Ларин Петр и фабрика волшебства

ГЛАВА 8

Окно в комнату было открыто настежь. Кровать Артёма Шубина аккуратно заправлена, но его самого в комнате не было. Ларин прислушался.

«Может, он в душе?» — предположил Пётр.

Но и в ванной комнате царила тишина, лишь иногда капли срывались с носика крана и звонко разбивались о дно умывальника.

«Я проспал занятия!» — испуганно подумал Пётр Ларин, выныривая из-под одеяла.

Он заметался по комнате, быстро умылся, почистил зубы. Оделся и схватил свой ранец. И только сейчас сообразил, что надел ту же одежду, в которой вчера путешествовал в волшебном мире, полном страха и ужаса. Одежда была целой. Но ведь он прекрасно помнил, что она вся была изорвана, а рукав футболки болтался на трёх нитках. Башмаки были тоже чистые, сухие и блестели — ни пылинки, ни соринки.

«Удивительно, — подумал Ларин, — а как это делается?»

Он взглянул на себя в зеркало. На щеке темнела ссадина, руки были в царапинах, а плечо, за которое цеплялся паук мохнатой когтистой лапой, болело.

«Скорее в класс! В этой школе опоздания не прощаются, и обмануть учителя, рассказав какую-нибудь байку о том, что будильник не зазвонил, или лифт застрял, или троллейбус свернул не туда, здесь не получится! Обман мгновенно вскрывался. Но почему кукушка не кукует?» — Ларин взглянул на часы.

И только сейчас до него дошло! Ведь сегодня — выходной, и дети предоставлены сами себе. Занимайся чем хочешь. Нравится — гуляй, читай, можешь пойти в бассейн, посидеть в библиотеке или за компьютером, посмотреть видик. Можешь писать письма, а можешь ничего не делать, лежать в своей комнате и смотреть в потолок.

«Напишу-ка я письмо Павлу Леонидовичу Дроздову, — решил Пётр. — Ведь он, наверное, переживает. Расскажу, как я устроился».

Ларин вытащил двойной листок в линейку, взял авторучку, сел к столу и принялся писать крупными ровными буквами. Почерк у него был красивый. Когда он переворачивал первую исписанную страницу, вдруг заметил, что несколько строчек таинственно исчезло, будто бы их и не было. Он вспоминал книжки и фильмы о шпионах, где рассказывалось о симпатических чернилах, которые становятся невидимыми для непосвящённого человека, и, только если нанести на лист определённый раствор, надпись снова проступит. Строчки, которые пропали, касались всех чудес, которые происходили в школе. Ведь хотелось же рассказать Павлу Леонидовичу о тех испытаниях, которые Пётр мужественно преодолел, и об успехах, которых добился за это время.

«Тогда получается, что и писать, собственно, не о чем, — подумал мальчик. — Надо сходить к Захару и спросить, почему исчезают записи. Он единственный, кто может всё толково объяснить».

Ларин спрятал недописанное письмо в стол и направился к своему другу, которого давно не видел, потому как свободного времени почти не было. Ученики школы, разделившись на две команды, играли в футбол. Пёстрый мяч перелетел через сетку и покатился по дорожке.

— Подбей! — послышались голоса игроков.

Мальчик взял мяч в руки, повертел его, а затем лихо ударил. Мяч, описав большую дугу в воздухе, упал на площадку и запрыгал.

— Идём к нам! — позвал его Шубин. — Одного защитника не хватает.

— Может быть, попозже, — ответил Ларин.

— Оставь ты его, Артём, — крикнул Савелий Колыванов.

Захар сидел на крыльце и огромным ножом строгал какие-то палочки.

— Здравствуй, Захар!

Пёс, лежавший рядом, открыл глаза, и, как показалось мальчику, на его морде появилась улыбка. Глаза пса закрылись, а вот уши немного приподнялись.

«Послушать, наверное, хочет», — подумал Ларин.

— Захар, а ты чего вчера меня не встретил?

— Там и без меня хватало народу. Да и занят я был.

— А что ты такое делал?

— Ты теперь знаменитость, совсем меня позабыл, — с обидой в голосе сказал садовник, втыкая нож в доску.

— Да не забыл я тебя!

Захар поднял голову. Ярко-синие глаза пронзительно сверкнули, и он засмеялся.

— Эка тебя потрепало!

— Досталось, — не без гордости признался Пётр.

Захар осмотрел ссадины.

— Пойдём-ка в дом, — он взял Ларина за руку, усадил на табурет прямо под круглым окном. — Куртку, футболку снимай.

Мальчик разделся.

— Ай-яй-яй, — бурчал садовник. — Но ничего. Я, конечно, не волшебник, но шрамы, я думаю, и без волшебства заживут. Сейчас немного пощиплет, а потом ты о них забудешь.

Врачеватель открыл старинный чёрный шкаф. Там на полочках стояло множество склянок, бутылок, маленьких глиняных горшочков, металлических баночек. Он возился довольно долго, затем с маленькой глиняной плошкой подошёл к неподвижно сидевшему на табурете Ларину.

Когда Захар обрабатывал раны, Пётр спросил:

— Скажи, пожалуйста, а почему, когда я писал письмо, половина строк исчезла?

— А про что писал?

— Ну я хотел описать все те испытания, через которые прошёл. Павел Леонидович мне тоже много чего рассказывал. Представляешь, он почти во всех странах побывал.

— Послушай, мальчик, — уже совсем другим голосом сказал Захар, — представь, что тебе в Москву прислали письмо, в котором знакомый тебе человек описывает разные чудеса.

— Ну представил.

— А теперь скажи, Ларин Пётр, что бы ты подумал об этом человеке?

— Я бы подумал, что ему очень повезло.

— А вот твой профессор Павел Леонидович, человек грамотный и учёный, подумал бы, что ты сошёл с ума и тебя держат в больнице. Ты представляешь, как бы он испугался!

— Точно. А мне почему-то такое в голову не пришло!

— Кроме того, многое из того, что здесь происходит, обыкновенные тюди знать не должны.

Ларин вспомнил, как отнекивалась Софья Туманова, когда он задавал ей вопросы в сквере.

— Ну вот! До свадьбы заживёт, — сказал Захар. — А вообще, шрамы мужчину украшают. Надевай футболку. Сейчас я закипячу воду, и ты выпьешь целую чашку целебного напитка.

Ждать пришлось недолго. Через пару минут Захар поставил на стол красную глиняную кружку, над которой клубился пар.

— А что это?

— Это настой из сорока трав и двадцати корней. Это придаст тебе сил.

А то не нравишься ты мне, бледный какой-то.

От Захара Пётр вернулся бодрый и полный сил. Он увидел, как мелькнуло за кустами ярко-красное пальтишко Земфиры.

Земфира сидела на скамейке с букетом сухих осенних цветов.

— Привет, Земфира! — присаживаясь рядом, сказал Ларин.

— Здравствуй, Пётр! — девочка таинственно улыбнулась.

— Скажи, а это правда, что ты можешь заглядывать в прошлое и будущее?

— Да, — сказала она спокойно.

— И что, ты всё-всё видишь?

— Не всё, конечно. Это зависит от луны. Когда она убывает, то видно мало, а когда прибывает, видно больше. А в полнолуние я вижу очень хорошо.

— А когда будет полнолуние?

— Сегодня ночью будет полная луна.

— Послушай, Земфира, я, конечно, понимаю, что тебе нельзя предсказывать будущее, но я очень хочу знать, меня очень интересует один вопрос…

Лицо Земфиры вдруг сразу изменилось. Оно стало строгим, неприступным, и, как показалось Ларину, девочка даже отодвинулась на край скамейки.

— Ты слыхал, что говорил завуч? Это у меня было последнее предупреждение. Я могу вылететь из школы, а мне это сейчас совсем не нужно.

Пётр решил схитрить, ведь до сих пор непонятно, каким образом исчезла мама:

— А о моём прошлом ты можешь рассказать?

— Зачем? — изумилась Земфира. — Ведь ты его и так хорошо знаешь. Или ты проверить меня решил?

— Нет. Но кое-что из прошлого мне непонятно.

— Я не буду этим заниматься, не приставай.

— Но Земфира, послушай…

— Я сказала: нет.

— А что тебе надо для того, чтобы ты могла заглянуть в будущее?

— Совсем немногое, какой-нибудь предмет, личная вещь. А ещё могу по руке прочесть прошлое и будущее. Но по предмету получается лучше.

— Здорово! Все этому могут научиться?

— Всему не научишься, но кое-что сможешь узнавать и ты.

— А ты покажешь, как это делается?

— Когда будешь это проходить, я тебе помогу.

По дорожке шёл директор. Если вчера он был в чёрной широкополой шляпе, бархатной накидке, подбитой алым шёлком, и выглядел настоящим волшебником, то сейчас он походил на самого обыкновенного дачника. В руках лукошко, на ногах резиновые сапоги, на плечах толстый шерстяной свитер, ветровка с капюшоном. Корзина была доверху наполнена белыми грибами.

Когда директор поравнялся с ребятами, они вскочили:

— Здравствуйте, Илья Данилович.

— Добрый день, ребята, — директор школы снял очки, посмотрел на ребят, а затем снова водрузил их на нос. — Я вижу, ты уже в порядке, — сказал он Ларину. — У меня для тебя есть новость.

«Надеюсь, хорошая», — вдруг подумал Ларин.

— Ты, наверное, скучаешь по своим знакомым и друзьям?

Ларин не нашёлся, что ответить. Его уже давно не удивляло, что учителя школы всегда и обо всём знали. Илья Данилович вытащил из заднего кармана брюк письмо.

«От дяди Павла», — быстро пробежав глазами фамилию, мальчик спрятал конверт в карман.

— Ну ладно, я пошёл, — директор улыбнулся и зашагал к дому.

— Спасибо, — сказал Ларин.

— Если у тебя нет родителей, то кто пишет?

— Хорошие знакомые.

— А-а, — сказала Земфира, смешно сложив губы трубочкой.

— Сейчас посмотрим, что они пишут.

— Почему они? — не без интереса в голосе осведомилась девочка.

— Потому что у папиного друга есть дочка, моя ровесница, зовут её Кристина.

Он раскрыл конверт и принядся читать.

— Это твой платок? — Земфира держала в руках зелёный клетчатый платок.

— Нет, — сказал Ларин и вытащил из кармана брюк свой, синий.

— Значит, это Ильи Даниловича, — она посмотрела на дорожку, но директора уже не было видно.

Цыганка вертела в руках аккуратно сложенный платочек. На уголке был вензель «И. П.», вышитый золотыми нитками.

— Точно, это его. Наверное, Наталья Ивановна расстаралась, — Земфира провела кончиками пальцев по платочку, пальцы задрожали. — Ну что пишут? — спросила она, глядя на Ларина, протирающего очки.

— Пишут, что у них всё хорошо, Кристина перешла в школу с углублённым изучением английского языка и, возможно, вообще уедет учиться в Лондон. А так ничего интересного. Приглашают на каникулы.

— Поедешь?

— А куда мне ещё ехать? Либо к ним, либо к бабушке.

— Бабушка тебе пишет?

— Нет, пока писем от неё не получал.

— А она знает, что ты в этой школе?

— Наверное, знает. Я её адрес Илье Даниловичу говорил, значит, ей всё известно.

Земфира крепко сжимала в кулаке платок.

— Нужно вернуть его хозяину…

— Значит, ты мне не хочешь помочь?

— Я не могу тебе помочь, ты извини меня, Пётр. Если завуч узнает, мне здесь больше не учиться.

— Понятно, — Ларин спрыгнул со скамейки. — А где Софья, не знаешь?

— Да где ей быть, она на учёбе завернутая. В библиотеке сидит, книги старинные листает. Ты вообще заходи к нам в гости, я тебе на гитаре лучше сыграю, а Софья споёт.

— Загляну как-нибудь, — пообещал Ларин и потерял к Парамоновой всякий интерес.

Та осталась сидеть на скамейке, сжимая директорский платок с монограммой между ладонями.

— Ларин! Ларин! — Пётр остановился. Его нагнал Артём Шубин. — Где ты шатаешься полдня? Ты же мне обещал партию в шахматы, — и, не дожидаясь объяснений, схватил Ларина за локоть, поволок в здание бывшей графской фабрики.

Через пять минут они сидели за столом. Фигуры были расставлены, и мальчики успели сделать по нескольку ходов. Артём, в отличие от своего соперника, думал над каждым ходом по нескольку минут, и чем дальше заходила партия, тем длиннее становились паузы между ходами.

— Ты что, корову проиграть боишься? — пошутил Ларин.

— У меня манера такая, я из десятков отличных вариантов выбираю самый лучший, я всё стараюсь рассчитать.

— А я играю как получится, — Пётр встал из-за стола. — Ты пока думай, а я по комнате ходить буду. Не могу сидеть на одном месте как вкопанный.

— Ходи на здоровье.

Ларин сходил к двери, постоял у кровати. Затем услышал, как стукнула о доску фигура. Он взглянул и подумал: «Я так и знал, что он конём пойдёт. Тоже мне, думал целых десять минут, а такой глупый ход сделал! Всё-таки отец хорошо научил меня играть в шахматы!»

Пётр двинул ладью и напал ею на слона.

— Только, чур, давай не будем друг у друга мысли читать!

— А у меня нет никаких мыслей, и твои я читать не собираюсь.

Ларин понял: Шубин попал в трудную ситуацию и думать будет не меньше пятнадцати минут.

«Если дело пойдёт так и дальше, то эту партию мы закончим только к полуночи, — рассчитал Пётр. — Интересно, что сегодня на ужин? Воскресенье всё-таки, наверное, чего-нибудь вкусненького дадут. Вот было бы хорошо, если бы пирог с яблоками».

Ларин зажмурился. Затем открыл глаза. Перед ним пронеслась картина столовой, где две поварихи ставили в духовой шкаф чёрные противни с белым тестом.

— Жаль, — сказал Ларин.

— Чего тебе жаль? — грызя ноготь, не отрывая глаз от доски, сказал Артём.

— Чего, чего, я рассчитывал яблочного пирога порубать, а придётся довольствоваться пирогом со сливами.

— А ты откуда знаешь? На кухню заглядывал, что ли?

— Да, только что.

— Бывает, — сказал Артём, погружённый в обдумывание хода.

Ларин продолжал:

— А если бы я захотел сделать пирог не со сливами, а с яблоками, завуч расценил бы это как хулиганство? Ну мелкое такое?

— Да отстань ты от меня, дай подумать.

— Ладно, не буду отвлекать. Хочешь, ход подскажу?

— Отстань! А то сейчас в тебя шахматами запущу.

— Не буду, не буду, — замахал руками Ларин, подошёл к широченному подоконнику, уселся на него с ногами.

Из их окна были видны домики, в которых жили учителя, дорожки, клумбы и скамейка, на которой неподвижно сидела черноволосая Земфира.

«Что это она делает?» — подумал Пётр. Земфира и так и сяк вертела в руках сложенный вчетверо носовой платок. Затем она соскочила со скамейки и бегом бросилась в здание.

— Ну, я сделал ход.

Ларин спрыгнул с подоконника. Ход был неожиданный, его Пётр не предвидел.

— Ого! — сказал он. — Я отвечу пешкой, — и он передвинул фигуру, а затем опять забрался на подоконник.

Он увидел Изольду Германовну, как всегда в чёрном брючном костюме. Рядом с ней шла Земфира.

«Вообще-то прохладно на улице, чего это училка без верхней одежды? — удивился Пётр. — И куда это они направляются?»

— Я сделал ход, — услышал он голос Артёма.

И теперь уже Ларину пришлось задумываться минут на пять.

— А ты хорошо играешь, — убирая коня, произнёс он.

— Никогда не стоит недооценивать противника, — глубокомысленно заметил Шубин.

— Но партия ведь не закончена.

— Скоро закончится, — Шубин взял своим ферзём ладью Ларина, создав этим угрозу королю.

К ужину партия была закончена. Артём Шубин вынудил Петра сдаться. Поэтому ужинать Артём шёл в приподнятом настроении. Ларин тоже радовался — как-никак, у соседа по комнате хорошее настроение.

На ужине, кроме всего прочего, действительно был пирог со сливами, сочный и ароматный. Только к концу ужина Ларин обратил внимание, что место рядом с Тумановой свободно.

— А где твоя подруга, Софья? — спросил он через стол.

— Она не любит ужинать. Где-то, наверное, ходит, закатом любуется. Но я ей кусок пирога возьму. Если бы она знала, что пирог со сливами, то наверняка пришла бы на ужин. Но она была уверена, что будет пирог с яблоками.

Софья Туманова ушла из столовой с тарелкой в руках. На тарелке был большой кусок пирога.

Шубин сидел на кровати, по-турецки сложив ноги, и, как индус, заставлял свою змейку поднимать головку из ботинка и прятаться назад. А Пётр Ларин старательно переписывал письмо Дроздовым. Но на этот раз он уже не писал ни о каких своих приключениях и вообще старательно обходил всё таинственное, потому как знал, что через минуту строка исчезнет.

В дверь постучали. Змейка нырнула в ботинок.

— Войдите, — сказал Шубин, — не заперто.

На пороге стояла Туманова и с ней ещё две девочки.

— Слушайте, ребята, — начала Софья, — вы, случайно, не знаете, где Земфира? Уже время спать ложиться, а её всё нет и нет. Я ждала её, ждала… Завтра же на занятия.

Ларин вспомнил две удаляющиеся фигуры — Изольду Германовну и маленькую цыганку Земфиру, когда они шли по дорожке прямо под окном.

— Она собиралась отдать носовой платок директору.

— Какой ещё носовой платок?

— Выпал у него случайно платок, когда он письмо мне отдавал.

— Какое такое письмо? — спросила одна из девчонок.

— Из Москвы мне письмо пришло. Наверное, он его на почте взял. А вместе с письмом из кармана платочек выпал. Земфира ещё подумала, что это мой платок. Когда мы хватились, — объяснял Ларин, — Илья Данилович уже ушёл. Может, Земфира у него засиделась, с Натальей Ивановной о цветах разговаривает?

— Ладно, вы оставайтесь здесь, я схожу, — сказала Софья.

— И я с тобой, — сказал Ларин, быстро обуваясь.

Девочки решили пойти в комнату Софьи и дожидаться Земфиру там. А Артём Шубин всё ходил по комнате, сложив руки перед собой, глаза его были полузакрыты.

Наталья Ивановна и Илья Данилович пили чай, когда ребята вошли в столовую.

— Добрый вечер. Приятного аппетита, — в один голос сказали они.

— Добрый вечер, — ответили директор и его супруга. — А почему вы не спите?

— Понимаете, мы думали, что Земфира у вас.

— Земфира? — Илья Данилович посмотрел на супругу, та пожала плечами.

— Я её видела, она с сухим букетом шла, но это было днём.

— А она вам платок передала?

— Какой платок?

— Ваш, зелёный в клеточку, с вензелем.

Илья Данилович встал из-за стола, засунул руки в карманы.

— Вообще-то она мне ничего не отдавала. Но в самом деле, куда платок запропастился?

— Вы его уронили, когда отдавали мне письмо от Дроздовых.

— Было такое, — вспомнил директор школы и принялся теребить кончик своей бороды.

На лице Натальи Ивановны появилось волнение. Она взглянула на часы, всплеснула руками.

— Между прочим, уже начало одиннадцатого.

— Я сейчас узнаю, может, она за территорию выходила?

Директор накинул ветровку, вышел во двор, о чём-то поговорил с охранником и через несколько минут вернулся с таким же озабоченным лицом, как и у Натальи Ивановны.

— Её никто не видел. Идите, друзья мои, — за стёклами очков блеснул строгий взгляд, — в свои комнаты и спать.

Ребята уходить не спешили. Их волновала судьба пропавшей Земфиры.

— Сейчас охрана осмотрит всю территорию. Найдётся ваша Парамонов^ — но что-то в голосе директора не было уверенности. — Идите, дети. И не сейте панику! Никуда она не денется, — на этот раз голос директора школы прозвучал убедительно. Как-никак, ведь он волшебник, причём самый лучший в школе.

Ребята шли молча. Они видели мелькающие в темноте фонарики и понимали, что охрана осматривает территорию. Илья Данилович вышел из своего кабинета с белым как мел лицом. Даже его седая борода и усы казались более тёмными, чем щёки.

— Не знаю, где Земфира. Её нигде не видно!

— А может, она пошла в актовый зал, Илья Данилович?

— Если бы она пошла туда, я бы знал. Её следы обрываются на дорожке перед окнами, где живут мальчики, а дальше темнота.

— А платок? — спросила Наталья Ивановна.

— Платок у неё крепко зажат в руке. Но это было давно, ещё до заката. А сегодня полнолуние. Между прочим, самое лучшее время для тёмных дел.

Дети вдруг остановились на дорожке.

— Какая жуткая луна! — испуганно прошептала Софья Туманова.

И действительно, над лесом висел огромный яркий диск. Он был страшен. При взгляде на луну охватывала тревога. На фоне яркого диска в пятнах и рытвинах метались тёмные тени.

— Что это? — спросила Соня.

— Летучие мыши, — пояснил Ларин, чувствуя, что по спине бежит тонкая струйка холодного пота.

Он вновь вспомнил, с кем и где видел Земфиру. Проводив Софью до её комнаты, Ларин вернулся в раздумье.

Летучие мыши, мерзкие, писклявые существа, навели его на мысль, что, возможно, Земфира сидит сейчас в доме Изольды Германовны и преспокойненько с ней болтает.

«Но ведь она учительница и прекрасно знает распорядок, — рассуждал Пётр. — Она должна была отправить девочку домой. Слишком Изольда строгая, чтобы позволять такие вольности. А может быть, Земфира рассказала ей, куда собирается пойти?»

Обрадованный тем, что близок к разгадке, Пётр быстро побежал по коридору, спустился по лестнице на первый этаж, выбежал на крыльцо.

— Ты куда собрался? — услыхал он голос охранника.

— Пойду прогуляюсь перед сном, воздухом подышу.

— Директор запретил всем выходить из здания. Ступай к себе.

— Но мне очень надо! — занудным голосом промямлил Ларин.

— А меня это не интересует. Приказ директора — закон, и я не могу его нарушить.

«Какие вы все правильные!» — с досадой подумал Пётр.

Вернувшись в комнату, он застал Артёма уже под одеялом. Змейка висела на спинке кровати.

— Ну что? — спросил сонным голосом Шубин.

— Слушай, нужна твоя помощь. Там охранник на входе, а мне надо из здания выйти. Как бы его отвлечь? — и Ларин принялся излагать свои соображения, как можно обмануть строгого охранника.

Он объяснял минут пять, торопливо, сбивчиво, волнуясь.

Артём слушал и наконец не выдержал:

— Чепуху не пори. Про какой перенос в пространстве ты мне здесь рассказываешь? Через какие стены ты пройдёшь? Здесь всё блокировано, ничего не получится.

— Почему?

Шубин ухмыльнулся:

— А ты окно на первом этаже, которое рядом с туалетом, открывать пробовал?

— А что, оно открывается?

— Конечно.

— Тогда я побежал.

— Не торопись! Я тебя подстрахую!

Шубин оделся, дождался, пока Ларин тихо откроет окно, спрятал змейку и вышел на крыльцо. Охранник тут же на него набросился.

— И ты не спишь?

— У меня змея уползла.

— Какая ещё змея? — охранник передёрнул плечами. — Никаких змей я здесь не видел.

— Дорогая очень змея. Я боюсь, что заползёт к кому-нибудь, её испугаются и убьют. А она совсем безобидная. Может, она здесь где-нибудь?

— Давай поищем, — охранник зажёг фонарик и опасливо начал светить себе под ноги. — Она точно не кусается?

— Нет. У неё даже зубов нет, — мальчик незаметно для охранника бросил змейку в неосвещённый угол.

В это время никем не замеченный Ларин спрыгнул с подоконника на клумбу и, пригнувшись, побежал к домику Изольды Германовны. Он уже издалека заметил, что в окнах нет света.

«Вот будет стыдно, если она спит, а я её разбужу», — подумал он.

На подходе к дому учительницы запал угас. Мальчик неторопливо шёл по тропинке.

«А в конце концов, что она мне сделает? — успокаивал он сам себя. — Я всё-таки человека ищу! Возможно, она последняя, кто видел Земфиру».

С дрожью в сердце Ларин поднялся на крыльцо, постучал в дверь. Затем постучал ещё, всё громче и громче, но никто ему не открывал. Металлическая ручка, которую дёрнул мальчик, была невероятно холодная. А когда он отдёрнул руку, то увидел, как на металле поблёскивают кристаллы инея, хотя на улице, несмотря на осень, ещё не было холодно. Мертвенно-жёлтый свет луны заливал всё вокруг призрачным светом. Что-то пискнуло, и Пётр успел заметить, как прямо у лица пронеслась летучая мышь и нырнула под крышу.

Его неприятно передёрнуло. К змеям благодаря Артёму он уже привык, а вот к летучим мышам привыкнуть не мог.

«Мерзкие твари», — подумал Ларин, и ему захотелось как можно скорее уйти отсюда.

Но что-то его удерживало. Любопытство и страх толкали к действию.

Пётр сосредоточился, зажмурил глаза, преодолевая сопротивление двери, прошёл сквозь неё. Ощущение на этот раз было не из приятных, голова кружилась. Слишком много энергии пришлось истратить на то, чтобы преодолеть простую дверь. В доме было очень холодно.

«Наверное, в морозильной камере и то теплее, — подумал Ларин. Повсюду поблёскивали кристаллики инея. — Как она живет в таком холодильнике?»

Мальчик оказался в гостиной. Перевёрнутый стул, на столе две чашки. Недопитый чай превратился в лёд. Окна не зашторены, и лунный свет, какой-то мёртвый, немного даже голубоватый, заставлял сверкать иней.

Ларин почувствовал, что начинает дрожать от нестерпимого холода и страха.

— Изольда Германовна! — дрожащим голосом крикнул мальчик. — Извините, что я так поздно и без предупреждения… Но я ищу Земфиру!

Кругом стояла мёртвая тишина.

Убедившись, что в доме никого нет, Пётр решил обойти комнаты. Он осмотрел всё, заглянул даже в ванную.

На дне ванной лежал колотый лёд, такой, как бросают в кока-колу.

«Зачем ей столько льда? Какое-то царство Снежной Королевы. А ведь на улице не мороз, — уже выходя, он задержался в гостиной. — Я ведь никогда не видел на учительнице английского языка тёплой одежды, она всё время ходит в чёрных костюмах…»

И ещё Пётр вспомнил, как Изольда Германовна пугалась искр фейерверка в один из первых дней, когда дети собрались на занятия.

«Она прямо как те чудовища, которые я видел за стеной актового зала. Изольда — изо льда. И имя соответствует!» — подумал Пётр.

Он чуть не поскользнулся. Под ногой что-то сверкнуло в лунном свете. Мальчик наклонился и поднял круглое серебряное колечко-серёжку. Ещё не зная зачем, он сунул колечко в карман и заспешил прочь.

На улице поздним октябрьским вечером мальчику стало тепло. Он вернулся в комнату тем же путём, оставаясь незамеченным.

— Артём! Артём! — Ларин тряс соседа за плечо.

Тот открыл глаза.

— Ты чего? Пожар, что ли? Земфира нашлась?

— Нет, не нашлась.

— Ложись скорее, ты же как цыплёнок из холодильника.

Зубы у Ларина стучали.

— Я у тебя хотел спросить: может, ты знаешь, ты же дольше учишься в этой школе…

— Ну спрашивай скорее. Я только в сон врубился, а ты меня дёргаешь.

— Скажи, а что, Изольда всегда без пальто ходит?

Шубин на мгновение задумался.

— Ты знаешь, и даже зимой. Правда, у неё дом через дорогу, рукой подать…

— У неё что, шубы нет?

— Не знаю. Может, закалённая? А что такое?

— Да нет, ничего.

— Да она вообще какая-то чокнутая, никого к себе не приглашает, ни с кем не дружит, строгая и злобная. За любую провинность наказывает. Правда, я видел, как однажды от неё физрук выходил, это в мае было, сирень вовсю цвела. Так физрук был в зимней куртке, а на улице жара стояла. Нас закаляться учит, а сам в мае в пуховике ходил, — тут Шубин зевнул, отвернулся к стене, всем своим видом давая понять, что дальше разговаривать не намерен.

Ларин же спать не ложился. Он вышел в коридор и, тихо ступая, чтобы никто не услышал шагов, заспешил к комнате Тумановой. Та сидела на кровати и плакала.

Увидев Ларина, она прошептала:

— С ней, наверное, что-то случилось.

— Соня, но ты же умеешь видеть. Почему ты не можешь определить?

— Наверное, я слишком волнуюсь, а от этого ничего не получается. Какая-то пелена, сквозь которую не могу пробиться, как ни стараюсь.

Пётр запустил руку в карман, нащупал серебряное колечко и, раскрыв ладонь, показал Софье.

— Ты не знаешь, чьё это?

Девочку словно током ударило. Она вздрогнула, прижалась к стене, а затем, придя в себя, взяла колечко и прошептала, заглядывая вовнутрь, изучая замочки:

— Это цыганская серьга, она висела у Земфиры на ухе.

— А почему я не видел? — сказал Ларин.

— У неё же волосы уши закрывают. Где ты её взял?

— Там, — махнул рукой в сторону окна Ларин.

— Давай её сюда. Земфира меня учила, я сейчас попробую, может, что-нибудь получится. Но это точно её серёжка, больше таких в школе ни у кого нет.

— Слушай, а у Изольды, помнишь? У неё ведь в ушах тоже какие-то колечки висят?

— У Изольды даже уши не проколоты, она клипсы носит, — со знанием дела сказала Туманова.

— Откуда ты знаешь?

— Уж я-то разбираюсь, поверь. Да и то они у неё с большими чёрными камнями, а это цыганская. Ты только мне не мешай, пожалуйста, не отвлекай.

Она взяла из шкафа цветной* цыганский платок и расстелила на кровати Земфиры. В центр на чёрный шёлк положила серебряную серьгу. Опустилась на колени и принялась медленно водить руками над кольцом. Это продолжалось довольно долго. Лоб Тумановой был усыпан бисеринками пота.

Наконец Софья вздохнула и резко отдёрнула руки от серебряной серьги.

— Ну что там? Говори!

— Подожди, дай подумать. Знаешь, она жива. Я её не видела, но слышала голос. Ей сейчас очень плохо.

— Что она сказала? — тряхнув Туманову за плечо, спросил Ларин.

— Ещё сказала, что кому-то грозит беда. Но я не расслышала кому.

— Что, не могла нормально прислушаться?

— А ты сам попробуй, умный нашёлся!

— Ладно, Софья, извини. Загляни тогда в прошлое, в недавнее прошлое. В сегодняшний день.

— К сожалению, я не умею это делать. Хоть неделю буду над кольцом сидеть, всё равно не узнаю.

— Ложись-ка ты спать, Софья Туманова.

— И ты, Пётр Ларин, — вздохнув, сказала девочка, проводя его до двери своей комнаты