Леденцовые трости для Карамельки (СИ)

Глава 4. Безумец и его брат

Алина

Усердно делая вид, что не замечаю скачущего глюка, я пододвинула стул к стене и попыталась выглянуть в узкое окно, через которое невозможно сбежать. Едва ли рука туда протиснется…

— Крепко замуровали! — всплеснула ручками Клубничка. Вот же настойчивое видение!

— Знаешь что? — начала я, глядя между решеток, где сейчас во всю лил ледяной дождь, заметно ухудшая видимость. — Если ты — мой магический помощник, или как его там правильно, то почему не помогла и не спасла от этого маньяка?!

— Алина! — возмущенно пропищала малышка, — он же — синх! К тому же еще и Надсмотрщик. Я бы не хотела оказаться вдруг развоплощенным фамильяром, да и вообще, немного подвижек в личной жизни тебе не повредит.

Я запыхтела, вглядываясь в белесый туман. Холодно. Как же здесь промозгло и противно. Впрочем, не так уж и отличается от Москвы этой странной зимой. Но запах… Он совсем другой. Такое ощущение, что меня вывезли за город, потому что легкие… они словно расправились, воздух сладкой рекой втекал в ноздри, чистый, ничем не испорченный, приятный.

Меня точно поместили куда-то на большую высоту, я не могла рассмотреть ни землю, ни полноценно увидеть небо, потому что погода не позволяла.

— Не тебе устраивать мою личную жизнь! — огрызнулась на излишне инициативную конфету, стараясь не обращать внимания, что разговариваю с глюком. Я представила в воображении губку, способную смывать воспоминания и крайне упорно стирала образ лица незнакомца. Ощущение его горячих губ, рук, и чарующий голос с горчинкой, приятный баритон, слушая который колени подгибались от страха и желания. Сильный, высокий. Я не сомневалась ни на миг, что под его балахоном сокрыты твердые мышцы и великолепная фигура.

Такой мужчина мне не пара.

— Хозяйка, ты не права! Раз мы на Парласе, то кому как не мне быть твоим проводником во всех смыслах? — пискнула малышка, прыгнув на приступ возле решетки, она высунула крохотную ручку между прутьев и поймала несколько капель. Сначала веселая, довольная новым местом Клубничка, стояла рядом с моим лицом и смотрела на дождь, но вдруг ее улыбка померкла, уголки опустились вниз, и она резко отшатнулась, рассматривая собственные пальцы. — Ой, я таю, таю! — всхлипнула Клубничка, и быстро прыгнула мне на колени, вынуждая присесть на холодную койку. — Больно!

— Что случилось? — риторический вопрос. Прозрачные розовые ручки разъедали капли местной воды, и пусть она была холодной, но для сахара это совершенно точно губительно.

Я быстро вытерла ее ручки чем пришлось, однако розоватые полупрозрачные конечности теперь были испещрены рытвинами, напоминая неэстетичный кусочек сыра.

— Ну вот, — вздохнула. — Ты ведь из карамели, неужели не знаешь, что под воду тебе лезть нельзя?..

Клубничка лишь всхлипнула.

— Хозяйка, но ведь я проснулась совсем недавно, у меня практически нет опыта, — проговорила она жалостливым голоском, поднимая ладошки на свет и разглядывая некрасивые шрамы.

— Теперь ты точно мой фамильяр, — рассмеялась я, невольно сравнивая свои следы от сахарного ожога с ее травмой, — но ничего, найдем местную кухню и я легко смогу тебя починить. Всего-то нужно сварить немного карамели, только бы понять, как выбраться из этой камеры…

Клубничка заметно повеселела. Хлопнула в ладоши, покрутилась на месте, пританцовывая и расправляя оборки на рукавах фольгированного платьица, спрыгнула на пол и стала расхаживать с важным видом по холодному камню.

— Боюсь, хозяйка, это будет непросто. Но есть один важный момент! Я тоже видела, как у темного синха лоб светился. А значит, его природа вас признала, вы — его истинная пара!

— Ты про маньяка с туманом? — я начала смутно догадываться, что не просто вышла прогуляться босиком по столице после лишнего бокала вина. Здесь происходило нечто гораздо большее. Ну не похода была Клубничка на мой бред. Конечно, последнее время я тяжело работала, чтоб получить премию на праздники, однако не могла доработаться до таких глюков! Я исправно спала и ела, лишь с людьми не сильно общалась… впрочем это-то как раз вполне в духе моего характера.

Но воздух, который льется в легкие как пьяная родниковая вода, этот необычный мужчина, с яркими сапфировыми глазами и непроницаемым туманом, да и его лоб… светился весьма натурально. Все это навело меня на вполне понятный вывод: кажется, я все же попала в другой мир. И дальнейшие объяснения конфетки лишь подтвердили мою теорию.

— Я уже говорила, синхи — особенные, даже среди богов, они пьют кровь женщин, чтоб поддерживать свою магию. А на счет знаний, они приходят ко мне из всеобщего поля фамильяров, да. Поэтому хоть я недавно родилась, но уже жутко умная!

— То есть, этот маньяк еще и вампир?! — не удержалась от возгласа, нервно теребя короткую юбку.

— Алина, услышь меня, я говорю, что ты его избранная, а ты уловила только про кровь! — покачала головой малышка.

Я лишь рассмеялась в ответ.

— Не верю в такие вещи, Клубничка. Нужно смотреть суровой реальности в лицо, а она вполне ясно говорит мне об одном: девушку, у которой большая часть того, что должно быть прекрасно, возбуждать, вдохновлять на подвиги и прочее — покрыта уродливыми шрамами, не может стать избранницей такого шикарного мужчины. Это против любых законов, дорогая, против самой биологии! — я говорила с болью в голосе, ведь однажды мне довелось обжечься. Да так горько, что впечатлений хватит на остаток жизни!

— Ну хорошо, — сменила тон конфетка. — Во что ты тогда веришь, Хозяйка?

— Верю. Сложно сказать. Хотя. — Прижалась спиной к стене (та казалась почти теплой, что, безусловно странно) и подогнула под себя колени, стараясь немного согреться. Болеющее горло опять дало о себе знать. Голос стал сиплым, простуженным. Мне это ужасно не нравилось, но какой здесь выбор? Решетки надежные, просто так не выйти, одна только надежда, что тот синх, как его назвала Клубничка, еще вернется. — Я всегда верила в добро, малышка. Однажды добро людей спасло мою грудь. Всегда верила так же и в профессионализм, потому что он однажды позволил маленькой девочке остаться почти неотличимой от других детей, когда она в одежде, а могло быть гораздо хуже. Поэтому и делала карамельки для ребят каждый год, и рассовала их по карманам коллег на работе, порой замечая, как те украдкой улыбаются, вытаскивая очередную горсть любимых, апельсиновых. Варила их на совесть, из хороших ингредиентов, смешивая только лучший сахар с натуральной начинкой.

— Профессионализм, значится? — задумчиво вздохнула Клубничка. — Так это же хорошо!

Она ударила себя по лбу, и прямо расцвела от яркой улыбки.

— Ведь у Вас есть Дар, а значит, вы можете стать богиней! Просто его нужно развить, добавить немного веры в себя, которую почему-то вы забыли, раздобыть лучшие составляющие вкусняшек и лепить, лепить, лепить, конфетки да леденцы — и получать в ответ веру!

От малопонятных слов Клубнички у меня заболела голова.

— Какой дар? — виски пульсировали в такт сердцебиению.

— Божественный! Все боги — отличные мастера, и, наверняка, у вас тоже есть дар. Вы можете начать здесь новую жизнь, где вас точно оценят по достоинству, Хозяйка! — Клубничка хлопнула в ладоши и задорно рассмеялась. Но вдруг на приятной мордочке фамильяра промелькнуло испуганное выражение.

Меня затошнило. То ли от надвигающейся температуры, следующей всегда за больным горлом, то ли от того факта, что в гулком коридоре послышались нетерпеливые тяжелые шаги двух людей, и в камеру начал струиться туман. На этот раз не тот, напоминающий угольную пыль, а черно-белые густые клубы, навевающие отнюдь невеселые мысли.

Те двое идут по мою душу. В глубине души я ощущала это весьма остро и ясно. Волнительное предчувствие пробежалось по телу нестерпимо горячей волной. От самого больного горла до кончиков оробевших пальцев на руках, и дальше — к самым голым пяткам, касающимся шершавой простыни тюремной койки.

Это они. Два синха-кропийцы, про которых я толком ничего и не узнала, но сердце предательски забилось в такт торопливым шагам, готовясь к встрече с ними. Почему-то я была твердо уверена, второй является таким же божественным вампиром, как и первый. Интуиция вопила отчаянно: нужно спасаться, бежать. Но вопреки любому здравому смыслу, я оказалась изрядно… заинтригованной.

Вскочила с кровати, не намереваясь сверкать голыми коленками напротив мужчин и приготовилась встретить их с достоинством, в конце концов, я — человек и имею право на свободу! Преступлений не совершала, законов не преступала. И все же, шаги синхов отзывались в горле гулкими ударами, а ладони невольно сжались в кулаки. Краем глаза успела заметить, как Клубничка нырнула под койку, прячась от входящих. По ступням мазнул ледяной ветер, пальцы свело от холода, но я продолжала упрямо стоять, ведь подол моего костюма пал смертью храбрых от рук того извращенца.

Они появились быстро. Впрочем, к явлению божеств человек никогда не будет готов, и являлась исключением. Сглотнула вязкую слюну, осознав, что бесконечно давно ничего не пила и не ела, а горло болит все сильней. Но глаза мои упрямо смотрели вперед, едва в коридоре стали расстилаться густые клубы черно-белого тумана.

Сперва я заметила их ноги. У одного — знакомый балахон, у другого — непозволительно красивые мощные икры и белая… туника? Моргнула, не понимая. Проследила выше: пояс первого был перехвачен золотистой нитью, другого же опоясывал кожаный добротный шнур, далее прослеживались внушительные плечи, твердые руки. Приятная загорелая кожа у того, что одет в белую тогу, и сокрытые под плотной тканью предплечья другого. А вот лица…

Их лица выражали нечто общее, пугающее и завораживающее. Они оба смотрели на меня таким образом, каким не смотрел ни один мужчина на земле. И взгляд этот отражал отнюдь не отвращение, а неожиданную для меня жажду, потребность, радость. Ликование… и город.

Пара ярких, небесно-голубых радужек нетерпеливо блуждала по мне, оценивая каждую черточку растрепанной внешности. Волосы у мужчины в тоге напоминали золотистые нити и тускло светились в темноте. Мне кажется, впервые с момента, как я очнулась в камере, я на самом деле поверила, что нахожусь в другом мире.

Он походил на бога. Греческого Аполлона, сошедшего с полотен периода Ренессанса, только манера себя держать у него оказалась отнюдь не жеманной, а наоборот, подчеркнуто мужественной, хозяйской, я бы сказала. Он точно был здесь не просто гостем, в этой тюрьме. Светлые брови кустились на выдающихся надбровных дугах, квадратные скулы подчеркивали атлетичную широкую шею, посредине которой выпирало адамово яблоко. И оно дрогнуло, едва мужчина задержал на мне свой взгляд.

Да он сглотнул! Словно увидел вкусный обед!

Но и поведение второго по отношению к блондину явно показывало главенство того, кто подождал белый туман. Мгла сочилась из его пальцев, застилая пол.

— Ты уверен? — хрипло спросил «Аполлон», не отрывая от меня напряженного взгляда. Он прищурился хищником, почуявшим жертву. Очень показательно.

Мое сердце снова пропустило удар, а пальцы на ногах окончательно занемели. Я переступила с ноги на ногу, под пристальным взглядом брюнета.

— Точно, — мгновенно отозвался Темный, отпуская черную мглу стелиться по полу из раскрытой ладони. — Определённо точно.

Тогда я еще сильнее испугалась. Потому что блондин выдал столь странный животный звук, что меня окончательно покинули остатки здравого смысла. Бежать. Мне нужно срочно отсюда убираться.

Панически взглянула за их спины, где виднелся проход. Я успею проскользнуть! Они так пристально меня рассматривают, что точно потеряли всякую бдительность относительно входной решетки с тяжелым навесным замком.

За решеткой клубился черный туман, проникая в камеру длинными извилистыми щупальцами. Он заполнял пространство, поглощая его глубокой смешанной мглой. В эпицентре этого безумия стояли двое мужчин, но даже так я видела, как пугающе светятся их радужки.

Не маньяки. Боги. Пугающие, но от их откровенного взгляда по бедрам прошлась стройным маршем армия мурашек. Синхи пялились на мои голые колени без зазрения совести. И, кажется, что-то рычали.

— Опять землянка. Столько лет прошло… — вырвалось сквозь гневно стиснутые зубы бесцеремонного блондина. Внешность его не соответствовала суровому голосу и манере себя держать. — Надеюсь, она последняя.

Без понятия, о чем он говорит. Но мне следует выбраться отсюда как можно скорее.

— Эй, господа тюремщики, у вас не найдется одеялка потеплее? Я совсем замерзну здесь. На смерть… — начала я хриплым от простуды голосом. — Ваша тюрьма не отапливается, а на улице зима, между прочим. И вообще, предъявите обвинения, в чем я виновата?!

А сама посматривала за спины пришедших. Бежать, да поскорее. Даже сдалала мелкий шажок в ту сторону, но как же Клубничка? Опасливо покасилась в сторону кровати. Я обещала вылечить фамильяра, да и кто, в этом новом мире, кроме меня будет заниматься варкой карамели…

В ясных голубых глазах бога полыхнуло синее разгневанное пламя. Создалось впечатление, что оно давно уже тлело в них, на самом дне черных зрачков, а теперь растеклось по радужке подсвечивая ее равномерным сиянием.

— Простолюдка, — практически сплюнул Аполлон. — За что?!

И поднял очи горе в отчаянном жесте, расставив руки ладонями вверх. Контекст происходящего неумолимо от меня ускользал.

— Просто дайте одеяло и горячий чай, — просипела я. — И адвоката. У вас тут определенно должны быть защитники?! — возмущению не было предела, смотреть на двух высоких богов оказалось непросто. По меньшей мере каждый из них выше меня сантиметров на тридцать, если не больше. Крайне сложно сохранять спокойствие, когда двое мужчин смотрят на тебя такими откровенно голодными взглядами. Но нет уж!

— Ты знаешь законы, брат, — намекнул на что-то недоступное мне второй синх, — убедись сам.

— Не нужно ни в чем убеждаться! Я уверена в своей невиновности, я не сделала ничего плохого! — затараторила я, замечая, что блондин решил подойти ближе. Я же, в свою очередь, наоборот — отступила на пару шагов назад, обжигая ступни жутким каменным холодом тюремного пола.

Блондин рыкнул, и одним слитным движением возник прямо передо мной. От него исходила мощнейшая энергия, настолько удушающая, что захотелось рухнуть на колени, и поклониться в ноги красивейшему и, без сомнений, жестокому, богу. Она давила чугунным прессом сверху, на самую макушку, вынуждая втянуть голову в плечи, и взглянуть на мужчину исподлобья. Жуткая аура удушающей силы следовала за ним, куда бы он не пошел.

Но я держалась. Смело глядя в яркие светящиеся глаза высокого синха, скрестила руки на груди, ожидая от него дальнейших действий. Нас разделяли два десятка сантиметров. В этом небольшом расстоянии стало накапливаться напряжение. Капля за каплей, разряд за разрядом — и вот, между нами практически трещат молнии.

Голодный взгляд мужчины остановился на моем лице. Он скользил по острым скулам, волосам, дрожащим от холода губам, но, кажется так и не мог найти того, что скал.

— С-с-омневаюсь, — процедил он сквозь зубы, едва шевеля красивыми твердыми губами. И я совершенно не поняла к чему относились эти слова. То ли ответ на реплику брата, то ли на мой выпад про преступление.

От него пахло едва уловимой свежестью, грозой и засухой, ветром и огнем. Аромат менялся каждую секунду, заставляя меня сильнее принюхиваться, и невольно наклоняться в сторону бога.

Внезапно сильные руки стиснули талию и рывком притянули к очень горячему телу. Меня обдало спасительным теплом. Закоченевшие пальцы вцепились в плотную тогу богу, который уже во всю сверкал клыками и смотрел на меня плотоядным голубым взглядом. В его радужках шевелились молнии и закручивались в спирали ураганные потоки воздуха, в зрачках сталкивались планеты, миры и чужие жизни.

Я затаила дыхание, забыв, как это вообще: наполнять легкие кислородом. Тяжелый взгляд говорил слишком о многом, и боюсь, к содержанию я совершенно не была готова. Разрушительное тепло чужого тела стало оковами похлеще тюрьмы, я не могла пошевелиться, только впитывала его присутствие, постепенно привыкая к жуткой властной ауре бога.

Он наклонился и коснулся моих губ. Не спрашивая позволения, не ставя меня перед выбором. Действовал жестко, так же, как и первый синх, брюнет. Но все же… Здесь было все иначе.

Несмотря на кажущуюся твердость, его губы двигались деликатно и нежно. От той разрушительной страсти первого не осталось и следа. Он пробовал. Как с наслаждением кладешь в рот первую ложку изысканного блюда в ресторане и ждешь ожидаемого послевкусия.

Лишь мазнул по мягкой коже, однако места соприкосновения тотчас вспыхнули, опаленные страстным огнём. Колени ослабли, руки рефлекторно вцепились в мощные предплечья, мгновенно оценив и рельеф, и вены под чужой кожей. А в низ живота потекла сладкая тягучая патока.

Да что это такое? Мне стало совсем нехорошо. Виски забились прилившей к ним кровью, а пресс чужой силы стал почти невыносимым. Я пошатнулась, не в состоянии больше стоять на ногах. Глаза сами собой закрылись, а тяжелая голова привалилась к чужому плечу. Позорище. Даже постоять за себя не смогла, Алина.

— Дыши! — крикнул брюнет, подскакивая к Аполлону, но я лишь усмехнулась.

Зачем мне дышать? Здесь так уютно, в горячих согревающих объятиях. Удушающая энергии бога практически перестала ощущаться… И ногам уже не холодно, и бедра, охваченные чужим жаром, совсем не мерзнут. Где-то на границе сознания звучат хриплые слова:

— Ее практически растоптало твоей силой! Отдай! — очумелое и быстрое, меня пытаются оторвать от грелки, но здесь так хорошо. Я совершенно не согласна с такими действиями, и цепляюсь за цель с удвоенным рвением. — Она слишком горячая для землянки, смотри, как в тебя вцепилась и греется! Брат, неси ее наверх, скорее. Я пошлю за Альбиной… — глухо, едва слышно.

Я провалилась в цветной молочный кисель. В полудрёме, где все смешалось в непонятных пропорциях, среди завихрений и пятен неизвестного происхождения, чьи-то пальцы скользили по коже, осторожно снимая одежду. Мне хотелось протестовать, кричать, и топать ногами, но руки такие тяжелые, и ноги совершенно не желают шевелиться, и голова… чугунная, наполненная жидкой ртутью, что переваливается внутри то в одну сторону, то в другую, бьется о стенки черепной коробки. Болезненный звук тихонько прорывается сквозь воспаленное горло. Я со свистом глотаю воздух.

Вода окутывает теплыми струями чересчур быстро, не успеваю даже открыть глаз. Да и не могу.

Одеяло. Ледяное до колких пупырышек на коже и зубы начали постукивать от жуткого холода, кто-то выругался, где-то зарычал зверь — и меня накрыло долгожданное тепло. Сначала с одной стороны. Потом с другой.

По коже скользят горячие жгуты чьих-то пальцев, но мне все равно. Я купаюсь в жаре, в таком притягательном, здоровом пламени, ласкающим меня. Обнимаю его, притягиваю ближе.

Снова этот звук, похожий на безумный рык дикого ягуара. Рука потянулась в сторону, стараясь найти источник и погладить мягкую шерсть, но наткнулась на что-то твердое, совсем не напоминающее искомое.

— Ей плохо, брат, — бархатный голос, в котором я с трудом опознаю брюнета из камеры. Но мысленно лишь отмахиваюсь от наличия мужчины рядом, мне наконец-то тепло и спокойно, с двух сторон огромные грелки, и поясница выгибается в болезненном спазме, чтоб прижаться сильнее к теплу сзади.

— Что она делает? — сдержанный стон и шипение. — Альбина скоро?

— Не знаю, но если сейчас не предпринять мер, она попросту сгорит, — пробормотал брюнет.

Тепло сзади сильно прижалось к спине. Да, так хорошо. Очень хорошо. Я повела попкой, мало что соображая. Остались лишь инстинкты, головная боль и саднящее горло. Но когда я пододвигалась ближе к источникам тепла, пульсация в висках утихала, становилось немного легче.

— Тогда у нас только один выход, — по коже плавно двигаются теплые потоки воздуха. Я приоткрыла глаз, замечая, что они белые, как молоко. Густой горячий туман обнимает меня, глупая фантазия! Это просто температура и ее последствия!

— Метка? — вопрос звучит неуверенно. — Думаешь, получится?

— Уступлю младшему, — усмехнулся второй голос. — Начинай. Я пока запру дверь, чтоб нам никто не помешал. Девушка получит дозу моей и твоей магии, это поможет ей адаптироваться к Парласу и моей ауре. Скорее!

Один из источников тепла исчез. Я сжалась и заскулила, сильнее прилегая к оставшемуся, терзаясь от дикого внезапного одиночества.

— Х-холодно, — просипела, обхватывая себя ладонями.

— Тише, девочка, сейчас станет легче. Нужно только немного постараться…

Тепло накрывает сверху. Тяжелое и приятное. Спина рефлекторно выгибается ему навстречу, и между ног ощущается деликатное поглаживание умелых пальцев. Вопреки всему, я не вспомнила про шрамы, а лишь подстроилась под мужчину, умирая от жуткой потребности его прикосновений. Пальцы осторожно ласкают влажные лепестки плоти, я жмурюсь, и закусываю нижнюю губу. Так хочется застонать и сильнее, глубже…

Один из пальцев смело толкается вперед, но натыкается на преграду.

— Ай! — я вся съежилась от резкой боли.

— Она невинна, — взволнованный и слегка удивленный бархатный шепот. — Придется по-другому…

Палец возвращается и обводит горошинку клитора, размазывая смазку.

— Чувственная малышка, — говорит второй, и второе тепло снова возвращается, на этот раз где-то рядом с моей головой, кровать прогибается под чужим весом, и стон, который неизбежно вырывается изо рта, ловят горячие губы. Невесомые, нежные, деликатные.

Тем временем, между ног совсем мокро. Постыдная влага не желает останавливаться, а спина все сильнее выгибает меня наверх, навстречу умелым быстрым движениям. Ладонь полностью накрыла промежность, и теперь трение пальцев буквально сводит с ума, я готова кричать, но все звуки тонут в чужом рту.

— Ш-ш-ш… — снизу стараются успокоить, но ни разу не снижают напор. — Всего один маленький оргазм, рыженькая. Ты уже готова…

Слова становятся последней каплей. Вместе с поцелуем и легким касанием груди, поглаживанием животика ниже к пупку — и легкое надавливание на клитор вызывает внутреннюю волну, волной прокатившуюся по ногам, животу, и даже по груди, сводя мышцы в сладком спазме.

А после… Боль!

На внутренней стороне бедра чей-то рот превращает поцелуй в пытку. Я дергаю ногами, но меня крепко удерживают. Постепенно неприятное ощущение затихает, и становится легче дышать, отступает жуткая удушающая атмосфера, из-за которой все это время было так сложно впихнуть в легкие хоть каплю кислорода. Укус перерастает в страстный кровавый поцелуй, и теперь губы поднимаются выше, к самим складочкам, а я вроде как и начинаю соображать, но тону, тону в том вязком киселе, окружившим сознание, в гиблой топкой истоме, подчинившей тяжелые конечности.

Первое прикосновение языка к промежности пробивает молнией измученный позвоночник.

— Умница, — шепчут на ухо, а потом дорожка поцелуев опускается вниз, к груди, покрытой шрамами, забытыми в этом слишком ванильном пространстве, к соскам, не особо чувствительным из-за старой травмы, но все же чувствующим, щекотливое прикосновение языка, обходящего сосок правой груди по кругу совпадает с движением второго рта внизу, и это похоже на пытку.

Они действуют абсолютно синхронно, опытные языки подчиняют, лишают воли, и остатков разума. Лижут кожу и прикусывают, а потом жалеют, посасывают и щекочут. Я сильнее жмурюсь, откидывая голову назад, пальцы сминают простынь и тянут ее на себя, со всей силы, волосы разметались вокруг беспорядочными ржавыми прядями, а горло хрипит, исторгая стоны удовольствия один за другим, и нет страха, только предчувствие неизбежного…

Второй оргазм настиг резко и остро. И опять меня держат, и опять боль, только на этот раз под грудью, зубы проткнули кожу и язык слизал кровь. Сквозь сдавленный мужской стон я слышу:

— Брат, спокойнее… она еще не готова.

— З-знаю, — недовольно, перестав меня истязать.

Легкий поцелуй в лоб. Тяжелые веки становятся совсем неподъёмными, сознание ускользает все дальше в небытие, усталость наваливается сильнее, и мне, наконец, тепло. Одеяло согревает, я могу нормально дышать, и даже почти не слышу, когда со мной прощаются.

— Жди нас, малышка. Ты прекрасна.