Лисье золото

Глава 2

– Ну, наконец-то! – выдохнула Элена, оправляя подол платья.

– Не спеши радоваться, бабуля! – подмигнул ей Демьян.

Тихон снова утер испарину со лба. Гера что-то настраивал в бортовом компьютере своего болида и, кажется, вообще ничего не услышал. Акулина нахмурилась и бросила быстрый взгляд на наручные часы. Вырванная из мрака Мириам закинула ногу на ногу и допила остатки коньяка. Кажется, и в самом деле приближалась если не развязка, то уж точно кульминация.

В гостиную вошёл дворецкий Арнольд Генрихович. Да, в этом доме имелся не только полный штат прислуги, но и дворецкий, которого, согласно легенде, Лука Славинский переманил у какого-то австрийского барона. Вполне вероятно, что так оно и было, потому что Арнольд разговаривал с очевидным акцентом и нес себя с великим достоинством. Впрочем, и службу свою он нес исправно, за домом и прислугой следил строго, и в какой-то момент домочадцы начали считать его членом семьи.

– Госпожа Клавдия, господин Уваров и господин… – Арнольд неспешно нацепил на нос очки и так же неспешно прочел имя, написанное на черной визитке: – И господин Оленев!

Его голос звучал громко и торжественно. Даже громовые раскаты стихли, словно понимая и принимая его превосходство.

– Видишь, Герыч, какие уважаемые люди пожаловали! – ухмыльнулся Демьян. – А о нашем прибытии никто не объявлял!

– Это потому, что вы вошли через черный ход, – отчеканил Арнольд. – Если бы вошли, как подобает приличным людям…

– Ой, осторожнее, Арнольд, – погрозила ему пальчиком Акулина. – Ты рискуешь остаться без работы. Ситуация максимально туманна. Я бы на твоем месте проявила благоразумие.

– Ты бы не проявила. – Гера оторвался от настроек и помахал сестре рукой.

– Я верой и правдой служу этому дому уже больше двадцати лет, – начал было Арнольд, но договорить так и не успел.

В гостиную вошли трое. Клавдия в строгом костюме мужского кроя и сумочкой от Шанель, небрежно зажатой под мышкой, замерла на пороге и обвела внимательным взглядом присутствующих. Рядом с ней остановился пожилой, лысеющий мужчина, наверное, тот самый Оленев. В одной руке он держал кожаный портфель, в другой сжимал мобильный телефон, в экран которого подслеповато вглядывался. По другую руку от Клавдии встал дед. От тут же нашёл взглядом Алекса и едва заметно приветственно кивнул. Не то чтобы визит деда оказался для Алекса такой уж неожиданностью, но он все равно привычно подобрался, расправил плечи и втянул живот. Сделал он это не от страха и уж точно не от раболепия. Просто, стать и харизма у Андрея Сергеевича Уварова была такая мощная, что хотелось соответствовать.

Дед был на голову выше Оленева и на четыре головы выше Клавдии. Клавдию он, кстати, тут же приобнял за плечи, давая понять, что она под его защитой. Если в этом доме кто-то и имел почти такое же влияние, как Лука Славинский, так это родной дед Алекса. Как бы не хотелось остальным думать иначе, как бы не хотелось некоторым острозубым и злоязыким цапнуть его или запятнать его репутацию. Дед Алекса был крутым чуваком. Так однажды сказал Гера, а Алекс мысленно с ним согласился.

– Ну, наконец-то! Добро пожаловать! – промурлыкала Элена и с радушной улыбкой шагнула к вновь прибывшим. Уже на ходу она вспомнила о причине их визита и нацепила скорбную маску. – Надеюсь, вы добрались без происшествий?

– Погода отвратительная, – сказал Оленев и посмотрел в окно полным трагизма и укора взглядом. – Вертолет изрядно болтало…

– Не преувеличивайте, Василий Петрович, – усмехнулся дед. – И полет, и посадка были довольно мягкими. Светопреставление началось уже на земле. Обычное дело для этого региона и этого времени года.

– А я все никак не могу привыкнуть к здешнему невыносимому климату. – Элена смущенно и чуть заговорщицки улыбнулась деду. – Никогда не понимала привязанность Луки Демьяновича к этому месту… – Она скорбно вздохнула, утерла несуществующую слезинку.

– Что ты вообще можешь понимать в семейных традициях! – Не преминула куснуть её Акулина. – Привет, тётя Клава! Здравствуйте, Андрей Сергеевич! Хорошо, что вся семья в сборе!

– Не вся, – подал голос Тихон. – Матушки нет.

– Тиша, когда я говорю «семья», – Акулина бросила на него злобный взгляд, – я имею в виду лишь тех, кто родной нам по крови, а не всяких там… приживалок.

Из дальнего угла гостиной, который снова был погружен в темноту, послышался легкий смех Мириам. Дед глянул в ту сторону и едва заметно нахмурился. В отличие от Алекса, деду Мириам не нравилась. Или, скажем так, к младшей снохе своего друга и бизнес-партнера он относился с определенной настороженностью. Мириам отвечала ему тем же. Алексу казалось, что в присутствии деда она даже пила меньше обычного. Возможно, чтобы подольше сохранить ясность рассудка перед лицом если не откровенного врага, то достойного противника. К самому же Алексу Мириам относилась со снисходительной доброжелательностью. Это одновременно раздражало и забавляло.

Вновь прибывшие тем временем обменивались приветствиями, рукопожатиями и объятьями с присутствующими. Максимальную активность проявляла Клавдия. Уваров не знал, кого из своих племянников она любит больше всего. Было похоже, что Клавдия старалась соблюдать разумный баланс как в проявлениях любви, так и в проявлениях строгости ко всем младшим представителям клана. Сейчас она первым делом обняла и поцеловала Геру, по ходу дела глянув на экран его болида и ласково взъерошив его непослушные вихры.

Следующей на очереди оказалась Акулина. Отношения между ними были одновременно сложные и теплые. Сложные из-за вредного характера Акулины, а теплые из-за того, что в какой-то момент Клавдия заменила им с Герой мать. Насколько помнил Алекс, период этот длился недолго, от силы год. Тринадцатилетняя Акулина после смерти мамы оправилась довольно быстро. Или не оправилась, а просто научилась жить по новым правилам. Гера тогда был ещё слишком мал, чтобы осознать всю глубину случившейся трагедии. Гибель отца он впоследствии переживал гораздо сильнее.

Как бы то ни было, а на целый год Клавдия переехала в Тигриный Лог. Так официально назывался и один из самых больших и благоустроенных поселков Приамурья, и огромный особняк семьи. Сами члены клана предпочитали называть свой отчий дом по-простому – Логовом. Года хватило, чтобы под присмотром заботливой, но строгой тетушки в себя пришли не только племянники, но и безутешный отец. Впрочем, безутешным папенька Акулины и Герасима оставался недолго. Как говорил дед, у Гордея Славинского было два утешения: охота и женщины. И там, и там он весьма преуспел. Долгие годы Гордей Лукич довольствовался любовницами, а потом в Логове появилась Мириам.

– Как там твои студенты? – спросила Акулина, сухо целуя Клавдию в щеку.

Она до сих пор не могла простить тетушку за то, что та предпочла карьеру и чужих детей им с Герой. Это было совершенно незаслуженное обвинение, все это знали, в том числе и сама Акулина, но скверность характера не позволяла ей вести себя по-другому. Клавдию подобная несправедливость, похоже, нисколько не задевала. Может быть потому что из всей семьи ей единственной удалось по-настоящему вырваться и из Логова, и из железной хватки Луки Демьяновича. Остальные его дети так или иначе оставались прикованными к его орбите.

– Все как обычно! – Клавдия поставила сумочку от Шанель на столик рядом с китайской вазой династии Минь. На лице Акулины промелькнула и тут же исчезла испуганная гримаса. – Молодежь во все времена остается молодежью! И тебя рада видеть, Демьян! – Она распахнула свои объятья спешащему к ней Дёме.

Чтобы обнять тетушку, тому пришлось наклониться. Алексу показалось, что Дёма хотел оторвать Клавдию от земли, чтобы было сподручнее её целовать, но в самый последний момент передумал.

– Ты глоток свежего воздуха в этом затхлом склепе, тётя Клава! – сказал Дёма, распрямляясь.

– В этом затхлом склепе, братец, куются золотые монеты, которые ты так бездарно тратишь в большом мире, – отозвался Тихон, делая осторожный шаг к Клавдии. – Добрый вечер!

Он не стал ни обнимать, ни целовать Клавдию, а лишь сухо кивнул в ответ на её ироничную, все понимающую улыбку.

Клавдия хоть и была полноправным членом семьи, но многие, если не все, считали её плодом юношеской невоздержанности Луки Демьяновича, полукровкой, которой позволили оставаться в Логове исключительно из гуманистических соображений, но никак не из соображений справедливости. И если остальным хватало ума и такта не подавать вида, то Тихон, ратующий за чистоту крови, никогда не скрывал своего отношения к женщине, которая лишь по какому-то чудовищному недоразумению считалась его родной тетушкой.

– Не вижу Таси, – сказала Клавдия, оглядывая гостиную. – Надо полагать, моя сноха не нашла возможности прервать своё просветление ради такой мелочи… – Она не закончила фразу, потому что взгляд её узких черных глаз уперся в пышный бюст приближающейся Элены.

– Здравствуй, Клава, – сказала Элена с нескрываемым презрением. – Не думала, что ты явишься.

– Здравствуй, Лена, – с убийственно вежливой улыбкой процедила Клавдия. – Не думала, что увижу тебя здесь.

– А где ж мне ещё быть? Я теперь тут всему хозяйка. – Элена вздернула подбородок.

– Не говори «гоп», пока не перескочишь, баба Лена! – Хмыкнул Демьян. – Тут таких хозяев…

– А со мной поздороваешься? – послышался из темноты хрипловатый голос Мириам.

– И ты здесь? – Клавдия улыбнулась, обнажая мелкие, острые зубки, точно такие же, как у Акулины.

– А где ж мне ещё быть в столь скорбный час, как не со своей семьей?

В темноте, как путеводный маяк, вспыхнул огонек зажигалки. Потеряв всякий интерес к Элене, Клавдия двинулась на его свет.

– Ещё одна родственница выискалась… – простонала Акулина.

– И я тебя люблю, детка! – послышалось из темноты, которая уже почти растворила в себе миниатюрную фигуру Клавдии. – Рада видеть тебя, Клава.

Они не услышали, что ответила Клавдия, из-за очередного раската грома, а когда она вышла из-под завесы тьмы, вид у неё был мрачный и сосредоточенный одновременно. Двинулась она прямиком к Алексу, который едва успел обменяться рукопожатиями и парой фраз с дедом и Оленевым.

– Как ты, мой мальчик?

Клавдия обвила шею склонившегося над ней Алекса крепкими и цепкими руками, заглянула в лицо, окатив тонким ароматом каких-то экзотических, явно сделанных на заказ духов.

– Я норм, а как ты? – Алекс улыбнулся. Пожалуй, Клавдия была единственной, не считая деда, кого он был по-настоящему рад видеть.

– Думала, будет хуже. – Клавдия разжала пальцы, легонько царапнув его по загривку остро заточенным коготком. У неё всегда был маникюр поразительной остроты и поразительной заточки. Наверное, при необходимости таким маникюром можно было если не убить, то уж точно покалечить.

– Ещё не вечер, – усмехнулся он. – Кажется, все самое интересное только начинается.

– Ни секунды в этом не сомневаюсь.

Клавдия хотела сказать ещё что-то, но её перебил громкий и хорошо поставленный голос Арнольда:

– Ужин готов! Прошу всех к столу!

Это была какая-то удивительная фраза, сумевшая на время сплотить всех домочадцев и направить их в единое русло. Русло это вело в огромную столовую, где был накрыт такой же огромный поминальный стол. О том, что и стол, и предстоящий ужин поминальные, красноречиво говорил стоящий на импровизированном пьедестале и перевязанный черной лентой портрет хозяина дома.

Это была не самая лучшая фотография старика. Болезненная худоба, ввалившиеся глаза, недобро мерцающие из темных глазниц, лысый череп, обтянутый тонкой, желтоватой кожей, и улыбка – не просто недобрая, а зловещая, полная ненависти и к самой жизни, и к наполняющим её тварям. Алексу стало интересно, кто подобрал настолько неудачный снимок. Сотворить подобную диверсию могла и недолюбливающая деда Акулина, и его молодая вдова, уже почуявшая запах свободы. А впрочем, это мог сделать любой из обитателей Логова. У каждого из присутствующих за поминальным столом были счеты к некогда всемогущему, а ныне покойному Луке Славинскому. Но даже сейчас, после его неожиданной кончины, никто не осмелился занять место во главе стола. Элена уселась слева от пустующего стула, дед – справа. Остальные расселись согласно купленным билетам, как иронично заметила Мириам. Сама она пристроилась на дальнем краю длинного стола, подальше и от портрета, и от остальных родственников. В руке у неё был неизменный бокал с неизменным коньяком, и Алекс в который раз удивился, как при таком подходе к жизни Мириам удается сохранять красоту и лоск.

По первой рюмке выпили в полном молчании, не было ни поминальных речей, ни теплых слов. Элена попыталась было изобразить скорбь и страдания, но её тут же осадила Акулина. За столом царила странная атмосфера: одновременно полная мрачности, яда и лихорадочного нетерпения. Причина последнего была очевидна, её олицетворял собой Оленев. Сам он имел вид кислый и обреченный. Вполне вероятно, из-за того, что, в отличие от остальных, находился «при исполнении» и был лишен компенсации в виде дорогого алкоголя.

Возможно, именно поэтому он с большим энтузиазмом принял робкое предложение Тихона перейти, наконец, в библиотеку. По молчаливому согласию всех присутствующих именно там должно было произойти оглашение завещания.