Ловец духов

Глава 1

– Да как так-то! – горестно выразился я и только после этого поднялся на ноги.

И вот почему мне везет на подобные места – то клоака скотобойни, то канализационный коллектор под старым заводом? Глубина, конечно, смешная – едва по колено, но свалиться угораздило во все это плашмя, так что изгваздался с головы до ног, и ладно бы в грязную воду или тину какую, а тут именно это самое. Говорят, что вляпаться в подобное – к деньгам. Но тут точно мимо – таких денег даже у князя нет. На пару секунд я забыл о том, кого преследовал, горюя по новому костюму, который теперь придется выбросить. И грусть моя была искренней. Дима частенько подшучивал – мол, я люблю наряжаться аки девица, но меня его подколки не злили. Не понять мальчику из интеллигентной и небедной семьи того, кто все детство проходил в обносках кузенов, причем ободранных до крайней степени. Своим сыночкам новые вещи тетушка покупала крайне неохотно. А сели учитывать, что стиралась моя одежда, лишь когда начинала вонять так, что замечали даже неприхотливые тетушкины клиенты, в моей нынешней тяге к новым нарядам и чистоте нет ничего удивительного. Впрочем, неженкой я не стал и детство свое помню, так что сожаление было коротким и делу не помешало.

Ну и где эта мразота? Желание разлучать бесноватого с явно полюбившимся ему духом уже пропало, да и бессмысленно это. За прошедший год я научился определять случаи, когда в экзорцизме есть смысл, а когда проще пристрелить бедолагу. Тем более вот такого. Дух-хозяин так основательно оседлал носителя, что разделить их уже не получится. Изменения и энергетического и физического тела зашли слишком далеко. Даже не сработало парализующее зелье Виринеи! А ведь мы в него четыре дротика всадили, но он даже резвости не потерял. Очень неприятный сюрприз получился.

Да, кстати, а где остальная часть этого самого «мы»? Я поднял голову к дырке с ощерившимися словно гнилые зубы краями не менее гнилых досок. Через нее я и провалился, увлекшись погоней и не заподозрив подвоха от слишком уж хитрой твари. Словно дожидаясь моего внимания, в дырке появилась голова Акиры:

– Чекан-доно, вы в порядке?

Учитывая то, чем я покрыт буквально с ног до головы, ответ явно отрицательный, но нихонец спрашивал о другом.

– Да, в порядке!

– Никуда не уходите, мы сейчас найдем спуск, – заявил мой верный ватажник и тут же исчез вместе с фонарем.

Неприятно, но он прав, прыгать с такой высоты – дураков нет, ну если не считать меня. Впрочем, сделал я это не по своей воле, да и вообще нужно не сетовать, что так изгваздался, а благодарить Господа за эту жижу. Рухни я на каменный пол, может, и выжил бы, но поломался сильно. А грязь, даже такая вонючая, дело поправимое. Так что сейчас дождусь подмоги и продолжим охоту. К шустрому и явно хитрому, раз сумел заманить меня в ловушку, бесноватому у меня бо-ольшой такой счет. Правда, мысль насчет хитрости можно было бы немного развить, ведь не только я понял, что спуск остальных в эту клоаку займет какое-то время. Слева тут же повеяло морозным чувством опасности, которое всегда предупреждало меня о наличии рядом духа, особенно когда тому очень хотелось кого-нибудь убить. К примеру, меня.

Тут уж не до шестой заповеди, которую мне так усиленно проповедует отец Никодим. Бесноватый пока не издавал лишних звуков, явно надеясь, что сможет напасть на меня неожиданно в такой-то темноте, но кроме направленного чувства опасности у меня имелся еще один дар. Почти беззвучными горловыми вибрациями я расшатал свой дух и выглянул из себя. Чтобы хорошенько рассмотреть духовную составляющую этого мира, освещение не требуется, так что я сразу увидел горевшую грязно-красными, с зеленоватыми оттенками ауру человека с похожим на капюшон духом-хозяином вокруг головы. Вселенец распустил свои щупальца почти по всему телу подчиненного человека и явно чувствовал себя очень вольготно.

Да уж, такого уже не спасешь. Выдрать из ауры бесноватого призрачного наездника без фатального вреда носителю не получится, так что тратить время на сострадание и сомнения не будем. Осознав, что я его увидел, бесноватый оттолкнулся конечностями от своего насеста под потолком и прыгнул на меня. Причем довольно резво, так что я успел выдернуть из поясной кобуры револьвер и сделать лишь два выстрела. А затем бесноватый сбил меня с ног, точнее попытался это сделать. Уже не помню, какой раз, я мысленно поблагодарил Акиру за тренировки, которые когда-то казались совершенно нелепыми, но именно благодаря им мое тело само сместилось чуть в сторону, уходя от прямого столкновения. Из-за погруженных в жижу ног получилось не идеально, и бесноватый, пролетая мимо, все-таки сумел зацепиться когтями за мою одежду, потащив за собой. Я снова нырнул в эту непонятную мерзость, о составе которой и думать не хотелось. Кажется, даже что-то в рот попало.

Отплевывалась и чувствуя, как накатывает дикое бешенство, я сумел вывернуться из хватки монстра, уже мало похожего на человека. Серебряные пули серьезно ослабили духа-хозяина – значит, и самого бесноватого, да и вес у меня был немного больше, так что удалось подмять противника под себя. Затем я просто приставил ствол револьвера к голове бесноватого и спустил курок. Наконец-то уродец затих, скрючившись в неестественной позе, да и отсутствие половины головы краше его не делало. На всякий случай еще раз выглянул из себя и увидел лишь таявшую словно клочья грязного тумана человеческую ауру и корчащиеся огрызки духа. Вытаскивать костяной нож не пришлось.

И все же что-то с этим бесноватым не так. Выглядит как свеженький, а повадки словно у матерого одержимого. Если бы не револьвер, не факт, что сейчас он валялся бы в грязи, а не я. Так что с благодарностью посмотрел на Горыныча, верой и правдой служившего уже второму ушкуйнику. Барабан вмещал всего пять патронов, зато калибр более чем внушительный. Возвращая оружие в кобуру, вспомнил, как долго маялся из-за того, что не имею права носить и использовать огнестрел в городе. Пришлось выдумывать всякие оружейные извращения для замены. А ларчик открывался просто. Всего-то нужно было попросить благочинного. Этот без сомнения мудрый и сильный человек быстро отошел от разочарования после моего отказа помочь его брату-колдуну и проявил благородство. Он лично обратился к князю, и тот приказал выдать мне разрешение на ношение револьвера в Пинске. Хотелось бы заполучить такое же еще и на дробовик или вообще автомат, но я был послан в далекое пешее путешествие, получив в спину установку даже револьвер носить скрытно, лишний раз не смущая его видом обывателей.

Начальник городовой стражи возмущался и давил на то, что его люди обеспечат не только обездвиживание бесноватых, но и мою личную защиту. Вот, к примеру, как сейчас. С городовыми вообще получилось странно и не совсем приятно: идею духовых ружей с парализующими дротиками они тут же хапнули и даже попытались запретить мне использовать мою же задумку. Но тут нашла коса на камень. Духовушки они сделали, и дротики к ним тоже, а вот с парализующим составом вышел затык. Такого ядреного зелья, как у Виринеи, никто в городе сделать не смог. Вот и пришлось договариваться. Да, кстати, а где моя духовушка?

Когда я, наплевав на брезгливость, пытался найти под всей этой жижей духовое ружье, явились мои сопровождающие. Быстро оценив обстановку, Акира с невозмутимым видом вернул свой меч в ножны. Теперь мой ватажник выглядел не так колоритно, как раньше. Понимая, что в нашем деле бросаться в глаза всем встречным и поперечным не стоит, он сменил свой диковинно-красочный, похожий на женское платье наряд на обычный костюм и котелок.

Спускаться с кирпичного пандуса нихонец не собирался, как и троица городовых, выделенная мне приставом. На первых порах с нами ходил еще кто-то из княжеской дружины, но им это дело быстро наскучило. Такие вот веселые погони выпадали только поначалу, когда мы охотились на старых одержимых, чей симбиоз с духом-хозяином стал крепким и очень эффективным. Со временем все стало почти рутиной: мы приезжали туда, где местные активисты либо самостоятельно вязали бесноватых, либо находили и блокировали логово. Так что оставалось пальнуть туда пару раз из духовушки, подождать, пока бедолага отключится, а затем спокойно с комфортом разлучать его с непрошенным вселенцем.

Этот монстр напомнил мне о веселых деньках моего, так сказать, дебюта, а еще не давало покоя предчувствия чего-то очень нехорошего. Посмотрев на брезгливо косящихся в мою сторону городовых, я поборол в себе желание напакостить им и не стал требовать самостоятельно вытаскивать монстра из жижи. Подхватив тело за воротник неплохо сохранившийся рабочей куртки, потащил к пандусу. Затем рывком забросил мертвяка наверх, благо было невысоко. Рядом водрузил найденное духовое ружья, а затем полез сам. Городовые отшатнулись не только от вонявшего и облепленного грязью тела, но и от меня, что неудивительно. Ничего, сейчас я напрягу их еще больше.

Так и вышло. Городовым очень не понравились мои дельнейшие действия. Распахнув пошире куртку бесноватого, я, не мудрствуя лукаво, рывком разодрал остатки грязной рубахи, обнажая серовато-бледную кожу существа, которое сейчас лишь отдаленно напоминало человека. Изменения под воздействием духа-хозяина успело сильно искорежить плоть. Это уже даже не метаморф наподобие моего друга Здебора или ырки, которого я убил в доме Спаносов. Тут все зашло куда дальше, и, судя по всему, возвращать себе внешность обычного человека убитая мною тварь уже не могла.

– Степан Романович, а что это вы делаете?

– Свою работу, Иван Петрович, – доставая из плечевой кобуры метательный нож, ответил я.

– А мне кажется, что вы намереваетесь осквернить тело.

– Увы, Иван Петрович, это тело было осквернено уже давно, – по-прежнему не оборачиваясь, ответил я и чиркнул кончиком ножа по сероватой коже.

Удивление урядника было вполне естественным, но объясняться с ним не было никого желания. Слишком отвратным выдался остаток дня, да и поведение чересчур ленивых городовых бесило даже больше, чем ныряние в вонючую жижу. Что же касается моих не очень стандартных действий, то для них имелся весомый повод. Когда осматривал расползающуюся ауру человека, я заметил на ней угасающие знаки. Рассмотреть поближе не получалось, да и пропали они очень быстро. С чем-то подобным я уже сталкивался, причем не единожды. Когда срывал рубаху, ожидал увидеть выжженные на плоти знаки, но узрел только большой ожог на груди.

Мысли забегали шустрее, жадно набросившись на загадку, и выдали решение проблемы, хоть и крайне нестандартное. Надрезав кожу вокруг уже зажившего ожога, я аккуратно отделил ее, обнажая сероватое мясо и отпечатанные на нем темные линии, складывающиеся в незнакомые символы. Они не были похожи ни на строки выжженных на теле отца Никодима молитв, ни на знаки, которыми был испещрен мой костяной нож. Забегавшие еще быстрее мысли пришли к очень неутешительным выводам.

Мои мрачные размышления были прерваны возней за спиной и возмущенными голосами:

– Ты что себе позволяешь, ускоглазый?!

Я даже напрягся, боясь, что Акира прирежет хамоватого урядника, но он ответил абсолютно спокойным голосом. За прошедший год мой ватажник сумел избавиться даже от едва заметного акцента и говорил по-русски совершенно чисто:

– Не мешайте моему капитану делать свое дело. – Похоже, вежливой просьбе урядник не внял, и нихонец все так же спокойно и даже с какой-то показной заботой добавил: – Незачем так суетиться. Место тут неудобное, вдруг оступитесь и упадете в фекалии. Может, тогда и поймете настроение моего капитана.

Похоже, перспектива повторить мой заплыв урядника не обрадовала, так что, немного посопев, он отступил. За этим я наблюдал уже воочию, потому что оставил в покое мертвого бесноватого и повернулся к спорщикам. Обнаженную плоть со знаками прикрыл содранной кожей. Незачем городовым знать больше положенного.

Обладающий солидными усами, которые сейчас встали почти дыбом, урядник злобно уставился на Акиру, но тут же посторонился, едва я двинулся по пандусу к видневшейся неподалеку лестнице. Оно и понятно, сейчас со мной не станут обниматься даже самые близкие люди.

– Мы закончили, Иван Петрович. Дальше сами.

Урядник проворчал что-то раздраженно-невнятное, но у меня не было никакого желания продолжать этот разговор. Хотелось как можно скорее оказаться подальше от этого вонючего места. Идущий позади Акира порадовал меня своей наблюдательностью:

– Капитан, я видел выход водопровода. Кажется, рабочий.

К счастью, так оно и оказалось. Конечно, на особую чистку я не надеялся, но хотя бы немного смыл с себя основную часть этой мерзости. Хорошо, что транспорт у нас свой. Меня, такого благоухающего, ни в пролетку, ни в трамвай никто не пустит.

Настроение было ожидаемо далеким от радужного, но, к счастью, продлилось это недолго. Когда доехали до Соломоновых бань, я оставил Акиру руководить мойщиками, которым предстоит исправить последствия моего нахождения на пассажирском сидении мобиля, а сам, едва ли не бегом, отправился в купальню. Там залез под горячий душ и принялся отдраивать себя с таким остервенением, будто хотел смыть не только запах и грязь, но и воспоминании о пережитом приключении. Наконец-то, когда неприятные ароматы перестали даже мерещиться, я благостно расслабился в большой ванне с почти горячей водой, щедро сдобренной ароматными маслами, и, кажется, задремал. По крайней мере, появление Акиры пропустил и вздрогнул, услышав вежливое покашливание:

– Капитан, вы еще поплаваете или уже поедем?

– Да, что-то меня разморило. Поедем. Сейчас попрошу подобрать мне какую-нибудь одежку.

Акира еще раз выразительно кашлянул. Приподнявшись в ванной, я увидел, что на лавке у стены уже лежит стопка с одеждой. Нихонец не обязан заботиться о таких вещах, но делал это постоянно. И как только у него получалось совмещать ипостась наставника, старшего товарища, подчиненного ватажника и заботливую наседку? Наши с ним отношения чем дальше, тем больше удивляли меня, но менять ничего не хотелось, даже все эти странные церемонии и разные дополнения к имени.

Выбравшись из ванной, я вытерся ароматным полотенцем и переоделся в простенький костюм, сделавший меня похожим на средней руки торговца или заводского мастера. А вот как поступить с дорогим, модным, но грязным костюмом, совершенно непонятно. Выбросить жалко, к тому же я был уверен, что местные прачки очистят его практически до первозданного состояния. Но я-то буду помнить, где все это побывало.

Да уж, зажрались вы, Степан Романович.

Раздраженно мотнув головой, я подхватил сумку с боевым снаряжением и направился на выход. Подойдя к стойке распорядителя, оплатил все услуги и попросил доставить вычищенную одежду в библиотеку Спаносов.

Сами мы туда не поехали, а двинулись на нашу новую базу. Переселяться из уютного дома моих друзей ни я, ни Акира не имели ни малейшего желания. Какой идиот откажется от регулярной кормежки и заботы тетушки Агнес?! Да и сама госпожа Спанос пришла бы в ужас, узнай, что ее защитники собираются съезжать. Мы даже не рассказали ей о наличии второго жилья. Незачем тревожить добрую женщину.

База располагалась на стыке центральных районов города и Королевки – спального района, в котором проживали мелкие чиновники и разнокалиберные управляющие. Место не очень богатое, зато приличное и тихое. Наш мобиль шустро, но очень аккуратно двигался по улицам города. Так уж вышло, что, даже обзаведясь личной машиной, я по-прежнему езжу на пассажирском сидении. Не то чтобы оказался совсем уж не способен к вождению, просто чувствую себя неуютно за рулем, особенно когда вокруг много другого транспорта. Инцидент с психанувшей лошадью извозчика в момент моего обучения оказался незабываемым, так что к вождению, честно говоря, особо не тянуло, да и изначально такой страсти не было. А вот Акира мало того, что освоился за рулем едва ли не сразу, так еще и показал запредельное для новичка мастерство. Поэтому он сейчас и ведет наш приземистый и широкий, как майский жук, аппарат.

Таким же приземистым и основательным был дом, к которому мы подъехали. Раньше он принадлежал какому-то купцу. На первом из двух этажей располагались складские помещения и обширная конюшня, уже давно переделанная под гараж. Так как за рулем был Акира, да и в силу разницы возраста, я выскочил из мобиля и открыл широкие гаражные ворота. За ними нас ждало большое помещение, в котором можно было разместить и четыре таких агрегата. Правда, по-настоящему свободного места оставалось не так уж много: все занято верстаками, стеллажами и другим барахлом бывшего механика-водителя. Причем приставка «бывший» у него, можно сказать, двойная. Десять лет назад Виктор Дорофеевич ушел в отставку со службы личного водителя прошлого князя. Работать на нового правителя Пинска почему-то не пожелал. В награду за долгую службу он получил не только старую машину, на которой проездил пятнадцать лет, но и этот дом.

Неспособный сидеть на одном месте, еще не старый мужчина занимался частными взвозом, пока возраст все же не взял свое. Не желая доводить до греха, он решил продать мобиль и окончательно уйти на покой. А я в это время искал себе транспорт для того, чтобы не бегать за извозчиками, которых невозможно было найти именно в моменты, когда они нужны позарез. Порой в буквальном смысле. О том, где держать машину и вообще ее обслуживать, я поначалу не подумал. Этот вопрос поднял сам Дорофеич, как он просил себя называть. Старик предложил в аренду свой гараж, а также половину дома. Все получилось очень удобно: в случае необходимости я звонил сюда, Виктор Дорофеевич пригонял мобиль к нашему дому, где и оставался, балуясь плюшками тетушки Агнес. Именно этим он сейчас и занимался. Но дом в это время не пустовал.

Акира завел мобиль в гараж, а я подошел стене, возле которой расположились большие деревянные шкафы со всякими инструментами и запасными частями. Потянув потайной рычаг, я легко сдвинул тяжеленный шкаф, нарочито сделанный из толстенных дубовых досок. За ним в стене обнаружился проем с не менее массивной дверью. Замков в двери не было, но в случае необходимости ее можно было закрыть изнутри на массивный засов. Сейчас это не требовалось, потому что обитатель потайного жилья прекрасно видел все происходящее в гараже через скрытое окошко. За дверью меня встречал еще один обитатель этого дома.

– Брат Илия, здравствуйте. – Поздоровался и сразу перешел к делу: – Мы бесноватого подстрелили, и я заметил кое-что очень странное.

– Рассказывай, – тут же встрепенулся бывший розмысл братства Скорби.

Правда, ни бывшим розмыслом, ни бывшим монахом он себя не считал, поэтому и просил обращаться к нему не по имени отчеству, а как привык за всю свою жизнь. Да и от монашеского одеяния брат Илия не отказался, несмотря на то что стал беглецом и, по сути, расстригой.

Он был так нетерпелив, что даже не предложил мне присесть, и пришлось вещать стоя. Да и рассказ мой был не таким уж долгим.

– Почему ты не привез тело ко мне? – требовательно и резковато спросил монах.

На его тон я внимания не обратил. По сути он был добрым человеком, но долгие годы пребывания в дальнем ските, где его держали в мерзких условиях едва ли не на цепи, ни смирения, ни благочестия в старике не взрастили.

– Зачем? – лениво поинтересовался я, потому что спорить не было сил.

– Чтобы изучить его. Мне нужно видеть все самому. Да и знаками там дело точно не ограничилось.

– Изучить выуженное из канализации тело? – начал заводиться я от такой легкомысленности, казалось бы, умудренного опытом человека. – Где? На обеденном столе?

– Почему на обеденном, – тут же отмахнулся от моего раздражения старик и приглашающе махнул рукой. – Все уже давно готово.

В новой обители монаха я бывал не так уж часто и особо здесь не ориентировался. Помню только, что накрытого грубой скатертью стола у стены рядом с раковиной еще месяц назад не было.

Жестом фокусника, на выступление которого я ходил вместе с Димой и Настей, монах сдернул со стола скатерть, а затем, крякнув, снял щиток из тонких досок, игравший роль столешницы.

– Однако, – удивился я, увидев странную конструкцию.

На деревянном каркасе находилась что-то наподобие очень мелкой ванной.

– Брат Илия, вы издеваетесь?! – искренне возмутился я, но, взглянув на монаха, увидел на его лице не менее искреннее удивление.

– А что такого?

– Вы представляете, что будет, если вас найдут бывшие братья и увидят это? Вас не просто вернут в скит, а сожгут на костре, причем вместе со мной и отцом Никодимом.

– Лучше уже на костер, чем обратно в ту тюрьму, – нахмурившись, угрюмо произнес монах.

– А я не хочу ни туда, ни туда.

Первой мыслью было приказать старику разобрать все это безобразие и выбросить, но кто его знает, может, в будущем нечто подобное нам и пригодится. Чуть постояв и немного подумав, я все же разродился решением:

– Так, во-первых, уберите все в гараж, вы же тут пищу принимаете. А во-вторых, переделайте так, чтобы выглядело как ванна для промывки двигателя. Когда не будете резать на нем трупы, пускай там лежат промасленные детали. Кто вообще сварил вам эту штуку?

– Гордей, – угрюмо ответил монах.

– Вы еще и его привлекли? Скорбникам понадобится очень много дров.

– Да что ты начинаешь! – недовольно и сварливо заявил старик, но нарвался на мой жесткий взгляд и замолк.

– Напомнить, куда в прошлый раз вас привели дурное любопытство и легкомысленность? И кто вас оттуда вытащил?

Со стороны сцена выглядела странно: восемнадцатилетней юнец отчитывает седого старика. К счастью, подобное мы уже проходили. Когда в прошлый раз практически на этом же месте разразился похожий скандал, отец Никодим, к которому апеллировал брат Илия, не поддержал старого друга. Мало того, предупредил, что если тот не будет слушаться меня, то вернется на крошечную конспиративную квартиру в Глниках, где отсиживался полгода после освобождения. А там беглому монаху явно не нравилось.

– Хорошо, сделаю, как ты сказал, – проворчал брат Илия и тут же нетерпеливо добавил: – А теперь мне нужен точный рисунок тех знаков, раз уж не сподобился срезать кусок плоти.

Я уже хотел огрызнуться, но тут понял, что в чем-то розмысл прав. Поэтому молча подошел к его рабочему столу и взял чистый лист бумаги. Художник из меня еще тот, но на память жаловаться грех, так что результат был очень близок к оригиналу.

Глядя на это, старик лишь хмыкнул, а затем вместо того, чтобы поделиться важной информацией, задал вопрос:

– Сам-то что думаешь?

– Много чего думаю. Вы сами говорили, что духу нужно много времени, чтобы внести постоянные изменения в тело бесноватого. А его одежда была не такой уж сгнившей, что странно, учитывая, где обитала эта тварь. И еще эти знаки…

– И что бы это значило? – тоном отца Никодима, который словно клещами вытаскивал ответы у туповатых учеников приходской школы, спросил брат Илия.

– То, что бесноватый у нас свеженький, но кто-то позаботился, чтобы дух развился очень быстро. И подселился бес в это тело не сам.

– Не будь ты так ленив, из тебя получился бы неплохой розмысл.

– Вот уж точно такого счастья мне и даром не надо, – вполне искренне отреагировал я, но брат Илия не особо обиделся. Сейчас ему было чем заняться, как и мне.

Картина вырисовывалась очень нехорошая. После того случая с запертым в книге духом-убийцей и нападением на дом Спаносов ырки у меня появились подозрения, что в городе засел колдун, которым всеми этими странности и рулит, но отец Никодим хоть и не отмахнулся от моих слов, но благочинного беспокоить не стал. Слишком мало фактов. Сейчас же ему придется что-то делать, потому что вот такое проигнорировать уже не получится.

К счастью, теперь для того, чтобы связаться с отцом Никодимом, не нужно ехать через половину города, пусть даже на собственном мобиле. После нескольких походов по разным селениям язычников у меня образовалось достаточно средств, чтобы не только оборудовать по своему вкусу новую базу, но и провести телефонную линию и наличную пристань – и прямо в жилище священника. Благо неподалеку проходила ветка связи, так что особо и не потратился. Отец Никодим сопротивлялся как мог, ведь телефон в нашем городе все еще являлся признаком богатства, а иеромонаху такое как бы не по чину. На это я заявил, что стараюсь не ради его комфорта, а дабы облегчить работу нашему странному и напрочь незаконному ордену охотников на бесноватых. Так что теперь мне нужно всего лишь подняться на второй этаж в свою комнату и поднять трубку стоявшего на столе аппарата. Но едва я протянулся к телефону, как тот задребезжал, заставив меня немного вздрогнуть.

Справившись с заминкой, я ухватился за трубку и поднес ее к уху:

– Алло, Чекан у аппарата.

И тут же услышал хорошо знакомый голос, правда был он слишком уж встревоженным:

– Алло, Степа, у тебя все в порядке? Тут звонил какой-то подьячий из городовой стражи и напугал матушку. Она даже плакать начала.

– Чем напугал? – тут же напрягся я, ощущая прилив холодной ярости.

За тетушку Агнес я порву любого – хоть дьяка, хоть боярина. Князя не потяну, но нахамлю даже ему.

– Он нес какую-то чушь о том, что ты трупы осквернял. Чуть ли не ритуалы бесовские проводил. Требовал, чтобы ты явился для объяснений.

Вот зараза! Ведь хотел же собрать свою команду, оставив на городовых лишь оцепление. Поленился, вот и вылезло. Думаю, это усатый урядник растрепал все, что было и что додумал сам. Впрочем, разборки со стражей не мое дело – пускай отец Никодим с этим разбирается.

– Але, Степа, ты еще там? – чуть ли на крикнул в трубку Дима.

– Там, – ответил я, затем поправился: – Точнее, тут. Успокой тетю Агнес. Скажи, что это недоразумение и пустяки. Я со всем разберусь. Скоро буду дома.

– Хорошо, – сбавил обороты мой друг, и его беспокойство сменилось печальным вздохом, наверняка означавшим, что он бы и сам хотел поучаствовать во всех этих недоразумениях и пустяках.

В последнее время приходилось прилагать изрядные усилия, чтобы держать домашнего мальчика подальше от лихих дел. То ли в силу возраста, то ли пытаясь доказать что-то самому себе или той же Насте, он с трудом переносил свою тихую жизнь библиотекаря. Все порывался влезть в какие-нибудь неприятности. Ладно, с Димой разберемся позже, а сейчас нужно что-то делать с городовыми.

– Слушаю вас, – как-то настороженно, словно в ожидании подвоха, произнес в трубку отец Никодим.

Он все еще не привык к аппарату и относился к нему как к чему-то не совсем богоугодному.

– Это Степан. У нас тут небольшие проблемы образовались.

Я быстро пересказал ситуацию и с облегчением услышал от своего куратора уверения в том, что все решаемо и завтра он лично поговорит с кем надо. А еще изучит труп в мертвецкой и поговорит с благочинным.

Ну что же, свое дело я сделал, так что пора и отдохнуть. Дальше пусть другие вертятся. Попрощавшись с братом Илией, я подошел к мобилю и под ироничным взглядом Акиры уселся за руль. Свои водительские навыки следовало повышать, к тому же вечером транспорта на дороге было не так уж много, и небольшая поездка меня не перенапряжет.

Ведя мобиль по хорошо знакомому маршруту, я в очередной раз испытал двойственные чувства: с одной стороны, мне было неуютно и немного боязно из-за того, что огромная железная штука очертело несется по не такому уж широкому проходу между тротуарами. С другой стороны, я испытывал какое-то разочарование от черепашьей скорости, которую способны развивать местные аппараты. Хотелось разогнаться до ветра в ушах и мелькания фонарей на обочинах, но делать этого я совершенно не собирался, так что усиленно давил чужие порывы. Хорошо, что наследие чужака проявлялось все меньше и меньше. И память теперь я использовал преимущественно свою. Лишь иногда прилетало что-то из чужих знаний, когда не хватало собственных. Но порой я скучал по тем озарениям, что посещали меня не так давно. Это было сродни чуду.

Немного расслабившись, я уверенно довел мобиль до дома, но, когда выбрался на тротуар, все же вздохнул с облегчением. Акира наблюдал за мной с обычной невозмутимостью, но я научился считывать его эмоции даже без выглядывания из себя. От нихонца веяло веселой иронией. Наградив его угрюмым взглядом, я направился внутрь библиотеки. Там застал немного неожиданную картину: Виктор Дорофеевич вместо распивания чаев с тетушкой Агнес занял один из читательских столов. Нацепив на нос очки, старик увлеченно изучал какую-то книгу. А за регистрационной стойкой шушукались Фрося и Дима. Причем в картине этой парочки было что-то не так. Фрося шептала краснеющему Диме на ухо и тихо хихикала.

Похоже, со своими бесогонными делами я пропустил момент становления из мальчика мужчины, которое лихо провела эта рыжая бестия. Причем не без моего влияния. Недавно, надеясь отвлечь парня от мук неразделенной любви к нашей общей подруге, я намекнул рыжей, что неплохо бы оставить в покое меня и перенести свой игривый задор на Диму. Может, и неправильно было толкать девушку на скользкий путь распутства, но, формально говоря, невинной она уже давно не была, да и в плане распутства там нужно было тормозить, а не подталкивать. При этом нрав у девицы был легкий и гнили в ее ауре я не заметил, поэтому и взял на работу.

Со своей задачей она, похоже, справилась, но есть подозрение, что слегка перестаралась. Чтобы убедиться, я практически без подготовки, быстро выглянул из себя и осмотрел обоих. Все хорошо в моем очень полезном умении, но делать это совершенно незаметно для окружающих пока не получается. Еще секунду назад не обращавшие на меня внимания любовнички вдруг встрепенулись. Цветовые оттенки в их аурах тут же изменились, но я успел оценить и то, что было до этого, и перемены, которые тоже о многом говорили. Розовато-бурая смесь стыда и отчаяния у Димы вдруг сменилась голубым всполохом надежды. А вот затопившая ауру Фроси грязноватая дымка корысти покрылась белесой изморозью страха. Все это, конечно, говорит о многом, но выяснять подробности все же придется.

Виктор Дорофеевич тоже обратил на меня внимание. Он поднялся со стула и подошел ближе:

– Степан Романович, я еще нужен вам или можно уводить мобиль?

– Подождите меня пару минут на улице, пожалуйста.

– Хорошо, – кивнул старый водитель, с подозрением покосился на притихшую парочку и вышел из библиотеки.

Я пару секунд думал о том, как поступить, а затем решил особо не рассусоливать:

– Ефросинья, пройдите, пожалуйста, за мной.

Мне не нужно было выглядывать из себя, чтобы понять, что девушка испугалась еще больше. От игривости, которую она часто использовала как защиту и инструмент, не осталось и следа.

– Конечно, Степан Романович.

– Степа, мы тут… – попытался вклиниться Дима, но я лишь качнул головой, останавливая его рыцарский порыв, и тихо спросил:

– Как там тетушка Агнес?

– Выпила микстуру от нервов и легла спать, – успокоил меня Дима, тут же переключившись на правильный настрой.

Я кивнул и попросил:

– Подожди меня тут. Нам с Ефросиньей нужно кое-что обсудить наедине.

Акира по-прежнему стоял у двери и уходить в свой подвал явно не спешил. Качнув головой, я пригласил девушку следовать за мной и отошел в дальний угол библиотечного зала. Обширное пространство и особенно наличие стеллажей с книгами позволяло поговорить без лишних ушей.

Наша помощница изобразила из себя святую невинность и уставилась в пол, перебирая пальцами края передника.

– Я так понимаю, вы сблизились с Дмитрием.

– Да, но вы же сами говорили, что это… не возбраняется.

Умная девочка. Не сказала, что я ее к этому подталкивал.

– И теперь вы хотите получить награду за этот подвиг. Строите планы на совместное будущее?

– А если я его люблю?

– Не любите, – спокойно и даже печально возразил я, глядя в глаза девушки, набравшейся смелости и решительности отстаивать свои интересы и право на лучшую жизнь.

– Вы не можете этого знать.

Хорошее дело решительность, но иногда она ведет к беде, особенно когда хочешь получить то, что тебе не принадлежит.

– Могу, – холодно ответил я и на короткое мгновение выглянул из себя.

Я действительно знаю, как выглядит любовь. Видел, когда Дима смотрел на Настю. Это был чистый искрящийся свет, заполняющий ару. Иногда там было много пламени желания, но муть корысти этот свет выжигает начисто. Мое чтение аур сродни гаданию по кофейной гуще: больше догадки, чем уверенное понимание, но чистую эмоцию ни с чем не спутаешь.

Не знаю, как меняется в подобные моменты мое лицо, но если впечатляло даже такого отморозка как Рвач, то хрупкую, хоть и битую жизнью, Фросю пробрало до мозга костей. Нехорошо так пугать беззащитную девушку, но сейчас я действовал для ее же блага. Если не осознает пагубности выбранного пути, может вылететь с работы, а такие условия, как у нас, она вряд ли где найдет. Запал девушки ожидаемо тут же пропал. Она опустила взгляд и задрожала.

– Успокойтесь, Ефросинья. Если не будете глупить, все останется по-старому. Вы помогли моему другу, и я вам за это благодарен. Вы заслуживаете вознаграждения.

Фрося тут же еще раз показала, что она девушка умная, и затрясла головой так, что рыжие кудри разлетелись в стороны.

– Ничего не надо. Дмитрий Леонидович мне симпатичен, и я рада была с ним… – Чуть замявшись, она использовала подсказанный мною термин: – Сблизиться. И я не шмара какая, чтобы быть с кем-то за деньги.

Умница. У нас она заработает намного больше, чем щедрое, но одноразовое вознаграждение. И все же за ее аурой придется присматривать.

– Я верю вам. Как и понимаю желание обеспечить безбедное будущее, но свое счастье на чужом несчастье не построишь. Слышали такую поговорку?

Девушка снова уставилась в пол и ответила выразительным кивком.

– Вы ведь знаете, кого на самом деле любит Дмитрий Леонидович?

Еще один кивок показал, что она все прекрасно понимает.

– Хорошо, сейчас идите домой. Трамваи еще ходят. Но если думаете, что возвращаться так поздно будет опасно, вызовите пролетку. Я оплачу.

И тут Фрося горделиво вскинула голову, прямо посмотрев мне в глаза:

– Я не такая неженка, как вы думаете, и ночной поездкой на трамвае меня не испугаешь. Думаете, кто обо мне заботится там, где я живу? А у нас на районе таких обходительных мужчин, как Дмитрий Леонидович, днем с огнем не сыщешь. Я могу идти, Степан Романович?

– Можете, – ответил я, сдерживая улыбку.

Похоже, меня она обходительным не считала. Впрочем, я и не претендовал на это звание.

Фрося прошла мимо стойки с гордо вздернутым носиком, даже не посмотрев в сторону Димы. Мой друг дернулся остановить ее, но наткнулся на мой ироничный взгляд и печально вздохнул. Значит, я не ошибся в своих оценках, и он действительно тяготился этой связью. Как оно будет дальше неясно, но в одном не было никаких сомнений: мне нужно поговорить с другом по душам и в другой обстановке, которая не станет давить ему на мозги. Сразу вспомнил, что давно обещал сводить его в «Омут», но все не выдавалось случая. К тому же я собирался наведаться в трактир ушкуйников, чтобы что-то решить с командой охотников на бесноватых и прикинуть, кого туда можно позвать. С оплатой проблем, скорее всего, не будет. Князь убедился в моей эффективности, а от безденежья он точно не страдает.

Конечно, сейчас оставлять тетю Агнес в доме одной не самая разумная идея, так что я посмотрел на нихонца и попросил:

– Ота-сан, мы с Димой сейчас отправимся в «Омут», присмотрите здесь за тетушкой?

– Хай, – коротко кивнул сэнсэй, но при этом выразительно посмотрел сначала на меня, а затем на Диму.

– Мы справимся, учитель.

На мое заявление он отреагировал максимально невозмутимо, но я чувствовал его беспокойство. Похоже, бывший самурай привязался ко всей нашей компании больше, чем собирался.

– Не опозорьте меня, – назидательно произнес нихонец и величаво прошествовал в свой подвал.

Теперь за тетю Агнес можно не переживать. Учитель будет на чеку, и вряд ли кому-то удастся проникнуть в дом незамеченным. Дима тут же побежал переодеваться, потому что его образ интеллигентного библиотекаря в логове ушкуйников вряд ли воспримут с пониманием. Мне тоже пришлось сменить одежду. Чуть подумал и решил не использовать свой старый модный костюм, а оделся в комплект для выхода в походы. Может, днем на улицах Пинска он и выглядел бы немного неуместным, но вечером в «Омуте» собираются ребята, разодетые куда колоритнее. Когда я впервые оказался там, из чужой памяти всплыло слово «стимпанк», совершенно неизвестное в нашем княжестве.

Так как на улице нас дожидался Виктор Дорофеевич, переодевался я быстро, но все равно спустился на первый этаж позже Димы, который нервно переступал с ноги на ногу. Одет он был не так выразительно, как я, но тоже с намеком на походный стиль. Правда, немного портила впечатление новизна его наряда. На это я ничего не сказал, лишь едва заметно улыбнулся:

– Ну что, готов к приключениям? Или может, ну их на фиг? Зачем тебе синяки на такой симпатичной мордашке?

Произнося эту шутку, я понятия не имел, что она станет пророческой.

Виктор Дорофеевич дождался, пока мы усядемся на заднее сиденье, и спросил:

– Куда едем?

– До ближайшего извозчика, – ответил я, не желая лишний раз утруждать старика.

– А дальше? – уточнил он.

– Дальше в «Омут».

– Ну так чего рассусоливать? Сам отвезу, заодно прокачусь по ночному городу. Засиделся я дома.

Так мы и сделали. Через пятнадцать минут довольно лихой поездки по почти пустым улицам мобиль остановился у каменной громады двухэтажного трактира. Из открытых по случаю теплой погоды окон доносился многоголосый гомон, в котором иногда прорезывался смех и громкие споры. Ни музыки, ни женского визга в «Омуте» не любили, так что тут собирались, исключительно чтобы пообщаться на деловые и не очень темы в сугубо мужской компании.

Такого понятия, как будний день, у ушкуйников не существовало, были лишь периоды походов, когда они находились далеко отсюда, и время отдыха, проводимое весело и ярко. Так что пустым «Омут» не бывал почти никогда. Надеюсь, для нас найдется отдельный столик.

Мечтать не вредно – как только мы вошли в трактирный зал, стало понятно, что он забит под завязку, так что сразу направились к стойке, за которой возвышался седой ушкуйник, уверенно руливший всем местным бедламом.

– Мое почтение, Василь Петрович, – поздоровался я с трактирщиком.

Почти все называли его Петровичем, многие обращались на «ты», но я вел себя подчеркнуто вежливо и видел, что ему это приятно.

– Степан Романович! – широко улыбнулся бывший ушкуйник, но тут же чуть нахмурился, увидев рядом со мной Диму.

Я поспешил представить своего друга, чтобы сразу прояснить ситуацию:

– Василь Петрович, это Дима – береговой нашей ватаги.

Хмурость медленно сошла с лица трактирщика, и он солидно кивнул, приветствуя нового гостя:

– Береговой, конечно, не боевой ушкуйник, но человек тоже важный и нужный.

– Мое почтение, Василий Петрович, – повторил за мной сиплым голосом Дима и поклонился в нихонской манере.

Трактирщик улыбнулся, но явно понял, откуда тут растут ноги. Наш наставник в «Омуте» появлялся редко, но его заморочки знали многие.

Береговыми у ушкуйников называли завхозов ватаги – тех, кто помогал готовиться к походам и заботился об остающемся дома добре. Я не соврал ни на йоту – Дима действительно активно участвовал в делах нашей маленькой компании и приносил много пользы. Правда, в обычных ватагах береговыми становились либо покалеченные, либо слишком старые для походов ватажники. Такие как тот же Василь Петрович. Но то дело капитана – кого и на какую должность назначать, и лезть в чужие расклады никто не станет.

Трактирщик заметил мой растерянный взгляд в зал, хитро улыбнулся и подозвал полового:

– Проводи капитана к боковому столику.

Лично я мог бы пойти на второй этаж, но Диме там делать нечего. Шустрый парнишка лет пятнадцати от роду провел нас в сторону выхода с кухни. Неподалеку от двери действительно обнаружился небольшой столик, прижавшийся к стене. Большую компанию за него не усадишь, а вот двоим будет вполне комфортно. Тут никто не стал заморачиваться табличкой «занято», как в трактирах подороже или ресторанах, просто убрали стулья, а сверху поставили ящик с пустыми бутылками. Половой быстро унес ящик на кухню и вернулся с двумя простыми, но надежными табуретами. Затем выслушал наш заказ.

Из-за расстройства тетушки Агнес меня дома не покормили, так что я заказал к пиву изрядную порцию печенного на углях мяса. А вот Дима ограничился вяленой рыбой. Он-то был накормлен, да и вряд ли свалившиеся на него события способствовали аппетиту. Казалось бы, поговорить по душам, когда вокруг куча народа, не получится, но в этом-то и прелесть подобных мест. Никому ни до кого нет дела, да и гул голосов служил неплохой шумоизоляцией.

– Я так понимаю, ты у нас больше не мальчик? – не стал я ходить кругами и спросил в лоб.

– Как-то само собой получилось, – краснея ответил Дима. – Сегодня матушка перед дневным сном попросила Фросю отнести старые шторы в чулан. Я вызвался помочь, а там как-то внезапно все и вышло. Получается, я изменил Насте, – ошарашил меня Дима неожиданным выводом.

– Это каким таким боком?

– Ну я же говорил ей, что люблю, а сам…

– А сам нарушил слово, которое дал самому себе. Плохо, конечно, но изменой тут даже не пахнет. Предательство – это когда ты обманул доверие и ожидания близкого человека. Думаешь, Настя надеялась, что ты навеки будешь не просто ее другом, но и девственником, даже когда она выйдет замуж? Мы тоже друзья, ты же не считаешь, что предал меня?

– А у тебя с Фросей что-то… – тут же встрепенулся он.

– Ешки-матрешки, Дима! Ничего у меня с Фросей не было и быть не могло. Не нужно заморачиваться. Ты у нее далеко не первый, в любви ей не признавался. Или я ошибаюсь?

Дима яростно затряс головой, а затем для ясности добавил:

– Не признавался. И что мне теперь делать?

– Ну, уж точно не жениться. Если хочешь продолжить, старайся думать, что говоришь и обещаешь. На подарки не жадничай, но не морочь девочке голову намеками на будущее.

– Да не хочу я продолжать! – вскинулся Дима и покраснел. – Сложно это.

Да уж, действительно сложно, для меня тоже, особенно после того, как расстался с Элен. С ней было просто и ясно, а сейчас куда напряжнее. Хорошо хоть моя бывшая любовница помогла – через свою модистку нашла вдовушку, которая зарабатывала стиркой и с трудом содержала двоих детей. Элен даже сумела обернуть все в красивые слова: мол, молодая и пока еще вполне красивая вдова бедствует и уже подумывает о том, чтобы пойти работать в публичным дом. Так что стать содержанкой молодого капитана ей будет за счастье. Я в этом уверен не был, и первые встречи Верой прошли очень неловко. Затем как-то свыклись. Не идти же обоим в тот самый бордель, правда с разными целями. Для Димы подобного я тоже не хотел, потому и затеял все это дело с Фросей. Прав или нет, время покажет.

Веру я своим вниманием старался не утруждать, но содержание платил исправно. Даже если найду себе зазнобу или женюсь, не перестану это делать – не смогу оставить без помощи не столько саму любовницу, сколько ее детей. Мать-содержанка – это, конечно, плохо, но мать-проститутка куда хуже. Тряхнув головой, я вынырнул из воспоминаний и с серьезным видом посмотрел на Диму:

– Если не хочешь продолжения, можешь сам ей сказать, а можешь ничего не говорить. Я уже пообщался. Она девочка умная, поймет. А там как получится.

И только тут я запоздало понадеялся, что произошедшее не приведет к беременности, но вслух ничего не сказал, чтобы не пугать друга еще больше.

Мы несколько минут просидели молча, поглощая закуски и прихлебывая пиво. Я уже собирался задать Диме пару вопросов по нашим ушкуйным делам, но не успел: рядом остановился невысокий, броско одетый парень и посмотрел на нас сверху вниз:

– А кто это у нас тут? Лихой капитан Проходимец, но почему-то без няньки. Да еще и какого-то сладенького мальчика с собой притащил.

Ну, тут все просто. Чтобы просчитать ситуацию, не нужны пресловутые семь пядей во лбу. Для понимания хватало собственного, пусть и убого опыта жизни в Речном квартале. Там такие разводки понятны даже дурачкам. Увы, в среде ушкуйников у меня хватало и друзей, и врагов. Кто-то недолюбливал втайне, кто-то открыто. Сейчас вариант как раз открытый, и об этом говоруне я слышал. Фока ходил в ватажке капитана Дубыни. И это не фамилия, а прозвище. Там вообще компашка мутная: то ли ушкуйники, то ли контрабандисты, то ли вообще наркоторговцы. Но в нашем кругу совать нос в чужой трюм не принято – кто как может, так и вертится.

С чего это Фока, который известен своей хитростью, наглостью и умением изъясняться почти по-господски, но не впечатлявший боевыми навыками, вздумал нарываться на схватку в круге, тоже гадать не приходится. Как раз меня он не оскорблял. Скорее всего, ждет, что я полезу защищать Диму, а затем Дубыня с полным на то правом встанет на защиту своего ватажника. Я не видел этого капитана в бою, но он наверняка уверен, что в легкую разделает сопливого выскочку. Причина всего этого хоровода тоже ясна: Дубыня вплотную сотрудничал со старейшиной Борисом.

Нахал принял мои раздумья за нерешительность, но ничего не добавил, лишь гаденько так ухмыльнулся. Я же посмотрел на Диму, который был необычайно бледен, но яростно сверкал глазами. При этом он смотрел не на Фоку, а на меня. Я вопросительно поднял бровь. В ответ получил уверенный кивок. Ну что ж, вообще-то, он тренировался наравне со мной, к тому же я давно объяснил боевому библиотекарю, как нужно вести себя в подобных разборках. После моей ободряющей улыбки он со все еще бледноватым лицом развернулся на табурете и презрительно посмотрел в лицо нависающему над ним Фоке:

– И откуда тебе знать, сладенький я или нет? Не помню, чтобы разрешал тебе лизать мои пятки.

Фока зашипел и ухватился за рукоять ножа, висевшего на широком поясе. А вот это уже серьезно. Я резко встал и, откинув полу куртки, продемонстрировав рукоять револьвера в плечевой кобуре. Старался сделать это так, чтобы видел только вздрогнувший Фока. Ему понравилось – вон как перекосило. Но на этом грызня закончилась, потому что Василь Петрович был на чеку. В трактире к этому моменту стало тихо, и все смотрели нас, так что слова старика были слышны отчетливо:

– Фока, а ну грабки убрал от ножа. Если хочешь с кем-то пободаться, вали в круг.

– Да эта сявка залетная даже не ушкуйник, с чего бы я с ним в круг пошел? – ткнул пальцем Фока во все еще сидящего Диму.

– Ну так ты и не капитан, чтобы привередничать, – жестко осадил его трактирщик. – Эй, береговой, пойдешь в круг с этим болтуном?

Вот теперь Дима, с которого постепенно сходила бледность, встал и решительно заявил:

– Пойду, прямо сейчас.

Дело шло явно не по сценарию Фоки. Его смутила решительность моего друга, но все равно не видел в Диме сильного бойца. Даже наоборот, считал пусть и ершистым, но домашним мальчиком, так что решился:

– Пойдем, красавчик, подправлю тебе смазливую мордашку, а то смотреть противно.

Скорее обидно, потому что у самого Фоки физиономия была предельно далекой от идеалов мужской красоты.

Изобразив хищную улыбку, Фока решительно направился к выходу, а мы с Димой последовали за ним. На ходу я тихонько сказал другу:

– Спокойнее. Уверен, ты его умотаешь, но и не расслабляйся.

– Все в порядке, – кивнул Дима, но я все равно немного волновался.

Мне довелось повидать достаточно боев на окруженной невысоким каменным бордюром площадке за трактиром, но лично в этот круг пока не входил. Правда, есть у меня подозрение, что Дубыня от задуманного не отступится даже после того, как Фока провалил свою часть плана.

Дима снял куртку и передал ее мне, оставшись в дорогой голубоватой рубашке, чем вызвал в толпе смешки. Но он этого не заметил, слишком уж был сосредоточен на своем сопернике. Фока раздеваться не стал, словно намекая, что уложит потерявшего берега берегового, не вспотев и испачкавшись. Зря он так, нарядная то ли куртка, то ли сюртук сегодня наверняка близко познакомится с перемешанным с пылью песком.

Не знаю, остался ли кто в трактирном зале, потому что площадку уже окружала изрядная толпа. Даже Василь Петрович явился, оставив свое хозяйство на кого-то из помощников. Он же и объявил начало схватки.

– Готовы? Правила знаете? – уточнил старый ушкуйник и, увидев кивки противников, крикнул: – Начали!

Но сразу ничего не изменилось – оба соперника стояли, глядя друг на друга. Никто не спешил нападать первым. Фоке хватило чуйки, чтобы заподозрить неладное. Стойку, в которой застыл Дима, ушкуйник наверняка уже видел в исполнении Акиры в этом же кругу. Так что он решил спровоцировать моего друга на атаку:

– Чего застыл, красавчик? Боязно?

– Конечно боязно, – задорно заявил Дима. – Сам же сказал, что я красавчик, поэтому не спешу портить себе лицо. Оно барышням нравится. А ты-то чего мнешься, с такой рожей уже нечего бояться.

– Фетюк драный! – зарычал Фока и кинулся на противника, намереваясь не столько ударить, сколько вцепиться ему в физиономию.

Дима спокойно, как на тренировке, сместился на пару сантиметров. Затем принял на ладони правую руку Фоки, легким толчком нарушил равновесие разогнавшегося противника и, почти нежно проведя вокруг себя, отправил кубарем дальше. Сам же снова замер на месте. Народ загудел, и было пока непонятно, с одобрением или осуждением. Они ждали честного мордобоя с брызгами крови, а не эти непонятные пляски. Впрочем, значение имело только то, что правила не нарушаются.

Фока прокатился по песку и ткнулся спиной в каменный бордюр. Завозился, поднимаясь на ноги и ругаясь последними словами. А затем сжал кулаки и снова бросился на Диму. Я уже думал, что все повториться, но тут схватка пошла наперекосяк. Уже подбегая к противнику, ушкуйник, казалось бы, слишком рано дня нормального удара выбросил вперед левую руку и растопырил пальцы. Оказывается, пока он лежал, то сгреб в ладонь немного песка, который сейчас и полетел в лицо Димы. Мой друг от такой подлости растерялся и прикрыл глаза. В итоге пропустил удар в левую скулу, отчего начал заваливаться на спину. Я уже думал, что его вырубило, а Фока решил, что раз уж нарушил правила, так хоть отыграется на красавчике по полной. Но тут, словно компенсируя несправедливость ситуации, вмешалась госпожа удача, которую ушкуйники ценят даже больше, чем опыт и доблесть.

Дима сознания не терял. Упав, он решил покрасоваться и лихо, как на тренировке, вскочить на ноги, оттолкнувшись спиной, но увидел прыгающего на него Фоку, так что просто поджал ноги, а затем лягнул ими, как молодой жеребчик. Попал крайне удачно – прямо в лицо явно собиравшегося навалиться на него сверху противника. Учитывая встречное движение ушкуйника, удар вышел весомым. Мне даже почудилось, что там что-то хрустнуло. Фока отлетел назад и свалился на песок, явно потеряв сознание еще в полете.

Вокруг площадки воцарилась гробовая тишина. Никто не смел войти в круг. Лишь Василь Петрович деловито пересек границу и подошел к лежащему навзничь Фоке. Дима уже успел подняться на ноги и с опасением смотрел на неподвижное тело. Трактирщик нагнулся и пощупал пульс на шее пострадавшего от собственной подлости бузотера. Разогнувшись, он громко заявил:

– Живой. – Затем позвал кого-то из своих помощников. – Прошка, подь сюда. Тащи эту падаль на улицу. И чтобы ноги его здесь больше не было.

Затем Василь Петрович нашел кого-то взглядом в толпе и заявил:

– Дубыня, это твой человек накосорезил. С тебя и спрос. Вира в пять червонцев общине и десять Красавчику.

Конечно, не самое брутальное прозвище, но тоже очень неплохо. Мой друг покраснел и тут же поспешил ко мне, явно чувствуя себя неловко под всеобщим вниманием, но пообщаться мы не успели.

– Не вопрос, Петрович. Мой косяк. Рассчитаюсь честь по чести, – примирительно сказал широкоплечий и длинноруки Дубыня, шагнув через бордюр. – Но раз уж собрались, может, капитан Проходимца покажет свою удаль и хоть раз выйдет в круг, а то все за караем мнется.

Увидев угрюмое выражение на лице Василь Петровича, Дубыня добавил:

– Это не вызов, просто хочется размяться. Капитан вполне может отказаться, я плохого слова не скажу.

Ну да, не скажет, но трусом я точно прослыву. Словно в издевку, послышался голос с другой стороны.

– Ну, раз хочешь размяться, может, со мной попробуешь? – спросил также шагнувший в круг Колотун.

Вот оно как интересно бывает в жизни. Год назад это здоровяк тоже пытался вытащить меня в круг, чтобы оторвать голову по совершенно нелепому обвинению, а сейчас пытается защитить. Увы, этим он мне сделает медвежью услугу. Вон как разулыбался Дубыня, так что нужно действовать:

– Спасибо, Колотун, но я как-то сам управлюсь. А если уважаемому капитану будет мало, то потом можешь добавить, раз ему так хочется повеселить народ.

Улыбка Дубыни немного увяла, зато Колотун расплылся в зловещем оскале, намекая, что продолжение будет обязательно. Здоровяк чувствовал себя обязанным мне, хотя я уже не раз говорил, что мы квиты.

Дима даже попытался вцепиться мне в рукав, чтобы остановить, понимая, что этот противник будет куда опаснее хлипковатого Фоки, но быстро оставил в покое. В толпе забегали половые, собирая ставки. Делали ли ставки на бой Димы, я просто не заметил: слишком волновался за друга. К тому же сейчас все происходило с большим ажиотажем. Это вам не хуры-мухры, а стычка двух капитанов – довольно редкое событие. Я мог бы поставить на себя, но, во-первых, не был уверен, что смогу победить, а во-вторых – мне сейчас как-то не до побочного заработка. Сохранить бы все кости целыми.

Я начал снимать куртку и тут вспомнил, что лишний раз светить револьвер не стоит. Возможно, было глупо показывать его Фоке. С другой стороны, если обиженный ушкуйник надумает собрать компанию и напасть где-нибудь в другом месте, этот факт остудит его порыв. Отдавать револьвер Диме даже на время не совсем законно. К счастью, проблему решил подошедший Василь Петрович:

– Ты, Степан Романович, ствол-то мне отдай. Надеюсь, разрешение на него у тебя имеется? – небрежно поинтересовался трактирщик, словно даже не допуская мысли, что я тупо таскаю с собой огнестрел, надеясь лишь на лицензию ушкуйника.

– Конечно. Личное дозволение князя.

– Слышал я кое-что о твоей сделке с князем. Нужное дело, хоть и мутное, не всякий…

Не знаю, что он хотел добавить, но старик вдруг осекся, увидев, что я незаметно для остальных протягиваю ему небольшой револьвер.

– А Горыныч где? – удивленно и даже как-то обиженно спросил трактирщик.

– Горыныч отдыхает после жаркой работы. Он меня сегодня от бесноватого спас. Да и зачем таскать по трактирам такого тяжеловеса. Неудобно же, благо мне дали разрешение на револьвер, не уточнив, какой именно, – выкрутился я, стараясь не покраснеть от стыда. Ведь Горыныча я даже не удосужился почистить, лишь отмыл сверху от нечистот вместе с кобурой.

– Ну, если так, то ладно, – ворчливо согласился трактирщик, пряча мой револьвер под свой фартук.

Дальше было проще потому, что пустая кобура на фоне чехлов с метательными ножами в глаза на бросалась. Я постарался выгнать из головы все ненужные мысли и сконцентрироваться на предстоящем бое, хотя сделать это было не так-то просто. Конечно, теперь мне удается намного лучше управлять своими собственными мыслями, а не как раньше наблюдать за их полетом как будто со стороны, но все равно полностью отрешиться от назойливых дум получается не всегда.

Дубыня тоже снял куртку и закатал рукава рубахи, демонстрируя увитые татуировками предплечья. Ничего странного в этих рисунках не было, подобное носила половина ушкуйников. Выглядел мой соперник мощно, особенно без верхней одежды. Под тонкой рубахой перекатывались тугие узлы мышц, а длинные руки и, как говорится, пудовые кулаки не предвещали ничего хорошего. Дальше больше. Резкими движениями ударов в воздух Дубыня разогнал кровь в теле и, хищно улыбаясь, встал предо мной.

– Готовы? Все знают правила? – разразился ритуальными фразами Василь Петрович и, увидев наши кивки, скомандовал: – Начали!

Так же, как и предыдущие соперники, мы не спешили атаковать друг друга. Мой стиль боя вообще строился от обороны, а Дубыня явно сделал выводы из неудачи Фоки. Думаю, он и бой Колотуна с Акирой разобрал по косточкам. Так что теперь не пер буром, а, продолжая разминаться резкими и короткими имитациями ударов, медленно подходил ко мне, да еще и по дуге, тем самым заставляя разворачиваться.

Мы с Акирой обсуждали такой вариант, и учитель называл его наихудшим для меня – сейчас Дубыня начнет наносить короткие удары, совершенно не теряя устойчивости. С его длиннющими руками это получится легко и просто, так что подловить кулачного бойца на классический нихонский прием нечего и надеяться. А в обычном мордобое я ему не соперник. До начала его атаки оставались считанные секунды, и тут от капитана ушкуйников, явно вгонявшего себя в боевой кураж, повеяло кое-чем очень знакомым.

Не понял. Он что, одержимый?! Это плохо. Но как такое вообще возможно?! Очень хотелось выглянуть из себя, но сейчас все внимание толпы было сосредоточенно на мне, и непонятно, как ушкуйники поведут себя, в буквальном смысле почуяв неладное. Мне только славы колдуна не хватало.

Ну что, же вот и момент истины. Акира так и говорил: прорыв возможен, только если подойду к краю. От Дубыни веяло ненавистью. Меня сейчас будут либо убивать, либо калечить. Не понятно только за что. Мы с наставником давно пытались найти применение моим шаманским навыкам в чем-то еще, кроме простого выглядывания в мир духов и работы призрачным ножом. Еще у себя на родине Акира пытался изучать духовные практики соседней империи Чжунго. Получалось из рук вон плохо, но у него была надежда, что мой усиленный чужаком и шаманом дух, да с навыком его расшатывания по шаманской же методе, поможет освоить искусство боевых монахов.

Наши дополнительные тренировки казались мне такими же нелепыми, как и манерное нихонское искусство в самом начале изучения. Надеюсь, я прямо сейчас пойму, насколько ошибался, ну или меня поломают.

Осмысливая ситуацию и наблюдая за приближающимся соперником, я не забывал легкими горловыми вибрациями расшатывать свой дух и по методике Акиры гонять по нему, как говорил нихонец, энергию ци. Отклика по-прежнему не чувствовал, и это, честно говоря, пугало. Дубыня атаковал резко и, несмотря на всю мою подготовку, неожиданно. Все навыки нихонского стиля оказались бесполезны, но неожиданно дала о себе знать память чужака. Я тупо и бесхитростно прикрылся руками, при этом представил, что укрепляю свою ауру на предплечьях, к тому же заставляя ее вибрировать. И это помогло! Нет, удары моя зашита не ослабила: предплечья прострелило болью, и синяки там будут изрядные. Но вдруг Дубыня встряхнул правой рукой, словно она немного онемела. Окрыленный надеждой, я попробовал укрепить таким же образом кулак и попытался ударить соперника в слабо прикрытую грудь. Почему не в лицо? Да кто ж его знает. Но интуиция и в этот раз не подвела. Удар вышел удручающая слабым, таким даже синяк не поставишь, но внезапно тело моего соперника дернулось, словно его скрутила судорога, совсем короткая и почти незаметная, но все же. А еще я ощутил выплеск духовной энергии, пропитанной болью и страхом. Я чувствовал подобное, когда вырывал духов-наездников из тел бесноватых!

Времени было крайне мало, так что я ринулся вперед, нанося удары кулаками в лицо. Первые два он пропустил, но меня подвели слабые ударные навыки. Вырубить или ошеломить противника не получилось. Дубыня пришел в себя и словно тараном заехал мне в грудь. То, что меня не унесло за пределы круга, поломав при этом кости, казалось чудом. Словно это была не полноценная атака, а инстинктивное желание отбросить от себя неожиданно ставшего слишком опасным соперника.

Мне удалось сохранить равновесие. Неловко перебирая ногами, я отошел назад. Дубыня, взревев от ярости, бросился на меня еще до того, как мои ноги встали в надежную позицию, но тут сработали вбитые тысячами повторений рефлексы, и летевшего на меня соперника я принял почти не задумываясь. Все прошло как на тренировке: уход от яростного удара, легкий толчок и проводка массивного, уже потерявшего равновесие тела мимо себя. Дубыня, несмотря на весь свой боевой опыт, повторил кувырок своего подручного и неслабо так треснулся плечом в каменный бордюр. Не знаю, кто придумал такой периметр, но это явно нехороший человек: если треснуться головой, можно и кони двинуть.

Дубыня, покачиваясь, поднялся на ноги и зарычал совсем уж по-звериному. От него повеяло хорошо знакомой ледяной опасностью, и стало понятно, что шутки кончились. Совсем.

– Все, хватит! Бой закончен первой кровью! Победил капитан Проходимца, – громогласно заявил Василь Петрович, перекрывая гомон толпы.

Я сначала не понял, о чем это он, но потом заметил, как из носа моего противника падают красные капли, растекаясь по подбородку и груди. Все-таки я сумел врезать ему по сопатке, что и решило дело. Но Дубыня, похоже, ничего не услышал или просто не захотел. Он дернулся в мою сторону, правда далеко уйди ему не дали: и без того накрученные зрители, получив нужный сигнал, скопом рванули в круг, останавливая озверевшего капитана. Поднялся сущий бедлам: кто-то радовался моей победе, кто-то возмущался, что дело не доведено до конца, а я, пользуясь неразберихой, аккуратно выглянул из себя и посмотрел на рвущегося из хватки многих рук капитана.

А вот это что-то новенькое. Похожий способ усмирять духов-подселенцев я уже видел у Рвача и сам же избавил его от надоевшей контрабандисту ноши. Но там были цепи из светящихся латинских букв, а здесь какие-то незнакомые символы. Или все же знакомые?

Я так задумался, что не почувствовал, как меня окружила компания знакомых людей и потащила в сторону трактира. Это была ватага капитана Пескаря, в которую входил Колотун. Именно этого капитана я помог вытащить из больших неприятностей. Не скажу, что мы стали друзьями, но общаться с ними было приятно. И очень понравилось то, что ушкуйники легко приняли в наш круг Диму, признав хоть и береговым, но в доску своим.

– За везучего как черт капитана Проходимца! – провозгласил Пескарь, и все дружно подняли кружки с пивом.

У меня всегда все наперекосяк. Даже нормального прозвища не получил. Ушкуйники обращались ко мне либо по имени, либо как к капитану ушкуя под названием Проходимец. Впрочем, жаловаться глупо – сам так назвал свой катер-переросток. Вот теперь и расхлебываю.