Итак…
Итак, мы через третье лицо – через лорда Свиззлдиза, который может быть просто очарователен, когда захочет, – навели справки о красотке Страстоцвет, Снеговике, Ночной Невесте и Ходоке, а также и о самом Деворе.
Складывалось впечатление, что Девор живет совершенно не по средствам, что он увяз в долгах и его преследуют кредиторы. Страстоцвет жила с ним много лет, пока от него не отвернулась удача. Снеговик и поныне тусовался с Девором, – очевидно, в память о старых временах, – а Ночная Невеста встречалась с ним все чаще и чаще. Не знаю, какую роль во всем этом играл Ходок – если, конечно, он вообще играл тут какую-то роль, – но он, похоже, достаточно регулярно возникал в жизни Девора.
Я продолжал присматривать за всей этой компанией, но за следующие несколько месяцев так ничего и не прояснилось. Я описал этот случай и зарегистрировал его в отделе дуэлей. Особой необходимости в том не было, но это могло пригодиться впоследствии, если бы потребовалось что-то утрясти.
Я начал чаще бывать в обществе Тувуна и Висс. Мы с Тувуном фехтовали друг с другом, а Висс нас натаскивала. Я стал чуть чаще выходить в мир людей и решил в этом году побывать на Собрании. Ни за какие новые произведения искусства я пока не брался.
Это ощущение напоминает внезапный порыв теплого ветра. Если вы вовремя почувствовали и распознали его, значит, у вас есть шанс выжить. Тысяча лет – долгий срок, но я никогда не забуду того покалывания, что возникает, когда ци разбивается вдребезги и уходит в пустоту.
Я вихрем перенесся в соседнее пространство и метнулся как можно дальше от Земли. Еще мгновение – и я буду знать наверняка.
Мгновение прошло, а я все еще оставался в живых. Пронесло, значит.
Я немного подождал, потом осторожно принялся пробираться обратно, в то измерение, где на меня напали. Через некоторое время я снова почувствовал громыхание. Пришлось дождаться, пока оно утихнет. По мере того как грохот затихал, я подбирался ближе, скользя через пространства. Прежде чем пробраться в нужное измерение, я навел на себя невидимость. В воздухе до сих пор витало нечто пугающее, а горы Лошадиная Голова, на которой я стоял всего несколько минут назад, больше не существовало.
В тридцати милях севернее располагалась гора Орлиная Голова – она по-прежнему была целехонька, а в тридцати пяти милях на северо-запад – Ястребиный Взгляд. Я изучил их, когда летел на восток, домой. Еще один подобный удар вполне мог бы меня уложить.
Переодевшись в красное, в тон красному перу на шляпе, я направился на кладбище, где в одной из старых усыпальниц Тувун и Висс хранили свою бутылку.
– Тук-тук!
Я шагнул, если можно так выразиться, через порог. Знакомый служитель признал меня. Висс встретила меня в облике маленькой девочки-китаянки – лет восьми, не старше. Ее волосы были распущены, а золотистая смуглая кожа горела невинным румянцем.
– Кай Крапивник! – воскликнула она. Ее тонкий голосок напоминал звон крохотных колокольчиков. – Какая приятная неожиданность! Не желаешь ли чаю?
– Да, пожалуйста.
Я уселся на груду подушек. Висс внимательно посмотрела на меня.
– Что случилось? – спросила она. – Ты словно не в себе.
– В меня стреляли из теронического ружья, – сообщил я.
– Но тероника объявлена вне закона еще со времен Демоновой войны! – воскликнула Висс. – Владение тероническим оружием считается крупным правонарушением. Из такой штуки бога свалить можно!
Я кивнул и добавил:
– И это единственный надежный способ уложить бога или демона.
– Пожалуй, тебе стоит рассказать мне, как все было, – сказала Висс.
– Один из тех недодемонов шепнул мне, что вчера вечером на Босой горе намечалась серьезная игра в маджонг и что Девор, который на самом деле играет очень неплохо, надеялся раскрутить Ловкача на крупную сумму и рассчитаться со своими долгами.
Прибыл чай. Я взял чашку и сделал глоток.
– Ты же знаешь, Девор и вправду хорошо играет, если не нагрузится имбуэ.
Висс кивнула.
– В давние времена мне случалось играть с ним – довольно приятное времяпровождение, – сказала она. – И что случилось?
– Я захотел понаблюдать за этой игрой, посмотреть, что получится, и послушать, не всплывет ли что-нибудь, касающееся того дела с О'Кифом. Сперва я просто собирался посидеть среди них невидимкой, и так и сделал. Но некоторые из нас очень хорошо чуют скрытое присутствие, и потому я решил перебраться на тридцать миль в сторону, на Лошадиную Голову, и проследить за происходящим при помощи магической трубы.
Висс кивнула.
– И?..
– Я перебрался на Лошадиную Голову, устроился там и принялся наблюдать. А некто, пожелавший раз и навсегда убрать меня с дороги, должно быть, обнаружил меня и забрался на Ястребиный Взгляд, прихватив с собой тероническое ружье. Я почувствовал неладное и смылся, но этот тип снес верхушку Лошадиной Головы вместе с половиной горы.
Висс содрогнулась.
– Когда я вернулся, игроки уже убрались с Босой горы. Я спрятался за валуном и принялся рассматривать разрушенную Лошадиную Голову. И тут мимо меня кто-то проскочил – кажется, это был Ходок. Я видел его лишь мельком. Он толкнул меня под локоть и умчался. И он хихикал на ходу.
– Он показал, как спас тебе жизнь, – заметила Висс.
– Что?!
– Очевидно, он толкнул под локоть того, кто в тебя стрелял. Тероническое оружие отличается смертоносной точностью. Тебе это должно быть прекрасно известно, если доводилось им пользоваться.
Я кивнул.
– Но почему? – спросил я. – Ходок ничем мне не обязан.
Висс пожала плечами. Я допил чай. Висс налила еще. В ее хрупких, изящных ручках чайник казался огромным.
«Конечно же, Ходок ничем мне не обязан, – решил я. – Он просто хотел, чтобы я оказался у него в долгу. Если Висс права, то Ходок должен знать, кто нажал на спусковой крючок».
– Может, кто-то желает, чтобы нечто, известное мне, не стало общим достоянием? Но что это может быть?
– Любой, проживший с твое, должен знать чертовски много.
Я пожал плечами.
– Ничего такого особенного.
– Да я-то знаю. Но у меня складывается впечатление, что ты случайно наткнулся на нечто серьезное и кто-то теперь желает тихо, и быстро со всем этим покончить.
– Ну, тогда ему не следовало хвататься за теронику. Теперь по всему нашему измерению поползут слухи.
– Значит, этот «кто-то» был сильно напуган.
– И что же теперь будет?
– Ничего, – отозвалась Висс. – Если только это не напомнит кому-то о чем-то, связанном с этим происшествием, и они не начнут действовать.
Но дело это так и заглохло, и ничего особенного не произошло ни в мире людей, ни в царстве демонов.
Я взялся вести в местном муниципальном колледже курс по изготовлению «танцующих» и «боевых» воздушных змеев и управлению ими. Этот курс много лет читал старик по имени Ли Пяо. Я любил наблюдать со склона холма за занятиями его группы. Он был настоящим мастером. А нынешней осенью я заглянул в расписание колледжа и обнаружил, что этого курса там не значится. Я позвонил в канцелярию и узнал, что с Ли Пяо случился инсульт. Тогда я взял его телефон и домашний адрес. Я позвонил господину Ли Пяо, убедился, что он согласен меня принять, и на следующее утро поехал в гости.
Дом, у которого я остановил машину, был маленьким, но очень ухоженным. Однако, вступив на вымощенную плитами дорожку, я увидел множество мелких примет, свидетельствующих о недавней болезни хозяина дома: тяжелая голова темно-розового пиона склонилась до самой земли, в углах дворика скопился мелкий мусор, который нанесло ветром, глазурованное фарфоровое кашпо опрокинулось набок. Я поставил его на место, проходя мимо, – к его гладкой прохладной глазури приятно было прикоснуться, – а потом позвонил в дверь.
Открывший мне старик оказался довольно высок Для китайца. В его осанке и манере двигаться было нечто от мандарина, несмотря на то, что он опирался на костыль. Длинные пряди белоснежной бороды падали на грудь, но даже густая борода не могла скрыть, что рот старика искривлен параличом. Впрочем, это не помешало хозяину улыбнуться. Очевидно, жизнь не одолела его.
– Я имею честь беседовать с Ли Пяо? – вежливо осведомился я.
– Да, я – Ли Пяо, – отозвался старик. – А вы, должно быть, мистер Кай? Добро пожаловать.
Я прошел следом за хозяином через широкую прихожую и оказался в гостиной, откуда открывался вид на прекрасный сад. На низком столике стоял поднос, а на нем красовался пузатый, веселенький терракотовый чайничек. Там же располагались две чашки и ваза с тонким, как вафли, миндальным печеньем.
Ли Пяо усадил меня на удобный диван, а сам пробрался к деревянному креслу с высокой спинкой и подлокотниками. Кресло явно было выбрано за то, что давало старику возможность более-менее легко подниматься на ноги и дотягиваться до костылей, которые он аккуратно прислонил ко второму креслу.
Понаблюдав за хозяином, я не мог не восхититься силой его духа. Еще не так давно этот человек любовался прихотливым полетом воздушных змеев, а теперь искалеченное тело накрепко приковало его к земле, – и все же он отказывался признать себя побежденным.
– Я вынужден просить вас разлить чай, – сказал Ли Пяо. – Это отличный зеленый чай, его привозят из Тайваня. А печенье испекла моя невестка. Оно очень хорошее – не слишком сладкое.
Я разлил чай, превратив эту процедуру в небольшое священнодействие. Ли Пяо принял свою чашку и кивком поблагодарил меня. Потом он поставил чашку на подлокотник и левой, здоровой, рукой взял из поданной мною вазочки два печенья.
– Но как? – спросил я, указав на тщательно сервированный чайный поднос. – Как вам удалось это сделать?
Ли Пяо хмыкнул, и этот смешок был таким же теплым, как и его улыбка.
– Я ничего не делал – только налил в чайник кипятку и снял целлофан с вазы. Все это приготовил для меня вчера вечером мой внук, который приходил мне помочь.
– А – я кивнул и попробовал чай. Он действительно был хорош, а печенье – так просто превосходно. – Я длительное время с удовольствием наблюдал, как ваши ученики каждую весну запускали воздушных змеев.
– И я тоже, – ответил Ли Пяо, и я впервые заметил на его лице тень печали.
– Мне хотелось бы знать, – продолжал я, – не окажете ли вы мне честь и не позволите ли продолжать вести занятия с вашими учениками. Нам придется начать их с запозданием на несколько недель, но регистратор колледжа сказала, что еще не поздно внести нужные изменения в расписание.
Я не счел нужным сообщать Ли Пяо, что на решение этой леди явно повлияло то, что я предложил вести занятия бесплатно.
– Я не имею ни малейших возражений! – удивленно произнес Ли Пяо. – Да и как я могу? Знания о воздушных змеях, об искусстве их изготовления и об управлении ими не являются моей личной собственностью.
– Это так, – сказал я. – Я надеялся, что вы сочтете возможным прийти и поделиться с учениками вашей мудростью. Я могу служить вашими руками, но я не обладаю вашими знаниями.
Ну, здесь я слегка покривил душой (хотя позднее выяснилось, что это была чистая правда), но я решил, что немного лести не повредит. Попросту говоря, мне хотелось снова увидеть, как над парком взмоют воздушные змеи и небо оживет.
При этом предложении старческие глаза Ли Пяо на мгновение радостно вспыхнули. Но потом он печально покачал головой.
– Я бы с удовольствием, но не могу. Врачи говорят, что я еще очень не скоро смогу ходить без посторонней помощи. Но даже если бы они и позволили, я не рискнул бы сесть за руль.
Я отпил еще немного чая и улыбнулся.
– Я могу забирать вас перед каждым занятием, а потом снова отвозить домой. Я даже готов каждый раз угощать вас обедом либо же выплачивать вам часть преподавательского жалованья, чтобы заинтересовать вас.
Я знал из разговора с регистраторшей, что Ли Пяо хорошо платили за работу, но теперь он на пенсии. Возможно, он не откажется от лишних денег…
– Я не могу брать за это деньги! – запротестовал Ли Пяо.
– Но вы будете вести занятия, – напомнил ему я.
– И тем не менее!
Теперь хозяин дома выглядел возмущенным.
– Почему, собственно, вы не должны получать денег за потраченное время? – возразил я. Пожалуй, вопрос уже был решен, оставалось уладить детали.
Мы поторговались за чаем и печеньем, договариваясь об условиях. Полагаю, это доставило нам обоим немалое удовольствие. Когда же мне показалось, что Ли Пяо может все-таки отказаться, я сказал:
– Вы не спросили у меня, чем я занимался в миру. Я был известным целителем – одним из тех, кто практикует традиционные методы. Возможно, я сумею ускорить ваше выздоровление…
Теперь он был мой – это было заметно невооруженным взглядом! Даже если бы у Ли Пяо и не было собственных причин согласиться на мое предложение, он не мог мне отказать: получилось бы, что он ведет себя эгоистично по отношению к родственникам, которым приходится выкраивать время, чтобы помогать ему.
– Вы владеете акупунктурой? – спросил Ли Пяо.
– Да, и траволечением, и кое-какими из менее известных методов.
Я взял его за скрюченный, парализованный указательный палец правой руки. Сделав глубокий вдох, я прогнал через палец часть моей демонской ци и почувствовал, как палец оживает. А потом Ли Пяо им шевельнул.
– Я принимаю ваше предложение, – твердо произнес он тоном человека, который потрясен и исполнен восхищения, но все же не настолько потрясен, чтобы утратить способность рассуждать здраво.
Мы обо всем договорились, и я сказал, что в ближайшее время регистраторша ему позвонит.
А потом я поспешил уйти. У меня не было желания морочить голову этому человеку. И еще меньше мне хотелось позволить ему умереть. В результате нашей недолгой беседы у меня сложилось впечатление, что Ли Пяо и вправду знает о воздушных змеях куда больше моего.
По субботам и воскресеньям, после обеда, я заезжал за Ли Пяо, чтобы отвезти его на занятия. Во время занятий он сидел на солнечном склоне холма и наблюдал за змеями. Потом я проводил очередной курс лечения и вез Ли Пяо обедать.
– Некоторые из ваших змеев очень, очень древние, – сказал он.
– Я приехал из удаленного района Китая.
– О некоторых подобных змеях я лишь слышал, но никогда их не видел.
– Скоро вы сможете делать их сами.
– Я верю вам. Вероятно, вы были очень хорошим целителем, прежде чем удалились от дел. К моей спине снова возвращается чувствительность, и я уже могу ходить, хоть и хромаю.
– Через месяц вы выбросите ваши костыли. В один из дней следующего месяца мы подняли в воздух всех наших разнообразных змеев – яркий цветник, состоящий из квадратов и прямоугольников (тот день был посвящен традиционным разновидностям змеев). Но прекрасная тайская Пакпао отказывалась летать надлежащим образом. Я передал мою сине-зеленую китайскую «бабочку» ученику, а сам отошел в сторону, чтобы вместе с Ли Пяо посмотреть, что можно сделать с заупрямившейся Пакпао.
Оказалось, что проблема связана с бечевой. Ли Пяо объяснил мне некоторые тонкости, касающиеся длины бечевы, а потом я снова поднял Пакпао в небо. Чтобы не рисковать столкнуться с каким-нибудь из змеев, что уже находились в воздухе, я отошел подальше от того места, где столпилось большинство моих учеников.
– Она неплохо выглядит, – заметил я. (Пакпао – это змеи женского рода. Более крупные змеи – мужского рода, их зовут Чула.).
– Она и вправду неплоха, – согласился Ли Пяо, но по его тону я понял, что внимание старика приковано к чему-то другому.
Я отвлекся от созерцания Пакпао и взглянул на восток. Внезапно поднявшийся ветерок гнал оттуда небольшую тучку. На меня упала капля дождя. Я почувствовал, что сейчас произойдет, но было поздно.
Раскат грома прозвучал одновременно с криком Ли Пяо:
– Кай!
Молния скользнула по бечеве Пакпао и заполнила мое тело. Я отправил ее обратно в небо, отпустил бечеву и хлопнула ладоши. Молния вернулась туда, откуда пришла, и туча тут же развеялась.
– Кай Крапивник! Друг мой! Это не я! Я тут ни при чем! – воскликнул Ли Пяо, поспешно хромая ко мне.
– Я знаю, – откликнулся я, удивившись его словам.
– Вас пытался убить маг, который прятался в туче.
– Вы разбираетесь в таких вещах? – спросил я.
– В годы юности я изучал Искусство. Но я не знал, что такой удар можно отразить.
– Этот чародей – кем он был, человеком или демоном? – спросил я у Ли Пяо.
– Человеком, – ответил старик. – Мне очень жаль, что у вас есть такой враг.
Я пожал плечами и заметил:
– Это делает жизнь интереснее.
– Вы не боитесь?
Я рассмеялся.
– Могу я поинтересоваться, – после короткой паузы произнес Ли Пяо, – не имеете ли вы отношение к изготовлению бутылок и других сосудов?
– Имею, – сдержанно ответил я.
– Много лет назад, в Кантоне, я видел такую бутылку, – сказал Ли Пяо. – Я никогда не забуду ее красоты, ее дивного оттенка. Как вы думаете, смогу ли я увидеть еще что-либо подобное, прежде чем умру?
– Да, – сказал я. – Возможно.
Ли Пяо опустился передо мной на колени и приник лбом к земле. К счастью, большинство наших учеников находились на таком расстоянии, откуда они не могли видеть этого проявления почтения, а те, кто мог, наверняка решили бы, что старик просто захотел дать отдых парализованным ногам.
– Кай Крапивник известен также под именем лорда Демона, – сказал Ли Пяо.
– Откуда вам это известно?
– Как я уже говорил вам, в юности я изучал Искусство.
– Встаньте, – сказал я. Тот факт, что теперь мое скромное начинание в мире людей будет окрашено в демонические тона, вызвал у меня странное раздражение. – Я не прошу вас ни о чем, лишь о дружбе, основанной на общей любви к воздушным змеям. Теперь я буду вас лечить, а потом мы поедем обедать.
Я прочел ученикам короткую лекцию о необходимости следить за изменениями погоды и распустил их. Потом я закончил лечение Ли Пяо и забрал его к себе домой. Я особенно остро ощутил, как мне не хватает О'Кифа. Впервые за много лет у меня появился новый друг, и он заслуживал наилучшего приема…
Вход в мою бутылку не ошеломил Ли Пяо, равно как и встреча с Ширики и Шамбалой. Он погладил обоих псов по пышным загривкам.
– Вот этот, – он кивнул на Ширики, – имеет цвет императорского нефрита. А вторая словно бы вырезана из темного янтаря или, возможно, из сердолика. А я всегда думал, что статуэтки собак фу – всего лишь плод фантазии…
– Век живи – век учись, – заметил я. Но мне было приятно. Псы повиляли хвостами.
Расставшись с собаками, мы направились в мой дворец. В отличие от западных зданий, это сооружение не господствовало над окружающим пейзажем, а скорее дополняло его. Я отнесся к его постройке с величайшей тщательностью. Я сам вручную вылепил изогнутые крыши пагод из влажной глины, прежде чем пустить в ход свою магию.
Ли Пяо долго разглядывал дворец, восходящий и ниспадающий вместе с перепадами рельефа и вбирающий в свои изгибы радуги и водопады. Старый китаец ничего не сказал, но его окруженные морщинками глаза засияли. Я провел гостя по широким ступеням, вырезанным из полированного водяного агата, а потом – сквозь двустворчатую золотую дверь, покрытую причудливой резьбой.
Когда мы устроились в уютной гостиной, я приказал одному из лучших служителей бутылки приготовить трапезу.
После еды мы пили чай и слушали музыку.
– Ли Пяо, – сказал я, – вы кажетесь счастливым человеком.
– Я и вправду счастлив, лорд Демон, – уверенно произнес Ли Пяо. – Мое семейство растет, и родственники хорошо ко мне относятся. Я был довольно преуспевающим торговцем и мог помогать им, так что они не знали нужды. У меня было немного свободного времени для научных занятий, несколько хороших друзей и мои воздушные змеи. Это была неплохая жизнь. Потому я и не боюсь гостить у демона.
– Но не кажется ли вам, что в чем-то ваша жизнь была неполна, чего-то вы не успели?
– Это кажется всем людям, – отозвался Ли Пяо. – Это часть… часть человеческой сущности. Прошу прощения.
– Не стоит извиняться за то, что вы – человек. Не надо. Я невольно заметил, что хоть ваши родственники и любят вас, у них не всегда хватает времени даже для их собственных семей. И я подумал: не чувствуете ли вы себя иногда одиноким?
– О, конечно… Но это ничего. Тем отраднее те минуты, что нам удается провести вместе.
– Понятно. И все же я хотел бы предложить вам поселиться здесь, у меня. Я даже мог бы стать вашим наставником в колдовском искусстве.
Ли Пяо рассмеялся.
– Я уже слишком стар, – сказал он.
– Я сделаю вас молодым.
Ли Пяо покачал головой.
– Боюсь, вы не понимаете, лорд Демон. Я не могу даже выразить, как высоко я ценю вашу доброту. Но в старости тоже есть свои хорошие стороны, и я хочу провести ее в кругу тех, кого я знаю и люблю.
Я пожал ему руку.
– Возможно, мое предложение было продиктовано не столько добротой, сколько эгоизмом, – сказал я. – Но вы мне нравитесь, человек, а особенно мне нравится ваша честность. Я навсегда останусь вашим другом. Я даже не стану заставлять вас забыть об этой беседе, потому что мне хотелось бы, чтобы вы приходили сюда, когда вам будет угодно, – просто в гости.
– Смиренно благодарю вас за великую честь.
– Пойдемте со мной. Я хочу вам кое-что показать.
Ли Пяо встал. Я повел его по длинному, лишенному времени пути сквозь удивительные страны, и пока мы шли, я струил сквозь него свою ци. Когда-нибудь Ли Пяо узнает, что хотя я никогда и не обучал его, я до предела усилил то, что некогда увидел в нем его прежний учитель, и сделал его, должно быть, величайшим из прирожденных магов этого мира.
Я привел его в свой выставочный зал и сделал широкий жест. Здесь повсюду красовались вазы, горшки и бутылки. Я взял с подставки свою любимую чашу. Она была зеленой, и все, что она могла в себе содержать, охраняли драконы. Подобно всем моим изделиям, эта чаша была укреплена магией, и ее практически невозможно было уничтожить.
– Примите же этот подарок, – сказал я, вручая чашу Ли Пяо. – Пейте из нее регулярно. Это пойдет вам на пользу. И вспоминайте обо мне – человек, что способен спокойно беседовать с демоном. А теперь пойдемте! Я хочу многое вам показать, прежде чем отвести вас домой.
Старик нерешительно принял предложенную мною руку, – чашу он нес в другой руке, – и мы отправились ходить и летать сквозь разнообразные края света и сумерек.
Когда настала осень, я собрал небольшую сумку и спрятал ее в соседнее измерение. Я поддался на уговоры Тувуна и Висс и решил посетить Великое Собрание, происходящее в горах Северного Китая – одновременно и в мире людей, и в мире демонов. Путешествие было нетрудным, не считая запутанного лабиринта тоннелей, располагавшихся у входа. Но и это было по-своему забавно, поскольку мы достаточно хорошо знали эти тоннели. Когда мы уже находились в пути, я почувствовал, как в карман моей куртки скользнуло что-то маленькое. Поскольку с той стороны от меня двигалась Висс, то к ней я и обратился:
– Эй, ты что это делаешь?
И сунул руку в карман, нащупывая неизвестный Предмет.
– Носи его при себе и не доставай, пока не попадешь в беду. Это мое небольшое благословение. Обещаешь?
– Хорошо. Я буду носить это как знак благосклонности дамы.
– Именно.
Мы вошли во дворец, расположенный под горами. Проходя по дорожкам, ведущим через сады, я миновал несколько групп себе подобных. И трижды я слышал, как вслед мне несется шепот: «Богоборец!»
– Я уж и забыл это прозвище, – заметил я. – И надеялся, что они тоже позабыли.
– Это так просто не забывается, знаешь ли, – сказал Тувун. – Каждому хочется войти в легенду-другую.
– Да мне попросту повезло! – возразил я. – Иначе тот тип разорвал бы меня на части!
– Я тоже был там, – напомнил Тувун. – И дело было не в одном лишь везении.
– Проклятье! – не выдержал я. – Он был полубогом, а я – нахальным молодым демоном. Должно быть, моя наглость просто застала его врасплох.
– И тем не менее твоя победа стала переломным моментом сражения, а то сражение оказалось решающим. И это, наверное, не так уж скверно – войти в историю в качестве единственного демона, которому удалось победить бога в единоборстве.
Я пожал плечами.
– Эта ребятня не представляет себе, как это было.
– Ну так предоставь им восхищаться своим героем.
Я буркнул что-то неразборчивое, и мы отправились каждый в свои покои.
Там меня ожидало множество сообщений. В основном это были приглашения на обед, а также на различные дискуссии, посвященные каким-то невнятным тауматургическим идеям. Должно быть, организаторы полагали, что мое поколение увлекается такими вещами больше, чем их собственное. Не правильно они полагали.
В тот день я пил с Буремельником, Голубиными Глазками, Ледяной Шапкой и Паучьей Королевой, обедал с Драконьей Кровью и Тем, из Башен Света, и ужинал с Семипалым и Лунносветной. Я надеялся отыскать Ходока и поговорить с ним, но того нигде не было видно. Точно так же, как и Девора. Точнее говоря, вся его компания отсутствовала. Точно сговорились!
Коктейли пришли к нам из Европы и Америки. Это одно из тех новшеств, что сделались популярны, когда наиболее легкие на подъем демоны расселились по миру вместе с различными волнами китайской эмиграции. Для нас, вечных изгнанников, перемена места сама по себе особого значения не имеет. А вот смена культуры затрагивает нас значительно глубже. Лично я, хотя и примкнул к эмиграции, не слишком высоко ставлю американские культурные ценности.
Семипалый об этом знал. Пожалуй, по части консерватизма до него даже мне далеко. Я отправился отобедать с Семипалым и Лунносветной сразу после единственной дискуссии, в которой я соизволил поучаствовать. Прибыв в ресторан, я обнаружил, что зал элегантно обставлен в чисто китайском стиле. Главенствовали мотивы эпохи Тан, но многочисленные детали, относящиеся к более поздним временам, позволяли ресторану не казаться похожим на музей. Метрдотель провел меня в отдельную кабинку, отгороженную от главного зала тиковой ширмой. Ширму украшала искусная резьба с изображениями фениксов и драконов.
Ради поддержания духа Собрания мои сотрапезники не стали принимать человеческий облик. Встав, чтобы поприветствовать меня, Семипалый вытянулся во все свои семь с половиной футов. Ради торжественного случая он отполировал свою чешую чудного изумрудного оттенка и подвел свои три глаза (третий располагался прямо посреди лба) дорогими темно-красными тенями, изготовленными из толченых рубинов и крохотных алмазов. Семипалый был одет в длинное, до пола, облачение из черного шелка, расшитого хризантемами.
Его дочь (хотя кое-кто утверждал, что на самом Деле она ему не дочь, а племянница, а некоторые и вовсе считали, что она ни то ни другое) и вправду напоминала лунный свет. В отличие от Семипалого, имеющего вполне осязаемое демонское тело, подлинный облик Лунносветной был частично эфирным. Представьте себе силуэт женщины, нарисованный на листе бумаги одним движением кисти – лишь изгиб, лишь намек на изящную фигуру. Оттените эту фигуру водопадом достигающих пола серебристых волос, что в любом измерении проявляются лишь отчасти, слегка прорисуйте черты лица лунными лучами и звездной пылью – и вот вам Лунносветная.
Она прекрасна и неприступна. Неудивительно, что завистники втихаря твердят, будто ее отец является по совместительству и ее любовником.
Кроме того, Лунносветная относительно молода. Она родилась в конце Демоновой войны, в тот миг, когда ее мать, грозная Крис Непознаваемая Ярость, умирала от ран, нанесенных боевым топором бога Pp'rppa. Повитухой, что приняла Лунносветную, была Висс Злой Язык, сестра Крис Яростной. Некоторые поговаривают, будто Висс хотела оставить девочку у себя и вырастить ее вместе со своим сыном, Тувуном Туманным Призраком. Но Семипалый, горевавший о своей супруге, и слышать об этом не желал. Он сам вынянчил Лунносветную и, не подпуская никого к дочке, вырастил из нее загадку.
Все это и многое другое промелькнуло у меня в памяти, пока я здоровался со своими сотрапезниками. Когда я понял, что воспитанная в древних традициях Лунносветная вознамерилась приветствовать меня тремя глубокими поклонами и девятью простираниями ниц, я поспешил поднять девушку. Мои руки отчасти прошли сквозь ее тело, но я, в общем и целом, ожидал этого и достаточно владел собой, чтобы не выказать удивления.
– Не кланяйся мне, дитя, – твердо произнес я. – Я здесь лишь гость.
Лунносветная опустила темные ресницы. Ее сияющие глаза горели чувством, которое я не сумел до конца распознать.
– Вы – Богоборец, – сказала девушка тихо, почти шепотом. – Если бы не вы, меня бы не было в живых. Я лишь желала выразить вам свое уважение так, как учил меня отец.
Ну, в некотором смысле эти слова правда – если бы мне не удалось тогда хорошим ударом уложить Чахолдрудана, Лунносветная могла бы так и не появиться на свет. Крис Непознаваемая Ярость была смертельно ранена несколькими минутами раньше, и эта беда отвлекла от боя и Висс, и Семипалого.
В тот день мы действовали не очень удачно. Многие наши лучшие воины были ранены. Наш боевой дух не то чтобы упал – он попросту испарился. И чтобы переломить ход событий, требовалось нечто чрезвычайное. Когда Чахолдрудан рухнул мертвым, его ихор вдохнул в демонов новую надежду.
Я бы соврал, сказав, что я тут совсем уж ни при чем, но я не мог позволить, чтобы это очаровательное создание оказывало мне почести, причитающиеся одному лишь императору. А потому я продолжал удерживать Лунносветную, пока она не встала.
– Моя победа была лишь одной из многих, одержанных в тот день, – твердо сказал я. – Поднимись. Если я не ошибаюсь, тут пахнет яйцами тысячелетней выдержки, приготовленными с имбирем.
Семипалый смотрел на дочь с нескрываемой гордостью. Повинуясь его неуловимому знаку, девушка встала. Когда мы расселись по местам, Семипалый снял крышку с блюда, стоявшего на столе. На блюде и вправду обнаружились тысячелетние яйца, искусно уложенные в гнездышко из тонко нарезанного имбиря и маринованного лука-шалота. Семипалый на правах хозяина взял длинные палочки слоновой кости и положил мне лучшую порцию.
Изысканные блюда следовали одно за другим. Разговор сперва касался лишь общих тем – мы болтали о Собрании, сравнивали нынешний организационный комитет с предыдущими, рассказывали анекдоты о старых знакомых, как присутствующих, так и отсутствующих. Когда мы добрались до четвертой перемены блюд, Семипалый заметил:
– Так значит, Крапивник, это Висс и Тувун убедили тебя отказаться от затворничества?
Хотя его слова сами по себе были достаточно невинны, произнесены они были весьма язвительным тоном. Памятуя о давнем соперничестве Висс и Семипалого, я решил проигнорировать тон и ответить лишь на суть высказывания.
– Да, верно. Недавние события снова свели меня с моей прежней наставницей. Мы разговорились об изоляции, в которой живут многие представители нашего народа. Висс и Туманный Призрак напомнили мне о том, что приближается время Собрания. И я решил отправиться сюда и повидаться со старыми друзьями.
Семипалый улыбнулся.
– И мы рады твоему появлению. Нам давненько уже не случалось пообщаться столь непринужденно.
Лунносветная пробормотала несколько слов, выражая полное согласие с отцом. Я ответил положенной любезностью. Но видно было, что взаимными восхвалениями этот разговор не закончится.
– Побуждения Висс зачастую бывают столь темны, что она, быть может, и сама не всегда до конца понимает, что за ними стоит, – заметил Семипалый.
Памятуя о тетушке, которая желала удочерить осиротевшую племянницу вопреки воле ее отца, я напомнил себе, что Семипалого нельзя назвать лицом беспристрастным. Долгая жизнь влечет за собой долгие свары. А потому я ограничился тем, что невразумительно хмыкнул и взял с тарелки еще один чудный черный грибок.
Но Семипалый упрямо гнул свое:
– Если Висс чем-то интересуется, то вряд ли этот интерес бескорыстен.
Я кивнул, глотнул еще чая, вытер клыки тонкой льняной салфеткой и обдумал свою следующую реплику:
– Инициатива в возобновлении нашего знакомства принадлежала не Висс, – сказал я. Интересно, многие ли из присутствующих на нынешнем Собрании знают о нашей с Тувуном прерванной дуэли? Этот недодемон, Ба Ва, наверняка раззвонил о ней повсюду, чтобы успеть за такой краткий срок продать побольше билетов. – Это произошло чисто случайно. Поначалу я продолжал поддерживать отношения лишь из желания подчеркнуть, что не держу зла ни на Висс, ни на ее семейство. А позднее обнаружил, что мне нравится бывать у них с Тувуном.
Лунносветная подала очередную перемену блюд – прекрасно сервированную утку и моллюсков. Семипалый помог мне выбрать самый лакомый кусочек. Он даже умолк на это время, дабы лучше подчеркнуть свою следующую реплику:
– Вы с Тувуном дрались на дуэли, – сказал он.
– Это было всего лишь недоразумение, – отозвался я. – Все давно улажено.
– Но если бы оно не было улажено, ты бы мог убить Туманного Призрака.
Я практически не сомневался, что вышел бы победителем из этой дуэли, но решив, что тут уместнее будет смирение, ограничился кивком.
– И тогда Висс пришлось бы отомстить за сына, – продолжал Семипалый.
– Именно это она и сказала, – заверил его я.
– Знаешь, она владеет твоим мечом духа, – заметил Семипалый. Голос его звучал мягко, но взгляд при этом был остер, как любой из сделанных Семипалым клинков.
Я об этом не знал, и эта новость ледяным ветром коснулась моего сердца. Потом озноб исчез. Висс не дала этот клинок Тувуну, когда мы дрались, хотя я и принес с собой его меч духа. Скорее всего, ничего такого у нее и не было.
– Я всегда думал, что мой меч духа был сломан еще во время Демоновой войны, да так, что уже не подлежал починке, – сказал я.
– Да, он был сломан, – согласился Семипалый. – Но не настолько, чтобы его нельзя было починить. И я его починил.
Первым моим порывом было спросить: «Зачем?» – но я подавил этот порыв. Никто из нас не любит мечи духа, но все мы согласны, что они способствуют развитию хороших манер. Они напоминают каждому из нас, что существует по крайней мере одно оружие, которое способно нанести нам смертельную рану и от которого не спасет никакой доспех. Семипалый выковал много таких мечей во время Первой Интерлюдии Изгнания, когда всем демонам пришлось объединиться. Впоследствии они хранились в огромном Арсенале Перемирия.
За прошедшие годы некоторые мечи духа были сломаны, а другие перешли к различным хранителям. Я, например, раздобыл меч Тувуна, сменяв его у Голубиных Глазок на одну вазу. И до смерти Олли мне и в голову не приходило, что я когда-либо воспользуюсь этим мечом. Просто я тогда – исключительно из-за своего хорошего отношения к Висс – решил, что пусть уж лучше этим мечом буду владеть я, чем кто-либо другой.
– Так, значит, у Висс есть мой меч духа, – произнес я. – Но если ты считаешь нужным предупредить меня, чтобы я остерегался Висс, зачем же ты починил этот меч для нее?
Семипалый нахмурился.
– Не для нее. Я починил его по просьбе Ночной Невесты – она заявила, что его следует вернуть в Арсенал Перемирия. Кроме того, мне известно, что некоторое время меч именно там и находился. А потом он каким-то образом попал к Висс.
В голове у меня сразу же завертелось множество вопросов. Знал ли об этом тот, кто подстроил убийство Олли? Знала ли Висс, что меч Тувуна хранится у меня? А если да, то почему она не предложила мне обменяться мечами? Что таится за намеками Семипалого? И почему вдруг он решил предупредить меня именно теперь? Нет ли у него каких-то причин желать, чтобы я не доверял Висс?
– Эта утка, – сказал я. Подкладывая еще кусочек на тарелку Лунносветной, – отличается хрустящей корочкой и тонким привкусом имбиря, а соус сдобрен малой толикой душистых масел.
Отец и дочь поняли мой намек. С этого момента и до конца трапезы – а мы просидели до часа Собаки – разговор не выходил за рамки обычной светской беседы.
Потом, когда мы управились с последней переменой блюд, Семипалый отослал дочь из комнаты.
– Лорд Демон, – спросил он, – что вы думаете о моей дочери?
В голосе его звучала некая неловкость, которой еще несколько минут назад не было.
Я ответил совершенно честно:
– Лунносветная – одна из самых красивых демонесс, каких мне только доводилось видеть. Кроме того, она отличается изысканными манерами, умом и почтительностью. Полагаю, все это – плоды вашего воспитания.
– С тех пор как Крис умерла, я был Лунносветной и отцом, и матерью, – сказал Семипалый. – Я горжусь своей дочерью.
Я кивнул, ожидая, что еще он скажет.
– Не думали ли вы о возможности жениться на Лунносветной?
Я удивленно уставился на Семипалого. Судя по слухам, доходившим до меня за последние несколько месяцев, все были уверены, что Семипалый никогда не расстанется с дочерью.
– Я никогда не задумывался о подобной чести… – осторожно ответил я.
– Ну, а что вы думаете теперь, когда я задал вам этот вопрос?
– Я глубоко польщен, – честно признался я. – Но я не могу думать о заключении брака, пока не узнаю правду о смерти Оливера О'Кифа и о недавно произошедшем покушении на мою жизнь.
Семипалый сделался таким несчастным, что я поспешил добавить:
– Я был бы настоящим мерзавцем, если бы втянул свою жену и ее семейство в кровную вражду.
Лицо Семипалого прояснилось.
– Да, благородная мысль. Ну, а потом?
– Я очень серьезно обдумаю ваше предложение.
– Ну что ж, тогда и о приданом поговорим, – сказал довольный Семипалый. – Лунносветная – наследница всех сокровищ, которые я копил для нее последнюю тысячу лет.
– И она стоит куда дороже всех самоцветов и монет шен, вместе взятых, – заметил я самым любезным тоном.
Мы расстались, взаимно довольные результатом беседы. Обдумывая, что выгоднее – принять это предложение или отказаться, я отправился прогуляться по подземельям. Там протекала река, бегущая по обточенной водой гальке, сквозь пещеры, что искрились подобно поясам и диадемам из застывших пузырьков воздуха. Одно из прекраснейших зрелищ, какие мне только доводилось видеть.
– Эй, Богоборец! Погоди! – донесся чей-то оклик. Мне бы стоило слегка насторожиться – я ведь не замечал, чтобы за мной кто-то шел…
Я остановился и подождал, глядя на приближающуюся гибкую фигуру многорукого Огненной Лихорадки. Я совсем недавно познакомился с ним в каком-то баре.
– Что такое? – спросил я. Огненная Лихорадка двигался, словно призрак. А может, это и вправду призрак?
Огненная Лихорадка приблизился, и мы обменялись приветствиями.
– Я слыхал, что ты здесь самый крутой, – сразу вслед за этим заявил он.
– Это вряд ли, – ответил я и развернулся, чтобы уйти. И тут я почувствовал, как тяжелая рука грубо легла мне на плечо и рванула на себя.
Озлившись, я сжался до размеров камешка, перекатился за спину наглецу и вырос снова. И тут из рук Огненной Лихорадки вырвался странный зеленый огонь и полоснул по тому месту, где я только что стоял. Я сложил ладони лодочкой, ударил противника по ушам, потом ребрами ладоней по шее, потом напустил на него иллюзию – Огненной Лихорадке должно было показаться, что по нему ползают змеи, – а сам снова съежился и нырнул в тень.
Теперь зеленые языки пламени вспыхнули на всех ладонях Огненной Лихорадки, и он принялся расшвыривать их по всей пещере. Капелька этого пламени попала мне на правое предплечье, и я ощутил такую дикую боль, какой никогда прежде не испытывал.
– И это все, на что ты способен, Богоборец? – крикнул Огненная Лихорадка. – Ну тогда я вскоре сожру твою душу!
Я увернулся от очередной атаки, и тут у меня в мозгу что-то щелкнуло. «Сожру твою душу» – в давние времена это было излюбленным ругательством богов, поскольку они и вправду могли это сделать…
Я собрался с силами и направил на врага грозу – должно быть, первую грозу, какая бушевала под этими сводами с начала времен. Огненная Лихорадка залился безумным хохотом.
– Что, это и вправду твой лучший удар, Богоборец? – поинтересовался он. – Похоже, твоя репутация незаслуженно раздута!
Я кинулся на него, и мы схватились в рукопашной. Множество рук Огненной Лихорадки не, давали ему того преимущества, которое могли бы, но я осознал, что меня охватывает странная слабость – она исходила от зеленого огня, все еще горевшего намоем предплечье.
Чувствуя, как убывает моя ци, я ударил по Огненной Лихорадке заклинанием того типа, при помощи которого я обратил недодемонов в камень. Но мой противник с невероятным проворством уклонился, так что в камень превратился лишь другой камень: испещренный пятнышками слюды пол пещеры сделался темно-серым, гранитным.
– Неплохой фокус, – признал Огненная Лихорадка. – А теперь, пожалуй, я тебя сокрушу, сожгу, а потом сожру!
Его руки впились в меня, словно железные клещи. Но тут я задел левой рукой за свой карман. И вспомнил о подарке Висс – одной из опаснейших представительниц нашего народа.
Я запустил руку в карман и неожиданно наткнулся на рукоять небольшого крупнокалиберного пистолета.
Я ткнул пистолетом в Огненую Лихорадку и нажал на спусковой крючок. Мой враг сделался прозрачным, и по его телу побежали беспорядочные полосы.
– Не-ет! – вскрикнул он.
От этого крика вся пещера зазвенела, загрохотала, затрещала и заискрилась. Я поднес пистолет ко лбу Огненной Лихорадки и выпустил последний заряд. Находившаяся у него за спиной стена рухнула, а сам Огненная Лихорадка растаял у меня в руках. И тут я распробовал наконец-то его энергию, вихрем закрутившуюся вокруг меня. Это не демон…
– Богоборец! Ты снова победил! – крикнул кто-то из ближайшего туннеля.
И внезапно изо всех проходов хлынули демоны. Я услышал громкий голос Висс:
– Поздравляю! Это твой второй полубог. И он даже прихватил с собой теронику!
– Нет! То есть да! – поправился я. – То есть не знаю. Его энергия сбила меня с толку. Мне нужно отдохнуть.
– Идем со мной.
На мгновение я встревожился, вспомнив о предупреждении Семипалого, но потом сдался и позволил Висс отвести меня в мои покои.
– Я успокою тебя, чтобы ты мог заснуть, а потом предупрежу остальных, чтобы тебя никто не беспокоил.
– Спасибо.
Сперва мне снились сны жертвы, полные дурных знамений и предчувствий. Потом мне снились кошмары. Но в конце концов я заснул крепким, сладким сном.