7. Пауки

Он помнил, что стрелял снова и снова. Результат был, но недостаточный. Даже раненая, чудовищная черная тварь была в состоянии его схватить, а прохожие вокруг даже не представляли, какая неистовая борьба шла рядом.

Рииз не знал, как он понял, что опасность рядом, и что именно его насторожило. Может, параноидальный страх, появившийся в нем после встречи с незнакомцем в мантии, а может, просто удача.

Сначала Рииз попробовал защититься ментальной энергией, но тварь стряхнула ее. В отчаянии он вытащил оружие, за которое его так осуждал Таррика, и выстрелил в нападавшего. Первые выстрелы прошли мимо, но четыре попали в цель. Из чудища потекла кровь, если липкую черную грязь можно назвать кровью. Однако выстрелы лишь отдалили неизбежное. Рошаль, а это был он, успел целиком охватить Рииза, еще когда тот пытался перезарядить пистолет.

Больше он ничего не помнил. Не помнил он, как его уносили и когда они прибыли в это облитое белизной место.

Рииз не помнил даже, как его повесили на чем-то вроде невидимого вертикального шнура, туго стянув руки и ноги.

Пиджак с него сняли, а карманы опустошили, но в остальном он был одет. Однако этот факт не уменьшил его тревог.

Конечности ныли. Он обливался потом, хотя в помещении было не жарко.

Рииз знал, что он — пленник Сына Мрака, и боялся.

Очень боялся.

Из белизны возникла маленькая фигура. Казалось, она выросла из крохотного пятнышка черноты. Приблизившись к Риизу, она выросла в парнишку испанской наружности.

Однако выражение лица подростка можно было назвать каким угодно, только не невинным. Рииз всмотрелся в своего гостя и узнал его, хотя эти двое никогда не встречались прежде.

— Де Фортунато…

Мальчишка улыбнулся. Мурашки побежали по спине Рииза. Большинство Странников знали об этом зле, живущем среди них. Август де Фортунато совершал немыслимое: он умышленно убивал других членов спасшейся группы. И даже хуже. Известно, что он имел дело с самим Сыном Мрака.

— Не думаю, что знаком с тобой, но это не важно. Я просто хотел спросить, знаешь ли ты мою дочь?

Рииз покачал головой.

— У тебя в кармане была визитная карточка с адресами на лицевой и обратной стороне. Ты знаешь, кто эти люди?

— Это, деловые знакомства, — рискнул неуверенно соврать пленник.

— Сомневаюсь, чтобы люди, с которыми имел дело ты или Хамман Таррика, могли быть просто деловыми партнерами. — Де Фортунато содрогнулся. — Туда уже отправлен Рошаль. Скоро он вернется с ответом, и с новыми гостями.

— Во имя Карима, де Фортунато! Почему Сын Мрака?

Мальчишеское лицо помрачнело.

— Он держит меня на крючке. Я так же не могу ослушаться, как ты спастись. — Его лицо внезапно снова стало веселым. — Во всяком случае, второе справедливо наверняка… Я имею в виду твои надежды на спасение.

Сказав это, Август де Фортунато ушел, растворившись в белизне.

Едва Рииз пришел в себя от услышанного, перед ним материализовалась еще одна форма. Началось это с туманного завихрения, которое танцевало перед его глазами, все время увеличиваясь в размерах. Оно разрасталось, и внутри его возникла человеческая фигура, по крайней мере форма была похожей. Она все росла и росла, пока то, что появилось перед Риизом, полускрытое мечущимися тенями, казавшимися частью громадной фигуры, не превратилось в Сына Мрака.

Рииз не мог пошевелиться, не от заклятий, а от невероятного страха, охватившего его.

— Ты находишься в моем августейшем присутствии, — промолвил Властелин Теней, подплывая ближе. Рииза смутил его голос: он шел с другой стороны. — Но я дарую тебе разрешение не преклонять колени.

— Я ничего не могу тебе сказать, — сказал Рииз. — Я ничего не знаю.

— Я осведомлен об этом недостатке. — Теперь голос шел из другого места. — Весьма сожалею, ты должен понять, мне не остается иного выбора. Ответ находится, или может находиться, внутри.

— О чем вы говорите?

— О Конце этого Мира и всех предыдущих Миров. — Властелин Теней подплыл еще ближе. Единственный бледный глаз рассматривал добычу. — Твоя роль состоит в том, чтобы помочь мне узнать, когда сказать «прости» этой самой новой Земле. — Он уставился на грудь Рииза. — Ты чувствуешь какой-нибудь позыв перепрыгнуть в следующий вариант? Есть ли в твоем сердце трепет?

Это было одним из признаков. Риизу не хотелось знать, откуда его тюремщику известно об этом.

— Я не знаю, когда перепрыгну. Это просто происходит.

— Ты чувствуешь, будто ты умираешь, так?

Именно так. У всех так. Прыжок спасал им жизнь, но это было ужасное ощущение. Рииз молчал.

— Мне нужно знать, осталось ли еще время. Представляю все неудобства, которые тебе это доставит, но знай, я сохраню память о твоей жертве, когда вновь пересеку границу нового мира, того, что идет за этим.

За спиной Сына Мрака вспыхнул черный свет, пожирая белизну. Слово «жертва» громким эхом звучало в ушах плененного беглеца.

— Клянусь, я ничего не знаю. Спроси проклятого Лодочника, если тебе нужен ответ. Спроси его.

Свет, почти нацелившийся на его грудь, внезапно исчез.

Его призрачный тюремщик придвинулся так близко, что Рииз мог только смотреть в его единственное мечущееся око.

— И ты видел этого Лодочника?

Надежда вернула Рииза к жизни. Он быстро кивнул.

— Видел. В городе, недалеко отсюда.

— Ты славно послужил мне, сообщив это. — Сын Мрака отодвинулся на расстояние вытянутой руки. — Я должен знать об этой встрече.

— Пожалуйста, отпустите меня, я все расскажу.

Его тюремщик мигнул, а затем тоном, в котором почти звучала улыбка, ответил:

— Но в этом нет необходимости. Теперь, когда я знаю, что искать, машине будет очень просто извлечь из тебя это знание, так же как я извлекаю нужные мне ответы. Возможно, эта встреча с тем, кого ты зовешь Лодочником, подарит мне наилучшее решение всех моих проблем. И можешь быть уверен, за это ты получишь мою вечную благодарность.

Опять возник черный свет и немедля сфокусировался на Риизе.

***

Гилбрин-Бродяга покинул ресторан, получив информации больше, чем надеялся обнаружить. Осторожные вопросы и спокойное наблюдение за обстановкой позволили ему составить любопытную, но непонятную картину.

Вероятно, господин Таррика в этой харчевне расследовал какие-то события, с ним был еще один Странник. Шутник не мог сказать, кем был второй. Он не узнал его ни по смутному описанию, полученному от персонала, ни по оставшемуся энергетическому следу. Да Гилбрин и сомневался, что установить личность второго беглеца так же важно, как понять причину, по которой эта пара сюда приходила. К сожалению, тут картина была совсем туманной.

Он чувствовал, в каком направлении они оба ушли. Идти по следам Гилбрину труда не составляло, так как эта пара оставила их совсем недавно.

Он огляделся, ища Майю. Ее нигде не было видно, но Гилбрин не стал попусту беспокоиться. Скорее всего она просто зашла за угол, разыскивая какие-нибудь улики. Майя более уравновешена, чем он, — это Бродяга охотно признавал. Она не из тех, кто кинется сломя голову неизвестно куда, одна-одинешенька.

Не желая больше терять времени, Гилбрин мысленно сконцентрировался на ней. Рошали уже в курсе, что они находятся в Чикаго, нет смысла от них прятаться. Лучше им вместе заниматься делом.

«Майя, дорогая, вернись к ресторану. Я кое-что нашел».

Он ее не чувствовал. Это невозможно! Из всех Странников ее он знал лучше всего, ближе всего, она единственная действительно смирялась с его обманчивой натурой.

Гилбрин быстро дошел до угла и выглянул из-за него.

Майи нет. Он поспешил на противоположный угол и осмотрел там обе улицы. Никаких признаков.

«Ты — идиот. Бродяга», — вдруг отругал он себя. Носиться в поисках туда-сюда, как простые смертные в этом мире.

Почти ни у кого из них нет той силы, что у него. Искать не только глазами, но и разумом.

Обнаружить ее след было детской игрой, теперь, когда у него обострилась чувствительность для поиска. Все еще ворча на себя, Гилбрин почти перелетел через улицу. Опасаясь Рошалей, Майя, конечно, ставила защиту от них. Она-то более благоразумна, чем он.

Ее след вел мимо башни и к самой реке. «Как же далеко ты улетела, дорогая. Даже я не ушел бы в такую даль».

Он не мог разглядеть ее на той стороне реки, но след указывал, что она ушла туда. Гилбрин собрал силы и пошел через мост. Она — на той стороне, должна быть там.

Посреди моста ее след просто исчез.

Ничего. Он кончился, и все.

Гилбрин прошел мимо последней точки, снова нашел след и попробовал еще раз. След кончился там же. Он смог лишь почувствовать, что там она задержалась.

— О боги! Майя, — прошептал он, — только не ты!

Пробежав до конца моста, он остановился осмотреть местность. Никаких признаков. Обнаружить ее след Гилбрин не мог. Что-то такое было, какое-то ощущение пустоты, но такое мимолетное, что он счел его несущественным. Может, оно и не имеет к ней отношения.

«Ее забрал Рошаль! Она попала к Сыну Мрака!» Ярко одетая фигура задрожала. Сын Мрака получил Майю.

«Нет Я ведь не уверен». Паника ничего ему не даст. У Майи такой сильный дар, что она могла полностью скрыть свой след.

В конце концов, хоть это ей и неприятно, но она — дочь Августа де Фортунато. Конечно, для всех эмигрантов он — предатель, но нельзя отрицать его мастерства. Единственная причина, почему он жив, это то, что он мог так хорошо скрываться.

Может, ее захватил родитель? Еще одна успокаивающая мысль, но в нее Гилбрин верил еще меньше, хотя и не мог объяснить почему. Вероятно, потому что он полагал, Август пожелает схватить свою дочь более демонстративно. К тому же Гилбрин считал, что Август никогда не упустит случая поймать и его самого. Он так и не простил трюкача за то, что тот помог Майе сбежать еще в их собственном мире. Уже и тогда злодейская сущность этого человека была очевидна.

На самом деле первый прыжок спас жизнь старшего де Фортунато, потому что его деяния вынесли ему приговор в сердцах многих.

Однако размышления о прошлых преступлениях Августа де Фортунато не могли помочь Гилбрину найти Майю Бродяга тщательно обдумал положение и наконец посмотрел назад, на другую сторону моста Следов его спутницы там не было, но, может быть, есть надежда найти Таррику. Второй Странник пока не имел значения, если только найти негра окажется невозможно. Тогда и только тогда Гилбрин станет пытаться выследить второго.

Подгоняемый растущим беспокойством, Гил поспешил назад к ресторану. След Хаммана Таррики все еще ясно чувствовался, и уже через несколько секунд Гилбрин двинулся за негром. По его мнению, Таррика не потрудился поставить достаточную защиту, поступок, продиктованный, как полагал шутник, самоуверенностью. Таррика, конечно, обладает большим мастерством, но недооценивать Рошалей или их хозяина — очень глупо.

Одну задругой, Гилбрин пересекал улицы: Массала, Кларка… Мелькнула мысль: доведется ли еще раз посмотреть бейсбольный матч Кабсов?.. Дарторн…

«Такая длинная прямая линия, но если не нырять в озеро Мичиган, придется где-то свернуть, господин Таррика».

Уже стало совсем темно, но Гилбрин знал: у него нет выбора, надо идти. Он почти сочувствовал тому Рошалю, который захочет его схватить. Уж тут-то Бродяга ответит.

На авеню Мичиган след внезапно свернул к северу. Только остановившись здесь, он осознал, как далеко забрался. Гилбрин все еще был в южной части, но он рассчитал, что если продолжит двигаться на север, а потом на восток к Лейк-Шор-драйв, то окажется недалеко от дома Таррики.

Нет, это глупо, Хамман Таррика не проделал бы весь этот путь, чтобы потом просто вернуться дальней дорогой домой.

Произошло что-то другое.

Гилбрин как раз собирался свернуть, когда на него волной накатило головокружение. Почти тотчас он догадался, что это такое, и прислонился к стене здания.

Другая сцена наложилась на зрелище темных улиц. Он находился в помещении дома, которому не менее двухсот лет. В России, если Гилбрин не ошибается. На верхней полке буфета, украшенного ручной резьбой, выстроился ряд причудливо раскрашенных яиц. В его собственном столетии их стоимость позволила бы Гилбрину несколько лет существовать со всевозможной роскошью. Пол прикрывала волчья шкура. На стенах — чучела различных животных. Их головы как будто следят за зрителем. У камина — две собаки — длинные, поджарые борзые. И, контрастируя со всей обстановкой комнаты, висят картины и оружие, как будто говоря об иной культуре, чуждой каждому, кто называет себя русским.

Перед Гилбрином сидит крупный мужчина, одетый во что-то, выглядящее как отороченный мехом охотничий костюм. Из-под больших черных усов выглядывает насмешливая улыбка.

— Guten tag, Гилбрин.

— Ты путаешься, Мендессон. Ты выглядишь, как русский. Я хорошо знаю этот вариант. Он никогда особенно не меняется.

— Да, но сердце мое принадлежит моим германским инкарнациям. — У Мендессона на щеке шрам.

Такое впечатление, что он притягивает дуэли, в каком бы месте и в какое бы время ни родился. Может быть, оттого, что знал: рука человека не способна убить его навсегда. Как и другие эмигранты, он вновь родится на Земле в следующем варианте, если только не окажется в числе тех немногих, кто не сумеет перепрыгнуть, или кого заберет Сын Мрака.

Гилбрин предпочитал ничего не добавлять к этим двум вероятностям, еще и рискуя жизнью. Мендессон был как раз из тех, кто всегда искал вызова, играл со своей жизнью, полагая себя непобедимым. Разумеется, свои действия он старался держать в мирских пределах, лишь изредка прибегая к своим особым способностям. Риск Мендессон любил, но он был не дурак. Виртуозное владение оружием не спасет, если на его пути встанет Сын Мрака.

К несчастью, в этой инкарнации именно Гилбрину довелось иметь дело с Сыном Мрака.

— Что тебе нужно, Мендессон?

Улыбка тотчас исчезла.

— Урсулина хотела вступить в контакт с человеком, которого, я думаю, ты знаешь. Некий Хамман Таррика.

— Знаю его. — Пока Бродяга не видел смысла упоминать, что как раз сейчас он разыскивает именно этого человека.

Сначала он хотел узнать, что именно Урсулина, которая была близка и с Макфи, собиралась сообщить негру.

— Понимаешь, милый, она не смогла его найти. Хамман Таррика недавно вошел с ней в контакт, но его прервали.

Урсулина пробовала связаться с ним, как только собралась с силами, но ничего не получилось. Она попросила меня помочь.

Теперь Гилбрин вспомнил, что Урсулина и Мендессон были связаны достаточно тесно, теснее, чем удавалось большинству Странников, если иметь в виду инкарнации. К тому же Мендессон принадлежал к наиболее одаренным эмигрантам, хотя ему было свойственно утаивать от остальных больше, чем обычно.

— И какое это имеет отношение ко мне?

Мендессон фыркнул:

— Не должно бы иметь никакого, герр Уленшпигель. Я искал Таррику и думал, что нашел. Когда я сконцентрировал мысли, то вместо этого достал тебя. Надеюсь, это не одна из твоих штучек. Я искал его, не тебя. С тобой я решил войти в контакт только потому, что мне показалось, уж слишком это невероятное совпадение, что ты тоже тут.

— С благодарностью принимаю твой комплимент, — ответил Гилбрин, имея в виду имя Уленшпигеля, героя германской легенды, которым назвал его Мендессон. — Я вовсе не шучу. Если ты не можешь найти господина Таррику, то это потому, что его нельзя найти. Я сам его ищу. Хочешь еще что-нибудь сказать? Мне не нравятся долгие бесполезные разговоры, особенно когда всегда есть вероятность, что Сын Мрака нас почует.

— Сын Мрака? — Впервые на лице Мендессона отразилось беспокойство. — Ты что-то знаешь! Таррику забрали?

— Не знаю, друг мой Мендессон. Я иду по его следу прямо сейчас, когда мы с тобой разговариваем. И чем раньше я вернусь к охоте, тем лучше. А Урсуле что нужно? Я передам Мастеру Таррике, когда его найду.

— Она хочет говорить только с ним. Не знаю, можно ли сказать тебе…

На заднем плане проехала машина, как будто прокатившись и по собакам и по камину. Во время разговора Гилбрин краем глаза постоянно следил за реальным миром. Процесс этот его отвлекал, но он не мог упускать из виду опасность внезапного нападения Рошаля. Лучше всего поскорее закончить разговор.

— А если Таррику и правда забрали, тогда что?

«Лучше сказать хоть кому-нибудь, Мендессон, даже мне».

Он понимал, что спорить его собеседнику не приходится, несмотря на то что веселость Гила временами вызывала у него неприязнь.

— Ну ладно. Урсулина сказала мне, что, если мне удастся войти в контакт с Таррикой, я должен сказать ему, что никто корабль не видел.

Гилбрин прекрасно знал, о каком корабле идет речь. Очевидно, Мастер Таррика распорядился, чтобы остальные высматривали знаки, предвещающие конец этого варианта.

— И это все?

— Еще кое-что, шутник. Насчет Августа де Фортунато. Хвонг, член-советник его императорского двора Китая, в свое время мне рассказывал, что…

Огромная комната, ее обстановка и ее обитатель исчезли, вернув Гилбрина вновь на улицы Чикаго. От резкой смены у него застучало в голове, а в глазах запрыгали пятна.

— Что за… — Только это и успело мелькнуть в голове, когда он почувствовал, что его мозга коснулся чужой разум.

Нет, не новый разум, а два новых разума. Второй, более мощный комплекс мыслей коснулся его, стирая все следы первого контакта. В отличие от первого второй разум не был человеческим.

Рошаль.

Нечеловеческие мысли слабели и уносились, как будто Рошаль таял. Гилбрин не смог обнаружить следов первого разума, но он полагал, что это может быть Таррика. Узнать это можно только одним способом.

Гилбрин продолжил свое преследование, но двигался еще быстрее. След, оставленный Таррикой, так и остался единственным ключом к его местонахождению. Чем дольше Бродяга не мог добраться до конца следа, тем в более нервное состояние он впадал Он проходил квартал за кварталом, но след заставлял его идти все дальше. А хуже всего то, что мгновенные попытки мысленного контакта не находили ответа.

Возможно, Рошаль давно несется к своему хозяину, а Хамман Таррика будет следующей жертвой Сына Мрака. Гилбрин частенько спорил с негром, но такая мысль была ему ненавистна.

Он завернул еще за один угол, и остановился. След шел немного дальше, потом растворялся, исчезая около череды зданий, занятых офисами.

Он с подозрением оглядел двери. К этому часу все здания должны быть заперты. Они должны были быть заперты и когда здесь проходил Таррика. Бродяга поморщился. О Рошалях он знал немного больше, чем его собратья.

«В тень долины смерти». Рискнув приблизиться к тому, что, очень возможно, было ловушкой, Гилбрин сделал несколько неуверенных шагов к первой из дверей. С виду она выглядела абсолютно нормальной, но Бродяга различал нечеловеческие мысли, идущие изнутри. Он помедлил у двери, перед тем как решиться броситься вперед. Нечто нечеловеческое ощущалось вокруг дверного проема. Видимо, внутри был Рошаль.

Когда Гилбрин коснулся ручки, мир его преобразился.

Перед ним была искаженная версия здания. Стены выступали под невероятными углами, дверной проем наклонился в его сторону. Теперь здание отдалилось, а пейзаж между ним и Гилбрином был какой-то каменистой бледной пародией на тротуар. Бродяга посмотрел вправо и влево и увидел, что осталось только одно здание — перед ним, а тротуар с обеих сторон исчезал через несколько футов в серебристом мареве.

«Что это за место? Куда я попал?» Теряя самообладание, Гилбрин-Бродяга дико озирался вокруг, ожидая, что из тумана вполне может появиться целый легион охотников.

Он и раньше чувствовал, что Рошаль здесь, да и само это место выглядело так, как будто именно тут можно найти этих отвратительных тварей. Вероятно, это — одна из их берлог.

Он должен был зайти в ловушку. Однако где же паук?

Несколько секунд потребовалось ему, чтобы различить ужасающие формы Рошаля.

Зловредная тварь умирала. Что могло убить ее здесь, в месте, где она была наиболее могучей? Чудище лежало в луже черных чернил, нет, оно само было чернилами. Гилбрин, стоявший в нескольких футах от кошмарной фигуры, отшатнулся в омерзении. Рошаль медленно таял, превращаясь в жидкую грязь.

В полосатых глазах вспыхнула жизнь, и щупальце, еще не обратившееся в чернила, дернулось, пытаясь его схватить.

Гилбрин без труда увернулся. Рошаль зашипел и опять сник. Глаза его потухли, он еще не был мертв, но конец близился.

«Что здесь происходит?» Бродяга еще раз взглянул на Рошаля, но было очевидно, что бояться этого пса Сына Мрака не приходится С кем или с чем бы тот ни сражался, его противник действовал умело и мощно. Впервые Гилбрину захотелось оказаться где угодно, только не в логове умершего Рошаля.

Он развернулся и двинулся к выходу, через который пришел. Тот был недалеко. Несколько шагов — и он в безопасности. Рошаль теперь не представлял опасности, но что-то в этом мире-кармане беспокоило Гилбрина. Он чувствовал давление на спину и грудь, и каждую секунду давление это медленно росло.

Вдруг нечто привлекло его внимание. Оно находилось на самой границе обзора слева. Гилбрин помедлил, не желая оставаться здесь дольше, чем нужно, а затем все же шагнул к туманному сгустку.

В следующий момент он бросился по колеблющейся поверхности. То, что он с трудом заметил, было телом. Человеческим телом.

Бродяга понял, что это Таррика, раньше, чем до него добрался. Таррика лежал неподвижно, его левая рука скрывалась в тумане. Гилбрин положил руку ему на грудь, но он уже и так понял, что тот жив. Казалось, Хамман Таррика пребывал в состоянии комы. Беглый осмотр показал, что у него имелось лишь одно поражение — зловещий след на шее, напоминавший колотую рану.

Давление на грудь Гилбрина стало более ощутимым, и он заметил, что ему трудно дышать. Весь этот мир-карман выглядел меньше, как-то компактнее. У него появилось подозрение, что скоро он станет еще намного меньше.

— Нам пора, Мастер Таррика.

Гилбрин взвалил своего бесчувственного товарища на плечо. Несмотря на небольшой рост, он был сильнее многих других Странников, но все же вес негра для него тяжелый груз. Таррика был крупным мускулистым человеком. Гилбрин подумал было использовать свою энергию, чтобы ускорить бегство, но побоялся, не зная, как она повлияете очевидно нестабильное логово.

Он оглянулся. Рошаль был еще жив, но лишь чуть-чуть.

Гилбрина он больше не замечал. Уже две трети его тела растеклись густой черной жидкостью. Гилбрин понял, что стабильность логова связана с жизненной силой охотника, которая быстро убывала.

Поддерживая свою ношу, Гилбрин с трудом двинулся к выходу. Мир-карман, хоть и съеживался, но казалось, что до двери дальше, чем было раньше. Он знал: это не так, это вес ноши заставлял его думать, что расстояние стало больше, но Гилбрин не мог избавиться от мысли, что они не успеют добраться до двери, когда растает последняя капля жизни Рошаля.

Как будто чтобы усилить его страх, давление снова возросло. Гилбрин жадно вздохнул и чуть не уронил тело Таррики.

«Я не хочу умирать так! Я не виноградина, чтобы из меня жали вино!»

Он опять споткнулся. Логово уже значительно уменьшилось. Дверь манила, но Гилбрин сомневался, что доберется до нее, если все-таки не использует свою энергию. Вокруг все было уже таким нестабильным, наверняка этим он уже дела не ухудшит.

Сконцентрировавшись, Гилбрин-Бродяга направил всю свою силу на дверь. Если бы продержать ее открытой, пока Таррика и он сам доберутся до нее!

Вокруг все задрожало. Куски пейзажа взлетели вверх и опали, как будто началось землетрясение. Гилбрину удалось сделать еще три шага, и он упал. Тело Хаммана Таррики придавило его к земле.

«Проклятие!» — только и успел подумать он, наблюдая, как уменьшается дверь. Давление, сжимающее его со всех сторон, было таким сильным, что дышать стало почти невозможно. В голове стучало, воздух вырывался из легких короткими толчками.

Он умирал.

Рука, по крайней мере Гилбрину показалось, что это была рука, подняла негра, а потом и его самого. Совсем ослабевший, Гилбрин не мог сопротивляться, даже если бы и захотел. Взглядом он уловил пару сапог и длинную развевающуюся мантию, но затем давление стало таким нестерпимым, что он мог смотреть лишь вниз на смещающуюся землю.

Они достигли двери. Гилбрин был уверен: она слишком мала, чтобы они втроем могли выбраться. Однако, подняв голову, он увидел, что в отличие от остального мира-кармана путь их спасения разрастается. Это дело рук его спасителя, он понимал это, хоть и не мог ощутить, что применялась энергия.

Дверь перестала расти, достигнув половины своего прежнего размера. Гилбрин почувствовал: его спаситель колеблется Рушащийся мирок сопротивлялся силам этого волшебного посетителя. Они все еще могли умереть.

Тогда таинственный незнакомец поднял обоих беглецов и не задумываясь швырнул их тела в небольшое отверстие.

На мгновение, пока он летел над логовом Рошаля, Гилбрина пронзило ощущение пустоты. Давление на грудь и спину исчезло. Он едва успел обрадоваться, но в следующий миг понял, что летит, не ведая, где приземлится. Мысли Гилбрина неистово понеслись, пытаясь сконцентрировать достаточно силы, чтобы смягчить

падение.

Через секунду он стукнулся о жесткий, но, к счастью, покрытый ковром пол.

— О, кровь Карима! — Он потер плечо, которое ушиб об пол.

Гилбрин знал, он должен радоваться, что остался жив, однако решил приберечь выражения благодарности до той поры, когда не будет казаться, что каждая косточка в его теле болтается сама по себе.

Еще через минуту измученный беглец понял, где находится. Он заморгал от удивления, когда набрался сил для этого движения. Он был в гостиной у Хаммона Таррики.

Подумав о своем товарище, Гилбрин перевернулся на спину и приподнялся, опираясь на локти. Теперь ему стало видно почти всю комнату, включая, к большому его облегчению, неподвижное тело негра, покоящееся на роскошной кушетке. Таррика выглядел так, будто его туда осторожно опустили, что вызвало еще большее раздражение Бродяги, учитывая характер его собственного приземления.

Его раздражение тут же исчезло, когда он увидел, как в середине комнаты возникает и проплывает около четырех футов отверстие. Величиной оно было с одно из низких кресел в другой стороне гостиной, а края его сияли, как солнце.

Фигура в мантии перенесла через дыру ногу, а затем полностью оказалась в квартире Хаммана Таррики. Отверстие затянулось в тот же миг, когда пришелец вошел.

Гилбрин всматривался в темные глаза без очков и на мгновение подумал, что возвышающийся над ним человек был какой-то новой формой Рошаля или другим типом охотника, созданного Сыном Мрака. Он даже засомневался, не сам ли это Властелин Теней, но, вспомнив смутные описания, отверг эту идею.

Одежда выглядела архаично, даже для того, кто рождался в бесчисленных столетиях. Она была не похожа ни на что, встречавшееся Гилбрину в жизни. На самом деле стоящая перед ним фигура напоминала ему о доме, его настоящем доме.

Обветренное лицо, которое он рассматривал, оставалось бесстрастным. Все это напоминало труп, который забыл умереть. Широкие поля шляпы частично затеняли верхнюю часть лица, еще больше усиливая впечатление чего-то неживого.

Несмотря на свой страх, Гилбрин-Бродяга почему-то испытал тень сострадания. Нечто в его спасителе говорило о душе, потерянной навеки.

А потом до него дошло, кто это. Кто спас его и Таррику из рушившейся берлоги Рошаля.

Лодочник. Ангел смерти. Летучий Голландец.

Конец света приближался, опять.

Загрузка...