Адам Сэлтон зашел, как обычно, пообедать в сиднейский «Эмпайр-клуб» и обнаружил, что там его дожидается новое письмо от его двоюродного деда. Еще год назад Адам и не подозревал о существовании подобного родственника, как вдруг однажды от того пришло письмо, полное изъявлений родственных чувств и горьких сетований на то, что поиски адреса его внучатого племянника потребовали стольких лет. Адам был тронут весточкой из Англии и написал очень теплый ответ; отец не раз ему рассказывал о второй ветви их семейства, от которых он давно уже не получал никаких известий.
Молодой Сэлтон с нетерпением вскрыл конверт: он содержал сердечное приглашение в «Лессер-хилл» — имение дедушки.
«Надеюсь, — писал Ричард Сэлтон, — что оно станет тебе родным домом. Ведь мы с тобой, дорогой мой мальчик, последние представители нашего славного рода, и потому кому как не тебе принять наследство наших предков, когда придет тому время. В нынешнем, благословенном 1860 году мне исполнилось восемьдесят, и, хотя наш род славится долгожителями, человеческая жизнь, увы, имеет свои пределы. Я буду счастлив видеть тебя и постараюсь, как смогу, скрасить тебе жизнь в нашем захолустье. Так что выезжай, как только сможешь (на всякий случай высылаю тебе чек на 200 фунтов). Чем скорее ты приедешь, тем больше счастливых дней нам достанется. Надеюсь, у тебя найдется не так уж много важных дел, которые помешали бы тебе порадовать меня своим приездом. Только напиши, когда тебя ждать. Обещаю: как только ты прибудешь в Плимут, Саутгемптон или любой другой порт, я уже буду махать тебе с берега».
Адам не стал тянуть с ответом, и его согласие настолько обрадовало старика, что тот немедленно послал к своему старинному приятелю, сэру Натаниэлю де Салису, мальчика с известием, что долгожданный племянник прибывает в Саутгемптон уже двадцатого июля.
Накануне мистер Сэлтон развил бурную деятельность и отдал десятки распоряжений: экипаж, который должен был отвезти его в Стаффорд к поезду в 11.40, должен быть подан к крыльцу с первыми лучами солнца. Далее мистер Сэлтон планировал встретить племянника и заночевать с ним в Саутгемптоне либо на борту судна (что стало бы для старика весьма любопытно — многое было в его жизни, а вот на корабле никогда не спал), либо же в отеле — это уж как дорогой гость пожелает. Утром их уже должен был ожидать экипаж с кучером и свежими лошадьми (красой и гордостью конюшен «Лессер-хилл»). Мистер Сэлтон надеялся, что его племяннику, выросшему в Австралии, пейзажи старой доброй Англии доставят большое удовольствие, но он считал, что гораздо приятнее любоваться ими не из окна поезда, а из открытой коляски. Пусть по железной дороге трясется багаж — его встретят на станции слуги и доставят в поместье. Хозяевам же предстоит приятная прогулка, которая, как мечталось старому джентльмену, надолго запомнится его юному родственнику.
Утро наступило, и старый мистер Сэлтон, с трудом сдерживая волнение, уселся в вагон. Весь долгий путь до Саутгемптона он гадал: будет ли его племянник так же, как и он, рад их встрече? Наконец, когда он уже весь изнервничался, к его большому облегчению, впереди замаячили огни порта.
Вагон остановился, но не успел мистер Сэлтон собрать вещи, как дверь внезапно отворилась и в купе запрыгнул молодой человек.
— Как доехали, дядюшка? Я вас сразу узнал — вы же мне посылали свою фотографию, помните? Я очень хотел сам встретить вас, но мне в Англии все настолько непривычно и незнакомо, что я поначалу совершенно растерялся. И все же я здесь. Как я рад видеть вас, сэр! Все эти тысячи миль пути я на разные лады представлял нашу с вами встречу, но реальность превзошла все мои ожидания! — Он порывисто схватил дядину руку и сердечно ее пожал.
Но старого джентльмена ждал еще один приятный сюрприз: заметив, с каким интересом он разглядывает корабли, племянник предложил ему заночевать на борту, в его каюте, что отвечало самым заветным чаяниям дядюшки. Этим молодой человек окончательно завоевал симпатию мистера Сэлтона, и прочно занял в его сердце то место, что уже долгие годы пустовало. Через несколько минут они уже беседовали как старые друзья, и старик даже начал называть племянника просто по имени.
Едва ступив на землю своей древней родины, Адам понял, что наконец вернулся домой; что прежняя его жизнь — жизнь скучающего жуира-одиночки — закончилась, а перед ним открывается новая — полная приключений и сулящая исполнение самых смелых мечтаний.
Наговорившись всласть, они поднялись на борт, в каюту Адама. Ричард Сэлтон торжественно возложил руки на плечи юного племянника (хоть тому уже исполнилось двадцать семь, для деда он был, есть и останется мальчиком):
— Я так рад, мальчик мой, что ты оказался именно таким, каким я хотел бы видеть своего сына. Но, увы, сына Господь не дал, и мечтать о нем мне уже поздновато. Но зато мы с тобой наконец встретились, и для нас начинается новая жизнь. Я потому и прошу уделить мне небольшую часть твоей жизни, что она у тебя еще вся впереди. Конечно, я сомневался, уживемся ли мы вместе? Стоит ли тебя, такого молодого, привязывать ко мне — старому грибу, хоть и временно? Потому и откладывал принятие решения до личной встречи и более близкого знакомства. Но как только я увидел тебя — такого похожего на созданный в моем сердце образ страстно желанного сына, которым обделила меня судьба, — я понял, что с легкостью могу тебя попросить разделить мое одиночество, и верю, что моя просьба не найдет отказа.
— Я буду счастлив принять ваше приглашение, сэр!
— Благодарю тебя, Адам, — голос старика дрогнул, а в глазах блеснули слезы. Наконец, совладав с чувствами, он продолжил: — Узнав, что ты согласен приехать, я написал завещание. Я хочу, чтобы твои интересы были полностью защищены, и потому отдаю его тебе, Адам. Вот оно. Я завещал тебе все, что имею. А если ты к тому же умеешь ценить любовь и заботу, или хотя бы память о них, то этим я тебя обеспечу сверх меры. А теперь, мальчик мой, пора ложиться. Завтра нам рано вставать, и предстоит долгое путешествие. Надеюсь, ты не против поездки в коляске? У меня сохранился экипаж, принадлежавший еще моему деду, а твоему двоюродному прапрадеду, в котором он ездил на королевские приемы ко двору Вильяма IV. В те времена умели делать вещи — он до сих как новенький (да и обращались с ним всегда бережно). Но тебе я все же решил предложить прогулку в другом — в том, в котором предпочитаю ездить сам. Лошади будут отличные, из моих личных конюшен. Надеюсь, ты любишь лошадей? Некогда я посвятил им огромный кусок жизни.
— Очень люблю, сэр. У меня самого их немало. Отец на восемнадцатилетние подарил мне конюшню. И я настолько увлекся коневодством, что весьма преуспел в этой области. Перед отъездом сюда у меня их было уже больше тысячи. И все — отборные экземпляры.
— Рад слышать, малыш. Вот и еще одна связующая нас ниточка.
— О такой экскурсии по Англии, да еще в вашей компании, сэр, можно было только мечтать!
— Благодарю, мальчик мой. А по дороге я подробно расскажу о твоем будущем доме и его окрестностях. Путешествовать станем по старинке. Мой прадед запрягал четверкой; и мы последуем его примеру.
— Потрясающе, сэр! А можно мне будет самому иногда править?
— Все, что только захочешь, Адам. Это твои лошади. Да-да, все смены лошадей, которые нас повезут, принадлежат тебе.
— Вы слишком щедры, дядя!
Вовсе нет. Это всего лишь причуда старого джентльмена. Не каждый день последний отпрыск древнего рода возвращается домой. И к тому же.… Нет, хватит на сегодня разговоров. Остальное узнаешь завтра.