Одно мгновение в кабине капитана никто не двигался с места. Лишь тяжелое дыханье трех лиц нарушало молчание.
Алекс раскрыл глаза и огляделся. Лампа горела, окна во мраке, словно пасти хищных зверей.
Он попытался приподняться. Ему это удалось. Ощущение ртути в кровеносных сосудах исчезло. Он с удовольствием расправлял свое усталое тело. Какое наслаждение быть в состоянии двигаться, уметь управлять своими мускулами! Он с облегчением вздохнул, словно только что очнулся после ужасного кошмара.
— Ганс! — воскликнул он. — Где мы сейчас?
— Подойдите сюда, доктор, — услышал он голос Андерля.
Алекс вылез из гамака и, осторожно шагая, направился к племяннику.
С большим трудом удавалось ему сохранять равновесие; он чуть не падал на каждом шагу.
— Что случилось?
Он чувствовал себя чрезвычайно легко. Неужели это естественная реакция после ужасного отяжеления, от которого до сих пор все его мускулы болели?
Гардт лежал весь в поту.
Андерль старательно растирал ему виски; Алекс поднес к его носу бутылочку нашатырного спирта.
Медленно раскрыл Ганс Гардт глаза и в беспамятстве оглядел своих товарищей. Через несколько секунд к нему вернулось сознание. Прежде всего он взглянул на хронометр: 12 минут.
— Гамаки можно свернуть! — крикнул он Андерлю, как только смог вскочить. Затем он углубился в изучение кривой, вычерчиваемой инструментами.
— Ну, и путешествие! — заметил дядя Алекс. — Этих восьми минут я никогда в жизни не забуду! У меня все кости болят.
Он внимательно стал ощупывать себя:
— Но кажется у меня все цело…
— Да, никто не мог бы долго выдержать такого отяжеления, — ответил инженер. — Андерль, посмотри еще раз, все ли внизу в порядке.
— Ганс, — спросил Алекс, когда Андерль исчез, — где мы теперь?
Гардт указал на инструменты.
— 6000 километров пути и около 4000 высоты.
— 4000 высоты! Гм!.. А гора Эверест имеет 10000?..
— Да, но метров, а у нас — километры.
— Тысяча чертей! — воскликнул ученый. — В таком случае мы находимся сейчас в четыреста раз выше самой высокой точки на Земле!
— Безусловно. Наружные барометры показывают нуль. Воздушная оболочка Земля далеко внизу; мы давно уже витаем в свободном мировом пространстве.
Появился Андерль и сообщил, что все в порядке.
— Хорошо, Андерль. Ложись теперь спать: через шесть часов ты сменишь меня.
— Я не очень охотно это сделаю, господин Гардт, — возразил опечаленный парень.
— Так нужно. Утешься, Андерль, тем, что сейчас ничего, кроме темной ночи, не будет видно. Иди, выспись хорошенько.
— Земля совершенно не видна, Ганс, — сказал Алекс, стоя у окна.
Гардт подошел к нему и установил большую подзорную трубу.
— Если вглядишься внимательно, то кое-где заметишь мерцающую точку. Возможно что это прожектор какого-нибудь маяка, или световой сигнал парохода, который плавает внизу по волнам Великого океана.
— Великого океана?
— Если бы стало светло, мы могли бы увидеть Землю от Филиппинских островов до берегов Франции. Сейчас мы, вероятно, находимся над Арабским проливом.
— Будь добр, наставь эту подзорную трубу на какой-нибудь город. Я охотно посмотрел бы, как…
Гардт расхохотался.
— Многого захотел, дядя Алекс!..
Он привинтил телескоп.
— Вот в этом направлении, вероятно, находится Индийский океан. Быть может, тебе удастся уловить слабый отблеск освещенного города Бомбея. Желаю тебе удачи, но я не уверен, что тебе удастся отсюда наблюдать ночную жизнь Индии.
— Я хочу видеть Землю, Ганс, а не Марс.
— Ну, конечно, сними свои очки и стань у телескопа…
Алекс отступил несколько назад.
— Ты хочешь запутать меня… Ведь Земля внизу. — И он несколько раз махнул рукой по направлению к полу.
— Где, по-твоему, надо искать центр Земли?
— Центр Земли? Конечно, там же…
— Наверху, дядя Алекс! — И инженер указал за окно.
— Вон, где находится центр Земли; там же и Арабский пролив, над которым мы сейчас и находимся.
Алекс стоял с разинутым ртом.
— Земля там на небе?
— Не забудь, — стал объяснять Гардт, — что мы поднимались под острым углом [к] поверхности Земли, поэтому мы должны искать Землю сбоку. Искусственная тяжесть, благодаря которой нам кажется, что ось ракеты находится в вертикальном положении, в действительности направлена не к Земле, но от дюз нашей ракеты, которые, хотя и слабее, но все же продолжают работать.
Голова доктора завертелась, словно мельничное колесо.
— Если бы мы поднялись по направлению к Солнцу, то есть днем, — продолжал Ганс, — мы могли бы видеть нашу Землю сбоку. Это было бы великолепное зрелище.
— Почему же ты не вылетел днем?
— Ради удобства земных обсерваторий. Тогда в продолжение всего нашего пути мы находились бы между Землей и Солнцем и не могли бы быть видимы со стороны.[9]
Гардт не отходил от путевой «карты» и предоставил дяде размышлять на свободе. Доктор внимательно смотрел в пространство, пытаясь представить себе, что где-то находится твердая земля. Люди стоят там на твердой почве, спокойно расхаживают, и никому из них не интересно ломать себе голову над тем, где находится центр Земли. Через несколько минут он сказал племяннику:
— Наверно сотни тысяч глаз направлены теперь к нам и следят за убегающей светящейся точкой… Если подумать о бесчисленном множестве озябших ног, о насморках, быть может, об эпидемии гриппа, который распространится завтра там внизу или вверху из-за нас, то, пожалуй, простая вежливость обязывает чем-нибудь ответить на это внимание. А ты поступаешь так, словно мать-земля тебя нисколько не интересует.
— Милый дядя, — сказал Гардт, — указания моих измерительных приборов занимают меня сейчас гораздо больше, чем темная ночь вокруг нашей ракеты. Достаточно будет, если эту обязанность возьмешь на себя ты. Конечно, я говорю не об одних только озябших ногах…
— Кстати: тут даже слишком жарко, — простонал Алекс — Ты не мог бы несколько умерить отопление?
— Этого отопления я никак не могу умерить. Жара идет извне.
— Извне? А я полагал, что в мировом пространстве страшно холодно.
— Безусловно, но эта теплота — результат трения воздуха о внешнюю оболочку нашей ракеты. Мы должны считать себя счастливыми, что бериллиевая оболочка так крепка и устойчива. Впрочем, я могу успокоить тебя и сказать, что эта температура долго не продержится. Она и так уже, кажется, упала… Стенки ракеты остывают.
Гардт крикнул Андерлю, который не успел еще уснуть:
— Какая температура внизу?
— 33 по Цельсию.
— Гм!.. Термометр на верхушке показывает 38°. Распыли, Андерль, немножко жидкого кислорода и открой на короткое время клапан сверх-давления.
Жара действительно была невыносимая, и лишь испаряющийся жидкий кислород несколько умерил ее.
Доктор Александр Гардт зевал вовсю.
— Я ужасно устал, — сказал он, вытирая пот со лба. — Не знаю, почему я так устал: у меня такое ощущение, словно я всю ночь кутил. А ведь мы всего полчаса в пути.
— Ты можешь спокойно лечь спать, дядя, — сказал Гардт, который прекрасно понимал, что усталость вовсе не является следствием одной только жары.
— Пока ты проснешься, все неприятные лишения, которые Земля дарит нам на прощанье, исчезнут.
Зевая и кряхтя, Алекс с трудом забрался по веревочной лестнице в спальную. Белоснежный манящий гамак показался ему величайшим изобретением всех времен. Он не успел раздеться, как впал в глубокий сон.
Гардт остался на своем посту, хотя и он не мог пересилить усталости и слабости и страдал от жары. Но он никому не мог пока доверить наблюдение за измерительными приборами. Он решил набрать опыта для будущих полетов и знал, что малейшая ошибка может привести к роковым результатам.
Время от времени он отводил назад рычаг скорости.
Соответственно с этим уменьшалось действие дюз, ослаблялась искусственная тяжесть, и предметы теряли свой вес.
Гардт мог вполне прекратить взрывание: ракета давно достигла той скорости, которая освобождала ее от притягивающего действия Земли. Но он не решился сделать этого сразу, ибо внезапное прекращение взрывания могло вы вызвать полное отсутствие тяжести. Ему хотелось постепенно приучить себя и своих товарищей к этому, совершенно незнакомому, состоянию, влияние которого на человеческий организм не было изучено.
Правда, его беспокоил чрезмерный расход горючего. Содержимое баков уменьшалось гораздо быстрее, чем он рассчитывал. Он не мог понять причины, и это тревожило его.
Время шло. Часы показывали, что от начала полета прошел уже шестой час. 70 000 километров пути! Расстояние, вдвое превышающее окружность Земли, отделяло пассажиров ракеты от всего человечества.
Глубокая ночь продолжала окутывать корабль. Земля все еще оставалась невидимой; только далекое, беззвездное пятно на звездном небе указывала то место, где витала наша родина-планета.
— В настоящую минуту работают полным ходом все газетные ротационные машины. Томми Бигхед в эту ночь наверно ни на одну минуту ее сомкнул глаз.
Корабль все больше и больше излучал свое тепло в пространство. Все почувствовали себя лучше и вздохнули свободно.
Инженер улыбнулся, представив себе тот сюрприз, который скоро ожидает пассажиров «Виланда».
Теперь «Виланду» не угрожала никакая опасность, и Гардт предложил Андерлю сменить себя, а сам пошел на короткое время отдохнуть.