Гл.16

Бок словно заморожен, а в голове возникают фантастические картинки — побочное действие адской анестезии на основе дурмана. Изобретатель Семён, постоянно сталкиваясь с болью своих подопечных, устав за них переживать, с бесцеремонностью разгрёб свои далёкие воспоминания о лечебных травах и изобрёл нечто дикое, но, действительно снимающее боль. Честь и хвала ему, но я уже который раз прогоняю рукой, возникающие перед внутренним взором, мерзкие, ухмыляющиеся рожи. Семён предупреждал меня о побочных действиях своей анестезии и, даже хотел, чтобы я с часик понежился у него на постилке, рядом с раненым лисёнком, но дела зовут. Я откланялся и вот, моя ненаглядная Лада, периодически испуганно вскрикивает, когда я с рычание отгоняю очередную морду.

Мы входим в город, идём по оживленным улицам, гремят самодельные повозки, кто-то меня узнаёт, а кто нет, и с безразличием проходит мимо, кто откровенно шарахается в сторону. Лада утверждает, что у меня лицо, несколько необычное, глаза как у наркомана и блуждающая улыбка на губах — в этом состоянии я совсем не похож на Великого князя.

Лада доводит меня до дома, присаживаюсь на скамейке, постепенно прихожу в себя, остатки анестезии тихо испаряются, и я начинаю вновь нормально ощущать реальность. День неумолимо скатывается к ночи, но Аскольда нет, впрочем, я допускаю, что пещера не просто большая — огромная, иначе не развилась бы в ней жизнь, за один день её не пройти. Мой друг взял провизии на три дня и, вроде, время ещё есть, но переживания за него совсем меня изводят, а тут Яна с дочкой пожаловала в гости, справляется о моём здоровье, хвалит моё бесстрашие, а глаза требовательные и проницательные. Некоторое время она разговаривает с моей женой, пользуясь моментом, отдыхаю, но вот она подсаживается рядом и, как бы, между прочим, спрашивает: — Никита, куда моего мужа послал, уже вечер, а его всё нет?

— Он в командировке, — я старательно отвожу взгляд от её цепких глаз.

— Я видела, он с отрядом вооруженных до зубов людей, к пещере пошёл. Они что, к лагерю Вилена Ждановича направились?

— А он тебе сам ничего не сказал? — осторожно спрашиваю я.

— Отшутился, сказал, какую-то вазу будет искать, а со стены тяжёлый лук снял, он его редко берёт, чаще свой лёгкий блочный, а ещё топор, нож и жменю обсидиановых осколков. Зачем ему весь этот арсенал, с ним же целый отряд вооружённых людей? Признавайся, Никита, что за командировка у моего мужа? — как бы в шутку требует она.

— Пристала, давно привыкнуть должна к работе мужа, — возмутился я.

— И всё же скажи, а то ночь не буду спать, мерещится мне всякое, что-то под сердцем скребёт, боюсь я за него, как бы Светочка без отца не осталась.

— Типун тебе на язык! — я даже поднялся с места. — Яна, пустые страхи, ты же знаешь Аскольда, напрасно рисковать он не будет.

— Тогда скажи, куда он пошёл, или это секрет?

— Почему секрет, — пожимаю плечами я, — он спустился в те подземные ходы, которые между водопадом и выходом к нашему городу.

— И всего то? — Яна округляет в удивлении глаза. — Но зачем брать с собой столько оружия?

— Ну… на всякий случай, — облегчённо выдыхаю воздух я.

— Что-то ты темнишь, — не верит женщина.

— Истинная, правда — он в пещерах.

— Славу богу, — вздыхает Яна.

Я криво улыбаюсь, меня совсем не радует, что успокоил её таким образом, сам же не нахожу места от переживаний, дурман в голове полностью рассеялся.

— А я слышала от мальчиков, — совсем некстати произносит Светочка, — в той пещере кто-то живёт.

— Подслушивала? — возмущаюсь я.

— Совершенно случайно, дядя Никита, простите меня, вы так громко говорили, и мне стало интересно, — лепечет девочка.

— В те пещеры ходить нельзя! Как только твой папа вернётся, мы их замуруем!

— Значит, там что-то есть, — задумчиво произносит Яна.

— Не парься, подруга, — обнимает её Лада, — о твоём Аскольде легенды ходят, думаю, скоро он будет с нами.

— Я дал им срок три дня, — уточняю я.

— Даже так, — мрачнеет Яна. — Ладно, будем его ждать, хорошо хоть ты здесь.

— Завтра к Разлому ухожу, — будничным тоном говорю я.

— Тебе нельзя… шов ещё свежий и кровь на повязке, — всполошилась Лада и за поддержкой смотрит на Яну.

— Мужики, что и говорить, ребячество кое-где играет.

— Зачем вам идти к Разлому? — напирает на меня Лада.

— Хорошо, не стану вас водить вокруг да около, я познакомлю с нашей ситуацией, и вы поймёте, почему мы… гм… выпали из своего времени и переместились в прошлое, я считаю, настало время, и народу узнать о нашей миссии, — решительно произношу я.

— Какой миссии? — с беспокойством спрашивает Лада. — Это на тебя ещё наркоз действует.

— А ведь точно, я часто думала, с какой радости нас швырнули к первобытным хищникам, где-то должно быть логическое объяснение. Так ты всё знаешь? — с интересом спрашивает Яна.

— Не всё, но основное, — киваю я. — Кстати, эти ранения я получил не от людей Вилена Ждановича.

— От кого же? — всполошилась Лада.

— Я был в нашем будущем, оно ужасно…

— Ты возвращался назад?! — у Лады от восторга загораются глаза.

— Оно ужасно, — повторяю я.

— Ты не шутишь, ты проник в наше время? — всполошилась Яна, в её глазах я не замечаю откровенной радости.

— В Крыму идёт война, это плато бомбят ракетами и выжигают напалмом, посёлок Качу забросали вакуумными бомбами.

— Кто это делает, неужели американцы? — цепенеет Лада.

— Они исполнители воли тех, кто сейчас копошатся в Разломе. Те твари, в будущем, найдут способы перевоплощаться в людей и внедрятся в правительственные структуры — им нужно уничтожить всё живое, чтобы заселить Землю.

— Где-то я слышала такую ахинею, эти бредовые сведения иногда появлялись в печати, — недоверчиво произносит Яна.

— А это всё не бред? — я обвожу руками по кругу.

— Здесь здорово, я не хочу обратно, — уверенно заявляет Яна.

— Но там мы живём… жили, — горько вздыхает Лада.

— Сейчас наш мир здесь, Ладушка, и он прекрасен, — улыбаюсь я.

— Это так, но я переживаю за Ярика, да и за Сеточку тоже — за всех детей, что их ждёт?

— Здесь им лучше, — уверенно говорю я. — А ты заметила, никто не болеет, всякие вирусные инфекции исчезли, — с точки зрения врача, с воодушевлением произношу я.

— Зато есть хищники и этот… Разлом.

— Справимся, — я обнимаю жену, ободряюще улыбаюсь Яне.

К вечеру я приказываю собрать всех людей, затем доношу свои мысли — в толпе кто-то заржал как матёрая лошадь, демонстративно крутанув пальцем вокруг виска, но был сбит с ног моими единомышленниками, а я с облегчением вздыхаю, здравомыслящих людей несопоставимо больше, чем вечных скептиков.

Аскольд с людьми к вечеру не появился. Узнав, что Семёну принесли медвежонка, Ярик умчался к нему и пообещал вернуться лишь на следующий день, Яна с дочкой, ушла, а я с грустью проводил их взглядом, как некстати меня мучают угрызения совести, я виню себя, что не остановил его тогда. С ужасом вспоминаю светящиеся глаза хищников, как много животных в той пещере, но я уверен, это не то, что следует сильно опасаться, Аскольд и его отряд справится с ними, настоящие опасности где-то в глубинах пещеры… надо было пойти с ними, я застонал.

— Тебе больно? — Лада осторожно прижимается ко мне, ласково гладит повязку.

— Сердце болит, корю себя за то, что Аскольд ушёл без меня.

— Не переживай, он не будет рисковать напрасно. К тому же, это его работа, кому как не ему её исполнять, а у тебя другие дела, и на Разлом не ходи, — требовательно произносит Лада.

— Именно так, буду прятаться за чужие спины, — со смешком произношу я, — да ты первая не станешь меня за это уважать.

— Не буду, — покорно соглашается жена, — что ж, видно такой мой бабий удел, дрожать от страха за своего мужчину… и гордиться. — Она обвивает меня руками и заваливает на мягкие шкуры, потревоженная рана вспыхивает болью, но чувство нарастающего возбуждения мгновенно гасит неприятные ощущения, рывком сдираю с жены одежду и зарываюсь в упругие груди, она застонала от дикого наслаждения и выгибается, словно дикая кошка. От её сладких выкриков испуганно замолчали ночные цикады, светлячки в великом удивлении зажгли свои огни, словно хотят подсмотреть, что творится в скомканных шкурах, в панике пискнула летучая мышь и поспешно вылетает из дома. Мы долго шепчем друг другу ласковые слова, и такое захватывает счастье и умиротворение, что лишь к утру отяжелели веки и сладкий сон сбивает с ног.

Перемена ощущений разительная, безграничное счастье и любовь отступают, словно наяву я бреду в темноте, расставив в стороны руки, не вижу ничего, но ощущаю чьё-то присутствие. Внезапно понимаю, мои глаза закрыты, пытаюсь открыть, но веки держат чьи-то пальцы, я пугаюсь, но в голове возникает чужая мысль: «Не открывай — это опасно, иди вперёд, а я тебя подстрахую, ничего не бойся».

«Ты кто»? — вздрагиваю от ужаса я.

«Считая, что твой ангел-хранитель», — я улавливаю смутно знакомые женские нотки. Где-то я их слышал? А ведь это с другого сна! Там, на умирающей планете, я познакомился с ней, и она подарила мне странную вазу и не менее загадочную маску. «Это ты»? — утверждая, спрашиваю я.

«Может быть. А теперь открывай глаза, мы прошли опасное место», — она отводит ладони от моих век.

Сумерки. Я вижу знакомый лес, это там, где покоится Разлом. А вот и он, пускает ядовитые испарения, на его кромке копошится непонятная жизнь — странные существа, отдалённо похожие на людей, пытаются встать, но вязнут в испарениях и продолжают бестолково ползать, издавая невнятные звуки. Но вот, кто-то поднимается на ноги, лихорадочно водит по сторонам головой и я, с омерзением вижу, это дряхлая старуха и у неё во лбу единственная глазница и та без глаза. Вмятина пульсирует тёмным огнём и это так страшно, что пячусь, но слышу голос моёй спутницы: «Она тебя не видит, но если поднимет свой глаз и направит в твою сторону — ты умрёшь».

Внезапно я замечаю в руках старухи непонятный круглый предмет, она приподнимает его до уровня груди, и цепенею от ужаса — это живой глаз и он крутит зрачком в разные стороны.

«Её ты должен опасаться больше всего», — голос моей спутницы врезается в мозг, и я резко просыпаюсь, лицо всё мокрое от холодного пота, страх ещё держится в душе, но я вижу спокойно спящую Ладу, её нежное лицо, опухшие губы и успокаиваюсь — ведь это просто сон.

Уже светло, я осторожно сползаю с постели, открываю дверь, вздыхаю полной грудью свежий воздух, выхожу во двор, с наслаждением умываюсь ледяной водой, ворошу палкой заиндевелые сверху угли, нахожу едва заметный огонёк, раздуваю в слабое пламя, быстро подкладываю сухие веточки, затем брёвнышки, ставлю треногу и подвешиваю котелок с водой.

На улице появляется народ, многие идут к озеру, другие направляются к виднеющемуся в прозрачной дымке лесу, показалась повозка, запряжённая резвым бычком, удивляюсь, когда это успели приручить опасного зверя. Большинство людей, со мной здоровается, а некоторые равнодушно окинут взглядами, и спешат по своим делам дальше и это не от неуважения к моей персоне, просто к нам постоянно прибывают новые горожане и со мной ещё не знакомы. Скоро ко мне должны пожаловать управляющие различных секторов, проведу утреннее совещание, инструктаж, затем, с группой сибиряков пойду к Разлому. Как назло, вспоминаю обрывки ночного сна, перед глазами возникает уродливое старушечье лицо, с единственной глазницей во лбу — в раздражении сплёвываю, надо же такому присниться! Но в моей памяти шевельнулись обрывки событий, когда мы впервые угодили к Разлому… там вроде тоже была старуха, её единственный глаз скатился в пропасть, это было так забавно, вот мы от души посмеялись. Я задумался — слишком много совпадений в реальности и во снах, неужели у меня действительно появился ангел-хранитель? Пытаюсь вспомнить лицо той женщины, но лишь сердце сорвалось в диком галопе — отголосок любви к той, что давно не живёт, как странно… мне стало невыносимо стыдно перед Ладой, словно я ей изменяю.

— Привет, — слышу родной голос. Жена, прекрасная после сна, стоит в дверях и сладко потягивается, желание вновь появляется в груди, но его приходится с бесцеремонностью задвигать в самый далёкий уголок своего сознания. Лада поняла моё состояние, лукаво грозит пальчиком, её губы трогает мягкая улыбка, она подходит ко мне, утыкается в грудь, едва не мурлычет как кошка, затем решительно отпихивает мои руки, которые приподнялись как клешни краба, смотрит в казанок, где вовсю булькает вода: — Надо бы успокаивающих травок бросить… шучу я, — увидев мой возмущённый взгляд, смеётся она.

Лада заварила душистый чай, я запёк оленину, сидим, завтракам и так нам хорошо, а ещё стайка птиц присела на ограду и жизнерадостно чирикает — вот так сидеть до вечера, но к изгороди уже подходят люди, к сожалению, начинаются суровые будни.

Уже час сидим у костра, ведём неторопливый разговор, непосвящённому зрителю может показаться, встретились старые друзья и делятся воспоминаниями, но темы достаточно серьёзные и злободневные.

Дисциплина в городе растёт, но не так как мне хотелось, народ ещё не совсем обвыкся, происходят мелкие недоразумения и, в иное время, за это можно было бы слегка пожурить, но сейчас приходится проявлять достаточную жёсткость — не всякий её понимает. Я ввёл обязательную физическую подготовку, молодёжь призвал в армию, два часа в день — общественные работы, для детей организовал школу и даже — подобие института, но, в большей мере, приоритет делаю на военных. Перед воротами Титанов выстроил первый уровень казарм, путь к санаторию охраняется. Подумываю, чтоб освоить бухту. Как усиление, братьям Храповым послал часть кадровых военных, бойцы у них лихие, но в военном отношении дилетанты.

Инженерный состав получил несопоставимые с обычным населением привилегии, лишь у военных они больше. Многие удивляются, зачем тратим столько сил на вооружение, прямых угроз нет. В том то и дело, что прямых, но я постоянно ощущаю пристальное внимание со стороны Вилена Ждановича, он выжидает, изучает и сам копит военную мощь. С сожалением приходится сознавать, сей факт, в будущем схлестнёмся с ним и это неизбежно, уж очень мы по разным путям пошли. Он строит невероятно уродливую систему, в ней заключены два, вроде не сопоставимые понятия рабовладельческий строй для рабов и демократия для свободных граждан. У нас же, никаких рабов нет, но и демократии, вероятно — также.

Большую роль отвожу нравственным критериям, законам чести и совести. В юридических отношениях у нас три главных составляющих: виновность, невиновность и совесть — иной раз совесть преобладает над двумя первыми понятиями.

Особо нетерпимо относимся даже к желанию завладеть чужим, так как оно влечёт за собой гнев и похоть, а это смерть совести и души.

В особый ранг возведено почитание родителей своих, содержать их в старости и проявлять заботу о них, ведь как мы будем о них заботиться, так наши дети станут относиться к нам.

Тех, кто не способен из-за трусости или не хочет защищать родных, и близких осуждаем, иной раз гоним из города. Та же учесть ждёт и тех, кто унижает достоинство других.

Некоторых не устраивают эти законы, добровольно уходят из города. Ищут лёгкой жизни у Вилена Ждановича, но, затем «кусают себя за локти», у него хорошо живут лишь свободные горожане, остальным сложно ими стать. Кто мог, возвращались в Град Растиславль, но мы их уже не принимаем, раз убежал в поисках лёгкой жизни, значит отступник нашего рода, гоним, прочь — они уходили в лес и больше о них не слышали.

Постепенно начинаем обрастать законами, традициями, даже появляется своя история, сказания и мифы. Детей рождается много, смертность уменьшается, с гордостью понимаю, наша раса возрождается — безусловно, мы правильно всё делаем.

Окружающий суровый мир становится благожелательным — мы не вваливаемся в природу как бульдозер на клумбу с цветами, стараемся жить с ней в гармонии и она отвечает взаимностью. Каждый день приносит сюрпризы в виде новых полезных растений, хищные звери старается уйти с нашего пути, лесные люди начинают мириться с нашим присутствием. Но… над Разломом набухает ядовитый купол из аммиачно-газовой смеси. В наш мир вторгаются чужеродные организмы, они стараются мимикрировать с местными жителями, чтоб влиять на нас, у них это пока плохо получается. В основном, в результате их опытов, на свет выползает очередной монстр, но маниакальная тенденция внедриться в наш мир, пугает.

Приближаться к Разлому ближе, чем на выстрел стрелы, становится опасно, пришельцы чувствует приближение людей и выплёвывает сгустки аммиачного яда. Множество гниющих трупов животных отравляет воздух. Лес, на всём протяжении Разлома, пожелтел, лесные великаны умерли, пожухлая трава сползла с корней, оголив их, мох рассыпался в труху, даже вездесущие насекомые перестали посещать эти места.

Разительно поменялось всё с тех пор, когда мы впервые встретились с выходцами чуждых нам миров. Не люблю посещать мёртвую зону, словно вторгаемся на территорию вурдалаков, все, кажется, поднимется из земли мертвец и вцепится в нашу плоть, но инспекции приходится проводить регулярно, необходимо отслеживать ситуацию.

На этот раз пришло время найти место, где можно ставить запруду и наполнить её доверху, создав полноценное озеро — задача нелёгкая, требующая серьёзного инженерного подхода. Арсений Николаевич и его неизменный спутник — Прелый, берутся за это решение, в своё время они делали плотины, опыт есть, и, как говориться — «в добрый путь», вот только Аскольда нет, с ним как-то спокойно, я взгрустнул и решительно гоню прочь мысли, что мой друг может не вернуться с пещеры.

Я, молча, собираюсь, снимаю со стены оружие, Лада рядом, взгляд полон тревоги, шестым чувством понимаю, дверь отворяется, в дом бесшумно входит человек, замираю, стараюсь незаметно вытащить из-за пояса нож.

— Вот так ты встречаешь друзей? — раздаётся до боли знакомый голос.

Резко оборачиваюсь и встречаюсь с насмешливым взглядом Аскольда: — Чёрт, как же ты бесшумно вошёл! — смеюсь я и сгребаю его в свои объятия.

— Но ты же меня почувствовал, — смеётся друг.

— Змей, истинно — змей! — я хлопаю его по плечам.

Лада отпихивает меня и виснет на его шее: — Яна вся извелась! Где ты пропадал?

— Обычная командировка, — Аскольд с едва заметной насмешкой глянул на меня и тут я замечаю, как изодрана одежда друга, сквозь истерзанный рукав проступает кровь, одного лука нет, топора тоже, колчан со стелами пуст.

— Ты ранен? — я мгновенно становлюсь серьёзным.

— Чепуха, легонько поцарапался, но я не потерял, ни одного человека, — с непонятной гордостью произносит он, и сразу понимаю, как нелегко ему пришлось.

— Что видел? — я указываю ему на табурет.

Он садится, вытирает пот: — Ладушка, морса принеси, в горле пересохло, — он снимает с себя пыльную куртку, откидывается к стене, некоторое время отдыхает, затем начинает говорить: — Трудно в это поверить, Никита, но там целая пещерная страна, а в некоторых залах есть свет.

— Лунное молоко светится? — уточняю я.

— В том то и дело, что нет.

— Электричество? — в удивлении округляю я глаза.

— Что-то другое, я не разобрался, свет похож на искусственный, но может, я ошибаюсь. Первый зал, где мы Мишу вызволяли, это как бы первая линия охраны, в озере живут амфибии, по виду напоминают наших лягушек, но размером с крокодилов, и всякая мелочь — от летающих вампиров, до зубастых ящериц. От них мы отбились, затем проникли на другой уровень и вот там-то все, и началось, на нас напали мокрицы.

— Кто? — поперхнулся я.

— Мокрицы, — невозмутимо произносит Аскольд, — длиной в два метра, все в броне и с клешнями на лапах как у раков. Мы смогли от них убежать, проникли в другую пещеру, а это гигантский муравейник — муравьишки, как свирепые ягуары, их хитин даже наконечники из обсидиана не пробивает. Это просто чудо, что мы смогли выбраться живыми. А знаешь как? Мы натолкнулись на металлическую дверь, а за ней другой мир — всё заросло необычными растениями и они все хотели нас съесть, — Аскольд весело смеётся, но я замечаю в глазах отблески пережитого ужаса.

— Как же вы выбрались? — с недоумением спрашиваю я.

— Все это ползающее, летающее и плавающее, боятся огня — зажгли все факелы, которые у нас были и чудом выбрались… входы в те пещеры необходимо замуровать, в некоторых подземных полостях я ощущал запах аммиака, боюсь, пришельцы с Разлома начали внедряться в подземный мир, — неожиданно серьёзно произносит князь.

— М-да, странные пещеры, — задумался я. — Мы их замуруем, но, в будущем, придётся спускаться в них вновь, — я вспоминаю вазу и маску, что мне снились.

— Никто живой там не выживет, — качает головой Аскольд.

— Но вы выбрались, — с напором произношу я.

— Нам просто повезло.

В этот день я откладываю вылазку к Разлому, Аскольду необходимо отдохнуть, подлечить раны, побыть с Яной, а завтра — в путь. Хотел ему рассказать о странном сне, где меня предупреждали о некой старухе с единственным глазом во лбу, но передумал, вероятно, это будет перебор, боюсь, князь подумает, что мои мозги тихо съезжают с обочины в кювет — ладно, доберёмся до места, там будет ясно.

Ещё один день, я на строящейся верфи, сам принимаю участие в креплении тяжёлых брёвен, вовремя заметил лопнувший трос, чем спас себя и других. Затем, выявил нерадивого работника, по чьей вине произошёл этот инцидент, хотел дать в морду, но передумал, негоже Великому князю заниматься рукоприкладством… так, слегка ногой двинул в зад. Но, в общем, народ на верфи подобрался понятливый, скоро начнём строить первый корабль. В делах праведных незаметно соскочил день, ночь не успела охнуть, а я уже в полном боевом вооружении, со мной князь Аскольд и Исай с лучниками. Дневное время — самое безопасное время суток, ночью склоны Разлома кишат мутантами. Иногда они выпихивают на поверхность очередное творение, чаще всего, нежизнеспособное, но некоторые уползают в лес и, быть может, выживают, прячась в корнях могучих деревьев или зарываясь в землю. Странные твари, вероятно, это предтечи тех существ, которые, впоследствии, войдут в наши сказки, легенды и мифы, я давно понял истину: «дыма без огня не бывает».

И вот мы стоим у Разлома, над ним пульсирует ядовитого цвета дымка, а раньше она не поднималась выше кромок страшной трещины.

— Набухает, зараза, через десяток другой лет, от леса ничего не останется, — морщится Аскольд. — Главное, что бесит, ничего не можем сделать. Хоть стрелами засыпай, хоть камнями закидывай, всё одно, никакого проку.

— Ничего, утопим как цуциков, — хмурится Прелый.

— Идея хорошая, — соглашаюсь я, — главное, чтобы плотина получилась.

— Плотину возведём, — уверенно произносит Арсений Николаевич и непрерывно кашляет в рукав, ядовитые испарения совсем его доканывают.

— Образец их атмосферы надо бы взять, да нашим химикам на анализ, может, каталитическую реакцию подберут, да и сожжём всё это одним махом, — задумался я.

— Здесь такой объём газов, даже если будут нужные порошки, лишь на грузовиках возможно будет подвести, — в раздумье произносит Арсений Николаевич, — в нашем случае, топить их нужно.

— Да, грузовиков, к сожалению, нет, разве что, степных мамонтов приручим, — со вздохом соглашаюсь я.

Князь Аскольд стрельнул на меня взглядом: — Достаточное количество слонят выловить вполне реально.

— Вот и займись этим.

— Не рановато ли? Ещё реактивы не изобрели, а такое дело берёмся поднимать?

— В самый раз, — уверенно говорю я, — только бы не опоздать.

— Только бы не опоздать, — задумчиво вторит мне Аскольд. Он смотрит на клубящийся газ, что-то вроде страха мелькает в выражении лица и мгновенно растворяется в стальном блеске глаз. — Одним нам не справиться, к Вилену Ждановичу гонцов посылать надо, — неожиданно заявляет он, — пускай и он принимает участие.

— А не пошлёт нас? — с недоверием спрашивает Прелый.

— Думаю, нет, — я соглашаюсь с Аскольдом, — он умный человек, под прикрытием этой темы, постарается завязать с нами «дружеские» отношения, чтоб усыпит нашу бдительность, затем ударит.

— Считаешь, скоро нас ждёт война? — блеснул глазами Исай.

— Однозначно. По крайней мере, лично я, вынашиваю планы первым на него напасть, так сказать, нанести превентивный удар.

Исай потупился под моим взором, видно у него привита мысль, первым нападать нехорошо. Князь Аскольд весело хлопает его по плечу: — Привыкай, дружище, если хочешь выжить, умей вовремя перегрызать глотки врагам. А он весьма серьёзный враг и не упустит ни единого шанса, загрызть нас первым, но мы ему этого не дадим, — князь Аскольд бесшумно смеётся, козлиная бородка задорно выписывает кренделя.

— Сбрил бы её, — почти не шучу я.

— Это мой амулет, — дурашливо кривит рожу Аскольд, но в глазах вижу обжигающий холод — змей, чистый змей!

Разлом выплёвывает пару ядовитых сгустков, они падают на землю далеко от нас, с хлюпаньем растекаются и быстро испаряются, распространяя вокруг зловонье.

Лучники Исая, больше от озорства, запускают тяжёлые стрелы в бурлящую субстанцию. Они исчезают в ней словно в киселе и в тот же час вылетают ядовитые сгустки, на этот раз размазываются в непосредственной близости от нас.

— Снайперы, чтоб вас! — кашляя и задыхаясь, ругается Арсений Николаевич.

Отходим под защиту тёмных валунов, прочищаем лёгкие, откашливаемся. Да, если б нас накрыло… делаю замечание лучникам, чтоб впредь не баловали. Исай подобрал отличных стрелков, но, по большей части, парни до восемнадцати лет, необстрелянные, озорные юнцы, надо сказать Аскольду, пускай потягает с собой, чтобы слегка обтесались — он намечает произвести вылазку против «братанов», уголовников, засевших на северных склонах — надоели уже — пускай молодёжь на них потренируется, для общества польза и им опыт.

Некоторое время сидим за камнями, наблюдаем за Разломом. Всякое действие со стороны пришельцев затихло, словно и они наблюдают за нами. Кто же они такие? Что за форма жизни? Где их настоящий дом? Что-то мне говорит, они как споры вездесущих грибов разносятся по Вселенной, внедряются в любой мир и, высасывают из него все соки, затем поиск других миров, и так до бесконечности. Жизнь, получившая одну из самых высоких степеней агрессивного паразитизма. Но эти паразиты разумны, это очевидно, они внедряются, производят анализ обстановки, изготавливают разведчиков, используя местные живые организмы, и начинают менять среду обитания.

В воображении пытаюсь нарисовать их истинный облик, но нечто размытое возникает перед глазами, наверное, нет у них определённой формы, не нужна она им, они изготавливают её, исходя из среды обитания. Нет, их просто так не утопишь, и обычным огнём не выжечь, корни их уже в земле. В прошлом, они, безусловно, сталкивались с яростным противодействием, и утопить, и сжечь их пытались, это понятно, защита против всего этого у них есть, нужно придумать нечто другое. Я совсем не верю, что наш замысел с водой удастся, но сдержать на некоторое время их развитие, вполне может, а затем надо придумать нечто иное… необходимо найти ту вазу — может это странно, но я верю, что она существует, вот только как её раздобыть — в пещерах страшная цивилизация, абсолютно чуждая человеку.

Буро-зеленое облако над Разломом колыхнулось, словно прислушивается к моим мыслям, на поверхность вываливается полупрозрачный шар. Его стенки переливаются всеми цветами радуги, очень похож на мыльный пузырь, внутри корчится старуха. Вот она встаёт, делает в нашем направлении шаг, но спотыкается, бьётся головой о камень, из единственной глазницы вылетает глаз. Старуха ползает на четвереньках, шарит руками по земле, ищет своё око, хотя картина жуткая, мы невольно смеёмся. Она находит его, берёт в руки, судорожно вздыхает, водит им вокруг лица, тонкие губы раздвигаются в улыбке, наверное, своя рожа понравилась. Затем подходит к стенке пузыря и, проворно высовывает руку с глазом наружу. Невероятно, глаз живой! Зрачок быстро двигается и застывает, а меня пронизывает животный ужас. Я чувствую как моё сознание, словно выдёргивают из тела, ещё мгновенье и вместо меня будет зомби. Крепкая рука Аскольда выдёргивает из гипнотических объятий ока, сильно прижимает к земле и ещё пару раз крепко даёт по щекам, я с трудом прихожу в себя и бормочу: — А ведь меня о ней предупреждали, как-то я не по делу расслабился.

— Что это за Лихо такое? — побелевшими губами, выговорил Исай.

— Лихо одноглазое, — невесело хохотнул князь Аскольд и с удивлением уставился на меня: — Так кто тебе рассказал о ней?

— Во сне приснилась, — я пытаюсь ухмыльнуться, но ужас от пережитого давит на сознании как тяжёлый заводской пресс.

— Уф, это что-то новенькое. Мне кажется, они организовали за тобой настоящую охоту, — шепчет князь. — Уходим! Никому не смотреть в сторону глаза!

— Мерзость какая, — передёргивается Исай.

— Похожа на ведьму, — говорит один из лучников.

— Поселится где-нибудь в горах, и будет пожирать заблудших путников, — высказывается ещё один парень.

— Вот вам и мифы древних народов, — бесшумно смеётся князь Аскольд.

Поспешно отползаем. Некоторое время меня не отпускает непреодолимое желание обернуться, шрам на плече в виде короны, словно воспламенился, сигнализирует о страшной опасности, я всё ещё чувствую незримые нити, исходящие от кошмарного ока, только в живом лесу рвётся с ним связь.

Речка, что стекает в Разлом, достаточно широкая, и всё же, она не способна заполнить эту жуткую трещину, вода легко впитывается в землю, только огромный поток может заполнить Разлом до краёв.

Мы идём против течения вверх, лес всё сгущается и становится всё более непролазным и угрюмым, но речка журчит жизнерадостно и ей наплевать на наши страхи, она бесстрашно вгрызается в землю и вот, мы входим в узкое ущелье. Арсений Николаевич останавливается, скидывает рюкзак, Прелый кивает, и произносит, словно слышит мысли: таёжного охотника: — Ты прав, идеальное место, если перегородить этот перешеек, вода поднимется на тридцать метров, и длина ущелья, приблизительно, с десяток километров.

— Если перегородить, — неуверенно говорит Исай, — здесь нужно столько кубометров грунта и леса, жизни не хватит всё построить.

Аскольд задумчиво поглаживает бороду, оборачивается к Арсению Николаевичу: — Что скажите?

— Место, лучше не придумаешь, осталось за малым, перегородить ущелье. Я бы взорвал те скалы, и проблема решилась сама собой.

— Взорвать?! Это что, шутка, такая? — у меня едва не выпадает челюсть.

— Подожди, — Аскольд решительным голосом гасит мой нарастающий гнев, — у нас химиков целая бригада, пускай отрабатывают свой хлеб.

— Но, чтобы изготовить взрывчатку, целый завод надо запустить! — меня гложет сомнение.

— Зачем? — удивляется Аскольд. — Даже я, прямо в этом лесу, могу приготовить взрывчатое вещество, трутовых грибов на деревьях достаточно, другое дело их слишком мало для производства взрывчатки в массовых количествах…

— Из грибов взрывчатку? — не верю я.

— Вполне, — невозмутимо пожимает плечами Аскольд, — но нам грибы не нужны, пускай делают калийную селитру, заготавливают уголь, и ищут серосодержащую руду — насколько мне известно, она встречается на дне моря, мальчишки с ней игрались. Из всего этого, без особых проблем, можно изготовить порох, — Аскольд бесшумно смеётся, видя моё нескрываемое удивление.

— Ты говоришь, порох? — напрягся я, мои мысли помчались по извилинам, словно взбесившиеся скакуны.

Аскольд резко обрывает смех, пристально смотрит мне в глаза: — А ты прав, пора делать огнестрельное оружие — он легко читает мои мысли и оборачивается ко всем: — Хочу поздравить, с этого дня, переходим на новый уровень, господа!

Загрузка...