Лощина

— Я хочу пойти с тобой, — говорит он хрипло, как будто ему ненавистна эта идея, и он пересиливает себя.

Я просто улыбаюсь и кладу руку ему на плечо.

— Хороший выбор, друг мой.

Мы идем в отель, не говоря друг другу ни слова. Это не первый раз, когда я веду мужчину в номер. Женщин всегда труднее убедить, особенно если живешь в отеле. С мужчинами намного проще. Тем, с кем я встречаюсь, плевать, куда мы идем, лишь бы потрахаться.

И все же, когда мы идем через отель к моему номеру, я испытываю приступ стыда из-за того, насколько это убогое и невзрачное место. Я продал дом в Сан-Франциско много лет назад, и сейчас этих денег почти не осталось. Что мне следовало сделать, так это попытаться выйти на рынок недвижимости здесь, в Нью-Йорке, но я был слишком напуган, чтобы пустить какие-либо корни, и мой образ жизни не позволял. Я, как правило, меняю отели каждые несколько месяцев, и их качество продолжает снижаться. По крайней мере, сейчас у меня есть деньги на номер с отдельным туалетом.

Но Эйб, кажется, не возражает. Конечно, он все еще под кайфом, что меня устраивает, потому что, когда мы идем в номер, я понимаю, что там бардак. Быстро суечусь, прибирая вещи, но Эйб уже наполняет ванну.

Я решаю оставить его наедине. У меня есть бутылка виски, но среди беспорядка я нахожу только чистую кружку и стакан, сажусь на краешек кровати и жду. И пью. И жду. Не слышу плеска воды, ничего. Просто тишина.

А если он утонул? Или нашел мою бритву и покончил с собой? Я не знаю этого человека и через что ему пришлось пройти.

Не могу избавиться от тревожных мыслей, поэтому зову:

— Эйб?

Ставлю напитки, встаю и открываю дверь в туалет.

Он в ванне, просто смотрит в стену. Его глаза такие темные на фоне белой плитки и полны напряжения, отчего у меня по спине пробегают мурашки. Как правило, это противоположность наркотической зависимости.

— Эйб? — спрашиваю снова. Начинаю сомневаться, что это его настоящее имя. — Ты в порядке?

Он ничего не говорит. Не двигается.

Я медленно подхожу к нему и присаживаюсь на бортик ванны. Не могу удержаться и смотрю на его тело. Везде накачанные мышцы. Я тоже сильный, но худощавый, но его тело плотное и подтянутое одновременно. И я представляю, как вдавливаю его тело в пол, трахая сзади, заставляя подчиняться каждой моей команде. Его член особенно великолепен, даже когда погружен в воду и наполовину тверд.

Наконец, он смотрит на меня, медленно поворачивая голову, и я пытаюсь показать, что наслаждаюсь видом. Рассматриваю его тело. Его член дергается под водой, становясь большим, твердым и великолепным.

— Я волновался, — говорю я, напряжение в ванной кажется невыносимым. Встречаюсь с ним взглядом и поражаюсь тому, что вижу. Каким предельно сосредоточенным и чувственным он выглядит. Исчезло угрюмое выражение лица, и страх, и туман от опиума.

— Ты слишком сильно волнуешься, — говорит Эйб.

Я тихонько смеюсь.

— Ты прав. Раньше я частно волновался. Приехал в Нью-Йорк, чтобы избежать этого.

«Думаю, ты первый человек, о котором я волнуюсь впервые за очень долгое время».

Он опускает руку в ванну и обхватывает кулаком основание своего члена.

— Как видишь, — говорит он хриплым голосом, неторопливо скользя рукой вверх и вниз по стояку. — Тебе не нужно беспокоиться обо мне.

Ухмылка появляется на моих губах.

— Это так мило с твоей стороны, — напеваю я. — Но, боюсь, у тебя сложилось неправильное впечатление. Я здесь, чтобы помочь. И если будешь хорошим мальчиком, я доведу тебя до оргазма.

Внимательно наблюдаю за ним. Я разборчив в своих желаниях и потребностях, и не многим мужчинам нравится быть покорными. Этот мужчина определенно не из тех, кто подчиняется. Он тоже доминант. Но я старше его, может быть, лет на десять. У меня есть опыт, и, несмотря на всю суровость в его глазах, на каменный член, у меня есть подозрение, что он делает это не часто. Под ним скрывается сильное чувство вины, чувство, что желать другого мужчину — неправильно.

— Ты волен уйти, если тебе не нравится, — говорю я, вставая. Наклоняюсь и потираю тыльной стороной ладони свой член, твердый и напрягающийся под брюками. — Я не обижусь. Рад, что ты, по крайней мере, принял ванну, передохнул от того, что преследует тебя. Или охотится за тобой.

Он тяжело сглатывает.

— А если и то, и другое? — его голос теперь перешел в шепот, тоска и страх вернулись.

Его слова пронзают меня острой потребностью. Не просто сексуальная потребность, которая пульсирует во всем моем теле, а потребность защитить. Спасти его. Исправить. Этого сломленного, преследуемого незнакомца в моей ванне.

Я осторожно расстегиваю ширинку брюк и вытаскиваю свой член, он горяч от желания, жаждет, чтобы к нему прикоснулись и пососали.

Глаза Эйба с жаром смотрят на мою эрекцию, на его лице появляется дикость, которая прогоняет весь страх. Думаю, это поможет. Начнем так.

— Я отвлеку тебя от всего, — говорю ему таким тоном, чтобы он воспринял это как команду.

Пристальный взгляд Эйба прожигает мой, когда он устраивается в ванне, поворачивается, чтобы встать на колени, вода выплескивается на пол. Одной рукой он хватает свой член, а другой тянется к моему.

Я быстро хватаю его за запястье, крепко сжимая.

— Не трогай себя. Первое правило.

— К черту твои правила, — усмехается он.

Мой член дергается от его ненормативной лексики.

Сгибаю его запястье, и он хрипло выдыхает.

— Я трахну тебя в рот. Если хочешь этого, придется делать все по-моему, — он пытается вырвать свою руку, но у меня сильная хватка, и он все еще под кайфом. Не сомневаюсь, что, когда наркотик полностью выветрится, он сможет бороться, но не сейчас.

— Теперь разомкни свои мягкие губки, — говорю я, отпуская его запястье и хватая за подбородок, другой рукой подготавливаю свой член. — И открой пошире. Придется хорошенько поработать.

Он не сводит с меня глаз, но сомневается. Наконец он сдается и смотрит на мой член, рассматривая. Протягивает сразу две руки, приоткрывает губы.

Я издаю нетерпеливый рык и отпускаю его подбородок, хватаю его за волосы и наклоняю его голову вперед. Мой член скользит в его рот, ударяясь о заднюю стенку горла. Он не вздрагивает и не давится; просто поглощает меня, чуть царапая зубами, отчего меня пронзает удовольствие, пьянящее, ошеломляющее удовольствие, которого я не испытывал долгое время.

Боже, вот. Это оно.

Эйб начинает медленно, и хотя я контролирую ситуацию, запутав пальцы в его густых шелковистых волосах, позволяю ему взять инициативу в свои руки. Он отсасывает так, будто я самый сладкий десерт, которого он ждал с нетерпением весь день. Черт возьми, весь год. Его взгляд переходит с члена на мои глаза и обратно, и я знаю, что он наслаждается этим так же сильно, как и я. Это почти жестоко — смотреть, как он смачивает член ртом, сосредоточенно хмуря брови, упираясь бедрами в край ванны, пытаясь обрести опору, пытаясь получить разрядку.

Он кончит. Я позабочусь об этом.

— Ты похож на животное, — бормочу я, резко дергая его за волосы. — Сосешь, как настоящий зверь. Как дикое, необузданное существо, которое я подобрал на улице.

Эйб ворчит, свирепо глядя на меня. Он злится, когда я оскорбляю его, и все же проводит языком по моей головке, сжимает основание обеими руками, вымещая свой гнев на моем члене.

— Ты молодец, — подбадриваю я его, хотя и не улыбаюсь. — Так хорошо. Продолжай, красавчик.

Еще один свирепый взгляд, еще один оскал зубов, от которого мои пальцы ног поджимаются на мокром полу ванной. В конце концов, однако, мне приходится закрыть глаза и отдаться ощущениям. Слова похвалы слетают с моих губ.

У тебя хорошо получается.

Посмотри, как я трахаю тебя в горло.

Быстро учишься, хороший мальчик.

Вот так, мой мальчик, теперь глубже.

Ты мой.

Этот большой, брутальный мужчина будет со мной весь вечер. Вскоре я говорю ему проглотить сперму, которая брызжет ему в горло. Я кончаю жестко и долго, закатывая глаза, и внутри меня все взрывается.

Рычу и выпускаю поток ругательств, а он не колеблется, не останавливается, пока не высасывает меня досуха.

Я смотрю на него сверху вниз и откидываю его голову назад, струйка слюны стекает с моего возбужденного члена в его влажный рот.

— Ты хорошо справился, — говорю ему. — Думаю, ты заслуживаешь награды. Скажи, чего ты хочешь.

Он смотрит на меня непроницаемыми глазами. Сначала я думаю, что они все еще полны похоти из-за того, что он не получил разрядки. Я готов ублажить его. Но потом понимаю, что это вовсе не похоть, а потребность другого рода. Та, что причиняет ему боль.

— Я хочу место, где смогу остановиться на несколько дней, — говорит он напряженным голосом. — Кровать и того, с кем можно ее разделить, — он делает паузу, и я никогда раньше не видел более обреченного мужчину с моим членом в руке. — Я не хочу быть один.

Я давно не испытывал такого стыда.

Этот мужчина просто отсосал мне в обмен ночлег? Все?

Я прочищаю горло, засовывая член обратно в штаны.

— Конечно. Ты можешь оставаться здесь сколько захочешь.

При этих словах его глаза на мгновение светятся. Облегчением.

— По правде говоря, у меня давно никто не ночевал, — признаюсь я. — Ни мужчина, ни женщина, — добавляю я. Он просто кивает, принимая эту информацию как должное. — Я буду рад.

Подхожу и беру полотенце, протягивая ему, когда он вылезает из ванны, а затем оборачиваю его вокруг его плеч, собирая концы у основания шеи. Я касаюсь рукой его влажной бороды и по-доброму улыбаюсь.

— Давай выпьем.

Глава 17

Кэт

Бром вернулся.

Оказался прямо в кабинете из всех возможных мест.

Как так?

Крейн встречается со мной взглядом, очевидно, что он знает Брома, но как Эйба. Выражение его лица хмурится, но затем быстро превращается в маску учителя, подбородок приподнят, взгляд суровый, хотя любопытство в его глазах невозможно погасить. Кажется, он заинтересован новой загадкой.

Я оглядываюсь на Брома, встречаюсь с ним взглядом, он кажется, вообще не замечает профессора, и я понимаю, что не могу вот так просто пялиться на него с открытым ртом.

— Бром? — удается мне произнести писклявым голосом.

Он встает со своего места, и, боже мой, как же он вырос. Не просто вырос, но и подкачался. Теперь он правда заслуживает прозвище Бром Бонс.

— Кэт? — говорит он, и звук его голоса приносит облегчение.

Это он.

Это он.

Весь класс наблюдает, как он шагает ко мне и заключает в крепкие объятия, его руки обхватывают меня с силой, от которой трещат кости. Он пахнет, как костры осенней ночью, тепло и холодно одновременно. Он пахнет моим детством, моими подростковыми годами. Он пахнет домом.

— О боже, — шепчу я, уткнувшись головой ему в грудь, шерстяное пальто колит мне кожу, слезы вот-вот потекут по щекам. — Это правда ты.

— Ты изменилась, — говорит он, кладя свою большую ладонь мне на затылок. — Стала женщиной.

Я смеюсь, меня переполняет радость. Все это кажется нереальным.

— Это сон? — спрашиваю я.

Он отстраняется и хватает меня за плечи, скользит взглядом по моему телу, впечатляясь, на его лице озорная улыбка.

— Ты выглядишь как мечта, — говорит он. — Возможно, это сон.

Я чувствую, как мои щеки розовеют.

— Бром, у меня так много вопросов.

— Кхм, — говорит Крейн, громко прочищая горло.

Мы оба поворачиваемся к нему лицом и понимаем, что не только задерживаем весь класс, но и что Сестра Маргарет стоит в дверях и улыбается нам. Я раньше не видела ее искреннюю улыбку, и это приводит в замешательство.

— Можно? — спрашивает Сестра Маргарет Крейна, протягивая руку.

— Пожалуйста, — умоляюще говорит Крейн, очевидно, желая получить объяснение всему этому. Крейн, возможно, и не знает, что Бром пропал, но ему, по крайней мере, интересно, как он вдруг оказался в его классе.

Сестра Маргарет заходит в класс и поднимается на платформу перед партой Крейна. Сегодня ее капюшон опущен, но она в том же длинном черном плаще, как у всех Сестер.

— Ученики, — говорит она, ее голос звонкий и разносится по комнате. — Сегодня к вам присоединился новый студент. Он родился и вырос в Сонной Лощине и только что вернулся после четырехлетнего отсутствия. Познакомьтесь с Эбрахамом Ван Брантом.

Она указывает на него с еще более широкой улыбкой. Я понятия не имела, что Сестра Маргарет что-то знает о Броме, но она говорит так, словно он известная персона. Кстати, Бром никогда не проявлял и намека на колдовство, но, возможно, все изменилось. Иначе зачем бы ему посещать институт?

Аудитория тепло приветствует новенького. Может, Бром и не Ван Тассел, но тот факт, что он из Сонной Лощины, и Сестра Маргарет положительно настроена к нему, означает, что они относят его к той же категории, что и меня. Не «как они». А «другой».

Бром неловко кланяется, его глаза бегло осматривают комнату, прежде чем снова встретиться с моими, когда Сестра Маргарет переключает свое внимание на Крейна.

— Пообщайся с Бромом после занятий, придумай, как нагнать пропущенные уроки. Возможно, помогут несколько частных занятий.

Брови Крейна чуть поднимаются, но лицо быстро становится нейтральным.

— Отличная идея.

Но Бром все еще смотрит на меня, как будто не может поверить, что я действительно здесь. Мы оба.

— Бром, — говорит Сестра Маргарет. — Могу я поговорить с тобой в коридоре? Катрина, твое присутствие тоже требуется.

Мы с Бромом обмениваемся недоуменными взглядами, но следуем за ее развевающимся плащом в коридор. Я встречаюсь взглядом с Крейном, но по-прежнему ничего непонятно. Я могу только представить, о чем он сейчас думает. Это тот Эйб, о котором он говорил? Возможно ли, что он встретил Брома, когда был в Нью-Йорке или Сан-Франциско? Но тогда почему Бром ведет себя так, будто никогда раньше не видел Крейна? Как будто Крейна вообще нет.

Конечно, все это может быть притворством. И разве Крейн не говорил, что Бром чуть не разбил ему сердце? Возможно, все закончилось плохо, и Бром чувствует себя виноватым. Ничего не понимаю, но с каждой проходящей секундой мне становится все любопытнее.

Мы выходим в коридор с Сестрой Маргарет, и она закрывает дверь в класс. Она смотрит на него, затем на меня, ее улыбка застенчива, в глазах пляшут огоньки.

— Как чудесно снова видеть тебя, Бром.

Бром слабо улыбается ей, на его лице ясно читается замешательство.

— Мы встречались раньше?

— Ты не помнишь, — говорит она.

— Нет, — говорит он. — Я ничего не помню.

— Как бы то ни было, — говорит она, хлопая в ладоши. — Приятно, наконец, приветствовать тебя в школе. Ты когда-нибудь представлял, что будешь здесь рядом со своей возлюбленной? — сейчас она смотрит на меня так, словно внезапно вспомнила, что я тоже здесь.

— Бром! — разносится по коридору голос моей матери, и на мгновение я ошеломлена, пока не вспоминаю, что этим утром она поехала в школу со мной и Крейном. Казалось, это было целую жизнь назад.

— Миссис Ван Тассел, — говорит он ей с вежливым кивком, когда она бежит к нему по коридору с распростертыми объятиями.

— Пожалуйста, называй меня Сара, — говорит ему. Пока она обнимает Брома, как будто это ее давно потерянный сын, мое внимание сосредоточено не на ней.

А на трех ведьмах, идущих по коридору следом.

Сестра Софи.

Тетя Ана.

Тетя Леона.

Воздух в моих легких застывает при виде них, особенно тетушек. Они совсем не похожи на тетушек, которых я видела в юности. Их лица почти идентичны, что странно, поскольку они не должны быть близнецами, и как было с сестрой Маргарет, я не могу сосредоточиться на них. Не помогает и то, что на головах у них капюшоны, отбрасывающие тень на костлявые лица, напоминающие черепа.

Они втроем скользят по коридору, словно парящий треугольник, Леона впереди, ее ладони плотно сжаты, словно в молитве, улыбка немного широковата для ее лица.

— Вот и он, — говорит Леона. Ее голос тоже не такой, каким я его помнила. Он звучит проецируемо, как будто доносится сверху и снизу, а не передо мной, и это грубый голос, как у курильщика, скрипучий и протяжный.

Треугольник сестер останавливается перед нами, все их внимание приковано к Брому.

— Мы так рады видеть тебя здесь, — говорит Леона. — Рада, что ты вернулся.

Она скользит к нему и кладет ладони по обе стороны от его щек.

— Да, да, это ты. Мы так долго искали тебя.

— Все в Сонной Лощине беспокоились, — вставляет Сара.

Это правда. По крайней мере, в течение года поисковые группы отправлялись в Бостон или Нью-Йорк на поиски Брома. Странным было то, что его родители не заботились так сильно, как моя мама. Я решила, что она делала это ради меня.

— Мы почти сдались, — говорит Сестра Софи.

«Вы сдались», — хочу сказать. Возможно, они искали первый год, но в последующие никто даже не упоминал его имени, как будто его вообще не существовало.

Словно услышав мои мысли, проницательный взгляд Леоны скользит по мне.

— И Катрина, — говорит Леона. Мне улыбается меньше, и славно, потому что ей улыбка не идет. — Полагаю, мы тоже обязаны оказать тебе радушный прием. Я прошу прощения, что мы с Аной не зашли проведать тебя. Мы слышали, что ты неплохо учишься. Уверена, что в кратчайшие сроки ты сможешь помочь Брому освоиться.

Ана просто кивает мне, ее улыбка натянута и больше похожа на типичное приветствие, как у других Сестер. Хотя она правда похожа на Леону. Единственное различие — это цвет волос: у Аны русые с проседью, а у Леоны темные с белыми прожилками, плюс нос у Аны с горбинкой. Почему я не знала, что они близнецы? А поскольку Сестра Маргарет и Сестра Софи тоже близнецы, каковы шансы, что они состоят в одном ковене?

— В конце концов, — говорит Сестра Маргарет. — Уверена, ты захочешь закончить учебу до того, как выйдешь замуж.

— Что? — спрашиваю я, моргая.

Бром кашляет, и я бросаю на него растерянный взгляд.

— Свадьба, — говорит мама, как будто в порядке вещей. — У вас помолвка друг с другом. Как это всегда было обещано. Не говори, что ты забыла, — в последних словах есть резкость, что-то жесткое появляется в выражении ее лица.

— Мама, — начинаю я, обмениваясь еще одним взглядом с Бромом. — Не думаю, что это уместно, учитывая обстоятельства. Он только что вернулся, — откуда, кстати? — И мы не виделись четыре года. Многое могло измениться.

— Ничего не изменилось, — говорит Леона, ее голос становится тихим, хладнокровные глаза мечутся между мной и Бромом. — Некоторым вещам суждено случиться. Вам суждено быть друг с другом со дня рождения.

Бром издает низкий горловой звук, и я смотрю на него. Он выглядит как животное, готовое к прыжку, его челюсть сжата.

— Я даже не знаю, как, черт возьми, сюда попал, — рычит он на них, его глаза раздраженно сверкают. — Давайте я сначала это выясню, а потом уже поговорим о долбаной женитьбе.

Все выглядят ошеломленными, их глаза широко раскрыты. Только Ана выглядит так, будто пытается скрыть улыбку.

Он не знает, как сюда попал?

— Эбрахам! — кричит моя мама. — Я не знаю, где ты жил раньше, но такие выражения неуместны в Сонной Лощине или в институте.

— Сара, — предостерегает ее Леона, взмахнув костлявой рукой. — Оставь его в покое. Все в порядке. Я уверена, он через многое прошел. Позволь ему говорить так, как он считает нужным.

Мама сжимает губы в тонкую линию, слегка отодвигаясь на задний план. Как быстро она смиряется перед Леоной.

— Бром, — говорит Леона. — Ты до сих пор предпочитаешь это прозвище? Никаких Эбрахам или Эйб?

Он хмыкает, и я замечаю, как он сжимает кулаки.

— Возможно, вам с Катриной нужно вновь лучше узнать друг друга, — продолжает она. — Сара, пригласи Брома и его родителей на ужин сегодня вечером.

Это был скорее приказ, и моя мама кивает.

— Да, конечно.

— Подождите минутку, — говорю я. Все это не имеет никакого смысла. — Он только что вернулся, да? Как бы мне ни хотелось увидеть Брома, разве ему не нужно побыть наедине с родителями? Я уверена, они хотят поговорить с ним.

— Дорогая, — говорит Леона, сочувственно наклоняя голову. — Разве ты не знала, что Бром вернулся несколько дней назад? Я уверена, что они все будут не против присоединиться к вам вечером.

Я удивленно поворачиваюсь к Брому.

— Ты вернулся несколько дней назад и не сказал мне? Ты не зашел и… и…

Не было никаких новостей. Ничего.

Мгновение он пристально смотрит на меня, и, должно быть, он уже чему-то научился у профессора Крейна, потому что я вообще не могу прочитать выражение его лица. Он молчит.

Я не знаю, имею ли право чувствовать себя преданной из-за того, что он вернулся и даже не зашел поздороваться, сообщить, что он в Сонной Лощине и с ним все в порядке. Что он делал?

— Он был болен, — говорит Сестра Маргарет. — Прояви немного сострадания, Катрина.

Я смотрю на всех Сестер. Они все смотрят на меня с выжидательным выражением в глазах, как будто я должна отойти на задний план, как это сделала моя мама.

— У меня есть сострадание, — говорю я им. — Я годами изнывала от беспокойства, думая, что он мертв, и вдруг он вернулся, мой лучший друг вернулся, и я должна просто смириться, что это скрывали от меня несколько дней?

— Прости, — бормочет Бром.

Но дело в том, что я не сержусь на него. Не знаю, на что сержусь; я все еще пытаюсь понять. Все происходит так быстро. Мы с Крейном вместе, потом всадник, потом Бром возвращается в нашу жизнь. Это шокирует, как будто меня разрывает в разных направлениях.

— Возможно, вам следует вернуться к занятиям, — говорит Леона. — Уверена, вы скоро поладите, как в былые времени.

Она бросает взгляд на других ведьм и резко дергает подбородком, и они начинают плыть по коридору прочь от нас.

— Сара, — рявкает Леона. — Сюда.

Мама встречается со мной взглядом, и на мгновение я вижу страх. Чистый ужас, как будто ее только что попросили шагнуть в Ад. Затем она поворачивается, опустив голову, и следует за своими сестрами.

И я остаюсь в холле с другом детства, который превратился в незнакомого мужчину.