Змея свернулась клубочком на ладони Тихона, и он нежно проводил пальцем по темной ее чешуе. И кажется, змее эти прикосновения были по вкусу. Во всяком случае, она не пыталась ни вывернуться, ни укусить альва.
– Это очень редкая рептилия, – сказал, наконец, Тихон.
– Ты про кого? – уточнила я на всякий случай.
Ноэль пришла в себя, хотя изо всех сил притворялась бессознательной, но я слышала, как изменилось ее дыхание. И ресницы подрагивали.
Тихон улыбнулся уголками губ.
– Тебе не идет злость, Оливия… она роднит тебя с ними…
– С кем? – поинтересовалась Ноэль, сообразив, что дальнейшее ее лежание лишено всякого смысла.
– Не важно, – Тихон подошел к нашей гостье и присел рядом. – Кто послал тебя?
Она фыркнула и отвернулась.
– Кто?
– Тебя это не касается, ушастенький… только бегать вам недолго осталось… так что, будь паинькой, развяжи и тогда, быть может, я дам совет, как избавиться от неприятностей.
– Знаешь, – Тихон провел мизинцем по ромбовидной голове, и сонная рептилия открыла глаза. – Это хорошо, что у Грена дела в городе… это очень хорошо, просто замечательно…
– Почему?
Тихон пожал плечами.
– У него излишне, как на мой взгляд, трепетное отношение к женщинам. И он бы не одобрил того, что я собираюсь сделать.
– А…
Спросить я не успела, как Тихон просто стряхнул змею на грудь Ноэль. Та дернулась, но быстро взяла себя в руки.
– И что? Думаешь, я испугаюсь и заговорю?
– Думаю, – согласился Тихон и щелкнул пальцами, а змея, повинуясь этому знаку, развернулась и впилась в плечо Ноэль.
– Ты… ты…
Она побелела.
И посерела.
– Ты… не можешь…
– Я не могу, – Тихон поднял рептилию, которая вновь затихла и свернулась на его ладони, только голову выставила из витков. – А она – вполне… мне стоит рассказать, что тебя ждет? Яд черной горянки действует не так быстро, как, скажем, алой ленточницы… будь здесь ленточница, ты бы умерла раньше, чем успела бы испугаться… и конечно, у нас имеется некромант, поэтому на вопросы ты бы так или иначе ответила, но так уж вышло, что я предпочитаю иметь дело с живыми.
Я стиснула кулаки.
Нельзя вмешиваться.
Я умом понимала, что нельзя, что моя нынешняя внезапная жалость, может, и свидетельствует о моих моральных качествах, но в остальном является совершенно бесполезным чувством.
– Пока ты чувствуешь лишь боль в месте укуса, но очень скоро тебе станет жарко… я уже вижу испарину на лбу. Жар – первый признак того, что яд распространился по твоему телу. Затем появится ломота в суставах. И боль в животе. Она будет усиливаться с каждым мгновением, а твоя кожа… у тебя удивительно белая и ровная кожа… для человека, само собой… так вот она побелеет еще больше… и станет весьма чувствительна. Настолько, что малейшее прикосновение будет причинять боль. Впрочем, к этому времени у ты вряд ли будешь обращать внимание на подобные нюансы… яд будет разъедать изнутри твое тело… и кровь альва не поможет, напротив, лишь удлинит агонию.
Она слушала.
Внимательно так слушала.
И сглатывала часто. И не пыталась умолять о пощаде.
– Чего ты хочешь?
– Правды, – Тихон оставался спокоен. – И я излечу тебя. Ты знаешь, мы способны на подобное…
– Хорошо…
Спокойно, Оливия, он не собирается ее убивать. Пугает и только… а что правдоподобно, так… так на то и расчет. Какой смысл пугать, если звучит это неправдаподобно… и вообще, я ведь знаю Тихона… я…
– Мой… приятель… временный приятель, – Ноэль облизала губы. – Мы иногда встречаемся… оба свободные люди… он наемник из первой десятки…
– Кто?
Она поморщилась, но покорно сказала:
– Пью Трехглазый… его так прозвали за то, что у него чутье отменнейшее, а стреляет так, будто…
– Ближе к делу.
– Я слышала, как он говорил со своим приятелем… а у него приятелей среди лойров хватает… об одном деле… заказ и крупный… за ваши шкурки с полсотни тысяч обещали…
– Щедро.
– При условии, что содержимое вашего фургончика не тронут… Пью держит слово… он поклялся… а я вот… я подумала, что такого здесь есть, если полсотни дают? Взять можно… больше можно…
Она и вправду побелела еще сильней, точнее бледная кожа ее истончилась, и под ней проступили вспухшие сосуды. Ноэль теперь дышала часто. А пот катился по лбу…
– …мне… пришлось постараться, чтобы Пью… никто не заподозрил… я поняла… где вас ждать… решила завязаться с… градоправителем… некромант все одно заглянул бы к нему… так принято… через мужчин многое можно узнать. Считают себя самыми умными… а не видят дальше собственного носа… совпало удачно… я думала, в запасе имеются пара дней, но тут… такое знакомство… и поняла, что надо быстро… Трехглазый не любит затягивать контракты. Так что, – Ноэль скривилась и гримасу ее при некой доле фантазии можно было счесть издевательскою улыбкой. – Вашему приятелю недолго осталось… и вам… и…
Она захлебнулась кашлем, и из носа поползла струйка алой лаковой крови.
– Ничего, мы как-нибудь да справимся.
Тихон наклонился и сдавил виски Ноэль. Он заглянул в глаза ее и замер. Тело ее вдруг выгнулось. Застыло. Из горла ее вырвался сдавленный хрип…
– Она…
Тихон позволил телу упасть.
– Жива. И будет жить. С практической точки зрения нам это не выгодно, но… – он вытащил нож с узким коротким клинком, которым распорол запястье Ноэль. – Есть способ ограничить ее свободу воли в том, что касается причинения нам вреда. Полагаю, Оливия, ты осознаешь необходимость данного действия?
Осознаю.
И все равно мне не нравится. Ни змея, ни допрос, ни вот это… кровь Тихон собрал в махонькую склянку. Встряхнул. И кивнул собственным каким-то мыслям. А потом похлопал Ноэль по щекам.
– Можешь вставать, – сказал он. – Тебе не так уж и плохо. Во всяком случае, не настолько, как ты пытаешься показать.
– В-веревки, – она еще говорила с явным трудом, запинаясь. – С-сними.
Тихон молча разрезал их.
А змею вот в карман сунул, и это мне совершенно не понравилось. Редкость там или нет, но… в отличие от игрушек Ричарда, змея была очень даже живой.
– Это, – Тихон показал пузырек с кровью, – останется у меня. И ты ведь не откажешься клятву принести?
Ноэль скривилась, но кивнула.
Прижала руки к животу.
– П-проклятье…
– Я бы настоятельно рекомендовал несколько дней полежать, отдохнуть и… соблюдать диету.
Они вышли из храма вдвоем. Лойр Шаннар опирался на плечо Ричарда, и видно было, что каждый шаг дается ему с немалым трудом. Но врожденное упрямство мешало попросить о помощи.
А Ричард не предлагал.
Драконья кровь слишком редка, чтобы тратить ее на всяких малознакомых личностей.
– Я… не забуду, – пообещал лойр Шаннар у дверей храма.
– Я надеюсь, – Ричард потер шею. Невидимая петля залога за чужую жизнь ощущалась весьма себе явственно.
– Будь уверен, – он сам толкнул дверь, и та отворилась со скрипом. – Вечереет однако… люблю закаты.
– Не на кладбище.
Почему-то Ричард был уверен, что храмовым духом дело не ограничится. Все же старые кладбища обладали на редкость дурным нравом.
И не ошибся.
Их ждали на дорожке.
Стеклянные цапли, которые до отвращения походили на живых, взяли и ожили. Их полупрозрачные тела наполнились светом заходящего солнца. И свет этот, преломляясь, распадался на оттенки.
Пламя в груди.
Искры на перьях.
Темно-лиловые тонкие ноги. Клювы-спицы и…
– Знаешь… а папенька мой полагает, что провинциальная жизнь скучна… и думал я, что он прав, – лойр Шаннар перехватил клинки.
Отряхнулся.
И ожил, разом стряхивая храмовый морок.
Что ж, если так, то, может, и к лучшему… пара клинков не помешает.
Цапли застрекотали. Они приближались неторопливо, пританцовывая, то раскрывая крылья, позволяя любоваться разноцветными перьями своими, то вытягивая шеи… и клювы их клацали. И пожалуй, были остры… куда острее обычной шпаги.
Сталь лязгнула о стекло и скользнула, не оставив ни царапины.
– С кем, с кем, а с цаплей сражаться еще не приходилось, – заметил лойр Шаннар, салютуя противнику. И цапля запрокинула голову, отозвалась хрустальным клекотом.
– Ты не выпендривайся, – Ричард на свою смотрел с подозрением.
Все-таки…
Легкая.
И хрупкая… обманчиво хрупкая, поскольку простояла она не одну сотню лет, камни и те посыпались, а это стекло… или не стекло?
– …амверская плоть, – пояснил Альер, вновь обретая обличье. Он устроился на надгробном камне. – В мое время велись эксперименты… помнишь, я тебе рассказывал о Безумце? Или это не тебе? Так вот, его работы не остались незамеченными. Это же так заманчиво, создать плоть каменной крепости… правда, оказалось, что камень недостаточно гибок, а вот стекло при определенных условиях…
Цапля сделала выпад, едва не насадив Ричарда на острый клюв.
– Заткнись, – попросил он вполне искренне.
– Приятно видеть, что некоторые эксперименты оказались удачны, хотя… пожалуй, вижу их недостаток. Они неуязвимы в обычном плане, но эта неуязвимость требует немалой энергии.
…лойр Шаннар танцевал, иначе не скажешь.
Вот Ричарду фехтование никогда особо не давалось.
Не хватало гибкости.
Изящества.
А еще желания, тренировать в себе оные гибкость с изяществом. Упырям-то дуэльный кодекс неведом, их проще обычным тесаком, чем саблей…
Цапля наступала.
Теснила.
Играла.
Она была… легче и тоньше.
Быстрее.
И пожалуй, имей желание, давно избавилась бы от Ричарда, но нет… она предпочитала загонять его… а выставленный щит попросту не заметила.
– Не стоит использовать силу, – опять же заметил Альер. – Она просто выпьет твое заклятье… и послушай моего совета… беги…
– Куда?
Ричард едва успел отбить удар острейшего клюва.
– Не важно… бегаешь ты, помнится, хорошо…
Что ж…
Ричард швырнул в цаплю флаконом с какой-то пакостью, кажется, с «Пыльным следом». И склянка разлетелась, столкнувшись со стеклянным пером, обсыпав треклятую птицу смесью красного перца, молотых жабьих шкурок и еще пары-тройки не самых приятных ингредиентов.
Цапля заверещала.
А Ричард, пользуясь мгновеньем передышки, бросился прочь.
Бегал он быстро.
Очень быстро.
И петлял меж могил, не позволяя себе останавливаться, благо, дорожки на кладбище были чисты и ровны, словно нарочно для бега положены.
Цапля застрекотала сильнее.
И кажется, в голосе ее теперь слышалось откровенное возмущение: жертве надлежало принять смерть благородно, с клинком в руке, а не…
Плевать.
Своя шкура ценней всяких там кодексов…
– Беги, Ричард, беги… – голос Альера разнесся по кладбищу.
Сзади раздалось возмущенное клекотание. О да, цапля не собиралась отпускать свою добычу. Вот только взлететь у нее не получалось. Тело ее стеклянное оказалось чересчур тяжелым, чтобы тонкие крылья могли его поднять. Она подпрыгивала. Хлопала крыльями, на несколько мгновений зависая в воздухе, чтобы в следующее мгновенье опуститься на тропу.
А вот бегала треклятая птичка довольно-таки шустро.
– Еще немного!
– Милостивый сударь, – лойр Шаннар ударил по клюву своей цапли двумя клинками, что заставило птичку отступить и замотать головой. – Я, безусловно, не имею ни малейшего права осуждать выбранную вами стратегию…
…трепло.
…а главное, хватает же у него дыхания! И умений, если до сих пор не проткнули.
– …однако позволю себе заметить…
Цапля заверещала вовсе уж оглушительно, пытаясь вскарабкаться на белую гору мавзолея.
– Не останавливайся! – Альер сидел на камешке, наблюдая за происходящим. – Я уже и забыл, признаться, что живые так хрупки, но мне бы не хотелось сообщать Оливии о твоей скоропостижной кончине, тем паче, столь нелепой…
Ричард свернул в сторону и прижался к огромной стеле из черного камня.
Сердце ухало.
В боку кололо. А и вправду, давненько он не бегал так… пожалуй, с того самого первого года, когда самомнение его вошло в конфронтацию с реальностью. Помнится, тогда было старое кладбище и пятерка матерых упырей, свивших логово в могиле местной лайры, которая и при жизни-то ласковостью норова не отличалась.
…после то селяне клялись и божились, что смерть ее нисколечко не изменила, даже будто бы краше стала… тогда Ричард до утра бегал и ничего, а тут… стареет?
Или расслабила относительно спокойная жизнь?
По дорожке раздались осторожные шаги. Цапля ступала, танцуя, и все-таки стеклянные коготки царапали гравий. Вот цапля замерла… Ричард видел ее тень в свете старшей луны.
Он перехватил клинок.
Зря, что ли, вытащил его из гробницы? Неужели бы там, средь даров Императору, нашлось бы место обыкновенной сабле? А как же сказки об имперском чудо-оружии, способном рубить с одинаковой легкостью, что гранит, что плоть…
Он сглотнул.
Один удар.
Всего один…
Цапля вытянула шею. И лязгнули спицы стеклянного клюва. Думает? А они вообще способны думать? Вот голова дернулась.
Распахнулись крылья.
Птица перебирала ногами мелко и часто, готовая сорваться в бег, вот только не понимающая, куда именно ей бежать.
Ричард поднял камушек с тропы.
И кинул куда-то в сторону. Шелест заставил цаплю развернуться и вытянуть шею в броске-уколе. Она застыла на мгновенье, а потом развернулась, четко уловив, где он находится.
Теперь цапля подходила не спеша.
…а ведь красивая, бездна ее задери.
…один удар… и глупая надежда на чудо… иначе опять бежать, а много он не набегает. Чувствовалось, что существу этому, не вполне живому, но и не мертвому, несказанно наскучили игры.
Цапля остановилась в трех шагах от Ричарда. Медленно приоткрыла крылья, и тускло блеснули в потемках стеклянные перья… сложилась шея перед броском-ударом.
Закрылся клюв.
– Ну и чего ты ждешь? – Ричард стиснул рукоять клинка, вслушиваясь в тишину.
Цапля стояла.
И стояла.
– Заряд закончился, – пояснил Альер, возникая между Ричардом и птицей. Он поскреб босую ногу, потянулся и смачно зевнул. – Все же на редкость бестолковая структура…
– Не скажите, – лойр Шаннар ступал, зажимая правый бок рукавом. – А моя меня достала.
– Я ж говорил, бегите…
Удар пришелся по касательной, вспоров и куртку из шкуры каменной виверны, и рубаху, и кожу.
– Простите, но бегство не достойно благородного человека, – лойр Шаннар куртку стянул и рубаху с нею, скомкал, прижал к длинной царапине, морщась. – Но сейчас… пожалуй, я готов согласиться, что поступил несколько… неосмотрительно.
– Бестолково.
– Спасибо, – Ричард покопался в сумке и вытащил склянку с кровохлебкой. – Покажи. Жечься будет.
Зелье получилось настоявшимся, густым. Маслянистые капли его падали в рану, и лойр Шаннар кривился, но не стонал.
А ведь с двумя Ричард не справился бы.
– Благодарю, – лойр Шаннар склонил голову и представился. – Генрих…
– Ричард.
– Я знаю.
– Это все очень мило, – Альер обошел цаплю и, поднявшись на цыпочки, заглянул в раззявленный ее клюв. – Однако есть небольшой шанс, что эти милые птички способны поглощать рассеянную энергию. И я не представляю, сколько времени им понадобится, чтобы ожить…
…а если не они, то еще какая-нибудь пакость.
– Да, пожалуй, ваш знакомый прав… – Генрих огляделся. – Как ни прискорбно признавать сие, но это место… вызывает у меня острое чувство неполноценности…
– Это не чувство. Ты и вправду неполноценный…
Альер постучал по цапле кулачком.
…дорожка была пуста.
И чиста.
Обе сестры зависли над кладбищем, которое в рассеянном свете их выглядело вполне мирно. Белели мавзолеи, чернели каменные глыбы памятников…
Стрекотали сверчки.
Где-то там, за границей забора.
…и не отпускало ощущение, что в спину им смотрят. Ричард несколько раз оборачивался, но никого не заметил.
Беззвучно отворилась калитка, чтобы после захлопнуться с премерзким скрежещущим звуком. Генрих вздрогнул и поморщился. Рана, пусть и запечатанная зельем, продолжала кровить. И болела, надо полагать, нещадно, но лойр не жаловался.
Да и вообще…
– С моей стороны не будет ли дерзостью пригласить вас в мой особняк? Ночь на дворе и… – он остановился у каракового жеребчика, мирно дремавшего в сени тополей. – Я думаю, у нас есть причина познакомиться поближе…
– Мне бы домой…
…Оливия волнуется.
Наверное.
Да и та рыжая… если все так, как рассказал Генрих, к этой девице есть вопросы…
– Понимаю и… в моем доме хватит места для всех ваших друзей. Я пришлю экипаж.
– С чего такая любезность?
Генрих потрепал жеребца по морде и, со вздохом, взобрался-таки в седло. Потрогал бок. Поправил куртку, лежавшую на плечах этаким плащом.
– Быть может, потому что вы меня не бросили там? Или потому, что теперь знаете правду о… моем великом предке, – его лицо исказилось. – Я всю жизнь рос в его тени… недостаточно велик для… а на деле…
Генрих сплюнул.
– Дерьмо, – выразился он неблагородно. – И мне надо с кем-то… кому-то… отец вряд ли поверит, а даже если поверит, то виду не подаст, поскольку семейное имя важнее всего… а еще, быть может, потому что мне интересно, что именно заставило вас рисковать.
Хорошие причины.
Но не для Ричарда.
– Вам мало? – понимающе кивнул Генрих. – В таком случае приведу еще одну причину… до меня дошли некоторые… презанимательные слухи о вашей идее, которая еще недавно мне представлялась действительно нелепой, но…
– Представления изменились?
– Именно… а еще мой… бесславный предок в свое время умудрился разграбить не только городской архив. Мы не распространяемся о том, что хранится в местных подземельях, но…
Жеребец всхрапнул и вскинулся.
Застриг ушами.
И Ричард поневоле пригнулся, выставляя щит…
…пуля вспыхнула, ударившись в него.
– На землю! – Ричард дернул лойра за ногу, и тот кулем повалился на мостовую, зашипел, матерясь сквозь зубы.
Вторая пуля ударила чуть выше первой, и щит лопнул, что мыльный пузырь.
– А насыщенная у вас жизнь, – Генрих перекатился на живот.
– Завидуйте молча, – пробормотал Ричард, пытаясь высмотреть стрелка.
Бесполезно.
Темень.
Улочки узкие. Домишки угловатые. И укрытий для стрелка великое множество… и неприятно думать, что стрелок этот только и ждет, когда же беспечный некромант поднимется… подставится…
Генрих вытащил из-за ворота серебряный свисток, трель которого пронеслась по улицам. И жеребец завизжал, поднялся свечой…
– Не любят они этого, – Генрих перекатился, уходя из-под копыт. – Но выбора нет…
И пальцы сложил знакомым жестом, щит восстанавливая. Правильно, какая-никакая, а защита. Но дальше-то что…
…грохот сапог стражи донесся издалека. Всполохи факелов. Голоса…
– Градоправитель я или как? – Генрих поднялся, впрочем, двигался он осторожно, явно опасаясь, что неведомый стрелок городской стражи не испугается.
Но ничего не происходило.
– Ушел, – сказал Альер, возникая. – Можете вставать.
– А раньше предупредить, – Ричард отряхнул одежду, которая, впрочем, чище не стала.
– А самому подумать? – Альер был недоволен. – Я не могу постоянно с тобой нянчится и…
– И в свете последних событий, – прервал их беседу Генрих, – я все же осмелюсь настаивать на вашем визите. За вашими друзьями я отправлю… кого-нибудь отправлю…
Ричард очень надеялся, что это будет не дюжина стражников в полном облачении. Все же этакое приглашение могут понять неправильно.
Стража окружила улочку.
И седой капитан вытянулся перед Генрихом. В глазах его читалось явное неодобрение. Во всяком случае, взгляды он на Ричарда бросал весьма выразительные.
– Не обращайте внимания, – Генрих выглядел несколько бледным, но все же довольным несказанно. – Киммар – верный слуга нашего рода, а потому все, происходящее со мной, принимает слишком уж близко к сердцу. Но служит он честно…
…подали закрытый экипаж, донельзя похожий на тюремную карету. Внутри и пахло-то специфично, свежей соломой и деревом, и еще, пожалуй, кислым пивом.
А вот Ричард не отказался бы выпить, если не вина, то хотя бы воды.
Он снял флягу и сделал глоток.
Теплая.
И горькая… не вода – травяной отвар, а он и забыл, что сменил перед походом. И хорошо, взбодриться не мешало бы. Ричард молча протянул флягу спутнику, а тот не стал отказываться. Глотнул.
Прополоскал рот.
– Мелисса? Ромашка… чабрец еще… волчеголовник… он так вяжет… характерно… капля красной сурьмяницы… опасное сочетание. А вы рисковый человек.
– Вы тоже, – не удержался Ричард, флягу забирая.
То есть, забрать он попытался, но ему не отдали.
– Что вы… меня с юных лет оберегали… как же, единственный наследник… как-то так повелось, что наш род, пусть древний и богаты, но численностью никогда не мог похвастать… теперь я понимаю, но…
Он выпил почти треть отвара и довольно фыркнул.
– Вы не поверите, но сегодняшняя ночь… я в жизни ничего подобного не испытывал.
– Охотно верю.
Ричард и сам, мягко говоря…
– И не буду лукавить, говоря, что мне понравилось… местами, конечно, но… – Генрих смежил веки. – Я пожалуй, более чем когда либо осознал, насколько смертен. И насколько люблю жизнь. Еще недавно мне казалось, что все мое существование… это тоска смертная.
Экипаж громыхал.
Подпрыгивал на камнях. И спать хотелось немилосердно. Но Ричард слушал, когда еще благородный лойр соизволит поделиться мыслями с ничтожным смертным?
– …даже моя ссора с отцом… это же пустое, если разобраться…
Он говорил и говорил, что-то рассказывая, наверняка личное и душевное сверхмеры, но усталость взяла свое, и Ричард смежил веки, проваливаясь в подобие сна.
И кажется, действительно уснул, если пропустил момент, когда экипаж остановился.
– Прошу прощения, – лицо Генриха впотьмах было неестественно белым. – Мы прибыли… вас проводят в ваши покои.
…огромный дом.
Каменная громадина о полудюжине грубых колонн. Оплетенные коваными змеями, они гляделись уродливо, впрочем, и сам особняк не отличался красотой. Было что-то хищное в простоте его рубленых линий, в мрачности гранита, который не пытались облагородить ни панелями из дерева, ни гобеленами. Тусклый блеск рыцарских доспехов, расставленных по коридорам, лишь усугублял сходство с темницей.
…правда, стоило признать, что камеру Ричарду выделили отличнейшую.
Комната.
Два узких окна. Стекла толстые, мутные, вставлены в свинцовые переплеты. Широкие подоконники. Ковер из медвежьих шкур на полу. Камин. Кровать. Балдахин, подвязанный шнурами. Гардеробный шкаф, несколько выбивавшийся из общей обстановки какою-то легкомысленностью… рукомойник с тазом и медным кувшином.
Слуга.
Поднос и поздний ужин.
Бутыль вина, заботливо обернутая мягкой тканью.
– Господин просил сказать, что, если вы желаете умыться, то вас проводят в умывальни, – слуга был мрачен, то ли подняли его среди ночи, то ли заставили прислуживать выскочке, которому в благородном доме не место, но недовольство свое он выражал и тоном, и взглядом, и постною гримасой.
– Желаю.
Ричард потер глаза.
А ведь сон как рукой сняло… бодрость временная, но воспользоваться стоит.
Слуга кивнул.
И повернулся спиной.
Он шел по дому, неся на вытянутой руке шар-светильник, и даже спиной умудрялся выражать неодобрение. Впрочем, на неодобрение Ричарду было глубоко наплевать.
Узкие коридоры.
Редкие двери из толстого мореного дуба.
Кованые петли.
Замки железные… зачем в доме замки? От кого закрываться? Или правильнее было бы сказать, кого закрывать?
…и воду горячую не провели. В столице горячая вода и до второго округа добралась. А тут вот… купальни, как сотни лет тому.
Слуга любезно приоткрыл дверь, пропуская Ричарда.
– Все готово, – возвестил он. – Если вам понадобится что-то, достаточно позвонить в колокольчик…
…сумрачно.
Пара шаров под потолком не способны разогнать темноту.
Жарко.
И жар идет из-под земли.
Парно.
Воздух влажный, тяжелый.
Хорошо.
Подобные умывальни Ричард только на картинках видел. Чтобы и пол, и стены, и глубокие чаши бассейнов плиткой выложены, и не просто так, а будто бы море бело-синее, с барашками волн. В нем же – твари всякие.
Рыбы.
Морской конек.
И чудище со щупальцами, обнявшее корабль, будто игрушку…
– Фантазия моего предка внушает уважение, – Генрих лежал в длинной чаше, вытянувши тощие ноги. – Прошу… здесь самый горячий источник, плюс к нему – пару камней зачаровано. Самое оно, чтобы расслабиться.
Ричард поморщился.
Он все же надеялся, что у него будет ночь подготовиться к разговору, которого не избежать.
– Не стоит опасаться. Я предпочитаю женщин…
– А есть варианты? – хмыкнул Ричард.
Вода была цвета молока. Время от времени в бассейне что-то булькало, и в воздухе появлялся терпкий цветочный аромат.
– Вы не представляете, сколько всяких вариантов есть, – Генрих усмехнулся. – Садитесь. Вы же понимаете, что вопросов у меня накопилось изрядно. Но настаивать я не буду… я помню все, что там происходило… и деяния моего предка…
Он поморщился.
– Я говорил, что меня заставляли наизусть заучить его славную биографию? И пороли за малейшую неточность. Отец полагал, что я должен брать пример…
Генрих откинулся.
Он был тощ.
И длиннорук.
И темная повязка, перетянувшая тело его, казалось, не доставляла лойру ни малейших неудобств.
– И я жил, осознавая, что недостоин носить его имя… ничтожен… перед великими деяниями, – Генрих закрыл глаза. – Вы, наверное, не знаете, что мой славный предок не только поддержал мятеж, но и сумел поднять чернь… он захватил градоправителя. И вынудил его отдать приказ о разоружении имперской сотни… и освобожденный народ, ведомый чувством праведного гнева, сверг гвардейцев… так писали в семейных хрониках.
Вода оказалась горячей.
Настолько горячей, что первым порывом Ричарда было выскочить из треклятой чаши, но гордость помешала. Лойр лежит? И Ричард сумеет.
– Я никогда не задумывался над тем, как это было… гневом так гневом… главное, заучить. А теперь вот… осознаю, что имперская гвардия – это не просто солдаты, это еще и маги, они и без оружия могли бы расправиться с сотней-другой селян… не говоря уже о том, что подобному приказу не подчинились бы. Все было иначе, но как?
Генрих щелкнул пальцами, и молочная поверхность взбурлила.
– С градоправителем ясно… вероятнее всего гражданское лицо, которое не сильно-то умело воевать… градоправителю сие без надобности…
– Дом.
– Что?
– Почему этот дом такой? – спросил Ричард, понимая, что мысль безнадежно упущена.
– Какой?
– На тюрьму похож.
Генрих задумался.
И поморщился. Потрогал плечо.
– А я ведь раньше дуэлями баловался… считал себя отличным фехтовальщиком… в десятке лучших… будет наука.
Если он был в десятке лучших, то Ричард вполне мог бы отнести себя к десятку худших. Настроение испортилось окончательно. И Ричард, не особо стесняясь, поскребся спиной о камень.
– Зудит? Это целебный источник. Вода проходит сквозь толщу вулканических пород, обогащается какими-то там газами… точно не знаю, не вникал, главное, что очень полезна… а дом… знаете, пока вы не спросили, я как-то не обращал внимания… привык? Мое детство прошло здесь. Отец с матушкой не больно-то ладили, поэтому он и сослал ее сюда… и меня заодно. А вот когда исполнилось двенадцать, соизволил призвать. Наследник, как ни крути… в детстве мне нравилось здесь… ощущение… убежища? Здесь, если хотите знать, почти ничего не изменилось с той поры. Отец слишком ценит нашего доблестного… – это слово Генрих почти выплюнул, – предка, чтобы утеплить окна или вот вместо каминов провести трубы… матушка умерла от банальнейшей простуды…
Генрих зачерпнул воду раскрытой ладонью, поднял ее и смотрел на тонкие нити, что потянулись к бассейну.
– Окунитесь с головой, полезно. Так значит, тюрьма… что ж, теперь я вижу… ему было кого держать… меня это всегда удивляло… ладно, он убил отца, который отказался присягнуть новому императору, сомнительного качества подвиг, но с моим батюшкой сомнения лучше оставлять при себе… но нигде, ни в одной хронике не упоминалось о том, что случилось с остальными… с его матерью вот… или с сестрой… только дата смерти… ее похоронили внизу. Стоит ли мне наведаться?
– Вам решать.
– Решу… время есть… еще есть… знаете, я читал, что в Старой Империи при храмах были лечебницы для неимущих… как по мне отличная идея…
– Собираетесь строить?
– Должен же я как-то… мне кажется, ему должно прийтись по вкусу. У моей семьи много денег. Настолько, что, кажется, даже мой отец точно не знает, сколько именно… этот город… он формально свободен, а на деле… давно уже нет свободных городов, да… рудники… и с полсотни мануфактур… мы держим торговлю со Светлым лесом. И шахты, где добывают алмазы, хорошие алмазы всегда в цене… и еще вот воды… знаете, сколько приносит один курорт? На лечебницу хватит…
– Я рад за вас.
Зуд прошел.
А кожа будто покрылась чем-то осклизлым, но не сказать, чтобы неприятным.
– Не дерите, – Генрих приоткрыл один глаз. – Это мелкие… насекомые… сядьте, звучит мерзковато, а на деле они столь крохотны, что глазом не различить. Они обретают в самом источнике, а питаться там нечем. Вот и поглощают жиры и пот. Кожу очистят до скрипа, а заодно уж смягчат все рубцы и шрамы. Что я могу сделать для вас?
– Помимо ванны и ужина?
– Ужин подадут сюда, – Генрих щелкнул пальцами и где-то далеко раздался звон колокольчика. – Но утром вы уедете.
– Это приказ?
– Совет. Как я сказал, этот город принадлежит моей семье, а я лишь часть ее. И полагаю, о вашем прибытии отцу уже доложили. Утром мне доставят распоряжения, вероятнее всего, памятуя о моем дурном нраве, за подписью Императора. Я буду обязан исполнить их, если не пожелаю прослыть мятежником. И почему-то мне кажется, что эти распоряжения коснуться вашей… миссии.
– Так вас же уполномочили… содействовать?
Тело стало мягким.
Чужим.
Расслабленным. Пожалуй, Ричарду и языком шевелить лень было. Закрыть бы глаза и в дрему погрузиться, восстанавливая прерванный сон.
– Меня попросили содействовать, – уточнил Генрих. – И просьба исходила от папенькиного старого приятеля… скажем так, их дружба никогда не мешала придерживаться радикально разных взглядов на то, что пойдет на пользу Империи…
Во всем виновата была вода.
И тепло.
И место это, наполненное вязкой тишиной, теплом и паром. Усталость еще. И пережитое вместе, что, конечно, объединяло…
– Теперь на мне долг крови… и рода, – Генрих закрыл оба глаза. – Я не собираюсь его забывать, но… вы понимаете, вам еще рано начинать открытую войну.
– Грядет беда.
– Да, я помню. В городе уже расклеивают листовки с напоминаниями. Стражу усилим, защиту… кладбища… сам видел.
– Видел, – согласился Ричард. – На этот раз все будет иначе… оно, чем бы то ни было, набирает силу…
Излагать выстраданную свою теорию, лежа в ванной – что может быть глупее? Но, видно, ночь такая, на глупости гораздая, вот Ричард и говорил.
Кратко.
А Генрих слушал.
– В этом есть смысл, – сказал он, пошевелив пальцами. – Ноет… надо будет сочинить что-то героическое батюшке… или правду рассказать? Боюсь, правду он не примет… не сразу… значит, полагаешь, будто твоя монетка – это своего рода манок для нечисти?
Ричард подумал и кивнул, уточнив.
– Часть манка… большого манка, который накрывает всю Империю…
– И если так, то твое желание уничтожить его в целом логично и полезно… для общества.
Ричард вновь кивнул.
– …но не выгодно Гильдии некромантов. Более того, чревато утратой статуса… и за меньшее убивали. Кто знает о твоих…
– Глава гильдии… и не только.
– Значит, все более-менее заинтересованные лица, – Генрих осторожно потрогал перевязь. – И это плохо… это, к проклятым богам, вовсе отвратительно… но гораздо хуже, если узнают, что ты прав.
– Почему?
– Потому что, дорогой мой друг…
…когда это Ричард успел другом стать?
– …пока ты – всего-навсего чудак с безумной фантазией, которая, пусть и выглядит довольно логичной для фантазии, но все одно является придумкой, а значит, относительно безопасна. А вот если окажется, что эта фантазия, так сказать, материально подтверждена…
По потолку плыли корабли.
Узкие триремы с хищными носами.
Тонкие ребра весел едва касались барашков-волн. Яркими пятнами выделялись паруса. И корабли готовы были столкнуться в бою…
– …это заставит задуматься многих. И боюсь, две трети придут к весьма однозначным выводам.
…под кораблями вытянулись ленты водных змеев. И море оскалило зубы рифов, готовое собрать дань с наглецов, дерзнувших пройти водным путем.
– Знаешь, сколько Император выделяет на поддержку гильдии некромантов?
– Нет.
– Десять миллионов золотых в год.
– Сколько?
Эта сумма не укладывалась в голове Ричарда.
– Это четверть всех доходов Империи, – усмехнулся Генрих. – И в теории идет она на всякие весьма полезные дела. На содержание училищ, на оплату вольных некромантов… или вот тех, что при городах остались. Жалование-то они от гильдии получают.
…и на жалование это кота содержать не получится, не говоря уже о человеке.
– На исследования природы нежити. На разработку новых способов борьбы с нею…
Альер захохотал.
Он возник вдруг на краю ванны, сел, опустил ноги в вязкую белую воду.
– И у вас воруют?
– Фи, какое пошлое слово! Используют ресурс, – Генрих фыркнул. – Папенька мечтал, чтобы я возглавил очередной фонд при Академии, занялся поисками средств упокоения малой и средней нежити.
– Так ведь… – Ричард запнулся.
Средств таких было известно превеликое множество, и выверенные столетиями, работали они весьма неплохо.
– Вот и я о том же, – Генрих поскреб шею. – Гильдия давно стала болотом, но весьма доходным болотом. Для избранных… В Совете собираются провести закон, запрещающий среднему сословию поступать в Академию. Училища – вот ваш потолок. Империи нужны некроманты, но такие, которые будут работать, вот как ты… все одно городов и сел больше, чем свободных рук. Да и гибнете вы частенько…
– То ли дело благородные лойры, – не удержался Ричард.
– Именно, – Генрих, казалось, нисколько не обиделся. – Я получил отличное образование…
Альер вновь рассмеялся.
– …которое по сути мне не нужно. Да, я держу охранные контуры кладбищ. Время от времени выезжаю за город, скажем, поохотиться на дикого упыря или еще какую нежить, но и только. А большинство моих однокурсников и того не делает. Но если до них дойдет слух, что ты вот-вот сломаешь кормушку…
Генрих замолчал. И пауза тянулась, тянулась…
– Тебя объявят проклятым…
И будут правы.