Ласка сумрака

Глава 30

Леди Розмерта, главный секретарь Тараниса, позвонила в первый же день моего добровольного домашнего ареста внутри кольца охранных чар. Розово-золотой наряд в совершенстве подходил к ее золотистой коже и темно-золотым волосам. Она была сама вежливость – много больше, чем было необходимо в возмещение грубости Хедвика. Она объяснила, что речь шла именно о большом бале в Йоль.[15] Мне пришлось отказаться. Если я и буду присутствовать на балу в честь Йоля, то это будет при Неблагом Дворе. Розмерта провякала, что она, конечно, все понимает.

Насчет помощи следствию нас не беспокоили, потому что Петерсон запретил подключать к делу кого-либо из агентства Грея. Джереми это так оскорбило, что он предложил Терезе не делиться с полицией своими наблюдениями, но Тереза слишком благонамеренна. Она честно отправилась в участок прямо из госпиталя и в конце концов нашла детектива, согласившегося принять ее рапорт.

Тереза почувствовала, что люди задохнулись, чувствовала, как они умирали, и видела привидения – белые силуэты, как она сказала, – высасывающие жизнь из людей. Полицейские любезно сообщили ей, что всем, черт возьми, известно, что привидения на такое не способны. В этот момент ввалился Петерсон и выбросил рапорт в мусорную корзину на глазах у Терезы. Обычно копы сначала дожидаются, пока свидетель выйдет из комнаты.

Терезе удалось утащить своего мужа до того, как его арестовали за оскорбление действием офицера полиции. Муж Терезы играл защитником за «Рэмс», когда это была команда Лос-Анджелеса.[16] Рэй здорово похож на этакий симпатичный шкаф; у него улыбка победителя и костедробильное рукопожатие.

Так что у нас оказалось полно свободного времени. Нет, мы не круглые сутки занимались сексом. Мы донимали Шалфея. Я заплатила требуемую плату, но обещанного лекарства мы не получили. Почему Шалфей не отдал нам его прошлой ночью? Почему превращение Китто в сидхе так много значило для Шалфея? Действительно ли он намекал, что я должна переспать с ним для успешного излечения Галена?

Шалфей отвечать не желал.

Он летал по всей квартире, пытаясь избавиться от наших приставаний, но квартира была маленькой даже для эльфа, который размерами не превосходит куклу Барби. Под вечер он неудачно взмыл с подоконника и оказался слишком близко к Галену, который прихлопнул его, будто комара. Не думаю, что намеренно.

Шалфей рухнул на пол. Он лежал совершенно неподвижно – крошечное желтое создание с яркими крыльями, похожими на хрупкий щит. Он медленно приподнялся, опираясь на локоть, когда я опустилась на колени рядом с ним.

– Сильно ушибся? – спросила я.

Он посмотрел на меня с такой ненавистью в кукольных глазах, что я вздрогнула. Подымаясь, он пошатнулся, но удержал равновесие, замахав крыльями. Мою протянутую в помощь руку он проигнорировал. Он выпрямился, руки в боки, и уставился на нас, возвышающихся над ним.

– Если я умру, зеленый рыцарь, лекарство умрет со мной. Помни об этом, если решишь поступать легкомысленно.

– Я не хотел повредить тебе, – сказал Гален, но в глазах у него сверкнуло что-то недоброе, не мягкое, не Галеновское. Возможно, не только его мужское достоинство пострадало от фей-крошек.

– Слишком близко ко лжи, – буркнул Шалфей, взлетая с такой скоростью, что очертания крыльев смазались. Крылья бабочек на такое вообще-то не способны. Это больше похоже на полет стрекоз. Когда он взлетел на уровень глаз Галена, биение крыльев замедлилось, и он повис в воздухе, размахивая крыльями хоть и более плавно, но с такой силой, что кудри надо лбом Галена разметались и спутались.

– Я не хотел ударить тебя так сильно. – Голос Галена от гнева стал низким, в нем появилась жесткость, которой раньше не было. Я отчасти сожалела об этом, а отчасти – почувствовала проблеск надежды. Может, даже Галену удастся затвердить горький урок, который необходим, если ему доведется стать королем. А может, он просто учится ненависти. От этого урока я бы уберегла его, если б смогла.

Я смотрела, как двое мужчин обмениваются ненавидящими взглядами. Шалфей все так же был размером с куклу Барби, но гнев его больше не казался забавным. То, что он мог вызвать такое неприятие у моего улыбчивого Галена, слегка настораживало.

– О’кей, мальчики, кончаем драку и играем мирно. – Они оба дружно повернулись и вытаращились на меня. А я-то всего лишь хотела снять напряжение… – Ладно, как хотите. Но что ты имел в виду – что, если ты умрешь, лекарство умрет вместе с тобой?

Шалфей развернулся в воздухе, полускрестив руки на груди, как будто в полете он не мог скрестить их как положено.

– Я имел в виду, принцесса, что королева Нисевин вложила дар в мое тело. Излечение твоего воина заключено в эту маленькую упаковку. – При этих словах он широко простер крылья и почти сумел поклониться прямо в воздухе.

– Что это значит, Шалфей? – вмешался Дойл. – Что это точно значит, без уверток – только правда и вся правда?

Эльф снова развернулся в воздухе – на этот раз лицом к Дойлу. Он мог бы просто посмотреть через плечо, но думаю, он хотел, чтобы Дойл знал, что на него смотрят.

– Ты хочешь правду, Мрак, всю правду?

– Да, – подтвердил Дойл густым басом, чуть ниже прежнего тона – не злым, но таким, от которого бледнели многие сидхе.

Шалфей рассмеялся, и его радостный звенящий смех едва не вызвал у меня ответную улыбку. Он потрясающе владел гламором, лучше, чем я вообще ожидала от эльфа-крошки.

– Ох, ты разозлишься куда больше, когда услышишь, что сделала моя обожаемая королева.

– Так скажи нам об этом, Шалфей. Хватит играть у нас на нервах, – вмешалась я.

Он повернулся ко мне, подлетев так близко, что крылья едва не гладили мое лицо.

– Скажи «пожалуйста», – вызывающе заявил он.

Гален весь напрягся, и Рис положил руку на кобуру. Похоже, не только я не полагалась на выдержку Галена в присутствии эльфов-крошек.

– Пожалуйста, – попросила я. У меня много недостатков, но ложная гордость в их списке не значится. Мне ничего не стоило быть вежливой с этим человечком.

Он улыбнулся, явно довольный.

– Ну, если ты так мило просишь… – Он ухватил свое крошечное достоинство сквозь тончайшую ткань юбочки. – Лекарство находится здесь, куда его поместила королева Нисевин.

Я почувствовала, что мои глаза лезут на лоб.

– Каким образом Мередит сможет его получить? – спросил Дойл абсолютно лишенным эмоций голосом.

Шалфей улыбнулся… Даже на личике размером с мизинец я могу распознать злобную ухмылку, когда ее вижу.

– Таким же, каким мне его дала королева.

– Нисевин запрещено соитие с кем-либо, кроме ее мужа, – удивился Дойл.

– Ах, исключения бывают в каждом правиле. Ты это должен знать, Мрак, получше многих других.

Кажется, Дойл покраснел, хотя с его цветом кожи сказать что-то определенное трудно.

– Если королева Андаис узнает, что Нисевин нарушила брачные клятвы, это плохо обернется для твоей королевы.

– Феи-крошки никогда не подчинялись этим правилам, пока Андаис не позавидовала детям Нисевин. Трое детей у нее, трое чистокровных фей-крошек. Только одному из них Пол приходится отцом, но Андаис решила, что он станет постоянной парой моей королеве. Андаис завидует Нисевин из-за детей, и всем дворам это известно.

– Прежде чем говорить такое, я бы хорошо подумал, при ком говорю, – сказал Рис. В его голосе не было вызова, просто констатация.

Шалфей отмахнулся тонкой ручкой.

– Вам нужно лекарство для зеленого рыцаря. Единственное лекарство – здесь. Нисевин пришлось возлечь со мной, чтобы наложить чары. Андаис согласилась, что зеленый рыцарь должен быть исцелен любой ценой.

Я покачала головой.

– Нет-нет, никакого соития, только не с тобой.

Шалфей подлетел повыше.

– Значит, твой рыцарь останется евнухом.

Я снова покачала головой:

– Посмотрим. – Я чувствовала первые признаки гнева. Я не часто злюсь. При дворах злость – это роскошь, которую могут себе позволить только самые могущественные. Я таким могуществом прежде не обладала. Может, и сейчас не обладаю, но мы это проверим.

– Дойл, свяжись с королевой Нисевин. Нам нужно побеседовать. – Гнев испарился из моего голоса.

Шалфей подлетел так близко, что ветер от его крыльев овевал мое лицо.

– Иного способа нет, принцесса. Лекарство от этого проклятия было дано и не может быть дано дважды.

Я одарила его выразительным взглядом.

– Я не закуска для любого желающего, человечек. Я – Принцесса Плоти и наследница Неблагого трона. И не буду вести себя как шлюха по прихоти Нисевин.

– Только по прихоти Андаис, – съязвил Шалфей.

Я шагнула вперед, едва не решившись его шлепнуть, но я боялась не рассчитать удар, а ударить слишком сильно я не хотела. Не в сердцах, не случайно. Нет, если я прибью Шалфея – то только намеренно.

– Дойл, свяжись с Нисевин. Сейчас же.

Он не спорил, просто вышел в спальню. Я пошла за ним следом, а за мной потянулись остальные. Шалфей трещал без умолку.

– Что ты станешь делать, принцесса? Что вы можете сделать? Неужели единственная ночь со мной – такая уж высокая цена за возвращенное мужество твоего зеленого рыцаря?

Я не обращала внимания.

Когда я вошла в спальню, Нисевин уже показалась в зеркале. Сегодня она была в черном платье, совершенно прозрачном, так что ее бледное тело светилось сквозь темную ткань. Черные блестки там и тут мерцали на вороте и на рукавах. Белые волосы свободно спадали вниз. Они доходили едва ли не до щиколоток, но были такими тонкими и выглядели так странно, словно это были вовсе и не волосы. Единственное сравнение, пришедшее мне на ум, – паутинки, развевающиеся на ветру. Светлые крылья обрамляли ее белой декорацией. Три ее фрейлины стояли за троном, но одеты были все только в коротенькие шелковые халатики, словно их подняли с постелей. Халатики, как прежде платья, соответствовали цвету крыльев: розово-алый, нарциссово-желтый и ирисно-лиловый. Распущенные волосы выглядели спутанными после сна, как и должны выглядеть волосы в таком случае.

Белая мышь в драгоценном ошейнике снова сидела у ее ног. То, что Нисевин не надела ни короны, ни украшений, ясно говорило о том, как она торопилась ответить на наш вызов.

– Чем я заслужила столь неожиданную честь, принцесса Мередит? – несколько раздраженно поинтересовалась она. Похоже, мы подняли из постелей весь ее двор.

– Королева Нисевин, ты обещала мне лекарство для Галена, если я накормлю твоего слугу. Я выполнила свою часть сделки, но ты не выполнила свою.

Он села прямее, скрестив лодыжки и положив руки на колени.

– Шалфей не дал тебе лекарство? – Она казалась по-настоящему удивленной.

– Нет, – сказала я.

Взгляд маленькой королевы оторвался от моего лица и нашел человечка, который уселся в ее поле зрения – на край комода.

– В чем дело, Шалфей?

– Она отвергла лекарство, – ответил он и развел руками, будто говоря: я сделал все, что мог.

Нисевин вернулась ко мне.

– Это правда?

– Ты действительно ждала, что я пущу его в свою постель?

– Он чудесный любовник, принцесса.

– Для вашего роста – может быть. Но для моего это выглядит немного смешно.

– Не на что глянуть, я бы сказал, – внес свою лепту Рис.

Я метнула на него тяжелый взгляд. Он пожал плечами, почти извиняясь, и снова повернулся к зеркалу.

– Если единственная проблема – рост, то делу можно помочь, – заявила Нисевин.

– Ваше величество! – взвился Шалфей. – Я не думаю, что это разумно. Торжественную клятву не раскрывать наш секрет дала только Мередит!

– Ну так пусть они все поклянутся.

Я покачала головой.

– Мы не станем клясться. Если ты сейчас же не дашь мне лекарство для моего рыцаря, я назову тебя клятвопреступницей. У клятвопреступников не бывает долгого политического века среди фейри.

– Лекарство перед тобой, принцесса. Не моя вина, что не хочешь его взять.

Я шагнула к зеркалу.

– Секс дороже ценится, чем донорство, и ты это отлично знаешь, Нисевин.

Ее личико, кажется, заострилось еще больше, светлые глаза заискрились от гнева.

– Ты забываешься, Мередит, опуская мой титул.

– Нет, это ты забываешься, Нисевин. Ты сохраняешь свой титул только по милости Андаис, и тебе это известно. Я провозглашу тебя клятвопреступницей перед лицом моей тети, если лекарство для Галена не будет доставлено тотчас же.

– Я не позволю гневу свернуть меня с пути, как бы ты меня ни дразнила, Мередит, – сверкнула глазами Нисевин. – Объяви себя, Шалфей.

– Моя королева, вряд ли это разумно…

– Я не прошу совета, я приказываю. – Она наклонилась вперед. – Сейчас же, Шалфей.

Чтобы различить угрозу в последней фразе, переводчик не требовался.

Шалфей захлопнул крылья и соскользнул с края комода, не пытаясь взлететь – словно намеревался разбиться насмерть, – вот только он не упал.

Он вырос.

Он вдруг стал высоким – почти с меня ростом, четыре фута и восемь-девять дюймов. Крылья, прелестные, пока были маленькими, напоминали сейчас узорное стекло, произведение искусного ремесленника, надетое на спину. Под кожей цвета сливочного масла проступили мускулы, и когда он обернулся ко мне через плечо, я увидела миндалевидные черные глаза и полные алые губы. Было что-то ужасающе чувственное в том, как он стоял, заполняя крыльями чуть не треть комнаты.

– Разве он не прекрасен, Мередит? – с тоскливым вожделением спросила Нисевин.

Я вздохнула.

– Он – отрада для глаз, но секс с ним теперешним должен стоить еще дороже, ибо тот, кто подарит мне ребенка, станет королем. – Мне пришлось отступить на шаг в сторону, чтобы крылья не закрывали обзор. – Это что, заявка на Неблагой трон? В этом твоя цель, Нисевин? Никогда бы не подумала, что ты настолько честолюбива.

– Я не посягаю на трон, – сказала она.

– Лгунья и клятвопреступница, – проговорил Дойл. Он так и не выходил из ее поля зрения, словно хотел, чтобы она накрепко запомнила, что он – на моей стороне.

Она бросила на него мрачный и очень неприязненный взгляд.

– Веди себя как подобает, Мрак.

– Дай Мередит лекарство, как ты клятвенно обещала.

– Королева Андаис сказала, что зеленый рыцарь должен быть вылечен любой ценой.

Дойл покачал головой.

– Такой цены она и вообразить не могла. Всегда ходили слухи о том, что кое-кто из эльфов-крошек может вырасти до нормального размера, но то были только слухи, сказки… ничего достоверного. Королеве стало бы дурно от одной мысли о короле из эльфов-крошек, особенно таком, кто наверняка станет твоей марионеткой.

Она зашипела в ответ и в этот миг показалась необычайно чуждой, как будто, если б я подумала хорошенько, я догадалась бы о ее истинной сущности, и эта сущность была совсем не человеческой. Белая мышь попятилась, словно боялась, что Нисевин сорвет на ней злость.

– Ты можешь выбрать, королева Нисевин, – предложила я. – Либо ты даешь мне лекарство для Галена, как ты поклялась, либо я рассказываю королеве Андаис о твоем заговоре.

Нисевин посмотрела на меня, сузив глаза.

– Если я дам тебе лекарство, ты ничего не расскажешь Андаис?

– Мы – союзники, королева Нисевин. Союзники защищают друг друга.

– Я не соглашусь на полноценный союз в обмен на еженедельную трапезу из твоей крови. Займись любовью с Шалфеем, и я стану твоей союзницей.

– Дай мне лекарство для Галена, бери свою кровавую жертву раз в неделю, будь моей союзницей – или я скажу тете Андаис, что ты пыталась проделать.

Гнев в лице Нисевин сменился страхом.

– Если б я не заставила Шалфея раскрыть наш секрет, тебе нечем было бы меня шантажировать.

– Может, так. А может, хватило бы и зернышка, чтобы выросло дерево.

– Что ты имеешь в виду?

– Отец Галена был пикси, а пикси ростом немногим больше Шалфея в его обычной форме. Бывали и более экзотические браки. Полагаю, Андаис расценила бы твое требование позволить кому-то из твоих мужчин меня трахнуть как недопустимое нарушение доверия.

Она плюнула со злости, и мышь уползла куда-то в сторону на полусогнутых, даже фрейлины невольно попятились.

– Доверие! Что знают о доверии сидхе?

– Примерно столько же, сколько феи-крошки, – парировала я.

Она ответила мне по-настоящему злобным взглядом, но я ждала чего-то в этом роде. Я мило улыбнулась ей поверх крыльев Шалфея.

– Я просила о союзе, с тем чтобы ты и твои подданные собирали для меня информацию. – Я смерила взглядом Шалфея, почти с меня ростом. – Но вот свидетельство того, что у вас есть и другие таланты. Ваши мечи – нечто большее, чем пчелиные жала.

Она дернулась в кресле, выдавая свое беспокойство.

– Не понимаю, о чем ты говоришь, принцесса Мередит.

– Думаю, понимаешь. Я по-прежнему хочу союза, но ваш вклад в общее дело не ограничится шпионажем.

– К чему? Ну, возьмешь ты Шалфея, будет у тебя одним воином больше. В твоем войске немало других мечей, и большего размера.

Я тронула Шалфея за плечо, и он дернулся, словно я причинила ему боль. Я прижалась к его спине – он напрягся.

– Твоя королева говорит правду, Шалфей? Твой меч так мал? – Я не отрывала взгляда от Нисевин.

Она посмотрела на меня очень зло.

– Я не это имела в виду, ты это отлично понимаешь!

– Разве? – спросила я, погладив Шалфея по руке. Он вздрогнул, и я успела заметить гримасу ревности, пробежавшую по лицу маленькой королевы.

– Ох, Нисевин, нельзя отдавать другим то, что считаешь самым драгоценным.

На ее личике застыла злобная гримаса.

– Не знаю, о чем ты.

Я коснулась волос Шалфея, мягких как шелк или как птичий пух, мягче любых волос, которых мне случалось касаться.

– Нельзя предлагать другому сокровище, потерю которого ты не перенесешь.

Она встряхнула головой.

– Я не понимаю тебя, принцесса.

– Ну, упрямься дальше. Только знай: я предлагаю тебе союз, истинный союз, в обмен на жертву крови раз в неделю. Ты прекратишь шпионить для Кела и его людей.

– Принц Кел в заточении, принцесса, но Сиобхан на свободе, а она для многих страшнее своего хозяина.

Я отметила формулировку.

– Для многих, но не для тебя.

Нисевин наклонила голову.

– Безумие Кела пугает меня более, чем безжалостность Сиобхан. С безжалостными можно иметь дело, но безумец способен пустить прахом все планы и расчеты.

Я кивнула.

– Твоя мудрость несомненна, королева Нисевин.

– За шанс, что один из моих мужчин станет королем Неблагого Двора, я рискнула бы всем, но за одну лишь кровь… Я обдумаю это.

– Ну нет! Союз немедленно, или королева узнает о твоих амбициях.

Взгляд Нисевин был полон чистым ядом.

– Я расскажу ей, Нисевин, не сомневайся. Союз, или ответишь перед Андаис.

– В таком случае у меня не осталось выбора, – сказала она.

– Да, – подтвердила я.

– Тогда союз. Только боюсь, что мы обе о нем пожалеем.

– Возможно, – согласилась я. – Но сейчас – лекарство для Галена, и закончим дела на сегодня.

Нисевин перенесла внимание на Шалфея.

– Дай принцессе лекарство, Шалфей.

Он нахмурился.

– Но как, моя королева, если мне не позволено отдать его так, как я его получил?

– Хоть я и дала его тебе в более нежной близости, нужно лишь, чтобы часть твоего тела вошла внутрь ее тела.

– Никакого секса, – напомнила я.

Она изобразила мученическую гримасу.

– Поцелуй, Мередит. Один поцелуй – и можешь не получать от него удовольствия, если тебе так хочется.

Мне пришлось подвинуться, чтобы Дойл и Шалфей смогли поменяться местами. Крылья полностью занимали пространство между комодом и кроватью. Когда Шалфей сумел развернуться, я шагнула обратно. Крылья над его плечами смотрелись верхушкой золотого, украшенного самоцветами сердца. Волосы были всего на тон желтее, чем мягкий цвет его кожи. Он казался почти неправдоподобным в своей прелести, если бы не глаза. Эти черные глаза сверкали не гневом, а настоящим злом. Я невольно припомнила, что он – всего лишь увеличенная копия созданий, которые пировали на теле Галена.

– Никаких укусов и никакой крови, – добавила я.

Он рассмеялся, блеснув зубами – чуточку слишком острыми для моего душевного комфорта.

– Глупая торговля для принцессы сидхе.

– Я не хочу, чтобы оставалось место для недоразумений, Шалфей. Я хочу, чтобы все было предельно ясно.

Нисевин из зеркала заверила:

– Он не причинит тебе вреда, принцесса.

Шалфей взглянул на нее через плечо.

– Немножко крови – отличная приправа к поцелую.

– Для нас, может быть, но ты должен поступить именно так, как предписывает принцесса. Если она не хочет крови, пусть так и будет.

– С чего нам слушать принцессу сидхе?

– Ты слушаешь не принцессу, Шалфей, ты слушаешь меня. – Под ее взглядом злоба в его глазах заметно потускнела.

Плечи его слегка ссутулились, крылья обвисли, задев комод.

– Будет так, как мне велит моя королева. – Голос был недовольным.

– Я обещаю, что он не причинит тебе вреда этим поцелуем, – сказала Нисевин.

Я кивнула:

– Я верю обещанию королевы.

Шалфей пристально на меня посмотрел.

– Но не моему.

– Мое слово – это твое слово, – угрожающе прошипела Нисевин.

Выражение лица Шалфея было таким злобным, что увидь его Нисевин – вряд ли бы она обрадовалась. Но Шалфей стоял к ней спиной, и всего на миг в его глазах мелькнуло что-то близкое к скорби, что-то, я бы сказала, почти человеческое. Выражение это тут же исчезло, но единственный короткий миг дал мне немало пищи для размышлений. Может быть, маленький двор Нисевин был немногим счастливее, чем двор Андаис.

Я взяла лицо Шалфея в ладони – не из романтических побуждений, а просто ради контроля. Его кожа была неправдоподобно тонкой, младенчески мягкой. Я никогда прежде не прикасалась так к эльфам-крошкам – по той простой причине, что для таких касаний у них маловато поверхности. Я наклонилась к нему, а он так и остался стоять, свесив руки вдоль тела. Он ждал, чтобы я закончила дело.

Я повернула голову чуть набок и замешкалась, почти касаясь губами его губ. Они были краснее, чем должны бы. Я подумала, будут ли они необычными на ощупь, как и его кожа, а потом наши губы соприкоснулись, и я получила ответ. Это были просто губы, но мягкие и гладкие как шелк, как атлас, роскошные, как сочный плод.

Ощущение было интересным, но магии в нем не было. Я отвела голову назад, по-прежнему сжимая его лицо в ладонях. Я посмотрела в зеркало на Нисевин.

– Чар не было, никакого лекарства.

– Его тело проникло в твое? – спросила она.

– Ты имеешь в виду язык?

– Да, раз уж ты решительно отказываешься от всего другого.

– Нет, – ответила я.

– Поцелуй ее, Шалфей, поцелуй ее как следует, пора уже заканчивать со всем этим!

Он тяжело вздохнул, я ощутила руками движение его тела.

– Как велит моя королева.

Он скользнул руками по моему телу, притягивая меня к себе. Я оказалась слишком близко, чтобы по-прежнему держать его лицо в ладонях, но, заведя руки ему за спину, я наткнулась на крылья и не могла сообразить, что же делать с руками дальше.

– Ниже, туда, где крылья прикрепляются к спине, – сказал он, будто поняв, в чем дело. Может, он сталкивался с такой проблемой, встречаясь с бескрылыми.

Я опустила руки вдоль его спины к основаниям крыльев. Спина на ощупь казалась совершенно обычной, если не считать исключительной нежности кожи. Разве крылья не требовали дополнительной мускулатуры?

Он гладил мне спину, наклоняясь все ближе и ближе. Мы поцеловались, и на этот раз поцелуй был взаимным, нежным вначале, но потом его руки сжали мое тело, и он вонзился в мой рот. Казалось, что его язык, его губы превратились в чистый жар. Жар наполнил мой рот, рванулся по горлу, рекой потек по всему телу до самых кончиков пальцев, пока я не переполнилась им, так что кожа едва не загорелась.

В чувство меня привел голос Нисевин:

– Вот тебе твое лекарство, принцесса. Дай его зеленому рыцарю, пока оно еще горячо.

Мы с Шалфеем с трудом разорвали объятия – тела будто сопротивлялись. Руки еще скользили по рукам, когда я повернулась в поисках Галена. Гален шагнул к нам.

Я потянулась к нему, провела жаркими ладонями по его плечам, и даже сквозь рубашку я чувствовала его кожу, чувствовала, как течет по нему тепло. Он дышал быстро и тяжело еще до того, как наклонился для поцелуя.

Наши губы встретились, и жар обрадовался Галену, словно только его и ждал. Рты запечатали друг друга, чтобы ни капельки тепла не пролилось. Губы, языки, даже зубы словно пили друг друга. Жар наполнял мой рот, как жидкость. Я чувствовала его теплую сладкую густоту, похожую на теплый мед, теплый сироп, лившийся из меня в Галена. Он пил жар из моего рта, пил струящуюся магию.

Он вытянул из меня этот жар, вынул магию своими губами, руками, всем телом. Магический жар подпитывался жаром иного рода, и, тихо всхлипнув, я попыталась запрыгнуть на него, обхватив ногами его талию. Он вскрикнул, когда я коснулась его паха, и не от удовольствия.

Он быстро поставил меня на пол, едва ли не оттолкнув прочь. Задыхаясь, прошептал:

– Я не исцелен.

– Ты исцелишься два дня спустя, к закату или даже раньше, – сказала Нисевин.

Я все еще нетвердо стояла на ногах, дыхание никак не удавалось выровнять. От грохота пульса в ушах я почти оглохла, так что положилась на здравомыслие Дойла.

– Дай нам слово, королева Нисевин, что Гален исцелится спустя два дня от нынешнего.

– Даю, – сказала она.

Дойл кивнул:

– Мы благодарим тебя.

– Не благодари, Мрак, не благодари.

С этими словами она исчезла, и зеркало снова стало только зеркалом.

Гален тяжело опустился на край постели. Он все еще пытался привести дыхание в норму, и все же он мне улыбнулся.

– Через два дня.

Я хотела коснуться его лица, но руки тряслись так сильно, что я промахнулась. Он схватил мою ладонь и приложил ее к своей щеке.

– Два дня, – выдохнула я.

Он кивнул, улыбаясь, прижимая к щеке мою ладонь. Но я улыбнуться в ответ не смогла: я видела лицо Холода. Надменное, злое, ревнивое. Он, видимо, заметил мой взгляд и отвернулся. Холод прятал лицо, потому что вряд ли мог контролировать его выражение. Он ревновал к Галену.

Мало приятного.