Лунная пехота

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Вторник, 24 июня.

Помещение для допросов № 12;

федеральная тюрьма «Джолиет»;

10:04 по центральному поясному времени.

— Ну, доктор Александер, как вам нравится ваш визит в Джолиет? — с улыбкой спросил Каррузерс.

В сопровождении охранника Дэвид шаркающей походкой вошел в скудно обставленную комнату, вся меблировка которой состояла из одного-единственного стола и нескольких стульев. Шлакобетонные стены были выкрашены в казенный зеленый цвет. На Дэвида надели ремень, к которому прикреплялась цепь, опутывавшая руки. Короткая цепь на ногах затрудняла шаги, делая их короткими и неуклюжими. Дэвид был в арестантском костюме из саржи и мягких ботинках.

— Я уже начал здесь осваиваться. И кстати, нужно говорить «Жолиэ», — ответил заключенный, изо всех сил стараясь, чтобы слово «Жолиэ» прозвучало по-французски, более мягко и музыкально, чем «Джолиет», произнесенное Каррузерсом на английский лад.

Вообще-то, Дэвид просто ради шутки произнес название города по-французски. Существовало убеждение, что более ста лет назад вышел закон, запрещавший выговаривать название города на французский лад. Считалось преступлением произносить "ж" вместо «дж», слишком растягивать "э" и забывать о конечном "т". Умышленно назвав город на «преступный» манер, Дэвид поднял крошечный бунт, доставивший ему удовольствие. Сейчас это была единственная доступная ему форма протеста. Ну и конечно, он не собирался выполнять требования этих ублюдков.

— Вас держат здесь уже четыре недели, — напомнил Каррузерс. — Срок ареста можно увеличить, а условия содержания ухудшить.

После этого охраннику было приказано снять цепи с заключенного, так как проблем он не создаст.

Дэвид понимал, что цепи служат как бы реквизитом к спектаклю, средством для запугивания. Именно ради устрашения его засадили в тюрьму, лишая надежды предстать перед судом и добиться справедливости.

Город Джолиет находился в шестидесяти километрах к юго-западу от Чикаго. Раньше в его тюрьме содержались политические заключенные, но в 2010 году правительство выкупило здание и превратило его в федеральную тюрьму. Дэвид соглашался, что здесь очень легко запугать человека, и ему вовсе не хотелось торчать в этой жаркой, шумной, гнусной дыре. Он обязательно вырвется отсюда, вот только пока неизвестно, каким образом.

— Вы, ребята, вовсю нарушаете Конституцию, — заявил Дэвид, пока охранник снимал с него цепи и наручники. — Я вот недавно слышал, что даже шпионы имеют право на безотлагательное судебное разбирательство.

Дэвид уселся напротив Каррузерса, который в тот момент открывал персональное средство доступа, оснащенное широким экраном. Именно такими ПАДами пользовались государственные служащие.

— Мисс Даттон нам об уже этом сказала, — согласился Каррузерс. — В мирное время обычно так и поступают… впрочем, знаете ли, сейчас у судей работы непочатый край. Во время войны даже самая лучшая судебная система может давать сбои из-за канцелярской работы.

Джулия Даттон была адвокатом Дэвида.

— Если вы собираетесь меня допрашивать, я бы хотел, чтобы при этом присутствовала мисс Даттон. У меня есть на это право, даже в военное время.

— Адвокат для узника? — улыбнулся Каррузерс. — Что ж, мы пригласим сюда мисс Даттон, если вам так хочется. Но я здесь не для того, чтобы обсуждать ваши права. Вообще-то, по правде говоря, мне кажется, у нас есть все доказательства, чтобы держать вас здесь очень и очень долго. Думаю, смертная казнь за шпионаж вам не грозит… хотя нынче ничего нельзя сказать наверняка, с нашими-то присяжными да с народом, которые ненавидят ооновцев и их шпионов.

— В сотый раз вам повторяю, я не шпион!

— Вы отправили факс Франсуа Виллеро в Сорбонну, вы месяцами общались с Жаном-Этьеном Шезо. Вы переслали секретные документы, хранящиеся у вас в компьютере, этому психу, пастору Блейну из Чикаго. По-вашему, это, может быть, и не шпионаж, но вот правительство с вами не согласно.

Дэвид вздохнул. Сколько раз уже говорилось обо всем этом?!

— Да я ведь давно подтвердил, что общался с Шезо, Виллеро и даже некоторыми другими. Но они ученые, они мои друзья. Наши отношения никак не связаны с войной.

— Ваша проблема в том, доктор, что вы не понимаете, кто друг, а кто враг. Эти люди работают на Европейский Союз. Значит, они работают на Организацию Объединенных Наций.

— Возможно. Однако информация, которой мы обменивались, не имеет военной ценности. А что касается передачи документов какой-то там дурацкой церкви, так это сущий бред. Ничего подобного я не делал.

Каррузерс поджал губы:

— Что ж, в этом я вам, пожалуй, верю.

— Что? Верите?

— Мы организовали наблюдение за вашим компьютером, и нам удалось установить, что во время пересылки файлов пастору Блейну вас не было дома.

— Тогда кто же?.. Ах, черт! Лиана!

— Теперь мы могли бы предположить, что файлы переслала ваша жена, действуя по вашему распоряжению. Но ведь данные файлы были защищены паролем, правда же?

— Конечно.

— Конечно… Тем не менее, принимая во внимание крайнюю… м-м… религиозность вашей жены, ее близкое знакомство с пастором Блейном и другими лидерами культа, нам, вероятно, будет трудно доказать в суде вашу причастность к пересылке файлов.

— Очень рад это слышать.

Лиана! Как, черт побери, она смогла добраться до файлов? Ведь ей не хватает мозгов даже тостер как следует запрограммировать! Дэвид никак не думал, что его жена справится с пересылкой файлов. Ведь ей хватало умения пользоваться только развлекательными каналами. Вероятно, он недооценил Лиану. Дэвид испытал странную, противоестественную гордость за жену.

— Но все-таки мы можем обвинить вас в халатном отношении к секретным материалам, хранящимся у вас в компьютере. И уж конечно, три шкуры с вас спустим за передачу секретной информации ооновцам!

— Послушайте, я вам снова четко и ясно повторяю, что не нарушал меры безопасности, беседуя с доктором Шезо и другими. Да, я послал по факсу копию одной из Пикарских находок доктору Виллеро в Сорбонну. Насколько мне известно, ничего секретного в этой находке нет, и информация, содержащаяся в ней, никак не повредит нашей безопасности! Там нет проектов создания супербомбы, нет планов секретных оборонительных сооружений. Ничего, что могло бы нанести ущерб Соединенным Штатам!

— К вашему сведению, все, что экспедиция нашла на Луне, является секретными материалами. И вы знали бы, если бы ознакомились с отчетами о проделанной работе! Вот вы заявляете, что в отправленной по факсу копии находки нет ничего вредоносного, но кто, черт возьми, дал вам право решать, что полезно, а что вредно Соединенным Штатам? Как вы можете с уверенностью сказать, что эта информация не послужит на пользу врагам? Возможно, важным является даже то, что эта находка принадлежит именно нам! Как вы об этом-то не подумали? Все вы, ученые, одинаковы, черт бы вас побрал! Вечно толкуете о всемирном содружестве людей науки, а каждую субсидию клянчите у собственного правительства! Так вот, Александер, у меня для вас новость: вы серьезно нарушили важные предписания, и, если не захотите сотрудничать с нами, вас ждут огромные неприятности.

— Я не собираюсь предавать друзей!

— Значит, вы не хотите помочь своей стране? Послушайте, я ведь не изувер какой, со мной легко можно поладить. Мы просто хотим, чтобы вы продолжали общаться с вашими, друзьями из вражеской страны. Поговорите с ними. Задайте кое-какие вопросы. Вероятно, время от времени вам придется передать им специальную информацию, которой мы вас снабдим.

— Нет.

— А вы подумайте как следует.

— Я сказал: «Нет»! Эти люди — мои друзья, они доверяют мне, а я — им. В ваши игры я играть не буду.

— Это ваше последнее слово?

— Да!

— Что ж, пусть будет так, как вы сказали, — Каррузерс встал и потянулся. — Так вы утверждаете, что начали привыкать к нашей тюрьме? Хорошо. Очень хорошо! — Он направился было к выходу, но затем, видимо, решил задержаться. И обернулся к Дэвиду, криво усмехаясь: — Вы ведь принимали ферментный препарат?

Этот неожиданный вопрос, казалось, не имел к делу никакого отношения. Дэвид хлопал глазами в изумлении, не понимая, к чему клонит Каррузерс. Этот препарат — телемеросвязующие энзимы — стал доступен широким массам лишь несколько лет назад. Таблетки стоили дорого и никто пока не мог сказать, насколько они эффективны, но Дэвид всегда считал, что стоит использовать предлагаемую ими возможность продлить жизнь. Вот только откуда Каррузерсу известно, что он их принимает?

— Ну, да… принимал.

— Я так и думал. Вы молодо выглядите. Моложе ваших сорока лет. Я сразу понял, что все дело в таблетках. Они должны продлевать жизнь на сто лет. Или даже на сто пятьдесят?

Дэвид пожал плечами:

— Никто не знает.

«Какого черта этому типу надо?» — подумал он.

Телемеросвязующие энзимы были шагом вперед по сравнению с химическими и травяными препаратами, которые можно купить в любой аптеке. Эти таблетки оказывали связывающее действие на протеин, содержащийся в молекулах ДНК, благодаря чему процесс старения прекращался или шел медленнее. Телемеросвязующие энзимы не были пока что одобрены. Управлением по контролю за продуктами и лекарствами, но миллионы людей ежедневно принимали этот препарат, надеясь, что получили доступ к долгой жизни без старения.

— Никто не знает, — подтвердил Каррузерс. — На мой взгляд, все это брехня, не лучше культа древних астронавтов, с которыми нынче так носятся. Последователи этого культа высказывают самые фантастические идеи, но подтвердить или опровергнуть их пока довольно трудно. Это я к тому, что люди стали принимать телемеросвязующие энзимы совсем недавно. Еще слишком рано говорить об их эффективности. Возможно, они не могут продлить жизнь.

— Что вы хотите сказать, Каррузерс?

— Да ничего особенного. Просто интересно, как вам понравится провести здесь полторы сотни лет? В документах сказано, что вам сорок один год, верно? Вы еще не стары, но без ферментного препарата вам осталось жить лет тридцать-сорок. Дольше вы не протянете, хотя это большой срок, очень большой. Особенно, для такого умника, как вы. А представьте, что вам придется торчать здесь сто-двести лет! Это же адская пытка, от которой с ума можно сойти. Почти двести лет под замком, занятий никаких, путь на свободу закрыт, ни единого друга, кроме охраны и сокамерников. Да и кормят не так уж хорошо, знаете ли.

Дэвид закачался, сидя на стуле, в ушах у него зашумело, во рту пересохло. Он терпел тюремную жизнь, зная, что скоро его выпустят на свободу. Ведь против него выдвинули просто смехотворные обвинения… Информация, которую он передал «врагам», не имела никакой политической или военной ценности. В худшем случае, его можно обвинить в недомыслии.

Но теперь Дэвид впервые понял, что оказался на краю пропасти. Эти люди вполне могут до конца жизни лишить его свободы. И неважно, сколько лет ему еще отпущено. Какая страшная судьба его ждет!

— А вот я назло вам перестану принимать таблетки, — заявил он, сдерживая дрожь в голосе.

— Да? А я, в таком случае, прикажу поварам подмешивать препарат вам в еду, — весело ответил Каррузерс. — Вот такой я, знаете ли, вредный!

— Ни черта у вас не выйдет! Не сможете вы упечь меня в тюрьму до конца жизни! Вот погодите, пусть только состоится суд! В худшем случае меня приговорят к нескольким годам заключения. К тому же, я не получал никаких денег за этот, как вы говорите, шпионаж. Дело закроют. Да я сам, черт побери, подам на вас в суд за арест, арест по ложному обвинению.

— Что ж, об этом мы будем беспокоиться, когда придет время. Хотя придет оно не раньше, чем начнется процесс по вашему делу. Однако многие не знают, что во время войны у правительства появляются специальные полномочия, например, возможность игнорировать закон о неприкосновенности личности. Что же касается вашего права на безотлагательное судебное разбирательство, то война послужит оправданием любой проволочки. К тому же, не все выдерживают крутые меры. — Каррузерс сложил руки на груди, откидываясь на спинку стула. — Хотя широкие массы и не в курсе, но с тысяча девятьсот тридцать третьего года Соединенные Штаты могут оказаться в чрезвычайном положении, вводимом президентом. Достаточно лишь росчерка пера, чтобы отменить многие «права», которые американцы воспринимают как должное. Человека можно арестовать за любое опрометчиво сказанное слово. Человека можно поместить в специальный лагерь, лишить права на судебное разбирательство. Забота о «безопасности нации» оправдывает чертову прорву мерзостей. Вы были бы крайне изумлены.

— Вы не сможете держать меня здесь под замком вечно, черт побери!

— Это мы еще посмотрим, доктор Александер, еще посмотрим! Вы можете просто-напросто исчезнуть в этих стенах, и никто никогда ничего не узнает! Вас полностью лишат права на доступ в Сеть, и вы даже не сможете узнать, что делается с вашими научными исследованиями, которые попадут в чужие руки. На вашей карьере можно будет поставить крест, вас разлучат со всеми, кого вы знаете и любите. С вашей работой, с вашими планами будет покончено. Абсолютно. Как если бы вы умерли! — Каррузерс улыбнулся. — Однако, как уже было сказано, я человек разумный. Если вы окажете мне услугу, я тоже не останусь в долгу. — Голос агента стал вдруг деревянным. — Но если ты, приятель, вконец меня заколебаешь, я из штанов выпрыгну, чтоб превратить твою жизнь в ад кромешный! И если для этого придется держать тебя здесь двести лет, я именно так и поступлю!

Что-то глухо ударилось о дверь. Снаружи до Дэвида донеслись приглушенные крики. Мгновение спустя дверь с грохотом распахнулась, и в помещение вошла Джулия Даттон, высокая стройная афро-американка с железной хваткой и огнем во взоре. Следом за ней спешил охранник.

— Черт побери, я приказал, чтобы нас не беспокоили! — обрушился Каррузерс на охранника.

— Прекрасно! — сказала Джулия. — Вы соображаете, что делаете, Каррузерс? Кто вам дал право допрашивать моего клиента в мое отсутствие?

— Я просто предложил ему крайне выгодную для него сделку. На вашем месте я бы посоветовал ему принять мое предложение.

Одарив Дэвида и Джулию довольной улыбкой, Каррузерс оставил их наедине друг с другом.

Джулия швырнула портфель на стол. Она была одета в строгий костюм. Единственным украшением ей служил светящийся узор из звезд и лун, вытатуированный у левого виска.

— Сколько можно тебя учить, Дэвид?.. — сказала Джулия. — Не разговаривай ни с кем из этих ублюдков, если меня с тобой нет!

Дэвид почувствовал, что сердце его лихорадочно колотится. Он весь покрылся потом, хотя в комнате было совсем не жарко.

— Я ни на что не согласился.

— А что им было нужно?

— Мне кажется, они хотели использовать меня для распространения дезинформации во вражеском лагере. Возможно, мне пришлось бы шпионить за друзьями. — Дэвид покачал головой. — Я не буду это делать, адвокат!

Джулия надолго отвела взгляд от своего подзащитного.

— У вас может не остаться выбора. Вам придется уступить им, если хотите вырваться отсюда раньше, чем закончится война.

Дэвид внимательно посмотрел на своего адвоката:

— Каррузерс сказал, что может устроить так, что я… исчезну. Он сказал, что не допустит, чтобы меня судили, а просто будет держать меня под замком всю мою оставшуюся жизнь… Джулия, они ведь не могут просто запереть меня здесь, правда?

Мисс Даттон долго раздумывала над ответом.

— Дэвид, боюсь, ты кому-то здорово насолил. Кому-то очень влиятельному. Вся эта бредовая история с древними богами-инопланетянами выходит из-под контроля. А тут еще эта душещипательная мелодрама про конец света, откровение о том, что нашими истинными властителями являются то ли ангелы, то ли какие-то существа с другой планеты. Некоторые люди, стоящие у власти, считают, что это подрывает военную мощь нашей страны. Они считают, что это все — твоих рук дело.

— Я не имею никакого отношения к чокнутым последователям этого дурацкого культа!

— Как бы не так. Это ты нашел на Марсе скелеты гуманоидов и оповестил об этом весь мир! Это ты обнаружил под Сидонийским Ликом Пещеру Чудес со странными инопланетянами на экранах. Кстати, некоторые существа там очень похожи на космических пришельцев, посетивших наш галактический квартал несколько тысяч лет назад и находившихся буквально у нас под носом. Это ты нашел на Луне статуэтки с письменами. Их вот-вот должны расшифровать, а ты передаешь информацию лидерам странного культа.

— Я не…

Джулия подняла тонкую руку:

— Знаю. Ты не передавал. Но ты действительно опубликовал в Сети сообщение о марсианских находках. Каждый мог увидеть этот файл и перекачать его в свой компьютер.

— Но ведь они… Ооновцы пытались скрыть правду!

— А ты помешал им сделать это, не спорю. Ты не захотел умолчать и о своих собственных открытиях. Вероятно, твое послание с Марса доставило ооновцам массу внутренних проблем именно тогда, когда они им были меньше всего нужны. Однако в Вашингтоне возникли точно такие же проблемы. За это никто тебе спасибо не скажет.

— Тогда… что же? Я должен предать друзей, чтобы все уладить?

— Зато у тебя появятся влиятельные покровители. Поверь мне, Дэвид, сейчас они тебе очень нужны.

— Собственно говоря, вы чьи интересы защищаете, мэм?

— Твои, — рассердилась Джулия. — И не забывай об этом! А теперь… нам с тобой нужно просмотреть кое-какие бумаги. Вот они…

Джулия открыла портфель и начала выкладывать документы. Однако Дэвид не мог на них сосредоточиться. Очень не хотелось признаваться даже себе самому, что Каррузерс нанес ему смертельный удар, найдя уязвимое место в его броне. Дэвид был археологом, но совсем не годился для кабинетной жизни и чисто теоретических исследований. Прежде всего, он был человеком действия, любил ездить в экспедиции, проводить раскопки. Он до сих пор трепетал от восторга, когда ему удавалось найти монету или глиняный черепок, или орудие труда, вырезанное из кости.

Как здорово было осознавать себя первым, кто за многие тысячелетия прикоснулся к этим вещам! Как здорово было видеть и держать в руках эти плоды человеческой изобретательности, прилежания и мастерства! Дэвид любил, когда солнце опаляет ему лицо… любил грязь под ногтями. Именно страсть к раскопкам привела его на Марс и на Луну. Как он сможет жить, лишив себя любимой работы?

Но он также не способен купить свободу ценой предательства своих друзей! Об этом даже речи быть не может. Однако самым худшим было растущее опасение, что он серьезно просчитался, что каким-то совершенно незаметным для него образом так называемая страна свободы, родина смельчаков обрела облик кровавого тоталитарного режима.

Война может выявить самое худшее, как в людях, так и в правительствах. Хотя, случается, что она выявляет в них и самое лучшее.

Неожиданно Дэвиду вспомнилась морская пехота и сержант Камински.

Парень почти без образования, но зато у него голова на плечах и доброе сердце… и он абсолютно и безоговорочно предан своим товарищам и Корпусу морской пехоты.

Больше всего Дэвида восхищало то, с какой братской заботой относились друг к другу морские пехотинцы. Он вспомнил, как совершил с майором Гарроуэем переход со станции «Хайнлайн» на базу «Марс-1», трехнедельное скитание по Валлес Маринерис проходило в жутких условиях и доставляло множество неудобств. Однако во время путешествия морские пехотинцы удивительным образом сохраняли боевой дух, чувство сплоченности и товарищества. Все это время они были готовы противостоять чему угодно, любой ценой преодолеть все препятствия. И эта готовность ни разу не покинула их. Морские пехотинцы никогда не бросали своих в беде. Никогда.

Они своих не подводили. Штатским трудно полностью понять их преданность друг другу.

Научные коллективы мало чем напоминали американский Корпус морской пехоты, но Дэвиду казалось, что за три недели изнурительного путешествия с морскими пехотинцами он сумел каким-то образом перенять их моральные ценности.

Центр по подготовке новобранцев;

остров Парис;

рекрутский взвод № 4239;

15:10 по восточному поясному времени.

— Живей, живей, живей, рекруты! — орал сержант Нокс. — Быстро перелезаем через стену! Раз два и готово! Не торчать же здесь до завтра!

Джек мчался по тропе, в два счета преодолел участок грязи, затем, сделав мощный и высокий прыжок, с грохотом кинулся на трехметровую деревянную стену и вцепился вытянутыми руками в самое верхнее бревно. Оставалось подтянуться и перелезть на другую сторону стены.

«А ведь всего десять недель назад я бы так не сумел», — подумал он. Когда он оседлал стену, следом попытался забраться Лонни Константино. Он только что вляпался в грязь, и поэтому руки его соскальзывали с верхнего бревна. Джек, не раздумывая, крепко схватил товарища за руку и помог ему взять препятствие.

— Спасибо, друг, — тяжело дыша, проговорил Лонни.

— Ты ведь знаешь наш девиз, приятель, — ответил Джек, спрыгивая со стены.

По установленному порядку должно было засекаться время, за которое каждый новобранец преодолел полосу препятствий. Результаты каждого рекрута фиксировались в отчетах. Но для наград и почестей, приуроченных к выпускной церемонии, которая состоится на будущей недели, решающее значение имели общие результаты взвода. Эти незначительные детали были частью сурового воспитания морского пехотинца. Можно быстрее всех преодолеть полосу препятствий и стать первым в личном зачете. Но можно и помочь выиграть всему своему взводу.

Заканчивая курс подготовки, ни один рекрут не задумывался над выбором. Теперь они единое целое, они — команда. Интересы взвода были важнее личных амбиций.

Нокс криками подгонял новобранцев, готовившихся перелезать через стену.

— А вы, барышни, чего ждете? Марш на стену, и чтоб зеленые пятна на ней так и мелькали.

Зеленый цвет являлся неотъемлемой частью морской пехоты. Так повелось чуть ли не со времен войны во Вьетнаме. Утверждалось даже, что среди морских пехотинцев нет черных. Как не было среди них ни белых, ни желтых, ни краснокожих. Все они были зелеными.

Рекрутский взвод № 4239 сократился до пятидесяти одного человека и представлял собой довольно точную модель американского общества. Двенадцать рекрутов были афро-американцами, пятнадцать имели латинские корни, а семеро были выходцами из Азии. Один из новобранцев, Джон Хоре, принадлежал к народу дакота, а Гэри Лим был полинезийцем. Шаг за шагом превращаясь из штатских в морских пехотинцев, рекруты давно перестали обращать внимание на расовую принадлежность товарищей.

Еще одна быстрая, энергичная пробежка, еще один прыжок, и Джек вцепился руками в «Кабель», массивный канат, натянутый под углом над ямой с жидкой грязью. Канат сильно трясся и раскачивался, когда Джек, вцепившись в него руками и ногами, начал спускаться вниз. Если бы он сорвался с каната и упал, то, выбираясь из грязи, ему пришлось бы во весь голос распевать гимн Корпуса американской морской пехоты. Так было предписано традицией.

Однако на этот раз Джек не упал. Спустившись на землю, он сразу же побежал дальше, а сержант Нокс, продолжая кричать, сделал пометку на своем ПАДе.

— Быстрей, быстрей, быстрей, быстрей!

Джек начал преодолевать последнюю часть полосы препятствий. У него открылось второе дыхание, но оно больше ощущалось в его настроении, чем в легких. Лежа в грязи, он полз на спине под ограждениями из колючей проволоки, где-то поблизости строчил старинный пулемет, заряженный боевыми патронами. На высоте примерно одного-двух метров над Джеком свистели пули.

Пройдет еще неделя, и он станет морским пехотинцем. Настоящим морским пехотинцем, а не рекрутом. Даже сейчас было трудно поверить в это. Джек слишком много времени провел в учебном лагере для новобранцев и теперь почти не думал о том, что происходит за пределами небольшого, изолированного от всех песчаного острова Парис.

Трудно представить, что когда-нибудь Джек избавится от грязи, боли в мышцах, ночных дозоров, блох, занятий по строевой подготовке и сержанта Нокса.

«Черт побери, а ведь я буду скучать по всему этому!» — подумал парень. Эта мысль его рассмешила. Надо же, преодолевая полосу препятствий, он поборол гнусную хандру, одолевающую каждого рекрута! Воистину, дружно — не грузно…

Научно-исследовательский корабль

Европейского Союза «Пьер-Симон Лаплас»:

на пути к Луне;

21:50 по времени гринвичского меридиана.

«Лаплас» находился в восьми тысячах километров от астероида 2034L, направляясь к Земле и Луне, когда Жан-Этьен Шезо увидел вспышку. Это был едва заметный световой импульс на поверхности астероида, однако приборы Шезо зафиксировали значительное повышение уровня радиации: гамма-излучение и поток высокоскоростных нейтронов. Кроме того, был зарегистрирован электромагнитный импульс, определенно свидетельствующий об ядерном взрыве.

— Черт побери! Они соображают, что делают?!

Около месяца назад, когда «Лаплас» был рядом с астероидом 2034L, к нему присоединился еще один космический корабль Европейского Союза, «Стрелец» А через две недели «Лапласу» было приказано возвращаться на Землю.

Шезо очень не нравилось такое положение вещей. Вне всякого сомнения, «Стрелец» был военным космическим кораблем, а его сферическая турельная установка, как подозревал Жан-Этьен, заключала в себе высокоэнергетический лазер. Какой интерес мог быть у военного корабля и его экипажа к астероиду, вращающемуся вокруг Солнца в далеком космосе?

Жан-Этьен смог найти лишь одну возможную причину этого интереса, и у него все внутри похолодело при мысли, что его догадка верна. Неужели они решатся на такое?!

Полковник Арман и немногочисленный экипаж «Лапласа» были рады покинуть необитаемый астероид и вернуться к Луне в любой момент. Однако Шезо убедил их в необходимости задержаться: у него, мол, сломался спектрометр, а ему обязательно нужно собрать дополнительные сведения о химическом составе астероида 2034L.

Несколько дней спустя с Земли поступило сообщение: до двадцать третьего числа «Лаплас» может оставаться на прежней орбите, но после этого срока ему приказано взять курс на возвращение. Скоро возникнут проблемы с водой и продовольствием, и экипаж «Лапласа» был недоволен тем, что Жан-Этьен так носится со своими научными изысканиями. Ну и пусть сердятся!

И вот сегодня утром «Лаплас» завершил свою миссию и взял курс к Луне, откуда экипаж вернется домой. Жан-Этьен находился в аппаратной и рассматривал бортовые огни крошечного «Стрельца», прячущегося в тени 2034L…

И сейчас Шезо не удивился вспышке ядерного взрыва, он был просто в ужасе. Однако, может быть, его страхи беспочвенны? Возможно, орбиту астероида изменили по какой-нибудь другой причине. Вот только невозможно было представить себе, что это за причина. Создание какой-нибудь базы? Сырьевые материалы для особо секретного строительства, которое, по слухам, ведется на обратной стороне Луны?

Час шел за часом, а Жан-Этьен Шезо по-прежнему следил за изменением орбиты астероида. Его сомнения рассеивались. С помощью компьютерной модели он пришел к выводу, что ядерный взрыв мощностью от пятидесяти до ста килотонн слегка подтолкнул крошечную летающую глыбу и нацелил ее на Землю.

Несовершенство компьютерной программы и приблизительность измерений не позволяли сделать долгосрочный прогноз. Однако Шезо убедился, что правительство Европейского Союза намеревается с помощью астероида нанести удар по какой-то территории на Земле. Пока еще трудно было определить намеченную цель. Возможно, под удар попадет Россия, когда на ее территории будет ночь. Но не менее возможно, что астероид нацелен на Соединенные Штаты, и удар будет нанесен на закате.

Столь безответственный поступок мог ошеломить кого угодно. Уже не в первый раз Жан-Этьен испытывал сомнения в том, что Европейский Союз воюет за правое дело.

Шезо мало интересовался политикой. По его мнению, все политики были шутами гороховыми в лучшем случае, а в худшем — преступниками. Они просто разыгрывают фарс, притворяясь, что беспокоятся о простых людях. Тем не менее, ознакомившись с Женевским отчетом, Шезо не мог не согласиться, что земной цивилизации грозит гибель, если в ближайшие восемь лет человечество не объединится под властью одного правительства. Впрочем, Жану-Этьену казалось, что большой беды не будет, если даже объединение произойдет немного позднее.

Но… Боже мой! Как можно серьезно тревожиться за судьбу многомиллиардного человечества и одновременно с этим умышленно нанести по Земле удар астероидом? Это же безумие!

Весь следующий час Шезо тщательно обдумывал план своих действий. Конечно, можно было бы все рассказать полковнику Арману. Однако эта беседа ничего не даст. В лучшем случае, полковник, вероятно, просто разделит его негодование, но уж наверняка не одобрит план Жана-Этьена. А между тем, этот план казался единственно возможным в сложившихся обстоятельствах.

Нет, всю ответственность Шезо должен взять на себя.

Перед тем как покинуть аппаратную, Шезо переписал на микродиск своего ПАДа всю информацию, касающуюся ядерного взрыва, превратившего астероид 2034L в смертоносное оружие. Затем, передвигаясь в невесомости с помощью рук, Жан-Этьен отправился в свой отсек.

Ему нужно было отправить одному человеку важное сообщение…