Летающие острова

Глава третья Отец

Заложив руки за спину, Сварог подошел к мраморным перилам и задумчиво посмотрел вниз. С ярко-зеленой лужайки перед фронтоном замка доносились азартные возгласы и гулкое веселое гавканье. Там схватились две ярких индивидуальности, и коса нашла на камень – Мара пыталась сграбастать Акбара за шкирку или хотя бы коснуться ладонью, но огромный черный пес, легендарный хелльстадский гарм, переигрывал ее на всем поле. Бешено метался вокруг, так что Мара казалась окутанной черным туманом, и, как бы ни крутилась рыжая кошка в немыслимых стойках и блоках, руки встречали либо пустоту, либо жуткие клыки, щелкавшие рядом с ее пальцами. Она чуть ли не плакала от обиды и злости, но не сдавалась. «Дети», – проворчал Сварог, вернулся в библиотеку и сел за стол, совершенно не представляя, чем ему за столом заниматься.

Вообще-то в доме был порядок. Пес немного скучал, рос не по дням, а по часам, носился по всему поместью, возникая, как обычно, в самых неожиданных местах.

Его – то ли из-за противоестественных для собаки габаритов и способности внезапно пропадать и появляться, то ли из-за легенд с примесью жути, окутывающих всю породу хелльстадских псов – заметно побаивались обитатели замка. Даже его бравые орлы – боевая дружина графа Гэйра, доставшаяся по наследству от предыдущего хозяина манора. Приблудный домовой Карах прижился в домике дворецкого – в замок он и носа не казал, ссылаясь на какие-то неизбежные сложности в отношениях с фамильным домовым, проистекавшие из непонятных Сварогу древних традиций маленького народца. И набивался сопровождать Сварога в новых путешествиях.

Сварог туманно пообещал – но это было еще до разговора с Гленором и его друзьями. Караха никак нельзя брать с собой в Ронеро. Польза от него там оказалась бы немалая, но как прикажете его замаскировать в огромном городе? Ничего, переживет. Тем более, как выяснилось в результате небольшого домашнего расследования, домовой весьма комфортно чувствовал себя в домике дворецкого. Они, даже можно сказать, сдружились с Макредом Двадцать Вторым. Хотя и скрывали свою дружбу ото всех, ведь неизвестно, как может отнестись милорд и другие к приятельству человека и существа… м-м… скажем так, другого порядка. А дружба их выстроилась на том, что Карах нашел заинтересованного слушателя всем его тьмочисленным преданиям, сказаниям, легендам, а Макред – того, кто скрашивает его одиночество.

Хуже всего обстояло с Меони. Черт его знает, что с ним такое приключилось после всех странствий, но отныне Сварог относился к девушке, как к младшей сестренке, без капли влечения. Она, явно ожидая другого, ничего не понимала, а Сварог ничего не мог ей объяснить – не получалось, хоть и пробовал пару раз, слова выходили какие-то дурацкие, невнятные и чужие, она обижалась и грустила, стараясь этого не показывать. И они постепенно стали избегать друг друга, старались по возможности не встречаться, а, встречаясь, отводили взгляды. Сварог даже поймал себя на том, что испытывает что-то вроде вины перед девушкой, хотя виниться-то как раз ему было и не в чем. Черт знает что, думал Сварог, вечно с этими женщинами все не так, все не слава богу.

Вот с Макредом не было никаких хлопот – он добросовестно устроил фейерверк по случаю пожалованного Сварогу ордена, самолично выбрал из слуг управителя и отправил его в Готар и, не моргнув глазом, принял к сведению, что в замке будут обитать отныне хелльстадский пес и ямурлакский домовой. Сварогу казалось даже, что дворецкий гордится всеми выходками и свершениями хозяина – эксцентричность здесь весьма ценилась, а отблеск славы дворянина падал и на слуг.

Пожалуйста, легок на помине – Макред возник в дверях библиотеки, одной рукой держа у груди, строго параллельно полу, массивный серебряный поднос:

– Милорд, личный посыльный герцога Фронвера только что доставил пакет. На словах ему велено передать: это все, что герцогу пока что удалось раздобыть. Вы должны знать, о чем речь.

– Ну да, знаю, – сказал Сварог. – Девчонка поужинала?

– Еще нет, милорд, она только что прошла в оружейную и забавляется там с фамильной коллекцией. Как вы полагаете, стоит за ней присмотреть, чтобы случайно не поранилась? Все оружие отточено…

– Она не поранится. Не тот ребенок.

– Да, ребенок, я бы выразился, крайне энергичный и своеобразный. Милорд, осмелюсь спросить, не означает ли ее появление, что вы опять собираетесь… путешествовать?

– Боюсь, так оно и будет, – сказал Сварог. – Давайте пакет. Можете идти.

Он снял с подноса желтый цилиндрический сверток. Обертка сразу же рассыпалась при его прикосновении в мгновенно растаявшую пыль, оставив на ладони синий стержень с черной головкой – здешнюю видеокассету. Сварог сунул ее в круглое отверстие, придавив пальцем черную головку до упора, коротким мысленным приказом нажал клавишу. Попятился, не оглядываясь уселся в кресло, закурил.

Экран вспыхнул, налился неправдоподобно сочными красками. Молодой человек в светло-сером и алом, снятый сбоку двигавшейся рядом с ним камерой, быстро шагал по аллее, меж двух рядов усыпанных крупными алыми цветами кустов, придерживая меч левой рукой и широко отмахивая правой.

Взглянул прямо в объектив, взмахнул ладонью, словно собирался отдать честь, но передумал в самый последний момент, улыбнулся во весь рот. По улыбке и взгляду Сварог понял: снимает женщина, и отнюдь не чужая.

Сварог застыл с сигаретой у рта.

А фильм продолжается, тот закуривает, держа сигарету до жути знакомо – меж безымянным и средним, а большой и указательный сомкнуты в колечко – вот он стоит, опершись локтем на крышу низкого синего браганта, вот он беседует с кем-то незнакомым, движения размашистые, но четкие, и оттого кажутся отрепетированными, выверенными. Все. Экран вспыхивает беглым мерцающим светом. Сварог вернул запись чуть-чуть назад, остановил кадр.

Вопреки всем ожиданиям, он не почувствовал ни особого удивления, ни потрясения. Был к чему-то подобному подсознательно готов. Возможно, уже догадывался сам, но не хотел облекать догадки в четкие мысли и слова…

Пропавший где-то в Море Мрака лорд Сварог, граф Гэйр. Он же – военный летчик майор Сергей Васильевич Сварог, пропавший без вести где-то над ближневосточными песками, там, где официально словно бы и не было никогда ни его самого, ни друзей, ни их истребителей. Его жесты, его походка, его голос, поворот головы, манера курить и смеяться, стоять, опершись локтем.

Отстраненно, механически Сварог подумал, что все сходится и все объясняется. И то, что отец был сиротой и не имел ни двоюродных, ни троюродных, никаких вообще родственников, и то, что случайно встреченный Сварогом полковник, окончивший летное училище в том же выпуске, не помнил среди своих однокашников никакого Сергея Сварога, и даже то, что отец любил мурлыкать под нос совершенно неизвестные мелодии. И его прямо-таки фанатический интерес к астрономии и истории – должно быть, настойчиво искал хоть малейший след, пытался определиться в пространстве и времени…

Понять чужой язык, врасти в чужую жизнь, озаботиться нужными документами, создать биографию и сделать так, чтобы никто никогда не задавал вопросов, – пустяки для мага. Особенно если он оказался в мире, где конкурентов и соперников в колдовском искусстве у него нет.

Безусловно, какое-то время он укрывался где-то, присматриваясь, приглядываясь, изучая. У него была масса времени, ему не грозила ни голодная смерть, ни бдительный участковый…

Означает ли его вторичное исчезновение, что сила, вышвырнувшая его в другое время, в чужой мир, достала и там? Безусловно, на Землю двадцатого века он попал помимо своего желания… Безусловно, к его исчезновению из двадцатого века приложили руку вовсе не земляне… А может он сам нашел способ покинуть неродной мир?

Сварог в свое время кое с кем встречался, осторожно, на полунамеках поговорил с теми, кого словно бы и не было никогда в Сирии.

Именно потому, что их там словно бы и не было, отцовский «МиГ» искали очень долго и очень старательно. Местные коммандос, обыскавшие огромные пространства, были отнюдь не лопухи и в песках чувствовали себя увереннее, чем дома. Но не нашли ни единого обломочка. И вертолеты вернулись ни с чем. Никакого воздушного боя не было, «Фантомы» «вероятного противника» в этом квадрате не появлялись. Перелета к противнику не было.

Просто-напросто еще один из множества самолетов, которые взлетели однажды да так и растаяли в небе, как потом оказалось. Случается, иных находят – через десять, двадцать, полсотни лет. Других, скорее всего, так и не найдут никогда.

В какую же графу занести «МиГ-17ПФ» с сирийскими опознавательными?

Истребитель в тогдашнем тамошнем камуфляже – светло-коричневые пятна вперемежку с темно-коричневыми, на фюзеляже и крыльях – зелено-бело-черные круги с тремя красными звездочками на белом кольце, и на киле – сирийский флаг…

Выключив экран, Сварог встал, прошелся взад-вперед вдоль высоченных книжных полок. Никакой радости – одна вялая грусть, вызванная неразрешимостью загадки. Почему он стал именно военным летчиком? Имело это какой-то смысл и цель? И, кстати, что за женщина снимала настоящего Гэйра на камеру?..

В том, что выбор отца пал на профессию пилота, может быть, сыграло роль желание утолить тоску по полетам на высоте облаков и летучих замков. А почему при этом и военным? Не оттого ли, что отец не исключал своего ухода с Земли, из двадцатого века, и готовился к нему? Готовился не для себя, а для тех людей, что были ему родными и близкими на неродной планете. Чтобы его исчезновение стало для них менее болезненным и более объяснимым.

Теперь он знает, почему оказался здесь, на Таларе. Вместо кого. Одна загадка снята. И на ее место заступило сразу несколько новых. Где отец? Жив ли он? Как его найти?

В том, что он будет искать ответы, искать отца, Сварог не сомневался. Сколько ему как лару отведено лет жизни? Семьсот? Если надо, все семьсот и проищет. Пока не найдет или не убедится, что отца нет ни на этом, ни на том свете.

Сварогу припомнился разговор, состоявшийся в этом же замке в первую ночь его пребывания на Таларе, оказавшейся ночью полнолуния, с предками графа Гэйра, теперь выясняется – с его собственными предками. Тогда в портретной галерее один из призраков (в далеком своем материальном прошлом адвокат) сказал, что последнего графа Гэйра нет ни среди живых, ни в Царстве Теней. И добавил – «это само по себе странно». Сварог, не знавший еще, что речь идет об отце, ничего не уточнял, не расспрашивал, что бы это все значило, что именно известно им, обитателям того самого Царства Теней, что следует ему, на их взгляд, предпринять, дабы отыскать бесследно пропавшего человека. Теперь, в следующую ночь полнолуния он не преминет прийти в портретную галерею и задать свои вопросы. Еще он посетит Мистериор, который и затеял тот самый эксперимент с розысками канувшего в Море Мрака графа Гэйра, окончившийся появлением среди ларов его, Сварога. Пускай советуют, что ему делать. Но все же больше всего надежд Сварог возлагал на Магистериум с его технической мощью и накопленным огромным запасом знаний.

Если потребуется на кого-то надавить, чтобы заставить шевелиться, заставить помогать, то он надавит, будьте уверены. Воспользуется знакомством с императрицей, Гаудином, иными влиятельными сановниками, приставит нож к чьему-то горлу – неважно, но он добьется, чтобы ему обстоятельно ответили на все вопросы. И начнет действовать. А то, что они, дескать, уже искали графа Гэйра и не нашли, вернее, нашли да не того, ничего не значит. Не может быть, чтобы они испробовали все методы. Вполне допустимо, что им мешает стандартность их мышления. Занаученность его или, наоборот, замистериоренность. Да и не испытывали они такого уж большого желания разыскать во чтобы то ни стало, какое возможно только тогда, когда дело очень личное. Так, любопытство – куда это, интересно, люди деваются?

Сварог продолжал ходить вдоль книжных полок и курить сигарету за сигаретой. Жаль, что он не может приступить к розыскам отца прямо сейчас. Он уже возложил на себя обязательства, он уже в другой игре. Но, когда закончится…

Резная дубовая дверь тихонько приоткрылась. Вошла Мара, остановилась на пороге и тихо спросила:

– Тебя ждать в спальне?

Сварог подошел к ней, указательным пальцем задрал ей подбородок, заглянул в глаза, прикидывая, что в библиотеке могло бы сойти за розгу.

Она медленно опустила ресницы.

– Знаешь, я не святой, но с женщин натурой никогда не брал, – сказал он. – Даже за дворянство. У меня в Готаре это делается бесплатно.

Она моментально открыла глаза. Видно было, как на юном дерзком личике отражается усиленная работа мысли, в ускоренном темпе сменяют друг друга обида, злость, воинская дисциплина. Сварог с интересом ждал, видя, что она оскорблена в лучших чувствах. Хорошо еще, что она приучена свято соблюдать субординацию, а значит, головой вперед в угол улетать не придется.

Наконец она выпрямилась, как струна, тихо бросила:

– Дурак.

И в мгновение ока бесшумно исчезла в коридоре. Сварог ухмыльнулся ей вслед, не на шутку подозревая, что общение с ним неизбежно повлияет на девчонку в худшую сторону – в том смысле, какого боялся Гаудин. «Вот и прекрасно, – подумал он с чувством глубокого удовлетворения. – Нельзя делать из детей боевые машины, девочки не должны быть идиотскими ниндзями, которых невозможно представить на карусели или хотя бы с мороженым в руке, пусть уж мужики убивают друг друга, у них хорошо получается, насобачились…»

– Прибыла вимана лорда Гаудина, милорд, – сказал появившийся неизвестно когда Макред.

– Прекрасно, – кивнул Сварог. – Отвлеките пса, чтобы не увязался следом. Заприте Караха… Макред, вы, конечно, понимаете, что я улетел на Антлан охотиться на кабанов?

– Не нужно, милорд, – сказал Макред.

– Что?!

– Прежний граф Гэйр всегда улетал охотиться на Антлан, до тех пор, пока… Дурная примета. Если вы не возражаете, милорд, почему бы вам не отправиться на пляжи Ракамерати?

– На ваше усмотрение, – сказал Сварог. – Да, Макред… Вы очень удивитесь, узнав, что прежний граф Гэйр – мой отец?

– Я этому ничуть не стану удивляться, милорд, – сказал дворецкий. – Та же походка, тот же голос… Даже, осмелюсь заметить, та же привычка сорить пеплом мимо пепельницы, на ковер, когда вы читаете в библиотеке.

– Вот не замечал.

– Ваш отец тоже никогда не замечал, милорд…