Ледяной остров (в сокращении)

Когда шофер стал разворачиваться, Алексей Петрович остановил его.

- Нет! В Белые камни!

Женя вопросительно посмотрел на Байрамова. Тот кивнул головой.

* * *

Преодолевая слабость и тошноту, Трофимов в сопровождении Байрамова вошел в кабинет Гасан-Нури. У дивана в напряженной тишине стояли люди. Они следили за каждым движением доктора, склонившегося над неподвижной Ольгой. Голова ее была забинтована. Красным маком алело пятно на повязке. Бескровное лицо осунулось, бледные губы плотно сжаты, глаза закрыты.

Спазма перехватила Трофимову горло.

- Да, положение серьезное,- врач выпрямился, посмотрел на Гасан-Нури.Нужен полный покой.

"Жива!"-мелькнула радостная мысль у Трофимова.

В стороне, у окна, в окружении нескольких человек стоял рабочий в спецовке и негромко, но возбужденно что-то рассказывал. Трофимов прислушался.

- ...Я уже говорил, что в девятой скважине неожиданно отказал холодильник. Пришлось позвать Ольгу Петровну. Она приказала поднять аппарат. Мы подняли. Ольга Петровна отвинтила верхнюю крышку и вынула из аппарата стеклянный баллон. Ампулой она его назвала. Так вот эта ампула оказалась разбитой и пустой - наверное, когда спускали, то ударили обо что-нибудь и жидкость вытекла. Ольга Петровна сказала, чтобы я сходил за другой ампулой. Я было пошел, но она меня остановила и сказала, что сходит сама. Мне надо бы пойти с ней, а я вот остался,-как бы оправдывался рабочий.-Прошли минут десять, а она не возвращалась. Тогда я решил узнать, в чем дело. Не успел пройти и ста метров, как увидел бегущего навстречу мальчика. "Дяденька, скорей сюда!"-закричал он, и я побежал за ним. На тропинке у семнадцатой скважины возле кустов я увидел Ольгу Петровну. Она лежала лицом вниз. Тут я встретил вот его,- рабочий указал на товарища,- и мы вдвоем принесли ее сюда.

Зазвонил телефон. Гасан-Нури снял трубку:

- Алло! Где вода? Много? Так. Ладно, примем меры. Продолжайте наблюдать.

- Ну, вот что, товарищи,- обратился Гасан-Нури к рабочим.- Получите сейчас на складе запасную ампулу и немедленно приступайте к спуску аппарата в девятую скважину, а то ледяная пробка совсем растает и вода зальет промысел. В соседних скважинах снова появилась вода, правда, пока еще немного.

- Надо уменьшить давление в нагнетательных скважинах,- сказал Трофимов.

Все обернулись на его голос.

- Алексей Петрович, вы откуда? Что с вами?-спросил Гасан-Нури.

- Так, пустяки,- уклончиво ответил Трофимов.

Прибыла санитарная машина. Кириллову отправили в Приморск.

В комнате воцарилась тишина. Все подавленно молчали.

За окнами сквозь шум дождя послышался сигнал подъезжающей машины, и вскоре в комнату вошли капитан государственной безопасности Винокуров и лейтенант Мамедов.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Доктор сделал Трофимову новую повязку. Ранение оказалось неопасным. Кожа на голове была разрезана ветровым стеклом. От потери крови, отравления выхлопными газами и парами бензина у Алексея Петровича темнело в глазах.

- Это ваша машина осталась на шоссе?-спросил Трофимова капитан Винокуров.

- Да. Потерпел аварию. Не случись такой беды, не было бы и этого несчастья с Кирилловой.

Винокуров насторожился.

- Вы как себя чувствуете, Алексей Петрович? Могу я с вами сейчас поговорить?

- Конечно.

Пройдя в соседнюю комнату, Трофимов рассказал кaпитaну о своих ночных приключениях.

- ...И вот, до машины, за которой я гнался, осталось не более двухсот метров. Тут меня бросило в сторону... Очнулся я, когда Байрамов со своим шофером уже перевязывали мне. голову,- закончил Алексей Петрович.

- Причиной аварии был прокол обеих левых шин. Прокол исключительный в своем роде. Товарищ лейтенант,- обратился капитан к Мамедову,- принесите ту цепочку, что мы подобрали. При такой скорости и при таком положении нельзя было тормозить. Вот какую игрушку подбросили вам эти господа,- капитан протянул странного вида металлическую цепь, звенья которой с одной стороны имели острые шипы. Каждое звено этой цепи было похоже на ваньку-встаньку: как ее ни бросай, шипы всегда будут торчать вверх.

- Алексей Петрович,- продолжал капитан после паузы,- вам известно, что в руки врагов попала часть холодильного аппарата?

- Да. Ампула.

- Это очень серьезно?

Трофимов понял вопрос.

- Нет, не в ней секрет.

- Часы вашей машины шли правильно?

- Часы точные.

- Так. Остановились они в одиннадцать часов двадцать минут. Значит, в это время вы потерпели аварию.

- Да, примерно,-Алексей Петрович поморщился от боли.

- Странно, очень странно,- вслух подумал Винокуров.

И, обратившись к Трофимову, добавил:

- Вас нашли в половине первого. Неужели за час с лишним по шоссе не проследовала ни одна машина?

- Товарищ капитан,-вмешался Байрамов,-шоссе было закрыто. Ремонт. Меняли настил моста у Зеленого мыса.

- Ну, это - другое дело. Товарищ лейтенант, уточните когда закрыли шоссе, и попытайтесь узнать, какие машины прошли через Белые камни со стороны Приморска между двадцатью тремя часами двадцатью минутами и двадцатью тремя часами тридцатью минутами и куда они направились. Да попросите сюда Гасан-Нури.

Лейтенант, взяв под козырек, вышел.

-Ну, спасибо, Алексей Петрович. Вы сообщили очень важные сведения. Не буду вас задерживать. Желаю быстрого выздоровления!

Директор промысла Гасан-Нури и рабочие сообщили немногое. Мальчика, который привел рабочего на место покушения, никто не знал. В темноте рабочий даже не рассмотрел его как следует;

- Ничего,-сказал капитан,-утром мы его найдем. Может быть, он знает больше.

Вошел Мамедов.

- Ну?

- Товацищ капитан, шоссе закрывалось всего на час. Машинист ремонтного комбайна сообщил, что перед сменой моста у Зеленого мыса в сторону Белых камней проследовали две автомашины-тяжелый самосвал и лимузин с двойными фарами. Точное время он не помнит. Говорит, что в начале двенадцатого. Дежурный милиционер в Белых камнях также утверждает, что в половине двенадцатою видел машину с двойными фарами. Она прошла через поселок с большой скоростью в направлении Светлых озер. Он говорил, что днем обязательно задержал бы ее за недозволенную скорость в населенном пункте, но ночью не сделал этого, потому что улица была пуста. Номер машины двадцать пять -двадцать. Это консульская машина. Десять минут назад она вернулась в Приморск.

- Понятно,-протянул капитан. - В город она не могла вернуться по Приморскому шоссе. Единственный ее путь лежал Через Светлые озера и горное щоссе. Выходит, что за час машина покрыла расстояние около семидесяти километров. Вряд ли она где-нибудь задерживалась надолго... Сколько человек было в машине, не удалось установить?- прервал капитан свои размышления.

- Милиционер заметил только водителя.

-Странная прогулка.

В это время дверь комнаты отворилась, и на пороге неожиданно появился мальчик лет двенадцати. Очевидно, он быстро бежал: дыхание было частым и неровным. Вода стекала с его одежды.

- Ты к кому? - спросил Мамедов.

- К нам, к нам,-улыбнулся Винокуров.

- Можно, товарищ капитан? У меня очень важное дело,-еще не отдышавшись, сказал мальчик, подходя к столу. -Здравствуйте!

- Здравствуй! Как тебя звать?

- Горохов Ленька. Леонид Константинович.

- Ну садись, Леонид Константинович,-улыбнулся капитан.- Рассказывай!

- Я постою, а то еще мебель испачкаю.

- Ничего, высохнет.

Мальчик примостился на кончике стула.

- Так вот, значит, у нас сегодня был пионерский костер. Но не в этом дело. Когда сбор кончился, мы пошли домой.

А в отряде у нас девчонки, они, известное дело, трусихи. Ну вот, когда мы уже расходились по домам, я и говорю Юрке Волкову: "давай напугаем девчонок". Вы, конечно, скажете, что это нехорошо. Но пусть они в другой раз не будут трусихами! Юрка говорит: "Давай". Забежали мы вперед и спрятались в кустах. Ждем. Вдруг слышим: через эти самые кусты кто-то продирается. Совсем близко к нам подошел, даже слышно, как дышит, а только темно, ничего не видно. Потом он постоял и дальше отошел. А нам интересно узнать, что это он в кустах прячется. Мы притаились и ждем. Тут на тропинке появилась тетенька. Как только она прошла тот куст, за которым спрятался человек, он ее чем-то сзади ударил. Она вскрикнула и упала. Тогда он нагнулся, а потом побежал. Чуть на меня не наступил. Мы с Юркой сначала очень испугались. Он говорит: "Бежим скорей, Ленька, отсюда". А я говорю: "Нет. Ты беги туда, к скважине, там люди есть, скажи им, а я побегу туда,-ну, за ним, значит". Пока я Юрке это говорил, человек скрылся. Я побежал вдоль кустов и опять его увидел. Он бежит и все по сторонам оглядывается. А я за ним, стараюсь не потерять его из виду. Он добежал до виноградников и пошел шагом. Потом перелез через забор. И я за ним- через дыру,- там доска одна оторвана. Так шел я за ним до самого крайнего дома поселка. Я думал, он на дорогу выйдет, а он в огород перепрыгнул и скрылся за домом. Я тоже в огород. Только смотрю - его уже нет. А дальше за домом чистое поле, и его там тоже не видно, да и темно было. Посмотрел я на дом и вижу, как окно закрывается. Это он, наверное, в окно долез. Света в окнах не было, но мне послышалось, как будто .кто-то разговаривает. Решил я подождать,-думаю, может, обратно вылезет. Но уже поздно было. Долго я сидел, ждал, ждал и не заметил, как уснул. Это мама все. Приучила спать ложиться в половине десятого. Вот и уснул. Проснулся я от дождя. Так и не узнал, кто это был...

- А кто в доме живет, ты знаешь?

- Знаю. Инженер Плужников... Ох, от мамы мне теперь попадет. Она у меня, знаете, какая строгая. Наверное, ищет,- и мальчик виновато опустил голову.

- А отец где работает?

- Нет у меня отца. Умер.

- Дома телефон есть? - капитан снял трубку телефона.-Как зовут маму? спросил он и набрал названный мальчиком номер.

- Только вы, товарищ капитан, скажите маме, что я у вас по делу задержался.

- Алло! Любовь Алексеевна? Вы не волнуйтесь за вашего сына, он у меня. Это я его задержал. Ах, извините. Моя фамилия Винокуров, капитан Винокуров. Но это неважно. Да ничего не натворил. Сделал очень хорошее дело. Таким сыном гордиться надо. Я сейчас его вам доставлю целым и невредимым. Будьте здоровы!

- Товарищ капитан, а тетю он убил? - мальчик тревожно посмотрел в глаза Винокурову.

- Жива, жива наша Ольга Петровна. Товарищ лейтенант, доставите Леонида Константиновича домой и сдайте его на руки матери. Ну, Леня, вот тебе от меня,-Винокуров снял часы и вложил их в руку растерявшегося мальчика.

...В два часа ночи капитан Винокуров стоял у двери квартиры Плужникова, настойчиво нажимая на кнопку звонка. Проходила минута за минутой. Вдруг чуткое ухо капитана уловило осторожные шаги. В боковом окне, как показалось Винокурову, мелькнула тень. Несомненно, человек, подходивший к окну, увидел капитана. Однако дверь по-прежнему никто не открывал.

С другой стороны дома у окон стоял лейтенант Мамедов.

Ему были слышны настойчивые звонки в квартире. Но вот скрипнула рама. Из окна осторожно выглянул человек. Мамедов не успел укрыться, человек заметил его. Рама резко захлопнулась. Стукнул опрокинутый в комнате стул. "Хотел уйти через окно,"-подумал лейтенант. Теперь слышно было, как барабанил в дверь Винокуров. Вдруг внутри дома сверкнула вспышка, хлопнул револьверный выстрел, и что-то тяжелое с глухим стуком упало на пол. "Не капитан ли?"-мелькнуло в уме Мамедова, и, сильно рванув на себя раму, лейтенант с пистолетом в руке прыгнул в окно.

На мгновение темнота ослепила. Но лишь только ноги коснулись пола, Мамедов почти бесшумно отпрянул в сторону, в тень простенка и присел. Почти у самого лица оказался письменный стол. Лейтенант осторожно высунул из-за края стола голову, всматриваясь в темноту и стараясь уловить малейший шорох. Но в доме стояла мертвая тишина. В это время входная дверь под ударами капитана запрещала и грохнулась на пол. В передней вспыхнул свет. Сноп его через открытую дверь осветил комнату.

На полу в луже крови лежал инженер Плужников. Мертвый, он продолжал держать в руке пистолет, словно угрожая кому-то за свой трусливый и позорный конец.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

В одной из квартиp в доме номер четырнадцать по Морской набережной жила тихая женщина лет пятидесяти пяти.

Это была Марфа Ивановна Смирнова. Когда-то семья Смирновых, состоявшая из четырех человек, занимала всю квартиру. Но в войну квартира осиротела. Муж Марфы Ивановны, Федор Максимович, был известным в Приморске мастером бурения. Зимой 1941 года на его буровой произошла авария. Федор Максимович был в конторе. Узнав о случившемся, он бросился к скважине. Чтобы сократить путь, он побежал не по дороге, а по тропинке, со стороны насосного сарая. Второпях поскользнулся на обледенелых досках и с разбегу упал в чан с глинистым раствором. Выкупавшись в холодном растворе, мастер не ушел с буровой, пока авария не была ликвидирована. После этого он заболел воспалением легких и больше не встал. Два сына Марфы Ивановны погибли на фронте.

Горе сильно состарило Марфу Ивановну. Голова стала совершенно белой, а на лицо скорбно легли глубокие морщины.

В одно воскресное утро в ноябре 1945 года к Марфе Ивановне зашел Трофимов со своим фронтовым товарищем Сорокиным. Алексей Петрович, которого Марфа Ивановна знала еще мальчиком, попросил уступить Сорокину одну комнату. Старушка вначале наотрез отказалась вселить к себе жильца, но, узнав из разговора с Трофимовым о трагической судьбе семьи Сорокина, она расчувствовалась и согласилась предоставить ему одну комнату. А через некоторое время она предложила ему две смежные комнаты, а сама поселилась в третьей. Сорокин оказался аккуратным жильцом и не мешал тихой грусти Марфы Ивановны. Он ровно в семь утра появлялся в кухне, ставил на газовую плиту кофе, в половине восьмого завтракал, в восемь чистил костюм и в половине девятого уходил на завод, не забыв перед уходом выкурить папиросу. С такой же точностью распределялись его вечерние часы с неизменным черным кофе в девять часов вечера и прогулкой перед сном.

Лишь иногда Сорокин нарушал обычный распорядок дня, задерживаясь где-то до поздней ночи. Но даже эти нарушения были своего рода системой.

Марфа Ивановна была женщиной чрезвычайно аккуратной во всем, но тем не менее она не придерживалась никакого распорядка дня. После потери мужа и сыновей лаборатория, куда поступила работать Марфа Ивановна, стала ее вторым домом. Она могла пробыть на работе десять-двенадцать часов, не замечая времени. Иногда она подолгу задумывалась, глядя в одну точку.

Не раз Ольга, обходя вечером опустевшие помещения лаборатории, заставала Марфу Ивановну за уборкой или мытьем лабораторной посуды.

-Не жалеете вы себя, Марфа Ивановна!-говорила Кириллова.- Видно, совести у людей нет, если заставляют вас работать вместо себя. Вот я с ними завтра поговорю.

-Что вы, что вы, Ольга Петровна,- заступалась за девушек Марфа Ивановна.-Не ругайте их. Они меня совсем даже и не просили. У девушек билеты в театр, а им надо еще переодеться. Вот я и взялась прибрать за них, мне все равно спешить некуда, меня никто не ждет.

Ольге было жаль старушку, и она старалась, как могла, отвлечь ее от грустных воспоминаний. Марфа Ивановна по-матерински полюбила Ольгу.

В тот день, когда Ольга уехала в Белые камни, Марфа Ивановна допоздна задержалась в лаборатории. Уже давно была вымыта посуда, прибраны столы, а она все не уходила, ожидая чего-то. Потом в дверь на минутку заглянули две лаборантки, вернувшись из Белых камней. От них Марфа Ивановна узнала, что Ольга осталась на промысле и вернется только утром. Сразу легче стало на сердце.

Она поняла, что ее тревога вызвана ожиданием Кирилловой. Быстро собравшись, Марфа Ивановна отправилась домой.

Несмотря на позднее время - было уже около одиннадцати-Сорокина дома не оказалось.

Похлопотав часок в кухне и у себя в комнате, Марфа Ивановна стала готовиться ко сну. Далеко над морем сверкала молния, глухо гремел гром. "Где это пропал Сорокин? Сейчас будет сильный дождь",-подумала Марфа Ивановна, прислушиваясь к раскатам грома. И действительно, вскоре хлынул ливень.

Марфе Ивановне не спалось. Она долго лежала с открытыми глазами, чутко прислушиваясь к шуму непрекращающегося дождя. Стенные часы пробили два часа ночи. Дождь продолжался с прежней силой. Наконец Марфа Ивановна задремала.

Проснулась она от звонка в передней. "Пришел",-подумала Марфа Ивановна и, накинув халат, открыла дверь. Увидев Сорокина, ахнула:

- Батюшки мои! Да на вас сухой нитки не осталось! Где же это вы так долго гуляли?

-. Была срочная работа. А дождь застал на улице, пережидать не хотелось... наверное, надолго,- и он тяжелыми шагами прошел к себе.

Утром, впервые за несколько лет, Сорокин не поставил варить свой кофе. В кухне висел его мокрый костюм, с которого на пол натекла большая лужа.

"Еще проспит",- подумала Марфа Ивановна и постучала в дверь его комнаты. Сорокин не отвечал. Она повторила стук и громко крикнула:

- Илья Тимофеевич, вы спите?

Не дождавшись ответа, тихонько потянула на себя дверь, которая оказалась незапертой.

- Илья Тимофеевич,-встревоженно еще раз позвала Марфа Ивановна, входя к Сорокину. Он лежал на кровати, широко раскинув руки. Лицо его было багровым, глаза закрыты. Дышал Сорокин коротко, прерывисто.

Приглашенный врач сказал, что у больного воспаление легких. Марфа Ивановна побежала за лекарством. Когда вернулась, Сорокин был в сознании. Он принял лекарство и попросил потеплее его укрыть.

Оставив больного одного, Марфа Ивановна поспешила в лабораторию. Здесь она узнала о покушении на Ольгу. Это сообщение ошеломило ее. Она долго сидела с неподвижным взглядом, устремленным в одну точку. Наконец поехала в больницу, где лежала Ольга, но к больной никого не пускали.

Сорокин весь день метался в постели, бредил, время от времени приходя в сознание. Как, рыба, выброшенная на берег, хватал воздух раскрытым ртом. Марфа Ивановна, вернувшись с работы, как ребенка укутала больного в одеяла.

На следующее утро температура начала спадать.

Приехал Трофимов. Он на цыпочках приблизился к постели Сорокина, минуту посидел и, чтобы не разбудить больного, так же тихо вышел.

Через несколько дней Сорокину стало легче. Температура упала, но он был еще слаб.

А еще через пару дней, когда Сорокин был вне опасности, Трофимов снова проведал его.

- Ты, Илья, извини меня: все эти дни собирался к тебе, зайти, да никак не удавалось,- с теплым участием сказал Алексей Петрович.- Понимаешь, все некогда.

- Понимаю,- на осунувшемся остроносом лице Сорокина появилась улыбка.Да я уже почти здоров. Спасибо, что зашел. Как ваша морская нефть?

- Ничего, будет нефть. Вот поправляйся-поможешь мне в одном деле.

- В каком? - приподнялся на локте Сорокин.

- Помнишь, я говорил тебе о подводном коллекторе для морской, разведки. Ну так вот, мы пустили его в дело. Но обнаружились кое-какие недостатки. Создаем сейчас новый вариант, который в основных чертах нами решен. Осталось конструктивно оформить некоторые узлы. А это по твоей части. Тебе и карты в руки.

- С удовольствием помогу, Алексей. А как опыт с замораживанием? Удался? - переменил тему разговора Сорокин.

- Да, результаты получились хорошие,-с удовлетворением ответил Алексей Петрович.

- Ну, а чем кончилась история спокушением на Кириллову? Нашли преступника? - спросил Сорокин.

Кровь отхлынула от лица Тдофимова, на скулах заиграли желваки, бледной полосой проступил шрам на левой щеке.

Минуту длилось молчание. Затем Трофимов с гневом и ненавистью заговорил:

- Гады! Они уже забыли, как мы их били! Урок не пошел им впрок. Они пришли сюда пакостить. Нет! Не выйдет! Вот этими руками раздавил бы гада!-Трофимов потряс над Сорокиным своими крепкими кулаками. Затем снова сел, перевел дух и уже более спокойно сказал:-Следствие еще, кажется, продолжается. Но главное то, что нашли похищенную часть холодильного аппарата. И знаешь где? У инженера промысла Плужникова. Это он, подлец, пытался влезть ко мне в квартиру.

Волнение Трофимова передалось и Сорокину, еще не совсем оправившемуся от болезни. Лоб его покрылся крупными каплями пота.

- Его арестовали? - глухо спросил Сорокин.

- Нет. Он застрелился.-Трофимов заметил, наконец, перемену, происшедшую с Сорокиным:-Что с тобой, Илья? Тебе опять плохо?

- Нет. Это слабость. Черт бы ее побрал, эту болезнь! Подай, пожалуйста, стакан с водой. Время принимать лекарство. А как Атаман?

- Оказался живучим, поправился. Сестра увезла его к себе.

Когда Трофимов ушел, Сорокин заметил оставленную им газету. Он нехотя развернул ее и стал равнодушно просматривать. Вдруг лицо его оживилось: скользивший по газетному листу взгляд остановился на заметке, которая называлась "Новая победа советских инженеров". Он дважды прочитал заметку, зло выругался и отшвырнул газету в сторону.

- Ты меня звал, Илья Тимофеевич?-заглянула в комнату Марфа Ивановна.

- Нет,-сделал удивленное лицо Сорокин.

- А то мне показалось...

- А Это я насчет Плужникова. Читали? Вот подлец! Его Советская власть выучила, инженером стал, а смотрите, что напакостил!

- Стоит тебе из-за него волноваться! Известное дело изверг. Туда ему и дорога! Говорят, отец-то его с белыми убежал.

- С кем?-не понял Сорокин.-Ах, с белой армией.

- Вот и правду говорят, что яблоко от яблони недалеко падает.

А в это время в другой части города Ольга Кириллова, еще совсем слабая, не имеющая сил подняться с больничной кровати, с сияющими от радости глазами слушала розовощекую сестру, читавшую ту же самую заметку.

А в заметке было написано:

Группой наших специалистов во главе с талантливыми инженерами Трофимовым и Кирилловой на базе достижений передовой советской науки разработан новый способ борьбы с верхними пластовыми водами на нефтяных промыслах при помощи замораживания. Испытание этого способа на промысле Белые камни дало блестящие результаты. Обводнение нефтеносных горизонтов полностью ликвидировано. Скважины дают чистую нефть, добыча которой увеличилась в несколько раз.

Выздоровление шло медленно. Мучительные головные боли и бессонница истощили силы Ольги. Шел уже второй месяц, а она все не могла подняться. Как-то ночью было очень душно. Ольга решила открыть окно. С трудом ей удалось сесть, но нащупать ногами тапочки уже не было сил. Кружилась голова. Чтобы не упасть, она вцепилась руками в спинку кровати. Отдохнув, встала и, цепляясь за предметы, направилась к окну, еле волоча ноги. Шпингалет не поддавался ее слабым усилиям. Наконец он со скрежетом выскочил из гнезда, рука Ольги сорвалась, и девушка рухнула на пол. Очнулась она только на второй день.

С тех пор сестра не отходила от ее постели.

Постепенно головные боли утихли, но настоящего, освежающего сна по-прежнему не было. Только когда приходили друзья, она, слушая их, успокаивалась я незаметно засыпала.

Ольге было стыдно перед товарищами за свою сонливость, хотя каждый раз она с нетерпеньем ждала их прихода. Чаще вcero приходила Таня, иногда одна, иногда с Зарубиным. Алексей Петрович, которого она ждала с трепетом каждый день, не всегда мог освободиться от своих дел. Зато Таня с чисто женским лукавством не упускала случая мимоходом рассказать подруге о делах Морнефти, о том, что в лабораторию приходил или звонил Трофимов, дал новое задание или помог им.

Алексей Петрович постоянно досадовал на себя, что не умеет организовать свой рабочий день так, чтобы, если не ежедневно, то хотя бы через день, навещать Ольгу. В воскресенье он приходил неизменно.

В один из выходных дней, когда он с самого утра только и думал о предстоящей встрече, ему неожиданно пришлось выехать в море к разведчикам. В больнице он появился с опозданием. В коридоре его остановила ставшая уже знакомой розовощёкая сестра.

- Алексей Петрович, вы опоздали, время приема посетителей кончается,девушка виновато улыбнулась.

Трофимов с досадой посмотрел на часы, постоял минуту в раздумье, потом медленно направился к выходу.

- Подождите,-сестра решительно сунула ему в руки белый халат.Надевайте и проходите.

Трофимов, прыгая через две ступеньки, взбежал по лестнице.

Войдя в палату, он был немало поражен, увидев у постели больной Родионова. Ольга заметила, как сдвинулись брови Трофимова. Ей и самой было неприятно присутствие Родионова.

Остановившись в нерешительности, Трофимов не знал, что ему предпринять- остаться или уйти. Очевидно, Ольга поняла это. Собрав силы, она прошептала:

- Алексей Петрович, останьтесь, прошу вас.

Понял смысл атих слов и Родионов. Поджав по-старушечьи губы и пряча глаза, сделавшиеся сразу злыми, он быстро вышел.

Алексей Петрович с Ольгой остались в палате одни. Трофимов не слышал, как Ольга шепнула ему: "Садитесь, Алексей Петрович". Он невидящим взором уставился куда-то за окно. От приподнятого настроения, с которым он входил в больницу, не осталось и следа. Ольга,- в какой уже раз! с мольбой в слабом голосе пригласила его сесть; на этот раз Трофимов, очнувшись от оцепенения, улыбнулся. Потом с нескрываемой брезгливостью отодвинул в сторону стул, на котором только что сидел Родионов, и сел на второй, стоявший у пустой кровати. Почти не отдавая себе отчета, Алексей Петрович взял лежавшую поверх одеяла руку Ольги и посмотрел в ее влажные от слез глаза.

От нежного взгляда Ольги и ее ответного пожатия у Трофимова потеплело на душе.

Он многое хотел сказать Ольге. Но сейчас не находил нужных слов. Да они и не были нужны. Улыбаясь, он смотрел на бледное, с еле заметным румянцем лицо Ольги, милее которого не было на свете. Девушка слабо отвечала, когда Трофимов сжимал ее руку.

Заглянула сестра и напомнила, что время свидания истекло и он, Алексей Петрович, находится здесь уже лишних двадцать минут.

- Не может быть! Я только что вошел.

Сестра понимающе улыбнулась.

Алексей Петрович, проводив взглядом сестру, порывисто поцеловал Ольге руку и, не оглядываясь, направился к двери.

Ольга задумчиво посмотрела на руку, положила ее под щеку, улыбнулась и закрыла глаза, счастливая и успокоенная.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Письмо Родионова, как и всякая кляуза, отняло у людей много времени и изрядно попортило им нервы.

Когда комиссия потребовала от Трофимова письменного объяснения, он искренне возмутился:

- Вы что, серьезно?

- А что же, по-вашему, мы приехали сюда в бирюльки играть? - резко ответил ему председатель комиссии.

- У меня нет времени писать объяснения по поводу всяких глупых заявлений!-вспыхнул Алексей Петрович.

Это заметно настроило членов комиссии против него. Они придирчиво расспрашивали его, по-своему истолковав его резкость.

А у Алексея Петровича и в самом деле не было времени. К тому же покушение на Ольгу вывело его из душевного равновесия. Но объяснение написать все-таки пришлось. "Ну и подлец!"-думал Алексей Петрович, сидя поздно ночью у себя на веранде и пункт за пунктом отвечая скрепя сердце на кляузу Родионова.-"Надо отдать ему справедливость: ловко он накрутил эти обвинения, посторонний человек не сразу разберется."

Успех атомных холодильников в Белых камнях облегчил и ускорил работу комиссии. Обводненные промыслы один за другим переводились на новый режим эксплуатации и давали все больше и больше нефти. А это делало безосновательными обвинения Родионова: ни о каком авантюризме, а тем более вредительстве, не могло быть и речи.

Самому Родионову его просчет был совершенно ясен. Он донял, что слишком далеко зашел, но сдаваться не собирался, надеясь выгородить себя. Перед членами комиссии, в присутствии Трофимова, Воронина и других инженеров, Родионов, блудливо пряча взгляд, говорил:

- Кое в чем я действительно был неправ, ошибался. И это я признаю. Может быть, кое-кому не нравится слово авантюризм. Но мне кажется, что дело не в том или ином слове. Тут объективный подход нужен. Я думаю, члены комиссии понимают, что если бы не атомные холодильники, которые явились счастливым случаем, то многие промыслы мы довели бы до полного обводнения, до гибели. Я не мог молчать, понимая, к чему это ведет. Так должен был бы поступить каждый честный человек. Но, конечно, в новых условиях мой сигнал уже потерял свое значение... А если я в чем-то ошибся, ну так что ж! Не ошибается тот, кто не работает. Признаю...

Когда же один из членов комиссии поддержал Родионова, заявив, что хотя Родионов во многом и заблуждается, у него лично нет никаких сомнений относительно честных намерений автора заявления, Родионов поспешно, с заискивающей улыбкой поддакнул:

- Ну да, ну конечно. Зачем бы я стал писать... Теперь, в новых условиях, другое дело...

Тут не выдержал Воронин. Его возмутило притворство Родионова:

- Нет, товарищ Родионов, тут дело не в новых условиях и не в твоих заблуждениях. Ведь те крупицы правды, которые есть в твоем заявлении, пересыпаны такой ложью и такой подтасовкой фактов, что ни о каких твоих заблуждениях и честных намерениях не может быть и речи. С какой целью ты это сделал, я не знаю, но твои раскаяния я слышу не первый раз. Ты живешь, очевидно, по правилу: Грешить и каяться, каяться и снова грешить.

Но горячность Воронина не помогла. Родионов не без успеха старался все эти дни, запутывая дело, и члены комиссии не сумели как следует во всем разобраться. АлексеюПетровичу стало это ясно, когда председатель комиссии спросил его, понимал ли он, что нефтяным залежам при нагнетании воды за нефтяной контур угрожало обводнение. Что ему можно было ответить, когда никакой угрозы не существовало? Она была придумана и обоснована Родионовым на обобщении случайных фактов.

Вопрос председателя глубоко возмутил Трофимова, но он сдержался. Пришлось шаг за шагом, как школьникам, объяснять все по порядку...

Алексей Петрович немало удивился, когда через несколько дней случайно встретившийся Родионов приветливо окликнул его и как ни в чем не бывало заговорил:

- А ведь знаете, Алексей Петрович, вы были правы. Я нашел причину, почему ваш электрический депарафинизатор не дал результатов на промыслах Зеленого мыса. Да, я и забыл сказать, что работаю там старшим инженером промысла. Вы знаете, электрики напутали в схеме, как школьники. Вот дураки! - и Родионов весело расхохотался, но, встретив недоверчивый, настороженный взгляд Трофимова, добавил: Ну, извините. Спешу.

- Чудак человек!-усмехнулся Трофимов, удивляясь такой непоследовательности Родионова.

Трофимов не знал о разговоре, который произошел перед этим между Белоцерковским и Родионовым.

- Ну, Борька, хватили мы через край,-рассказывал Родионов своему приятелю про заключительное заседание комиссии.-На этот раз опять его взяла!

- А с партийным делом как?

- Влепили строгача. Ну ничего, еще будет время - встретимся!-с исступленной злобой процедил Родионов.

Некоторое время спустя Родионов вдруг выразил желание работать в тресте Морнефть. Алексей Петрович даже растерялся. Он решил поговорить с Байрамовым, а так как людей не хватало, тот посоветовал взять Родионова.

Трофимов позвонил Воронину и попросил откомандировать Родионова к нему.

- Смотри, Алексей Петрович,- предупредил Воронин.-Ты был на обкоме и слышал раскаяния Родионова. Мне ка,жется, и на этот раз они не были искренними. Он просто спасал свою шкуру. А злобу он на тебя имеет большую. Боюсь, как бы не подвел.

- Мало у меня людей, Иван Николаевич, особенно инженеров по промысловому делу.

- Ну, хорошо, бери.

Так Родионов был принят в отдел по проектированию подводных морских промыслов, возглавляемый инженером Хомоловым. С первых же дней он горячо взялся за работу: больше никто не видел его выпившим. Казалось, он нашел свое место.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Приморск постепенно растворялся в расплывчатой дымке. Корабли флотилии морских разведчиков, разрезая волны еще не успокоившегося после шторма моря, вновь уходили на восток. На палубе головного судна топографического отряда, опершись на поручни, стоял Зарубин. Он всматривался в еле различимые очертания города, ставшего за эти месяцы родным и близким.

В Приморске он по-настоящему полюбил свою профессию. Но это пришло не сразу. Первый очерк, который стоил ему стольких напряженных дней и бессонных ночей, принес огорчение и чуть было не стал для него роковым. Зарубин краснел, когда вспоминал разговор с редактором, вызвавшим его тогда в Москву.

- Работать надо, молодой человек! - потрясал он рукописью перед носом Зарубина.-Я люблю людей работящих. А вы? Пришел, увидел, написал...

Зарубину больно стало от этих слов, и он злился от обиды, робко начал было возражать, отчего редактор еще больше вскипел.

- Ну что вы оправдываетесь! Кому это нужно? - вновь потряс рукописью редактор.- Вот где место вашему очерку.-и рукопись полетела в корзину.

"Значит, не получится из меня журналист,"- с тоской подумал-Зарубин. Сразу стало все безразлично, и он ждал, когда редактор сделает паузу, чтобы встать и уйти, уйти и больше никогда в редакцию не возвращаться.

Происшедшая в Зарубине перемена не ускользнула от внимания редактора.

- Ну, что скис? - переходя на ты, улыбнулся он.- Знаю, что много работал. А что толку? Вот потому и вызвал. Выкинь из очерка восторги автора да витиеватые фразы, там ничего и не останется. Уважать и любить надо читателя. Читатель сам хочет видеть то, чем ты восторгаешься. А как ты пишешь?-сказал редактор с ударением на слове ты и, нагнувшись, извлек из корзины выброшенную рукопись. Откинув одну страничку, он стал читать подчеркнутое красным:-Недалеко от берега, над водой, взметнув ввысь свои тонкие переплеты, возвышались стальные вышки. Они, как сказочные великаны, шагнув по колено в море, застыли на месте, раздумывая над тем, идти им дальще или повернуть обратно. А одинокая, появившаяся за размашистым изгибом песчаной косы новая безвышечная буровая манила их дальше, в море, словно зовя на подвиг оробевших воинов во имя великого и прекрасного будущего. И глядя на эти результаты героического человеческого труда, можно было часами любоваться и грезить о прекрасном завтра... И так написан весь очерк. А где же люди, где их труд, поэзия труда, чем ты любуешься? Нет, такие очерки читателю не нужны...

- Ну, что размечтался, литератор?-голос профессора Дубравина вернул Зарубина к действительности.

Журналист обернулся к подошедшему старому геологу.

По лукавым огонькам в глубоко сидящих глазах Дубравина Зарубин догадался, что профессор и хорошем настроении.

- Хочу, Николай Дмитриевич, написать о морских разведчиках. Это должен быть заключительный очерк из серии о геологах,-поделился своими планами Зарубин, вспомнив первую встречу с профессором у Трофимова, замолчал, боясь какой-нибудь колкости.

Но Дубравин неожиданно для Зарубина сказал:

- Это хорошо. Читал ваши очерки. Не скрою: понравились. Вы неплохо сумели показать, что труд геолога-это не увеселительная прогулка.

Дубравин замолчал, глядя на крутую волну, отбрасываемую бортом корабля. Потом, обернувшись к журналисту, сказал:

- А тут вы найдете интересных людей,- да вот взять хотя бы Королева.

- Начальника отряда структурной съемки?

- Именно. Смотрите, его отряд уже работает,-Николай Григориевич указал рукой вперед. Там виднелось несколько темных точек-это были корабли отряда структурной геологической съемки, ушедшие в море накануне. Дубравин еще немного постоял молча рядом с журналистом, потом, ни слова не сказав, торопливо ушел. Зарубин вынул блокнот и записал:

"Королев Г. И. работает в море при любой погоде."

Флотилия, поравнявшись с отрядом Королева, приветствовала его протяжными гудками. Когда корабли Королева остались далеко за кормой, от флотилии отвалили влево турбоходы геофизиков,-это был их район. Последним остановился отряд морских топографов, на флагмане которого находились профессор Дубравин и Зарубин.

Журналист спустился во внутреннее помещение под ходовой рубкой - это был пост управления начальника топографического отряда Васильева. Каюта освещалась дневным светом справа и слева. Над столиком, поставленным у передней переборки, склонились Дубравин и Васильев. Топограф докладывал что-то Дубравину, водя карандашом по лежавшей на столе карте. Увидя Зарубина, он указал на стул рядом с собой.

- Сейчас начнем.-Васильев придвинул свое кресло ближе к столу. Перед собой поставил маленький микрофон. Зарубин с интересом стал рассматривать щит, вставленный в неглубокую нишу над столиком. В центре щита помещался большой матово-белый экран, а слева и справа от него-два маленьких экрана.

- Приготовиться! - спокойно сказал в микрофон Васильев.

Одна за другой вспыхнули и погасли зеленые лампочки сигнал на кораблях был принят,

- А сейчас, покажу нас есть время, посмотри на подводный ландшафт,-рука топографа нажала на кнопку, и в каюте стало темно: автоматически закрылись иллюминаторы.

- Включаю подводный телевизор,-продолжал Васильев.

Зарубин услышал новый щелчок, и в темноте слабо осветился большой экран. Постепенно свет усилился, и на экране открылся вид незнакомой местности. На первом плане пролегала широкая голая долина, по отлогим краям которой зеленела пышная растительность-кусты морских водорослей. Насколько широка долина, определить было нельзя. Привычных глазу предметов для сопоставления размеров не было. Однако долина занимала почти половину экрана. Кое-где виднелись небольшие однобокие холмики.

- Какова ширина долины? - спросил Дубравин.

- Включаю полукилометровую сетку.-Топограф щелкнул выключателем.

Тонкие черные линии разделили экран на квадраты, и он стал похож на топографическую карту.

- Вот в этой части,-Васильев провел по экрану тупым концом карандаша,около трех километров. Долина неудобна для установки топографических знаков. Зато холмы, которые мы видим по ту сторону долины, и особенно вон те дальние скалы, являются естественными ориентирами. На них-то мы и установим наши опорные точки.

В это время над каждым из малых экранов один за другим зажглись сигнальные зеленые лампочки.

- Очень хорошо,- продолжал Васильев ровным голосом, включая микрофон.Внимание! Включаю дублеры.- Осветились маленькие экранчики. На них почти точно повторялся тот же вид, что и на большом экране, с той лишь разницей, что на одном экранчике он был смещен влево, а на другом вправо.

Васильев опять нажал какую-то кнопку, и над каждым экраном-дублером зажглось еще по маленькому экранчику, которых Зарубин раньше и не заметил. Сейчас с них смотрели живые портреты начальников групп морской геологической экспедиции.

Зарубин с удовольствием слушал немногословные приказания Васильева. Но вот топограф нажал одну из кнопок, и каюта осветилась дневным светом иллюминаторы открылись.

Изображения на экранах стали бледными. Зарубин взглянул на море. В полукилометре, покачиваясь на волнах, стоял корабль.

- Это в горой номер,-сказал Васильев.-Они будут ставить топографический-знак на вершине скалы за долиной. Посмотрим на их работу. Трудное дело. Вершина узкая, и поставить на ней опорную точку нелегко.

Топограф снова затемнил каюту.

Зарубин заметил, что долина, занимавшая раньше почти половину экрана, сместилась влево и ушла на задний план, зато утес, на котором второй корабль должен был установить топографический опорный знак, выдвинулся на передний план. Васильев взял утес крупным планом. Вдруг над самой вершиной скалы появился паукообразный снаряд с треножкой. Его Зарубин видел несколько минут назад на палубе второго номера.

Предсказания Васильева сбылись. Снаряд не держался на остроконечном выступе, а соскальзывал вниз и повисал на стальном тросе. Наконец каким-то чудом он зацепился за голые камни. Неожиданно вершина скалы и снаряд стали расплывчатыми, словно в тумане, а затем совсем исчезли за серой пеленой.

- Что случилось?-с тревогой спросил Дубравин.

- Сейчас узнаем,- Васильев стал быстро увеличивать масштаб видимости.

И тут все трое рассмеялись. Серая пелена оказалась косяком сельдей, проходившим недалеко от корабля. А когда через десять минут сельдь прошла, на вершине подводной скалы красовалась одна легкая треножка-топографический знак был поставлен. Еще через минуту корабль полным ходом шел к новой точке.

Вскоре на обширной площади морского дна появилось несколько десятков новых топографических точек. Начался второй этап работы-топографическая съемка подводного рельефа.

За несколько часов Зарубин успел побывать во всех уголках корабля. Спрятав блокнот в полевую сумку, журналист снова вышел на палубу. Качки почти не было. Флагман на полной скорости шел на юг. Но вот он резко развернулся и лег на обратный, параллельный, курс. Полюбовавшись некоторое время, с какой легкостью корабль разрезал воду своим острым носом, отбрасывая в сторону две крутые волны. Зарубин посмотрел на часы. Без четверти четыре. В четыре должен подойти морской катер. Но где же он? Журналист осмотрел горизонт и ничего не увидел. В это время штурман, высунувшись из ходовой рубки, доложил вошедшему на палубу Дубравину, что к ним с запада приближается судно. Еще раз внимательно осмотрев горизонт, Зарубин увидел точку, которая, приближаясь, увеличивалась. Вскоре к борту пришвартовался морской катер.

От топографов Дубравин с Зарубиным выехали к геофизикам, а с наступлением темноты, когда в районе экспедиции зажглись огни, они прибыли в отряд структурной и геохимической съемки. Их встретил коренастый человек лет сорока пяти. Это был Королев. Топорща в добродушной улыбке соломенные усы, он помог Дубравину подняться на палубу.

- Ну как, морской волк, дела?-приветствовал его Дубравин.

- Работаем помаленечку, Николай Дмитриевич.

- Как это помаленечку? Выходит, зря я тебя расхваливал представителю прессы,- полушутя сказал Дубравин, кивая в сторону Зарубина, поднявшегося следом за профессором.

- Если хвалили, то, пожалуй, зря,-серьезно сказал Королев, пожимая своей огромной лапищей руку журналиста.-Не управляемся.

- Кто тебе поверит? Этакий медведь и не управляется.

- Нет, я серьезно. Нам бы еще несколько кораблей.-Королев достал папиросу и прикурил.-А вы знаете, Николай Дмитриевич: вот уже два дня работаем на явно нефтеносных структурах.

- Откуда это тебе известно?

- В газовых пробах много тяжелых углеводородов. Геохимические анализы тоже благоприятны. Сейчас мы на самом куполе структуры. Скоро должны начать отбор газовой пробы. Саша! - крикнул Королев оператору Короткову, стоявшему у пульта управления коллектором.- Сколько прошел?

- Четырнадцать метров.

- Ну, тогда пора. Николай Дмитриевич, спустимся в лабораторию.-Королев швырнул дымящийся окурок за борт.

Раздался оглушительный взрыв. Взрывной волной геологов бросило назад. Зарубин больно ударился затылком о трубу вентилятора. Королев быстро поднялся на ноги и помог встать Дубравину.. Кругом стало ослепительно светло, багровые отблески играли на полированной поверхности надстроек. Из-за кормы подымалось ярко-желтое пламя. Огонь лизал поручни и штабель ящиков.

Не понимая, что произошло, люди метались по палубе, выясняя причину пожара. Только Королев сразу понял: коллектор вскрыл газоносный пласт, и газ, скопившийся за кормой, воспламенился от непотушенного окурка.

- Давай пакер! Трави канат!-крикнул он оператору и бросился в капитанскую рубку.

Капитан Веселов, ничего не понимая, лихорадочно думал, что предпринять. Ему было непонятно, что горело за кормой корабля. Он видел стоявший у левого борта Альбатроса морской катер, объятый пламенем. Но огонь вырывался и с другой стороны Альбатроса. Вдруг катер, взревев мотором. рванулся вперед, оставив огонь позади. "Значит, причина не в катере,"- подумал капитан и решил повторить его маневр:

- Полный вперед!

- Отставить полный вперед! - громовым голосом закричал вбежавший в капитанскую рубку Королев.

- Отставить полный вперед! - повторил капитан и, обернувшись к геологу, спросил: - А что же делать?

- Это горит нефтяной газ, которому мы открыли выход своим коллектором. Коллектор нельзя отрывать от грунта. Давай малый вперед.

- Но вы же говорите, оторвем коллектор!

- Нет. Коротков травит канат.

- Малый вперед!

Альбатрос медленно пошел вперед. Столб огня остался позади. Только на корме дымились ящики да тлела бухта пенькового каната.

В ста метрах от огненного факела Альбатрос остановился. К нему спешили другие корабли.

Огонь погас так же внезапно, как и возник. Как только сработал автоматический пакер коллектора, включенный оператором, скважина была наглухо закрыта, газовый фонтан прекратился, пламя стало опадать и, наконец, исчезло, словно захлебнувшись в воде. Скважину залили цементом, и через пятнадцать минут отряд продолжал работу.

- Григорий Иванович, надо будет принять меры предосторожности. Курить разрешать только во время хода,- распорядился Дубравин.

Оба геолога остановились на палубе, опершись на поручни перил. К ним присоединился поднявшийся на палубу заместитель Королева, Ветров. "Три поколения геологов", заметил про себя Зарубин. И действительно, Королев годился Дубравину в сыновья, а Ветров - во внуки. Ночь стояла тихая, безветренная; рядом с Альбатросом темнел длинный корпус служебного морского катера. В море горели огни кораблей и бакенов. От усталости не хотелось говорить, но каждый видел в этих огнях начало великого наступления на богатства, скрытые под водными глубинами,

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Капитан государственной безопасности Винокуров, сломав сургучную печать, вскрыл пакет. Развернул находившуюся в пакете бумагу.

"На ваш запрос о деятельности гражданина Плужникова Иннокентия Михайловича в период между 12 июня 1942 года и 3 августа 1945 года сообщаем следующее. 12 июня 1942 года гр-н Плужников, служивший в частях действующей Советской Армии, был взят в плен немецко-фашистскими войсками у станицы Липовецкой, на Дону. Обстоятельства пленения Плужникова неизвестны, однако установлено, что он не был ранен вместе с другими пленными, его направили в лагерь под Винницей, где всех тяжелораненых расстреляли. Оставшихся в живых фашисты отправили в Германию, а Плужникова без конвоя - в Румынию. С июня 1942 года по июнь 1944 года он работал у гитлеровцев, сначала на нефтяных промыслах в Плоешти, а в сентябре 1943 года Плужников переехал на новые нефтяные промыслы в Надьканиже, на австро-венгерской границе.

После разгрома немецко-фашистской армии на Восточном фронте и вступления Советской Армии в Венгрию Плужников оказался в фашистском концлагере на франко-германской границе.

После поражения гитлеровской Германии Плужников до августа 1945 года находился в американской оккупационной зоне, откуда и был репатриирован 3 августа 1945 года. Известно, что американский лагерь для перемещенных лиц, где находился Плужников, в июне 1945 года посетили отец Плужникова, бывший белоказачий есаул Плужников Михаил Петрович, и брат, Савелий. О преданной службе Плужникова Иннокентия гитлеровцам свидетельствует документ, копия которого прилагается. Документ найден среди бумаг немецко-румынского нефтяного общества, захваченных нашими войсками в Плоешти."

Винокуров на минуту задумался, затем взял в руки второй документ.

"Господин Шмидт!

Может случиться, что нефть Плоешти временно не будет служить интересам Империи. В связи с этим исключительно важное значение будут иметь нефтеносные районы Венгрии и Австрии, эксплуатацию которых надо всемерно развивать. Понимаю, что для этого вам нужны люди, преданные и знающие свое дело. Направляю к вам господина Плужникова. Он хоть и русский, но надежней, чем румыны. У него свои счеты с Советами, и он будет нам предан до конца. Мы вместе с ним отобрали для работы у вас двенадцать человек румын. Эти также будут служить нам, если не за совесть, то за страх. Используйте их в интересах Империи.

Июнь 1943 года. Ваш Гофман."

Капитан Винокуров задумался. Затем нажал кнопку. Вошел лейтенант Мамедов.

- Садитесь и знакомьтесь,- Винокуров подвинул полученные документы своему помощнику.

Вот уже второй месяц дело о покушении на Кириллову не давало покоя Винокурову. Клубок не удавалось распутать.

До покушения на Кириллову не смогли напасть и на след преступников, пытавшихся проникнуть в квартиру Трофимова. Однако при обыске в доме Плужникова был найден изорванный светло-серый костюм с пятнами крови. Клок серой материи, обнаруженный Мамедовым, принадлежал этому костюму. Несомненно, что одно преступление было связано с другим. Но кто второй преступник, оставалось неясным.

Вначале Винокурову казалось, что покушение на Кириллову совершил тот же Плужников. Между разговором консула Кларка с Краузе, который случайно подслушал Трофимов, и нападением на Кириллову прошло очень мало времени, и капитану представлялось, что именно Краузе мог совершить преступление. Значит, Краузе и Плужников - одно и то же лицо. Но чем больше Винокуров размышлял, сопоставляя все новые и новые факты, тем слабее становилась эта уверенность. По-видимому, Краузе существовал помимо Плужникова, скрываясь под чужой фамилией.

Из головы капитана не выходил случай странного покушения на Байрамова в лощине перед Белыми камнями. Найденная в траве гильза была от бесшумного пистолета. Плужников же застрелился из немецкого Вальтера. Другого оружия у него в доме не оказалось. Правда, Плужников, удирая от Байрамова, мог потерять по дороге или спрятать имевшееся при нем оружие. Но какой смысл ему было после покушения на Кириллову и привода домой бежать в эту лощину, а потом возвращаться снова?

Скорей предположить другое: на Кириллову покушался Краузе, связанный с Плужниковым. После покушения он зашел к Плужникову и оставил у него до поры до времени похищенную ампулу, а сам окольными путями направился в Приморск. Консульской машиной он уже не мог воспользоваться.

А на Байрамова он наткнулся случайно и принял его за одного из наших людей, устроивших, по его мнению, засаду. Что же ему оставалось делать, как не выстрелить первому? Это был его промах в прямом и переносном смысле. Да, надо искать Краузе...

Когда Мамедов прочитал оба документа, Винокуров спросил:

- Ну?

- Я же говорил, товарищ капитан, что похищение аппарата - это дело рук Плужникова. У нас не было уверенности в непосредственной связи этого прохвоста с консулом. Теперь видите...

- Не совсем.

- Как не совсем? В плен он попал не раненым? Нет. Значит, он сдался добровольно. Его не расстреляли, не отправили в какой-нибудь Дахау. Почему? Значит, он чем-то доказал свою преданность гитлеровцам. Совершил какую-то пакость, предательство. Затем он служил немцам усердно. А потом они его решили сберечь. Направили в лагерь, который должны были захватить союзники.

Возможно, он даже сам пожелал попасть в один из западных лагерей, боясь возвращения в Советский Союз. Тем более, что у него в Америке живут отец и братья - белоэмигранты. И вот то, что он хотел, сбылось. Он в американском лагере. К нему приехали его престарелый отец и брат-люди, насколько нам известно, довольно состоятельные. И все же он к ним не уехал. Его репатриировали. Надо полагать, американцам была известна его преданная служба у немцев. Поэтому, отправляя его в Советский Союз, они знали, что он целиком в их руках. Возможно, что они до поры до времени его не использовали. Но вот такой случай настал, и его заставили сделать еще одну пакость.

- Значит, вы считаете, что Краузе и Плужников-одно и то же лицо?

- А как же иначе? Это его агентурная немецкая кличка. Американцы, в руках которых он очутился, оставили за ним это имя. Оно лучше всякой цепи связывало с ними предателя.

- А кто же второй, который пытался проникнуть в квартиру Трофимова? А кто стрелял в Байрамова?

- Да, второй...

Винокуров с сомнением покачал головой:

- Давайте проследим за событиями того злосчастного дня.

В двадцать два часа консул Джон Кларк выехал из Приморска по дороге, ведущей в Белые камни. В это же время на побережье, где шоссе выходит к морю, в двадцать три часа Трофимов слышал разговор двух людей на английском языке Краузе с кем-то. Предположим, что это были консул и Плужников, он же Краузе. Через двадцать минут консульская машина прошла через Белые камни, а еще через десять минут было совершено нападение на Кириллову. Преступником мог быть Плужников, сошедший с консульской машины перед Белыми камнями. Свет в квартире Плужникова в тот вечер не зажигался. Могло быть, что после совершенного преступления Плужников пришел домой. И возможно, что именно, он чтобы не быть никем замеченным, вошел к себе в квартиру необычным путем-через окно с задней стороны дома.

Вот те соображения, которые разрешают думать, что преступление совершено одним Плужниковым, не считая предполагаемого участия консула Кларка.

Но прочие улики говорят, что преступление совершено другим человеком в сообщничестве с Плужниковым; причем возможно, что сообщничество Плужникова свелось лишь к укрытию похищенного аппарата.

До последнего времени я так же, как и вы, был склонен думать, что Краузе и Плужников-одно лицо. Но сейчас сомневаюсь в этом. Среди немецких шпионов второй мировой войны был один Курт Краузе. Матерый шпион-диверсант. Ею родственники, очень состоятельные люди, жили под Лейпцигом. Как нам стало впоследствии известно, осенью 1944 гола родственники Краузе получили извещение о его смерти на восточном фронте. Известно также, что в списках гитлеровской агентуры за границей, попавших в 1945 году в руки американцев, имеется фамилия Краузе. И я думаю, что Краузе жив. Всем известен шаблонный метод немецко-фашистской разведки маскировать своих агентов, объявив об их смерти. С другой стороны, немцы, а тем более американцы, если они и использовали Плужникова в качестве агента, вряд ли дали бы ему имя Краузе.

- Значит, вы, товарищ капитан, считаете, что в разговоре, который невольно подслушал Трофимов, участвовал настоящий Краузе?

- Возможно. Но только не Плужников. В разговоре, который услышал Трофимов, речь шла о каком-то инженере. Этот инженер был назван трусом. Речь могла идти о Плужникове. Правда, все это также только логические построения, а они не всегда приводят к правильным выводам. Мне кажется, следует искать Курта Краузе и других его сообщников, если они есть.

- Хорошо, будем искать.

- Да, кстати, как Кириллова? Вы с ней разговаривали?

- Вчера был в больнице. Она еще очень слаба, но ее можно считать поправившейся. Она ничего не знает.

Винокуров, проводив взглядом своего помощника, достал из сейфа синюю папку, аккуратно закрыл сейф, снова сел за стол и стал внимательно изучать содержимое папки, время от времени делая пометки в настольном блокноте. Он подолгу задумывался, доставал другие дела, перелистывал их слежавшиеся страницы.

Нелегко было найти диверсанта среди жителей этого большого, шумного города. А если он жил в другом городе, то еще трудней.

И все-таки никуда вы не спрячетесь от нас, господин Краузе, найдем.

Винокуров, прочитав последний документ в папке, посмотрел в окно на голубевший рассвет.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

- Хочу, Алексей Петрович, порадовать вас первыми результатами нашей работы,-говорил Дубравин, поймав Трофимова в коридоре.-Идемте ко мне.

Трофимову было очень некогда, с минуты на минуту он ждал прихода Сорокина, с которым собирался немедленно вылететь в отряд Королева. Но, видя приподнятое настроение Дубравина, Алексей Петрович не стал расстраивать старика отказом.

- Хорошо, Николай Дмитриевич. Только у меня мало времени.

- Да я вас не задержу. И вы не пожалеете.

"Да, старик, должно быть, чем-то порадует,"- подумал Трофимов, глядя на сияющее лицо профессора. Алексей Петрович все эти месяцы совместной работы с Дубравиным не переставал восторгаться необычайной бодростью и духовной молодостью старого геолога, который с юношеским задором занимался изучением геологии морского дна. Он всегда торопил разведчиков, требовал ускорения работы; не давал покоя лаборатории, настаивал на немедленной обработке доставляемых разведчиками материалов: образцов пород, фауны, пластовых вод.

Казалось, старый геолог спешил жить, стараясь сделать за оставшиеся годы как можно больше хороших дел...

Погода путала расчеты Дубравина. Частые штормы мешали работе отрядов морской разведки, вынуждали их возвращаться в Приморск. В такие дни Николай Дмитриевич был мрачен и раздражителен. Но зато когда удавалось успешно закончить очередной этап разведки и нанести на карту новое месторождение, он ходил веселый, помолодевший. В такие дни он заражал своим энтузиазмом работавших у него геологов, геофизиков, и они согласны были трудиться круглые сутки. Пропустив в дверь Трофимова, Дубравин тут же обогнал его, торопливо подошел к зашторенной стене и потянул за шнур. Шелковая портьера раздвинулась, и перед Трофимовым открылась геологическая карта морского дна с нанесенными на нее вновь открытыми нефтяными месторождениями.

- В районе номер один,-тупым концом карандаша Николай Дмитриевич обвел по карте стокилометровый участок моря к воктоку от Приморска,- геофизики закончили свою работу. Обратите внимание, линии складчатости земной коры, на которых расположены нефтяные месторождения Приморска, продолжаются далеко в море.

Дубравин вытащил из большого сейфа несколько карт и одну за другой развернул их перед Трофимовым.

- Отряды экспедиции Королева подтверждают не только наличие этих структур,- Дубравин показал на карту,- но и обнаружили во многих из них большие скопления нефти и газа. Правда, полной картины по всему участку мы пока еще не имеем, но бесспорно, что здесь богатейший нефтеносный район.

Трофимов посмотрел в сверкавшие веселыми искоркам глаза Дубравина и спросил:

- Вы можете сказать теперь, где надо бурить скважины?

- Шесть крупных нефтеносных структур полностью подготовлены.-Дубравин повернулся к стене и показал карандашом разные места на карте.- Вот они. Это должны быть очень богатые месторождения. Кроме того, вот в этом районе выявлено много новых складок. Пока, правда, чего-либо определенного об их нефтеносности сказать нельзя,

- Почему?

- Видите ли, только по данным геофизики, да к тому же далеко не полным, нельзя судить о ценности этих структур. Нужны другие доказательства. Ну хотя бы результаты структурной съемки, которая нам определяет и геологический возраст пород, и их минеральный состав, и в большинстве случаев нефтеносность. Только с этим делом у нас плохо-работа идет слишком медленно. А радиоспектральная съемка? Детский период. Со временем она, конечно, заменит нам другие виды разведки, но сейчас похожа на капризного ребенка, от которого не всегда добьешься, чего хочешь. Поэтому мы ее используем только в помощь структурной съемке. Если бы нам ускорить это дело!

- Я об этом тоже думал.-Трофимов не спеша вынул портсигар.

- Ну и что?

Но Алексей Петрович ответил не сразу. Затянувшись папиросой, он загасил струёй дыма продолжавшую гореть в руке спичку. Потом указал огарком на карту:

- Надо увеличить количество кораблей структурной съемки, может быть, даже организовать новый отряд, и потом, следует заменить устаревшее оборудование более совершенным.

- Вы имеете в виду...

- Новый подводный коллектор.

- И у вас что-нибудь уже есть?

- Да. Новый коллектор у нас почти гогов. Им можно будет отбирать керны с пятидесятиметровой глубины, а результаты газовой съемки будут более достоверными.

- Но увеличение глубины бурения до пятидесяти метров замедлит отбор проб.

- Нисколько. Наоборот, бладаря увеличению мощности электропогружных двигателей и насоса, а также особой конструкции бура им можно будет бурить пятидесятиметровые скважины за двадцать-тридцать минут.

-- Ну, а если бурить мельче, то операция еще больше ускорится?

- Конечно.

- Алексей Петрович, дорогой, это же чудесно! Имея такую штуку, можно будет разредить сеть скважин и ускорить все работы в несколько раз.

- Тут моя заслуга небольшая. Это Королев и его люди подсказали.

- Это какой Королев? Начальник отряда структурной съемки?

- Он самый. Потом Сорокин очень помог. По конструкторской части он виртуоз. Вот сейчас полетим с ним к Королеву, посмотрим, что можно сделать со старыми коллекторами.

- Я вижу, Алексей Петрович, вы и заводских инженеров заставили работать на нас.

В это время дверь открылась, и на пороге появился Сорокин, бледный и похудевший.

- А-а! Вот и он,-заметил вошедшего Дубравин.-Легок на помине.

- Входи, входи, Илья,-Алексей Петрович, широко улыбаясь, шагнул навстречу Сорокину и крепко потряс ему руку.- Ну, как ты себя чувствуешь? Хорошо? Ну, я рад.

- Я живучий. Ничего мне не будет до самой смерти,-засмеялся Сорокин. Потом лицо его стало серьезным, он спросил:-Как Ольга Петровна?

- Тоже поправляется, да только медленно,-так же серьезно ответил Алексей Петрович.

- Я не помешал?-Сорокин повернулся к Дубравину, протягивая ему руку.

- Наоборот, вы очень кстати. Вот этими картами,-Дубравин, не выпуская руки Сорокина, кивнул на стол,-буду вас агитировать ускорить создание нового коллектора.

- Опоздали, Николай Дмитриевич,- рассмеялся Сорокин.-Он меня давно сагитировал.-Сорокин кивнул в сторону Трофимова. Потом, подняв взгляд на висевшую на стене географическую карту, он бросил:

- Вот она, большая морская нефть. Интересно.

- Это только начало,-улыбнулся профессор.

- Нам, Илья, пожалуй, пора.

- Ты прав, уже два часа.

- Что вы так спешите? - сказал Дубравин, задергивая шторой карту.-Обедать вам все равно где-нибудь надо, так сделайте приятное старику, зайдемте ко мне. Я сегодня вроде именинника.

Трофимов в нерешительности посмотрел на Сорокина.

- А что, Алексей, и в самом деле успеем,-успокоил Сорокин.

- Уговорили!-улыбнулся Трофимов.-Пошли.

Проходя по коридору, Алексей Петрович на ходу сказал встретившейся секретарше:

- Вертолет подайте к дому Николая Дмитриевича через час...

Проводив гостей, Дубравин вызвал Таню Березину с данными анализов разовых проб с морских участков. Бегло просмотрев аккуратно написанные длинные колонки цифр, профессор одними глазами улыбнулся девушке:

- Ну, Танюша, спасибо. И вы порадовали старика. Как вы там справляетесь без Кирилловой?

- Трудно, Николай Дмитриевич, но стараемся.

Дубравин хотел что-то сказать, но вошла секретарша и протянула ему листок бумаги.

- Прогноз погоды,-сказала она,-только что получен.

Геолог взял радиограмму и молча пробежал ее глазами.

- Байрамов видел?-глаза профессора потухли, лицо сразу стало озабоченным.

- Нет. Он уехал в обком.

Когда секретарша вышла, Дубравин еще раз прочитал радиограмму вслух: Приближается сильный циклон. На море ожидается шторм. Всем кораблям, находящимся в море, немедленно укрыться в портах.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

- Мартышкин труд! - Королев со злостью сплюнул за борт.-Сколько времени зря теряем! И откуда такая толща морских наносов? Ведь только подумать-пять раз спускаем на дно коллектор, и все безрезультатно.

- Потерпите, Григорий Иванович,-успокаивающе улыбнулся Трофимов,-скоро будут у нас новые аппараты.

- Обязательно будут,- поддержал Трофимова Сорокин.

В это время к стоявшим на палубе мужчинам подбежал радист.

- Григорий Иванович, радиограмма,-он протянул геологу голубой листок.

Трофимов через плечо Королева взглянул на торопливую запись радиста: "Надвигается шторм, немедленно прекращайте работу, идите Приморск. Дубравин."

Королев, оторвавшись от радиограммы, обвел взором чистый горизонт и зеркальную гладь спокойного моря. Потом, удивленно пожав плечами, еще раз загляну в радиограмму.

- Вот полюбуйтесь,-геолог обернулся к Трофимову и Сорокину, держа в своих ручищах узенькую бумажную полоску.-Час от часу не легче.

- Ничего не поделаешь, надо сниматься,-спокойно сказал Трофимов.

- Но ведь обидно же, черт побери, съемку структуры почти закончили, осталось немного.

Королев с Трофимовым прошли на пост управления. Сюда же геолог вызвал Веселова и своего заместителя Ветрова.

- Предупреждение правильное. Барометр падает катастрофически,-прочитав радиограмму, сказал Веселов, спокойно разглаживая седые усы.

- Григорий Иванович,-обратился Ветров к Королеву,- может быть, еще час-два поработать? За это время мы бы как раз закончили.

- Нет, Максим Андреевич, рисковать нельзя, у нас столько людей. Иван Тимофеевич прав,- кивнул Королев в сторону Веселова.- Вот если бы наш корабль мог противостоять сильному шторму!

- Это Альбатрос-то! Уверяю вас, Григорий Иванович, что это самый лучший корабль, на каком мне когда-либо приходилось плавать,-горячо сказал Веселов.-Поверьте мне, он выдержит любой шторм.

Королев задумался. Наконец он обвел всех долгим изучающим взглядом:

- Тогда вот что. Времени терять не будем. Вы, товарищ Ветров, немедленно перебирайтесь на Краснодон и ведите флотилию в Приморск. Альбатрос останется здесь еще на полчаса, кое-что доделать. Этим будет завершено геологическое изучение целого района. Полчаса роли не сыграют. У Альбатроса скорость больше, чем у других кораблей, и в пути мы их догоним. Как вы считаете, Алексей Петрович?-обратился Королев к Трофимову, ища у него одобрения.

- Хорошо. Только не больше получаса.

- Разрешите мне остаться вместо вас,- попросил Ветров.

- А вы что, считаете, что справитесь здесь лучше меня? -с нарочитой грубоватостью спросил Королев, питавший к Ветрову почти отцовские чувства.

- Нет, Григорий Иванович, но.

- Тогда выполняйте приказ, и чтобы через пять минут отряд на полной скорости шел в Приморск.

- Есть.

Покинув пост управления, Ветров торопливо спустился в лабораторию.

- Вера!

Черноглазая девушка с тонкими бровями оторвалась от лабораторного журнала, улыбнулась Ветрову.

- Ты что, Максим?

- Понимаешь, я уезжаю в Приморск,-с виноватой улыбкой начал Ветров.Весь отряд уходит, только Альбатрос остается. Будет шторм... Как же ты тут? Я просил Григория Ивановича оставить меня на Альбатросе. Да куда там! -Ветров безнадежно махнул рукой.

- Ну что ж, Максим, раз так надо.- Подойдя к Ветрову, девушка нежно тронула его волосы, провела рукой по щеке. Не беспокойся за меня, не в первый раз штормовать.

Прикосновение маленькой руки девушки и смутило и обрадовало Максима. Он только стоял и улыбался, глядя в доверчивые, ласковые глаза Веры. Она была права. Еще сегодня они вновь встретятся. Надо было торопиться. Но покидать Веру не хотелось. С ней так хорошо и просто. Впервые он решительно притянул Веру к себе и поцеловал. И, словно испугавшись своей смелости, кинулся к выходу, не оглядываясь.

Трофимов вернулся на палубу. Сорокин и оператор Коротков возились с головкой грунтоносных трубок коллектора. Алексей Петрович, кивнув в сторону пристающего к Альбатросу катера, предложил Сорокину отправиться в Приморск на Краснодоне.

- А я что, кому-нибудь здесь помешал? - обиделся тот. Трофимов рассмеялся:

- Я знал, Илья, что ты так ответишь.

- Ну посуди сам, Алексей, как можно, не закончив работу, сбежать?-и Сорокин, спокойно измерив нутромером диаметр отверстия, что-то аккуратно записал в блокноте.

Приспособленный для структурной и геохимической картировки морского дна, Альбатрос представлял собой небольшое судно, в центре которого между командирской рубкой и прочими надстройками стояла стальная четырехногая вышка. Вышка заканчивалась площадкой с роличным блоком.

В палубе под вышкой было вырезано четырехметровое отверстие-колодец. Сверху он закрывался двухстворчатой плитой, а в днище корабля-сплошным щитом.

Через отверстие колодца на стальном канате, перекинутом через верхний блок, спускался на дно моря коллектор-снаряд, буривший пятнадцатиметровые скважины в морском дне. Коллектор выбуривал и поднимал на поверхность столбик породы - керн, а также улавливал те микроскопические дозы углеводородных газов, которые проникали из нефтяных залежей через толщу морского дна и задерживались в его верхних слоях. Поднятый керн подвергался тщательному исследованию, а газ-анализу на автоматическом электронном газоанализаторе.

Как только корабль остановился и на щите, в будке оператора вспыхнула зеленая лампочка - сигнал, разрешавший спуск коллектора, Саша Коротков включил электромотор. Лязгнул подъемный крюк о серьгу коллектора, взвыл электромотор, получивший нагрузку, из колодца показался купол коллектора с длинным стояком-трубой. Коротков ногой нажал на педаль нижнего, донного щита, мгновение спустя выключил электромотор и освободил тормоз лебедки. Коллектор сразу провалился в колодец, раздался приглушенный всплеск, свист выходящего воздуха. Канат и две змейки - электрокабель и шланг-на мгновение ослабли, а затем плавно пошли вниз.

Теперь внимание Короткова было приковано к прибору с двумя стрелками: одной неподвижной, указывающей глубину моря, и другой, медленно приближавшейся к первой, указывающей глубину погружения коллектора. Когда разница в показаниях стрелок стала равной пятнадцати метрам, оператор нажал кнопку автоматического тормоза. Движение стрелки плавно замедлилось. Вот до дна осталось пять метров. Коротков нажал на педаль ножного тормоза. Движение стрелки стало еще медленней. Вот она дошла до неподвижной стрелки, остановилась. Коротков включил двигатель коллектора, вынул папиросу и закурил. Сейчас можно было и передохнуть.

- Ловко орудует,- сказал Сорокин Трофимову, кивнув в сторону оператора.

- Здорово! У Григория Ивановича все такие.

Алексей Петрович посмотрел на запад. Еле заметными черными точками маячили корабли ушедшего отряда. Трофимов перевел взгляд на приборный щит:

Вспыхнула красная лампочка-двигатель коллектора автоматически отключился, колонковый бур подводного снаряда прошел пятнадцать метров. Оператор вновь включил электромотор подъемника. Канат натянулся, как струна, и сначала медленно, а затем все быстрей и быстрей пошел вверх. Вскоре над колодцем повис коллектор, похожий на водолазный колокол с зубчатыми краями. Закрылся двустворчатый щит. Двое рабочих проворно извлекли из коллектора колонковые трубки, вставили взамен их другие, навинтили новое долото.

А Альбатрос на полной скорости шел к последней точке. Королев, поднявшись наверх, присоединился к Трофимову и Сорокину. Рабочие из колонковой трубы вынули керн. Косослоистые куски породы в конце трубы указывали на то, что коллектор вскрыл коренные породы.

- Это уже хорошо,- сказал Коротков, помня предыдущие безрезультатные спуски.

- Не очень, но сносно,- поправил Королев.

Албатрос застопорил на последней точке. Коротков, не дожидаясь полной остановки корабля, включил моторы. Коллектор поднялся над палубой, лязгнул открывшийся донный щит. Коротков отключил моторы, отпустил тормоз. Стальная махина коллектора быстро пошла вниз. В это время резко застопоренный корабль подался назад, коллектор, покачнувшись, ударился о край колодца. Острые стальные зубцы от сильного удара выгнулись наружу. Канат ослабел и провис.

Но в следующий момент коллектор сорвался с края и с лязгом и грохотом полетел в открытую пасть колодца. Фонтан брызг из колодца окатил стоявших на палубе людей.

- Зря поторопился,-оправдывался побледневший оператор, притормаживая бешено крутящуюся лебедку.

Королев, Трофимов и Сорокин спустились в лабораторию.

- Каковы здесь успехи. Вера Григорьевна? - спросил Кофолев.

Вместо ответа девушка подала журнал с записями.

- Ого! Смотрите, Алексей Петрович. Сколько тяжелых газов. Бутан, пропан и другие, более тяжелые. Как бы то ни было, а здесь богатая нефтеносная структура.

- Да, Григорий Иванович, нефть вы нашли, а как ее взять?-сказал Трофимов.

- Это будет потрудней,-добавил Сорокин.

- Может быть, нам прекратить разведку? - иронически спросил Королев.

- Нет, уж вы лучше поскорей ее заканчивайте, а нефть мы возьмем,-засмеялся Трофимов.

В это время у газоанализатора вспыхнула красная лампочка - коллектор был вновь на дне. Девушка села у прибора, взяв журнал из рук Королева.

- Не будем мешать, пойдем.- Королев взял Трофимова под руку. Сорокин направился следом.

Наступил момент подъема. Все, кто был свободен от вахты, пришли посмотреть на заключительный этап работы. Натруженно гудели электромоторы. Мокрый оцинкованный трос виток за витком ложился на барабан лебедки. Коллектор с большой скоростью приближался к днищу корабля. Вдруг сильный рывок потряс корпус Альбатроса-коллектор, втянутый в колодец, зацепился помятой кромкой своего кожуха за нижний щит, закрывающий днище. Яркая вспышка, сопровождаемая трескучим хлопком, осветила напряженные лица - это сгорели плавкие предохранители перегруженных электромоторов. Из колодца на мгновение показался магазин коллектора, но в это время лопнул трос, и коллектор с лязгом и скрежетом сорвался вниз. Стальные ноги вышки, сжатые огромной силой, на какое-то мгновение прогнулись внутрь, превратившись в гигантскую пружину. Эта пружина не замедлила сработать, как только сила, сжавшая ее, исчезла. Рывок был настолько силен, что полутонный блок сбросило с верхней площадки. Болты, удерживавшие его, оказались срезанными. Описав кривую, блок, как в яичную скорлупу, врезался в надпалубную надстройку.

Наступила гнетущая тишина. Пахло озоном. Короткое, растерявшись, усиленно нажимал на рычаг уже бесполезного тормоза. Прядь курчавых волос прилипла к его мокрому от пота лбу.

Люди еще стояли в оцепенении, не понимая, что произошло, когда раздался тревожный голос радиста:

- Григорий Иванович, радиостанцию разбило.

Ни один человек на Альбатросе не знал трагического положения, в котором оказался корабль, пока Королев не дал команду отправляться в Приморск.

Когда же корабль, медленно развернувшись, взял курс вслед ушедшей флотилии, выяснилось, что Альбатрос потерял скорость. Исковерканный коллектором нижний щит, заклинившись в колодце, наполовину высунулся под днищем корабля, сдерживая его ход. Напрасно Веселов требовал от дизелистов хорошей работы ходовых двигателей. Оба двигателя и так работали на полную мощность.

Попытки устранить повреждение оказались бесплодными. Альбатрос медленно шел на запад.

Прошло два часа. Пустынное море было по-прежнему спокойно. Горячее солнце припекало с безоблачного неба. Но все с напряжением ожидали перемены погоды. Ни на палубе, ни во внутренних помещениях не было слышно голосов. Ожидание испытания часто бывает страшнее самого испытания. Так и сейчас. Каждый задавал себе одни и те же вопросы: Когда же? Скоро ли?

Короткое, считавший себя виновником беды, постигшей Альбатрос и его команду, не глядя никому в глаза, молча бесцельно осматривал подъемную лебедку.

Рабочие группами бродили по палубе и помещениям корабля, время от времени перебрасываясь ничего не значащими словами,-о самом главном никто не хотел говорить. Алексей Петрович и Григорий Иванович, спокойно разговаривая между собой, смеялись и ни одним неосторожным словом не выдавали внутренней тревоги. Правда, от наблюдательного взора не могло бы укрыться, как топорщил время от времени свои соломенные усы Королев, как курил папиросу за папиросой Трофимов.

Мрачный, с пергаментным лицом и плотно сжатыми губами, застыл у перил Сорокин. В напряженном спокойствии стояли матросы, готовые в любую минуту кинуться исполнять приказания своего капитана. А старый моряк Веселов спокойно наблюдал в это время за стрелкой барометра, которая с каждой минутой двигалась все дальше влево. Вот она уже на делении семьсот двадцать.

Неподвижный воздух стал необыкновенно душным.

Трофимов, беседуя с Королевым, заметил, что геолог все чаще посматривает то на море, то на небо, теряя нить разговора. Нельзя было допустить, чтобы нервозность Королева увидели окружающие. Алексей Петрович умышленно громко спросил:

- А что, Григорий Иванович,- нa Альбатросе не положено ужинать?

- И в самом деле,- еще громче подхватил Королев, поняв Трофимова,почему так долго нет сигнала к ужину? Вахтенный!-крикнул он на весь корабль.-Скажи коку, чтоб сейчас же накрывал. Давай сигнал.

Но всем было не до еды. За ужином не получалось обычного веселого оживления и шуток.

- Григорий Иванович, вы не знаете, где Сорокин?-спросил Трофимов, не видя его среди сидящих за столами.

- Он, наверное, наверху. Я сейчас дам команду...

- Не надо, я сам найду его.-Трофимов встал и поднялся на палубу.

Сорокин все еще стоял у перил. Алексей Петрович подошел к нему и положил руку на плечо:

- Чем расстроен, Илья?

Сорокин, обернувшись к Трофимову, кисло улыбнулся:

- Радоваться нечему. Ты видишь, идем по-черепашьи. Капитан говорит, что делаем не больше десяти километров в час. Значит, в лучшем случае прибудем в Приморск завтра к ночи. Если же начнется шторм, тогда неизвестно, сколько времени проболтаемся в море. А у меня завтра с утра испытание новой цементносмесительной машины.

- Да, нехорошо получилось. Если бы рация работала, можно было бы вызвать вертолет. Но сейчас, Илья, придется примириться.

- Ты всегда прав, Алексей,- как бы стряхнув с себя мрачное настроение, засмеялся Сорокин.

- Пойдем,- ужин стынет.

После ужина все снова поднялись на палубу. Ослепительно багровый диск солнца вот-вот должен был коснуться моря на западном горизонте.

Трое мужчин молча прохаживались по палубе.

- Ты помнишь, Илья, несостоявшееся контрнаступление немцев на нашем участке в конце сорок четвертого? - внезапно заговорил Трофимов.

- Да. А почему ты вспомнил?

- Ну, как же! Тогда мы вот так же ожидали назначенного часа. Вы понимаете, Григорий Иванович,- Алексей Петрович обернулся к геологу,- наша разведка узнала, когда начнется контрнаступление немцев. Мы приготовились и ждем. А время идет медленно-медленно. Посмотришь на часы, и кажется, что секундная стрелка прыгает на месте. Но вот наступил назначенный час, а кругом по-прежнему тихо.

- Гитлеровцев, должно быть, кто-то предупредил, и они отложили атаку,вставил Сорокин.

- Да, именно так. Но нам от этого не стало легче. Люди в нетерпении стали вылезать из траншей и смотреть в сторону вражеских позиций. Но там словно все вымерли, ни выстрела, ни звука.-Так мы ждали весь короткий зимний день.

- Здорово тогда рассердился на фрицев наш генерал,- скова вставил Сорокин.

- Именно рассердился. И вы можете себе представить, Григорий Иванович, что он сделал?

- Приказал открыть огонь?

- Нет. Приказал, не открывая огня, занять линию укреплений врага. Удар был столь неожиданным, что когда немецкое командование опомнилось, мы дрались уже во второй линии вражеских окопов. Их артиллерия ничем не могла помочь своей пехоте, потому что пришлось бы стрелять по своим. Зато наши пушки обрушились на их ближние тылы.

- Да, нет ничего хуже ожидания,- сказал Королев и потащил Трофимова и Сорокина в командирскую рубку. Веселов сидел мрачный, с обвисшими усами.

-Смотрите упал до семисот двенадцати.-Старый моряк указал вошедшим на барометр.-С минуты на минуту можно ожидать начала концерта. А вот, кажется, и начинается.- Веселов указал рукой на юго-запад.

Трофимов окинул взглядом горизонт. Там появилась небольшая черная туча, сливавшаяся с морем. Она, казалось, пила море и с каждой минутой разбухала, увеличивалась в размерах. Прошло еще несколько минут, и весь юго-запад зШфыли черные тучи, в которых сверкали молнии.

Вдруг воду покоробила судорога, на корабль сбоку налетел порывистый ветер. Море вскипело, словно его кинули на гигантскую раскаленную сковороду. Отдельные буруны, соединяясь, превратились в волны, которые били о борт Альбатроса со все возрастающей силой.

- Очистить палубу, задраить люки!-прозвучала команда Веселова.

Через несколько минут вздыбившиеся волны тяжелыми водопадами обрушились на опустевшую палубу.

Корабль оказался в незавидном положении. Нижний щит кододца, торчавший под килем, не только снижал скорость корабля, но и мешал маневрировать. Альбатрос плохо слушался руля. Носовая часть постоянно стремилась уйти вправо, и корабль все время делал замысловатые пируэты. Достаточно было волне приподнять корму, как Альбатрос моментально поворачивался бортом к ветру.

Прошло несколько часов. До Приморска оставалось еще километров двести. Обычно Альбатрос покрывал это расстояние за три с половиной - четыре часа. Сейчас трудно были предсказать, когда корабль сможет укрыться в приморском порту. К тому же предстояло сначала обогнуть гряду подводных. скал, которая находилась где-то здесь, справа.

Веселов был уверен, что корабль находится в стороне от этой гряды. Однако старый моряк не мог учесть одного рокового обстоятельства. Нижний щит колодца, стоявшей под углом в сорок пять градусов к килю, постоянно отклонял корабль вправо, и Альбатрос находился совсем рядом с подводной грядой. Ливень и сгущающиеся сумерки помешали обнаружить эту опасность вовремя. Свою ошибку Веселов понял только тогда, когда сквозь шум шторма послышались нарастающие звуки прибоя.

- Справа по борту рифы! - крикнул вахтенный.

Веселов глянул за борт и ахнул. Темная бесформенная глыба пронеслась совсем рядом. В следующее мгновение корабль с треском налетел на что-то. Толчок был очень сильным, и все попадали с ног.

Альбатрос, скрежеща днищем о камни, медленно полз вправо. Трофимов, находившийся вместе с Сорокиным в каюте Королева, прильнул к темному стеклу иллюминатора. Совсем рядом из воды торчала острая вершина каменной глыбы, которая, приближаясь к Альбатросу, увеличивалась в размерах. Алексей Петрович понял, что корабль несет прямо на торчащий из воды утес.

- Все наверх! Приготовить спасательную шлюпку! - услышал Трофимов в репродукторе хриплый голос Веселова и почувствовал, как кто-то тянет его за руку. Алексей Петрович обернулся: это был Королев.

- А где Сорокин? - крикнул Трофимов.

Королев оглянулся в сторону, где только что стоял Сорокин, но ничего не ответил.

На палубе команда Альбатроса торопливо готовила к спуску единственную шлюпку с подвесным мотором.

Трофимов посмотрел за правый борт. Острая вершина подводной скалы была совсем рядом. Трофимов снова вспомнил о Сорокине и стал искать его глазами.

- Надеть спасательные пояса!-снова раздался в репродукторе хриплый голос капитана.

Королев дернул Трофимова за рукав и показал за левый борт. Алексей Петрович посмотрел туда и понял, что Альбатрос погиб: огромная волна горой катилась на судно.

- Держись! - громовым голосом крикнул геолог.

В это время перед Трофимовым и Королевым появился Сорокин. Алексей Петрович хотел предупредить его о грозившей опасности, но не успел. Водяная гора налетела на корабль, сначала подмяла его под себя, затем подняла на свой высокий гребень и швырнула прямо на торчавшую из воды каменную глыбу... Страшной силы удар потряс судно, и Трофимову показалось, что Альбатрос разваливается на части. Но в следующую же минуту он почувствовал под ногами твердую неподвижную палубу.

- Человек за бортом! - крикнул вахтенный, Трофимов подбежал к борту и увидел, как в кипящих волнахлто-то промелькнуло. Илья!-крикнул Трофимов и прыгнул в воду. Королев в оцепенении стоял несколько минут, глядя на темные волны, поглотившие Трофимова. В это время Альбатрос ударился днищем об острую вершину подводной скалы. Стальные листы его корпуса разорвались, словно тонкая бумага, и корабль как бы повис на скалистом утесе. О его левый борт непрерывно били волны, и долго он продержаться не мог. Зато с правого борта море было значительно спокойней и во мраке недалеко чернел островок. Решено было попытаться высадиться на этот клочок суши.

Надо было торопиться, пока корабль еще держался, прикрывая своим корпусом пространство твердой земли от бушующих волн.

В шлюпку сели Вера Югова, Саша Коротков, трое рабочих и четыре матроса. Вера Югова не забыла образцы пород и журналы с записями, которые она еще раньше упаковала в резиновые надувные мешки.

Заработали подвесной мотор и две пары весел, и шлюпка стала быстро удаляться. Вскоре она скрылась в сгустившемся мраке, направляясь к тому месту, где темнел островок.

Долго ждали на корабле возвращения шлюпки. Но напрасно. Море словно поглотило ее.

Каждый из оставшихся на Альбатросе знал, что это могло значить: или она погибла под волнами, не дойдя до островка, или разбилась о него вместе с людьми. Может быть, через несколько минут и остальных ждало то же.

Море продолжало терзать искалеченный корабль.

- Что будем делать? - спроаил Королев Веселова.

- Надо строить плот или добираться до островка вплавь. Но построить плот не удалось. Едва успели выкатить на палубу несколько пустых бочек, как мощная волна ударила в левый борт Альбатроса, перекатилась через него, смыв приготовленные бочки, приподняла корпус корабля и, пройдя под днищем, вновь опустила его на утес. Раздался треск. Корма и нос корабля стали опускаться. Корабль ломало на две части. Сейчас обе части стремительно пойдут под воду и увлекут за собой находящихся на палубе людей.

- Все за борт! - крикнул Веселое.

Люди бросились в пенящееся море...

Спасательный пояс выбросил Королева на поверхность, он быстро поплыл в сторону от корабля. А через минуту, когда он обернулся, Альбатроса на море не было.

Капитан Веселов покинул корабль последним, только тогда, когда заметил, что нос корабля, на котором он стоял, отделившись от кормы, погружается в воду. Капитан прыгнул, но его потянуло вниз, и он с трудом выбрался из водоворота. А когда оказался на поверхности, то постарался скорей уплыть от страшного места. Только через некоторое время он понял, что взял слишком вправо и плывет не туда. Но было уже поздно.

Его несло мимо островка. Волны с шумом разбивались о его отвесные камни. Вскоре Веселов заметил впереди другой островок, гораздо больший. Он направился к нему, напрягая оставшиеся силы.

Волны то и дело накрывали его с головой. Вдруг он услышал сильный шум. Когда его подняло на гребень волны, он увидел перед собой темную, надвигающуюся на него массу острова. Веселов быстро повернулся ногами вперед, и в тот же миг волна бросила его на берег. Когда вода отхлынула, он хотел подняться, но от острой боли в ноге вновь упал. "Неужели перелом?"-мелькнуло в сознании. Следующая волна швырнула его грудью на покатые камни...

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Неожиданно прервавшаяся радиосвязь с Альбатросом встревожила Ветрова. Оставив на Краснодоне радиста и приказав ему во что бы то ни стало связаться с Альбатросом, Ветров из порта поехал в управление треста.

Решено было срочно начать поиски. Самолет, обслуживавший экспедицию, немедленно поднялся в воздух, взяв курс на восток. Радиостанция треста непрерывно посылала в эфир сигналы, вызывая Альбатроса. Но он молчал.

К вечеру самолет вернулся ни с чем: из-за сплошной и низкой облачности в море ничего не было видно.

С наступлением ночи в воздух поднялся вертолет с ультрафиолетовой отражательной установкой. На борту машины, кроме летчика и штурмана, был и Ветров. Не отрываясь, смотрел он на экран. Казалось, вот сейчас он увидит знакомый силуэт Альбатроса. Но экран оставался пустым. Кроме бушующего моря, ничего не было видно, вскоре и оно исчезло за серой пеленой. Вертолет шел высоко, и ультрафиолетовые лучи интенсивно поглощались мощным слоем облаков и атмосферным озоном. Машина круто пошла вниз. Воздух в кабине стал сырым. Время от времени, когда вертолет попадал в разрыв облаков, непрерывно сверкавшие молнии освещали голубовато-белые горы тумана. На высоте пятисот метров на мутносером экране стало проступать бушующее море. А когда вертолет снизился еще на двести метров, можно было ясно различить, как седые от пены валы катились один за другим.

Вот вертолет дошел до места, где Ветров расстался с Королевым. На бушующих волнах мигали бакены, поставленные топографами. Они то ныряли, скрываясь под водой, то вновь появлялись, светясь в мутной темноте.

Чтобы охватить большее пространство моря наблюдением, шли зигзагами. Через три часа показался берег, и машина повернула на северо-восток. Ветров продолжал всматриваться в экран ультраглаза. От напряжения и усталости начали слезиться глаза. Вдруг на волнах мелькнули две точки. Мелькнули-и исчезли.

Летчик повернул обратно, сбавил скорость, но прошло еще минут пять, пока удалось найти замеченные предметы. Машина медленно снизилась. Это были две бочки, связанные канатами. Ветер и волны гнали их на север.

Если бочки сброшены с Альбатроса, надо идти на юг.

И машина повернула на девяносто градусов. Вскоре на волнах Ветров увидел еще один предмет. Вертолет повис над перевернутой кверху килем шлюпкой. Летчик, рискуя потерпеть аварию, спустился почти к самым гребням волн. Порывистый ветер не давал вертолету устойчиво повиснуть на одном месте, и поэтому лодка уходила то вправо, то влево. Но вот волна подняла ее на гребень, и Ветров прочитал показавшееся ему страшным слово Альбатрос. "Неужели?".. - пронзила мозг догадка, от которой его охватил,озноб.

Вертолет шел дальше на юг. Появилась узкая полоса, где вода буквально кипела Белые буруны тянулись с севера на юг.

"Чертовы камни",- догадался Ветров, вспомнив рассказы моряков об этой подводной скалистой гряде, у которой нашли себе могилу десятки кораблей.

Среди кипящих волн кое-где торчали черные острые каменные вершины. Они переползали экран, как живые. Вот сравнительно большой островок. Вертолет скользнул вниз. Летчик включил нижние фары.

* *

Вынырнув на поверхность, Алексей Петрович осмотрелся, но, кроме вздыбившегося седого гребня, нависшего над головой, ничего не увидел. В следующее мгновение волна накрыла его с головой. Когда он вновь оказался на поверхности, силуэт Альбатроса темнел уже метрах в тридцати. Усиленно действуя руками и ногами, Трофимов торопливо осматривался, но Сорокина нигде не было.

Наконец, когда попытка отыскать друга казалась уже тщетной, совсем рядом мелькнула чья-то рука. Трофимов нырнул и наткнулся на голову Сорокина.

Еще не оправившийся после перенесенной болезни, Сорокин почти захлебнулся. И если бы не вовремя подоспевшая помощь, ему пришлось бы очень плохо.

Но предаваться радости не было оснований. Первым это понял Трофимов. Алексей Петрович прыгнул в воду вслед за упавшим Сорокиным не из безрассудства. Чувство товарищества, а главное, ради чего он рискнул возможность спасти Сорокина - руководили его поступком. С борта Альбатроса Трофимов заметил темную массу островка. Корабль прикрывал своим корпусом этот кусочек моря, и волны здесь были не такие большие. Поэтому, когда Сорокин оказался в воде, Трофимов решил, что нетрудно будет добраться до островка.

Но пока Трофимов искал Сорокина, а потом поддерживал его, давая возможность отдышаться, течением их отнесло далеко от Альбатроса. Сквозь шум усиливающегося шторма Трофимов услышал новые, рокочущие звуки. Он невольно повернул голову влево. Мимо, совсем рядом, быстро проносилась темная масса утесов, у которых, пенясь, кипела вода. И лишь когда громада скал растворилась в темноте, Алексей Петрович с ужасом понял, что это был тот самый островок, на который он рассчитывал.

"Неужели это конец?" - мелькнуло в голове.- Нет, глупо так просто утонуть, надо держаться. Только бы не захлебнуться.

Сорокин, которого Трофимов поддерживал, не проявлял никакой активности даже в те моменты, когда волна накрывала их с головой.

- Илья! Илья! - с тревогой крикнул Трофимов, перевертывая на спину обмякшее тело Сорокина.

Но тот не отвечал. И удивительное дело! Трофимов почувствовал, что удерживать на поверхности безжизненное тело Сорокина не так уж трудно. Это облегчало положение. Но все же усталость давала себя знать. Сил оставалось все меньше и меньше. И уж без страха Алексей Петрович думал о близкой смерти. Вдруг с вершины водяного вала он увидел перед собой длинную темную полосу, которая, казалось, росла на глазах. "Еще остров!"-обрадовался Трофимов, снова напрягая оставшиеся силы.

Когда островок был уже совсем близко, Алексей Петрович заметил, что течение относит его в сторону. Одному ему ничего не стоило бы справиться, но с Сорокиным сделать это было трудно. Сколько он ни старался, расстояние, отделявшее его от твердой земли, казалось, не сокращалось. Из последних сил, захлебываясь, он продолжал работать руками и ногами. Наконец, он увидел, как темная масса острова стала плавно опускаться. Когда волна откатилась назад, он почувствовал под ногами твердую землю. Подхватив Сорокина, Алексей Петрович кинулся на отлогий берег по отшлифованному граниту.

Но сзади, подмяв под себя только что откатившуюся волну, с воем торопился новый водяной вал. Он сбил Трофимова с ног и, приподняв, швырнул на каменную глыбу. Алексей Петрович от боли чуть не потерял сознание.

Ослабевший от усталости и ушибов, он лежал на мокром граните, тяжело дыша. Потом, словно ужаленный, вскочил и начал трясти Сорокина. Захлебнулся!-Трофимов перекинул Сорокина животом на колено. Только тут он обнаружил, что на Сорокине надето два спасательных пояса. Так вот почему его легко было удерживать на воде. Когда же он успел?

- Где я? - в недоумении спросил Сорокин, очнувшись.

- Лежи, лежи, Илья!

- Это ты, Алексей? А остальные?

- Там, на корабле,- неопределенно показал рукой Трофимов.

Сорокин больше ни о чем не Опрашивал. Забывшись, лежал с закрытыми глазами. Трофимов долго сидел возле него. Потом встал и, пошатываясь, направился вдоль островка. Только теперь он заметил, что косой дождь продолжает хлестать с прежней силой.

Вдруг ему показалось, что в море кто-то крикнул. Трофимов заторопился и, когда волна отхлынула, увидел распростертое тело. Это был Веселов. Трофимов поднял старого моряка. Тот застонал. Алексей Петрович уложил капитана Альбатроса рядом с Сорокиным. Веселов был весь в ушибах и кровоточащих ссадинах, но больше всего жаловался на боль в ноге. Трофимов в куче плавника нашел несколько деревянных обломков и, разорвав свою рубашку, наложил на сломанную ногу Веселова некое подобие шин.

Догадываясь о страшной трагедии, Алексей Петрович не стал ни о чем расспрашивать. Дождь постепенно прекратился, но шторм разыгрался еще сильней. Под его монотонный шум измученный, продрогший Алексей Петрович забылся.

Сон продолжался, должно быть, недолго. Очнувшись, он с недоумением увидел вокруг себя ярко освещенные камни, и долго не мог понять, где он и что с ним.

Наконец прорывающийся сквозь рев шторма ровный гул работающего мотора заставил его поднять голову. Яркий свет прожектора ослепил его. Змейкой скользнула к ногам веревочная лестница. Она словно дразнила Трофимова, уходя то в одну, то в другую сторону; конец ее то поднимался в воздух, то падал на каменистую поверхность островка. Преодолевая боль в окоченевшем теле, Алексей Петрович с трудом поднялся на ноги.

Но вот сверху по лестнице скользнула фигура. Это был Ветров.

- Что с остальными, Алексей Петрович? - в голосе Ветрова слышалось и желание скорее узнать правду и боязнь услышать ее.

- Не знаю,- выдавил из себя Трофимов.

У Ветрова потемнело в глазах. Скрипнув зубами, он глухо проговорил:

- Горючего мало. Надо торопиться...

Веселов был в очень тяжелом состоянии. Немногим лучше было и положение Сорокина. С трудом удалось поднять обоих в кабину вертолета, посадить который на неровную, каменистую поверхность при порывистом ветре было почти невозможно.

- А тот островок осмотрели? - Трофимов показал на юг.

Ветров отрицательно покачал головой.

Вскоре вертолет висел над крохотным островком. Через юго-западную покатую его часть перехлестывали волны. Северо-восточная часть, обдаваемая каскадами брызг, ощетинилась острыми скалистыми выступами. Ветров и Трофимов напряженно всматривались в освещенные камни.

- Ну что? - спросил Сорокин, с трудом приподнявшись.

- Пока ничего, Илья,-ответил Трофимов.-Да ты лежи.

Веселов, услышав эти слова, в отчаянии закрыл лицо руками.

Вертолет пролетел еще немного на юг, но островков больше не было. Лишь белесые буруны указывали на подводную гряду скал. Иногда во впадине между волнами обнажались их острые черные пики.

- Ну как, полетим в Приморск? - обратился летчик к Ветрову.

Но Ветров не слышал заданного ему вопроса. Взгляд его, устремленный в темное окно кабины, выражал глубокое отчаяние.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Чем дальше удалялась шлюпка от Альбатроса, тем опаснее становился путь. Кусочек моря, прикрытый от волн корпусам: корабля, скоро кончился. Море ежеминутно грозило поглотить небольшое суденышко вместе с пассажирами. Впереди показался островок, волны с шумом разбивались о его скалистую правую часть. Левая часть казалась более низкой, но в темноте хорошо рассмотреть островок было невозможно. Когда до островка осталось не больше пятнадцати метров, шлюпка ударилась о подводный выступ и перевернулась. Все оказались в воде. Коротков с матросом, не сговариваясь, кинулись к Юговой с намерением помочь девушке, но она, энергично взмахивая руками, уверенно плыла к берегу. Вскоре пострадавшие почувствовали под ногами землю, если только покатую каменную глыбу можно было назвать землей, и попытались встать, но водяной вал снова подхватил всех и понес навстречу темной массе. Серьезно никто не пострадл, почти все отделались легкими ушибами. Как только врда отхлынула, все кинулись вперед, чтобы не быть застигнутыми следующим валом.

Островок представлял собой невысокий скалистый выступ. Северная, восточная и юго-восточная стороны скалы почти отвесно спускались в море, и лишь западная и юго-западная части островка, гладко отшлифованные волнами, были отлогими.

Но эта плоская часть острова была слишком низкой, и волны одна за другой накатывались на нее, добираясь до ног спасшихся. Волны разбивались об отвесные скалы юго-восточной части островка, рассыпая каскады брызг. Мокрые с головы до ног, люди не думали сейчас о себе. Они все вглядывались в бушующее море, надеясь увидеть Трофимова и Сорокина. Альбатрос черной тенью маячил в темноте. Свет на нем давно погас. И там остались их товарищи. Вдруг корабль приподнялся, сквозь шум шторма донеслись треск и скрежет, и тень судна на глазах медленно растворилась. На островок налетела большая волна, часть ее с грохотом разбилась о скалы, а другая хлынула на отлогий берег, ударилась о выступы, вздыбилась и водопадом обрушилась на людей.

Вера Югова прижалась головой к плечу Короткова и заплакала.

Но предаваться унынию было некогда. Там, в пенящихся волнах, наверное, боролись за свою жизнь их товарищи, для спасения которых надо было сделать все возможное. Один из матросов взобрался на торчавший сзади выступ скалы, зажег случайно сохранившийся у него морской карманный фонарик и стал размахивать им.

Все напряженно всматривались в кипящее море, готовые каждую минуту кинуться на помощь товарищам. Потоки воды порой доходили людям до пояса, а одна особенно высокая волна сбила Сашу Короткова с ног и чуть было не унесла в море.

Не уверенные, что их услышат, они все же не переставали кричать.

Вдруг на гребне волны показалась голова. Коротков кинулся навстречу водяному валу, рука нащупала в воде чье-то плечо. Но тут же он почувствовал, как ушла из-под ног твердая земля. Волна подняла его, а затем бросила на отлогий гранит. Коротков быстро встал. Рядом с ним поднялась мощная фигура Григория Ивановича Королева. Не отдышавшись как следует, они кинулись на помощь еще одному подплывшему.

Кроме Королева, на островок выбрались еще восемь человек. Не было только капитана Веселова и Трофимова с Сорокиным. Их долго ждали, но напрасно. Волны вынесли лишь брезент, который, очевидно, сорвало с Альбатроса в момент его гибели.

Унылое равнодушие овладело людьми. Они понуро стояли под косым хлестким дождем. Рыхлая пена белила ноги. Ни говорить, ни двигаться не хотелось. Лишь время от времени ктонибудь сплевывал горечь морской соли.

- Ну, что скисли, робинзоны?- Королев шуткой попытался подбодрить товарищей. Никто не ответил, не изменил позы.

- Товарищи! - крикнул Саша Коротков, появляясь из темноты.- Я нашел сухое место там. в скалах.

Он повел людей вдоль отвесной каменной стены, куда докатывались только гребни высоких волн. Площадка постепенно понижалась, а когда свернули между двух огромных выступов, вода доходила уже до пояса. Но Коротков уверенно прокладывал путь, подбадривая товарищей.

- Сюда, за мной! - крикнул он, исчезая в расщелине.

Узкая теснина круто вела наверх, и под ногами уже небулькала вода, а хрустела и осыпалась щебенка. Мокрая одежда сковывала движения.

- Вот здесь! Место хорошее,- Коротков остановился, поджидая товарищей.- Ветра совсем нет. Только вот брызжет здорово.

Широкое углубление между скал действительно было укрыто от ветра. А он в ярости подхватывал ледяную россыпь раздробленных о гранит волн и швырял через зубчатый каменный барьер на головы укрывшихся от него людей.

- Да, душ на всех сразу,- невесело рассмеялся Королев.- Ну ничего, не сахарные. А вот перекусить бы не мешалой-Вера, как у тебя с продуктами?

Все вдруг почувствовали голод.

- Все утонуло, Григорий Иванович.

- А это что? - Григорий Иванович нагнулся к мешку, который Югова бросила к ногам.

- Журналы с анализами и образцы пород.

- Ну, не беда. А это хорошо, Вера. Молодец!

Отжав мокрую одежду, все улеглись под брезентом. Согревшись собственным дыханием, измученные люди крепко уснули.

Лишь один Королев долго не спал. Тяжелые думы о судьбе Трофимова, Сорокина и Веселова, которым, по-видимому, не удалось спастись, отгоняли сон. Наконец и он задремал. Но забытье было тревожным. Григорий Иванович часто вскакивал, а когда вновь засыпал, ему все снилась гибель Альбатроса. Рано утром он осторожно, чтобы не разбудить товарищей, выбрался из-под брезента. Дождь прекратился, но море неистовствовало с еще большей силой. Волны с ревом разбивались об утесы.

Низко неслись всклоченные темные облака.

Постояв минуту, Григорий Иванович снова залез под брезент.

Глубокий сон незаметно овладел им.

Здоровый, но измученный усталостью человек с крепкими нервами может спать при любом непрерывном шуме. Но если шум неожиданно прекратится или в нем появятся новые звуки, спящий проснется. Так произошло и с Королевым. Когда к грохоту шторма прибавились еле уловимые звуки мотора, Григорий Иванович, еще не проснувшись окончательно, почувствовал, что происходит что-то необычное. Открыв глаза, он сбросил с себя край брезента. Свет пасмурного утра показался ему очень ярким. Королев вскочил на ноги. И тут он понял, что заставило его проснуться. От островка на север уходил вертолет. Вскоре он исчез в низких серых облаках.

"Почему же они не заметили нас?" - подумал Королев. Переведя взгляд на широкий брезент, под которым еще спали его товарищи, он все понял. Брезент сливался с серыми безжизненными камнями, и островок сверху мог показаться пустынным.

"Какой момент упустил! Что делать? Как долго придется сидеть им на этих мрачных камнях без пищи и пресной воды? Конца шторму не видно. Все могло быть иначе, не проспи он сегодня!"

Эти мысли молнией пронеслись в голове Королева.

Но что же все-таки делать?

Григорий Иванович был не из тех людей, которые опускают руки в случае опасности. Не раз ему приходилось бывать в сложных переплетах. Однако в таком беспомощном положении он оказался впервые.

Королев долго стоял в раздумье, не замечая холодных брызг, которыми щедро кропило его море. Потом медленно обошел весь островок, со страхом глянул на низкую западную часть, где спаслись вчера он и его товарищи. Волны одна за другой накрывали ее. И лишь восточная часть островка попрежнему была недосягаема даже для самых больших водяных валов.

Часов в восемь утра все были на ногах. Григорий Иванович ничего не сказал товарищам о вертолете.

День прошел в томительном ожидании. Шторм бушевал по-прежнему. Торопливо проносились свинцовые тучи. Время от времени хлестал косой дождь. Мокрые люди понуро сидели на камнях. Давал себя чувствовать голод. Но еще больше мучила жажда. Морская соль до крови разъела распухшие губы, нестерпимо болели воспаленные глаза.

Чтобы немного облегчить страдания людей, Королев решил собрать дождевую воду. Когда с наветренной стороны море затянула пелена приближающегося дождя, он приказал насамом высоком утесе, куда почти не долетали морские брызги, растянуть брезент. Дождь был непродолжительным, но обильным. Во впадине брезента, вдавленного между камнями, накопилось достаточно воды. Вода была горьковатой, но измученным жаждой людям казалось, что вкусней напитка они никогда не пили.

Утолив жажду, все острей почувствовали голод, и разговоры вертелись главным образом вокруг пищи.

- Хорошо бы сейчас съесть отбивную с помидорчиком и огурчиком,- мрачно пошутил Коротков.

- И запить бутылочкой пива,- вздохнул матрос.

- А я бы предпочел горячий кофе, да с коньячком,- сказал другой.

- Нет, ничего так не хочу, как блинчиков с икрой,- Югова проглотила слюну.

- Так в чем же дело, Вера? Начинай печь, и мы не откажемся,-пошутил кто-то.

Королев вначале прислушивался к этим разговорам, а потом заговорил сам:

- Хотите, товарищи, я расскажу, как однажды со своей геологической партией встречал Новый год?

Все знали умение Королева в часы досуга развлечь слушателей веселым рассказом. Чтобы лучше слышать, сели вокруг Григория Ивановича.

- Было это лет десять назад,- начал геолог.- Отряд, который я возглавлял, работал в Якутии, на реке Вилюй. С выездом в тайгу мы запоздали и до наступления зимы работу завершить не успели. Откладывать геологическую съемку до следующего лета не хотелось, и когда мы закончили работу, стояла уже зима. Чтобы выбраться из тайги, надо было ждать, когда снег станет твердым и откроется оленный путь. В ожидании нас и застал Новый год. Обязанности повара в отряде по совместительству исполнял ллотник и мастер на все руки Степан. Завезенные продукты были на исходе, но это нас не особенно беспокоило. Мы промышляли охотой и сумели заготовить достаточно зайчатины. Днем 31 декабря Степан сварил из заячьего мяса большой бачок борща и зажарил крупного сига.

Пока он занимался своей кулинарией, мы перед входом в бревенчатое зимовье поставили и нарядили чем могли большую елку.

Праздник начался часов в десять вечера проводами старого года. Для начала Степан поставил на общий стол несколько банок консервированной колбасы. Понятно, было чем и запить не сухую же колбасу есть. Когда подошло время встречать Новый год, от колбасы осталось одно воспоминание.

-Неси твоего сига,- попросил я Степана. Он направился к небольшой пристройке, служившей кухней, но то ли керосиновая коптилка плохо светила, то ли ноги от дневной усталости заплетались, только он, возвращаясь из кухни, споткнулся о порог, и аккуратно уложенные на сковороде куски рыбы перекочевали на пол в свежую стружку и опилки, которые он не успел убрать, когда мастерил импровизированный стол. Растерянно стоял он над пропавшей, как ему казалось, рыбой, не зная, что предпринять.

-Собирай, а то не успеем!- крикнул кто-то. И Степан, не раздумывая, сгреб куски рыбы с опилками и стружками на сковороду и поставил ее на стол. Ничего, выпили по очередной и съели. И знаете, очень даже вкусно было. Что ты смеешься, Вера? Опилки вполне съедобная вещь, не хуже твоих блинчиков с икрой.

Рыба только распалила наш аппетит. Пришлось командировать Степана за борщом. Но на этот раз нам еще больше не повезло. В поисках борща он бродил в темной кухне. Нам было слышно, как гремели падающие предметы. Наконец он добрался до угла, где на полу стоял бачок, и наступил на него. Крышка, вывернувшись, полетела на пол, а валенок Степана погрузился в борщ. То, что осталось в бачке, он поставил перед нами. Ничего, опять съели. Только снова не наелись, а у Степана больше ничего не было.

Решили из мороженой зайчатины приготовить строганину.

Но заяц - не олень,-костляв, и строгать у него было нечего.

-Давай руби,-крикнул кто-то,-будем есть рубанину!

Утром, чтобы не тратить много времени на приготовление завтрака, решили закусить рубаниной. Тут я вспомнил, что в снегу, на крыше зимовья, где хранились заячьи тушки, лежит случайно закинутый туда ободранный одичавший кот, попавший в заячью петлю. Я предупредил об этом Степана.

Степан долго не возвращался с улицы. Наконец, растерянный, он появился в дверях с двумя зайцами в руках. Остановившись у порога, он стал шарить взглядом по полу.

-Что случилось, Степан? - спросил я его.

-Григорий Иванович, никакого кота больше там нет,-виновато улыбнулся Степан, глядя на валявшийся у его ног кошачий хвост-все, что осталось от новогоднего пиршества.

Григорий Иванович замолчал, глядя в сгущающихся сумерках на товарищей, и довольная улыбка пряталась в его соломенных усах.

- Григорий Иванович, а сознайтесь, это вы только сейчас придумали насчет кота и про валенок? - перестав смеяться, спросила Вера.- Я же по вашим глазам вижу.

- Вот чудак человек! Не верит! Да ты дай мне сюда кота, я живо покажу, как его сырого едят.

Новый взрыв смеха перешел вдруг в торжествующий крик.

Люди вскочили навстречу яркому снопу света, разрезавшему сгущающиеся сумерки. А еще через минуту по веревочной лестнице, спущенной с вертолета, на островок, в объятия товарищей спустились Трофимов и Ветров.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

После болезни Ольге все казалось обновленным: и зелень деревьев, и приятно хрустевший под ногами белый ракушечник на аллеях бульвара, и серо-голубое море, и лазурное небо, и свежий пьянящий воздух, согретый утренним солнцем. Какая-то непонятная, неосознанная радость охватила ее всю, и хотелось не идти, а бежать, бежать вприпрыжку. Но сил еще не было, приходилось то и дело отдыхать.

Дойдя до бульвара, Ольга устало опустилась на скамейку.

Оглянулась. Подъезд дома, в котором она жила, был совсем рядом. "До чего ж я слаба. Куда уж тут бегать". Мимо нее торопливо шли люди. "Как бы мне не опоздать,- посмотрела Ольга на часы. Прежде четверти часа хватило бы на то, чтобы путь из дому до лаборатории пройти дважды. А сейчас!"

Ноги стали совсем непослушными. Ольга встала.

Вот и лаборатория. Казалось, здесь все было по-прежнему.

Не успела Ольга осмотреться, как в комнату влетела всегда радостная Таня Березина.

- Что тут у нас нового, Танюша? - спросила Ольга, высвобождаясь из бурных объятий подруги.

Торопясь рассказать обо всем, что произошло в отсутствие Ольги, Таня не успевала за своими мыслями и говорила отдельными, мало связанными между собой фразами, сыпала ими, как горохом, перескакивая с одной темы на другую.

- Ой, как трудно было без тебя, Ольга. Алексей Петрович дал нам новое задание... А ты похудела и побледнела. Только тебе это идет. Ты еще красивей стала-... Ой! А где же твои косы? Отрезали в больнице? Ой, как жалко! Хотя так даже лучше...-Таня замолчала, рассматривая улыбающуюся подругу.