Что он признал моего нацелованного жениха, несмотря на всю свою неприязнь к джоктийцам и недоверие к шпионам.

Далька рядом со мной чуть ли не приплясывала, радуясь по-детски непосредственно…

И только я не могла довериться ему полностью. Я боялась, что когда Куциан вернется, он окажется моим врагом, а не моим другом. И пусть умом я понимала, насколько мала вероятность, но колечко его матери больше не казалось мне защитным кругом, оно жгло мне руку.

Я глубоко вздохнула, заставляя себя успокоиться. Я понимала, что чтобы Куц сейчас не сказал, как бы он себя не повел, я бы все равно испугалась его рано или поздно.

Я не могла ему довериться, потому что боялась этого. Боялась гораздо больше, чем Бахдеша, замужества и собственной разъяренной матери.

Вот с каким страхом мне надо было бороться в первую очередь.

И я старалась, правда старалась…

Получалось не очень.

Загрузка...