ГЛАВА 4. Съест или не съест?


Он спал, уютно сопел в свою огромную когтистую лапу, то и дело ёрзая, пододвигаясь поближе к уже погасшему огню.


Угли в печи подёрнулись сажей и лишь слабо перемигивались тёмным красным светом.


Арюшка склонилась, рукой придерживая свои волосы, которые спали с плеч, чтобы те не притронулись к тёмной медвежьей шкуре. Словно это невесомое прикосновение могло разбудить зверя, который, к слову, в утреннем свете ничуть не казался Аре менее страшным.


Она прислушалась, но биение сердца по-прежнему раздавалось отовсюду и никак не понять, откуда именно исходил звук, что с каждым мгновением становился всё тише и тише. А когда зверь приоткрыл глаза, и вовсе растворился в воздухе, будто и не пело таинственное сердце только что свою тревожную песнь.


— Чего тебе? — прохрипел он и Арюшка отпрянула.


А затем оскорблённо поджала губы, вытягиваясь тоненькой стрункой.


— Ничего. Ты спишь в моём доме…


Пёс, настороженно подняв голову, коротко фыркнул.


— … на чужой лежанке, — тут же добавила Аря, — как это, чего мне? Проверить подошла, — она осеклась, раздумывая, стоит ли спрашивать его о том, что она услышала.


Вдруг тайна какая, некое магическое дело, что-то опасное и лучше бы об этом молчать? Чтобы не коснулось оно её самой…


Невольно взгляд её метнулся в самый тёмный угол потолка, где покачивались связки из ветвей можжевельника — оберега от тёмных сил.


По спине её пробежал холодок.


А медведь всё сверлил её недовольным, заспанным взглядом, вопросительным, судя по всему.


— Боже… — выдохнула Аря невольно.


Зима. Медведь. Может, не стоило будить его? Вдруг бы так и спал до весны? Что если она могла просто уйти сейчас к людям, оставив его здесь одного?


Одного…


Она взглянула на его раны, повязки на которых покрылись за ночь тёмными пятнами крови.


Нет, не смогла бы Арюшка спокойно уйти, пусть и страшным было это чудовище, а живое и разумное, что попросило у неё помощи. Уж тогда и вовсе стоило ему отказать, а раз взялась помогать…


— Ну, чего тебе? — попытался гость подняться на лапы, раздражённый, недовольный. — Аль красив я, любуешься?


— Что? — совсем растерялась она.


— Говоришь, подошла проверить… что?


— Живой ли ты, — пролепетала Аря, опустив взгляд.


Врать Арюшка не любила, да и не умела, что душой кривить.


Медведь ухмыльнулся — вот уж, казалось бы, страшнее нет ничего этой морды в ухмылке! — и подступил ближе.


— Живой, — и потянулся к ней лапой.


А лапа эта, что её талия в обхвате!


Аря, коротко вскрикнув, закрыла лицо ладонями, будто то, что перестала видеть его сама, означает, что и он не видит её.


— Дурёха, — выдохнули ей на ухо и прошли мимо, прямо к лавке, на которой Аря спала, согнав оттуда пса. — А крысы не боишься, значит? — поинтересовался зверь вдруг так, словно удивился, чего это он её пугает, а с крысой Аря в одной комнате жить готова.


Осмелившись открыть глаза, Арюшка обнаружила его стоявшим у окна и обнюхивающим несчастную Серую.


— А ну, не тронь! — схватила она швабру и наставила на него. — Крыса ведь старая уже, умрёт со страху!


Медведь обернулся к ней растерянно, настолько, что на этот раз самой Аре стало смешно. Но ничего ей не сказал, а действительно отошёл в сторону, чтобы внимательно, придирчиво изучить всё остальное в комнате.


— Колдунья, что ли?


— Нет, — ответила она, но после задумалась. — Не уверена… Люди по всякому обо мне говорят, но слова их ласковы.


— А сама?


— Что сама? — ноги всё ещё казались ей ватными, и поэтому Арюшка вернулась на лавку.


— Сама, что говоришь?


— Не владею я магией, так, просто знаю всякое. И чувствую. И… люблю.


— Страшная ведьма, — будто шутя, проурчал он и остановился в растерянности у лежанки, на которой уже расположился пёс. — Хм… — и снова взглянул на Арюшку. — Сгони его!


— Нет, — неожиданно твёрдо отказала она. — Устройся где-нибудь и сиди тихо! Дай своим ранам затянуться.


— Осмелела, поняв, что слаб я?


Слаб, как же — подумала Арюшка — даже в таком состоянии он мог бы в щепки разнести её домик и лапой одной, случайно махнув ею, зашибить пса! Слаб…


Она сглотнула и слабо кивнула.


— Ага…


— Ну, что ж, — проронил он и устроился рядом со столом, буквально забившись в угол, прямо под связками трав. — А ты что делать будешь?


— Ну… Всё, что делала бы в другой день.


Иначе никак не справиться быстро с волнением.


— Это что же?


Арюшке вновь представилось, как медведь изгибает бровь.


А есть вообще у медведей брови?


Она сощурилась, пытаясь присмотреться, и… гость её ещё сильнее вжался в стену.


— ЧуднАя, — прошептал он, если, конечно, это можно было назвать шёпотом, и растянулся на полу, положив косматую голову на свои лапы.


Он вроде задремал, а вроде и наблюдал за ней в полудрёме, покрасневшими, воспалёнными глазами, Арюшка не приглядывалась, боясь, если честно, проверять. Но каким-то чудом уже к обеду ей стало смелее, попривыкла к своему страшному гостью, и когда нужно было дотянуться до острого перца, что красным огнём горел сбоку от окна, Арюшка решилась встать прямо рядом с медведем так, что нога её касалась его горячего меха. Она потянулась, но лишь пальчиками задела перец. Сдула со лба выбившуюся медную прядь волос и забралась коленями на стол, после чего от неловкого движения едва не свалилась прямо зверю на спину.


Он ничего не сказал, только заворчал что-то неразборчивое во сне. Или будто во сне… Не важно.


И Арюшка отошла в сторону, поправляя на себе тёплое синее платье и серый фартук, который надевала, когда что-то готовила.


Крыса на подоконнике лущила семечки, пёс грыз кость на полу у печи, кота нигде не было видно. А Аря варила пряный суп в котелке над весело потрескивающим пламенем.


— Мне бы, — наконец выдал медведь себя, и Арюшка вдруг поняла, что он всё это время и правда не спал, притворялся. — Мне бы…


Он словно хотел о чём-то попросить, да отчего-то трудно было продолжить.


— Мм? — подула она на деревянную, дымящуюся ложку и попробовала бульон.


— Мне бы тоже чего-нибудь поесть, — отвернулся он, ну точно обидевшись или смутившись.


Аря усмехнулась, но после задумалась, нахмурившись. Заглянула в котелок, в котором пока ещё плавала лишь морковь, картошка, яблоко для кислинки, специи, да распускались, оживали засушенные с лета травы. Крапива, если быть точнее. Так, для густоты. Всё-таки жила Арюшка небогато.


— М-морковь будешь? — пролепетала она.


И встретилась с таким красноречивым взглядом, что невольно залилась краской. Хотя и побледнеть бы ей от мысли, что пообедает её гость, судя по всему, ею или…


— Ой, — выронила она из руки ложку. — Кота съел?! Где мой кот?


— Что? — и вновь начал он хохотать, да что это был за смех! Услышишь ночью такой и не разберёшь сразу, смеётся кто, или рычит, или страшно кашляет.


Но Арюшка всхлипнула и смех прервался.


— Никого из вас я есть не собираюсь, — проговорил он спокойно и примирительно. А после добавил сочувствующе, чего Арюшка уж точно не ожидала: — Напугал тебя, да? Не хотел… Давай, — вновь отвёл он в сторону взгляд, — давай хоть морковку, что уж.


— Потом я печенье буду делать. Имбирное. Я всегда его зимой пеку. И мёд у меня есть, я просто забыла о нём. Ты ведь любишь мёд?


Только вот вместо ответа по комнате вновь прошёлся рокот, и медведь вскочил на все четыре лапы, насторожившись.


— Что это? — подняла Арюшка ложку и прижала её к себе так, словно она могла стать ей защитой.


— А и правда, — ухмыльнулся гость, — где твой кот? Знаю, любят коты спать на тёплом да горячем…


И, сказав это, он прошёл к двери в прихожую, а Арюшка, затаив дыхание, проследовала за ним. Но то, что обнаружила она там, увидеть никак не ожидала, хотя и успела напридумывать себе всяких небылиц.


Загрузка...