Ловец духов

Глава 2

Утро выдалось действительно добрым, несмотря на вчерашний загул. В плане пития горячительных напитков у меня уже имелся опыт. Не в том смысле, что много выпил и успел притерпеться к похмелью. Нет, просто взял себе за правило не пить больше положенного, тогда и вечер пройдет в радость, и утром никаких проблем не будет. А вот с Димой у нас сегодня беда. Вчера я притащил его буквально на себя. Думаю, когда он проснется, в доме Спаносов случится знатный переполох, особенно потому, что из-за пропущенного удара уже с вечера на лице моего отважного друга начал наливаться изрядный такой синяк. Даже лед в тряпице, которым щедро поделился Василь Петрович, не особо помог.

Проснулся я на рассвете, но все равно, когда наведался в ванную комнату, услышал, как на кухне звенит посуда и слышны голоса тети Агнес и Фроси. Рыжая приходила на работу рано, так что в этом нет ничего удивительного. Очень надеюсь, что никаких плохих последствий вчерашнего пикантного события в чулане не будет. Честно говоря, я как-то совсем забыл рассказать Диме о защите от нежелательной беременности. У самого-то всего две женщины было, так что ходок из меня еще тот.

Завтрак наверняка не готов, так что я тут же занялся тем, что должен был сделать еще вчера вечером. Достав из сумки, которую прикупил в банях, сверток с очищенной служителями набедренной кобурой и не очень тщательно вымытым лично мной револьвером, занялся разборкой оружия. Но сначала погладил барабан, казалось, надутого от обиды револьвера и тихо сказал:

– Прости, Горыныч. Больше такое не повторится.

Сноровку в этом деле я пока лишь нарабатывал, но уже ставшие относительно привычными движения не мешали думать, а поразмыслить было о чем. Если стычку с бесноватым в канализации еще можно посчитать случайностью, то откровенная провокация со стороны более чем странного капитана – совсем ни в какие ворота не лезет. И все это в один и тот же день. Тут либо сработали высшие силы, подталкивая меня к чему-то важному, либо колдун, о существовании которого я лишь догадывался, решил вплотную заняться нелегальным экзорцистом. Зачем ему это надо, мне еще предстоит выяснить.

С выбранного, пусть и не совсем добровольно, пути сойти уже не получится. Да и, честно говоря, нет такого желания. Все детство я прожил бесполезным существом, мало чем отличающимся от дворняги в подворотне, а сейчас чувствую свою важность и нужность. Если вдруг дам слабину и отойду в сторону, ничто не сможет заполнить пустоты потерянного призвания. Звучит, возможно, слишком пафосно, как в бульварных романах, манерность которых прицепилась ко мне как репей, но именно так я и чувствую. Поэтому колдуном придется заняться, несмотря на очевидную опасность этой затеи.

Честно говоря, наличие такого жирного следа, как капитан Дубыня, скорее хорошо, чем плохо. Правда, как подступиться к этому непонятному бесноватому, чтобы не рассориться со всеми ушкуйниками, пока не понятно. Вчера во время общего застолья я аккуратно прощупал почву. Ребята из ватаги Пескаря, да и он сам практически единогласно решили, что в случае чего, если не будут в походе, с удовольствием поучаствуют в ловле бесноватых, тем более за солидное вознаграждение от самого князя. Увы, их в захвате Дубыни не используешь. Не смогу я объяснить, почему решился напасть на другого капитана, даже если расскажу всю подноготную.

Городовые стражники тоже не вариант. Уверен, очередной усатый урядник тут же разболтает все подробности. Честно говоря, ничего дельного пока в голову не приходит. Значит, нужно задействовать дополнительные мозги, находящиеся в и без того замороченной голове отца Никодима.

Я уже заканчивал чистку револьвера, как наконец-то случился ожидаемый переполох.

– Господи, Митенька! Что с тобой случилось?! – запричитала в коридоре тетушка Агнес, и ей вторила тревожно раскудахтавшаяся Фрося.

Так, нужно идти спасать своего берегового, пока похмельному бедолаге совсем мозг не выклевали.

Стараясь делать это беззвучно, я открыл дверь, вышел в коридор и увидел прислонившегося к откосу своей двери бледного Диму. Женские причитания явно усугубляли его страдания. Тетя Агнес вцепилась руками в многострадальную голову моего друга и поворачивала ее так, чтобы рассмотреть все повреждения в подробностях.

– Тетушка, не тормошите его, – постарался я по-доброму вклиниться в переполох.

– Степан, – строго, как делала это в крайне редких случаях недовольства моей персоной, обратилась ко мне рассерженная мать пострадавшего дитяти. – Как ты допустил это?

Для пущей ясности она практически ткнула пальцем в синяк Димы. Это стало последней каплей. Бедолага утробно то ли замычал, то ли хрюкнул и, сорвавшись с места, галопом понесся в ванную комнату.

– Батюшки! У него же сотрясение мозга! – ахнула начитанная жена и мать библиотекарей.

Но я тоже за этот год перечитал уйму книг, включая медицинские.

– Будь это сотрясение, то блевал бы наш Дима вчера, а не сегодня. Вместо этого он знатно заливался пивом и жрал за двоих.

– А ты куда смотрел? – продолжала допытываться встревоженная мать.

– Тетушка, – произнес я очень мягко, но с максимальной строгостью, которую мог позволить себе в отношении самой дорогой для меня женщины в этом мире. – Сейчас ему станет легче. Выпьет кофию, и все будет хорошо, а если бы я вчера опекал его как маленького мальчика, он бы этого мне не простил. Дима был в полной безопасности, среди друзей, причем теперь не только моих, но и его тоже. Вместе с синяком и не таким уж тяжелым похмельем он получил уважение серьезных людей, которые в будущем, случись что, придут на помощь и, возможно, спасут ему жизнь.

Тетушка Агнес прикрыла рот руками, словно не давая вылететь неосторожным словам. Видно, вспомнила ту страшную ночь, когда между ними и одержимым ыркой бандитом стоял лишь вчерашний дурачок, практически первый раз в жизни державший в руках оружие. Несмотря на всю свою набожность и патриархальность, тетушка Агнес была не только доброй, но и достаточно умной, чтобы, как говориться, сложить два и два.

– Прости я просто испугалась.

– Мне тоже было страшно, но иначе из мальчика мужчины не сделать.

Фрося тихо пискнула, и я наградил ее строгим взглядом. Хорошо хоть тетушка была занята другими мыслями и не заметила ехидную смешинку рыжей. А мне полегчало: раз шутит, значит, приняла ситуацию правильно.

– Но ты же пояснишь Диме, почему ему сейчас плохо, а ты свеж как огурчик?

– О да! – злорадно оскалился я. – Поверьте, слова «ты мне не указ» ему еще аукнутся.

Вот теперь мы снова стали союзниками против мирового зла, которое в данном случае представлял пресловутый змий, такой же зеленый, как и физиономия наконец-то вышедшего из ванной комнаты парня.

Впрочем, Дима, после того как привел себя в относительный порядок, вид имел настолько несчастный, что все наши с тетушкой агрессивные намерения рассыпались прахом. Любящая мать тут же начала хлопотать возле своего ненаглядного сыночка, а я решил отложить нотации. Что же касается Фроси, то она, явно сложив до кучи некоторые оговорки и геройскую физиономию нашего поединщика, смотрела на него слишком уж масляными глазками. Как бы не влюбилась девица. С корыстной, но неглупой искательницей выгодного замужества договориться можно, а вот с влюбленной будет намного сложнее.

Завтрак прошел в непринужденный обстановке, если не считать кислый вид, с которым Дима наблюдал за тем, с каким удовольствием я поглощал яичницу с беконом и вкуснейшие блины. Я с ним, конечно, поделился зельем Виринеи для таких случаев, но аппетит моего друга все равно запаздывал. Наконец-то он не выдержал и попросил у матушки разрешения уйти к себе в комнату, дабы отлежаться, но не тут-то было.

Когда до нас донесся громкий звук дверного звонка, все с недоумением переглянулись. Точнее, не все – мелькнувший в глазах тети Агнес озорной огонек настораживал. Фрося быстро сбегала вниз, чтобы узнать, кто там ломится с утра пораньше, за час до открытия библиотеки. Меньше чем через минуту в столовую влетела встревоженная гостья.

– Настя? – затравленно пискнул Дима.

Похоже, пока Фрося накрывала на стол, тетушка успела сбегать в кабинет и кое-кому позвонить. Наша подруга и деловой партнер встревоженно охнула, увидев синяк на лице похмельного героя, и почти так же, как тетушка, бросилась к нему, вцепилась в голову парня и принялась разглядывать уже смазанные лечебной мазью повреждения. По Диме было видно, что он страдает, представ в таком неприглядном виде перед возлюбленной, и в то же время млел от ее прикосновений и заботы.

Пока все присутствующие глазели на эту довольно пикантную сцену, явно испытывая разные чувства, я не смог удержаться и, как мне казалось, очень аккуратно и быстро выглянул из себя.

Оп-па, а это что за новости?

Совсем незаметно не получилось, потому что три женщины вдруг напряглись и с недоумением начали осматриваться. А вот Дима бросил на меня недовольный взгляд. Я давно рассказал ему о некоторых моих способностях, вот он и посчитал, что подглядывать за чужими эмоциями бестактно. Что-то я не помню, чтобы он так возмущался, когда я вчера выяснял, что именно чувствует к нему Фрося. Что же касается моего удивления, то относилось оно к расцветке ауры Насти. Там преобладали голубовато-красные сполохи тревоги и яркая лазурь заботы со странными проблесками того искристого сияния, которое сейчас куда сильнее излучал дух моего друга.

Что же это получается? Настя врала мне, когда говорила, что испытывает к Диме исключительно дружеские чувства? Или любовь у нее только сейчас прорезалась? Конечно, я мог ошибиться и это всего лишь признак искренней, идущий из глубины души заботы о близком человеке.

Желание читать нотации другу пропало окончательно. И без меня справятся. Так что быстро закончил завтрак, поблагодарил тетушку, которая меня не услышала, помогая Насте достучаться до разума и совести Димочки, и тихонько слинял. Сегодня у меня дел невпроворот. Наследника Спаносов я доставил домой живым и практически целым, так что дальше пусть разбираются сами. Хоть эта семья и стала для меня родной, в некоторые семейные дела я предпочитаю не лезь.

Дима проводил меня возмущенным взглядом, явно считая предателем, но навязываться в компанию не стал и решил стоически вытерпеть все, что заслужил. В основном тетушка напирала на недопустимость злоупотребление горячительными напитками. А вот Настя настойчиво пыталась выяснить, при каких обстоятельствах был получен уже изрядно побледневший синяк.

Добравшийся до кабинета, я позвонил сначала отцу Никодиму, а затем Виктору Дорофеевичу. Там же и дождался приезда водителя. Когда спустился в читальный зал, увидел Акиру, замершего у стойки, за которой восседала открывшая библиотеку Фрося. На завтрак учитель благоразумно не явился, попив чая у себя в спокойной обстановке, а сейчас он явно испытывал острое желание сбежать из этого дома куда подальше. Мне его помощь сегодня не нужна, но и подставлять наставника не хочется. С тетушки станется достать его и в подвале – порой она становиться пробивной, как таран.

Виктор Дорофеевич, едва войдя в библиотеку, оценил обстановку и решил составить нам компанию. Так что на базу мы поехали втроем.

Через час приехал отец Никодим, и мы устроили небольшой совет, к которому присоединился словоохотливый брат Илия и молчаливый Акира. Нихонец вообще редко лез со своими советами, но всегда внимательно слушал. Для начала я рассказал обо всем, что случилось в трактире, акцентируя внимание на деталях.

– Ты уверен, что знаки похожи? – прицепился к моим словам брат Илия.

– Конечно нет. Издалека мало что удалось рассмотреть, поэтому гарантировать не могу. Но такое чувство, что все это связано.

– И что предлагаешь? – спросил отец Никодим.

– А что тут можно предложить? Нужно брать Дубыню за вымя и беседовать. Только как? Мне светиться не стоит. Не хватало только сделать всех ушкуйников своими врагами.

– Полиции для задержания нужен веский предлог, – сокрушенно покачал головой отец Никодим, оценивая негативные стороны дела. – Князь тоже по одному моему и тем более твоему слову арестовывать капитана ушкуйников не станет. Нужно сделать все тихо. Есть у меня идея, но она тебе не понравится.

Да у меня уже тон батюшки вызвал нешуточную тревогу, а интуиция предвещала нечто очень неприятное. Так оно и оказалось.

– Брат Аркадий, – сказал, словно припечатал, отец Никодим.

– Нет, – тут же отреагировал я, практически на уровне рефлексов. – Вы серьезно?

– Более чем, – уверенно сказал священник. – Причем эта идея пришла мне в голову, как только ты рассказал о капитане. Нам больше никто не поможет в этом мутном деле. Ты понимаешь, что если быстро не доберешься до него, то он доберется до тебя, а может, даже и до Спаносов?

Зря отец Никодим зашел с этой карты. Так грязно он обычно не играет, значит, действительно чувствовал, что ситуация у нас безвыходная.

– Но он же считает меня почти что демоном.

– Ну, такие подозрение были и у меня. Поначалу, – невозмутимо парировал священник. – Поразмыслив, я посмотрел на ситуацию с другой стороны и принял тебя таким, каков ты есть. А брат Аркадий вовсе не дурак. К тому же не в его положении привередничать.

От этих слов моя жгучая ненависть к бесогону чуток поутихла, уступив немного пространства любопытству:

– У Аркаши проблемы?

– А как ты думаешь, кому достается вся слава за обезвреживание опасных бесноватых, которых в основном вылавливаешь ты?

Думать особо не пришлось, потому что ответ был на поверхности.

– Городовому приказу?

– Да, и руководству братства Скорби такое положение вещей совсем не нравится. Представляешь, что приходится выслушивать брату Аркадию? А к нему и так предвзятое отношение – слишком молод для места главы отделения ордена, хоть и в удельном княжестве. Он пообещал благочинному помалкивать о тебе, так что еще один секрет от надзирающих отцов его душу не особо отяготит. Зато какая будет польза, если слава главного борца с бесноватыми перейдет к нему?

К тому, что вместо меня все лавры достаются другим, я давно привык, хотя поначалу было противно читать в газетах о том, какие молодцы стражники, изловившие очередного бесноватого. Даже немного грело душу, что там же шпыняли скорбников, которые, по словам одного из авторов статей, совсем мышей, сиречь бесноватых, ловить перестали. И радость эта была вполне объяснимой: слишком сильно перепугал меня этот самый брат Аркадий, когда пытался выяснить, не бесноватый ли я, причем страстно желая начать выяснение прямо с дыбы. Конечно, отец Никодим пояснил, что скорбники не всегда работают так грубо, но это не помогло. И теперь мне предстоит работать с недругом рука об руку! Конечно, если Аркаша не упрется своим фанатично-непробиваемым лбом, на что я втайне надеюсь.

Мое молчание отец Никодим оценил по-своему и, хлопнув ладонью по столу, за которым мы проводили наш совещание, заявил:

– Значит, я прямо сейчас поеду к скорбникам и попытаюсь договориться. Меня он любит не больше, чем тебя, но выслушать обязан. На всякий случай отмени все свои дела как минимум на пару дней.

И тут внезапно подал голос брат Илия, точнее, выразительно так откашлялся, чем сразу привлек всеобщее внимание. Они с батюшкой знают друг друга почти с детства, поэтому отец Никодим тут же напрягся:

– Ну и чего ты кряхтишь, пень старый?

– Не старее твоего, – ворчливо отреагировал розмысл. – Посидел бы с мое в холодной на хлебе и воде вместо пирогов с зайчатиной от заботливых вдовушек, выглядел бы так же, – не удержался от укола расстрига, которому долгое пребывание в подвалах дальнего скита совершенно испортили характер.

– Хватит ворчать, говори, что там у тебя, – не повелся на подначку отец Никодим, сверля своего старого друга строгим взглядом.

На учеников приходской школы этот взгляд действовал парализующие, но брата Илию таким не проймешь. И все же определенное смущение он испытывал, и через пару секунд стало понятно почему.

– Мне с утра пришла телеграмма от Арама.

– Тебе? – переспросил отец Никодим.

– Да.

– От Арама?

– Ты глухой? – не удержался розмысл.

– Нет, Илия, это ты, похоже, глухой. Я что тебе сказал? Никаких контактов, кроме меня и Степана! Захотел вернуться в скит?

– Никша, год прошел. Меня уже никто не ищет. И Арам никогда не предаст, что бы ты там о нем ни думал.

– Серьезно? – не унимался отец Никодим, явно теряя остатки терпения.

Иногда я влезал в свары двух довольно-таки вздорных стариков, но сейчас сидел и помалкивал, потому что понимал негодование священника.

– А как ты думаешь, почему мне не нравится твой расчудесный Арам?

– Потому что я доверился ему, а не тебе, – раздраженно вскинулся старый розмысл, но в ответ услышал лишь ехидный смешок.

– Плевать мне на нож и ваши тайны. Вы оба скорбные на голову. Все ищете что-то, лезете куда не следует. Думаешь, я сомневаюсь в надежности этого придурка? Я сомневаюсь в наличии у него здравомыслия. Он ведь обязательно сотворит что-то непотребное и привлечет внимание наших с тобой бывших братьев. Не мне тебе рассказывать, что на дыбе даже истовые язычники поют как соловьи, а твоего Арама самый тупой вопрошающий расколет, как гнилое полено.

Брат Илия внезапно сник и опустил взгляд к столу. Похоже, он действительно хорошо знает, на что способны скорбники-бесогоны.

– Дай угадаю, что в этой телеграмме, – не унимался отец Никодим. – Твой Арам во что-то вляпался и ему нужна помощь Степана? Так вот, хрен ему! Ты вернешься на старую квартиру в Глинках, а Степа будет делать то, что должен, здесь.

Я был так загружен размышлениями о перспективе работы с бесогонами, а тут еще и задумался о том, что же такого мог сотворить часовщик, раз ему так срочно понадобилась моя помощь, поэтому не сразу обратил внимание на слова отца Никодима. Зато Акира ничего не упустил и тут же отреагировал, как всегда без лишних слов, но очень эффектно. Звук резкого удара и вид вошедшего в доски стола на треть лезвия метательного кунаи прервали спор стариков. Это, конечно, перебор – необязательно было портить мебель. С другой стороны, мне бы сейчас пришлось перекрикивать вошедшего в раж отца Никодима, затем был бы скандал, возможно ухудшивший бы наши и без того не самые простые отношения, а тут мой ватажник моментально перетянул общее внимание на себя и жестким взглядом пояснил священнику расклад сил за столом. Так что мне осталось лишь тихо, даже примиряюще донести свою мысль:

– Не думаю, что необходимо действовать так радикально. Брат Илия, конечно, неправ, когда напрямую, да еще втайне, списался с Арамом Николаевичем. Позже мы продумаем, как все организовать, чтобы не было лишнего риска. Теперь о том, что я должен и не должен делать. Батюшка, кажется, мы уже это проходили. Так что повторяться не стану. Действительно, дело с капитаном отлагательств не терпит. Прошу вас постараться договориться со скорбниками на этот вечер, чтобы завтра я мог отправиться в Туров.

Священник уже набрал в грудь воздуха для резкой отповеди, но я успел первым:

– Я сказал постараться. Понимаю, что это будет непросто. Не получится, значит, поездку придется отложить, но вы сами сказали, что туровских скорбников лучше не дразнить, так что чем быстрее я окажусь в часовой лавке, тем меньше будет проблем у нас всех.

– Значит, с братом Аркадием ты работать согласен? – не удержался от ехидного замечания отец Никодим.

Я ответил спокойно, потому что теперь скорбник стал меньшим злом:

– С моей стороны проблем не будет, так что вам осталось всего лишь уговорить этого фанатика.

Мы замолчали, пытаясь осмыслить новые расклады, но тут подал голос брат Илия, как человек обладающий наиболее развитым аналитическим мышлением:

– Уговорить брата Аркадия, конечно, дело важное, но еще нужно собрать информацию о самом капитане – где и с кем живет, чем дышит. Тут без стражников не обойтись.

– Обойдемся, – возразил я, хотя мысль, которая пришла в голову, совсем не радовала.

Отец Никодим настороженно уточнил:

– Как именно?

– Пока не знаю, – не стал откровенничать я. – Давайте каждый займется своим делом, а там посмотрим, что получится.

– Хорошо, – решительно кивнул отец Никодим и добавил: – Собираемся здесь же в три пополудни. Успеешь?

– Да, должен, – ответил я, и на этом мы закончили обсуждение.

Я поднялся на второй этаж и зашел в свою комнату, которая одновременно выполняла роль кабинета и спальни. Сел за рабочий стол и задумался. Нужно еще раз хорошенько обмозговать возникшую идею. Идти к стражникам действительно не вариант, несмотря на то что в управе мы можем узнать точный адрес, а городовой на месте даст полнейший расклад по капитану и его соседям, но это все равно что прийти в «Омут» и во всеуслышание заявить, что собираюсь сдать собрата-капитана бесогонам. Мой вариант был надежнее в плане секретности, но тоже очень далек от идеала. Зато факторов риска куда меньше – точнее, всего один.

Сколько ни пытался, ничего более умного в голову не приходило, и когда на столе прямо перед моим носом задребезжал телефон, я воспринял это как знак судьбы. Хватит рассусоливать, нужно идти и делать.

– Алло, Чекан на проводе, – настороженно, в ожидании очередных неприятностей ответил я на звонок.

– Степа, – послышался из трубки рассерженный голос Насти, – ты должен мне все объяснить.

– А что Дима? – уточнил я, сдерживая улыбку, хотя девушка и не могла меня видеть.

– Он молчит, дундук эдакий, – распылялась Настя. Я даже представил, как она рассерженно топнула ножкой. – Но мы же не чужие люди. Я переживаю.

Да уж, действительно, не чужие, особенно после того, что я увидел в ее ауре. Достав из кармана жилетки часы, сверился со временем и предложил:

– Давай, как обычно, пообедаем в нашем кафе.

– Хорошо, – тут же успокоилась наша адвокатесса. – Это действительно не телефонный разговор.

И тут же повесила трубку. Ни тебе здрасьте, ни до свидания. Ох уж эти экзальтированные барышни. Кто бы мог подумать, что непростой разговор с Настей покажется мне отдушиной. Все познается в сравнении. До обеденного перерыва в стряпчей конторе Настиного батюшки оставалось три часа, так что тянуть не стоит. Мобиль повел Акира, потому что у меня для этого не было желания, да и тревожные мысли в голове сильно отвлекали.

Посещение оружейной лавки всегда поднимало мне настроение. Радовало не только изобилие стреляющих игрушек для взрослых дядей, но и встреча с человеком, которого я искренне уважал. Правда, не уверен, что его доброе отношение ко мне сохранится после этого разговора.

– Какие люди! – сразу после того, как колокольчик возвестил о моем появлении в торговом зале, изрек расплывшийся в улыбке Олег Остапович. – Степан Романович, рад видеть.

Старейшина ушкуйников и по совместительству владелец крупнейшего оружейного магазина в городе радушно раскинул руки, словно желая обнять меня, чему явно препятствовал прилавок. Но все равно в его голосе не было ни иронии, ни фальши.

– Надеюсь, надумал просто навестить старика и поболтать. Или опять по делу?

– Увы, Олег Остапович, по делу, причем не самому приятному, – решил я не оттягивать мрачный момент.

Старейшина тут же нахмурился и обратился к своему помощнику:

– Антон, присмотри тут. Я буду у себя в кабинете. По пустякам не беспокоить. – Затем оружейник повернулся ко мне. – Идем, Степан Романович, расскажешь, что там у тебя такого неприятного приключилось.

Начал с вопросов:

– Олег Остапович, вы же слышали, что произошло в «Омуте»?

– Конечно, но не понимаю, почему ты такой хмурый. Обычная стычка в кругу, из которой ты вышел победителем.

Я вспомнил намеки трактирщика и добавил еще один вопрос:

– А о том, что я иногда охочусь на бесноватых, тоже слышали?

– И такие слухи доходили, но расспрашивать тебя не стал, понимал, что это не только твоя тайна. Рядом вдели княжеских дружинников.

– Олег Остапович, есть вещи, о которых знает очень мало людей. С вами делюсь не только потому, что доверяю, просто не вижу другого выхода. Я способен чуять бесноватых и поэтому охочусь на них.

– Это что, как собака чует след? – ошарашенно уточнил оружейник.

– Почти, – сдержав кривую и невеселую улыбку, ответил я. – Так вот, когда Дубыня начал распаляться перед боем, я почувствовал, что он бесноватый, причем не простой. Беса ему подсадил колдун.

Оружейник на пару секунд застыл с открытым ртом, затем достал из шкафчика у стола маленький графинчик с чем-то темным и две рюмки. Молча разлил напиток и без приглашений махом выпил свой.

– Ты в этом уверен? Звучит как бред.

Вопросы я задавал не просто так, поэтому зашел сразу с козырей:

– Ну да, князь тоже посчитал мои умения бредом, поэтому приставил дружинников с городовыми и отправил ловить бесноватых, коих я лично обезвредил уже шесть штук.

О том, что убиты были лишь двое, а четверо, избавившись от неприятного подселенца, сейчас укрепляют свой дух в монастырях, решил не говорить, и так пошел на серьезный риск, раскрывшись еще перед одним человеком. Каждый раз угроза того, что на новом посвященном вся конспирация рухнет, как карточный домик, лишь увеличивалась. Слюна во рту стала вязкой, и я счел, что идея Олега Остаповича не так уж плоха, несмотря на раннее время. Так что выпил предложенную рюмку. Напиток оказался неожиданно приятным – какой-то не очень крепкий настой на разных травах. Не особо пьянит, зато бодрит и не требует никакой закуски. Нужно узнать, что это за вкусняшка, но я тут же мысленно одернул себя – сейчас точно не до того.

– Ну и почему ты пришел ко мне? – наконец-то справившись с растерянностью и жестко глядя мне в глаза, спросил старейшина.

– Не хочу выносить сор из избы, и мне срочно нужно знать, чем живет и дышит Дубыня.

– Хочешь, чтобы я сдал капитана бесогонам? Я был о тебе лучшего мнения.

– Во-первых, не бесогонам, а мне. Во-вторых, если найдете команду из пяти опытных ушкуйников, готовых потрясти капитана, то скорбники об этом деле даже не услышат, – немного приврал я, понимая, что столько власти у старейшин нет.

На самом деле ни одному капитану они ничего приказать не могут, лишь порекомендовать, опираясь на свой общий авторитет. Даже мой недоброжелатель Борис, который, скорее всего, и натравил Дубыню, вряд ли удержит его на коротком поводке. К тому же увиденное намекает, что хозяин у капитана совсем другой. И теперь, понимая, что колдун узнает, что я раскрыл подсыла, – а он точно узнает, – мне стало как-то не до реверансов.

Как я и предполагал, возможности организовать для меня силовую поддержку у Олега Остаповича не было. Но и уступать он не собирался:

– У нас вольное братство, и каждый живет как хочет, пока не нарушил наши обычаи и законы. С чего ты вообще взял, что я помогу тебе? Раз уж вольная жизнь ушкуйника тебе не люба, шел бы под руку князя. Сразу получишь целую свору дружинников. И самое главное, даже если не врешь, то можешь просто ошибиться. Мне тоже многое чудится на старости лет.

Я и не надеялся, что доверие ко мне старейшины окажется безграничным и он сразу же поверит и придет на помощь, но слышать подобное все равно неприятно. Ну что же, и на этот случай у меня имеется козырь. Старейшина все еще сверлил меня взглядом, словно требуя ответа, но вслух я ничего не сказал. Не особо скрываясь, горловой вибрацией расшатал свой дух и выглянул из себя, продолжая смотреть собеседнику в глаза. Однажды, поддавшись уговорам, я проделал подобный прием с Димой. Бедолага потом полдня икал и старался на меня не смотреть. Но позже отошел.

Старый, битый жизнью капитан не был таким впечатлительным, как домашний мальчик, но все равно слегонца сбледнул. Свою компетентность, надеюсь, доказать удалось, а что касается вольностей ушкуйников и правил, по которым они живут, то этот вопрос я задал себе еще полчаса назад. Так что ответ уже имелся.

– Под руку князя я не пойду, потому что хочу воли, а к вам пришел, желая отвести беду от всего братства. Думаете, когда вскроется, что капитан Дубыня является прислужником колдуна, для ушкуйников это пройдет без последствий? Трясти будут всех.

– Можно подумать, если я помогу, то нас оставят в покое? – Вопрос был задан правильный, если бы не был так сильно пропитан ядом.

– Конечно, если разбираться во всем этом бесогоны будут рука об руку со старейшиной.

Да уж, теплоты во взгляде Олега Остаповича ко мне не осталось совсем, к тому же там поселился если не страх, то серьезная такая настороженность. Я хорошо его понимал, но все равно было обидно, и удержать в себе эту обиду не смог:

– Вы сейчас думаете, что лучше бы этот сопляк вообще подох в своем последнем походе. Или Дубыня прибил в круге. Всем было бы проще. Ваше право, но поразмыслите лучше вот о чем. Зачем колдуну понадобился капитан ушкуйников и во что это может вылиться для братства, если просто ничего не делать? Вы вообще с колдунами сталкивались?

Лицо оружейника потемнело.

– Было дело, – почти прорычал старейшина, обжигая меня злым взглядом.

Но, скорее всего, злился он потому, что я заставил его вспомнить прошлое. Вспомнить и применить тяжкий опыт к данной ситуации. Дураком Олег Остапович не был, так что крепко задумался. Минут через десять он поднял на меня тяжелый взгляд и заявил:

– У меня есть условие. Брать Дубыню мы поедем вместе.

– Уверены? – удивился я и тут же пояснил: – Дело может быть опасным.

Старик вскинулся и посмотрел на меня совсем уж возмущенно:

– Думай, с кем говоришь… капитан.

Уверен, он хотел сказать «сопляк», но сдержался.

Дальше наша беседа пошла сухо, но по делу. Старейшина действительно обладал обширной информацией о капитане Дубыне, включая то, что он живет в отдельном двухэтажном доме вместе с парочкой своих несемейных ватажников. А еще поделился подозрениями в том, что в доме хранится контрабанда, потому что все портовые склады, включая формально неприкасаемые стоянки ушкуев, временами жестко обыскивались ищейками мытного приказа. Так что опасные и запрещенные товары контрабандисты хранили в других местах. Олег Остапович даже нарисовал план дома, в котором однажды побывал.

Когда закончили обсуждение, я пообещал сообщить время и место встречи, а затем поспешил покинуть дом, в котором мне уже не рады. На душе было мерзко, потому что я действительно радовался хорошему отношению ко мне этого человека, но внутренняя уверенность в том, что делаю все правильно, не позволила сомнениям помешать.

Посмотрев на часы, я понял, что у меня есть еще полчаса, и улыбнулся. Как и предполагал, обед с Настей уже сейчас поднимал настроение. Ей-то предстоящий разговор наверняка видится серьезным и даже тяжелым, у меня же эта детская возня вызывала лишь умиление, особенно на фоне переговоров с оружейником. А вскоре, возможно, предстоит говорить с бесогоном – вот уж кто всю кровь выпьет и нервы истреплет.

Как и на встречу с оружейником, в кафе Акира со мной не пошел, сказав, что быстро перекусит в другом заведении неподалеку – том, что попроще. Вид сидящих на летней площадке манерных дам явно не усиливал аппетит моего ватажника. Да и сладкое он любил в меру, а вот я все не мог наесться всякими пирожными, компенсирую голодное детство.

Это уже стало нашей с Настей традицией – проводить переговоры в кондитерской неподалеку от конторы ее отца. Год назад здесь обсуждали казавшиеся неразрешимыми проблемы толком не знающий жизни вчерашний дурачок и неопытная, к тому же оттираемая от получения этого самого опыта адвокатесса. Теперь меня ни неопытным, ни растерянным назвать нельзя, а у Насти постепенно появлялась репутация въедливого и настойчивого специалиста, уверенно идущего по стопам своего зубастого родителя. Правда, сейчас мы будем обсуждать не юридические вопросы, а кое-что совсем другое.

Желая подчеркнуть свой образ эмансипированной барышни, Настя никогда не опаздывала, так что, едва я уселся за наш любимый столик и обменялся улыбками с официанткой, в кафе словно ветер влетела госпожа Шарова. Было видно, что она горит желанием тут же наброситься на меня с вопросами, но взяла себе в руки. Чинно поздоровалась, уселась за столик и сделала заказ немного поскучневшей официантке.

– Ладно, не буду тебя мучить, – с легкой улыбкой сказал я, видя, как девушка от нетерпения даже покусывает губы. – Никто его не бил и тем более не обижал. У самого язык оказался остер аки брита. Была перепалка, вылившаяся в честную схватка в кругу ушкуйников, и Дима с блеском победил.

Что именно это значит, девушка поняла сразу, судя по ее расширившимся и заблестевшим глазам, в которых переживания и возмущение сменили возбуждение и гордость. Как бы снова не начала терзать Диму попытками изучить нихонское боевое искусство. Где-то полгода назад мой друг все же решился дать пару уроков настойчивой девушке втайне от нашего учителя. К моему удивлению, сюсюкаться с возлюбленной он не стал, лишь иногда краснел, когда их прикосновения становились слишком плотными. Ко всеобщему облегчению, все это закончилось, едва начавшись. После не совсем удачного падения Настя увидела на своей идеальной коже синячок, и ее запал тут же улетучился.

Девушка явно жаждала подробностей, но мне и рассказать-то больше нечего, зато есть о чем спросить.

– Анастасия Николаевна, давайте откровенность за откровенность, – нарочито официальным тоном заговорил я. – Год назад вы уверяли меня, что не испытываете к Дмитрию ничего, кроме дружеских чувств. Но сейчас по этому поводу у меня появились определенные сомнения.

Я старался, чтобы наигранный официоз смягчил неловкость, но ошибся. Подхватив мой тон, Настя намеренно понизила градус нашего общения:

– Так же, как год назад, я, Степан Романович, напоминаю вам, что наши отношения с Дмитрием касаются лишь нас.

Внутри шевельнулась какая-то детская обида, но такие порывы я научился гасить в зародыше; впрочем, все равно было неприятно.

– Вы совершенно правы, но я, как друг Димы, позволю себе настоятельную просьбу. Думаю, сейчас самое время еще раз напомнить ему о том, что вы с ним друзья и не более.

Говоря это, я достал из кармана пиджака кошель Виринеи, с которым не расставался все это время, и приготовился рассчитаться за обед, который нам еще даже не принесли. Мой посыл она поняла правильно и чуть виновато произнесла:

– Степа, извини, но я сама не понимаю, что чувствую. Я до сих пор люблю другого человека. Так что ты прав, с моей стороны нечестно обнадеживать Диму.

– Серьезно? – прекратив демонстрировать, что собираюсь уходить, по-доброму и с хитринкой прищурился я. – Вот прям готова честно признаться и ему, и себе, что совершенно ничего не чувствуешь?

Дожидаться ответа не стал и лишь понимающе хмыкнул, когда увидел, как покраснела Настя, уставившись на принесенное официанткой пирожное.

– Может, все-таки расскажешь, что это за таинственный возлюбленный, который так цепко держит твое сердце, что ни вздохнуть, ни… – Осекся, осознав, что из меня чуть не вылетела концовка поговорки, которая ходила в не самых куртуазных кругах.

Но, похоже, распространена эта шутка была куда шире, чем мне казалось. Настя внезапно растеряла свой романтически-угнетенный настрой и закрыла лицо ладонями. И это были не рыдания, а безуспешная попытка сдержать смех.

– Фу, Степан Романович, как пошло.

– Куда уж мне. В кабаке вырос, под забором воспитывался, – шутейно отмахнулся я, но, похоже, в голосе промелькнула горечь, потому что настроение Насти снова сменилось.

Она с доброй и необидно-жалостливой улыбкой, как могут лишь немногие из женщин, выразила свое сочувствие и понимание. Затем посерьезнела и все же ответила на мой вопрос:

– Степа, тут все очень сложно. Тот, о ком мы говорим, сейчас далеко, в Новгороде, и уже месяц отвечает на мои письма как-то сухо. Знаешь, если бы он просто написал, что больше не любит меня, все было бы намного легче.

Но и не особо тяжело. Теперь-то, когда ей есть на кого перенаправить свои чувства, такой поворот не станет большим горем. Вслух я, конечно, ничего не сказал, к тому же было видно, что чувства к таинственному новгородцу у Насти еще очень сильны, а невнятность ответов на письма лишь распаляла их. Решив не усугублять, я сменил тему и повеселил девушку рассказами о подвигах Димы. Не тех, что произошли в кругу для боев, а свершившиеся после, за столом, когда он пытался перепить пропавших порохом и пропитанных пивом ушкуйников. В ответ Настя поделилась пикантной историей из жизни барышень пинского высшего общества. Отчасти этот конфуз касался и меня.

– И я ведь сама еще дважды объясняла этой дурочке после того, как продавец подробно рассказал, как пользоваться баллончиком. Но она, вернувшись домой и собрав подружек, включая внучку главного княжьего казначея, решила похвастаться обновкой и распылила смесь прямо в своем будуаре. Что тут началось! В доме переполох, как при пожаре. Барышни все в слезах и соплях. Лекарей свезли со всего города. Казначей порывался изловить и наказать всех причастных.

Да уж, веселенькая история. Мне сейчас только неприятностей с городской верхушкой не хватало. А покушение на здоровье любимых дочурок власть имущих может аукнуться похлеще, чем чрезмерное внимание колдуна.

Похоже, переживания ярко отразились на моем лице, и Настя поспешила успокоить:

– Не переживай, поиски начали сразу с того, кто посоветовал этой дуре купить баллончик. Точнее, я не советовала, просто объяснила, что эта чудна́я штучка необходима мне для защиты от недовольных клиентов и злопыхателей. Ей же баллончик и даром не нужен, но кто бы меня слушал! В общем, позвонили отцу, а он лишь посетовал, что нынче взрослые барышни, которым давно замуж пора, то ли читать не умеют, то ли осознать прочитанное не способны. Ты же знаешь, он у меня, если захочет, горазд кому угодно ум за разум завести.

Да уж, горазд. Прекрасно помню момент, когда Николай Кириллович заманил меня в свой кабинет и попытался выпытать, в какие такие грязные ушкуйные делишки я пытаюсь втащить его дочурку. Я чуть там не психанул. До сих пор озноб пробирает. Вот уж въедливый господин. Даже начал опасаться, что он перейдет к втыканию зубочисток мне под ногти. Глаза как у княжьего ката, а голос вежливый такой и даже сочувственный.

О стряпчем я вспоминал недолго, потому что в голове назойливо зажужжала какая-то недодуманная мысль. Возникла она, когда Настя рассказывала о переполохе после распыления баллончика в замкнутом помещении. А я ведь лично прописывал в инструкции категорически запрет на это безрассудное действо. Так, а ведь чужая глупость может оказаться полезной, особенно для предстоящего захвата логова Дубыни!

– Степа, ты меня слышишь? – вырвал меня из задумчивости голос Насти.

– Конечно слышу, – встрепенулся я, разгоняя досужие размышления.

Главную мысль поймал, а остальное обсудим с Гордеем.

Остаток обеда провели за поеданием вкуснейших пирожных и милой беседой ни о чем. Затем Настя поспешила в контору, а я вернулся в машину, где уже дожидался Акира, и мы поехали на стоянку нашего ушкуя – главную базу ватаги.

Это отдельная песня, как мне удалось заполучить не старую, бревенчатую, насквозь прогнившую развалюху рядом с пристанью на таких же гнилых сваях, а вполне себе ладный кирпичный ангар. И фиг бы что получилось, если бы не Олег Остапович. Мысли о старейшине, чье отношение теперь далеко от теплого, вызвали печальный вздох. Гордей его не услышал, но мою кислую физиономию рассмотрел хорошо. Мой старший друг и механик встречал нас у ворот ангара. Рядом, на берегу у невысокой, но основательной пристани чуть покачивался на волнах мой Проходимец. Выглядел он как малец, решивший влезть в отцовские сапоги. Причал-то строили под нормальный пароход, а тут вон какое недоразумение приблудилось. Но разочарования не было, лишь гордость за себя и свою маленькую, но шуструю команду. Озадаченный выражением моего лица Гордей жестами поинтересовался, все ли у меня в порядке.

– Все хорошо, – по давней привычке, сопровождая речь знаками для глухонемых, ответил я.

А затем перешел к подробному описанию возникшей идеи и на всякий случай уточнил:

– У нас же есть запас Виринеиного зелья для баллончиков?

Гордей сначала неопределенно повертел пальцами, чем вызвал у меня нехорошее предчувствие, но затем жестами пояснил, что выпуск баллончиков придется прекратить, потому что на мою задумку весь этот запас и уйдет.

Затем мы прошли в ангар, где и разместилось основное производство нашей небольшой мануфактуры. Здесь обученные Гордеем парни клепали и паяли жестяные баллончики. Так как основными покупателями были дамы, то в углу, у окна сидела конопатая девчушка и, чуть высунув язычок от усердия, тонкой кисточкой разрисовывала очередной баллончик яркими цветочками.

Кроме этого, мастер приловчился делать духовушки, и стража частично закупалась именно у него. Но городовым доставались одностволки, а вот мне Гордей сделал три двуствольных духовых ружья и уже доводил до ума трехствольное. Перезарядка оказалась слишком муторной, и по скорострельности это оружие сильно уступала моему полуавтоматическому дробовику. Вот и приходилось извращаться.

Ко мне тут же подбежал Заяц, которого так почти никто не называл, и деловито протянул раскрытую ладонь для рукопожатия:

– Приветствую, капитан.

– Здравствуй, Андрей.

За год парень серьезно вырос, раздался в плечах. И даже два передних зуба, раньше веселившие всех встречных-поперечных, теперь не особо бросались в глаза. По статусу он у нас был, так сказать, специалистом широкого профиля. С одной стороны, полноценный ушкуйник, о чем говорил серьезный такой, как по мне, слишком уж показушный тесак на поясе, а с другой – помощник механика, причем с долей в общем бизнесе. На побегушках у Фроси в нашем телефонном магазине давно подвизался другой сирота. В походы наш ушкуй ходил намного реже остальных, так что подработка для Андрюхи, кормившего всю свою семью, была не лишней.

Гордей быстро разобрался в моих хотелках, но сразу сообщил, что обычные баллончики тут не подойдут, нужно побольше начинки, и придется делать новые. На клепку и пайку новых баллонов, а также их заправку механик попросил два часа. На этом и порешили. Я прихватил с собой четыре давно пылившихся в мастерской противогаза и вместе с Акирой вернулся к мобилю. До назначенного отцом Никодимом срока остался час, так что можно было не спешить.

На городской базе надолго не задержались. Брат Илия передал сообщение от священника о том, что с бесогонами он договорился, но переговоры пройдут в церковном доме. Оно и правильно, незачем скорбникам тут разнюхивать, а на их территорию я соваться не собираюсь.

В дом священника Акира пошел со мной. У нас у обоих имелись опасения, что эта встреча может закончиться скандалом, переходящим в мордобой. И начало в этом плане было многообещающим. Молодого бесогона я не видел год и, будь на то моя воля, не встречался бы с ним еще десять раз по столько. Тяжелый взгляд уже не такого задорного, как раньше, немного осунувшегося и побледневшего Аркаши говорил о полной взаимности. Обмениваться любезностями никто не собирался, так что я молча уселся за знакомый с детства стол напротив бесогона. Акира, подражая широкоплечему помощнику брата Аркадия, встал за моей спиной.

Встретивший нас отец Никодим присаживаться не стал, а замер у торца стола, возвышаясь над нами обоими:

– Я знаю, что приязни между вами нет и, скорее всего, не будет, но все мы делаем одно и то же богоугодное дело.

Брат Аркадий вскинулся, но священник остановил его жестом руки:

– Я помню все твои претензии к Степану Романовичу и не вижу смысла повторяться. Можешь думать о нем что угодно, но помни: «по делам их узнаете их». Поведай мне хотя бы об одном богомерзком деянии капитана Чекана, и я тут же отдам его в руки братства Скорби.

Ничего себе заявочка! С другой стороны, отец Никодим явно уверен во мне, и это радует. А насчет отдать… он может попробовать, но получится ли взять? Я не видел, но догадывался, что губы Акиры, смотрящего на подручного главного бесогона, тронула легкая, но хорошо читаемая улыбка. Он наверняка даже не стал прикасаться к рукояти своего меча. Помощник Аркаши, одетый, как и его хозяин, в подрясник, утробно заворчал. Но на этом все. Судя по сверкающим глазам и перекошенному лицу старшего бесогона, у него была куча претензий ко мне, но деяний, тем более богомерзких, в этом списке нет – либо подозрения, либо не особо порицаемые церковью проступки. Обе переговаривающиеся стороны не произнесли ни слова, но отец Никодима посчитал это добрым знаком:

– Раз уж это выяснили, перейдем к делу. Степан, ты был прав, соваться к стражникам и даже к князю не стоит. Я хотел посмотреть на тело убиенного тобой бесноватого, но оказалось, что его сожгли еще ночью. Кто именно отдал приказ, разузнать не удалось. А это значит, что последователи колдуна, или даже он сам, сидят высоко.

Священник намекал на то, что выбора у меня нет, но после встречи с Настей я сам шел на эти переговоры с относительно спокойной душой. С кем бы ни пришлось сотрудничать, оно все равно стоит того, чтобы и дальше в светлой кафешке за большими панорамными окнами барышни в красивых платьях спокойно лакомились пирожными, а после этого без страха шли гулять по парку. Может, мне и хотелось бы сидеть в тишине библиотеки или с выгодой наведываться к друзьям в Крачай, не встречаясь ни с бесноватыми, ни с колдунами, ни с такой мразотой, как брат Аркадий, но раз уж такая судьба, нужно сжать зубы и идти дальше. Да и вынужден признать, что сидящий передо мной явно измотанный жизнью молодой мужчина тоже тянет эту лямку, причем даже в худших условиях, чем у меня.

Похоже, он заметил что-то эдакое в моих глазах, поэтому сверкнул взглядом и, вцепившись в край стола, попадался немного вперед:

– Да, у нас плохо получается. Видать, не достоин, раз уж Господь отвернулся от меня. Так что для пользы дела буду работать даже с таким, как ты. Но помни: если оступишься и окончательно отдашь свою душу нечистому, я приду за тобой.

И тут я сотворил очевидную глупость. Не удержался. Без особой раскачки выглянул из себя, что в такой близости на обученного бесогона подействовало почти как пощечина. Оба скорбника зарычали, как спущенные с поводка псы. За моей спиной послышался шорох покидающего ножны меча Акиры, а я потянулся за револьвером. Но на этом все – ничего плохого так и не случалось, потому что нас всех буквально придавило зычным голосом отца Никодима:

– А ну успокоились все! Быстро!

Он явно применил что-то эдакое, потому что у меня пробежал озноб по спине, да и оба скорбника утратили большую часть своего злобного пыла. Да уж, у старика еще остался порох в пороховницах, хотя и не так уж много. Осадив нас, священник ссутулился и тяжело задышал, но все-равно с упреком прохрипел:

– Степан, вот зачем так-то?

– Простите, не удержался, – искренне повинился я, затем встал и протянул руку брату Аркадию. – Если, не приведи Господь, тьма поглотит меня, буду рад, если ты вовремя окажешься рядом.

Своей выходкой я не хотел напугать и тем более угрожать. Просто возникло неудержимое желание увидеть дух этого человека. Вопреки моим подозрениям, там не оказалось не гнили, ни зависти, лишь разъедающая душу бессильная ярость. А также фанатичная, но чистая как январский снег ненависть. Учитывая рассказы отца Никодима о том, как из сирот с сильным духом в муках выращивали будущих бесогонов, Аркаше можно только посочувствовать. Дружбы между нами не будет, но прежней ненависти к этому человеку я больше не испытывал. Дожидаясь реакции, пришлось простоять с протянутой рукой не меньше пары минут, но я все же вытерпел его недоверчивый и все еще пылающий ненавистью взгляд. А затем скорбник встал и пожал протянутую руку. Правда, при этом попытался сломать мне пальцы, но тщетно.

– Ну и слава Господу, – перекрестил нас обоих батюшка. – Раз уже закончили обнюхиваться аки псы, давайте перейдем к делу.

Действительно, после почти вынужденного рукопожатия разговор пошел намного легче, и мы, практически не огрызаясь, сумели обсудить, что и как делать в предстоящей вылазке. Лишь когда дошло до присутствия Олега Остаповича, Аркаша встал на дыбы, но я чувствовал, что это лишь повод, чтобы хоть как-то взбрыкнуть. Ну не любит он меня, так ведь я не червонец, чтобы всем нравиться.

В два голоса мы с отцом Никодимом уболтали скорбника, напирая на то, что ушкуйники все еще серьезная, к тому же независимая сила, которая в нашем общем деле может принести много пользы. На слове «нашем» Аркашу снова перекосило, но уже не так сильно, как раньше. Ничего, привыкнет. Коготок увяз – всей пташке пропадать. Теперь, если вскроются наши совместные делишки, на костер пойдем все скопом.

Поговорив еще немного, мы попрощались и скорбники покинули дом священника, а я на всякий случай поинтересовался:

– Батюшка, я вижу, что Аркаша…

– Брат Аркадий, – перебил меня отец Никодим. – Старайся называть его так даже в помыслах. Ты не до конца понимаешь, сколь тяжела доля скорбника. То, что он способен мыслить разумно после свалившихся на его голову испытаний, достойно уважения.

– Так и я о том же. Брат Аркадий явно не дурак, а вот его помощник особым умом точно не блещет. Вдруг разболтает чего?

Священник позволил себе снисходительную улыбку и пояснил:

– Этот тугодум своего старшого никогда не предаст, даже если тот надумает продать душу нечистому. Среди сирот, отбираемых в особый монастырь, частенько попадаются сильные духом, но слабые умом. Такое тоже бывает, – уточнил отец Никодим, увидев мои удивленно взлетевшие брови. – Их привязывают к тому, у кого ума хватит на двоих, а то и на полудюжину. Получаются крепкие стаи псов Господних.

– А у вас была своя стая? – задал я вопрос, который явно не понравился священнику.

– Нет, Степа. Я был одиночкой. Таких в братстве не любят, потому и тебе подобной участи я не пожелал.

На этом мы и закончили разговор. У каждого хватало проблем с подготовкой своей части общего плана. Я справился часа за три и даже смог позволить себе немного поспать перед выходом на дело.

До условленного места мы с Акирой добрались на нашем мобиле, по пути наведавшись к уже закрытому оружейному магазину. Там нас дожидался Олег Остапович, все еще пребывающий в недобром настроении. Впрочем, гадостей он мне говорить на стал, и на том спасибо.

Если честно, я понимаю его терзания. За вечер он наверняка успел сто раз пожалеть, что повелся на мои почти ничем не подтвержденные уверения. С другой стороны, я тоже имел время для раздумий. Бесноватые – это не шутки, и каждый житель Пинска, да и других городов Руси, не страдает недооценкой этой угрозы. Матери пугают детей бесами и бесогонами. Причем вторых боятся ничуть не меньше, чем первых. К тому же старейшина прекрасно понимает всю шаткость положения братства ушкуйников. По большому счету, там осталась одна показуха, и любая встряска может расшатать давно изжившее себя сообщество. А если их, точнее, нас всех скопом свяжут с бесноватыми или, не дай бог, колдунами, то все может посыпаться, как карточный домик. И тогда прощай привилегии и особый статус – всех уравняют с простыми торговцами. Так что оружейник хоть и смотрел на меня угрюмо, но в машину сел и дал отвезти себя куда нужно. А нужно нам было в дом, чем-то похожий на нашу городскую базу. Такое же старое купеческое подворье с большим внутренним двором, конюшнями и складами. Причем это здание находилось далековато от официальной резиденции скорбников. Внутри нас встретили отец Никодим и брат Аркадий. Своры бесогона, включая здоровяка, нигде не видно. Мы сначала перегрузили вещи из мобиля в конный фургон с решетками, а затем молча надели на себя просторные накидки с капюшонами. Когда на переговорах я сказал, что для скрытности нам нужно замаскироваться под скорбников, брат Аркадий едва не нарушил наше хрупкое перемирие и не полез драться. Дело снова решил священник, обещав найти облачение католических монахов с капюшонами, чем успокоил ретивого фанатика. В итоге наша копания выглядела более чем колоритно, зато совершенно неузнаваемо. Открытым оставалось лишь лицо скорбника в подряснике, почему-то обвитом поясом-патронташем, который оттягивала кобура с револьвером. Я-то думал, что они охотятся на бесноватых только со своими посохами, имеющими заточенные кресты в навершии.

В просторный фургон с лавками четыре человека поместились вполне вольготно. Брат Аркадий сел на козлы. Мобиль мы оставили на подворье. Вряд ли кто решится грабить дом, в котором тайно поселились бесогоны. Уверен, слава у этого места до предела дурная. Сквозь узкие зарешеченные оконца почти ничего не видно, и оставалось надеяться, что бесогон не везет нас в пыточные подвалы для более вдумчивого знакомства. Зловеще освещенные почти полной луной улицы навевали именно такие мрачные мысли.

К счастью, долго терзаться неведением не пришлось. Минут через пятнадцать фургон остановился и заднюю дверь открыл запропавший здоровяк. Он с подельниками наверняка занимался разведкой. К здоровяку тут же присоединился брат Аркадий. Дождавшись высадки и разбора оружия, включая духовые ружья с парализующими дротиками, он тихо заговорил:

– В доме недавно закончилась попойка с развратом. Сейчас все спят, так что возьмем их тепленькими. Твои ведьмовские штуки не пригодятся.

Это он о газовых гранатах, которые я несу в наплечной сумке. Вот бедолагу плющит от двойных стандартов – гранаты ему не угодили, а духовое ружье с дротиками, сдобренными составом от той же самой ведьмы, обнял как родное. По договору оно останется у бесогона, как и запас Виринеиного зелья. От противогазов бесогоны тоже отказались, но это их проблемы, потому что сумку с двумя баллонами я оставил при себе. Находились мы в небольшом переулке, за выходом из которого просматривал еще один монах. Освещение здесь было слабым, лишь керосиновый фонарь внутри фургона позволял хоть как-то ориентироваться. Когда вышил из проулка, стало понятно, что и прилегающая улица тоже погружена в полутьму, слабо подсеченную уже ушедшей за дома луной. Ближайшие фонари не горели, явно стараниями тех же бесогонов. Олег Остапович хотел пойти вместе со всеми, но отец Никодим шепотом убедил его остаться с ним у выхода из переулка. Мол, нечего старикам соваться туда, где не всякий молодой сдюжит.

Я совершенно не ориентировался на местности, в отличие от помощника брата Аркадия. Здоровяк уверенно вел нас сначала по улице, затем какими-то закоулками, пока не подошли к невысокой дверке, у которой уже копался самый щуплый из монахов. Ждать пришлось недолго, всего с минуту, затем щуплый открыл дверь и отошел в сторону. Благодаря старейшине мы знали где находится личная спальня Дубыни и как пройти к ней от задней двери. Пришлось пересечь обширную гостиную, явно предназначенную для общих посиделок ватаги, а затем по лестнице подняться на второй этаж. Двигались парами – впереди брат Аркадий и его здоровяк. Позади мы с Акирой. Все-таки у бесогонов опыта ловли людей и нелюдей побольше нашего.

Я уже давно распрощался со своей неуклюжестью, так что тишину спящего дома мы не нарушили ни топаньем, ни скрипом. Зато за нас с этим с лихвой справилась девица, внезапно вышедшая из боковой двери коридора, ведущего к спальне хозяина дома. Я не видел подробностей немой сцены встречи Аркаши нос к носу с совершенно голой девицей, но ее реакцию услышал очень хорошо. Впрочем, как и все обитатели дома.

Я не могу знать наверняка, но, скорее всего, бедный монах опешил так, что не смог заткнуть девицу на вдохе, поэтому визг продолжался секунды три, пока не оборвался от сильной оплеухи, отбросившей крикунью обратно в комнату. А затем все пошло кувырком. От двери в конце коридора повеяло знакомой стылой опасностью. Дубыня не только проснулся сам, но и растормошил прикованного к нему духа. Я рванул вперед, протолкавшись мимо обоих слегка опешивших бесогонов и стараясь добраться до дверей раньше, чем бесноватый коллега начнет отстреливаться. Не успел. То ли благодаря интуиции, то ли просто неугомонные мысли сложили два и два, но к стене я успел качнуться за пару мгновений до первого выстрела. В двери образовалась изрядная дыра. У меня в сейфе лежит дробовик, заряженный в первую очередь резиновыми пулями. Дубыня предпочел картечь. Еще две дыры показали, что он совсем не шутит. Впрочем, мне хватило бы и одной. Все еще прижимаясь к стене, я достал из сумки баллончик, выдернул чеку и забросил его свозь дыру, вполне позволяющую сделать это. Через несколько секунд вместе с шипением до меня донесся радующий слух кашель, а вот звон стекла озадачил. Для начала я натянул на себя противогаз, затем на всякий случай пальнул из револьвера в замок двери и ударил туда же ногой. Можно было и не стрелять – дверь оказалась незапертой. Спальня уже пустовала, лишь холодным ветерок влетал свозь раскуроченное окно. Я подбежал ближе к окну и выглянул наружу. В темноте и сквозь стекла противогаза рассмотреть что-либо было трудновато, но бегущую к переулку фигуру все же увидел.