Легион хаоса

КНИГА ПЕРВАЯ. Мескатроник

Когда я подошел к городу, над крышами еще висела легкая дымка тумана. Казалось, дома притаились за этой колышущейся пеленой, и хотя солнце встало еще час тому назад, на улицах не было видно ни души. Вообще не было заметно ни малейшего признака жизни. Даже ветер, который сопровождал меня последние два часа пути, стих, едва я вступил в город

Обессиленный, я остановился, поставил на тротуар оба тяжелых чемодана и огляделся со смешанным чувством любопытства и крайней усталости. Мне казалось, что у меня болели все кости, а чемоданы чуть не оторвали руки Мои ладони пылали адским пламенем, хотя я обернул ручки обоих чемоданов куском материи, который оторвал от своей рубашки.

То, что я видел, не особенно способствовало улучшению моего настроения.

Судя по письмам Говарда, я и не рассчитывал найти город, полный жизни и веселья, тем более, что уже наступило воскресенье. Но то, что я увидел сейчас, скорее напомнило мне вымерший город-призрак. Все окна были закрыты, а большинство из них еще дополнительно задвигались ставнями. Нигде не было видно ни огонька или какого-нибудь другого признака присутствия человека, и единственный звук, который я слышал, это тихий и почему-то тревожный рокот или шелест, доносившийся со стороны реки. Все дома казались сгорбленными, узкими, и даже редкая зелень, оживлявшая кое-где мрачный, серый облик города, казалась болезненной и бледной.

Итак, это — Аркхем.

Город, о котором я уже так много слышал и название которого обычно произносилось лишь шепотом. Но прежде всего, это был город, в котором я снова встречусь со своим другом Говардом.

Я поднял чемоданы и медленно двинулся вниз по улице. В письме, полученном мною два месяца тому назад, Говард указал адрес гостиницы. Мысль о мягкой постели, а может быть, даже и о горячей ванне оказалась в данный момент сильнее, чем все мрачные картины.

Вскоре я увидел перед собой гостиницу. Я переложил тяжелый чемодан из левой руки в правую (от чего, правда, было мало пользы, так как на протяжении последних трех миль пути вес обоих чемоданов непрерывно увеличивался, этот процесс продолжался и сейчас) и вошел в гостиницу.

На мгновение я почувствовал, как мое шестое чувство подает сигнал тревоги. Что-то тут явно не в порядке! Но потом тревога исчезла. Моя нервная система, кажется, была не в лучшем состоянии. Возможно, причиной тому явилась моя усталость.

Со вздохом облегчения я опустил чемоданы на пол рядом с дверью, еле переставляя ноги проследовал к администраторской и позвонил в маленький колокольчик, взяв его с обшарпанной стойки.

Прошла почти минута, пока за моей спиной не послышались шаркающие шаги. Я обернулся и увидел горбатого, лысого старикашку, который без особой спешки приближался ко мне.

— Доброе утро, — сказал я. — Моя фамилия Крейвен. Роберт Крейвен. В вашей гостинице для меня должен быть заказан номер.

Старикашка ничего не ответил и, качая головой, прошаркал мимо меня за стойку. Я увидел, что его правая рука изуродована подагрой, и решил простить его неприветливость.

— Номера у нас не заказываются, — пробормотал старик сердито. — Но вы можете получить комнату. На сколько дней? — Он нагнулся, достал из-под стойки растрепанный фолиант и раскрыл его. Страницы были грязные и мятые, исписанные мелким, почти нечитаемым почерком. Дрожащими пальцами он вытащил огрызок карандаша, облизал его и, часто моргая, посмотрел на меня своими маленькими, покрасневшими глазками.

— Ваша фамилия?

— Крейвен, — повторил я как можно спокойнее и приветливее. — Роберт Крейвен.

— Рооообеееерт Крейвен, — нараспев повторил старикашка и начал что-то царапать в своей книге, но потом вдруг остановился и вновь посмотрел на меня.

— Это пишется с “К” или с “Г”? — спросил он.

— “К”, — ответил я. — С большой буквы, знаете ли!

После бессонной ночи и пятимильного марша с чемоданами весом в полцентнера мое терпение уже почти иссякло.

— Ка-эр-э-эф-йе-эн, — произнес по буквам старикашка. — Правильно?

— Нет, — быстро ответил я. — Совсем просто — Крейвен. Как Рэйвен, только с “К” впереди, понимаете?

Я сердито посмотрел на него.

Но если старикашка и понял мой сарказм — в чем, правда, приходилось сомневаться, — то никакой реакции с его стороны не последовало. Он лишь пожал плечами, закончил свою запись и снова захлопнул книгу. Потом снял ключ с доски позади себя и протянул его мне.

— Комната триста три, — сказал он. — На третьем этаже. Номер написан на двери. Если захотите получить завтрак, вам надо будет сделать заказ накануне. Сегодня уже слишком поздно.

Мысль о завтраке даже не приходила мне в голову. Единственное, чего я хотел, так это спать. Я устало взял ключ и, повернувшись, показал на оба мои чемодана, которые стояли у двери.

— Мой багаж…

— Вам придется самому донести его до номера, — перебил меня старикашка. — Слуга болен, а я слишком стар. А теперь извините меня.

Не удостоив меня и взгляда, он повернулся и, сгорбившись, прошаркал мимо. Я посмотрел ему вслед со смешанным чувством ярости и безропотного смирения. Говард предупреждал меня, что люди в Аркхеме довольно странные, а по отношению к чужакам не всегда приветливы. Но с таким обращением, как в этой гостинице, я еще никогда не сталкивался.

Итак, подхватив чемоданы, я начал, тяжело дыша и беззвучно чертыхаясь про себя, подниматься по крутой лестнице.

Ветхие, сильно расшатанные ступени скрипели и дрожали под моим весом, как будто вся конструкция собиралась в любой момент рухнуть, а воздух становился все более затхлым и пыльным, чем выше я поднимался.

В гостинице царила странная тишина. Не было слышно ни малейшего звука, а многие двери оказались широко распахнуты. Видневшиеся за ними номера казались пустыми и заброшенными.

Когда я добрался до третьего этажа, то совершенно уверился, что старикашка дал мне именно этот номер из чистой вредности, после того как увидел, насколько я устал и какой багаж мне пришлось тащить на себе. Позже я обязательно пожалуюсь на него.

Но только после того, как просплю минимум двенадцать часов.

Я вошел в комнату, опустил свой багаж на пол рядом с дверью и проковылял к кровати. Теплая волна усталости охватила меня, и на какое-то мгновение соблазн просто откинуться назад и закрыть глаза был почти непреодолим.

Но в моей памяти еще было свежо предупреждение Говарда. Я находился вблизи, по-видимому, единственного места во всем мире, где мог чувствовать себя в полной безопасности. И одновременно я находился в городе, в котором мне грозила самая большая опасность, как бы абсурдно это и не звучало на первый взгляд.

С огромным трудом я заставил себя еще раз встать, волоча ноги, подошел к чемоданам и раскрыл их. Под бельем я нашел обе шкатулки и едва ли не с благоговением открыл крышку одной из них.

Изнутри шкатулка была обшита синим бархатом, на котором лежали три маленьких невзрачных пятиконечных звездочки из пористого серого камня. Они казались лишь ненамного больше золотого доллара, а на их поверхности был вырезан грубый рисунок — неправильный ромб, в середине которого находился столб пламени, который — если на него долго смотреть — казалось, колебался из стороны в сторону, совсем как настоящий.

Кончиками пальцев я осторожно вынул две звезды и положил их на пол перед дверью и перед единственным окном. Только после этого я вернулся к своей кровати и лег на смятые простыни.

Едва я закрыл глаза, как вспомнил, что забыл сходить в ванную. Следовало проверить, нет ли там окон или запасного выхода; я не мог позволить себе ни одной неосторожности.

Шатаясь от усталости и полузакрыв глаза, я подошел к ванной, открыл дверь и шагнул вперед.

То, что в ванной нет пола, я заметил, только когда моя нога попала в пустоту, и я, беспомощно размахивая руками, провалился вниз. Мимо меня промелькнули растрескавшиеся стены, и мой собственный крик эхом отозвался в ушах. Я отчаянно выбросил руки в стороны, почувствовал что-то твердое и изо всех сил уцепился за него.

От сильного рывка руки чуть не выскочили из плечевых суставов. Я закричал от боли, когда мое тело потряс второй, еще более сильный рывок. Мои ладони заскользили по грубому дереву, грозя потерять опору; пальцы из последних сил уцепились за балку. Большая щепка распорола правую ладонь от большого пальца до запястья, мои ногти обломались, а от крови балка стала такой влажной, что я вновь начал с нее соскальзывать. Собрав последние силы, я передвинулся на руках вперед, стараясь не обращать внимания на боль. При каждом движении щепка как нож все глубже вонзалась в мое запястье. Наконец мне удалось крепко ухватиться за балку, выступавшую из стены над моей головой.

Я закрыл глаза и несколько секунд висел, хватая ртом воздух.

Затем я решился открыть глаза и осмотреться.

От того, что я увидел, мое сердце болезненно сжалось.

Балка, за которую я уцепился в последний момент, — это было все, что осталось от пола ванной комнаты. Потолочное перекрытие обрушилось, возможно, еще много лет тому назад, при этом оно увлекло за собой все оборудование маленькой комнаты. Из стен выступали расплющенные остатки свинцовых труб, похожие на сцепившихся в смертельной схватке змей. Даже балка, на которой я висел, сохранилась всего лишь на треть. Если бы я упал на десять сантиметров дальше, мои руки пролетели бы мимо нее.

Мои ноги болтались над пропастью глубиной в три этажа. Обрушился не только пол ванной комнаты — обломки пробили и все находившиеся ниже этажи. Образовалась своеобразная жуткая шахта, доходившая до самого подвала.

А на самом ее дне что-то шевелилось!

Я не мог хорошенько рассмотреть, что это было. Темнота подо мной вздымалась и дрожала, словно там струилась блестящая черная масса, и мне даже показалось, что оттуда доносится тихое, неприятное шипение.

В моих ладонях возникла острая, пульсирующая боль. Я оторвал взгляд от вздымавшегося подо мной мрака, сжал зубы и попытался, подтянувшись на руках, вскарабкаться на балку.

Но попытка не удалась.

Резкая боль пронзила мышцы моего плечевого пояса. Боль была такой ужасной, что я чуть не разжал руки и только в самый последний момент сумел удержаться на балке. Это движение еще глубже загнало щепку в ладонь. Я вскрикнул и как сумасшедший начал дрыгать ногами. К счастью, в последний момент до меня дошло, что если я поддамся панике, то упущу свой последний шанс.

Если бы я лучше владел магическим искусством, то, наверное, смог бы спастись без особого труда. Однако я находился лишь в самом начале пути. Таинственное наследие отца открывалось мне постепенно. И сейчас приходилось рассчитывать лишь на свои собственные силы.

Итак, я подождал, пока мои мышцы перестанут походить от напряжения на раскаленные канаты. Потом снова сжал зубы, очень медленно разжал правую руку и попытался поднять ее, чтобы освободить от вонзившейся в нее щепки. От боли у меня на глаза выступили слезы. Теплая липкая кровь потекла вниз по руке, но я не прекратил движения, сжал зубы и наконец освободил руку от занозы.

Медленно, очень медленно перебирая руками, я переместился вдоль балки к открытой двери. Расстояние оказалось не слишком велико — возможно, около тридцати дюймов, — но с таким же успехом это могли бы быть и тридцать миль. Мои мышцы отказывались мне служить. Казалось, что пропасть подо мной тянула меня за ноги, словно незримая кильватерная струя, остающаяся позади судна.

И тут я услышал шум.

В первый момент он напоминал низкий мучительный стон, потом превратился в противное чавканье и чмоканье, и вслед за этим ко мне прикоснулось нечто влажное и скользкое. Скользкое и ощупывающее, как будто…

Да, как будто что-то ползло ко мне вверх!

У меня с губ сорвался пронзительный крик, когда я посмотрел в глубину.

Пропасть подо мной была теперь уже отнюдь не пуста!

То, что я принял за темноту, в действительности оказалось гигантской, извивающейся массой из черных тел, клубком вьющихся змей и щупалец, вздымавшихся и дрожавших подо мной, как черная лава, которая поднимается вверх из жерла вулкана.

Пока я смотрел вниз, от массы отделились два или три щупальца и попытались неверным, дрожащим движением схватить меня!

Я вскрикнул и, перебирая руками, устремился из последних сил к двери.

Но я оказался недостаточно быстр. Толстое щупальце, покрытое рубцами и язвами, пролетело мимо меня, изогнулось как бы в издевательском поклоне и с силой ударило по открытой двери. От удара дверь затрещала и захлопнулась.

В то же мгновение что-то почти нежно коснулось моей правой ноги.

Я взревел от испуга и отвращения и в отчаянии вырвал, ногу. Я почувствовал сильный рывок, сопровождающийся жжением, как будто моя кожа соприкоснулась с едкой кислотой. Черные тени начали хватать мои ноги, а щупальце, захлопнувшее дверь, медленно двинулось к моему лицу. Там, где оно прикасалось к деревянной балке, начал виться тонкий дымок.

Я решил поставить все на карту. Забыв об опасности и боли, я еще раз напряг мышцы, раскачался и все-таки залез на балку.

Бьющиеся щупальца подо мной ударили в пустоту. Мне даже показалось, что я услышал разъяренное, разочарованное шипение, и в ту же секунду клокотание черной массы усилилось. Как страшная приливная волна на меня устремился целый лес из бьющихся отвратительных отростков и дрожавших нервных волокон. Одновременно щупальце, которое обвилось вокруг моей балки, взвилось вверх и ударило меня в лицо.

Я пригнулся, при этом чуть не потерял равновесие и не рухнул вниз и инстинктивно прикрыл лицо рукой.

У меня возникло ощущение, как будто я ударил по мягкому, отвратительно теплому желе. Ладонь пронзила жгучая боль, а рукав пиджака задымился.

Но мой удар отбросил щупальце назад.

На мгновение я мог перевести дух. Выпрямившись, я расставил руки в стороны и сделал осторожный шаг по направлению к закрытой двери.

Из глубины вырвалась черная тень, плетью обвилась вокруг моей ноги и дернула. Я наклонился в сторону, потерял равновесие, ударился о балку и чуть было не соскользнул с нее. Инстинктивно я уцепился за балку, но щупальце с невероятной силой сжимало мою ногу, и я чувствовал, как меня безжалостно стягивают вниз. Казалось, что моя правая ступня объята пламенем. Воздух наполнился запахом горящей материи и обугленного мяса.

Вдруг я услышал крик. Где-то надо мной что-то упало, потом от удара ноги дверь распахнулась, и в дверном проеме появилась сгорбленная фигура.

— Помогите! — прохрипел я. — Быстрее же — помогите мне!

С отчаянием обреченного я отпустил одну руку от спасительной балки и вытянул ее в направлении человека, одновременно почувствовав, как щупальце еще на один дюйм стащило меня вниз. Чавканье и чмоканье подо мной зазвучали громче и плотояднее.

Но незнакомец и не думал хватать мою вытянутую руку. Вместо этого он повернулся, бросился прочь и исчез на страшный, бесконечный миг из поля зрения. Затем он появился вновь, ухватился левой рукой за дверную раму и наклонился вперед. Черное змеиное туловище метнулось в сторону незнакомца и попыталось обвиться вокруг его ног.

Но человек не обратил на это никакого внимания. Он швырнул в глубину что-то маленькое, серое.

В течение полусекунды все оставалось по-прежнему. Потом по зданию пробежала ощутимая дрожь. Как гейзер, из глубины ударил серый, дурно пахнущий пар, от которого у меня мгновенно перехватило дыхание, а смрад от обуглившегося мяса стал просто невыносим. Щупальце дернулось, отпустило мою ногу и растворилось в кипящей жидкости, в которую стремительно превратилась темная масса.

Я закашлялся. Мои силы иссякали. Я еще успел почувствовать, как моя рука медленно разжалась и отпустила балку, и потом мне показалось, что незнакомец с испуганным криком бросился вперед и схватил меня за руку.

А затем я окончательно потерял сознание.

Когда я очнулся, то почувствовал, что кто-то возится с моей рукой, причиняя мне при этом сильную боль.

Я заморгал глазами, попытался встать и одновременно отдернуть руку, чтобы страшная боль наконец прекратилась, но не смог сделать ни того, ни другого. Кто-то мягко оттолкнул меня назад и бережно, но крепко взялся за мое правое запястье. В моих висках отдавалась тупая боль, пульсирующая в одном ритме с ударами моего сердца.

— Лежите спокойно, — произнес чей-то голос. — Это продлится недолго.

Я повиновался, сжал зубы и открыл глаза, лишь когда новая, резкая боль пронзила мою руку.

Я лежал на кровати в своем номере. Ставни были открыты, и солнечный свет болезненно ярко бил в глаза. Поэтому в первый момент я увидел человека, сидевшего рядом со мной на краю кровати, лишь как размытую тень на фоне ярко освещенного окна.

Боль в руке внезапно прекратилась, а грохот молота под моей черепной коробкой снизился до терпимого уровня. Мелькавшая перед взором пелена рассеялась.

Мужчина отпустил мою руку, выпрямился и улыбнулся. И тогда я узнал его.

Это был тот самый незнакомец, который появился в самый последний момент и вытащил меня из шахты. Его светлые, доходившие почти до плеч волосы и лицо с тонкими чертами я увидел, прежде чем сознание покинуло меня.

Я еще раз попытался сесть, и на этот раз мой спаситель не препятствовал этому.

— Вы… вы спасли мне жизнь, — сказал я смущенно и почему-то снова почувствовал легкий страх. По мере того как из головы уходила тупая, давящая боль, ко мне возвращались воспоминания.

Непроизвольно я повернул голову и посмотрел на дверь ванной комнаты. Она снова была закрыта, но широкая трещина, как огромная пасть, нахально ухмылялась мне. У меня по спине пробежала дрожь.

Незнакомец проследил за моим взглядом, а когда я вновь посмотрел на него, то заметил в его глазах странную смесь приветливости и озабоченности.

И вообще он производил впечатление очень кроткого человека. Его лицо было нежным, как у девушки, а взгляд удивительно мягким. В первый момент я принял его за мальчика лет семнадцати, может быть, восемнадцати лет. Но потом я заметил у него тонкие морщинки возле рта, а заглянув в его глаза, понял, что он был старше меня. На вид ему можно было дать лет двадцать.

Внезапно я осознал, что слишком пристально рассматриваю своего спасителя. Я смущенно опустил взгляд и попытался встать с кровати. От неожиданного движения мои мышцы пронзила сильная колющая боль.

Мой взгляд скользнул по обнаженной кромке правой штанины, что тут же заставило меня вспомнить о страшной боли и о невыносимом смраде горелого мяса.

Я испуганно наклонился вперед, засучил штанину и осмотрел свою ногу.

Кожа под обуглившимся материалом брюк оказалась невредимой и розовой, как у новорожденного. Несколько секунд я, не веря своим глазам, смотрел на ногу, потом выпрямился, рывком поднес к глазам правую ладонь и повернул ее.

На моем запястье виднелась лишь тонкая красная линия меньше царапины. От раны, которую нанесла моей руке щепка, не осталось и следа.

Все еще не веря собственным глазам, я опустил руку и широко раскрытыми глазами посмотрел на моего спасителя.

— Что… что вы… сделали? — выдавил я из себя. По лицу моего визави пробежала быстрая, почти озорная улыбка.

— Ничего такого, чего вам следовало бы бояться, — ответил он. — Вы довольно серьезно поранились. Я должен был вам помочь.

— Но это… — я запнулся, поочередно посмотрел на свою руку, а затем на ногу и недоверчиво покачал головой. — Но это же невозможно! — прошептал я. — Это же настоящее чудо!

— С этим словом следует быть поосторожнее, — сказал мой спаситель, и в его голосе прозвучала странная серьезность, которую я не мог себе объяснить. — Я не сделал ничего такого, что нельзя было бы объяснить. Но это будет слишком сложным, если я попытаюсь сделать это прямо сейчас. Вы впервые в этом городе?

Прошло несколько секунд, прежде чем мне удалось проследить за ходом его мысли.

— Да, — ответил я. — Я… прибыл сегодня утром. Как вы догадались?

— Я видел ваш багаж, — ответил мой собеседник. — Но я спрашиваю себя, почему вы не поселились в гостинице? Судя по вашей одежде, вряд ли вам необходимо спать в заброшенном доме. Или вы скрываетесь?

— Но я же и так нахожусь в го… — начал я, но тут же запнулся и с внезапно охватившим меня страхом огляделся. До сих пор я был слишком растерян и оглушен, чтобы действительно обратить внимание на окружавшую меня обстановку.

Я находился в своем гостиничном номере, как я уже и говорил, и в то же время — нет. Помещение, в котором мы находились, было тем же самым. Но как же оно изменилось! Серые и совершенно запущенные стены, повсюду болтаются куски отклеившихся обоев. Во многих местах сквозь них проглядывала голая штукатурка или серая, изъеденная плесенью кирпичная кладка. Пол провалился, доски вздулись и треснули от старости, а через незастекленные окна внутрь врывался ветер. Кровать, на которой я очнулся, представляла собой настоящую развалюху. Скособочившись, как потерпевший крушение корабль, она стояла всего лишь на трех ножках и была прикрыта истлевшими, серыми лохмотьями.

Я озадаченно посмотрел на своего спасителя.

— Но это же… невозможно, — пробормотал я. — Эта комната была… была в полном порядке, когда я поднялся наверх.

— Видимо, вы выпили какую-то дрянь сегодня ночью, — возразил он, улыбаясь, но тут же вновь стал серьезным. — Я не знаю этот дом, — сказал он, — но если судить по его состоянию, то он заброшен уже как минимум лет десять.

— Но он же был в полном порядке, когда я пришел сюда! — запротестовал я. — Я зарегистрировался в администраторской, получил от портье ключ от этой комнаты и…

Я не стал продолжать, когда увидел выражение его глаз.

— Вы… не верите ни одному моему слову, да? — тихо спросил я.

Мой собеседник заколебался. Он бросил нервный взгляд на дверь ванной комнаты и снова повернулся ко мне.

— Не знаю, что и подумать, — произнес он наконец. — После того, что я видел там внутри, кажется, здесь возможно все, что угодно.

Его слова напомнили мне еще кое-что. Я быстро подошел к двери, поднял маленький, пятиконечный камешек, который положил перед порогом для защиты, и сунул его к себе в карман. Потом я повернулся и направился к окну, чтобы забрать второй камешек, но не нашел его.

— Если вы ищете свою Соггот-звезду, — спокойно сказал незнакомец, — то я должен вас разочаровать.

Я оцепенел. Его голос не изменился, он звучал все также приветливо и мягко, но тем не менее мне показалось, что в нем появились нотки недоверия, почти настороженности.

Подчеркнуто медленно я повернулся и посмотрел на него.

— Что… вы имеете в виду? — спросил я, растягивая слова.

Собеседник улыбнулся.

— Боюсь, что она пропала, — спокойно сказал он. — Мне пришлось пожертвовать ею, чтобы спасти вашу жизнь.

Я помолчал несколько секунд, пристально глядя на него и тщетно пытаясь найти подходящую отговорку. Внезапно я снова вспомнил, как он что-то швырнул в глубину шахты за несколько секунд до того, как чудовище исчезло.

— Вы… знаете тайну этих камней? — осторожно спросил я.

— Конечно, — ответил он. — Если бы это было не так, то я вряд ли смог бы прийти вам на помощь, не правда ли? — В темных глазах моего спасителя вспыхнули недоверчивые огоньки. — Кто вы такой, что таскаете с собой шесть Соггот-звезд и целую коллекцию магических предметов?

— Вы… — мой взгляд упал на раскрытые чемоданы, которые стояли рядом с кроватью. Их содержимое находилось в полном беспорядке, а часть вещей была разложена на полу. — Вы обыскивали мой багаж?

Незнакомец кивнул.

— Конечно. Я предпочитаю знать, с кем имею дело. А вы разве нет?

— Я тоже, — ответил я значительно менее приветливо, чем до сих пор… — Например, хотел бы понять, кто вы?

Молодой человек улыбнулся.

— Тот, кто спас вам жизнь, — ответил он. — И если вам этого еще недостаточно, то называйте меня Шэннон.

— Шэннон? — повторил я. — Это ваше имя или фамилия?

— Просто Шэннон, этого достаточно, — он миролюбиво поднял ладонь. — А теперь оставьте этот вздор. Я вам не враг. Скорее, все выглядит так, что у нас с вами общие враги.

Он кивнул в сторону ванной и встал. Я заметил, что он ниже меня ростом, но очень пластичен, а его движения полны энергии. Его хрупкая фигура и нежный овал лица просто создавали обманчивое впечатление.

— А как вас зовут, собственно говоря? — внезапно спросил он. — Я не нашел при вас никаких документов.

Я уже собирался честно ответить ему, как вдруг что-то в моей душе воспротивилось этому.

— Джефф, — сказал я, — Джефф Уильямс.

— Мы должны постараться поскорее выбраться из этого дома, Джефф, — сказал он. — Кто-нибудь мог слышать ваши крики. А я не уверен, что оно действительно уничтожено. Пока мы остаемся в этом городе, нам грозит опасность.

— Оно? — повторил я. — О чем вы говорите? Губы Шэннона непроизвольно дрогнули.

— Да прекратите вы! — сердито сказал он. — Я нашел заметки о ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ в вашем чемодане. У вас есть магические камни, и вас чуть было не сожрал Шоггот, когда я вас нашел, и вы хотите убедить меня в том, что не знаете, о чем я говорю?

Несколько секунд я все еще нерешительно смотрел на него, но потом отбросил все свои сомнения и смущенно улыбнулся.

— Вы правы, Шэннон, — сказал я. — Сожалею. Я… не привык открыто разговаривать с кем-либо на эту тему, понимаете? Я направляюсь в университет Мескатроник, чтобы встретиться там с одним человеком.

— Университет? — Шэннон на мгновение задумался. — Почему бы нет? — сказал он наконец. — Похоже, сейчас это единственное место, где мы будем в безопасности. Оно вернется, если мы останемся здесь в городе. Вы не возражаете, если я буду сопровождать вас, Джефф?

— Разумеется, нет, — поспешно ответил я. Шэннон кивнул.

— Хорошо, — сказал он. — Кажется, у нас не только общие враги, но и общие интересы. Я… нахожусь в городе по той же причине, что и вы. Я ищу одного человека.

— Да? — сказал я. Пройдя мимо него, я начал собирать свои вещи и складывать их в чемодан. — И кого же?

Шэннон опустился рядом со мной на корточки и начал собирать второй чемодан.

— Одного друга, — ответил он. — Но вы его не знаете, если вы не из Аркхема.

— Может быть, я все-таки смогу вам помочь, — сказал я. — Я знаю некоторых влиятельных людей из университета. Вы могли бы навести о нем справки. Как зовут вашего друга?

Шэннон на мгновение замер, посмотрел мне в глаза и снова улыбнулся.

— Крейвен, — сказал он. — Роберт Крейвен.

— Вы получили сообщение от Шэннона?

Голос Де Вриса звучал как всегда неприятно и резко, и в нем слышались нетерпеливые, требовательные нотки, к которым Некрон не привык и которые вызвали в нем приступ ярости. Де Врис вошел в его комнату, не постучав, и при этом Некрон заметил двух охранников из его личной гвардии, которые замерли перед дверью в коридоре. К тому же на поясе у визитера висел обнаженный меч.

В обычных условиях одного-единственного из этих трех нарушений этикета было бы достаточно, чтобы изгнать Де Вриса из крепости или даже убить его. Но условия были необычными, да и Де Врис слыл могущественным человеком. Но не благодаря своим умениям и способностям, а благодаря той силе, которая стояла за ним. Некрон долго размышлял, стоило ли вообще заключать с ним сделку. Но цена, которую Де Врис предлагал в качестве вступительного взноса в их союз, была слишком заманчивой. А сила, стоявшая за ним, была слишком неизвестной и не поддающейся учету, чтобы сделать ее своим врагом.

Во всяком случае на данный момент.

— Нет, — ответил Некрон с некоторой задержкой. — Наберитесь терпения, Де Врис. Он добрался до Аркхема, но ему потребуется время, чтобы найти Роберта Крейвена. Не забывайте, что он сын могущественного волшебника.

Де Врис недовольно сжал зубы, что еще больше усилило хищное выражение его лица.

— Зачем тогда вы вызвали меня? — спросил он.

Некрон нахмурился, откинулся на спинку стула и кивнул на свободный стул на другом конце стола. Де Врис неохотно сел.

— Произошло нечто, — начал Некрон. — Нечто, что, возможно, сделает сотрудничество наших обеих групп важным, как никогда прежде.

— Да? — процедил сквозь зубы Де Врис. — И что же? Обрушилось небо?

— Может быть, — совершенно серьезно ответил Некрон. — А может быть, и кое-что похуже. Вы мне говорили, что уполномочены вести переговоры от имени влиятельных членов вашей группы и можете принимать решения. Это так?

— Разумеется, — бросил Де Врис. — Но…

Некрон прервал его нетерпеливым жестом. Взгляд его старых колючих глаз стал еще серьезнее, и в них появилось нечто — выражение такой озабоченности и — да, почти страха, — что действительно заставило Де Вриса замолчать.

— Я полностью осознаю риск того, что сейчас делаю, — продолжал Некрон. — Но, боюсь, у меня просто не остается другого выбора. До сих пор наши группы сосуществовали рядом, и никто не нарушал интересов другого. Но сейчас произошло нечто, что заставляет нас сотрудничать как равноправных партнеров.

Некрон старался говорить ровным голосом, но тем не менее ему не удалось скрыть триумф, когда он произносил последнюю фразу.

Де Врис уставился на него.

— Как… равноправных партнеров? — переспросил он. — Означает ли это, что вы хотите отклонить прием в наши ряды? Сейчас, когда вы получили все, что мы вам обещали? Вы хотите нас обмануть?

— Не обмануть, — мягко поправил Некрон. — Но обстоятельства изменились, Де Врис. До сих пор вы были сильнее, чем мы, хотя этот вопрос так никогда и не был прояснен до конца.

Де Врис вздрогнул. От него не ускользнула угроза, прозвучавшая в словах лысого старика. Но он промолчал.

— Но теперь мы можем предложить нечто, делающее нас равноправными партнерами, — продолжал Некрон. — Вы по-прежнему превосходите нас числом и силой, но у нас есть то, что с лихвой компенсирует этот изъян.

Де Врис грубо рассмеялся.

— И что же это такое?

— Информация, — ответил Некрон. — Знание, Де Врис. Знание. Знание, которое может спасти наши жизни. А может быть, и всю человеческую расу.

Де Врис снова рассмеялся, но его смех прозвучал не так уверенно. Казалось, он почувствовал, что Некрон говорит серьезно.

— Говорите, — сказал он наконец.

Некрон кивнул.

— Я сделаю это, Де Врис. Я хотел лишь прояснить ситуацию. Тем самым я открываю вам одну из самых сокровенных тайн нашего братства. Вы когда-нибудь… — он немного помедлил и затем продолжил, не глядя на темноволосого фламандца: — Вы слышали о ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ, Де Врис?

Де Врис задумался на мгновение и затем отрицательно покачал головой.

— Никогда. Кто они такие?

Некрон сделал вид, что не слышал его вопроса.

— Я хочу рассказать вам одну историю, которая передавалась из поколения в поколение членами нашего братства. После этого вы лучше поймете, что я имею в виду.

Он немного помолчал, откинулся на спинку стула, нервно облизал кончиком языка губы и начал рассказывать тихим, монотонным голосом.

— Мир был молод, а свет Солнца еще не породил жизнь, когда они пришли с далеких звезд.

Они были богами, огромными существами, неописуемо злобными и лишенными всех чувств, кроме ненависти, и несущими смерть.

Они явились из царства теней и ступили на Землю, которая была пустынна и мертва. И они завладели ею, как до сих пор завладевали тысячами миров, иногда на короткое время, иногда на века, прежде чем снова вернуться в свое холодное царство среди звезд, чтобы высматривать новые миры, над которыми они могли бы установить свое чудовищное господство.

Они — это те, имена которых нельзя было произносить вслух, если не хочешь накликать их на свою голову и заплатить страшную цену за их появление.

Только обладающие истинными знаниями могли отважиться вызывать их, но им следовало быть начеку.

Они называли сами себя ВЕЛИКИМИ ДРЕВНИМИ и были суровыми, богохульствующими богами, или по меньшей мере существами, сила которых равнялась силе богов.

Во главе всех стоял Стульху, восьминогий властелин ужаса и призраков, существо, родной стихией которого было море, которое, однако, так же легко могло перемещаться по суше и по воздуху.

Помогали ему обладавшие ненамного меньшей силой и злобностью Йог-Сотот, все—в—одном—и—одно—во—всем, азотот, пускающий—пузыри—в—центре—бесконечности, Суддэ-мэлл, вечно—погребенный и Властелин—Земли и мрачного—царства—пещер, Суб-ниггурат, черная—коза—с—тысячью козлятами, и, наконец, Ниаральатонн, бестия—с—тысячью—рук.

А также другие существа, обладавшие меньшей силой, но такие же ужасные в гневе, как и боги: Вендиго, бродящий—по—чердакам, Глааки, рожденный—кометой…

Число им — легион, и каждый в отдельности был достаточно страшен, чтобы быть богом. В течение многих веков они царствовали на Земле, а чтобы проявлять свою власть, они создали из запретной протоплазмы множество страшных существ, отвратительных тварей, образу которых они могли придать любую форму и которые стали их руками, ногами и глазами.

Но как бы могущественны ни были ВЕЛИКИЕ ДРЕВНИЕ, они обладали плохим предвидением.

Миллионы лет они царили на Земле и не заметили, что те твари, которых они сами же и создали, начали восставать против них и строить планы против их господства.

Потом началась война.

Угнетенные народы Земли, и прежде всего согготы, которых ВЕЛИКИЕ ДРЕВНИЕ сами же и породили, восстали против суровых богов и попытались сбросить их гнет. Земля пылала, война гигантов превратила ее поверхность в пустыню за одну-единственную огненную ночь.

ВЕЛИКИЕ ДРЕВНИЕ победили, однако при этом они использовали силы, злоупотреблять которыми было запрещено даже им. Их кощунственные действия заставили явиться со звезд более сильных богов, старших богов, которые с древних времен пребывали в состоянии сна в районе звезды Бетельгейзе и во сне следили за радостями и горестями всей Вселенной.

Они призвали ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ прекратить свои действия, так как это могло повредить самому Творению.

Но опьяненные властью ВЕЛИКИЕ ДРЕВНИЕ не прислушались даже к этому последнему предупреждению и восстали против старших богов, и снова началась война, ожесточенная борьба между теми, которые явились со звезд, и теми, которые продолжали там жить.

Даже лик Солнца потемнел, когда столкнулись силы света и тьмы. Один из десяти миров, вращавшийся на своей орбите вокруг Солнца, раскололся на миллионы осколков, а Земля превратилась в шар из раскаленной лавы.

В конце концов старшие боги победили, но даже их силы не хватило, чтобы уничтожить ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ, так как то, что не живет, не могут убить даже боги.

И тогда они изгнали ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ с поверхности этой опустошенной звезды.

Стульху утонул вместе со своим домом в Эрлайе и уже много веков покоится на дне моря.

Суддэ-мэлл был проглочен огненной лавой и скалами, а все остальные твари и существа рассеялись по всему свету и оказались в самых мрачных темницах по ту сторону действительности.

С тех пор прошло два раза по сто миллионов лет, и в течение двухсот миллионов лет они ждут, так как не может умереть то, что вечно, пока смерть не победит время…

Долгое время после того как Некрон закончил свой рассказ, в маленькой комнате царило молчание. Старик говорил очень медленно, постоянно делая длинные паузы, во время которых его дух, казалось, бродил где-то далеко от действительности. Солнце над крепостью уже зашло; в каморку проникли темнота и холод, и казалось, что вместе с ними в помещение проникла туманная дымка, окутавшая двух таких разных людей и похожая на жуткое, беззвучное эхо слов Некрона.

Де Врис выпрямился на стуле и посмотрел на Некрона проницательным взглядом. Рассказ старого колдуна произвел на него более сильное впечатление, чем ему самому хотелось бы признать. Он чувствовал странное беспокойство, которое не мог объяснить. Казалось, что слова старика задели в нем, разбудили глубоко спрятанное знание, которое всегда было при нем и о котором он даже не подозревал.

— Это довольно… интересно, — нарушил наконец Де Врис гнетущее молчание, которое возникло между ними. — Поистине пугающая история, Некрон. Почему вы рассказали ее мне?

Прежде чем ответить, Некрон некоторое время молча смотрел на него, и в его глазах было такое выражение, от которого скверное самочувствие Де Вриса еще больше ухудшилось.

— Потому что это больше, чем просто история, — сказал он наконец. — Это правда, Де Врис. Все произошло именно так, как я вам рассказал. А также многое другое.

Де Врис сделал судорожное глотательное движение.

— Даже… даже если все было так, — нервно сказал он. — Почему вы рассказываете мне все это, Некрон? Какое мне дело до историй о существах, которые вот уже двести миллионов лет как мертвы?

— Не мертвы, — поправил его Некрон. — Не может умереть то, что вечно, пока смерть не победит время, — повторил он последние слова своего рассказа. — Они всего лишь спят, Де Врис. Они спят и ждут.

— И вот…, — начал Де Врис, запинаясь. В его душе рос страх. — Что… что вы имеете в виду? Говорите!

— И вот, — сказал Некрон и шумно вздохнул, — время ожидания для них закончилось, Де Врис. Они начали просыпаться.

Уже был почти поддень, когда мы отправились в университет Мескатроник.

Мой новый спутник помог мне доставить мой багаж из заброшенного дома в настоящую гостиницу Аркхема, находившуюся напротив развалин на другой стороне улицы. И тогда я впервые увидел дом таким, каким он был на самом деле: настоящие руины, заброшенные десять или более лет тому назад, в которых обитали лишь крысы и пауки.

Лестница, по которой я недавно поднимался наверх, во многих местах прогнулась, перила треснули, и даже на ступенях во многих местах зияли дыры. Теперь мне казалось просто чудом, что я не сломал себе шею еще по пути в тот кошмарный номер.

Зал, в котором я регистрировался и разговаривал со стариком, — нет, думал, что разговариваю, так как в действительности не было ничего того, что мне привиделось, — оказался большим помещением, засыпанным обломками и мусором. Потолок с одной стороны обрушился, так что взгляд беспрепятственно проникал до дырявой крыши.

Мираж. Все оказалось ничем иным, как иллюзией; ложь и обман, один из излюбленных приемов наших врагов.

Сейчас, задним числом, для меня казалось загадкой, почему я не заметил ловушку. Кто-то или что-то, видимо, подействовало на мои притуплённые чувства и блокировало мои магические способности.

Только в гостинице я действительно осознал, как близко находился к смерти (или, возможно, к чему-то еще более страшному). Если бы Шэннон не появился буквально в самый последний момент, то вместо запланированного свидания с Говардом я нашел бы преждевременный конец в могиле.

Я быстро переоделся и вновь спустился в вестибюль, где меня уже ожидал Шэннон, который, как оказалось, тоже снял номер в этой гостинице. Когда я спускался по лестнице, он стоял у администраторской и беседовал с портье.

Заметив, что я подошел, он прервался на полуслове, попрощался с озадаченным служащим и показал на улицу.

— Отправляемся в путь, — сказал он. — До университета довольно далеко.

Я кивнул, вышел через вращающуюся стеклянную дверь на тротуар и с любопытством огляделся. Город проснулся: то тут, то там кто-то спешил, ссутулившись, по тротуару или по проезжей части улицы, один единственный автомобиль с оглушительным грохотом медленно полз по разбитой мостовой, а ветер доносил жалобный звон колокола.

И тем не менее город казался каким-то парализованным, как будто от страха.

— Нашли вы своего друга? — осведомился я, когда Шэннон также вышел из гостиницы и остановился рядом со мной.

Шэннон отрицательно покачал головой.

— К сожалению, нет. Для него заказан номер в этой гостинице, но он, похоже, еще не прибыл. Портье тоже точно не знает, когда он прибудет.

Я с беззаботным видом кивнул. В гостинице я зарегистрировался под чужим именем, а на любопытные вопросы Шэннона ответил, что приехал из Нью-Йорка и хочу посетить своего товарища по учебе, проживающего здесь в Аркхеме.

Он поверил в мою историю, а гнусавый нью-йоркский слэнг, на котором я говорил большую часть своей юности, все еще легко срывался с моего языка. К тому же магическое наследие отца позволяло мне сразу распознавать, обманывает меня мой собеседник или говорит правду. Кроме того, я обладал просто невероятным талантом убеждения, возможно, он тоже был частью моего магического дара, доставшегося мне в наследство.

Говард однажды заметил, что считает меня способным занять пост Президента Соединенных Штатов. Я и до сегодняшнего дня не уверен, что он произнес эти слова в шутку.

В настоящий момент я испытывал радость от того, что обладаю таким даром. Шэннон рассказал мне о себе далеко не все, а мне все-таки требовалось побольше узнать о человеке, который утверждает, что он мой хороший друг, и которого я увидел сегодня утром впервые в жизни.

Мы отправились в путь. Солнце поднялось выше и посылало свои лучи на холмы Новой Англии, но мне было по-прежнему холодно. Я заметил, что и Шэннон засунул руки в карманы брюк и шагал, подняв плечи и слегка наклонившись вперед, как будто он мерз. У меня появилось такое чувство, словно что-то выползает из тени и проникает в наши души, заставляя их каменеть. Шэннон часто поднимал голову и быстро и почти затравленно оглядывался по сторонам. Было заметно, что он нервничает.

— Далеко еще до университета? — спросил я, скорее не из-за любопытства, а просто, чтобы хоть что-то сказать.

— Две—три мили, — ответил Шэннон, подумав. — Во всяком случае, так утверждает портье, — он ухмыльнулся. — Надеюсь, он не такой зловредный, как тот, с кем вы столкнулись сегодня утром, Джефф

Я взглянул на него со смешанным чувством печали и смущения.

— Вы все еще не верите мне, да?

Шэннон пожал плечами.

— Если быть честным, то я и сам не знаю, — ответил он. — Вы… странный, Джефф. Обычно я сразу знаю, с кем имею дело. Вы же являетесь для меня настоящей загадкой.

— Спасибо. Вы для меня тоже, — возразил я. — Но тем не менее — почему бы нам не оставить это глупое “вы”? Все-таки у нас много общего.

Шэннон кивнул.

— Охотно, Джефф. Однако ваша… твоя история мне не очень нравится. Как ты вообще попал в этот дом?

— Я искал гостиницу. Если бы я мог кого-нибудь расспросить, но город был мертвый.

Шэннон хрипло рассмеялся.

— Аркхем… не совсем обычный город, понимаешь? — сказал он. — Я в первый раз здесь, но я много слышал об этом городе. И о его жителях.

— И что же именно? — поинтересовался я.

Шэннон на мгновение умолк, и я почувствовал, что он уже сожалеет, что вообще затронул эту тему.

— То да се, — сказал он наконец уклончиво. — Чужаки избегают этот город, а его жителей не любят. И те в свою очередь не любят чужаков.

Неожиданно он остановился и показал направо. Прямо перед нами улица разветвлялась на широкую, хорошо мощеную проезжую дорогу и узкий переулок, который через несколько десятков шагов заканчивался перед деревянными мостками. Я даже и не заметил, что мы приблизились к реке.

— Река Мескатроник, — пояснил Шэннон. — Университет находится на другом берегу, до него еще добрая миля. Но мы можем сократить путь, если здесь пересечем реку. Там внизу есть лодка, которой может пользоваться каждый, при условии, что вернет ее в исправном состоянии.

“Для человека, который в первый раз в Аркхеме, он знает очень много”, — подумал я. Но и на этот раз промолчал, а лишь кивнул и последовал за ним к реке.

Мескатроник оказался шире, чем я предполагал. На карте, которую я изучал во время трехнедельного плавания из Англии в Северную Америку, он представлял собой тонкую, едва заметную линию — сейчас же оказалось, что это могучая река шириной почти в полмили, с удивительно быстрым течением. Нас встретил могучий рокот воды, а когда я спустился на мостки, то увидел на поверхности реки множество водоворотов, под которыми угадывались опасные, острые камни.

С поверхности воды нам в нос ударил прохладный, немного затхлый запах. Рядом с мостками на волнах покачивалась маленькая гребная шлюпка, не внушавшая особого доверия.

Без лишних слов Шэннон спрыгнул в лодку. Расставив ноги и раскинув руки, он постарался удержать равновесие, а затем, улыбнувшись, сделал мне знак, чтобы я последовал его примеру. В этот момент он особенно сильно был похож на большого веселого ребенка.

И одновременно я отчетливее чем когда-либо почувствовал, что за его нежным, как у девушки, детским лицом, скрывается какая-то тайна.

И возможно, смертельно опасная для меня.

Я последовал за ним — значительно менее элегантно, но зато надежнее, сел на скамью напротив него и молча взялся за одно из двух весел. Шэннон схватил второе и отвязал канат.

Течение оказалось сильнее, чем я думал, и нам сразу потребовалось напрячь все наши силы, чтобы удержать лодку и не позволить ей слишком далеко отклониться от курса.

Хорошо, что мне не нужно было разговаривать с Шэнноном. Я продолжал ломать голову над тем, как помешать ему узнать мою настоящую фамилию, когда мы доберемся до университета.

Что-то подсказывало мне, что для меня очень важно, чтобы мой спутник не узнал, кто я.

Может быть, даже жизненно важно.

Шэннон был озадачен. Впервые в его жизни ему встретился человек — конечно, не считая Мастера, — которого он не мог разгадать.

Утром он пытался это сделать снова и снова, помогая Джеффу уложить одежду в чемоданы, и раньше, когда тот лежал без сознания на кровати, и потом, когда они шагали рядом по тихим улицам Аркхема.

Результат постоянно оставался одним и тем же.

Нулевым.

Казалось, что он наталкивался на невидимую стену всякий раз, когда он пытался заглянуть Джеффу в душу, прочесть его мысли и узнать, кто же в действительности этот спасенный им человек.

На миг у него возникло подозрение, а не является ли Джефф именно тем человеком, которого он должен был отыскать. Но эта мысль показалась ему столь абсурдной, что он сразу же отбросил ее. Джефф еще слишком молод, и описание, которое дал ему Мастер, было…

И это тоже казалось странным. Шэннон еще никогда в своей жизни ничего не забывал. Он помнил каждое мгновение, каждое слово, которым когда-нибудь обменивался с кем-либо, каждую книгу, каждую строчку, которую прочел, даже каждую мысль, которая приходила ему в голову. Эти знания всегда оставались с ним, чтобы он мог воспользоваться ими в любой момент.

Однако сейчас ему никак не удавалось вспомнить описание сына Родерика Андары.

Всякий раз, когда он пытался сделать это, казалось, что невидимая рука проникает в его мозг и стирает картину, словно кто-то ревностно следит за его мыслями, не давая пойти им в определенном направлении.

Но даже сама эта мысль ускользала от него, едва он успевал сформулировать ее, или едва у него возникало недоверие.

Тем временем шлюпка достигла середины реки. Течение стало еще сильнее, и некоторое время Шэннону потребовалась вся его энергия чтобы, навалившись на весло, сопротивляться течению.

Он заметил надвигающуюся опасность едва ли не слишком поздно.

Казалось, над рекой скользило нечто бестелесное, ледяное, словно холодный ветер, а затем он почувствовал острую боль, как будто укол в мозг.

Шэннон резко вскочил, бросил весло и рывком повернул голову.

На противоположном берегу Мескатроника появилась фигура человека. Человек находился слишком далеко, чтобы можно было рассмотреть его подробно, но он производил пугающе мрачное и угрожающее впечатление. На его голове Шэннон заметил что-то светлое, смутно знакомое, но не смог определить, что же именно.

Шэннон поднял руку, произнес слово власти и на полсекунды закрыл глаза.

Когда он вновь поднял веки, мир перед ним изменился, превратившись в черно-белый негатив, пронизанный серыми, пульсирующими линиями, как в гигантской паутине. То тут, то там эти линии сжимались, образуя узлы и пульсирующие серые гнезда, и один из этих центров власти находился прямо над головой незнакомца со странно светлыми волосами!

Внезапно Шэннону бросилось в глаза, как много серых линий тянулось от фигуры незнакомца прямо к воде.

Но он осознал это слишком поздно.

Глубоко под маленькой шлюпкой проснулась могучая тень. Предостерегающий крик Шэннона потонул в треске ломающегося дерева, когда в шлюпку попал невидимый кулак и разнес ее в щепки.

Уже целый день Говард чувствовал странное беспокойство, какую-то озабоченность и едва уловимую опасность, мешавшие ему сосредоточиться на одном определенном деле.

Даже сейчас, когда он слушал (или по крайней мере пытался слушать) профессора Лэнгли, в нем росло сильное беспокойство. Слова седовласого маленького профессора постоянно ускользали, и Говард несколько раз поймал себя на том, что кивает или отвечает, не понимая, что сказал Лэнгли.

Наконец Лэнгли прервал свою речь, покачал головой и принялся набивать трубку. Он обстоятельно прикурил, пососал мундштук, пока табак в головке резной трубки не засветился подобно маленькому красному вулкану, и выпустил через нос густое облако дыма.

— Вы невнимательны, мой друг, — сказал он. — Я спрашиваю себя, не беспокоит ли вас что-либо?

Говард поднял голову, виновато улыбнулся и некоторое время смотрел мимо Лэнгли в окно. Было уже около полудня. Отсюда из тепла и безопасности маленького рабочего кабинета профессора Лэнгли, находившегося под самой крышей главного здания университета Мескатроник, невысокие холмы, поросшие лесом, производили обманчивое мирное впечатление.

Но Говарду казалось, что он чувствует угрозу, которая скрывалась за фасадом спокойствия и умиротворенности.

— Просто… я немного беспокоюсь, — ответил он на вопрос профессора.

— Из-за вашего молодого друга? — профессор вынул трубку изо рта, улыбнулся и, качая головой, откинулся на спинку стола.

— Он собирался приехать сюда еще вчера вечером, — ответил Говард. — В присланной им телеграмме он специально просил заказать номер еще на прошлую ночь.

— Он молод, — сказал Лэнгли, как будто уже одно это было достаточным ответом. — Да и опоздание на полдня не так уж и велико для такой большой страны, как наша.

Говард кивнул. Конечно, Лэнгли прав — существовала тысяча причин опоздания Роберта и ни одна из них не представляла никакой опасности.

И тем не менее ему казалось, что он чувствует, что здесь было нечто другое… он не стал заканчивать мысль. Чувство неуверенности и смятения становилось все сильнее. У него просто возникла потребность что-нибудь сделать.

Но Говард не знал, что же именно.

— Почему бы нам не перенести нашу беседу на вечер? — внезапно предложил Лэнгли. — Вы могли бы пойти в Аркхем и справиться о своем друге. Судя по сложившимся обстоятельствам, видимо, будет лучше, если он примет участие в нашем разговоре. — Лэнгли улыбнулся, выбил свою трубку и встал.

Говард тоже поднялся и покинул комнату.

Некоторое время он серьезно раздумывал, не взять ли ему экипаж и не поехать ли в Аркхем, но потом он отбросил эту мысль. Роберт позвонил бы, если бы он уже добрался до города, в этом не приходилось сомневаться. Телеграмма, которую Говард послал два с половиной месяца тому назад в Лондон, настоятельно советовала поспешить с приездом.

Говард начал бесцельно бродить по бесконечным, запутанным коридорам и переходам университетского здания. Сейчас, в воскресенье, здание казалось пустым и осиротевшим, если не считать нескольких неутомимых студентов, и шаги отражались от стен более громким, чем обычно, эхом.

Даже он, знавший университет в течение уже стольких лет и регулярно посещавший его, так и не смог полностью привыкнуть к тяжелому, напоминавшему старину и ветхость запаху, которым пропитались эти древние стены. Независимо от того, светило ли солнце или царила тьма, зданиям университета, казалось, была постоянно присуща атмосфера склепа и затхлости. Даже большой, залитый солнцем вестибюль напоминал кладбище.

Университет Мескатроник был невелик, и здесь учились студенты особого сорта, точно так же, как профессора и доценты относились к совершенно определенному типу людей. Большинство чужаков, приезжавших сюда, очень скоро начинали чувствовать себя неуютно и рано или поздно покидали университет.

Но, возможно, это было и к лучшему. Так как не все, чему учили в университете, стояло в официальных учебных планах правительства. Два или три предмета вызывали, мягко выражаясь, неприятное удивление у официальных органов власти.

Ноги Говарда привели его — он сам не заметил как — в маленький, расположенный в стороне коридор в задней части здания. Только очутившись перед большой, закрытой дверью из резного дерева, он очнулся, удивленно огляделся и наконец протянул руку к дверной ручке.

Помещение за дверью оказалось на удивление огромным, в нем царил серый полумрак. На окнах висели тяжелые бархатные шторы, пропускавшие лишь узкие лучики яркого света. Обстановка, которая большей частью состояла из набитых до отказа книжных шкафов и полок, доходивших до самого потолка, была скрыта глубокой тенью.

Говард закрыл за собой дверь, прислонился к ней спиной и нерешительно осмотрелся. Он узнал это место, но сомневался, действительно ли случайно направил свои шаги именно сюда. Это помещение представляло собой своего рода святая святых университета. Тесно стоявшие шкафы и витрины хранили, вероятно, самую большую коллекцию оккультных и частично даже запрещенных книг, имевшихся в этой части мира.

А в стальном сейфе, спрятанном позади одной из полок, хранились и другие вещи — такие, о которых лучше вообще не думать.

Поколебавшись, Говард сдвинулся с места, сделал несколько шагов в глубь комнаты и нерешительно осмотрелся. Нет, теперь он был совершенно уверен в том, что пришел сюда не по воле случая. Внезапно ему показалось, что его кто-то позвал.

Вдруг он уловил какое-то движение. Ничего конкретного, просто что-то быстро промелькнуло, как будто шевельнулась сама тень, в то же время он увидел это достаточно ясно, чтобы не считать его простой галлюцинацией.

Говард нерешительно двинулся в ту сторону, где заметил движение, и затем снова замер. На этой части стены находились помещенные в дорогие золоченые рамы старые картины, с изображениями исторических деятелей, а также местной знати и спонсоров университета.

С одного портрета смотрел стройный мужчина лет пятидесяти. Одетый в элегантную одежду, он держал в своих руках тонкую трость, большой набалдашник которой состоял из своего рода кристалла. Его лицо было худым, почти аскетичным, а вокруг рта, обрамленного аккуратной “эспаньолкой”, залегла жесткая складка. Его брови были тонкими и изломанными, что придавало его облику мрачный вид. На его правый глаз опускалась широкая прядь абсолютно белых волос, имевшая форму изломанной молнии и доходившая до самого пробора.

Родерик Андара… Как часто за эти одиннадцать месяцев пребывания в университете, Говард стоял здесь и смотрел на портрет своего друга? Как часто он разговаривал с картиной, доверял ей свои беды и печали, точно так же, как раньше мог доверять их Родерику? И вот Андара мертв уже более двух лет, и все, что Говарду осталось на память о его единственном друге, — эта картина. Картина и юноша двадцати пяти лет, который унаследовал силу своего отца — Роберт Крейвен. Весть о смерти Родерика потрясла Говарда, как потеря родного брата. Тот, кто принес ему эту весть, был сыном Андары, наследником его магической силы… И что-то из того, что Говард потерял со смертью Родерика, вернулось ему в образе его сына. Мастер умер, но колдун продолжал жить. Пройдет много лет, пока Роберт Крейвен разовьет унаследованные способности настолько, что сумеет сравняться с отцом, но Говард чувствовал, что юноша сможет этого добиться. Он молод и нетерпелив и многого не понимает, но научится. А он, Говард, поможет ему в этом, насколько в его силах.

И не только потому, что он в долгу перед его отцом…

Больше пяти минут Говард стоял неподвижно, смотрел на большой портрет и молчал. Потом вздохнул, опустил взгляд и повернулся. Вернее, хотел это сделать.

Когда он уже почти отвернулся от картины, то вновь заметил движение. И на этот раз уловил, откуда оно исходило, — непосредственно от портрета Андары!

Это было не более чем быстрое искажение и колыхание реальности, слабое подергивание, как будто он смотрел на нарисованное лицо колдуна сквозь чистую, быстро бегущую воду. Но оно было видно четко и ясно.

А потом он услышал голос…

Это был почти беззвучный шепот, подобный слабому шелесту ветра в вершинах деревьев, и он раздался прямо в его мозгу, но Говарда заставили окаменеть даже не слова, а то, как они были произнесены.

— Говард, — шептал призрачный голос, — ты должен помочь Роберту! Он в опасности! В огромной опасности!

Говард застыл на месте. Реальность еще раз вздрогнула и колыхнулась перед его глазами, потом странный эффект исчез, и портрет вновь застыл в своей неподвижности.

Но выражение нарисованных глаз Родерика Андары изменилось, оно стало испуганным, полным почти панического страха.

Внезапно Говард еще раз услышал голос, и на этот раз в нем прозвучали панические нотки. В нем было столько страха и ужаса, что у Говарда по спине пробежал мороз.

— Помоги ему, Говард! — умолял голос. — Мой сын в опасности, но у меня недостаточно сил, чтобы самому спасти его. Я умоляю тебя, помоги ему! Помоги моему сыну!

Еще мгновение Говард смотрел на картину, потом резко обернулся, распахнул дверь и со всех ног бросился из здания.

На какой-то миг мне показалось, что я слышу голос Шэннона, который что-то кричал мне, потом невидимый гигантский кулак ударил в шлюпку, подбросил ее на десять-пятнадцать футов над водой и разнес в щепки.

Казалось, река взорвалась. Я почувствовал, что меня подняло вверх и перевернуло, пронесло пять, десять метров почти горизонтально по воздуху и с убийственной силой швырнуло назад в реку. Из-за огромной скорости моего падения вода превратилась в стекло, но тот же самый гигантский кулак, который схватил шлюпку и выбросил меня из нее, с огромной силой погрузил меня глубоко под воду. В мои легкие попала вода, и я начал задыхаться. Меня все еще вертело и затягивало под воду. Вокруг бушевала река, кипящая серая вода и клокочущая пена, а перед глазами начали плясать красные круги. Мои легкие горели, и невидимая сила стальным обручем безжалостно сжимала мою грудь.

Необходимо сконцентрироваться и взять под контроль этот вращающийся хаос! И я должен вынырнуть на поверхность! С помощью рук и ног я приостановил сумасшедшее вращение, в которое меня втянул водоворот, и увидел серебристую поверхность воды на расстоянии вытянутой руки у меня над головой.

Я изо всех сил оттолкнулся, вынырнул на поверхность и вдохнул воздух.

Первый же глоток наполнил мои легкие вкусным, сладким кислородом и разорвал смертельный обруч, сжимавший мне ребра.

Со вторым глотком в рот мне попала солоноватая вода. И снова меня потянуло под воду, но я опять вынырнул на поверхность и стал отплевываться. Нахлынул новый пенистый вал, но на этот раз я вовремя заметил опасность и поднырнул под набегавшую волну. Задыхаясь и отплевываясь, я вновь оказался на поверхности и открыл глаза.

Увиденное заставило меня застонать. Шлюпка исчезла, и где-то в трех футах вокруг меня Мескат-роник, казалось, кипел, словно клокочущий адский источник. Бесконечная череда беззвучных взрывов снова и снова сотрясала его поверхность, выбрасывая вверх гейзеры пенящейся воды высотой до двадцати метров и образуя на поверхности реки кипящие водовороты, которые вращались с сумасшедшей скоростью, пока их не накрывала многотонная масса поднятой в воздух воды. Повсюду в воде лопались пузыри воздуха величиной с кулак, и ветер доносил до меня горячий удушливый запах, доказывающий, что Мескатроник кипит на самом деле.

Это странное природное явление ограничивалось относительно небольшим пространством — почти идеально круглой зоной с диаметром около пятидесяти метров, на внешней кромке которой я и находился. Очевидно, это являлось единственной причиной того, что я еще оставался в живых. В центре этого клокочущего адского котла вода кипела, и над ней поднимался серый пар, но даже рядом со мной Мескатроник стал значительно теплее.

Я лег на спину, сделал несколько поспешных гребков и отплыл в сторону от опасной зоны. Затем огляделся в поисках Шэннона. Все произошло так невероятно быстро, что у меня даже не оставалось времени подумать о нем.

Но нигде не было видно и следа юноши.

Течение постепенно становилось заметнее, и его мягкая, но сильная рука снова понесла меня к круглой зоне кипящей воды. Сопротивляясь, я отчаянно пытался обнаружить признаки жизни моего недавнего спасителя. Кое-где на волнах плясали обломки и щепки — все, что осталось от нашей шлюпки, — но Шэннона, кажется, поглотили волны Мескатроника.

И вдруг я его увидел!

Он был менее чем в тридцати метрах от меня, но с таким же успехом он мог бы находиться и на Луне.

Дело в том, что он находился точно в центре кипящей воды, там, где река все еще бушевала и с шипением превращалась в пар!

Он был еще жив, отчаянно бросался из стороны в сторону и бил вокруг себя руками, словно пытаясь разорвать невидимые оковы, но я не сомневался, что наблюдаю его агонию. Температура в том месте, где он находился, скорее всего намного превышала точку кипения, и я видел, как его тело снова и снова извивалось в судорогах.

И тут я услышал его голос!

Он кричал, пронзительно и тонко, объятый смертельным страхом, издавал нечленораздельные, страшные звуки и снова и снова повторял мое имя!

— Джефф! — кричал он. — Помоги мне! Помоги же мне наконец!

Таких ужасных криков мне не доводилось слушать никогда до сих пор.

Одну бесконечно долгую секунду я оставался на месте и смотрел на кипящий чертов котел передо мной, а потом как можно быстрее поплыл кролем.

Прямо в центр круга из кипящей воды.

Река схватила меня невидимыми руками и стала тянуть и дергать во все стороны, течение, как кулаком, било в бок, а водоворот хотел снова подхватить меня и затянуть в глубину. Вода стала теплой, потом горячей, но я продолжал плыть вперед, задыхаясь от напряжения. Беззвучный голос нашептывал мне, что то, что я делаю, настоящее безумие, что я на верном пути к самоубийству, но я должен был помочь Шэннону.

Вокруг кипела вода, а из глубины поднимались все новые потоки еще более горячей воды, как будто на дне Мескатроника проснулся вулкан. Горячий пар обжигал мне лицо и жидким огнем вливался в мои легкие при каждом вдохе, но я продолжал плыть вперед, борясь с невидимыми руками, отталкивавшими меня назад.

Последним крошечным уголком моего сознания, способным здраво рассуждать, я понимал, что уже давным-давно должен был умереть. Вода, в которой я плыл, достигла точки кипения, а удары, которые наносила мне река, были так же сильны, как и те, что разбили в щепки нашу шлюпку. Однако что-то еще защищало меня. Не мои собственные силы, а…

Но у меня не было времени развивать эту мысль. В моих ушах продолжали звучать отчаянные призывы Шэннона о помощи, может быть, они существовали только в моем воображении, так как он уже давно должен был умереть, обожженный и раздавленный силами, бушевавшими вокруг нас в воде. Но я продолжал плыть, упорно борясь с течением и почти ослепнув от боли, к тому месту, где должен был находиться он.

И тут я увидел его.

Он был еще жив, но его движения заметно ослабли, а лицо и руки представляли собой одну страшную рану от ожога.

Собрав последние силы, я бросился вперед, выкрикнул его имя и протянул к нему руки.

Невидимый кулак ударил меня, отбросил назад и со страшной силой погрузил в реку. Я глотнул воды, вновь вынырнул на поверхность и начал жадно хватать ртом воздух.

Прямо передо мной река раскололась, как будто по ней ударил гигантский молот. Мощная волна отбросила меня далеко назад, прочь от Шэннона, и снова прошло несколько секунд, пока я вынырнул на поверхность и вновь смог набрать в легкие воздуха.

Но я не сдавался. Изо всех сил, которые у меня еще остались, я сконцентрировался, образовал в хаосе мыслей крошечный островок покоя и… почувствовал…

Бушевала не только река. Воздух над кипящей водой был наполнен невидимой грозой бушующей, магической энергии. То, что я переживал, являло собой не природную катастрофу, а нападение с использованием магических средств. Это оказалось атакой сил, невидимых, непонятных и смертельно опасных!

На мгновение мне показалось, что я отчетливо вижу огромную пульсирующую сеть из бесчисленных серых нитей, которая раскинулась над рекой и в ней.

Я повернулся и вновь поплыл к Шэннону. Когда я добрался до него, началась следующая атака. Но на этот раз я уже подготовился к ней. Я закрыл глаза и сконцентрировался изо всех сил на том, чтобы отразить нападение.

Вновь резкая, горячая боль пронзила мой мозг, затем я почувствовал слабую, какую-то нереальную дрожь и вибрацию, и через несколько секунд водная поверхность вновь раскололась от мощного удара.

Но не прямо передо мной, а в шестидесяти или восьмидесяти метрах дальше, далеко за пределами крута из кипящей воды!

Я сделал это! Защитный экран отклонил нападение!

Шэннон уже почти не шевелился. Его лицо исказилось от боли и напряжения, но его взгляд казался странно пустым. Он смотрел на меня, но никак не отреагировал, когда я позвал его по имени и протянул ему руку. Потом он откинулся назад и стал тонуть.

Я бросился вперед, глубоко вздохнул и нырнул вслед за ним.

Его тело угадывалось подо мной смутной тенью, как тряпичная кукла, которую несло по течению. Он тонул необычайно быстро, словно что-то тянуло его в глубину, и из его открытого рта вырывались блестящие пузырьки воздуха.

Я ухватил его за руку и устремился наверх.

Но та же сила, которая увлекала Шэннона в глубину, теперь мешала мне вынырнуть. Невидимые руки тащили меня за ноги, рвали и дергали тело Шэннона, пытаясь вырвать его из моих рук.

И затем, совершенно внезапно, сопротивление прекратилось. Я как пробка устремился вверх, выскочил на поверхность и вытащил за собой неподвижное тело утопающего.

Вода перестала кипеть, а странное неистовое течение реки отнесло нас почти на пятьдесят метров к другому берегу.

Я совершенно выбился из сил, когда добрался до спасительной суши. Последним усилием воли я выполз на узкую полоску песка и вытащил Шэннона, который, казалось, весил больше тонны. Впрочем, вытащил я его только так, чтобы лицо и верхняя часть туловища вышли из воды, после чего, обессиленный, упал.

Несколько минут я лежал неподвижно, жадно хватая ртом воздух и борясь с черной волной, грозившей поглотить мое сознание.

Наконец я, качаясь, встал на четвереньки, обернулся и сквозь слезы, застилавшие глаза, посмотрел на Шэннона.

Он лежал в той же позе, в которой я его оставил: скорчившись, уткнувшись лицом в мокрый песок, разбросав руки и ноги и закрыв глаза. А вот сам берег изменился.

Зрелище было захватывающим и страшным одновременно. Казалось, что песок, на котором лежал Шэннон, странным образом ожил. По его поверхности забегала рябь и волны, как будто под ним двигались жуки или муравьи. Земля дрожала, дыбилась, на ней появились трещины толщиной с палец… и вдруг она раскололась вокруг головы Шэннона.

И тогда он начал погружаться.

Словно под песком оказалась пещера, которая внезапно обрушилась, и под лицом Шэннона образовался неглубокий круглый кратер, связанный двумя узкими каналами с рекой. По этим каналам в кратер с шумом устремилась вода.

Когда я очнулся от оцепенения, лицо Шэннона уже наполовину скрылась под водой, и волны Мескатроника начали заполнять его рот.

Я вскрикнул, бросился вперед и потащил его вверх в сторону от реки.

По крайней мере, я хотел это сделать.

Но что-то держало Шэннона. Мне удалось вынуть из воды его голову, но тело по-прежнему оставалось в реке, как будто его держали невидимые руки.

Мои мысли путались. Кратер, который образовался под лицом Шэннона, стремительно разрастался. Уже вся верхняя часть его туловища лежала в мелкой, но стремительно, буквально на глазах увеличивающейся луже, и под моими коленями песок стал скрипеть и проседать. Река забирала свою жертву назад!

Я вскочил, переложил Шэннона так, чтобы по крайней мере его лицо находилось над водой, а сам прыгнул в реку. Мои руки ощупали тело Шэннона, нашли его ноги, скользнули глубже — и наткнулись на препятствие!

Ноги Шэннона по самые икры погрузились в придонный ил! В то время, когда я в растерянности стоял около него, по его телу пробежала легкая дрожь, а правая нога погрузилась в ил по самое колено. Река засасывала его, тянула в глубину, подобно смертельно опасной трясине!

Я с криком упал на колени и начал руками разгребать донный ил и отбрасывать его в сторону.

— Оставь это, Роберт.

На одну бесконечно долгую секунду я замер, парализованный голосом и словами. Они прозвучали прямо у меня в мозгу, как зов с того света, но это не заставило меня окаменеть.

Дело было в том, что этот голос казался мне знакомым.

— Оставь это, Роберт, — прозвучал он еще раз. — Ты не сможешь его спасти.

Медленно, заставляя себя действовать спокойно, я повернулся и посмотрел назад на берег.

В нескольких шагах надо мной стоял мужчина. На фоне яркого солнца его фигура производила странно мрачное и угрожающее впечатление, но одновременно она казалась почти прозрачной и слегка покачивалась, как будто была всего лишь тенью. Я не мог рассмотреть его лица, да и не нуждался в этом.

Я знал, что его черты лица очень похожи на мои, что у него такое же самое резко очерченное лицо, как у меня, такая же “эспаньолка” и такие же темные глаза, которые временами становятся колючими.

Если бы я смыл краску с моих волос, которые выкрасил специально к этой поездке, стала бы видна такая же самая белая прядь над правой бровью, так как, если не принимать во внимание тридцатилетней разницы в годах, мы были похожи с этим мужчиной почти как два близнеца.

Или как отец и сын.

Потому что мужчина, стоявший передо мной, и был моим отцом.

Родерик Андара. Мой отец, с которым я познакомился только два года тому назад.

И который вскоре после этого умер у меня на руках.

— Он не справился!

Голос Де Вриса дрожал от ярости, а его лицо, которое обычно имело бледный и какой-то болезненный вид, покраснело от гнева. Его правая рука лежала на крестообразной рукоятке меча, висевшего на поясе. У Некрона сложилось впечатление, что темноволосый фламандец сдерживает себя с огромным трудом. Он инстинктивно напрягся и приготовился к возможному нападению. Хотя он и не думал, что это действительно произойдет: Де Врис слишком хорошо знал, что Некрона нельзя ранить обычным земным оружием, а тем более убить.

Но Де Врис был вне себя от ярости.

— Он не справился, Некрон! — прошипел он еще раз. — Вы не справились. Он мог бы убить его, а вместо этого он спас Крейвену жизнь! Так-то вы выполняете наш уговор, Некрон?

Некрон спокойно выдержал взгляд Де Вриса.

— Вы знаете, что произошло? — спросил он заинтересованно. — Откуда?

— Не имеет значения откуда! — прошипел Де Врис.

— Тогда вы также знаете, что Шэннон не может нести ответственность за свою ошибку, — спокойно возразил Некрон. — Его ввели в заблуждение. Крейвен находится под защитой большой магической силы.

— Которая именно сейчас пытается убить его, да? — язвительно подхватил Де Врис. — Что все это значит, Некрон? В какую игру вы пытаетесь играть со мной?

— Игру? — Некрон слегка приподнял левую бровь. — Так… я бы это не назвал, — сказал он, растягивая слова.

Де Врис сердито махнул рукой.

— Мне совершенно все равно, какие слова вы подберете для этого, старина, — зло бросил он. — Вы можете исказить смысл слов, но не фактов. Что здесь происходит? Я пришел к вам с честным предложением, но постепенно у меня складывается впечатление, что вы собираетесь обмануть нас. Не заходите слишком далеко, Некрон!

— Обмануть вас? — Некрон вздохнул. — Не представляю как, мой друг. Вы выполнили свою часть соглашения и доставили нам наследника колдуна. Что мы с ним сделаем, это уже наше дело.

— О нет, — раздраженно возразил Де Врис. — Это далеко не так. В соглашении сказано, что вы должны уничтожить Крейвена. Только когда это произойдет, наш договор будет иметь силу. Или вы передумали?

— Ни в коем случае, — холодно ответил Некрон. — Но, возможно, я изменю мои условия и потребую впридачу и вашу голову, Де Врис. Я не думаю, что вы настолько важны, чтобы вами нельзя было пожертвовать. — Внезапно его голос зазвучал резко. — Вы здесь в моем доме, Де Врис. Лучше хорошенько подумайте, хотите ли вы оскорбить меня или нет. Я верен своему слову, и вы это знаете! Так что придержите свой язык, если не хотите его потерять.

Де Врис на мгновение оцепенел, к лихорадочному румянцу на его лице добавилось выражение испуга. Потом в его глазах снова вспыхнул злобный огонек.

— Вы мне угрожаете? — прохрипел он. — Вы осмеливаетесь угрожать мне?

— Нет, — невозмутимо возразил Некрон — Я указываю лишь на возможности, Де Врис. Вы же видите — вы не единственный, кто может добывать информацию. Должен признаться, что вы меня удивили, столь быстро разузнав о судьбе Шэннона. Но я тоже размышлял об этом, понимаете?

— Да? — воскликнул Де Врис. Внезапно он занервничал.

Некрон снова кивнул.

— Это всего лишь размышления, но ваш гнев заставляет меня по-новому взглянуть на известные вещи. Например, я спрашиваю себя, почему для вас так важно, чтобы Роберт Крейвен умер.

— Он… — начал Де Врис, но Некрон нетерпеливым жестом тут же прервал его.

— Он сын Родерика Андары, человека, который несет вину за гибель нашего ордена, и уничтожить род которого мы поклялись, — скороговоркой произнес Некрон монотонным голосом, словно читая выражение-штамп, давно уже ставший бессмысленным. — Я все это знаю, Де Врис, даже лучше, чем вы. Я только спрашиваю себя, что он сделал вам?

Де Врис плотно сжал губы и замолчал, а Некрон, помолчав, продолжил:

— Но, может быть, он не так уже и незначителен для вас, как вы пытались представить это до сих пор, — сказал он задумчиво. — Как я уже говорил, это всего лишь размышления, но почему бы нам не развить мысль до конца — просто так, ради удовольствия?

Он едва заметно улыбнулся, откинулся на спинку стула и посмотрел на Де Вриса горящими глазами.

— Может быть, Де Врис, это не Крейвен, а кто-то, кто в данный момент находится рядом с ним. Предположим — только предположим, — вы так же заинтересованы в смерти этого Некто, как мы в смерти Крейвена. И, допустим, вы не можете уничтожить его, пока Крейвен жив и защищает его своей магической силой.

Де Врис пренебрежительно фыркнул.

— Чушь, — сказал он.

Но Некрон не дал ввести себя в заблуждение, а невозмутимо продолжал:

— Если бы это было так, Де Врис, то тогда действительно мне пришлось бы еще раз подумать о моем предложении. Так как тогда не вы бы оказывали нам услугу, а совершенно наоборот. Вы признаете это?

Де Врис гневно сжал кулаки.

— Да ведь это…

— Всего лишь игра воображения, — спокойно перебил его Некрон. — Почему это так волнует вас, Де Врис?

Фламандец уставился на него, шумно вздохнул и нервно прикусил нижнюю губу.

— Не понимаю, к чему вы клоните, старина, — сказал он, задыхаясь от злобы. — Но я не забуду этого унижения. Даю слово.

— Вот и хорошо, — ответил Некрон. — Так как и я не забуду, что случилось. А теперь идите, Де Врис. Идите в свою комнату и ждите, пока я не прикажу вас позвать, чтобы сообщить мое решение.

Де Врис хотел вспылить, но Некрон гневным жестом остановил его и выпрямился.

— Идите, Де Врис! — резко сказал он. — Забирайте своих людей и уходите, пока вы еще можете это сделать.

Де Врис хотел резко ответить, но внезапно во взгляде старика появилось что-то новое, выражение такой леденящей жестокости и безжалостности, что Де Врис не решился издать ни звука. Внезапно он почувствовал, что оказался очень близок к смерти.

— Идите, — повторил Некрон еще раз. — Но я предупреждаю вас. Даже мое терпение имеет границы. Если мы встретимся с вами еще раз, мы станем врагами.

“Да, — подумал Де Врис. — Так оно и будет, старый хрыч. Мы станем врагами, это уж точно”.

Но хотя он не мог в этом признаться даже самому себе, он совершенно не был уверен в том, кто же из них двоих выйдет победителем при этой встрече…

— Это ты, — прошептал я. Мой собственный голос был пугающе чужим. Казалось, мир вокруг меня померк. Река, Шэннон, проклятие, витавшее над нами, — все стало нереальным и неважным. Казалось, весь мир сжался в крошечный островок реальности, в центре которого находилась призрачная фигура моего отца.

Я осознал истину в тот же самый момент, как услышал его голос. Но все еще никак не мог поверить в это.

— Это ты? — прошептал я еще раз. — Ты… это… это все — дело твоих рук?

Он кивнул, это движение было каким-то нереальным. Его призрачное тело, казалось, заколыхалось.

— Уйди, Роберт, — прозвучал его голос у меня в мозгу. — Уйди и дай мне сделать то, что должно быть сделано.

— Но почему? — простонал я. — Почему ты это сделал?

— Он должен умереть, — перебил меня призрачный голос. Мне показалось, что в нем прозвучало сожаление, почти печаль. — Уйди Роберт. Я не смогу тебя защитить, если он снова очнется. Мои силы быстро иссякают.

— Защитить? — задыхаясь, воскликнул я. — Этот… этот юноша спас мне жизнь! Ты не можешь убить его!

Я вскочил, склонился над телом Шэннона и приподнял его голову. Вода уже почти дошла до его лица. Еще несколько мгновений, и она попала бы ему в рот, и он бы захлебнулся, если учесть его беспомощное состояние.

— Ты не должен этого делать! — повторил я еще раз.

— Он твой враг, Роберт, — возразил мой отец. — Он убьет тебя, когда узнает, кто ты в действительности.

— Убьет? — я почти кричал. — Да он же меня спас, отец!

— Это была случайность, — ответил он. — Пожалуйста, Роберт, будь благоразумен. Я не могу слишком долго оставаться здесь. Мои силы быстро иссякают, когда я нахожусь на этом свете, а то, что ты сделал, ослабило меня еще сильнее.

Его слова вызвали в моей душе странный отклик. Перед моим взором возникла моя отчаянная борьба с рекой, и на этот раз я понял, что силы, против которых я отчаянно сражался, были его силы, могучие, магические силы моего собственного отца!

Я встал, сделал полшага ему навстречу и поднял обе руки, беззвучно шепча странные слова, которым он меня сам же и обучил.

Фигура отца на мгновение затрепетала, когда действие его магических сил временно прекратилось. Река у моих ног перестала засасывать тело Шэннона. Вода начала отступать, и на лице моего отца появилось выражение крайнего удивления.

— Нет, спокойно сказал я. — Ты его не убьешь.

— Роберт, ты…

— Ты его не убьешь, — повторил я очень тихо, но так решительно, что он запнулся на полуслове и посмотрел на меня долгим взглядом, выражавшим крайнее удивление и заботу.

— Тогда он убьет тебя, — сказал он наконец.

— Я смогу этому помешать, — холодно сказал я. — В конце концов, я многому научился у тебя, чтобы самому защитить свою жизнь.

— Но недостаточно для него, Роберт! Он колдун! Обладатель истинной силы, обученный в пцы-сячу раз лучше, чем ты!

— Возможно, — ответил я. — Там будет видно. Но я не допущу, чтобы ты убил его.

— Я мог бы тебя заставить, Роберт!

— Попробуй, — сказал я сердито. — Но если ты хочешь его убить, тебе придется сначала убить меня, отец.

На этот раз он не стал мне больше возражать, только выражение печали в его глазах стало заметнее. Наконец он опустил взгляд, отступил на шаг назад и молча смотрел, как я вытянул из реки безжизненное тело Шэннона, втащил его на откос и положил на достаточно безопасном расстоянии от воды.

Когда я выпрямился, я был твердо убежден, что снова остался один, однако призрачная фигура еще оставалась здесь, заметно бледнее, чем прежде, но еще вполне различимая.

— Что ты еще хочешь? — спросил я. В моей душе бушевал вулкан противоречивых страстей. Мой голос дрожал.

Андара слегка покачал головой, сделал движение, как будто хотел поднять руку и прикоснуться ко мне, но не стал этого делать, а лишь пристально посмотрел на меня своими темными глазами.

— Ты очень силен, Роберт, — сказал он. — Сильнее, чем я мог надеяться, и ты достиг этого за такое короткое время.

— Это тебя удивляет? — сердито спросил я. — Я же твой наследник, не забывай об этом, отец.

Я сам испугался, когда почувствовал, с каким ударением я произнес последнее слово. Оно прозвучало как ругательство, как непристойность.

— Почему ты ненавидишь меня? — спросил он.

— Ненавидеть? — я энергично покачал головой, посмотрел на юношу, неподвижно лежавшего у моих ног и повторил еще раз: — Ненавидеть? О нет, отец, я не ненавижу тебя. Я просто презираю тебя. Тебя и всех тех, кто связался с силами, которые вытворяют нечто подобное. — Я разгневанно кивнул в сторону реки.

Андара печально улыбнулся.

— Я понимаю тебя, Роберт, — сказал он. — Гораздо лучше, чем ты думаешь. Когда мне было столько же лет, сколько тебе сейчас, я чувствовал то же самое.

— Почему же ты не действовал в соответствии с этими чувствами? Почему же ты не использовал свою силу для того, чтобы побороть зло?

— Именно это я и сделал, Роберт, — ответил он. — Я делал и продолжаю делать это и сейчас. Но иногда приходится совершать неблаговидные поступки, чтобы победить зло.

— Например, такие, как убийство беззащитного?

Андара помолчал несколько секунд. Потом он кивнул. Этот жест выглядел примирительно.

— Возможно, ты прав, — сказал он. — Может быть, хорошо, что ты помешал мне убить его. На моей совести и так уже слишком много грехов.

— Слова! — подхватил я. — Это всего лишь слова! Это все, что ты мне можешь дать, — кроме проклятия, которое я унаследовал от тебя?

— Иногда приходится взять грех на душу, чтобы предотвратить еще большее несчастье, — мягко сказал он. — Но я не требую, чтобы ты понял, что я имею в виду. Я ничего не должен требовать от тебя, Роберт. Возможно, я и так уже потребовал слишком много.

Я не собирался отвечать на это, но уже не совсем владел собой. Я слишком долго жил с моим даром, слишком долго чувствовал мрачную, темную силу, которая, как Цербер, ждала на дне моей души, и слишком долго боролся с ней, чтобы молчать. Внезапно меня прорвало, слова сами собой хлынули из меня, и я оказался просто не в состоянии остановить их поток.

— Это все? — задыхаясь, крикнул я. — Ты действительно ожидаешь, что я удовлетворюсь этим? Ты не требуешь, чтобы я понял тебя, и это все? Это не так просто, отец! Возможно, ты ничего не требуешь, зато я требую кое-что от тебя!

— И что же? — тихо спросил он. Но по выражению его глаз я видел, что ответ ему уже давно известен.

— Я хочу, чтобы ты снял с меня свое проклятие! — крикнул я. — Мне не нужно твое наследство! Ты передал его мне, даже не спросив меня. Я не хочу наблюдать, как убивают людей только потому, что они в неподходящий момент оказались в неподходящем месте, или потому, что их смерть входит в какие-то планы каких-то анонимных сил. Ты передал мне по наследству не только свою магическую силу и волшебство, но и проклятие, которое лежит на тебе. Каждый человек, который слишком долго бывает вместе со мной, попадает в беду, каждый, который делает мне добро, получает в награду смерть или еще более страшные дары! Я больше не хочу этого! У меня нет больше сил всю жизнь нести людям несчастье и страдания. Сними с меня проклятие! Сделай меня совершенно обычным человеком, больше я ничего не хочу.

Я нес несусветную чушь и знал это, но слова слишком долго копились во мне, чтобы я мог их сейчас сдержать.

Андара тоже молчал и только долго-долго смотрел на меня. Его фигура стала бледнеть, очень медленно, но неумолимо. Но незадолго до того, как полностью исчезнуть, он произнес еще одну фразу, истинный смысл которой мне суждено было понять лишь много, много времени спустя.

— Я ошибался, когда просил тебя относиться ко мне без ненависти, Роберт, — сказал он. — Пожалуйста, прости меня. Возненавидь меня, если тебе нужно кого-то ненавидеть. Но не себя. Ты никогда не должен ненавидеть себя самого.

Сказав это, он исчез. Его тело превратилось в то, чем оно и было в действительности, — в мрачное нереальное видение. Оно растаяло, как туман, и исчезло. На сыром песке не осталось даже следа от его ног. Да и откуда им было взяться?

Тем не менее я уже был не один.

До меня уже донесся шум экипажа и шаги, просто это не откладывалось в моем сознании, пока я разговаривал с духом моего отца.

Когда я обернулся, то увидел перед собой Говарда. По выражению его глаз я понял, что он все слышал. Каждое слово.

Несколько секунд он молча смотрел на меня, потом вздохнул так же печально, как до того Анда-ра, кивнул на лежавшего все еще без сознания Шэннона и одновременно показал рукой на экипаж.

— Пойдем, — сказал он. — Нельзя терять время. Помоги мне отнести его в экипаж.

Наступил вечер, и над университетским городком опустилась темнота. Несмотря на ярко пылавший огонь, который Говард развел в камине библиотеки, неприятная вечерняя прохлада становилась все заметнее.

Говард разместил Шэннона и меня в крыле для гостей. Его — в маленькой комнатке, которой, видимо, не пользовались уже несколько лет, меня — в более просторных апартаментах, состоявших из двух комнат и отдельной ванной.

Мы мало разговаривали друг с другом — и во время поездки в экипаже, и позже Говард стал невольным свидетелем моей странной беседы, и хотя он не сказал об этом ни слова, я ясно чувствовал, что ему не понравилось то, что он услышал и увидел. Я был рад, когда он без лишних слов показал мне мою комнату и сказал, что оставит меня до обеда в одиночестве.

Несмотря на все, что произошло, меня вновь охватила усталость. Я погрузился в беспокойный, полный кошмаров и мрачных видений сон, из которого меня пробудил Говард незадолго до того, как начало смеркаться.

Потом Говард отвел меня в библиотеку и представил маленькому, рано поседевшему человеку по имени Лэнгли — профессору здешнего университета в какой-то области науки, название которой я 4 не понял, да меня это и не интересовало.

Несмотря на свою угрюмую внешность, Лэнгли оказался милым старичком, который, не обращая внимания на мою немногословную манеру общения, заставил меня сесть возле камина.

Какое-то время мы вели светскую беседу, иначе вежливую игру в вопросы и ответы, которой мы мучили друг друга, пожалуй, и не назовешь.

Наконец — мне показалось, что уже прошла вечность, — Говард нарочито громко откашлялся. Он наклонился немного вперед в массивном кресле, в котором сидел, и перешел к делу.

— Ты не терял времени, Роберт, — сказал он. — Мы с Лэнгли не рассчитывали увидеть тебя здесь до конца месяца.

— Мне удалось сесть на быстрый корабль, — ответил я. — И я сразу отправился в путь, как только получил твое письмо. Мне показалось, что дело срочное.

— Так оно и есть, — голос Говарда звучал озабоченно. — Я бы не стал настаивать на этой долгой поездке, если бы дело не было таким важным.

— О чем идет речь? — спросил я напрямик. — О ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ?

Казалось, Лэнгли удивился, но только на миг.

— Значит, вы знаете, в чем дело, — сказал он. — Это немного облегчает мою задачу.

— Я уже получил первое представление, — ответил я саркастически. — Сегодня утром в вашем гостеприимном городе, профессор.

В его глазах появилось вопросительное выражение. Очевидно, Говард еще не рассказал ему о моих приключениях, поэтому это сделал я.

Лэнгли слушал молча, не перебивая меня ни разу, но выражение озабоченности на его лице становилось все сильнее.

Когда я закончил свой рассказ, он сидел, сжавшись на своем кресле и побледнев как полотно. На лбу у него блестели капли пота. Его руки дрожали.

— Значит, это зашло уже так далеко, — пробормотал он.

— Далеко зашло что? — спросил я, сделав ударение на последнем слове. — У меня такое чувство, что вы что-то от меня скрываете, профессор.

Говард поднял голову, плотно сжал губы и некоторое время нервно теребил манжеты своего пиджака, прежде чем ответить.

— Ты помнишь тот день, когда мы в последний раз… видели Родерика? — спросил он. В его глазах мелькнул предостерегающий огонек. Значит, Лэнг-ли ничего не знал о моей последней жуткой встрече на берегу реки, и, похоже, Говард, как и я, считал, что лучше оставить все как есть.

Я кивнул.

— Ты помнишь тринадцать ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ, которые добрались до нас по пространственному туннелю? — продолжал Говард. — Не все, а лишь часть их, достаточно мощная, чтобы распахнуть ворота времени и возродиться в былом величии. Мы все… надеялись, что им понадобится много времени, чтобы освоиться в этом мире, но боюсь, отпущенный нам срок оказался короче, чем я думал.

— Но сегодня утром это был не один из ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ, — возразил я.

— Разумеется, нет, — сказал Лэнгли. — Если бы дело обстояло именно так, то вы сейчас уже были бы мертвы, молодой человек. Вам встретилось одно из их творений. И не первое, о котором мы слышим.

Внезапно его голос зазвучал взволнованно:

— Роберт! Причиной, по которой Говард вызвал вас сюда, является появление этих существ. В последние месяцы до нас постоянно доходят странные сообщения, слухи и истории, в которые никто особенно и не верит.

Он резко рассмеялся.

— Было бы лучше, если бы люди в это поверили, Роберт. Сейчас они появляются все чаще.

— Они?

— ВЕЛИКИЕ ДРЕВНИЕ или их творения, — нетерпеливо сказал Говард. — А самое тревожное заключается в том, что они постоянно появляются в окрестностях Аркхема. И с каждым разом приближаются все ближе и ближе.

— А почему это кажется вам более тревожным, чем их появление где-нибудь в далекой Индии? — спросил я.

— Аркхем — это не какое-нибудь обычное место, — серьезно ответил Говард. — Произошло… несколько странных случаев с некой Алиной Биллингстон, которая жила сто лет тому назад в окрестностях Аркхема. Дело так и не удалось прояснить до конца. Так же внезапно, как они начались, эти… случаи… прекратились.

— Что за случаи? — спросил я. Говард пожал плечами.

— Люди исчезают или странным образом умирают. Слышатся странные звуки, прежде всего ночью и особенно в лесах, а несколько местных жителей утверждали, что наблюдали странные явления на небе. К этому следует добавить еще кое-что. В этой библиотеке, — он показал на книжные полки, окружавшие нас, — вероятно, собрана самая большая в мире коллекция книг и рукописей с информацией о ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ и о культе Стульху. Большая часть этих знаний, Роберт, — добавил он изменившимся голосом, — была собрана твоим отцом. Он был одним из основателей университета Мескатроник. Хотя об этом почти никто не знает.

— Уже в течение шести последних месяцев, Роберт, — продолжил Лэнгли вместо Говарда, — к нам все чаще поступают сообщения о странных явлениях. Кажется, они становятся все активнее, изо дня в день.

— И подходят все ближе, — добавил Говард. Его лицо помрачнело.

— Но я даже не мог предположить, что они уже так близко. В Аркхеме. Всего лишь в нескольких милях отсюда.

Он покачал головой, тяжело вздохнул и посмотрел на меня.

— Профессор Лэнгли, несколько его коллег и я решили что-нибудь предпринять против них. Мы должны узнать, кто эти существа, откуда приходят, какие цели преследуют и где прячутся.

— И какую же роль, — спросил я, — ты приготовил для меня? Роль приманки?

Говард озадаченно уставился на меня, лихорадочно ища подходящие слова, и попытался разрядить напряжение улыбкой. Однако это ему не совсем удалось.

— Тебе нужно еще учиться, — сказал он. — Ты кое-что знаешь о ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ, но существует еще столько информации, которая тебе неизвестна. Я… надеялся, что удастся дать тебе больше времени. Годы, может, даже десятилетия, чтобы дать твоим силам спокойно созреть. Но наши враги не оставят нам столько времени. Я хотел бы, чтобы ты остался здесь и изучил все, что у нас есть о ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ. Лэнгли и я будем тебе помогать в этом.

— Ах, вот в чем дело, — тихо сказал я. Мой голос дрожал. — Вам… не нужен я. Вам нужно лишь мое магическое наследие. Силы, которые передал мне мой отец. Вы хотите…

Говард хотел что-то сказать, но на этот раз Лэнгли опередил его. Он взглянул на меня с каким-то странным выражением на лице.

— Ваши чувства делают вам честь, Роберт, — сказал он. — Я был бы разочарован, если бы вы реагировали иначе. Десятки лет тому назад, но я помню этот день, как будто это произошло вчера, на этом самом стуле сидел ваш отец и кричал на меня. Видимо, вы сделали бы то же самое, если бы были с Говардом наедине.

Я озадаченно смотрел то на него, то на Говарда, и Лэнгли продолжил, едва заметно улыбнувшись:

— Думаете, вы первый, кто переживает нечто подобное, мой мальчик? Ваш отец реагировал точно так же, когда Говард и я объяснили ему правду. О, он был старше, чем вы сейчас, и намного сильнее, но его гнев был таким же горячим как и ваш.

— Если вы полагаете, что я стану таким, как он, — перебил я его вне себя от гнева, — то вы глубоко ошибаетесь, профессор. Даже через тысячу лет я не стану таким!

— А от тебя этого и не требуется, мой мальчик, — мягко сказал Лэнгли. — Ты здесь потому, чтобы не потребовалось делать из тебя второго Родерика Андару. У твоего отца не оставалось другого выбора. Это оказалось предначертано самой судьбой, которая не знает слов пощады, и он заплатил за это страшную цену. Говард и я не хотим, чтобы с тобой когда-нибудь случилось то же самое, Роберт. Мы твои друзья, верь мне.

Его слова вызвали странный отклик в моей душе. Я был разгневан, но одновременно и чувствовал себя таким беспомощным и сбитым с толку, как никогда в жизни. Я просто не знал, что и подумать.

— Может быть, будет лучше, если мы тебя сейчас оставим на некоторое время одного, — сказал Лэнгли, вставая. — Я думаю, тебе о многом надо подумать.

Я даже не заметил, как они с Говардом покинули библиотеку.

Он не знал, сколько прошло времени. Он также не знал, как попал сюда и где находится. Когда он открыл глаза, то обнаружил, что лежит на свежезастеленной кровати в маленькой пыльной комнате, освещенной лишь узкими полосками мерцающего лунного света, который проникал сквозь ставни.

Шэннон заморгал глазами, осторожно приподнялся на локтях и внимательно осмотрелся. В его голове мелькали обрывки воспоминаний, и он был не в состоянии сказать, что из них правда, а что приснилось в кошмарном сне, превратившим его пробуждение в настоящую муку.

Он вместе с Джеффом сел в шлюпку, они отчалили от берега и потом…

Река словно сошла с ума и попыталась поглотить его. Шэннон смутно вспомнил фигуру, которая появилась на другом берегу, вспомнил воздействие страшных магических сил. Еще ему показалось, что он видел кипящую воду и засасывающие водовороты, пытавшиеся утащить его в бездонную глубину и утопить, потом Джеффа, который появился в самый последний момент и спас его.

Шэннон почти потерял сознание, когда они достигли берега. Потом снова появился этот незнакомец, и Джефф что-то сделал, говорил с ним или боролся, этого Шэннон не мог сказать точно…

Молодой колдун застонал как от удара, когда его сознание полностью прояснилось, и он понял, что произошло.

Он нашел человека, на поиски которого и был послан сюда, Роберта Крейвена, человека с белой прядью в волосах, “наследника магической силы”, как назвал его Мастер.

И он почувствовал эту силу на себе!

Шэннон понял, что все они недооценили силы колдуна. Это был не незнающий глупец, лишь начавший открывать в себе магические силы, а всесильный, обладающий всеми знаниями чародей, силы которого во много раз превосходили его собственные.

Если бы не Джефф, он, Шэннон, давно был бы мертв.

Шэннон отогнал от себя эту мысль, сел на кровати и отбросил одеяло в сторону. Он лежал обнаженным, но его одежда, аккуратно собранная, покоилась на полу рядом с его кроватью. Наклонившись к ней, Шэннон убедился, что она уже снова высохла. Видимо, он очень долго лежал без сознания.

Он быстро оделся. Дверь оказалась заперта, но Шэннону потребовалось менее полминуты, чтобы открыть замок и выйти в коридор.

Окружавшая обстановка показалась ему странной. Его комната была похожа на чулан, полный пыли и паутины, но коридор, в который он вышел, скорее соответствовал бы какому-нибудь замку. Потолок был высокий и сводчатый, повсюду висели картины и гербы, а на полу лежали дорогие ковры.

Где-то в глубине здания пробили часы. Сильный, низкий звук гонга прозвучал десять, одиннадцать и, наконец, двенадцать раз и затем стих с вибрирующим эхом.

И в тот же самый момент Шэннон почувствовал чужое воздействие.

Это было так же, как утром, только сильнее, значительно сильнее. Ему показалось, что воздух внезапно наполнился неприятным запахом и что-то случилось со светом.

Шэннон замер, поднял руку и на долю секунды закрыл глаза.

Когда он их снова открыл, то увидел линии. Пульсирующие линии, натянутые по всему коридору, словно огромная паутина.

В конце этих линий что-то шевелилось. Какая-то фигура.

Худая, светлая и мерцающая, как мираж.

А потом он услышал крик. Пронзительный, невероятно ужасный крик, который страшным образом разорвал царившую в доме тишину.

Шэннон со всех ног бросился прочь.

Видимо, я просидел перед камином несколько часов, уставясь невидящим взором в пустоту, так как, когда я очнулся от своего похожего на транс состояния, у меня от напряжения болели все мышцы, а глаза горели.

Я снова был не один.

Говард опять вернулся в библиотеку. Беззвучно открыв дверь, он остался стоять на пороге. Я спросил себя, сколько времени он вот так стоял здесь и наблюдал за мной.

— Ты в порядке? — спросил он, уловив мой взгляд.

Я кивнул, встал и сделал шаг в его сторону, но потом снова остановился.

— Все… снова в норме, — сказал я. — Боюсь, я наговорил довольно много глупостей. Мне очень жаль.

— Не стоит извиняться, — сказал Говард, и это прозвучало искренне. — В этом, видимо, есть и моя вина. Мне следовало тебя предупредить в своем письме. Но когда я его отправлял, все выглядело не так уж и плохо.

— Ты думаешь, они нападут на нас? — тихо спросил я. — Здесь?

Говард пожал плечами, сдвинулся со своего места перед дверью и подошел ближе. Я увидел, что в руках он держал трость, как будто собрался на прогулку.

— Не знаю, что и думать, — признался он. — Наши противники думают и планируют свои действия не как люди. Но что-то произойдет, это я чувствую. И наверняка ничего хорошего.

Говард вздохнул и протянул мне трость.

— Вообще-то я пришел только для того, чтобы отдать тебе вот это, — сказал он. — Я собирался отдать тебе ее уже при нашей встрече, но…

Он замолчал и смущенно улыбнулся. Я взял трость из его рук и с любопытством осмотрел ее.

Это был превосходный экземпляр: необычно длинная трость, изготовленная из неизвестного мне черного дерева, а ее набалдашник, на вид чуть великоватый, сверкнул, как таинственный кристалл, когда я поднес его к огню.

Внутри кристалла находился какой-то темный, плохо различимый предмет. Возможно, просто какая-то тень.

— Поверни его налево, — сказал Говард.

Я повернул. Блестящий кристалл набалдашника вращался с легким сопротивлением, потом что-то щелкнуло, и из черного дерева выскользнул клинок острой как бритва шпаги. Восхищенный увиденным, я полностью вынул его и повернул. Оружие оказалось очень легким, даже по этому чувствовалось, какой крепкой была выглядевшая столь хрупко сталь. Казалось, клинок так отточен, что мог бы разрезать волос.

— Она принадлежала твоему отцу, — сказал Говард. — Я взял ее на хранение, когда он поехал в Нью-Йорк, чтобы найти тебя. Я… должен был дать ему обещание хорошенько следить за ней, пока он не вернется. Но, полагаю, он бы не возражал, против того, что ты ее получишь.

В его голосе прозвучали странные нотки, когда он произносил последние слова. Я вставил клинок назад в деревянные ножны, положил трость на стол и поднял голову.

— Мне очень жаль, что я наговорил тут много всякой чепухи, Говард, — сказал я еще раз. — Если бы я мог, я попросил бы у него прощения.

Говард улыбнулся.

— Он это знает, Роберт, — сказал он. — Он знал это еще до того, как ты появился здесь. Попытайся помочь нам в нашей борьбе, если хочешь действовать в его духе.

— Но я же не могу, Говард, — сказал я с мукой в голосе. Почему он меня не понял? Пойми же ты! — продолжал я почти умоляюще. — Я пытался, Говард. За последний год я узнал о магии и оккультизме больше, чем другие за всю свою жизнь. Я пытался привыкнуть к силе, которую я унаследовал, но не смог. Да и не хочу. Я не хочу жить всю жизнь с сознанием того, что людям, которых я встречаю, я приношу лишь горе и смерть!

Где-то в доме начали бить часы, медленно и монотонно, и их глухое звучание, казалось, зловещим образом оттеняло мои слова.

— Но ведь это не так, — мягко возразил Говард. — Ведь это в твоей власти, что ты сделаешь со своим наследием.

Бой часов прекратился, как бы подтверждая его слова.

— А если я недостаточно стоек? — спросил я. — Если я не справлюсь и поддамся соблазну власти, как другие, которые убили моего отца?

Говард хотел ответить, но не успел. Где-то под нами часы пробили последний, двенадцатый раз.

И произошло нечто жуткое.

Свет замигал. Сильный, ледяной ветер ворвался в комнату, выбил искры из камина и потушил одну из трех газовых ламп, освещавших библиотеку. И одновременно свечение двух других ламп окрасилось в зеленый свет.

— О боже! — воскликнул Говард. — Что это такое?

Комната внезапно наполнилась ужасной вонью. Нечто темное, бестелесно кружащееся, казалось, появилось из ничего над столом, и голос Говарда потонул в зловещем шипении.

Жуткое зеленое свечение усилилось, и вдруг в центре стола заплясало пятно — бледное, бесформенное, как прозрачный туман. Говард вскрикнул и отпрянул назад. Его рука потянулась к трости, но он промахнулся и сбросил ее со стола. В отчаянии он нагнулся и попытался поймать ее.

Но я этого почти что не видел, а продолжал смотреть на пляшущее таинственное нечто, клубившееся над столом. Внезапно стало холодно, невыносимо холодно, и на меня пахнуло затхлым смрадом, как из могилы.

Потом туман сжался, мгновенно превратился в двухметровую белую колонну… и приобрел черты человеческой фигуры!

У меня по спине побежали мурашки, когда я узнал лицо.

— Присцилла! — сдавленным голосом воскликнул я. Весь дрожа, я стоял, кричал не помня себя и изо всех сил пытался не сойти с ума, не отрывая взгляда от мерцающей, полупрозрачной фигуры девушки.

Присцилла — моя Присцилла! Девушка, которую я любил и которой меня лишила жестокая судьба. Присцилла сошла с ума — во всяком случае, так считали врачи, — и находилась далеко, далеко отсюда, в одном из санаториев Англии. И вот… она здесь!

Фигура подняла невесомые руки. Ее черные волосы до плеч развивались словно от порывов ветра, а потом с ее губ слетели слова, полные бесконечно глубокого страдания.

— Роберт! — простонала она. — Помоги… мне… помоги же мне… Они… идут. Они хотят мою… душу… Пожалуйста, помогите! Помогите мне.

Потом произошло нечто ужасное.

Под фигурой, где-то внутри массивной крышки стола, появился бесформенный ком сверкающих предметов, которые переворачивались, дергались и дрожали. Из него, как блестящая змея, вырвалось черное щупальце, покрытое слизью, проникло в туманную фигуру девушки и разорвало ее в клочья, так быстро и внезапно, как порыв ветра разрывает утренний туман.

На долю секунды мне показалось, что я слышу крик, такой наполненный ужасом и страхом крик, который мне не приходилось слышать никогда в жизни. Туманная фигура и черный ком в крышке стола исчезли, и внезапно свет снова стал обычным.

Но только на мгновение.

Потому что зеленое свечение вернулось снова, а от ужасной вони у меня буквально перехватило дыхание.

И над крышкой стола во второй раз появилась мерцающая туманная фигура.

Но она изменилась!

Ее тело странным образом скрючилось, сморщилось и усохло, и теперь напоминало скорее карикатуру на человеческое существо. Только что бывшая белоснежной шелковая ночная рубашка покрылась черными пятнами, а волосы забрызгали кровь и грязь.

С криком я отпрянул назад, потерял равновесие и споткнулся о стул.

Но я даже не почувствовал боли. Мой взгляд был прикован к мерзкой карикатуре на мою возлюбленную, к этому страшному, безобразному порождению мрака, в которое превратился ее светлый образ. И который продолжал изменяться…

Изменилось ее лицо.

Казалось, невидимая рука схватила его, смяла черты, ужасным образом сместила их и вылепила новое лицо, как будто это был мягкий воск.

Из нежного, мальчишеского лицо моей Присциллы получилась отвратительная маска. Внезапно ее кожа побледнела и стала рыхлой, как тесто, глаза потемнели и провалились в глазницы, из которых на меня смотрело безумие. Растянутые в гримасе разорванные губы показались хищной пастью.

Туманная фигура медленно повернулась, отделилась от мерцающего ореола, окружавшего ее, и продолжала приобретать человеческую плоть. Ее руки поднялись, и я увидел, как на них появились когти хищного зверя.

Медленным, странно невесомым движением фигура отделилась от стола, на секунду замерла и потом двинулась ко мне.

— Спаси меня, Роберт, — захихикала она. — Так спаси же меня. Ты должен мне помочь!

В моей душе что-то лопнуло. Я знал, что тварь передо мной была не Присциллой, а лишь миражом, созданным с одной только целью мучить меня и издеваться надо мной, используя карикатуру на единственного человека, которого я когда-либо любил. Но ее вид парализовал меня.

Я начал спиной отступать от приближавшегося призрака. Бестия хихикнула, изобразила на своей роже издевательскую ухмылку и игриво махнула в мою сторону своими когтями.

— Роберт! — закричал Говард. — Это не Присцилла! Это Шоггот! Защищайся.

Он тут же вскочил, выхватил шпагу из ножен и приготовился нанести удар.

Но монстр оказался быстрее. Он молниеносно повернулся и ударил нападавшего своими страшными когтями. Говард попытался уклониться от удара, но это не совсем удалось ему. Тигриная лапа монстра почти нежно коснулась его груди.

Говард вскрикнул, словно его поразила молния. Он отшатнулся назад, ударился о полку с книгами и вместе с ней упал на пол. За мгновение до того, как он скрылся под упавшими на него книгами, я заметил, что белая рубашка на его груди покраснела от крови.

Монстр медленно повернулся ко мне.

— Ты мертвец, Роберт Крейвен! — издевался он, приближаясь ко мне. — Ты умрешь. Так же, как и все остальные. Мы заполучим тебя!

Его лапа дернулась вперед, разорвала мой сюртук и оставила кровавые царапины на моем плече. Боль вернула меня к действительности.

Внезапно с болезненной ясностью я понял, что мне предстоит умереть. Тварь, стоявшая передо мной, была не миражом, не тенью, это — Шоггот, монстр, созданный лишь с единственной целью — убивать.

Убивать меня.

Чудовище злобно захихикало, словно прочитало мои мысли. Возможно, так оно и было.

— Ты умрешь, Роберт! — прошипел урод. — Ты уже мертв! Ты просто этого еще не заметил.

В то же самое мгновение снаружи в коридоре раздался крик. Дверь от сильного удара распахнулась, и в проеме показалась стройная фигура.

Шэннон!

Шоггот среагировал со сверхъестественной быстротой. С яростным шипением он резко повернулся, поднял руки вверх и послал в юного мага молнию.

Ослепленный, я закрыл глаза, но яркий свет проник сквозь мои веки, и я увидел в необычном черно-белом изображении, что же произошло дальше.

Молния полетела в Шэннона, но не попала в него. Казалось, что фигура юного чародея окуталась в мантию из ярких искр. Его волосы светились, а пол перед его ногами задымился.

А потом Шэннон нанес ответный удар.

Я не смог разобрать, что именно он сделал. Это была не молния, как у Шоггота, не внезапная вспышка магической энергии, а нечто незримое, что, как бестелесная тень, мелькнуло в комнате и окутало тело чудовища, заставив порождение мрака податься назад.

Внезапно раздались жалобные крики злобного существа.

Оно закачалось, упало на колени и снова попыталось встать.

— Джефф! — крикнул Шэннон. — Камень! Твоя Соггот-заезда! Быстрее!

Наконец до меня дошло, что имел в виду Шэннон. Моя рука скользнула вниз в карман сюртука… и ничего не нашла.

От страха меня бросило в дрожь. Камень исчез. Я переоделся после того, как мы пришли в университет, а Соггот-звезда осталась в кармане другого сюртука, в моей комнате, а значит, вне досягаемости!

Монстр-Присцилла со злобным шипением выпрямился. Его взгляд перебегал с Шэннона на меня и обратно, но, видимо, инстинктивно он почувствовал в юном чародее более опасного соперника.

Чудовище снова вскинуло руки, и опять из его когтей вырвалась ослепительная молния.

На этот раз Шэннон покачнулся под ударом магической энергии. Голубые, тонкие как волос молнии вырывались из невидимой мантии, которая защищала его тело.

Шэннон шаг за шагом отступал назад. На его лице застыло напряженное выражение крайней сосредоточенности, и я видел, как его губы беззвучно шептали слова, когда он готовился к отражению следующего удара магических сил бестии.

И это промедление чуть не стоило ему жизни.

Шоггот наконец понял, что перед ним противник, магические силы которого не уступают его собственным, а может, и превосходят их.

Но он все еще оставался тварью, физическая сила которой не уступала силе гигантского чудовища.

С громким криком он бросился вперед, наскочил на Шэннона и сомкнул свои когти вокруг его тела, как бы заключив в объятия. Крик Шэннона превратился в стон, когда железные объятия лишили его возможности дышать.

Не думая об опасности, в которой я находился, я бросился вперед и попытался отвернуть назад голову монстра.

Шоггот взревел, словно раненый лев, напряг спину и сбросил меня, как надоедливое насекомое.

Отброшенный толчком назад, я ударился о стол, упал на колени и почувствовал что-то твердое подо мной. Я опустил руку и нащупал шпагу.

Единоборство уже почти закончилось, когда я поднялся на ноги и, шатаясь, устремился к Шэн-нону и Шогготу. Юный чародей уже почти не защищался. Его глаза померкли, а там, где к нему прикасались лапы чудовища, кожа казалась обожженной или разъеденной кислотой. Широко раскрытая пасть монстра приближалась к горлу молодого колдуна.

Я поднял шпагу, заставил свои мышцы еще раз напрячься — и изо всех сил метнул свое оружие, словно копье, в Шоггота!

Мне показалось, что тонкое лезвие превратилось в молнию. Шпага полетела вперед, как будто живое существо. Вонзившись в грудь монстра с силой, в десятки раз превышавшей мощь моего броска, она отбросила его назад.

Шоггот взревел.

Его когти неверным, лихорадочным движением ухватились за кристаллический набалдашник шпаги и тут же отдернулись, будто прикоснулись к раскаленному добела железу, и начали растворяться.

Я не в первый раз наблюдал смерть Шоггота, но от этого зрелище не стало менее жутким. Казалось, что внезапно иссякли огромные силы, удерживавшие протоплазму в клетках. Тело монстра растеклось, превратилось в серую, кипящую слизь, которая стремительно таяла.

Все заняло менее тридцати секунд. Казалось, что шпага внезапно потеряла опору и со звоном упала в лужу серо-зеленой, кипящей кислоты, которая с шипением въедалась в пол и при этом все больше и больше теряла в объеме.

Тяжело дыша, я повернулся, быстро убедился в том, что Шэннон жив, и поспешил к Говарду.

Он начал шевелиться, когда я вытащил его из-под кучи бумаг и сломанных полок. Я осторожно прислонил его спиной к стене и ощупал рану у него на груди.

Она оказалась менее опасной, чем я подумал в первый момент. Очень глубокая и болезненная, но не угрожающая жизни.

— Все в порядке? — тихо спросил я.

Говард простонал, поднял руку ко лбу и вдруг тихонько засмеялся.

— Конечно, — пробормотал он. — Конечно, все в порядке, ты шутник. — Он оттолкнул мою руку в сторону, встал и некоторое время стоял неподвижно, как будто был не уверен, что у него хватит сил идти самостоятельно. Потом, ссутулившись, двинулся к Шэннону и опустился рядом с ним на колени.

Его пальцы дрожали, когда он переворачивал неподвижное тело Шэннона и расстегивал его рубашку.

— Что ты делаешь? — удивленно спросил я.

Говард ничего не ответил, а начал сантиметр за сантиметром ощупывать обнаженный торс Шэннона Сначала я подумал, что он ищет раны, но быстро понял, что это не так Говард искал что-то другое. Что-то совершенно конкретное.

— Черт побери, что ты делаешь? — спросил я.

Говард поднял голову, недовольно нахмурил лоб и, как бы прося его не беспокоить, отмахнулся. Он тщательно осмотрел грудь Шэннона, руки, шею и даже спустил с него брюки, чтобы осмотреть бедра.

Наконец он опустил тело Шэннона, встал и принялся затаптывать небольшие язычки пламени, то и дело вспыхивавшие во многих местах комнаты.

Шэннон очнулся, когда мы отнесли его назад в его каморку и наспех обработали ему рану. Как и у Говарда, ранение Шэннона было неопасным, но очень глубоким, а его лоб пылал от лихорадки.

Но когда он открыл глаза и посмотрел на меня, его взгляд был ясен.

— Теперь… ты во второй раз спас мне жизнь, Джефф, — пробормотал он. — Думаю, я… теперь твой должник.

— Ерунда, — возразил я. — если серьезно, то мы квиты. Сегодня утром ты спас мне жизнь.

Шэннон покачал головой. Движение было слабым, но очень решительным.

— Я знаю… знаю, что произошло, — тихо прошептал он. — В… реке. Ты… победил колдуна. Он… он преследовал меня, Джефф. Он хотел меня… убить.

— Он? — вмешался Говард, прежде чем я успел ответить. — Кто он, Шэннон?

Шэннон молчал. Казалось, что он только сейчас заметил присутствие Говарда.

— Ты можешь ему доверять, — быстро сказал я. — Он мой хороший друг.

Шэннон на мгновение задумался. Потом он кивнул.

— Я думаю, я… должен рассказать тебе правду, — пробормотал он. — Этот человек у реки… ты помнишь имя, которое я тебе называл.

— Вашего друга? — поспешно спросил Говард.

— Этого Рэвена?

— Крейвен, — тихо поправил его Шэннон. — Роберт Крейвен. Я… обманул тебя, Джефф. Крейвен мне не друг. Я… здесь, чтобы уничтожить его.

Его слова меня не удивили. Действительно, нет. Я все время подозревал это.

— Уничтожить? — переспросил Говард. Его голос звучал сдавленно, а в глазах горел предостерегающий огонек, когда он посмотрел на меня.

— Он… колдун, — пробормотал Шэннон. Он задрожал. Я почувствовал, что он снова начал терять сознание.

— Остерегайтесь… его, — прошептал он слабеющим голосом. — Мужчина сегодня у реки, Джефф, это… это был Крейвен. Мужчина с белой прядью. Он… знает, что я здесь. Он попытается… убить меня. Остерегайтесь… Роберта Крейвена.

Его голос прервался. Он откинулся назад, закрыл глаза и мгновенно погрузился в сон.

Прошло довольно много времени, прежде чем Говард нарушил гнетущую тишину, воцарившуюся в маленькой комнате.

Он вздохнул, устало выпрямился и странно посмотрел на меня.

— Он принимает твоего отца за тебя… а тебя за своего друга, — тихо сказал он таким тоном, от которого у меня мороз пробежал по спине. — Мне кажется, у тебя возникла проблема, Роберт.