Я быстро узнал о Планете Семь из Звездной Системы А, хотя это не доставило мне удовольствия. Я вытащил короткую соломинку и первым вышел из корабля Отряда Исследователей. Я успел сделать лишь три-четыре неровных шага по багрянистой траве, когда что-то выскочило из густых джунглей и ударило меня прямо по носу.
Голова кружилась, когда я поднялся на ноги и попытался достать бластер. На этот раз я сумел разглядеть «что это было». Было это размерами примерно с человека, хотя треть его составляла голова, одну шестую — брюхо и половину — огромные, кривые, как у кенгуру, ноги. Еще я успел заметить белые зубы длиной с мой указательный палец, пристальные красные глаза и желтую, чешуйчатую кожу. Затем кенгуриные ноги напряглись, распрямились, и существо врезалось в меня вторично, снова опрокинув на землю.
Скафандра на мне не было, так что я не мог позвать по рации на помощь. Оставшиеся в корабле, вероятно, наблюдали за мной в ожидании удобного случая открыть стрельбу. Я уставился на голову с острыми зубами. Ничего себе отпуск, подумал я. Не успел сбежать от обвинения в убийстве на Веллиране, как рискнул быть проглоченным в этой неисследованной системе!
Но когда уже зубы, казалось, были готовы вонзиться мне в шею, существо начало вдруг подниматься с меня. Потому что, как оказалось, из джунглей вышло еще одно существо. И я понял, что получил отсрочку. Новое существо было еще более примечательным. Оно было тонким и высоким — вдвое выше человека — и с огромными ногами. Больше всего оно походило на телескоп и все было зеленым, со здоровенными, свисающими по бокам ручищами и с чем-то вроде лепестков на самой вершине. Одна из висящих рук схватила сидящую на мне тварь и подняла ее в воздух.
Я снова поднялся на ноги, спрятался в тени корабля и стал смотреть. Зубастое животное билось и извивалось, но существо-телескоп держало его крепко. Я смотрел как оно поднимает зубастика все выше и выше, пока он не оказался над увенчивающими «телескоп» лепестками. А затем рука была разжата.
Лепестки широко распахнулись, принимая животное.
Послышалось чмоканье, и зубастик провалился в лепестковую глотку «телескопа», затем начал медленно проваливаться в его желудок. Я содрогнулся.
Существо-телескоп обхватило себя длинными руками, словно обнимая в радостном танце, и заковыляло обратно в джунгли. А секунду спустя меня окружили товарищи по путешествию.
— Вот так нас тут приветствуют, — только и вымолвил я.
Гибель на Планете Семь из Звездной Системы А всегда быстрая, внезапная и ужасная. Даже быстрее, чем в так называемом цивилизованном Веллиране, а когда она приходит, нужно смотреть в оба, чтобы не попасть кому-нибудь на обед вместе с намеченной жертвой.
Как раз на Веллиране со мной и произошло нечто подобное.
Сам я с Земли, родился не на одном из внешних миров, а прямо на Материнской планете, Родине всего Человечества. Хотя вряд ли это что-нибудь значило. На Земле борются за выживание бесчисленные уже миллиарды населения, поэтому я, как и многие другие, предпочел улететь во внешние миры, где, как я тогда думал, можно жить свободно, счастливо и дышать свежим воздухом.
Так я попал на Веллиран. Веллиран находится в системе Поллукса, это большая, хотя и не очень плотная планета, так что сила тяжести на ней равна земной. Я обосновался на ней, прожил там восемь лет и, вероятно, жил бы и до сих пор, если бы не события, которые привели меня на Планету Семь из Звездной Системы А.
Веллиран в основном населен туземцами — гуманоидами с синей кожей, происхождение которых теряется где-то в безграничной Вселенной. Друг с другом они разговаривают на странном плавном языке и держатся особняком, не смешиваясь с землянами, построившими на их планете города. Они имеют какое-то обостренное почитание этики, и мне говорили, что их религия — одна из самых благородных в Галактике. Чего не знаю, того не знаю. Сам я никогда не водился с ними.
На Веллиране я управлял синдикатом по добыче шкур янгов, что приносило мне неплохой доход. Для этого я нанял шесть охотников-землян, которые бродили по материку в поисках восьминогих янгов, а также трех кожевников, четырех заготовщиков и двух упаковщиков. В лучшие времена мой синдикат считался даже средним, я получал по двадцать тысяч кредитов в год прибыли и заказы падали с неба, до тех пор пока земные женщины считали модным покрывать свои плечи мягкими, облегающими черно-белыми шкурками.
Однажды утром я направлялся в банк с недельной выручкой в кармане. Утро было ясное, солнечное, а небо фантастически прозрачное, что и делало Веллиран таким прекрасным. В общем, я был доволен своей жизнью здесь. Улицы на Веллиране никогда не бывают полны народа, так что я видел лишь нескольких тонких туземцев с нежными глазами, да пару землян.
Я до сих пор не знаю, что произошло. У меня было такое чувство, словно меня треснули по голове и ударили молнией одновременно, а потом я вновь оказался на той же улице, и улица была все так же тиха и безмятежна.
Только в правой руке у меня появился украшенный драгоценностями нож, с которого капала ярко-красная кровь. Красная кровь, но не земная, для земной она была слишком уж яркой. О нет. Единственными существами в Галактике, кровь которых была красной, как пламя, являлись как раз туземцы Веллирана.
И один из них лежал у моих ног, выглядя мирным даже после смерти. Вот только умер он вовсе не мирно. Его синее тельце было изрезано ножом. Ножом, на который я тупо глядел.
Естественно, чуть позже меня потащили в суд. Появившийся полицейский прошелся туда-сюда, пока я стоял с ножом в руке, так что все следствие не заняло и шести минут. Судебное разбирательство тоже не затянулось. Судья был мне не знаком, что было совсем уж плохо.
Он брезгливо посмотрел на меня со своего возвышения.
— Подсудимый Кроуфорд, вы убили веллиранина прямо среди белого дня. У вас есть какие-нибудь объяснения этого преступления?
Я поморгал.
— Нет, Ваша Честь.
А что я еще мог сказать? Что толку спорить, если меня застали с окровавленным ножом в руке.
— Данное преступление находится вне юрисдикции земного суда на Веллиране, — сказал судья. — Но разумеется, это не означает, что вы останетесь безнаказанным.
Я уставился на него.
— Но я этого не делал. Скорее всего, это был не я.
— У веллиран есть свои способы добиться справедливости, — сказал судья. — И мы порекомендуем применить их к вам.
После чего меня отпустили.
Несколько минут я стоял возле здания суда, глядя в прозрачное небо и думая о том, как так вышло, что вся жизнь полетела ко всем чертям всего лишь за полчаса. Выручка все еще лежала у меня в кармане. Две тысячи кредитов, обеспеченных платиной с Земли. Но теперь я не собирался класть их в банк. Мне они самому теперь понадобятся. Причем очень скоро.
Кто-то явно подставил меня, но было бессмысленно кого-либо убеждать в своей невиновности. Веллиране не смогли бы понять, как это — подставить другого под преступление, которого он не совершал. Для них было все ясно: я убил их соотечественника, поэтому должен умереть. Так работала справедливость по-веллирански. И я знал, что способы ее исполнения весьма неприятны.
Однако я нашел человека, который мог мне помочь. Звали его Джеффри Халлан, и он был Экспедитором. Он упрощал людям жизнь.
Это был маленький косоглазый человечек с острым носиком и бледным лицом.
— Вы и правда не убивали туземца? — спросил он.
— Честное слово, нет. Если только у меня не возникло вдруг временное помешательство и теперь я ничего не помню.
Халлан пожал плечами.
— Ну, большого значения не имеет, убили его вы или нет, верно? Веллиране заинтересованы в том, что кто-то должен умереть за совершенное преступление. Это можете быть вы либо кто-то другой.
— Так и есть. — Я взял банковскую упаковку, отсчитал банкноты и шлепнул их ему на стол. — Вот две тысячи, Халлан. Вы можете тайком увезти меня с Веллирана?
Он взял бумажки, пролистал их, изучая порядковые номера, потер подушечкой пальца по портрету в середке, затем сказал:
— Возможно.
— Возможно?
— В городе стоит корабль Космической Разведки, он должен стартовать нынче вечером. На предыдущей планете погиб их эколог, и они попросили меня найти нового. Я связался со штабом Разведки и попросил, чтобы они привезли замену. Его зовут Пол Маркхэм, и он уже в городе.
— Ну и?..
— Предположим, — сказал Халлан, — я проведу на борт вместо Маркхэма вас.
— Меня? Но ведь я не эколог! Я понятия не имею о...
— Да, не имеете, — холодно улыбнулся Халлан. — Все, что вам нужно сделать, так это попасть на борт корабля. Они направляются в неизведанные территории в области Андромеды, и если вы сумеете таким образом совершить гиперпространственный перелет, то будете спасены. Они не будут проверять ваши документы. Если возникнет проблема, я что-нибудь придумаю. А на обратном пути вы просто останетесь на какой-нибудь планете и смените себе имя. Галактика велика, веллиране не побеспокоят вас.
— А что будет с настоящим Маркхэмом?
— С ним? Он опоздает на корабль, только и всего. Есть масса способов задержать человека.
Три луны Веллирана висели высоко в небе, заливая все оранжевым светом, когда я попал в космопорт. Весь предыдущий день я провел у Халлана. Я переписал на него все свое имущество и перевел деньги со счета. Когда я вернусь из исследовательской экспедиции, он передаст их мне в моем новом мире. Нельзя сказать, что я так уж доверял ему, но при данных обстоятельствах был рад убраться с Веллирана живым.
Он сам привез меня на космодром, где в слабом лунном свете блестел высокий тонкий корабль. Халлан самолично проводил меня до лифта, поднимающегося в шлюз.
— Ну что ж, путь вам открыт, Кроуфорд... простите, Маркхэм. Летите себе спокойно и не возвращайтесь сюда.
— Спасибо вам, Халлан. Спасибо.
Я сел в лифт и поднялся на корабль. Там меня уже ждали человек восемь-девять.
— Я Маркхэм, — сказал я. — Новый эколог.
— Добро пожаловать на борт, — ответил человек в синей с золотом форме. — Я капитан Хендрин. А это команда, с которой вам предстоит работать.
Он быстро представил меня всем: биологу, медику, антропологу, ботанику, химику и так далее — обычный состав группы Звездной Разведки.
— Мы направляемся в систему Андромеды, как вы, возможно, уже слышали, — сказал капитан Хендрин. Нам предстоит стандартная шестимесячная экспедиция. Начнем мы с системы звезды А. Наша задача — исследовать как можно больше миров за отведенный период времени.
Я усмехнулся, стараясь выглядеть настоящим ученым.
— Рад оказаться у вас на борту, капитан.
Постепенно я приспосабливался к жизни на корабле и к своей новой профессии. Фактически, это было не так уж и трудно. Дела Звездной Разведки частенько описывались в художественной литературе, и из тех же книг я знал о корабельной жизни. Разумеется, я совершенно не разбирался в экологии, но, читая микрокниги из корабельной библиотеки, начал постепенно входить в курс.
А самое главное, я живым убрался с Веллирана.
Я не знал, кто подставил меня и зачем, и даже не надеялся когда-либо узнать, но все это осталось в прошлом. Я попал в ситуацию, когда мне пришлось покинуть обжитую уже мной планету, и смысла не было спорить о правах, ошибках, подставах и моральной стороне всего этого.
Полет занял три недели — первые два дня на стандартных ионных двигателях, а затем, когда корабль вышел из системы Поллукса, переход с душераздирающим визгом в гиперпространство. И три недели в небытии, вне всякого пространства-времени, пока корабль буквально проглатывал расстояние.
Затем мы покинули нашу Галактику и оказались в Андромеде. Вокруг светили такие же яркие звезды. Первые несколько минут после того, как мы возникли в обычном космосе, я во все глаза смотрел на экране на эту звездную необъятность.
При этом я думал о том, насколько ужасающе велика вселенная. Мы летим исследовать соседнюю галактику величиной с нашу собственную, а кругом бесконечная ночь, и подобных галактик неисчислимое количество, миллионы и миллиарды, и в каждой галактике тысячи миллиардов звезд. Человечество могло до конца времен посылать корабли Разведки и все равно не иметь возможности хотя бы раз побывать на каждом из миров.
Автопилот повел корабль к ближайшей звездной системе, произвольно названной Системой А, состоящей из одиннадцати планет, вращающихся вокруг ярко-желтой молодой звезды, похожей на Солнце. Свои полгода мы можем провести в Системе А, а все равно не выполнить задание в полном объеме. Почти бесконечные миры, почти бесконечное разнообразие жизни...
Я понял, что в своей предыдущей жизни, экспортируя с Веллирана шкуры янгов, я выработал довольно-таки провинциальное отношение к окружающей Вселенной. Она была для меня просто большой пустотой. И вот только теперь я начал менять это свое отношение.
Одиннадцать планет Системы А вращались на экране, как яркие шарики. Две планеты имели кольца, одна находилась так близко к светилу, что на ней не могло быть никакой жизни, еще две представляли собой двойной мир, вращаясь друг вокруг друга по странной орбите, что требовало бы подробного изучения.
Но капитан Хендрин в качестве первой остановки выбрал Планету Семь в Системе А. Мы взяли курс на приземление, и пока корабль постепенно снижался, наши химики изучили атмосферу и сообщили, что она годна для дыхания.
Затем мы совершили посадку. Снова и снова проводились всевозможные проверки. Стало ясно, что наружу можно выходить без скафандров. По обычаю была проведена лотерея, мы стали тянуть соломинки, и я вытянул короткую.
Капитан Хендрин усмехнулся.
— Ну что ж, вполне справедливо, что наш эколог первым выйдет на Планету Семь. И вы будете первым, кто увидит здешнюю фауну.
Так я прошел через воздушный шлюз и ступил на почву планеты. Все верно, я первым увидел здешнюю фауну. Но и фауна эта тоже увидела меня — причем она оказалась куда быстрее.
Меня окружили девять членов экипажа, встревоженно глядя вокруг.
— Вы в порядке? — спросил Хендрин.
— Если вы имеете в виду живой ли я, то да. Этот зубастик застал меня врасплох. Думаю, к настоящему моменту я уже был бы у него в брюхе, если бы не появился второй представитель здешней милой фауны.
Я смахнул со лба пот и уставился на темный лес. Воздух был плотным и жарким, так что дышать было трудно, а что еще неприятнее — он был очень влажным. Откуда-то из глубины чащи деревьев с острыми зелеными листьями я услышал крик: резкий, хриплый, отчаянный.
Предсмертный вопль.
— Грубый, примитивный мир, — сделал вывод биолог Лезенби. — Планета молодая. И жизнь здесь ценится дешево.
Хендрин кивнул.
— Нужно разбиться на группы, — сказал он. — И наружу выходить только хорошо вооруженными. Все должны взять бластеры. Мы понятия не имеем, что за странные создания скрываются в чаще.
Меня все еще немного потряхивало. Столь внезапно выскочивший из джунглей зубастик не принес пользы моей нервной системе.
— Может, нам стоит улететь с этой планеты, капитан? — сказал я. — Здесь слишком опасно. Наверное, лучше проверить другие планеты в этой системе.
Хендрин резко повернулся ко мне, и я увидел, как все дружелюбие стекло с него, точно вода. Впервые с тех пор, как я ступил на борт корабля, я увидел настоящего Хендрина. Лицо его стало лицом фанатика, человека, получившего задание и собирающегося выполнить его любой ценой. Меня аж мороз пробрал.
— Маркхэм, — сказал он, — вы с нами еще недолго, так что я прощаю вам эти слова, хотя они неуместны в устах члена Отряда Разведки, а также эколога. Когда корабль Космической Разведки опускается на планету, он остается на ней, пока задание не будет выполнено. Я поступаю так уже тринадцать лет и буду поступать впредь.
Слова его были, словно щелчки кнута. Потом он повернулся к остальным членам команды.
— Кто-нибудь еще хочет немедленно улететь?
Все молчали.
Я с несчастным видом кусал себе губы. Часть меня хотела немедленно признаться капитану, что я никакой не эколог и вообще не являюсь членом Космической Разведки, я просто беглый экспортер шкур янгов, который должен был скрыться из-за ложного обвинения в убийстве и в качестве удобного выхода воспользовался его кораблем. Но я понимал, что этого не стоит делать. Хендрин был весь во власти высоких принципов и не оставил бы меня в живых, если бы узнал правду. По выражению его лица я понял, что он не пожалеет времени и вернет меня на Веллиран, если только его принципы велят это сделать.
Наверное, Джеффри Халлан понятия не имел об этом. Но что толку думать сейчас о Халлане. Я оказался перед необходимостью играть роль эколога до тех пор, как Хендрин не решит, что достаточно изучил Планету Семь в Системе А. Это было непросто.
Из джунглей донесся еще один предсмертный вопль.
— Простите, капитан, — сказал я, заставив себя казаться смущенным. — Слишком уж внезапно произошло нападение... нервы у меня...
— Ладно, Маркхэм, — сказал Хендрин, голос его был грубым, но сочувствующим. — Я все понимаю. Но чтобы я больше не слышал об отлете, пока задание не будет выполнено!
— Слушаюсь, капитан! — сказал я и даже попытался храбро улыбнуться.
Но поскольку из окружающих нас джунглей все еще неслись звуки борьбы и убийств, я невольно подумал о том, не был бы я в большей безопасности, оставшись на Веллиране.
Час спустя, после короткого совещания на борту корабля, мы начали формальные полномасштабные исследования Планеты Семь.
К тому времени я уже достаточно изучил план предстоящих действий, чтобы и дальше успешно выдавать себя за эколога.
Цель Отряда Косморазведки состояла в том, чтобы оценить все миры во Вселенной, коих насчитываются неисчислимые миллиарды, и привезти на Землю в Центральное Управление полный отчет. Центральное Управление — это гигантский компьютер, дававший возможность спокойно существовать в Галактике ста миллиардам людей, который должен переварить привезенные сведения и записать отчет на ленту.
Предполагается, что мы вернемся со сведениями об еще одном мире как о потенциальной колонии Земли со всесторонним отчетом о природных богатствах планеты, полезных ископаемых, изобилии растительности и животном мире, а также с описанием разумной жизни на планете, дабы таковая будет нами обнаружена. Все эти данные поступят в Центральное Управление Корпуса Косморазведки и когда-нибудь кому-нибудь пригодятся.
Мне, как экологу, нужно было изучить отношения между животными и средой их обитания на Планете Семь, после чего подготовить отчет, указывающий, как эти отношения могут быть использованы в случае колонизации планеты, какие животные как размножаются, какие растения потребляют в пищу и так далее. В некотором смысле это было простое задание, вот только оно требовало, чтобы я самолично вылезал наружу и исследовал эти джунгли.
А у меня как-то не было желания это делать. Картографу Мюррею было проще. Он проводил часы в небе, в крошечном вертолете, составляя карты планеты. Если не появятся какие-либо летающие чудовища, то он будет в полной безопасности.
А я? Я оказался перед необходимостью непосредственно разглядывать жизнь на Планете Семь.
Я был объединен в пару с биологом Лезенби. Это был тощий, узкоплечий человек далеко за сорок, кроткий и молчаливый. По одному его виду было понятно, что он потратил всю жизнь, скитаясь от планеты к планете и собирая морские водоросли и одноклеточные создания. Но Бартлет был в паре с химиком Дорвином, поэтому мне достался только Лезенби.
Мы спустились вниз на корабельном лифте. На этот раз, прежде чем сделать хотя бы шаг по поляне, окружавшей корабль, я осмотрелся во всех направлениях. Больше я не желал рисковать.
Но вокруг все было спокойно.
— Идемте, — сказал я Лезенби. — В пределах видимости нет никаких проблем.
Мы были вооружены тяжелыми бластерами, а также обвешены записывающей аппаратурой, а Лезенби кроме того нес на поясе пару десятков бутылочек для образцов.
Джунгли были перегружены влагой. Погода стояла ясная, но роса дождем лилась с растительности, украшая все вокруг — листья, траву, камни, землю и нас — бисером капелек воды. Я взглянул на часы. Мы собирались пройти за час как можно больше, а затем вернуться к кораблю.
Я держал ушки на макушке. Я уже знал, что джунгли полны странных и, вероятно, опасных созданий, и хотел быть готов встретить их, так сказать, во всеоружии.
И этой встречи не пришлось долго ждать.
Мы прошли минут пять, когда я услышал впереди какой-то подозрительный шелест. Я взглянул на Лезенби. Тот стоял на коленях у крошечного водоемчика и что-то собирал из воды для последующего анализа.
— Лучше бы вам приготовиться, — сказал я ему. — К нам что-то движется.
— Где? Я ничего не слышу.
— Прислушайтесь.
Тут раздался треск рвущихся лиан и ломающейся молодой поросли, а затем, гремя, как перегруженный экспресс, из чащи выскочило животное. Я схватил Лезенби за руку и оттащил его в тень шишковатого дерева.
Животное было метров семь длиной, глянцевато-коричневое, четвероногое, с длинной тонкой шеей и таким же длинным тонким хвостом. Весило оно тонн десять, но передвигалось очень быстро. И еще — у него не было головы.
Шея заканчивалась какой-то зазубренной раной, кровь из которой хлестала, как из брандспойта, заливая ближайшие деревья. Животное было уже мертво, но из-за природной тупости никак не могло этого понять.
— Нужно пойти за ним, — сказал Лезенби. — Оно наверняка скоро упадет. Я бы хотел исследовать его поближе.
— М-м... — я с сомнением покачал головой. — Этот парень, может, и мертв, но готов поспорить, что в момент появится тот, кто это сделал с ним. Давайте-ка подождем.
Я оказался прав.
Из леса выскользнула так плавно, словно была на колесиках, новая тварь. Высотой она была метра три с лишним и передвигалась на двух тонких ногах, начинавшихся чуть ли не от самой шеи. Она разинула пасть, полную зубов-бритв, из которой капала кровь, прокатилась мимо нас и напала на безголовое животное, которое как раз в тот момент закачалось и упало в подлесок.
Я увидел, как хищник вцепился в несчастное животное передними маленькими лапкам и уже разинул пасть для первого укуса. Этого я выдержать не мог. Не понимая, что делаю, я выхватил бластер и выстрелил, поставив луч на полную мощность.
Раздалось громкое шипение, какое бывает, когда кусок мяса бросаешь на раскаленную сковороду, и хищник даже не сразу сообразил что происходит. А когда сообразил, то тут же пришел в ярость, бросил мертвое или умирающее животное, развернулся ко мне и даже пробежал три-четыре шага, прежде чем упал. Я наконец отпустил курок, и луч погас. Только после этого я понял, что все это время вопил, словно меня резали.
Но не прошло и пяти секунд, как отовсюду — из-за деревьев, из-под валунов, из водоемчика полезли стаи крошечных созданий и набросились на неподвижные, новехонькие трупы. Все кругом окутал запах смерти.
Я отвернулся и увидел, что Лезенби с чрезвычайным ужасом глядит на меня. Пришлось сделать немалое усилие, чтобы взять себя в руки.
— Никогда не видел ничего подобного, — почти беззвучно пробормотал биолог.
— Вы имеете в виду хищника? Ужасная тварь, верно.
— Нет, — сказал Лезенби, лицо у него было побледневшее и смущенное. — Я имею в виду вас. С какой садисткой радостью вы убили эту несчастную зверюгу! Как вы при этом орали от ненависти! Маркхэм, это было ужасно!
— Послушайте, это же был хищник. Я был обязан убить его.
— Зачем?
Я резко замолчал. Ответа у меня не было.
— Он уже убил свою добычу, — продолжал биолог. — На нас он вообще не обратил внимания. Вашим делом было записать весь процесс питания, а не палить из этого проклятого бластера. Зачем вы открыли стрельбу?
— Я потерял голову. Что-то подсказало мне, что нужно стрелять, вот я и стал стрелять. Глупо получилось, — сказал я.
— Глупо? Совершенно преступно! Эколог, который бессмысленно убивает, вместо того чтобы изучать...
Как раз в этот момент дерево, у которого мы стояли, обняло Лезенби и оторвало его от земли.
— Лезенби! — заорал я.
Он был связан толстым зеленым усиком, раза три-четыре обернувшимся вокруг его талии. Лицо биолога стало пепельно-серым, он был уже на три метра над землей и поднимался все выше. И, холодея, я увидел, как вершина дерева корчится и открывается, словно ненасытная пасть.
Плотоядные деревья?
— Ради бога, освободите меня! — прохрипел Лезенби.
Я снова выхватил бластер и попытался прицелиться, но биолог дергался и извивался, пытаясь вырваться из хватки усика.
— Не шевелитесь! — закричал я. — Я не хочу попасть в вас!
Я выпалил в усик над его головой и промазал, но попал в само дерево. Дерево судорожно содрогнулось. Я выстрелил снова и на этот поразил усик.
Дерево закричало.
Это был рев и вой от боли и гнева, разнесшийся, вероятно, по всему лесу. Усик обмяк, и Лезенби полетел вниз, ударяясь по дороге о ветки. Я поймал его и смягчил падение. Конец перебитого усика все еще обертывал его, точно пояс, и лицо биолога была бледно-зеленым.
Я снял с него усик и откинул в сторону. Биолог, шатаясь, поднялся на ноги.
— Спасибо, — хрипло сказал он.
Я взглянул на дерево, которое уже застыло в прежнем положении. Оно опять выглядело совершенно невинным. Нахмурившись, я уставился на землю у своих ног, словно ожидал, что она вот-вот раскроется и проглотит меня.
— Давайте вернемся к кораблю, — сказал я. — Исследования мы можем продолжить и позже.
Оказавшись в безопасности на корабле, я позволил себе слегка расслабиться.
Хендрин, который оставался на борту и заполнял судовой журнал, вышел к нам и спросил, почему мы так быстро вернулись. Я вкратце рассказал ему — почему.
— Плотоядные деревья? — повторил он. — Нужно послать Гровера взглянуть на них. — Гровер был ботаником отряда. — Маркхэм, вы засняли нападение?
— Я был немножко занят, спасая Лезенби от дерева, — ответил я. — В тот момент было не до съемок.
Хендрин нахмурился.
— Спасение Лезенби, разумеется, было важно. Но вы должны были произвести съемку. Надеюсь, вы не собираетесь отдыхать весь оставшийся день?
— Мы немного взбудоражены, сэр, — застенчиво признался Лезенби. — Нам нужно время успокоиться, прежде чем мы вернемся...
— Ладно, — сказал Хендрин. — Даю полчаса. Но ни минутой больше. Я не хочу ломать из-за вас расписание.
Оставив капитана, мы направились в кают-компанию, чтобы выпить стаканчик-другой, прежде чем вернуться наружу.
— Он что, серьезно? — спросил я.
— Это наша работа, — проворчал Лезенби. — Так действует Косморазведка. Выполняет задание — и в обратный путь.
Мы еще немного посидели, и я увидел, что лицо Лезенби вновь стало обычного цвета. Он вовсе не боялся того, что избавление его от гибели произошло лишь по чистой случайности. Для него это был профессиональный риск, нечто такое, что могло произойти в ходе повседневной работы.
Потом он вдруг повернулся ко мне.
— Я хотел спросить вас кое о чем, когда на меня напало дерево.
— Валяйте, спрашивайте, — буркнул я.
Он секунду помолчал, затем продолжал, глядя куда-то мимо меня:
— Кто вы, Маркхэм? Я имею в виду, кто вы на самом деле?
Я поперхнулся последним глотком.
— Что? — просипел я сквозь кашель.
— Не стройте из себя невинную овечку, — в вечно слезящихся глазах Лезенби я внезапно увидел странную силу. — Я чертовски хорошо знаю, что вы не Пол Маркхэм из Косморазведки. Почему бы вам не сказать мне, кто вы такой?
— Лезенби, вы... Это дерево свело вас с ума? Разумеется, я — Маркхэм!
Боюсь, хорошего лжеца из меня не получилось, потому что биолог криво усмехнулся.
— Эколог из вас не больший, чем из меня цирковой борец, Маркхэм. Признайтесь же в этом. У настоящего Маркхэма за плечами пять лет в Косморазведке. А вы можете быть кем угодно, но только не экологом с пятилетним полевым стажем. То как вы убили того хищника...
Я холодно посмотрел на него. Он явно раскусил мою маскировку.
— Допустим, я не Маркхэм. И что с того?
— Ничего. Вы спасли мне жизнь, и кем бы вы ни были, я не собираюсь вас выдавать. Но как-то необычно появление в Отряде Разведки самозванца. Я человек любопытный и просто хочу знать, зачем вы здесь.
Я сделал глубокий вдох.
— Меня зовут Ри Карпентер. Я уроженец Земли, но последние восемь лет жил на Веллиране. Кто-то подставил меня под убийство, которого я не совершал, а ваш корабль оказался единственной для меня возможностью спешно покинуть планету. Только и всего.
— А что произошло с Маркхэмом? Я имею в виду, настоящим Маркхэмом?
Я пожал плечами.
— Мой друг сказал, что он устроит ему опоздание в космопорт. Не думаю, что с ним что-нибудь случилось.
— И вы считаете, что я должен этому поверить? — усмехнулся Лезенби.
— Хотите — верьте, хотите — нет, — вздохнул я. — Но все это правда. Меня обвинили в убийстве туземца-веллиранина. Я никого не убивал, но доказать это не смог. Для веллиран этого было достаточно. И вот теперь я на этой дьявольской планете.
Биолог странно посмотрел на меня.
— Вас обвинили в убийстве уроженца Веллирана?
— Да, черт побери! Не знаю, как это было подстроено, но я оказался посреди улицы с окровавленным ножом в руке, а у моих ног лежал мертвый веллиранин. Но я не убивал его.
— Я уверен, что не убивали, — внезапно улыбнулся мне Лезенби. — Это напомнило мне одну очень странную историю. Я расскажу ее, когда у нас будет свободное время.
Больше он ничего не стал говорить, хотя я сделал слабую попытку расспросить его. Но тут прошли данные капитаном полчаса, и мы вернулись наружу для дальнейшей работы.
Лезенби стал очень услужлив. Когда мы осторожно, шаг за шагом, пробирались сквозь мокрые джунгли, он отпускал время от времени комментарии, которые должны были мне помочь в дальнейшем в составлении отчета, указывал на то, что я, как опытный эколог, обязан был заметить. Мы больше не встречали ни плотоядных деревьев, ни других опасных хищников, но с каждой минутой, проведенной в джунглях, мне все меньше нравилась Планета Семь.
Было в ней что-то нездоровое, что-то гнилое. Причем во всем, в каждом проявлении здешней жизни.
— Смотрите, — сказал Лезенби, указывая на водоемчик метра в полтора шириной. В нем плавали какие-то крошечные создания.
— Ну и что? Лужа, а в ней какие-то головастики.
— Присмотритесь повнимательнее к этим головастикам, — сказал Лезенби.
Я опустился на колени, а он остался стоять на страже, и присмотрелся к этой луже. В ней так и сновали головастики с блестящими мелкими зубками. Двигались они быстро, эти «головастики». И были ужасно заняты.
На дне в грязной воде медленно извивалось нечто похожее на змею, сантиметров шестьдесят в длину, а головастики энергично откусывали от нее кусочки тела. Очевидно, змея хотела срезать путь и проползти через лужу, а может, просто решила принять ванну. Но тут на нее всей толпой напали головастики.
— И так повсюду на этой планете, — сказал я. — Все животные здесь — убийцы. Растения — тоже убийцы.
— Жизнь здесь недолгая и жестокая, — кивнул Лезенби. — Нужно быть быстрым, чтобы выжить, и иметь крепкие зубы.
— Какой порочный мир, — сказал я.
— Да нет. Природа не порочна и не уродлива, к ней неприменимы любые моральные ярлыки, которые вы, вероятно, уже готовы на нее нацепить. Жизнь есть жизнь, видите ли. И на Планете Семь она не отличается от любой другой.
— Жизнь есть жизнь, — кивнул я. — Но здесь она куда более жестока.
— Вот это верно.
Я опустил взгляд на голодных головастиков в луже и содрогнулся.
— Я паршивая пародия на ученого, — признался я. — Я не могу быть холодным и бесстрастным в подобном месте, где даже деревья пытаются вас съесть. Я хотел бы поскорее убраться с этой адской планеты. Есть в ней что-то отвратительное.
Но Лезенби лишь улыбнулся.
— У вас нет истинно научного склада ума. Вы не умеете отстраняться.
— Ну, мне не придется долго притворяться ученым, — сказал я. — Только лишь пока Хендрин не решит, что готов вернуться к цивилизации. Если я все еще буду жив к тому времени, — добавил я, глядя, как колеблются листы гигантского папоротника поблизости. — И если эта планета не доконает всех нас.
Вышло так, что не все из отряда разделяли спокойное, истинно научное отношение Лезенби. Это стало ясно уже вечером, когда мы собрались на борту корабля, чтобы обменяться результатами дневной работы.
— Это самый противный мир, какой я когда-либо видел, — сказал картограф Мюррей.
— А вы его видели с высоты трехсот метров, — усмехнулся я. — Но если хотите узнать, насколько еще он противнее, попробуйте прогуляться по его поверхности.
— Уже, — ответил Мюррей. — Я опустил вертолет на землю, чтобы позволить Чангу изучить какое-то геологическое обнажение. Но мы не пробыли на земле и десяти минут, как на нас напали. Какое-то красно-синее животное величиной с небольшой холм двинулось к нам с намерением познакомиться поближе. Но до нас оно не успело дойти. На него, точно пикирующие бомбардировщики, налетели три летающие твари с острыми коническими зубами. Они за считанные секунды вскрыли его длинную шею и начали пиршество.
— Я так и не успел осмотреть это обнажение, — сказал геолог Чанг, который летал вместе с Мюрреем. — Мы решили не ждать продолжения спектакля.
— Везде то же самое, — буркнул ботаник Гровер. — Я пошел исследовать плотоядное дерево, которое хотело проглотить Лезенби.
— И оно напало на вас? — поинтересовался Лезенби.
— Почти что, черт побери! Не успел я к нему подойти, как оно ухватило усиком какое-то неповоротливое создание, похожее на оленя. Я записал все это на пленку. Отвратительное было зрелище.
Медик Фернандес, смуглый, грузный гигант, поднял взгляд, прервав задумчивое молчание в углу.
— Этот мир не для отряда из десятка человек, — сказал он. — Нам нужно лететь дальше, а Земля пусть отправляет сюда тяжело вооруженную экспедицию. Если им вообще интересна эта планета. Мы всякий раз рискуем жизнью, покидая корабль.
— Да, — кивнул мускулистый антрополог Бартлетт. — Мы уже поняли, что эта планета не годится для колонизации по меньшей мере на ближайшие сто миллионов лет. Так почему мы все еще здесь?
— Почему бы вам не спросить об этом капитана Хендрина, — негромко сказал Лезенби, который, как я уже знал, был весьма лоялен к капитану. — Кажется, он очень хочет подробно изучить этот мир. И я тоже. Это же замечательная, первобытная тропическая планета!
Глаза Бартлетта сверкнули.
— Замечательная? Это замечательно, когда каждая тварь в джунглях так и ждет удобного случая, чтобы закусить вами? А я бы хотел поскорее убраться отсюда на более безопасную планету.
— Что вы сказали, Бартлетт? — раздался от двери холодный голос.
Мы все повернулись. В дверях стоял капитан Хендрин, держась рукой за край переборки.
— Вы бы не отказались повторить это в моем присутствии, Бартлетт?
Антрополог побледнел, голос его охрип, но он прямо взглянул на Хендрина.
— Я высказал свое мнение, сэр, о том, что мы, вероятно, достигли всего, что могли сделать на этой планете, и должны лететь дальше, так как здешний мир явно небезопасный.
— Да, я понял, — ровным, безжизненным голосом сказал Хендрин. — Вы слышали то, что я сказал Маркхэму, когда мы уже обсуждали эту идею?
— Слышал. Но я считаю, что это самоубийство — оставаться здесь, капитан.
— Кто еще считает так? — спросил Хендрин, проводя взглядом по каюте. — Чанг? Гровер? Лезенби?
— Мне здесь не нравится, — очень тихо сказал Фернандес.
Остальные просто промолчали.
— Кажется, вы остались в меньшинстве, Бартлетт, — сказал Хендрин. — Поэтому мы будем продолжать работать здесь, как и подобает отряду Косморазведки. На этой планете работы хватит по меньшей мере на месяц.
Бартлетт подавил свой гнев, что потребовало от него видимого усилия.
— И чтобы я больше не слышал разговоров об отлете, — сказал Хендрин. — Это понятно?
Понятно-то это было. Но я видел, что это не было поддержано или хотя бы достойно принято. Когда Хендрин ушел, Бартлетт и Фернандес принялись разговаривать шепотом в углу комнаты, а через некоторое время подозвали к себе Гровера. Я не знал, что происходит, но мог предположить, что они планируют что-то, что заставит Хендрина изменить решение.
Честно говоря, я был слегка разочарован. Из всей команды только Хендрин и Лезенби казались мне настоящими Косморазвездчиками, о которых я читал в книжках. Остальные выглядели простыми людьми, такими же, как и я сам, только с научным складом ума, но не стремящимися стать мучениками во имя Ее Величества Науки. Они уже поняли суть этого сучьего мира и, как и я, хотели поскорее убраться отсюда.
Джунгли выли и орали на нас от заката до восхода солнца. Изрядную часть ночи я потратил, рассматривая окружающий мир на обзорном экране. У Планеты Семь было две луны, маленькие неровные куски скал, которые лили вниз бледно-серебристый свет, придававший окружающему мертвенный оттенок. И в этом свете я видел, как странные, похожие на волков животные окружили корабль и изливали на него свой гнев, а позади них крались какие-то твари с явно кошачьими повадками, потом они затеяли свару и дрались до самого восхода, как, очевидно, и было принято на Планете Семь.
Следующие два дня мы провели за сбором и изучением образцов. Я много узнал о Планете Семь, и чем больше узнавал, тем тревожнее мне становилось, и кажется, мои товарищи по команде чувствовали то же самое.
Мы с Лезенби прогуливались по джунглям, которые у меня по-прежнему вызывали стойкое отвращение, и даже биолог, казалось, начал уже менять свое мнение.
Небольшой инцидент произошел, когда мы наткнулись на какое-то толстенное черно-серое млекопитающее, отчасти напоминающее бородавочника, отчасти вообще ни на что не похожее. Мадам лежала в болоте на боку — я говорю «мадам», потому что создание явно было женского пола. В длину она была метра под два с половиной и явно недавно родила, поскольку у ее сосков толпилось и толкалось ее потомство.
И пока семеро начали сосать, словно семь электронасосов, мамаша спокойно подняла свою тяжелую голову и сожрала двух слабаков, по одному за раз.
Я уставился на Лезенби. Биологу тоже не доставило радости это зрелище.
— Вот ваш естественный отбор, — ехидно сказал я. — Мать-природа в действии.
Секунду он смотрел на меня, затем перевел взгляд на мамашу, облизывающую свою окровавленную морду.
— Никогда не встречал подобного мира, — коротко бросил он и принялся что-то строчить в своем блокноте.
Но такова была вся Планета Семь. Мы шлепали по теплому, слизистому илу, и отчет, который я должен написать в ближайшем будущем, казался мне все менее и менее лучезарным. Планета была экологическим кошмаром, бесконечной серией биологических зависимостей. Даже при помощи Лезенби я не сумел бы разобраться в них настолько, чтобы надуть капитана Хендрина.
Но, во всяком случае, пока что нам удавалось избегать плотоядных деревьев и различных зубастых хищников, чтобы провести достаточно полный обзор своего сектора. Работу продолжали и другие пары. Мюррей продолжал составлять свои карты, а Чанг, летая с ним, изучал геологию планеты. Поскольку разумной жизни здесь не наблюдалось, антропологу Бартлетту не с кем было работать по специальности, и он подался в ассистенты к химику Дорвину. Данные накапливались, отчеты составлялись.
Затем Эванс, который был у нас и радистом, и химиком, привез из очередной вылазки то, что осталось от ботаника Гровера.
Я не стал разглядывать Гровера. Мельком только глянул, с меня и этого оказалось достаточно. Фернандес, наш медик и не настолько впечатлительный человек, схватил кусок пластика и поспешно завернул в него тело.
Появился капитан Хендрин, еще более мрачный, чем обычно.
— Что случилось с Гровером?
— Упал, капитан, — пояснил Эванс и нервно облизнул губы. — Он увидел какое-то новое растение и сошел с тропинки. Затем завопил и исчез из вида. Там была какая-то ловушка... земля казалась твердой, хотя и не являлась таковой. Это... не знаю, что это было. Может, растение, может, животное или что еще. Он крикнул всего пару раз. Я увидел что-то желтое, пенящееся и помахивающее тонкими щупальцами. Я схватил одно щупальце и дернул. И вот... — Он протянул руки, они были красные, покрытые пузырями и кровоточили. — Что-то брызнуло мне на руки. Что-то похожее на кислоту, сэр... На кислоту.
Хендрин мгновение молчал, затем произнес:
— Бартлетт, выройте могилу позади корабля. И поглубже — кто знает, может, на этой планете есть и вампиры.
Все побрели по своим делам. Мы были ошеломлены смертью Гровера — не тем, 0что он умер, а тем, 0как он умер. Это было непонятно. Он что, попал в омут с хищными одноклеточными? И его съели живьем? Полная неизвестность.
Он был первой человеческой жертвой Планеты Семь. Кишащая тут повсюду смерть коснулась крылом и нас.
Гибель Гровера наложила отпечаток на оставшуюся часть дня. Никто после заката не стал выходить из корабля. Поднялись луны, и печальный их свет озарил свежую могилу. Мы сидели над отчетами, чтобы делать хоть что-нибудь, но думали совсем о другом.
Той ночью, пока я сидел у себя и корпел над примечаниями к отчету, ко мне вдруг зашел Фернандес и осторожно тронул меня за плечо. Я резко обернулся.
— Маркхэм.
— Что случилось?
— Вы можете через минуту зайти ко мне в каюту? Мне нужно с вами поговорить.
Я не стал возражать и последовал за неповоротливым медиком по узкому трапу в его личную каюту. Когда мы оказались внутри, Фернандес закрыл дверь на замок.
— Что это значит, Фернандес? — спросил я.
Он обнял меня за плечи своей ручищей.
— Терпение, друг. Все в свое время. — Пройдя по каюте, он достал бутылку с поблескивающей жидкостью и, усмехнувшись, протянул ее мне. — Сначала выпейте.
Это оказалось виски, веллиранское виски, один из самых прекрасных напитков во Вселенной. Я взял бутылку.
— Откуда вы это взяли? — спросил я, снимая пробку и делая глоток. — Разве такое дозволено на борту?
— В медицинских целях, — ответил Фернандес. — У моей профессии есть некоторые преимущества. Да вы пейте, не стесняйтесь.
Дважды меня просить не пришлось. Я сделал пару больших глотков, затем сказал:
— Вы ведь пригласили меня сюда не затем, чтобы отведать ваши запасы. Что у вас на уме, Док?
— Хендрин.
— Что?
— Сегодняшней гибели Гровера можно было бы избежать, если бы вчера мы покинули эту планету. Не знаю, что вы думаете обо всем этом, Маркхэм. Вы еще плохо знакомы с отрядом. Но все остальные прослужили вместе долгое время и теперь тяжело переживают гибель Гровера. Хотите чтобы я замолчал, или продолжим?
— Продолжайте, — сказал я.
— Ну так вот, вы можете знать, а можете и не знать об одном пункте в договоре с Косморазведкой, пункте, относящемся к замене вышестоящего должностного лица в том случае, когда он больше не способен управлять кораблем.
— Я знаком с этим пунктом. — Теперь я понимал, к чему клонит Фернандес. — Пока что я с вами. Продолжайте.
— Некоторые из нас — Бартлетт, Мюррей и я — пришли к выводу, что оставаться на этой планете не пойдет на благо отряду. Мы не годимся для этого мира, и чистое самоубийство даже просто бродить пешком по здешним джунглям. Здесь должна быть команда на трех кораблях, с наземными поисковыми роботами и тяжелой артиллерией. Вы были первым, кто подвергся нападению здешней фауны, так что знаете, как тут бывает. Я, со своей позиции медика, могу дать заключение, что Хендрин временно помешался. Это случается где угодно в Галактике. Мы уволим его из отряда, запрем там, где он не сможет нам помешать, и улетим с Планеты Семь. Но я не могу сделать этого без поддержки большинства. Вот почему я должен знать, на чьей вы стороне, Маркхэм.
Я нахмурился.
— Другими словами — вы предлагаете мятеж?
— Нет. Юридически лишение полномочий временно обезумевшего капитана не является мятежом. Но мы все здесь поляжем, если останемся хотя бы на месяц. Ну как, Маркхэм? Вы с нами?
— А вы как думаете? — усмехнулся я. — Мне хочется остаться в живых так же, как и любому другому.
Я сделал еще несколько глотков и покинул каюту Фернандеса. Насколько я знал, мятеж состоится дня через два, не раньше. Вероятно, Фернандес будет ждать, пока не наберет большинство голосов. Насколько мне было известно, четверо из восьми членов отряда уже выступали против Хендрина: сам Фернандес, Мюррей, Бартлетт и я. Казалось, один только Лезенби предпочел бы остаться на Планете Семь до завершения работ. Трое других — Чанг, Эванс и Дорвин — пока не обозначили своей позиции, по крайней мере, мне было это неизвестно, но я предполагал, на чей они окажутся стороне. Никто из них в глубине души не был фанатиком, который станет голосовать за то, чтобы остаться в таком убийственном мире.
Весь следующий день ничего не происходило. Я мало видел капитана Хендрина, а то, что видел, мне вовсе не нравилось. Капитан был мрачен и строг, словно понимал, что назревает, и был полон решимости подавить мятеж в зародыше.
По разным причинам все работы в поле были перенесены на следующий день. Чанг захотел более тщательно изучить геологию и стал просить, чтобы его объединили с кем-то, кто ходил пешком. В напарники ему выбрали меня. Лезенби поставили с Бартлеттом, а Мюррей сел на вертолет с Дорвином. С гибелью Гровера было нарушено равновесие отряда. До этого у нас было четыре команды по два человека и двое оставались охранять корабль, но теперь стало три по два человека и трое оставались в корабле.
Мы с Чангом направились параллельными путями прочесывать местность, а Лезенби с Бартлеттом находились где-то неподалеку от нас. Но джунгли были такие густые, что нельзя было никого увидеть уже через десять шагов.
Мы бродили уже полчаса, когда я услышал, как слева отозвался эхом человеческий вопль.
Чанг в это время как раз наклонился, чтобы изучить кварцевое обнажение.
— Вы слышали? — спросил я его.
— Простите, нет. Какое-то животное?
— К чертям животных! Это походило на голос Лезенби, и держу пари, что он попал в беду!
И словно в ответ на мои слова с соседней поляны раздался еще один крик.
— Идемте, — сказал я. — давайте поглядим, что там такое.
Мы пошли вслепую напрямик сквозь раздражающую сеть толстых лоз в направлении криков.
— Лезенби! Бартлетт! — закричал я. — У вас проблемы?
— Да нет никаких проблем, — неожиданно близко раздался голос Бартлетта.
Я было заколебался, но тут увидел Бартлетта, полускрытого листьями папоротника, и решил все же посмотреть, что там такое. Я двинулся напрямик через гигантские папоротники, сопровождаемый Чангом.
Бартлетт стоял, глядя вниз, на землю. На Лезенби.
Маленький биолог нелепо лежал на животе и был неподвижен, как труп. Я почувствовал, что весь холодею. Неужели именно Лезенби, который проявлял такой интерес к здешним джунглям, должен был здесь и погибнуть?..
— Что случилось? — спросил я.
Бартлетт был очень бледен.
— Не знаю, — сказал он. — Что-то прыгнуло на него с дерева, и он упал. Я даже не увидел, что это было.
Наступило молчание. Затем я внезапно побледнел еще сильнее, поскольку «труп» внезапно стал корчиться, перевернулся на спину и глянул на нас. И я увидел на груди у него рану, как от ножа.
— Это он... — прохрипел Лезенби. — Не было никакого животного. Меня зарезал Бартлетт... точно так же, как в том случае на Веллиране... о котором я вам упоминал... потому что я могу рассказать вам...
Он замолчал и скорчился от боли. Лицо его исказилось. Я перевел взгляд на Бартлетта и увидел окровавленный нож, зажатый в мощной руке антрополога.
— Наверное, вы были по соседству, — с горечью пробормотал Бартлетт. — Вы добрались сюда прежде, чем он умер? Вы все слышали?
Я видел, как Чанг испуганно попятился.
— Что это значит, Бартлетт? — прохрипел я, сам не узнавая собственного голоса.
— Я убил его. Конечно, я убил его. Так же, как убил синекожего на Веллиране.
— Но почему?
— Не знаю. Я просто не знаю. Туземец не захотел отвечать на мои вопросы и угрожал сообщить о моем неэтичном поведении. Лезенби... Он пришел чуть позже. Я просто использовал вас. Я сдвинул ваше восприятие времени и сунул вам в руку нож.
Я замер с открытым ртом, слыша как возятся в траве миллионы насекомых.
— Вы...
— Да, я. Это не должны были быть именно вы. Это мог быть любой, просто вы оказались там. А затем я увидел, как вы присоединились к отряду под именем Маркхэма. Ну почему это должны были быть именно вы?
Итак, веллиранина убил Бартлетт и сунул нож в руку незнакомцу — мне. А я оказался вместе с ним на Планете Семь. Это и оказалось той «странной историей», которую Лезенби обещал мне рассказать как-нибудь потом... но теперь уже никогда не расскажет.
Я уставился на Бартлетта, стоящего по другую сторону от тела Лезенби. А затем Бартлетт бросился на меня.
Он взмахнул ножом, но я оказался быстрее. Я ударил его по запястью, отклонив нож в сторону, и схватил за руку, прежде чем он успел нанести другой удар. Резко выкрутил руку, и нож полетел наземь.
— Чанг, помогите! Он не в своем уме! — закричал я.
Обезоруженный Бартлетт ударом отбросил меня к дереву. Краешком глаза я увидел какое-то создание, выползающее из джунглей, чтобы сожрать тело Лезенби. Блокировав удары Бартлетта, я нанес ему перекрестный в подбородок и добавил сильный прямой в живот.
Он отступил, ошеломленный. Я продолжал бить. Мне хотелось поскорее связать его, увезти на корабль и вернуться на Веллиран, чтобы очистить свое опороченное имя и восстановить справедливость. Но судьба распорядилась иначе.
Бартлетт зашатался, теряя равновесие. Я нанес еще один удар, он невольно сделал три шага назад и...
И земля раскрыла жадную пасть.
С испуганным вскриком Бартлетт стал проваливаться в нее, и я увидел нечто желтое и слизистое, а потом Бартлетта опутали штук пятьдесят прозрачных, как солнечные лучи, щупалец и потащили вглубь. Брызнула какая-то желтая жидкость, затем земляной провал стал закрываться.
Я застыл, глядя на все это и чувствуя тошноту. Все объяснялось проще простого: жидкость на поверхности засохла, образуя липкую хрупкую корку, и она треснула, когда нога Бартлетта ступила на нее. А там... там его уже поджидали с голодным нетерпением.
Я передернул плечами и отвернулся. Отогнав маленького полосатого падальщика от тела Лезенби, я взвалил труп себе на плечо и печально побрел к кораблю, чтобы оповестить остальных, что Планета Семь потребовала еще две человеческие жертвы.
Уже подходя к кораблю, я услышал странный звук: тонкое шипение луча бластера. Я пошел быстрее, несмотря на тяжелый груз.
Затем, выйдя на поляну, я увидел корабль. Шагах в двадцати от лифта, ведущего к люку шлюза, лежал мертвый Чанг, и в груди у него дымилась прожженная бластером дыра. А немного поближе к кораблю был Дорвин с сожженным до черна лицом. Из корабля же доносились крики и какая-то возня.
Несмотря на все, я понял, уже рванувшись к кораблю, что счет идет на секунды. Пятеро из отряда были мертвы, шестой — я — находился вне корабля. Значит, внутри оставались Хендрин, Фернандес, Эванс и Мюрей. Будь же проклят этот мир, подумал я на бегу.
У корабля я остановился и взглянул наверх. Как раз в этот миг открылся люк и из него кто-то полетел вниз. Мюррей. А через секунду из люка высунулась голова Фернандеса.
— Маркхэм! Где Бартлетт?
— Мертв. Что происходит?
— Мы подняли мятеж против Хендрина, но он пробился в носовые отсеки и засел там с бластером. Мы с Эвансом пытаемся его выкурить. У вас есть оружие?
— Да, — сказал я.
— Идите внутрь. Но будьте осторожны.
Я услышал шипение бластера, появился Эванс, пошатнулся и полетел из люка мне под ноги. Седьмой труп на Планете Семь, мелькнуло у меня в голове. Как по заказу.
Когда я поднялся на лифте и вошел внутрь, Фернандеса уже не было видно. Я осторожно направился к передним помещениям и тут же услышал звуки, походившие на простую драку. Рисковать я не собирался, поэтому не стал спешить. Прижимаясь к холодной металлической стене, я шаг за шагом продвигался вперед.
Затем я увидел их в каюте — Хендрина и Фернандеса — размахивающих кулаками, точно безумные. Бластер Хендрина валялся на полу, очевидно, разряженный. Фернандес на секунду повернул ко мне голову и закричал:
— Маркхэм! Он безоружен! Помогите мне!
Форма капитана Хендрина свисала лохмотьями. Я подкрался к нему сзади, обвил руку вокруг шеи и резко дернул на себя. Затем сунул бластер в кобуру и скрутил его освободившейся рукой.
— Успокойтесь, капитан, — сказал я ему. — У меня под рукой бластер.
Но Хендрин продолжал пытаться вырваться. Внезапно, прежде чем я сообразил, что происходит, Фернандес вырвал бластер у меня из кобуры и одним выстрелом убил Хендрина. Я отбросил тело капитана, рванулся вперед и схватил Фернандеса за запястье.
Но это было уже излишне. Фернандес сам бросил бластер и стоял — гигант, сжавшийся, точно мальчишка, — над телом Хендрина.
Я поднял бластер с пола.
— Зачем вы убили его? Он бы уже никуда не делся. Зачем вы убили его, Фернандес?
Фернандес глянул мне в лицо, и я увидел в его глазах плескавшийся ужас.
— Не знаю, — очень тихо сказал он. — Я... я не знаю. Теперь все кончено.
Он судорожно дрожал. Потом тяжело опустился в кресло и стиснул руками лицо.
— Теперь все мертвы, — сказал я. — Все, кроме меня и вас. Весь отряд.
Фернандес рыдал. Неловко было смотреть, как рыдает такой гигант. Затем он заговорил.
— Я ведь медик. Я должен лечить людей. Это мое призвание. А вместо этого я... я убил его. Я не должен был этого делать. Не было смысла. Но я просто взял и убил его...
— Вы не могли ничего поделать, — сказал я. — Убийство просто витает здесь в воздухе. Этот мир сводит людей с ума.
Мы трудились четыре часа подряд, и рядом с могилой Гровера возникли еще семь насыпей. А пока мы работали, джунгли вокруг вызывающе шумели.
Когда все было кончено, Фернандес глянул на меня с иронической усмешкой на грубом лице.
— Ну вот и все. Теперь мы знаем все что нужно о Планете Семь из Звездной Системы А. Теперь можно и возвращаться. Корабль поведу я. Но...
— Что но?
— Мы кое-что забыли. По инструкции последнее, что должен сделать отряд Разведки, заканчивая исследование очередной планеты, это дать ей имя. А мы этого не сделали.
Я взглянул на джунгли — ядовитый, дымящийся, пропитанный смертью гигантский парник, — а потом перевел взгляд на восемь могил.
— Это несложно, — сказал я. — Мы назовем ее Планета Смерти.
Death's planet, (Super-Science Fiction, 1957 № 10).