Луна предателя

Глава 5. Виресса

— Так, значит, они едут, и не через твой город, кирнари, — протянул Рагар Ашназаи, рассеянно двигая кубок по полированной поверхности стоящего на балконе стола.

Ногти сутулого пленимарца гладкие и чистые, заметил Юлани-Сатхил; он наблюдал за гостем, стоя у перил балкона. Орудия труда этого тирфэйе — слова. Три столетия торговых сделок с подобными людьми научили Юлана осторожности.

— Да. Благородный Торсин вчера отправился им навстречу, — ответил ауренфэйе, поворачиваясь к раскинувшейся под балконом гавани и молча пересчитывая чужеземные суда — их, несмотря на войну, оказалось больше двух дюжин. Какой пустой показалась бы без них гавань!

— Если клан Боктерса и его союзники добьются своего, на твоей знаменитой рыночной площади поубавится северных торговцев, — сказал пленимарский посол, словно читая мысли хозяина.

Это, конечно, было не так. Юлан сразу бы почувствовал, прибегни тот к магии, и принял бы необходимые меры. Нет, сила этого человека заключалась в проницательности и терпении, а не в волшебстве.

— Верно, благородный Рагар, — ответил он. Его старые колени ужасно болели сегодня, но стоя Юлан мог смотреть на пленимарца сверху вниз, и ради такого удовольствия стоило потерпеть.

— И для моего клана, и для наших союзников было бы ужасным ударом, если бы торговые пути пролегли мимо Вирессы. Таким же ударом, какой испытала бы твоя страна, если бы Ауренен объединил силы со Скалой.

— Тогда совпадают если и не интересы, то предметы нашей озабоченности.

Юлан кивнул, соглашаясь, и порадовался, что не позволил себе недооценить собеседника; в качестве кирнари Вирессы он имел дело уже с пятым поколением тирфэйе из Трех Царств, в том числе с семейством Ашназаи — одним из старейших и влиятельнейших в Пленимаре.

— И все же мне непонятно, — заметил он голосом, лишенным всякого выражения, — ведь согласно слухам Пленимар не нуждается ни в чьей помощи в войне со Скалой. Тут, кажется, замешаны некроманты?

— Ты удивляешь меня, кирнари. Некромантия была объявлена вне закона многие столетия назад.

Юлан поднял изящную руку с длинными пальцами.

— Здесь, в Вирессе, мы смотрим на такие вещи с чисто практической точки зрения. Магия есть магия, ведь верно? Не сомневаюсь, что именно так думает твой родич, Варгул Ашназаи; точнее, думал бы, если бы не погиб на службе сводного брата вашего Верховного Владыки, покойного князя Мардуса.

На сей раз удивление Рагара было искренним.

— Ты много знаешь, кирнари.

— Думаю, ты обнаружишь, что большинство восточных кланов хорошо информированы, — улыбнулся Юлан, и его серебристо-серые глаза сузились, как глаза хищника. — У твоей страны длинные руки; мы прекрасно понимаем, что не следует недооценивать такого соседа.

— А как насчет скаланцев?

— Став союзниками, они представляли бы для Ауренена угрозу, хотя и другого сорта.

— Пожалуй, гораздо большую, чем просто лишение Вирессы торговой монополии. Ну вот, например, царская семья Скалы состоит в кровном родстве с кланом Боктерса…

Да, этот человек проницателен.

— Ты лучше разбираешься в политике Ауренена, чем большинство твоих соотечественников, Рагар Ашназаи. Чужеземцы обычно думают, что мы — единая страна, управляемая вместо царицы или Верховного Владыки лиасидра.

— Верховный Владыка Клистис знает, что у восточных и западных кланов разные заботы. Он знает, что на Боктерсу и Брикху часто смотрят как на смутьянов — они слишком легко вступают в связи с чужаками.

— То же самое говорят и о Вирессе. Однако между нами и ими есть существенная разница. Клану Боктерса нравятся тирфэйе, в то время как мы…

— Юлан помолчал и в первый раз взглянул прямо на пленимарца, вложив в этот взгляд частицу своей магической силы. — Мы просто считаем вас полезными.

— Тогда мы думаем одинаково, кирнари. — Ашназаи холодно улыбнулся в бороду, вытащил из рукава и положил на стол футляр со свитками. — Согласно моим источникам, царица Идрилейн умирает, хотя, кроме членов царской семьи, это мало кому известно. Не думаю, что она проживет достаточно долго и Клиа успеет завершить свою дипломатическую миссию.

Юлан взглянул на лежащий на столе футляр.

— Как я понимаю, Фория — достойная преемница. Посол многозначительно постучал по футляру унизанным кольцами пальцем и снова улыбнулся.

— Можно считать и так, кирнари, однако появились слухи о том, что между царицей и наследницей имеются разногласия. Мои люди в Скале позаботятся о том, чтобы слухи дошли до тех ушей, до которых нужно. Впрочем, даже и без этого некоторым скаланцам не нравится мысль о бесплодной царице. Ведь законных наследниц не так много: лишь средняя принцесса, Аралейн, -и ее дочь. Ну, конечно, еще Клиа.

— Мне кажется, этого достаточно, — заметил Юлан.

— В мирные времена возможно, но во время войны… Так многие гибнут… Будем надеяться, что ради благоденствия Скалы их четверка богов присмотрит за этими женщинами с любовью.

— Я молю Ауру беречь их, — ответил Юлан и отвернулся, чтобы не показать своего отвращения: до чего же легко эти тирфэйе прибегают к убийствам и насилию! Кажется, собственная недолговечность порождает это мерзкое нетерпение, столь чуждое уму ауренфэйе. — Я, как всегда, благодарен тебе за известия и понимание, — продолжал он, все еще глядя на гавань. Свою гавань.

— Твое доверие — честь для меня, кирнари.

Юлан услышал скрип отодвигаемого кресла и шелест плаща. Когда он наконец повернулся, Ашназаи уже не было, но футляр со свитками остался лежать на столе.

Обойдя кресло, в котором сидел пленимарец, Юлан с трудом опустился в другое и вытянул ноющие ноги, потом открыл футляр и вытряхнул из него содержимое: три свитка пергамента. Один был отчетом пленимарского шпиона, некого Урвея. Два других оказались документами, имеющими отношение к управлению царской сокровищницей. На обоих стояли подписи Фории и покойного скаланского наместника, благородного Бариена, а один к тому же украшала царская печать.

Юлан внимательно прочел документы, положил их на стол и вздохнул: уже не в первый раз у него возникло желание, чтобы так близко от Ауренена, отделенный лишь проливом Бал, лежал не Пленимар, а Майсена или Скала.

Вечером того же дня Юлан снова сидел на балконе, но на этот раз его гостями были трое членов лиасидра. Ужин наконец кончился, блюда унесли, и хозяин разлил по кубкам вино. Согласно обычаю, все некоторое время молчали, глядя, как убывающая луна плывет среди звезд. Двое из гостей Юлана явились по его приглашению. Визит катмийки оказался для всех неожиданностью.

Благоуханный ветерок шевелил концы сенгаи, играл серебристыми волосами Лхаар-а-Ириэль, позволяя увидеть татуировку — знаки клана Катме — на морщинистой шее.

Ее приезд остальные встретили со смешанными чувствами. Поэтому-то свитки Рагара Ашназаи остались лежать, запертые в кабинете хозяина. Тот факт, что кирнари клана Катме проделала ради встречи с Юланом такой долгий путь, казалось бы, говорил о поддержке с ее стороны, но кто может с уверенностью сказать, что кроется за этими подведенными глазами и искусной татуировкой?

С другими все было ясно. Элос-и-Ориан, кирнари соседнего клана Голинил, был зятем Юлана, уступчивым и прямодушным; он прекрасно понимал, насколько интересы Голинила сплетаются с интересами Вирессы.

Старый Гальмин-и-Немиус, явившийся из Лапноса, привез письма, в которых выражалась поддержка позиции Вирессы его собственным кланом и кланом Хаман. Впрочем, здесь не все было так просто. Интересы этих двух кланов не во всем совпадали с тем, к чему стремился Юлан, однако их кирнари голосовали, как и он, против приема посольства Скалы. Интересно, чем бы кончилось дело, думал Юлан, если бы скаланцы не настояли на том, чтобы привезти с собой изгнанника, Серегила-и-Корита? Впрочем, не важно: Юлан сумеет обратить это себе на пользу.

— Мы встречаемся под благосклонной луной, — жизнерадостно заметил Элос-и-Ориан.

Лхаар-а-Ириэль бросила на него холодный взгляд.

— Одна луна светит всем. Насколько я помню, как раз взошло созвездие Лука Ауры, когда вы проиграли голосование в лиасидре.

— Оно касалось лишь приема посольства, ничего более, — досадливо заметил Гальмин-и-Немиус. Он, без сомнения, подумал о том же, что и Юлан: «вы проиграли», сказала кирнари Катме, а не «мы проиграли». Зачем эта женщина явилась сюда?

— Всего пять десятков лет назад скаланцам отказали бы без обсуждения, — настаивал Элос. — А теперь мы согласились вести с ними переговоры — и где: в Сарикали! Это наверняка что-то значит.

— Может быть, это значит, что влияние западных кланов растет, — сказал Юлан. — Их интересы далеко не во всем совпадают с нашими.

— То же самое можно сказать насчет Лапноса и Вирессы, — сухо заметил Гальмин-и-Немиус. — И тем не менее я здесь.

— Лапнос в союзе с Хаманом, а Хаман выступает против Боктерсы и других пограничных кланов. Тут нет никакого секрета, — резко сказала Лхаар-а-Ириэль.

Юлан улыбнулся.

— Я люблю, когда среди друзей мы обо всем говорим прямо. Может быть, ты объяснишь нам, кого поддерживает Катме?

— Великого Ауру, как всегда. Клан Катме не испытывает любви к тирфэйе, но скаланцы чтят Ауру под именем Иллиора. Хоть они и совершают святотатство, равняя Светоносного с другими богами, их маги — все же наследники нашей собственной Орески. Это ставит нас в весьма затруднительное положение, и ни Светоносный, ни драконы не дали пока нашим жрецам ясных указаний.

Гальмин-и-Немиус поднял седую бровь.

— Другими словами, ты пытаешься сидеть сразу на двух стульях.

Татуированные знаки клана на лице Лхаар-а-Ириэль словно странным образом приняли другую форму, когда она повернулась к Гальмину.

— Из того, что я сказала, этого вовсе не следует, кирнари. Самодовольная улыбка на лице главы Лапноса увяла. Всем показалось более безопасным снова молча любоваться луной.

— Так в ком мы можем быть уверены? — наконец спросил Элос.

— Помимо нас самих и Хамана, при всем моем почтении к тебе, Лхаар, можно еще рассчитывать на Рабази, — ответил Юлан. — Акхенди никак не решится, но акхендийцы, пожалуй, больше выиграют, поддержав решение об открытии границ. Еще некоторых можно уговорить.

— Действительно, — пробормотал Гальмин-и-Немиус. — И кто лучше тебя это сделает?