Murdoc | Мёрдок. Lvl 3: Двойник. Part 2

TRACK_67

Дальше по расписанию было целых три песни от нас. Мы медленно шли к опустевшей сцене, и каждый понимал, что музыка слилась в унитаз.

Всем уже насрать, что мы будем исполнять и как. Борьба перешла в иную плоскость.

— Что будем делать, Мёрдок? — спросил Иствуд.

— Ну, варианта два, — усмехнулся я. — Можем в истерике что-то родить и п**дануть, авось прокатит. Или можем просто собраться и идти до конца так, как умеем и считаем правильным.

— Бля, они нас порвут! — волновался Ромыч.

— Ты уже подох, Ром. Тебе не похрен, что с тобой случится? Это они пускай напрягаются. «Живые».

Название, б**дь, подобрал, конечно... Всё для фронта, всё для победы. Вот пидарасом бы обозвал, кабы это не я сам был.

— Но Медс! — пискнул Рома.

— Слышь! — повернулся я к нему. — Ты забыл про то, что наши яйца освещают целые галактики?

— Помню...

— Помни об этом каждую секунду, что будешь херачить по барабанам. Ребята, ваша задача — быть охеренными музыкантами, а вы это умеете. Остальное — предоставьте папаше Мёрдоку.

Я ещё успел заметить, как Иствуд перекрестился револьвером.

Мы заняли свои места на сцене. Я вздохнул, окинул взглядом толпу... Увидел в первых рядах Дона, Коляна с Даниэллой, Экси и улыбнулся. На душе как-то потеплело. Переключился на реал и сразу почувствовал враждебные потоки.

Улыбнулся ещё шире. Это мне слишком хорошо знакомо. Я в этом дерьме — как рыба в воде.

— И снова здравствуйте! — сказал я. — Пару лет не был в реале. Приятно видеть, что всё тут осталось по-прежнему. Готовы хлопать каждому бездарному недоумку, который скажет, что новое — плохо. Если я сейчас скажу, что Земля вращается вокруг Солнца, меня, наверное, попытаются сжечь на костре.

— У-у-у-у! — завыла толпа. — А-а-а!

«Плохо-о-ой! Нехоро-о-о-оший! Не развлека-а-а-ает, ду-у-у-умать заставляет! Мы денюфки заплатили, чтобы нас веселили и удовлетворяли, а не вот это вот всё!»

— В итоге вы получите ту музыку, которую заслужили, — продолжал я заводить толпу. — Музыку, сделанную тупоголовыми халтурщиками для таких же тупоголовых халтурщиков. Что ж, счастливо догнивать, «живые». — Я пальцами показал кавычки. — Спасибо вам! Если бы не вы, я бы так никогда и не порадовался, что живу в виртуале. Здесь у вас, пожалуй, чересчур воняет. Давайте, там, у компьютеров! — Я помахал рукой уставившейся на меня камере. — Тыкайте «минусы» своими потными ручонками. Наслаждайтесь властью. Большей власти у вас ведь никогда не было и никогда не будет. Поставить галочку в бюллетене, тыкнуть лайк или дизлайк под мемасиком. Вы за эти «права» отдали души и жизни. Давайте, дружно — поднимите стеклянные бусы, погремите ими, я хочу услышать, как звучит СВОБОДА!

В яростном рёве толпы недоумков я от души искупался и, преисполнившись, повернулся к охеревшим своим.

— Три-четыре, раз-раз-два! — скомандовал я.

И мы грянули.

***

Ещё три песни пролетели, как фанера над Линтоном.

Две альбомные, Вейдеровские, одна — из новеньких, моих: «Кто ты?» Я прям физически ощущал, как все напряглись. Ромыч закрепостился, исчезли озорные россыпи. Колотил, как машина. Внутренне я морщился, но внешне — внешне виду не подавал.

Может, оно и к лучшему. В конце концов, мы — тоже люди. А человеку, когда он оказывается в трудной ситуации, свойственно либо впадать в истерику и не делать нихера, либо действовать, как робот.

Вивьен отработала на ура, Иствуд — в целом, тоже не разочаровал.

Доорав припев, я дождался тупорылого воя толпы.

Толпа не слушала, ей было насрать. Дебилов оскорбили, и дебилы выли, тоскливо и бессмысленно, как собака в пустой квартире. А у меня сердце кровью обливалось. Не за себя, за пацанов. Пацанам-то это должно быть в тягость. Они ещё не понимают, что когда тупорылое стадо тебя отвергает — тогда и только тогда ты обретаешь истинный путь в глубине своей бессмертной души.

— Наслаждайтесь, — сказал я. — Сейчас вернётся человек, который нежно гладит вам половые губы и говорит ровно то, что вам хочется услышать. Постарайтесь не засквиртовать на радостях всё. Уборщики — тоже люди, между прочим.

Если бы не свора доблестного американского ОМОНа, толпа бы уже хлынула на сцену линчевать голограммы. Вот бы ржака была. Можно было бы понаделать мемасиков с подписью: «Всё, что вам нужно знать о homo sapiens».

— До скорого, хомячьё!

За выступление вы получаете 200 баллов

Сандра встретила нас со сложным выражением лица.

— Мёрдок, ты — гений, — сказала она.

— Знаю, уже отмечаю.

Я достал бутылку и приложился от души, ибо гений, и мне полагается.

— Как ты догадался?

— Гениальность! — просипел я, абсорбируя алкоголь.

— Мне об этом никто не говорил! Оказывается, эти датчики не считывают эмоции. Чем громче кричит толпа — тем лучше! Ты их натурально вывел.

А. Так вот почему от благодарного Линтона я получил всего 150 очков. Их просто меньше, и радуются они не так интенсивно, как психуют реальные хомяки.

— Ты поживи с моё, Сэнди, — похлопал я её по плечу. — И не такие вещи знать будешь.

Иствуд нашего сдержанного оптимизма не разделял.

— При любом исходе этот концерт закроет нам дорогу к реальной сцене навсегда, — сказал он.

— Не закроет. — Я передал ему бутылку по-братски. — Мир делится на хомяков и нонконформистов. Когда хомяк визжит и ссытся от ярости, нонконформист радуется. Я формирую нашу будущую аудиторию в реале. Она будет немногочисленной, зато эти люди будут ценить нас за то, что мы делаем, а не за то, что мы — виртуальные клоуны, которые должны их развлекать.

Иствуд кивнул, относительно успокоенный. А вот Ромыч посмотрел на меня как-то странно. И как-то не по-своему сказал:

— Нихера они не нас ценить будут. А тебя.

Посраться по этому поводу мы не успели, хотя всем очень захотелось. «Мы, живые» вышли на сцену, и Ваня завопил моим голосом:

— Виртуальная х**та учит нас жить! А что он вообще знает о жизни? А кто он такой? Мы его не звали! Пошёл он на**й!

Взвыла толпа на реальном стадионе. Ваня, довольный, покачался в лучах славы и дал отмашку.

Услышав первые аккорды, я покачал головой, отвернулся и отключил слух.

Обнесли Green Day, что тут скажешь. И схрена ли это он вообще упоролся в панк? И ладно в нормальный панк, а то в попсу какую-то. Ещё чуть-чуть, и каверы на «Тараканов» пойдут. «Король и шут» и другие застольные песни...

Когда выступление «Живых» закончилось, экран высрал следующую информацию:

Выступление в реале: 240

Выступление в виртуале: 70

— Живые на сто десять очков впереди, — сказала Сандра сквозь зубы.

— Ща мы им порвём очко сто десять раз подряд! — заявил я.

— Не мы, а ты, — возразила Сандра. — Сейчас сольные состязания.

— Блин... — Я поморщился.

Одно дело — в кабаке с гитаркой посидеть. Другое — перед безмозглой толпой агрессивных хомяков.

— Давай, Мёрдок! — хлопнул меня по плечу Иствуд. — Покажи им!

— Удачи! — пискнула Вивьен.

Я пошёл на сцену. Достал стул, некогда сп**женный у Сандры, сел на него, отрегулировал стойку и достал штатную гитару.

Посмотрел на экран. Посмотрел на людей, собравшихся на стадионе, и улыбнулся:

— Знаете, что? Я вот шёл на сцену и думал. Думал, какой же это зашквар — метать бисер перед хомяками. Я тут душу рву, а... Да не, мне от вас ничего не надо, вы не подумайте плохого. Вся эта ваша слава, признание, деньги эти ваши... Просто кому-то то, что я делаю — надо, а кому-то — нет. Вам вот — нахрен не надо. Так что наденьте наушники и послушайте Катю Лель или Софию Ротару, пока я сыграю песню для тех, кому она нужна. Линтон! Это — тебе.

И Линтон отозвался.

Я улыбнулся и заиграл, тихо, не стараясь никого ввергнуть в состояние ах*я. Просто и спокойно. А когда я запел — Линтон пел вместе со мной:

Время со свистом — прочь

День обратился в ночь

Лето, осень, зима и весна

Я здесь один, ты здесь одна...

Дивный ты наш новый мир

Словно бесплатный сыр

Дружно набьём закрома!

Я здесь один, ты здесь одна,

и это -

Сон, от которого мы не очнёмся

Нас согревает фальшивое солнце,

Я здесь — один, ты здесь — одна,

Вместо свободы вокруг нас —

тюрьма!

Сдерживаемая энергия прорвалась, и я, сам не заметив, переключился на более хардовую версию этой песни. Ритм ускорился. Струны звучали, как апокалипсис.

И я пел не один. Со мной вместе пел целый город.

— Спасибо, — сказал я, когда песня закончилась и утихли овации. — За то, что не спите.

И после этих слов на меня хлынула новая волна аплодисментов.

— А может, — сказал я, задумчиво глядя перед собой, — чтобы проснуться, нужно всего-то лишь умереть, а? Я так тосковал по реалу. Я запомнил его диким, необузданным, полным возможностей. Но я видел его таким, потому что у меня было при жизни достаточно денег, чтобы жить, как я хочу. А сейчас я гляжу на это позорное сборище и понимаю, что на самом деле реал — тюрьма. В которой надзиратели время от времени устраивают бои с тотализатором или пидорские театральные постановки. И никто этого толком не замечает. Все сидят на жопе ровно и радуются, что им дали пожевать вкусненького и потыкать пальчиком в красивенькое. Ладно б в бабу, а то в экран. А здесь, у нас — внезапно, не так. Здесь всё — игра. И все мы это прекрасно понимаем. Мы — проснулись. Нас согревает солнце, пусть фальшивое, но — согревает ведь. Наше. Что ж, с пробуждением. Всех нас — с пробуждением.

И я заиграл вновь.