Ласка сумрака

Глава 16

За обедом мы обсуждали, что делать, когда Нисевин отзовется.

Дойл оставил сообщение, которое даст ей понять, кто ею интересуется. Он был уверен, что она будет достаточно заинтригована, чтобы ответить на «звонок», а еще был уверен, что ей известно, чего мы от нее хотим.

– Нисевин ожидала этого вызова. У нее есть план. Не знаю, какой именно, но наверняка есть.

Дойл сидел справа от меня, так что его тело прикрывало меня со стороны окна. Он заставил меня задернуть шторы, но разрешил оставить окно открытым – для доступа свежего воздуха.

Стоял калифорнийский декабрь, и ветер из окна был приятно прохладным, как в Иллинойсе поздней весной или в начале лета. Никакое воображение не позволило бы счесть его холодным или хотя бы зимним.

– Она – животное, – бросил Гален, отодвигая стул. Он пошел к раковине со своей пустой тарелкой и подставил ее под воду, повернувшись к нам спиной.

– Не стоит недооценивать фей-крошек из-за того, что они с тобой сделали, Гален. Они пользуются зубами потому, что это им нравится, а не потому, что у них нет мечей, – заметил Дойл.

– Мечи размером с портновскую иголку – не слишком страшное оружие, – отмахнулся Рис.

– Дайте мне клинок размером с булавку, и я смогу убить человека. – Густой голос Дойла был негромок.

– Ну, ты! Ты – Мрак Королевы, – возразил Рис. – Ты изучил все оружие, известное людям или бессмертным. Вряд ли ребята Нисевин отличаются такой же тщательностью.

Дойл пристально посмотрел через стол на беловолосого стража.

– А если бы это было твое единственное оружие, Рис, разве ты не изучил бы все возможности его применения против твоих врагов?

– Сидхе – не враги феям-крошкам.

– Фей-крошек, как и гоблинов, терпят при дворах, но не более. К тому же у них в отличие от гоблинов нет репутации свирепых воинов, которая защитила бы их от ударов злой судьбы.

Почему-то при упоминании о гоблинах так и потянуло взглянуть на Китто. Он не сидел за столом, но присел было рядом с нами на полу. Съев свою порцию мяса, маленький гоблин забрался обратно в собачий домик. Кажется, вечер у бассейна Мэви Рид выбил его из колеи. Слишком много солнца и свежего воздуха для гоблина.

– Фей-крошек никто не тронет, – возразил Холод. – Они – шпионы королевы. Бабочки, пчелы, маленькие птички – любая из них может быть феей-крошкой. Их гламор почти так же трудно распознать, как у лучших из нас.

Дойл покивал с полным ртом. Отпил немного красного вина и дополнил:

– Все, что ты говоришь, верно, но когда-то феи-крошки пользовались при дворах гораздо большим уважением. Они были не только «глазами и ушами», они были настоящими союзниками.

– Такие малявки? – удивился Рис. – Почему?

– Если феи-крошки покинут Неблагой Двор, стране фейри грозит гибель, – ответила я.

– Бабушкины сказочки, – махнул рукой Рис. – Вроде поверья, что Британия падет, если вороны покинут лондонский Тауэр. Британская империя пала, а они все еще подрезают крылья у бедных птиц и закармливают их до ожирения. Эти чертовы твари уже размером с индейку.

– Говорят, что, если феи-крошки снимаются с места, волшебная страна идет следом, – произнес Дойл.

– И что это значит? – спросил Рис.

– Мой отец говорил, что феи-крошки ближе всего к тому, что составляет суть волшебной страны, к тому, что отличает нас от людей. Феи-крошки едины со своей магией больше, чем все другие из нас. Их нельзя изгнать из волшебной страны, потому что магия следует за ними, куда бы они ни направлялись.

Гален прислонился к стойке у выхода из кухни, скрестив руки на голой груди. Он снял фартук – думаю, чтобы меня не смущать. Не знаю, почему его голая грудь не так задерживала взгляд, как просвечивающая сквозь прозрачную одежку, но я просто не могла спокойно есть, пока он сидел за столом напротив меня в этом переднике. Когда я во второй раз пронесла вилку мимо рта, Дойл попросил его снять фартук.

– Для большинства малых фейри все обстоит по-другому. Как правило, чем ты меньше, тем больше зависишь от волшебной страны и тем вероятней, что вдали от нее умрешь. Мой отец – пикси. Так что я знаю, о чем говорю, – сказал Гален.

– Большой пикси? – поинтересовался Рис.

– Достаточно большой, – весело улыбнулся Гален.

– Пикси бывают очень разными. – Холод то ли не заметил шутки, то ли сделал вид, что не заметил. Я люблю Холода, но чувство юмора не относится к его достоинствам. Ну, девушке не так уж нужно постоянно смеяться.

– Никогда не слышал о другом пикси, который не принадлежал бы к Благому Двору, – заметил Рис. – Ты не в курсе, что натворил твой папаша, что Таранис и его банда от него избавились?

– Только ты способен назвать сияющий двор бандой Тараниса, – бросил Дойл.

Рис пожал плечами, ухмыльнулся и повторил вопрос:

– Так что натворил твой папочка?

Улыбка Галена вначале поблекла, но затем появилась вновь.

– Дядья сказали мне, что отец соблазнил любовницу короля.

Улыбка исчезла окончательно. Гален никогда не видел своего отца – Андаис казнила его, узнав, что он посмел соблазнить одну из ее фрейлин. Она не сделала бы этого, если бы знала, что результатом этой связи будет ребенок. На самом деле пикси получил бы дворянство и вступил в брак с той фрейлиной. Бывали и более странные связи. Но темперамент Андаис заставил ее чуточку поторопиться со смертным приговором – и Гален так и не увидел своего отца.

Будь среди нас люди, они извинились бы за то, что подняли столь болезненную тему, но людей здесь не было, а мы не совались с извинениями. Если бы это доставляло Галену боль, он сказал бы, и мы приняли бы его чувства во внимание. Но он не просил – и мы не лезли ему в душу.

– Обращайся с Нисевин как с королевой, как с равной. Это ей польстит и заставит потерять осторожность, – посоветовал Дойл.

– Она – фея-крошка. Ей никогда не сравняться с принцессой сидхе. – Это произнес Холод, отделенный от Дойла пустым стулом Галена. Его красивое лицо было таким надменным, каким я никогда его не видела.

– Моя прабабушка – брауни, Холод, – напомнила я. Мягко, чтобы он не решил, что я упрекаю его. Он плохо реагировал на упреки. На первый взгляд, Холода мало что трогало – но я уже знала, что на самом деле он был чуть ли не самым ранимым из стражей.

– Брауни – полезные члены сообщества фейри. У них долгая и почтенная история. Феи-крошки – паразиты. Я согласен с Галеном: они – животные.

Я подумала: а как дальше Холод мог бы развить эту мысль? Каких еще представителей фейри он отбросит как ненужных?

– Не бывает ненужных фейри, – возразил Дойл. – У всего есть своя цель и свое место.

– А какой цели служат феи-крошки? – задал вопрос Холод.

– Я верю, что в них заключена сущность волшебной страны. Если они уйдут, Неблагой Двор начнет разрушаться еще быстрее, чем это происходит сейчас.

Я кивнула, вставая, чтобы отнести к раковине свою тарелку.

– Мой отец считал так же, а я нечасто видела, чтобы он ошибался.

– Эссус был очень мудр, – произнес Дойл.

– Да, – сказала я. – Был.

Гален забрал тарелку у меня из рук.

– Я помою.

– Ты готовил ужин. Ты не обязан еще и мыть посуду.

– Я не слишком гожусь пока на что-то другое. – При этих словах он улыбнулся, но улыбка не коснулась его глаз.

Я выпустила тарелку, чтобы освободить руки и притронуться к его лицу.

– Я сделаю все, что смогу, Гален.

– Этого я и боюсь, – тихо ответил он. – Я не хочу, чтобы ты была обязанной чем-то Нисевин, во всяком случае, из-за меня. Не стоит это того, чтобы что-то задолжать этой твари.

Я нахмурилась и повернулась к остальным.

– К чему называть ее тварью? До того, как я покинула двор, репутация фей-крошек такой скверной не была.

– Придворные Нисевин перестали быть только гонцами королевы или Кела. Нельзя сохранить уважение к себе, превратившись лишь в угрозу.

– Не понимаю. Почему – угрозу? Вы же сказали, что феи-крошки не могут нам угрожать.

– Я этого не говорил, – заметил Дойл. – Но в любом случае то, что феи-крошки сделали с Галеном, случилось не впервые, хотя на этот раз все было более… жестоко. Раны более серьезны, чем бывало раньше.

Гален при этих словах отвернулся и занялся чем-то в раковине, споласкивал тарелки, ставил их в посудомоечную машину. Он производил больше шума, чем это было необходимо, словно не хотел слушать этот разговор.

– Ты знаешь, что пошедший против желания королевы может оказаться в Зале Смертности, в умелых руках Иезекииля и его красных колпаков.

– Да.

– Сейчас она временами угрожает отдать провинившегося феям-крошкам. В сущности, двор Нисевин, когда-то уважаемый двор фейри со всеми присущими двору обычаями, превратился просто в очередное пугало, вынырнувшее из тьмы, чтобы терзать других.

– Слуа – не просто пугало, – возразила я, – и двор у них тоже имеет свои обычаи. Но они тысячу лет были одной из страшнейших угроз в арсенале неблагих.

– Значительно дольше, – поправил Дойл.

– Но они сохранили свое влияние, свои обычаи, свою власть.

– Слуа – это то, что осталось от исходного Неблагого Двора. Они были неблагими еще до того, как появилось это слово. Не они примкнули к нам, а мы – к ним. Хотя среди нас очень немного тех, кто это помнит или хочет помнить.

– Я согласен с теми, кто считает слуа сутью Неблагого Двора и утверждает, что мы погибнем, если они уйдут, – произнес Холод. – Это они, а не феи-крошки, хранят нашу первичную силу.

– Никто не знает наверняка, – сказал Дойл.

– Не думаю, что королева станет рисковать, чтобы это выяснить, – заметил Рис.

– Не станет, – кивнул Дойл.

– А это значит, что феи-крошки занимают положение, сходное с Воинством, – подытожила я.

Дойл взглянул на меня:

– Поясни.

Внезапная тяжесть его темного взгляда чуть не заставила меня поежиться, но я удержалась. Я уже не была ребенком, пугавшимся высокого черного человека рядом с моей тетей.

– Королева сделает едва ли не все, чтобы сохранить поддержку Воинства и обеспечить себе их услуги, но разве нельзя сказать то же самое и о феях-крошках? Если она действительно опасается, что их уход вынудит неблагих деградировать еще быстрее, чем сейчас, разве она не пойдет почти на все, чтобы удержать их при дворе?

Дойл смотрел на меня очень долго, как мне показалось, а потом медленно моргнул.

– Возможно. – Он наклонился ко мне, сцепив перед собой руки на почти пустом столе. – Гален и Холод правы в одном. Реакции Нисевин отличаются от реакций сидхе. Она привыкла следовать приказам другой королевы – в сущности, пожертвовала своим королевским достоинством в пользу другого монарха. Мы должны заставить ее воспринимать тебя так же, как Андаис.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я.

– Нам нужно всеми способами напоминать ей, что ты – наследница Андаис.

– До меня все еще не доходит.

– Когда Кел обращается к феям-крошкам, он делает это как сын своей матери. Его приказы обычно столь же кровавы, как приказы его матери, если не более. Но ты просишь об исцелении, о помощи. Это автоматически ставит нас в позицию слабых, поскольку мы просим содействия Нисевин и не слишком многое можем предложить ей взамен.

– Хорошо, я поняла, но что я могу с этим поделать?

– Расположись в постели со своими мужчинами. Окружи себя нами напоказ, как это делает королева. Это способ показаться сильной, потому что Нисевин завидует толпе мужчин вокруг королевы.

– А разве Нисевин не подбирает себе такую же свиту из фей-крошек?

– Нет, у нее трое детей от одного партнера, и он – ее король. Она не может освободиться от него.

– Я не знал, что у Нисевин есть король, – удивился Рис.

– Это знают немногие. Он – король лишь по имени.

Мысль заслуживала рассмотрения. Спать со всеми моими стражами было славно, но быть обязанной выйти за одного из них замуж только потому, что он стал отцом моего ребенка… Что, если отцом станет тот, кого я не уважаю? Мысль о том, что я могу оказаться навеки привязанной к нежному Никке, была пугающей. На него было приятно смотреть, но он не был достаточно силен или властен, чтобы обеспечить мне поддержку в качестве короля. Он скорее оказался бы жертвой, чем помощником. Что напомнило мне…

– Никка еще занят на работе телохранителя?

– Да, – ответил Дойл. – Вместо Холода.

– Клиент не возражал против такой замены лошадей на переправе?

Дойл взглянул на Холода, и тот пожал плечами.

– Ей на самом деле ничего не грозит. Она просто хотела иметь рядом воина-сидхе, чтобы показать, какая она большая звезда. Для этой цели один сидхе ничем не хуже другого.

– Насколько пышное шоу мы должны устроить для Нисевин? – спросила я.

– Насколько ты сможешь вынести, – сказал Дойл.

Я удивленно подняла брови и попыталась подумать.

– Меня не включайте, – бросил Гален. – Я видеть не хочу ни одну из этих тварей, даже на расстоянии. – Он загрузил посудомоечную машину и включил ее, так что тихое бурчание механизма сопровождало его на пути к стулу. Видимо, он собирался помочь нам в планировании, раз уж участвовать в действе не намеревался.

– Это создает сложности. Ты и Рис – как раз те двое, кто действительно не стесняется публичного флирта. И Холод, и Дойл на публике предпочитают вести себя прилично.

– Сегодня я изменю своим правилам, – сказал Дойл.

Холод посмотрел на него.

– Ты станешь развратничать перед этой мелкотой?

Дойл пожал плечами.

– Думаю, это необходимо.

– Я буду в постели, как уже бывал, когда мы общались с королевой, но развратничать не стану, не для Нисевин.

– Это твой выбор. Но если ты не намерен изображать любовника Мередит, которым являешься на самом деле, то не порти зрелище, которое будут представлять остальные. Может, тебе стоит подождать в гостиной, пока мы будем разговаривать с «мелкотой».

Серые глаза Холода сузились.

– Ты отодвинул меня в сторону сегодня, когда я должен был услужить Мередит. Ты дважды отодвигал меня в сторону. Теперь ты предлагаешь мне отсутствовать в ее постели, когда ты разыгрываешь ее любовника. Что дальше, Мрак? Ты наконец прервешь свое воздержание и отберешь мою ночь в ее постели на самом деле, а не только ради притворства?

– Я вправе это сделать.

Тут я вытаращилась на Дойла. Его лицо ничего не выражало. Он и вправду только что сказал, что сегодня разделит со мной постель, или просто возражал Холоду?

Холод вскочил и навис над столом. Дойл остался сидеть, спокойно глядя на него снизу вверх.

– Думаю, мы должны позволить Мередит самой решить, кто разделит с ней постель этой ночью.

– Мы здесь не для того, чтобы Мередит сделала выбор. Наша задача – обеспечить ей ребенка. Вы трое провели с ней три месяца, а она все еще не беременна. Ты действительно откажешь ей в шансе завести ребенка и стать королевой, зная, что, если Кел преуспеет, а Мередит проиграет, он убьет ее?

Эмоции сменялись на лице Холода слишком быстро, чтобы я успела за ними проследить. Наконец он опустил голову.

– Я никогда не пожелаю зла Мередит.

Я сделала шаг вперед и коснулась его руки. Прикосновение заставило его взглянуть на меня. Его глаза были полны такого страдания, что я поняла – Холод меня ревнует. Как бы я к нему ни относилась, он еще не имел права так ревновать меня. Пока нет. Хотя я осознала с изумлением, что мысль о том, чтобы больше никогда не держать его в своих объятиях, была очень болезненной. Я могла справиться с тянущим чувством потери не больше, чем он – с ревностью.

– Холод… – начала я, и не знаю, что бы я сказала, потому что из спальни послышался резкий звон. Как будто кто-то взял нежный звук серебряных колокольчиков и превратил его в сигнал тревоги. От этого звука мой пульс ускорился, и нехорошо ускорился. Я выпустила руку Холода. Мы стояли, глядя друг на друга, пока Дойл и Рис двинулись в спальню.

– Мне нужно идти, Холод. – Я начала было извиняться, но передумала. Он не заслужил извинений, а я их не задолжала.

– Я с тобой, – сказал он.

Я расширила глаза.

– Я сделаю для моей королевы то, чего не сделал бы ни для кого другого.

И я в этот момент знала, что он не имел в виду Андаис.