Лучшие из худших. Предложение наблюдателя

Глава двадцать четвертая Первый шаг в неизвестность…

— Ну ты дал командир! Я до последнего не верил, что все так легко прокатит.

— Командиру надо верить товарищ капитан НКВД, что в армейском звании равняется подполковнику. Иначе не сработаемся.

— Вот теперь я верю, окончательно и бесповоротно. А ты знаешь, я такой кураж поймал! Я встал за спиной у особиста, а от него страхом так и тянет!

— Не увлекайся, а то таких дров наломаешь. Не чета тебе с катушек слетали — насмешливо осадил его я. — А сам то ты как?

— А никак. Помнишь, я сказал вам, что для меня здесь проблем не будет? Главное, в любом месте понять модели поведения. В этом мире такие модели были навязаны российскому народу в 1918 — 20 году группой евреев, прорвавшихся к власти, а не Сталиным, как утверждают всякие дерьмократы и горе — писатели. Модели простые в понимании: прав тот, кто сильнее и, если кто то поступает так, значит он имеет на это право. Поэтому майор или даже капитан может дать в морду генералу и даже маршалу, а тот утрется и промолчит — значит майор имеет на это право. Но надо действительно иметь право, иначе… Вот выходит из за линии фронта группа окруженцев — пять, десять, двадцать человек. Их к особисту — сдать оружие и на допрос. Одного допрашивают, а девятнадцать ждут своей очереди. А если выйдет сто человек, да с оружием: с пулеметами, автоматами, пистолетами, гранатами; в хорошей форме, пусть и ношеной. Что будет делать особист — требовать сдать оружие — а ты нам его выдавал? Требовать командира на допрос: приходи на передовую и спрашивай что надо, а не допрашивай и — в свободное время. Что — приедет с взводом права качать в роту, вооруженную и сплоченную вокруг командира? А в роте закон: с Дона выдачи нет! И что он сделает — пригонит роту НКВД, чтобы арестовать всю боеспособную роту? А кто воевать будет? Не дадут ему этого сделать. Запомнить — запомнят, да и припомнят при случае. И еще одна модель для любого времени и любого строя: — нужно быть необходимым! Значит надо поставить себя так, чтобы быть нужнее, чем этот самый особист. Их много — таких как мы — нет вообще. Для этого и нужно сделать так, чтобы мы были этими самыми — нет вообще! А как это сделать я знаю. Но главное — это поменять модель поведения в этом мире. Сергей, внимательно слушавший меня замялся.

— Что у тебя? Вижу, что хочешь что то сказать. Давай, говори…

— Да вроде неудобно как то… — Тогда не говори — равнодушно промолвил я.

— Понимаешь, я вроде как стукач какой то, доносчик — про своего коллегу хочу сообщить. — Это ты про Марата что ли? — Так ты знаешь?

— Что я знаю — я знаю. А вот то, что знаешь ты — знаешь только ты. Так что или говори, или закроем тему.

— Понимаешь — начал неуверенно Сергей — перестал мне нравиться Марат последнее время. Стал вести какие то странные разговоры, расспрашивать о тебе, как бы невзначай. Про способности твои, про машинку твою. Особенно изменился он после той успешной операции с долларами и наркотиками.

— Еще бы — хапнуть такой куш и при этом никаких последствий.

— Вот и пошли у него с той операции и с изъятия продуктов со склада разные разговоры да осторожные расспросы и намеки.

— А что за разговоры?

— Ну, если мы вместе, значит у нас не должно быть тайн друг от друга. И с машинкой этой — вдруг что с тобой случится, а остальные не знают, как с ней работать. Вот и придет всем полный звиздец.

— Ну а ты сам как думаешь? улыбнувшись поинтересовался я.

— Вот ты лыбишься, а все ведь очень серьезно.

— Как у тебя все запущено Серега. Я же только что говорил — КОМАНДИРУ НАДО ВЕРИТЬ! Лохов и дураков так и ловят: бросят для затравки немного правды, а потом — лапшу, лапшу, лапшу на уши! А они дураки и верят. — Я по твоему дурак и лох? — всерьез обиделся он.

— Конечно! Ты либо веришь мне и тому что я говорю и делаю — либо всяким Маратам. Неужели ты думаешь, что я не знаю или не продумываю все, что я делаю! Сейчас, единственный и последний раз я доказываю тебе свою правоту, но если ты во мне еще раз усомнишься — нам с тобой не по пути. Понял? Сергей хмуро кивнул. Я вытянул из ножен скрытого ношения клинок. Сергей насторожился. Расстегнув китель, я задрал гимнастерку с майкой, обнажив живот. — Смотри! Нож вонзился в живот. Я слегка наклонился, чтобы кровь не попала на бриджи и повел лезвие влево, разрезая брюшину. Глаза у Сергея полезли на лоб. Выдернув нож я наклонил лезвие, чтобы стекла кровь. Сергей не отрываясь глядел как разрез стягивался бугрился рубцом, рубец рассасывался, толстый шрам уменьшился и вскоре совсем исчез. Осталась только свернувшаяся кровь, но и она опала хлопьями на землю. На месте пореза была гладкая кожа. Сергей поднял на меня растерянный взгляд.

— Понял? Сергей ошеломленно кивнул. — И запомни вот еще что. Тебе придется расти в званиях и я не хочу, чтобы мои командиры были тупыми солдафонами. Поэтому по любому непонятному вопросу обращайся — разъясню все подробно. Как сейчас: что такое стукачество и что такое долг…

— Что такое стукачество? Это доведение сведений до компетентных органов с целью получения личной выгоды. Что такое долг — это доведение сведений до компетентных органов с целью предотвращения нанесения ущерба многим, в том числе и тому, кто сообщает. Но, на первом месте, с большим отрывом — многим! Вся эта сраная интеллигенция доносила либо для своей личной выгоды, либо «из любви к искусству» то есть из желания доносить, но опять таки только к своей выгоде. — Это как? — удивился Сергей.

— Да просто. Донес — человека посадили, а доносчик тихо радуется в душе, представляя страдания посаженного и видя страдания его близких. Или того хуже — считает себя вершителем человеческих судеб. Тайным, естественно, но тем более значимым, для него самого. Захотел изменить чью то судьбу — написал донос и все. А по жизни такой «вершитель» — никчемность, ничтожество! А теперь о долге. Пример — пионер Павлик Морозов. Отец и другие кулаки спрятали зерно, чтобы не отдавать голодающим рабочим и их детям. Не буду сейчас говорить о тонкостях политики — мальчик вырос в крестьянской семье и знал, что такое голод. И он сообщил о том, где спрятано зерно. Чтобы рабочие, жены и дети не умерли с голода. Он думал не о том, что его наградят, или поставят начальником на хлебную должность. Он думал о умирающих с голода! Это — долг! А то, что его хитрые взрослые раскрутили сказать кто прятал зерно — так это тоже не грех, хоть и против родного отца. Не надо было прятать и в будущем такие уже не будут прятать. Наука будет остальным. Хотя это тема — отдельный разговор. Или вот еще: одна дамочка из демократических борцов против тоталитарного советского режима рьяно выступала против него — типа Новодворской. И главное: были у нее на это все основания. Ее отец, по ее заверениям честнейший человек, преданный душей и телом партии, правительству и товарищу Сталину был арестован в годы чистки и расстрелян. Налицо — пострадавший от чудовищного тоталитарного режима злобного монстра Сталина. Только из ее сведений о отце прорезалась одна маленькая, но очень важная деталь: ее отец был личным адъютантом Тухачевского!

Сергей ухмыльнулся. — Дай ка я дальше продолжу… (мол мы тоже не такие дураки, как вы о нас думаете) Получив разрешающий кивок заговорил: — Если заговор генералов был, то личный адъютант, бывший в курсе всех дел и разговоров, обязан был обо всем доложить в соответствующие органы! Он победно взглянул на меня. Я одобряюще кивнул. — Только нужно тебя еще носом ткнуть в …… чтобы не возгордился — решил я.

— А если заговора не было, то он должен был докладывать о своем начальнике — вернее о его наполеоновских замашках, планах и задумках. Если человеку дается власть и он эту власть применяет не для удовлетворения нужд народа, а для своих личных нужд и амбиций, то рано или поздно такой человек приходит к мысли, что именно он знает, что и как надо делать, не имея, а главное, не умея сделать то, что нужно. Только амбиции и удовлетворение своего тщеславия или удовольствия. Сколько вреда нанес Тухачевский Советскому Союза, пока его не обезвредили! Вот об этом и надо было докладывать. Если человекне делает ничего противоправного — какое ему можно предьявить обвинение? Или пример такого: поймал кураж! Сергей словно лимон съел. Я со смехом хлопнул его по плечу — Учись капитан, пока я жив — генералом станешь… Ночью я посетил спящего Марата. Да, в мыслях у него было раскрытие тайны управления ноутбуком. Дальше он не заглядывал, пока. Но что последует дальше и так было ясно. Положив руку на голову я начал чистку и замену данных в голове — как в обычном компьютере: полное удаление без возможности даже частичного восстановления всякими гипнозами всей информации по разговорам. Взамен вводился обычный мужской треп — бабы, выпивка, деньги, проблемы… Сергей поделился, что уедет наемником заработать денег — куда не сказал… Возможно сманит и взводных… Иван рванет в Россию — подальше от придурка отца, вбившего в свою голову, что он, Иван виновен в исчезновении его сына… С «Афганцем» неясно — на базаре он торговать книгами перестал — возможно нашел другой, более выгодный заработок или тоже от греха подальше уехал куда нибудь. По крайней мере с Маратом он не пересекается. А и дружбы между ними не было — так, взаимовыгодное времяпровождение… Утром при личных встречах сообщил, что Марат остается здесь и при случайной встрече о делах наших скорбных говорить не следует… Как ни странно — никто не удивился подобному событию, только посмотрели на меня как то…

21 июня, накануне войны мы, как мураши несли и несли к себе все необходимое. Перед самым рассветом посетили один маленький, но очень привлекательный армейский склад. Для кого он предназначался не знаю, но вывезти из него все несправедливо натасканное имущество должны были именно этим утром, или днем. А брать было что — все, что необходимо для обеспечения спецподразделения: гранатометы последних модификаций, в том числе и одноразовые. Я решил применять только многоразовые, но на всякий случай забрал и такие — в хозяйстве пригодятся. Автоматы АКМС, пулеметы ПК и РПК — все Калашниковы и все под патрон 7,62 х 39.Патрон это переходный, делать начнут в 1943 году, так что наладить производство патронов реально. Снайперские винтовки СВД и СВДУ; пистолеты АПБ Неугодова (Стечкина) в кожаных кобурах с глушителями и сменными стволами; бесшумные автоматы «Вал» и винтовки «Винторез»; каким то образом попавшие туда снайперские комплексы ВСК-94 и автоматы АК–103; бесшумные пистолеты «Вул», точные, но резко бьющие в руку ГШ-18; гранаты оборонительные и наступательные, подствольники для автоматов АК — ГП 25 «Костер» и ГП 30 «Обувка», пулеметы НСВ «Утес», ножи, рации, бинокли, разные гранатометы; обмундирование летнее и зимнее — камуфляж разных расцветок, обувь для спецназа. У бойцов слюнки текли, когда разбирали на базе: это хочу, это, это, этого два… Я принял решение — основным пулеметом у нас будет МG — 34/37 и MG — 42. Все таки пуля 9мм из МG — это не 7,62 от Калашникова. А насчет бесперебойного обеспечения патронами и запчастями — так немцы на что?

22 июня рано утром я собрал основной костяк — боевиков моего подразделения, подъехал к одному из моих гаражей — складов, по быстрому загрузил 66й матрасами, подушками, простынями, наволочками, полотенцами, раскладушками и раскладными кроватями — всем тем, что создает удобства для отдыха и прыгнул на базу. Оставив все это прямо в грузовике, вернулся в свой мир. Собрал всю группу — 24 человека, вместе с собой. Оставил пока спецов по спецпрофессиям — танкам, вертолетам, самоходкам и прочему. Пока. И ненадолго. Сначала необходимо было осесть и врасти в то время. И решил я сделать это почти сразу же, не откладывая в долгий ящик. Переход прошел штатно, без всяких накладок. Всей группой, с вещами, погрузились в нанятый грузовой фургон, представившись туристами, выехали за город в ближайшую рощу, сели в кружочек, обнялись — по инструкции и поехали! Переместившись, я направил группы — тройки на установку по периметру, в полутора километрах от базы, сторожевых оптико — лазерных устройств(разработки Артема) замаскированных под древесный гриб, втыкаемых в дерево на два штыря, которые кроме крепления еще и берут энергию для круглосуточной работы сенсорных устройств. Схема работы проста: от одного устройства к другому направлен лазерный луч. С другой стороны устройства такой же луч уходит к другому устройству. Расстояние между «грибами» до 60 метров. Несколько «грибов» замкнуты на передающее устройство. Приемник на базе по времени прерывания светового контакта и скорости пересечения выдает информацию — кто, где, сколько и как. Поскольку «грибы» устанавливаются на уровне колен, то даже проползающий попадает в поле зрения такого вот «грибочка». За спиной базы — болото.

Внимательно проанализировав временные сроки боевых действий войск Красной армии и данных с спутника дворфов я решил расположить базу моего спецподразделения возле озера по реке Ясельда — примерно в равном удалении от местечка Береза, Ивацевичи, Драгичев. У Березы располагалась 205 мех дивизия; невдалеке — в Пружанах — 30 танковая дивизия, в Драгичеве — штаб 14 мех. корпуса. Главное — именно туда будут отступать 6я и 42я стрелковые дивизии входящие в 28 стрелковый корпус, в которых я побывал 20 июня и поставил им боевую задачу. Проверим, как они ее выполнят. 22я танковая дивизия была расположена рядом, хотя и относилась к 14му мех. корпусу. С ней была большая сложность — вся дивизия и ее командир погибнут во второй день войны. И я решил это изменить! После разъяснения и постановки задачи я отозвал его в сторону:

— Слушай меня комдив и слушай меня внимательно. 23 июня к вечеру твоя дивизия будет почти полностью уничтожена. Днем, под Кобриным, вы столкнетесь с наведенной на вас с самолета — разведчика 17 танковой дивизией немцев. Во встречном танковом бою погибнут остатки твоей дивизии, а ты, таранив немецкий Т- 4 уничтожишь его, но и сам сгоришь в своем танке, вместе с экипажем. Заметив вскинувшегося комдива я зашипел — Молчи и слушай. Так будет, я знаю. Но считаю, что это не правильно. Из за тупого приказа не владеющего ситуацией и растерявшегося командования ты, следуя его преступному приказу, двинешь дивизию без прикрытия с воздуха и немецкие летчики будут получать истинное удовольствие безнаказанно уничтожая ваши машины. К Кобрину подойдет меньше пятидесяти машин — от всей дивизии! Комдив побелел.

— Так вот. Первое — ни в коем случае не передвигайся на открытой местности или без зенитного сопровождения. Второе — не атаковать в лоб танки — это засада. Самим устраивать засады, используя для этого дальнюю разведку на мотоциклах. Третье — ни в коем случае не бросайся в последний бой на таран. Немцы восстановят танк и посадят в него другой экипаж, а вот наши танковые войска комдива так быстро не получат — негде взять. Теперь совет — не отходи сам, соединись с 42й стрелковой дивизией и отходи вместе с ней. Да и 6ю стрелковую прихватите. Пока есть время, наладьте взаимодействие. Думаю с комдивом 42й у тебя получится. Если у них не будет хватать техники для перемещения — сажай на броню, как десант. И зенитки у них есть. Последнее — есть у меня на тебя виды. Выживешь, не загубишь по — напрасну людей и технику, я тебя найду. Там и поговорим предметно. Так что тебе решать…

По этим местам будет идти много отступающих, аж от самого Бреста, поэтому будет из кого выбирать в самом начале формирования подразделения. А план закрепления и создания нужности в этом времени прост: из пришедших со мной и отступающих создается подразделение, которое начнет вести диверсионную работу в тылу противника. Но главное — освобождение из плена бойцов и командиров — естественно тех, кто захочет драться с врагом за свою Родину. И пополнение подразделения за счет желающих войти в него. Планы, конечно Наполеоновские, но тем не менее, реально осуществимые. До обеда занимались расстановкой всего по заранее намеченному плану. Ставились палатки, армейские койки, создавалась система рассеивания дымов от генераторов и двух походных кухонь на топливе и одной — пока, на электричестве. Переброшенные в это время две десятитонные цистерны — емкости под топливо врыты в землю на половину и одна пятитонная (из пластика)стояла в стороне. Закончив размещение, после обеда, дал время час, на отдых. Сам в это время, захватив термоконтейнер, прыгнул к ближайшему складу с горючим. И угадал! Его готовили к подрыву. Войдя в невидимость вырубил всю охрану и подрывников — было их всего то шесть человек. Связав и стащив их в караулку прыгнул к себе. Срочно погрузив пятитонку в 66-ой, вместе с десятью бойцами перебросил нас в хранилище. Охрана пришла в себя (не стану же я калечить своих) и матерясь требовала их выпустить. Выпустили но оружие не дали. Во избежание. Я предьявил удостоверение майора НКВД и все претензии отпали сами собой. Залили пятитонную цистерну, отправили машину во главе со мной, а Сергей, мой зам остался с остальными на охране. Вернувшись на базу, скатили с помощью заранее сделанной платформы на подшипниках пятитонку рядом с десятитонником, оставили перекачивать электронасосом, а сами рванули за следующей партией, уже в бочках. Так забрали и перекачали все топливо: и бензин и солярку и масло и отбыли во свояси оставив охрану поджигать и уничтожать то, что осталось. Отдохнув, приступили к боевому слаживанию взаимодействия с применением средств связи — с наушниками и портативными рациями связи. На наших частотах никого не было — можно было говорить свободно, а вот их частоты: и наши и немецкие мы могли прослушивать свободно. Все непроизвольно прислушивались не слышно ли разрывов и грохота типичных признаков боя, но все было тихо, только время от времени в небе гудели моторы: неизвестно — наши, или немцы — густые кроны деревьев скрывали их от нас, а нас от них. Ну и слава Творцу! До Бреста отсюда 120–130 километров и война доберется сюда только на третьи сутки. Вечером, после небольшого отдыха провели, разделившись надвое — 10 на 12 максимально приближенную к боевой схему нападения с целью нейтрализации защищающихся. Появились первые мелкие ссадины и травмы. И первое бурчание нашего военврача — Ольги: занимаемся мол ерундой, только травмируем себя. Было очень неприятно видеть молчание бойцов, в ответ на некомпетентное замечание врача, тем более моей любовницы. Вспомнился Стенька Разин с персидской княжной и претензиями товарищей — нас на бабу променял! Я очень резко оборвал ее:

— Вы, товарищ военврач занимайтесь своим непосредственным делом, а свое мнение, а тем более свои комментарии оставьте при себе! Здесь есть кому решать, что необходимо делать, а что нет. Тут вам не там. Здесь каждый должен заниматься своим делом. И заниматься высокопрофессионально. Болтунов и советчиков в моем подразделении не будет. Вам ясно! Ольга вспыхнула. С ней никто не разговаривал в таком тоне. Тем более такое услышать от меня. — Я НЕ СЛЫШУ ОТВЕТА! Она вскинула голову, чтобы ответить такой же грубостью и в таком же тоне, но я ее опередил:

— Прежде чем что то сказать подумай, чтобы потом не пришлось жалеть о сказанном. И еще одно — для тебя и для всех. Прежняя жизнь и отношения остались там. Здесь — отношения сугубо деловые и уставные, по крайней мере на людях. Ну а некоторые вольности в обращении к командиру надо заслужить. Д Е Л О М! Обращение ко мне — товарищ командир. За вами остаются ваши звания с того мира, изменяющиеся по вашим делам или в сторону повышения, или в сторону понижения. И последнее: с этого момента начинаем жить жизнью Советского Союза. Все разговоры, обращения, желательно и разговорная речь — на уровне Союза. Забыть и не вспоминать даже между собой, что мы пришельцы оттуда. Военная терминология всем вам знакома, обращение к вышестоящему и нижестоящему вам тоже известны. Что непонятно, обращайтесь, я разъясню. Это необходимо для того, чтобы поступающие в наше подразделение не находились в сомнениях и недоверию к своим командирам, то есть к вам и ко мне. Если кому то — я посмотрел на Ольгу — такое покажется неприемлимым — будет выведен из состава подразделения и отправлен обратно, с вычищенной памятью, как Марат. При встрече с любым из вас — если она конечно произойдет он помнит все, кроме того, что касается переброса сюда. И не вспомнит, как бы вы, или кто то не старался. Тем более, что он там предоставлен сейчас сам себе и сам теперь, в отличие от вас здесь, будет решать свои вопросы. Все, всем отдыхать — завтра у нас трудный день. А вы товарищ военврач зайдите ко мне, я более подробно разъясню вам политику нашей партии на данном этапе… И повернувшись пошел к себе в землянку — единственную на всей базе. Жестко, да жестко и даже жестоко. Но необходимо. Иначе не избежать семейно — скандальных отношений с обидами и выяснением отношений. Мне все это здесь не нужно — такое будет только мешать делать то, ради чего я сюда пришел и привел всех тех, кто мне поверил…

Утром 23 июня после раннего подъема продолжилась подготовка уже всей группы по скрытному перемещению в лесу, подкрадыванию к вероятному противнику, его уничтожение, более тесное притирание друг к другу в тройках, парах; взаимодействие диверсантов со снайперскими группами. После обеда огневая подготовка в оборудованном овраге, привыкание к личному стрелковому оружию и к пулеметам MG — 34: два я благоразумно подготовил заранее. На удивление лучшее владение пулеметом показал наш сапер Анатолий. За ним и закрепили пока пулемет. По настоятельному требованию помощником к нему поставил Михаила. Артема, не смотря на его требование взять для участия в операции оставил в запасе но, несмотря на это, одел и вооружил его по меркам спецназовца. Из всей группы, таким образом ударная сила подразделения составила 22 человека. Просмотрев после огневой подготовки расстановку сил на театре военных действий я задумался — как повели себя предупрежденные комдивы: стрелковый и танковый. Предупредив, чтобы меня не беспокоили ни под каким предлогом два часа, если нападут немцы — сообщить мне по рации. Прыгнув по местам расположения складов с горючим — склады с вооружением и обмундированием мне пока были без надобности, нашел склад, который вскоре должен быть захвачен немцами. Это будет наша цель на притирку в боевых условиях. Но сейчас мне нужен был склад с продовольствием, который должны уничтожить наши. Такой склад нашелся неподалеку от боевых действий. Нужно было срочно вывозить продовольствие, чтобы оно не было уничтожено. По имеющимся у меня сведениям с точными координатами 60 фронтовых складов и баз с имуществом и вооружением размещенные в 30 — 100 километрах от границы были сожжены, взорваны, или оставлены, причем большая часть из них — оставлена и попала к немцам. Из 45 складов с горючим было потеряно 32 склада. Так что было с чего выбирать, но отдавать немцам такое богатство — преступление. И его я совершать не собирался… Взяв ударное подразделение — 11 бойцов и я командиром — прыгнули прямо в склад. Во время. Все уже готово было к поджиганию: канистры с бензином расставлены, четыре машины — полуторки, забитые под завязку продовольствием, стояли готовыми к отправке. Наше появление вызвало шок: никого не было и вдруг сразу такая группа бойцов, да еще каких! Удостоверение майора НКВД все поставило на свои места. На вопрос — куда собрались доставить продовольствие показали приказ — в Кобрин. Замечание, что Кобрин занят немцами еще в обед повергло снабженцев новый шок — что же делать, куда ехать? До Пружан может не хватить бензина, а по дороге есть вероятность столкнуться с немцами. Предложение поехать с нами приняли с радостью — есть командир, пусть у него голова болит. Я проверил, чем живут снабженцы и понял — не прогадал, тем более с старшиной — их старшим. На скромно заданный вопрос — не обвинят их в дезертирстве — получил ответ: вы поступили в распоряжение командира НКВД. Ответ их вполне удовлетворил. Тем более, что машины уходили по одной и очень скоро возвращались пустыми, чтобы снова загрузиться. Грузили больше положенных 2 тонн — по 3, тем более, что проехать им нужно было всего метров двести, чтобы скрыться с зоны видимости. Для быстрого вывоза подключили и 66-ой. А это 4 тонны за раз. Пять ходок и склад пуст. В шестую заполненными пошли полуторки, а в ГАЗ — 66 поместили местных, с которыми я поработал. Оказавшись на базе они свято верили, что приехали туда в кузове новой машины. Так мы добавили себе еще пятьдесят четыре тонны продовольствия. Складывали все на брезентовый полог и целлофановую пленку, чтобы не испортилось. Временно, конечно. Как бонус появился у нас зам. командира по снабжению, четыре водителя, шесть бойцов для хоз работ — на другое они пока не годны. Две последние машины по моему приказу разгружать не стали. Наоборот — одну машину загрузили снарядами и патронами, а вторую бочками с бензином, соляркой и диз. маслом. На вопрос зачем ответил — скоро поймете. Оставив всех на ужин отправился на поиски своих знакомцев. Примерное направление движения я знал и вскоре нашел их месторасположение. Невидимым прошелся по расположению: везде уныние и снижение боевого духа. Пока шел, послушал мнение разных бойцов и младших командиров. Естественно по тихому и между своими. Нерадостные мнения — жрать нечего, топлива к танкам и машинам кончается, патронов с гулькин нос, а снарядов к пушкам и того меньше. Да к тому же командиры не знают куда двигаться. В общем полный писец. Надо помочь командирам — нельзя им терять авторитет в такое время. Вернувшись обратно застал бойцов поужинавших и в хорошем расположении духа. А что — живы, здоровы, сыты, дело к отбою идет… И тут появляется командир и все портит. Хотя узнав, что нужно сделать и к кому сходить в гости с подарками сразу же загорелись желанием. Да кто ж не любит делать подарки, тем более, что это ничего не стоит!

Пятерка странных бойцов появилась в расположении 42 стрелковой возле штабной палатки словно из неоткуда. Вот только что у тех деревьев никого не было, а тут от них отходит командир, рядом с ним еще и трое сзади. Все в форме войск НКВД, с пистолетами на поясе и странными автоматами на плече, стволом вниз. Неторопливо, но уверенно направляются к штабной палатке. Первым заметил их старший политрук.

— Вы кто, товарищи и как сюда попали? За спиной политрука подтянулись хмурые бойцы с винтовками, нацеленными на странных военных. — Лазаренко у себя? — негромко спросил майор.

— Кто вы такие и как оказались в расположении части? Немедленно сдайте оружие до выяснения! — закричал старший политрук, криком загоняя свой страх вглубь себя. Майор обернулся к капитану:

— Помнишь, я говорил тебе, что всякая шалупонь, имеющая звание, будет мнить себя пупом земли.

— Ты, как всегда прав командир. С этим то что делать? Пристрелить что ли, чтоб в следующий раз соблюдал субординацию — оскалился капитан. И политрук понял, что он не шутит.

— Политрук, доложите комдиву, у него гости — негромко произнес майор. Видя, что политрук не реагирует рявкнул: ИСПОЛНЯТЬ! БЕГОМ!

На шум из палатки вышел комдив. Старший политрук увидев, рванул к нему — Товарищ комдив. Задержано пятеро подозрительных, документы предьявлять оказываются, оружие сдать отказываются, объяснить как оказались в расположении части отказываются, хотели увидеть вас. Я думаю, что это вражеские диверсанты — проникли с целью вашего уничтожения! Майор переглянулся с капитаном и расхохотались. Комдив пригляделся — Ба, кто к нам пожаловал, какими судьбами? Тут из палатки вышел хмурый комдив 22й танковой. Я вздохнул с облегчением — Жив значит!

— Каких еще диверсантов поймали твои орлы? — хмуро поинтересовался он. Приглядевшись подтянулся, шагнув к майору произнес, отдав честь — Здравия желаю товарищ майор! Я шагнул к нему:

— Жив, значит. Рад, искренне рад. И не обращая внимания на ошарашенного Лазаренко обнял его. В ответ получил такое же крепкое объятие. — Что, дела неважные? — поинтересовался я.

— Хуже… — не стесняясь окружающих выдавил он. Увидев улыбающегося Сергея шагнул к нему и молча пожал руку. — Вы как здесь оказались? — оглядев нас спросил он.

— Да вот шли мимо, дай думаем зайдем к добрым людям, угостят чем нибудь, чайку попьем — сбалагурил я. — А нас тут всякое… — встрял Сергей — в диверсанты записали. Объяснил бы я тебе, мальчик — повернулся он к политруку — да командир, боюсь не разрешит.

— Что за проблемы? — не замечая мнущегося рядом пехотного комдива спросил я. — Товарищ майор, вы извините за такую встречу. Война, все устали, голодны, раздражены… наконец решился пехотинец.

— А почему голодны — у вас же должен быть трехдневный сухпай, я же вас предупреждал! Танкист решил выручить коллегу: — Действительно можешь чем то помочь, или так спросил?

— Товарищи командиры, пройдемте ко мне, там все обсудим. Мы зашли в палатку, Сергей зашел за нами и стал у входа, трое моих бойцов остались снаружи. Попытавшегося сунуться внутрь политрука Сергей отшвырнул назад, как котенка. Тот полетел на землю. Вскочив попытался расстегнуть кобуру. Сергей в ответ положил руку на рукоять своего пистолета в открытой кобуре и приглашающе улыбнулся.

— «ОДИН» — укоризненно произнес я — Он первый начал… — по — мальчишески обидчиво выпалил он.

— Что у вас? — повернулся я к комдивам. — У нас все хреново — раздраженно буркнул танкист. Похоже в этом дуэте он играл первую скрипку. — А конкретнее? — уточнил я

— Еда кончилась утром, патронов и снарядов почти не осталось, горючее заканчивается, да уже почти закончилось — вот решали, что оставить здесь, а что поедет дальше. А самое главное — не знаем куда дальше — где наши, где немцы…

— Диспозиция ваша такова: впереди — я показал рукой на северо- восток — километрах в восьми — десяти — Береза — Картузская. Там стоит танковый батальон и рота охраны. Батальон неполный — танков двадцать пять — тридцать. У некоторых идет профилактический ремонт. По ним главное — там есть восемь исправных Т–4. О вас немцы, скорее всего знают, с утра вами займутся бомбардировщики, чтобы не отвлекать на вас танки и пехоту — эти нужны там, впереди. А вы сейчас посредине двух направлений, по которым немцы идут вперед: по дороге от Пружан на восток и по дороге от Березы на восток. У вас есть два варианта действий, но прежде чем вы их услышите, я кое что хочу вам показать. Идемте. Я встал и вышел из штабной палатки. Комдивы с подчиненными потянулись за мной. Подойдя к расположенному невдалеке оврагу я показал рукой вниз. На дне, замаскированные ветками стояли два танка и четыре полуторки. Я повернулся к танкисту:

— Пошли два экипажа на эти Т -34. В одной машине бензин, солярка и масло. Во второй снаряды к танкам и патроны. В третьей и четвертой — продукты. Товарищи комдивы — направьте своих людей для доставки техники в расположение части. Лазаренко повернулся в сторону одного из своих капитанов. — Не было там ничего, я сам проверял — воскликнул он. Пуганов — комдив 22 й танковой глянул на меня и ухмыльнулся.

— Я думаю без нас тут справятся. Вернемся в палатку. В штабной палатке я достал из кармана карту. — Вы находитесь здесь. Как я уже сказал, в восьми километрах местечко Береза. Вариант первый. Рано утром вы атакуете Березу, захватываете ее и поворачиваете по дороге от нее на юг — на Дрогичин. Там расположен штаб 14 мехкорпуса, в который входит ваша, комдив, дивизия. Пока Береза была не занята немцами от нее на юг к Дрогичину ушла 205 мотострелковая дивизия, остатки бой стрелковой и 30 танковой. Так что там сейчас достаточно мощная группа. Взяв Березу повернете туда. Ну а мы с вами сейчас распрощаемся. — А второй вариант? — поинтересовался Пуганов.

— Я подкидываю вам еще четыре танка БТ–7 и четыре противотанковые пушки — «сорокопятки», пару грузовиков с снарядами и патронами, пару грузовиков с топливом и пару грузовиков с продовольствием. Что вам нужно будет сделать? Немцы не ждут от вас активных действий — в лучшем случае прорыв через Березу. Но ночью вы не пойдете, а утром налетят самолеты. Да и танки немцы поставили как раз против дороги — прямой наводкой по вам. О вашем бедственном положении они скорее всего тоже знают, или догадываются. Поэтому пакости от вас не ждут. Мои люди ночью навестят Березу и возьмут ее под контроль. — Но там же две роты! — воскликнул Лазаренко.

— Всего две роты — поправил его я. Вообще мне нравились оба комдива. Их начштабы и див. комиссары сидели и молча слушали, не влезая с идиотскими замечаниями и предложениями. Я лишний раз убеждался — были среди комиссаров и политруков нормальные люди, но говна было больше, намного больше. Вроде старшего политрука. — Так что решите, товарищи комдивы?

— Приказывайте, товарищ майор — негромко ответил Пуганов. — Поддерживаю — чуть выждав согласился Лазаренко. Вот же хитрый хохол! Вроде и поддержал, но после — так сложились обстоятельства!

— Есть хорошее правило — доверяй, но проверяй. Поэтому в 3.45 отправите разведдозор в сторону Березы. Самого расторопного — на острие наблюдения, к прямой видимости окраины местечка. Самому не показываться. Остальным растянуться в пределах видимости и подавать сигналы по цепочке. Вашим людям быть готовым к выдвижению к 4.30.Дозор будет передавать вас по цепочке. Ваш головной дозор должен знать разведчиков в лицо, чтобы не было подставы. Десяток фонариков найдется для сигналов? Если нет, не страшно — пусть они будут у двух — трех. Остальные могут зажечь спичку. Сигнал подавать спиной к противнику. На это укажите особенно. При благополучном захвате капитан выйдет вашему головному, пройдет с ним в захваченное местечко, чтобы тот убедился, что все в порядке и отправит его для подачи сигнала. В деревню сначала путь войдет ваша головная группа, подаст сигнал, только после того идет основная колонна. При движении к деревне вышлите боковые дозоры с постоянными докладами. Это все на случай, если то, что я вам предлагаю — ловушка. Времени у вас до утра много, продумайте варианты. Мы возьмем станцию, вы войдете в нее, дальше я скажу, как действовать. О захвате нами Березы никому не слова, развед дозору поставить задачу непосредственно перед выходом. Лишних движений и суеты не производить. Были представители НКВД и ушли. Все, нам пора готовиться к захвату. Я поднялся, пожал руки комдивам, кивнул остальным и вышел вместе с Сергеем. Группой вышли в укромное местечко и прыгнули на базу.

Час на базе посвятили подготовке и обсуждению действий, которые у меня уже были разработаны и легли отдыхать… 24 июня 1941 года, в 3.00 подъем, экипировка, краткий повтор и в 3.30 прыжок к дальней стороне местечка, откуда противника не ждали — там уже все захвачено. Оставив бойцов прокрутить предстоящие действия прыгнул в деревню в невидимости, «пробежал», определяя места расположения и отдыха живой силы — где, сколько и в каком состоянии, вернулся к своим, распределил цели и порядок действий. 4.00 — ШТУРМ!

Еще там, получив встроенный ноутбук я получил и центр восстановления и регенерации поврежденных органов и тканей при ранениях и травмах, чем не замедлил воспользоваться сам а потом провел регенерацию своих подчиненных. Вечером прыгал в невидимости к кому то, укладывался спать, вводил нонороботов с задачей регенерации и восстановления, утром прыгал и забирал их обратно. Большую часть они выполняли за ночь, остальное доделывал сам организм с запущенной программой восстановления. В результате — внешнее восстановление на 10 лет, что было не так уж и заметно, а внутреннее — на 25–30 лет с восстановлением всех свойств организма этого возраста. Так я восстановил афганцев, вертолетчиков саперов, вместе с Анатолием. В последнюю ночь перед штурмом я прошелся по своим бойцам передовая им свое умение владеть пистолетами, ножами и автоматами, в пределах необходимого.

Еще до переноса я продумал и решил вопрос маскировочной и защитной экипировки под несколько вариантов действий. Например любая масск. экипировка выделялась ночью в селах и деревнях Украины и Белоруссии потому что избы и хаты были светлого цвета и земля на дорогах тоже. Любая, кроме зимней — типа «грязный снег.» Поэтому были сшита в военных мастерских специальная летняя форма, с удобными резиновыми стяжками на кистях, лодыжках и поясе. Слегка выделяясь на пожухлой траве, в утренних сумерках в деревне на фоне домов они практически были незаметны. Дальние дозоры в пулеметных гнездах были уничтожены с двухсот метров из бесшумных ВСК — 94 — усовершенствованных снайперских бесшумных винтовок «Винторез». Затем пешие дозорные тоже из ВСК. Подход к позициям дозоров, контроль ножами и бойцы растекаются компактными группами по три человека — два боевика и снайпер в прикрытии. Один заходит в дом через дверь, второй открывает огонь через окно — лето, жара, окна открыты. Работают только ножами и пистолетами АПС (Стечкина — Неугодова) с глушителями. В комнате с большим количеством народа подключается снайпер с ВСК. Лязгают затворы, вонзаются ножи, бьются в коротких судорогах тела и группа переходит к следующему дому. Двигаться, крадучись, по улицам необходимости не было — дом покидали через боковые окна. Для контроля за группой я пустил двух саперов позади с ВСК в 50 метрах — ну не бойцы они: с задачей перекрывать сектора наблюдения за движением группы: левый перекрывает правую сторону, а правый левую. При таком наблюдении увеличивается сектор охвата и обнаружения внезапно возникшего противника. При малейшем шевелении или появлении — огонь на поражение. И постоянный радиоконтроль! Команда шла цепью — останавливали вырвавшихся вперед, поджидали отставших. Спешка здесь не нужна! Сам я с Иваном (командир я или кто) отправился за вкусненьким — командиром охранной роты и командиром танкового батальона.

Две размытые на фоне стены тени бесшумно возникают на пороге комнаты. Глаза через прибор ночного видения мгновенно охватывают комнату. Один жестом указывает на лежащего а сам направляется в другую комнату. Второй подходит к лежащему, тыльной стороной ладони с пистолетом зажимает рот и вонзает нож в сердце; прижав коленом дернувшееся тело поворачивает нож в ране. Несколько секунд и все закончено. Во второй комнате действие разворачивается по такому же сценарию, только спящий остается в живых — командир батальона, как никак. Я вытаскиваю безвольное тело в залу и нейтрализую: в рот хитрый кляп сшитый Ольгой — нечего ей прохлаждаться, не на курорте; тело подтягивается к ножкам стола — руки загибаются за одну ножку, а ноги за вторую. Стянутые накрепко притягиваются друг к другу, выгибая тело дугой, а конец веревки притягивается к третьей ножке, еще больше выгибая тело. Тут не только освободиться — пошевелиться страшная боль.

Команда словно бреднем проходит по деревне, вычищая всех немцев. На окраине у двух танков экипаж не спит, бодрствует на случай нападения. Остальные два экипажа спят у своих танков на том, кто что для этого раздобыл. У двух разведенных по флангам противотанковых пушек никого нет, только бедолага часовой мотается от пушки к дому, где отдыхает расчет. Взяли всех без шума и пыли. В буквальном смысле — уже начало светлеть на востоке и пыль при активном движении может вызвать подозрение. Ну а дальние пулеметные засады, вынесенные вперед просто расстреляли из ВСК. У нападавших ни одного убитого и раненого и НИ ОДНОГО ВЫСТРЕЛА. Затем бойцы, разделенные мною на три группы бесшумными тенями скользнули в предрассветную дымку, выполнять вторую половину работы…

Небольшая железнодорожная станция Береза — Картузская имела всего четыре железнодорожных ветки: на восток; на запад и две боковые, разъездные, на непредвиденный случай. Вот используя этот непредвиденный случай на станции, на запасном пути, стоял воинский эшелон с боеприпасами. На станции Ивацевичи, впереди, произошла какая то задержка и эшелон оставили на ночь на отводном пути, чтобы утром отправить в Ивацевичи и дальше. Паровозную бригаду — машиниста и кочегара накормили и закрыли в билетной кассе до утра. Станцию от налета русской авиации (хотя за четыре дня их видели только один раз) охраняли, согласно штатного расписания по два зенитных 20 мм автомата Эрликон и одной 88мм зенитной пушки Flak — 37 по обе стороны станции. Расчеты отдыхали — спокойное дежурство начиналось с 7-00, только часовой топтался у орудия — положено. Все они умерли, сбитые 9мм пулями снайперских ВСК. Две тройки закончили работу ножами и пистолетами. То же самое произошло с расчетами Эрликонов. Две группы по две тройки разошлись веером на уничтожение двух вынесенных секретов на дороге Пружаны — Береза. Их расстреляли с ВСК. Затем одновременное нападение мной и двумя тройками на три парных патруля и захват начальника станции. Подошел Сергей с бойцами.

— Снимаю шляпу командир. Кто бы сказал — не поверил бы.

— Только рука бойцов колоть устала — серьезно произнес Иван. — Нельзя ли придумать чего нибудь такого…? — он покрутил в воздухе рукой… Все нервно расхохотались. Горячка боя стала отпускать.

— Сергей, давай к дозору, веди его сюда и отправляй за своими. Остальным пройтись по хатам, собрать все нужное в хозяйстве, особенно книжки командиров. Соберите все пулеметы. И главное, поставьте охрану у складов с продовольствием, эшелона с боеприпасами. А то пехота и «мазута» — танкисты быстро все прихватизируют словно свое, родное. — Сделаем командир!

Как и договаривались, сначала головной дозор, а затем и основные силы втягивались в местечко. Входившие глядели на убитых немцев — пехоту и танкистов, на такие страшные для них танки, словно поникшие, стоящие без движения, на бойцов, одетых в странный бело — черный наряд с незнакомым оружием, забрызганных чем то бурым, понимали — это кровь. Кровь врагов. Если они могут, то сможем и мы! Пусть не столько, но сможем!