Глава четвёртая. Скелет в шкафу. А как же без него?

Пока восьмиклассники отскребали вестибюль младшей школы, уроки шли своим чередом.

Например, пятый «Б» сидел в кабинете биологии, и молодая симпатичная учительница Елизавета Аркадьевна вводила его в мир естественно-научных предметов.

В данный момент она рассказывала о том, как развивалась жизнь на Земле, и тыкала указкой по развешенным на доске красочным плакатам, на которых ползали по океанскому дну трилобиты, плавали зубастые динихтисы и осваивали сушу первые амфибии – стегоцефалы.

Пятиклассники внимательно слушали. Загадочные, труднопроизносимые и не менее труднозапоминаемые наименования завораживали. Симпатичная Елизавета Аркадьевна в строгом чёрном костюме походила на фокусницу, произносящую волшебные заклинания, и казалось – вот прозвучит хотя бы ещё одно такое же чудное слово, и нарисованные существа непременно оживут и полезут из плакатов прямо в класс.

Когда учительница многозначительно сообщила ученикам о том, что слово «динозавр» в переводе с греческого означает «ужасный ящер», в дверь постучали. Но вовсе не в ту дверь, которая вела в рекреацию, а в ту, за которой пряталась маленькая комнатушка под названием «Лаборантская».

Обычно такие комнатки есть в кабинетах физики, химии и биологии. В них хранят наглядные пособия, лабораторную посуду, приборы и разные нужные и не совсем нужные вещи. И, в общем-то, стучать там некому. Особенно в дверь. Поэтому Елизавета Аркадьевна немного удивилась. Потом решила, что это кто-нибудь из учеников, скажем, постучал по парте. Вроде бы незачем, но мало ли. А Елизавета Аркадьевна просто неправильно определила направление.

Пятиклассники тоже поначалу озадаченно уставились на дверь лаборантской, а потом стали переглядываться. Может, подумали о том же, о чём и учительница.

Елизавета Аркадьевна с её энтузиазмом и горячей любовью к предмету умела заинтересовать и настроить учеников на рабочий лад.

Больше никаких посторонних звуков не раздалось, и все успокоились.

Подумаешь, какой-то непонятный стук. Ерунда! Вот если бы завывания или душераздирающие вопли… Тогда было бы интересно и необычно.

Елизавета Аркадьевна на всякий случай строго глянула на животных с плакатов. Словно предупредила: «Даже не думайте тут у меня безобразничать». И принялась рассказывать дальше. Но стоило ей произнести: «целодонт», «дейнотерий» и «фороракос», как в дверь лаборантской опять постучали. Уже более настойчиво. Она даже слегка задрожала. И больше не возникло сомнений, откуда доносится звук.

Елизавета Аркадьевна сердито сдвинула изящные брови. Затем распахнула дверь лаборантской и… окаменела.

Перед ней, довольно улыбаясь ровно в тридцать два зуба, во всей своей неприкрытой красе стоял скелет человека. Правая рука приподнята, пальцы сложены в кулак.

Кажется, он готовился постучать ещё раз.

Елизавета Аркадьевна побледнела – конечно же, от возмущения – и сурово посмотрела скелету прямо в…

Ага! Глазницы.

Пустые и, видимо, бесстыжие.

В классе кто-то запоздало взвизгнул, кто-то испуганно выдохнул:

– Мамочки!

– Какие-то проблемы? – холодно поинтересовалась Елизавета Аркадьевна у незваного гостя.

Или не гостя?

До сих пор скелет спокойно обитал в дальнем шкафу и никак не напоминал о своём существовании: ни вздохом, ни шорохом, ни, тем более, стуком.

Если бы это был настоящий скелет, а не пластмассовый муляж, ещё можно было бы предположить, что в нём внезапно проснулся дремавший до сей поры древний дух бывшего хозяина и решил размять затёкшие косточки. Или отомстить давним обидчикам. Или закончить незавершённые дела. А как сможет оправдать срыв важного урока скреплённая проволочками пластмасса?

Елизавета Аркадьевна увлекалась палеонтологией, обожала смотреть фильмы BBC о динозаврах и доисторических монстрах и могла говорить о них бесконечно и восторженно. И вдруг на самом интересном месте её потрясающий рассказ прервал какой-то там ненатуральный набор костей…

Выйти ему понадобилось.

Что, не мог дождаться окончания урока?

Елизавета Аркадьевна сложила на груди руки и презрительно поджала губы.

Скелет стыдливо потупился и спрятал сжатую в кулак руку за спину.

– Ну, если уж вам так невтерпёж, – смягчилась учительница, – можете покинуть класс.

Не поднимая головы, скелет проехал вдоль стены к входным дверям.

Почему проехал, а не прошёл, как любой нормальный человек? Потому что стоял на подставке, ко дну которой были приделаны маленькие колёсики. Для лёгкости перемещения.

Ближайшие к стене парты на несколько минут резко опустели: пятиклассники проявили себя как люди осторожные и рассудительные – повскакали с мест и сбились в проходе, поближе к среднему ряду. И только обитавший за последним, самым ближним к двери столом Василий Панкраткин не двинулся с места. Так и просидел с открытым ртом, пока Елизавета Аркадьевна его не окликнула.

– Василий! Будь добр, открой дверь. А то у некоторых сил не хватает.

Панкраткин очнулся, послушно сорвался со стула, а когда скелет проезжал мимо, осторожно ткнул пальцем в белое пластмассовое ребро, проверяя – не галлюцинация ли.

Ребро оказалось вполне осязаемым, скелет даже дёрнулся. Словно от щекотки. И, если бы смог, наверняка бы хихикнул.

Василий проводил его взглядом, а потом закрыл дверь.

– А теперь продолжим урок! – с облегчением проговорила Елизавета Аркадьевна и в который раз указала на плакаты. – Как видите, развитие жизни на Земле продолжалось несколько миллиардов лет. Одни виды и группы организмов давали начало другим. Например, от пакицетов…

Скелет завернул за угол, выехал на лестничную площадку и там остановился. Наверное, не мог решить, что ему лучше сделать: отправиться выше или спуститься вниз.


***

Поднимавшийся на второй этаж директор задумчиво смотрел внутрь себя: прикидывал, откуда возле младшей раздевалки могла взяться слизь. Да ещё в таких количествах!

Что-то подобное он видел в магазинах игрушек и в ларьках, где продавали журналы и всякую мелкую дребедень. Но та слизь хранилась в маленьких баночках, и, чтобы закупить её в таком объёме, требовался чудаковатый миллионер. А в подведомственной Александру Константиновичу школе ни миллионеры (даже подпольные), ни их дети точно не учились.

Не иначе, нашёлся какой-нибудь вундеркинд, сумевший наладить выпуск этой липучей дряни у себя дома, но в промышленных масштабах.

Преодолев последнюю ступеньку, директор вернулся к реальности и тут же упёрся взглядом… в скелет из кабинета биологии, неподвижно стоявший на лестничной площадке возле пластикового контейнера для мусора. Совсем как надёжный страж. Или дежурный, замещавший отправленных домой восьмиклассников.

– Хм! – озадаченно произнёс Александр Константинович и внимательно вгляделся в лицо скелета. Или как это там правильно называется?

– И что ж ты такое натворил, что Елизавета Аркадьевна тебя с урока выставила? – директор сочувственно потрепал костлявое плечо, отчего из скелета на пол посыпался то ли мелкий песок, то ли крошки.

– Ух ты! – торопливо отдёрнул руку Александр Константинович и озабоченно покачал головой: – Разваливаешься, что ли?

Пока не началась перемена, он успел отыскать веник и совок – ведь никто лучше директора не знал, где в школе что находилось, – аккуратно собрать мусор и выбросить его в так удачно располагавшийся поблизости контейнер.

Затем Александр Константинович удовлетворённо улыбнулся, пообещал скелету скоро вернуться и решить вопрос с чересчур строгой учительницей биологии и с чувством исполненного долга отправился водворять на место рабочий инвентарь. Контейнер улыбался, как обычно, широким полукруглым отверстием в крышке, очень похожим на рот. А беглец послушно ждал, с места не двинулся.

На перемене директор прикатил его в кабинет биологии.

– Елизавета Аркадьевна! А вот и ваш скелет! – радостно объявил Александр Константинович с порога.

Потянувшиеся к двери пятиклассники предусмотрительно шарахнулись в разные стороны.

– Не то чтобы уж совсем мой, – скромно возразила учительница. – Просто он здесь в шкафу в лаборантской всегда стоял.

– И как же он на лестнице оказался? – полюбопытствовал директор.

– Видимо, сам дошёл, – предположила Елизавета Аркадьевна.

– В смысле? – уточнил Александр Константинович, и учительнице пришлось подробно рассказать о происшествии на уроке, а пятый «Б» дружно её слова подтвердил.

– Удивительное дело! – заключил директор, и все с ним согласились, не менее дружно.

Беглеца водворили на место, в шкаф. И на лестничной площадке второго этажа стало совершенно пусто – ни скелета, ни мусорного контейнера.

Правда, последнего никто не хватился. Он сам нашёлся.


***

Девятиклассник Дэн Заславский нагло прогуливал алгебру.

Возможно, и не слишком нагло. Но когда у тебя не складываются отношения ни с предметом, ни с человеком, его преподающим, на урок не очень-то тянет. Зато тянет в разные укромные уголки, чтобы в тишине и покое поразмышлять о превратностях своей нелёгкой судьбы. Но такие уголки в школе отыскать довольно проблематично.

Дэн смотрел в окно на пасмурный день, на сугробы снега, и в голове сами собой всплывали полные надежд призывные строки:

Во глубине сибирских руд

Храните гордое терпенье,

Не пропадёт ваш скорбный труд

И дум высокое стремленье.

Заславский перевёл взгляд на небо. Серое, расчерченное тёмными штрихами голых ветвей, оно не вдохновляло, поэтому следующие четверостишия вспомнились только в виде ритмических строк: «Татата-та-татата-та!»

Сколько их там полагалось, Дэн точно не знал и сразу перешёл к самому позитивному – финалу:

Оковы тяжкие падут,

Темницы рухнут – и свобода

Вас примет радостно у входа…

Тут кто-то ласково потёрся о ногу Дэна, словно сообщая Заславскому, что он не один и его прекрасно понимают.

Обычно так делают кошки. И Дэн опустил было руку, чтобы благодарно потрепать сочувствующее ему животное, но вовремя понял, что никаких кошек в школе не водится.

Дэн посмотрел вниз.

Возле его ноги стоял серый мусорный контейнер и широко улыбался похожим на рот отверстием в крышке.

– О! – только и смог произнести Заславский, и контейнер тут же доверчиво припал к его брючине.

– Ты чего? – Дэн осторожно отодвинулся. Мусорка скакнула следом.

– Отвали от меня! – рассердился девятиклассник и попробовал отпихнуть контейнер ногой.

Улыбка у того стала какой-то обиженной, хотя по-прежнему оставалась широкой. Но Дэна запросто не разжалобишь.

– Катись, катись отсюда! – прикрикнул он и, брезгливо оглядев собственную штанину, отряхнул её.

Контейнер расстроенно загрохотал по коридору. Заславский презрительно посмотрел ему вслед. И вдруг вздрогнул, – опомнился! – торопливо вытащил из кармана мобильник и начал снимать.

Это уже почти рефлекс: если что – снимать на мобильник. А потом выкладывать в сетях и упоённо наблюдать, как прибавляются просмотры и лайки.

Загрузка...