Лёха

Боец Семенов

Расставание получилось тяжелым. Не кривя душой – самому было очень трудно уходить из гостеприимной деревушки. Единственный, кто остался спокоен, – это Жанаев, на его широкоскулой физиономии никаких чувств не отражалось, а вот остальные трое брели с дурным настроем. Не заходить в деревеньку было нельзя, а зашли – тоже вон что вышло. То, что Петров влюбился по уши, Семенова не удивило, его сослуживец моментально влюблялся не реже одного раза в месяц, причем влюблялся истово и самозабвенно. И совершенно искренне. До следующего раза. Ну и тут, разумеется, так и вышло, что неудивительно. Потомок тоже утром от шалой вдовушки вышел с глазами на пол-лица и широченной глуповатой улыбкой. Тоже, значица, любовь у них завертелась. Понятно, бабенка хороша: белозубая, ладная, гибкая и улыбчивая. Все при всем, картинка.

Чем-то она напомнила Семенову его собственную жену, потому, наверное, настроение и испортилось. Сразу по многим причинам. И потому, что его жена тоже может стать такой же вдовушкой, голодной до мужской ласки, и что сейчас она там, а он тут, и что если он останется здесь, то прикипит сердцем и получится так – бросит и жену и дочку. Такого у них в роду делать было не принято. А в том и беда, что уходить уже и не хотелось. Оно, конечно, и раньше место, где удалось поспать и пожить безопасно, сразу становилось очень симпатичным: даже кусок окопа – почти дом родной, если в нем пожил, а тут не окоп, а вполне приятная и до мелочей знакомая деревня. И люди душевные, понятные, а что говор странноватый, так неудивительно – костромичи не так говорят, как ярославцы, масквачи – тем более, ну а уж про вяцких и говорить не стоит. И ничего, не мешает. Привык бы, делов-то. И помощь им пригодилась бы очень – самое время сейчас для крестьянской работы, а мужиков и без войны нехватка. Двое в город подались, двоих в армию забрали, потому бабенкам пришлось и за мужиков работать.

И все это клубилось в душе, и радости никакой от этого не было.

Потому, когда утром уже собравшийся Жанаев явился к Семенову, решать пришлось и для себя самого. И непросто было решать. В общем, все же позавтракали, попрощались и двинули дальше. Женщины всплакнули, потомок с Петровым тоже в общем почти совсем до того же дошли, глаза на мокром месте были, но все же выдвинулись из деревни. Еще ело то, что на прощанье Евграф Филиппович притащил старую, но ухоженную винтовку, той еще, царской выделки – с граненым казенником, и попросил обменять ее на улановский карабин.

– Вы ж нас бросаете, а германец – враг серьезный. Понадобится если «мосинка», то лучше бы покороче – прятать такую легче.

Жанаев согласился безоговорочно. Но старый винтарь все же проверил. Нормально все работало. Дед, впрочем, тоже карабинчик сноровисто осмотрел. Даже затвор разобрал-собрал, проверил пружину в магазине, отсечку-отражатель, точно повторив все, что делал Жанаев. Но не для того, чтобы как-то ущемить, а просто потому, что так положено у грамотных людей. Оставили ему еще четыре обоймы с темно-медными патронами. Петров выклянчил у строгого Семенова половину парашюта – тоже подарили. И пошли. И старались не оборачиваться. А в голове у Семенова вертелись негромко сказанные перед прощанием слова Евграфа Филипповича:

– Вы если фронт не догоните – возвращайтесь. Мы вам рады будем. А тебе, парень – особенно.

Может быть, еще и поэтому Семенов старался уйти подальше – от соблазна. Шли достаточно быстро, даже потомок втянулся и пер по лесу, башмаки обмялись по ноге и не терли…

Марш – он мозги от мыслей чистит, втягиваешься, идешь как механизм. День прошел спокойно, места глуховатые, немцев и не слышно было, правда, на нескольких дорогах, что перескакивали с опаской, видны были свежие следы шин. Переночевали спокойно, плотно перед этим поужинав и пообедав заодно уж свежими харчами, что деревенские с собой надавали довольно щедро: курица вареная, яйца вкрутую, лук, чеснок, хлеб свежий, огурцы. И на следующий день шли ходко, пока не услышали далекую пальбу. Теперь Семенов пошел уже осторожно, периодически останавливаясь и давая знак остальным, чтобы дали послушать, что вокруг творится.

И ведь сработало – услышал негромкий звяк сбоку. Сначала подумал обойти стороной, но тут Петров подкрался поближе и прошептал:

– Кто-то гаечным ключом что-то делает. Зуб даю! Наверное, наши.