«Приключения, Фантастика» 1995 № 04

Охотник за смертью

Десятки тысяч лет поднималось человечество от дикости к цивилизации, за три тысячи лет достигло своей звездной поры и небывалого могущества. Такого могущества, что казалось, еще один шаг и сбудутся все мечты и даже то, о чем невозможно помыслить. Но это не случилось, мечты остались мечтами, а страшной реальностью стали звездные войны. Первые, вторые, третьи, четвертые, пятые… и так далее. Стирались в памяти названия уничтоженных ужасным оружием планет, звездных союзов, имена великих героев, наступали периоды мира. Возникали новые центры цивилизации, для которых Земля была только легендой, ибо люди давно покинули истощенную планету, вращающуюся вокруг одряхлевшего красного солнца.

Новые человечества осваивали космос и раскиданные в нем миры. Они показались бы древним землянам очень странными и непонятными по своим целям и образу жизни, они казались странными и не понятными друг другу и поэтому между ними слишком часто возникала устойчивая неприязнь, переходившая со временем во вражду.

Но космос велик и у разных миров всегда существовала возможность удержаться от новых войн самым простым способом – прекратить любые контакты до тех пор, пока разум не возобладает над эмоциями.

Однако такой альтернативы не было у планет, подвергавшихся нашествиям завоевателей. Они были ужасом звездного человечества, следствием его расселения по мирам. На Земле все люди, не взирая на их склонности и устремления, вынуждены были жить вместе, что создавало зыбкий, постоянно нарушающийся, баланс между различными тенденциями развития. Попросту говоря, на каждое «хочу» находилось другое «хочу» – желание, не менее сильное, чем первое.

Когда свободных миров стало много, у людей впервые появилась возможность выбрать, где, с кем и ради чего жить. О, это были подчас очень необычные миры, причудливые, страшные, непонятные. Но все они имели определенные законы, по которым жили их обитатели. В конечном счете все они делились на мирных и завоевателей, следуя заповедям двух великих богов Вселенной – Жизни-Добра и Смерти-Зла.

Войны опустошали планеты, уничтожали межзвездные союзы и империи и тогда наступало жестокое время хаоса. В бесконечном пространстве блуждали армады кораблей, команды которых лишились родины, и за долгие годы обучились одному ремеслу – сеять смерть.

Об одном эпизоде из жизни людей Дангора – планеты, объединившей вокруг себя остатки населенных миров пятого сектора одиннадцатого союза Сириуса (на местном наречии именуемого «Четва») после седьмой межзвездной войны, рассказывается в этой повести.

Вот уже лет семьсот я не видел Шефа-Командора первой степени риска в таком плохом состоянии. Мы в нашей Службе всегда в разъездах, живем от анабиоза до анабиоза, неудивительно, что время отсчитываем по-иному, чем на планетах. Удивительно другое, что не смотря на то, что полжизни наши тела холодны, как мороженое, некоторые из нас умудряются иметь детей. Например, я.

– Садись, – сказал Командор и замолчал, разглядывая меня.

Я ждал продолжения. Он потер свои холеные руки – говорят у него есть специальный робот-маникюрщик.

– Дорогой мой, мы в большом затруднении. Ты немедленно отправляешься на Бельгонду…

Тут я возмутился. Представьте себе, 200 лет не видел в своей постели женщины, у меня в пять свидание с женщиной-змеей с Крона, и тут без всякого предупреждения. Я возмутился и высказал Командору все! Он невозмутимо выслушал меня, поглаживая свой облысевший череп, и отрубил:

– Все знают, что ты самый развратный тип, уцелевший со времен седьмой звездной. И закончим на этом. Ты знаком с Моргено?

– Еще бы мне не знать Моргено! Лучший из лучших во всех отношениях. Ох и погуляли мы с ним на Ситаке, где женщин в десять раз больше, чем мужчин. Правда, было это тысячи полторы лет тому назад.

– Он будет твоим напарником.

– Чудесно! Но вы, Командор, забыли сказать, в каком деле.

Шеф скромно, как девушка, потупил свои выцветшие глазки. Затем схватил нож для бумаг, вырезанный из клыка кашлуанского песчаного дракона и принялся нервно выстукивать на столе «Марш звездного легиона».

– Сегодня ты отправишься на Бельгонду и ровно через пять дней будешь поджидать на космодроме Аджи-Акса из «Черной девятки».

Услышав это имя, я сразу позабыл о красотке, которая тщетно будет ждать меня в баре, раздраженно присвистывая и облизывая губы раздвоенным змеиным язычком.

Во все времена существовали безумцы, стремившиеся при помощи супероружия покорить мир. Именно к таким безумцам относились и лидеры «Черной девятки». Их финансировали, нелегально конечно, националисты Сиквеста, Омбойи и Хаста, мечтавшие уничтожить Четву, покорить Дангор, его союзников. Пока для этого им не хватало сил и они были вынуждены поддерживать с нами мирные отношения. Однако их намерения были ясны – они назвали свой союз СОХ – по первым буквам объединившихся планет. На старосикветском это означало – победа, возмездие, власть.

Космопорты СОХа кишели пиратскими кораблями, которые вылетали со своих баз и нападали на пограничные миры Четвы.

По уровню экономического, военного и научно-технического развития Четва вдвое превосходила СОХ и потому еще долгие годы могла не опасаться угрозы нашествия. В традициях нашей политики со времен окончания седьмой звездной было поддержание мирных отношений любой разумной ценой. Единственная потенциальная угроза таилась в неизведанных глубинах пространства – на блуждающих тысячи лет мертвых кораблях, в тайниках сожженных в битвах прошлого планет. СУПЕРОРУЖИЕ.

Время от времени и Четва и СОХ находили, сохранившиеся от бог знает каких древних войн, образцы неизвестных видов оружия. Но ни один из них не дал пока той или другой стороне весомого преимущества в военной силе.

Это, однако, не охлаждало пыл организаций, подобных «Черной девятке». Когда-нибудь их бредовая мечта могла сбыться, и Четва должна была быть наготове к этому. Обеспечивать эту готовность должна была наша Служба…

– АА встречается на Бельгонде с Несущими Смерть… – Командор сделал короткую паузу, давая мне прочувствовать, какой тугой узел завязался.

Несущие Смерть, также как и Воины Апокалипсиса, доставляли Службе много хлопот. Эти религиозные придурки проповедовали, что человечество – болезнетворная плесень, рак Вселенной, и подлежит скорейшему уничтожению. Свою миссию они видели в том, чтобы любыми методами способствовать очищению звезд, планет, всего пространства от этой плесени. Может быть, рассчитывали за это получить от Господа Бога значок почетного ассенизатора.

– Есть данные, что Несущие Смерть, – Командор затейливо выругался, – раскопали где-то СУПЕРОРУЖИЕ…

– Захлопни рот, – сказал он, и я щелкнул отвисшей в изумлении челюстью.

– Это штамм микроорганизма, превращающего за сутки человеческий мозг в студень. Для других живых существ он совершенно безвреден. Погибает в течение 36 часов. Двое суток и любая планета чиста. Это с точки зрения Несущих смерть. А с точки зрения СОХа и Девятки – свободна для заселения, словно пустой отель. Свободна со всеми своими природными и техническими богатствами.

– Именно то, что снилось нам в кошмарах… – тихо произнес я.

– Да. Особого ума, чтобы использовать дьявольский микроб, не требуется. Это абсолютное оружие – против него нет защиты. Если оно окажется в руках СОХа, у Четвы останется один путь – нанести упреждающий удар и уничтожить СОХ, стереть с лица земли Вселенной и из памяти людей этот зловредный союз. Другой – погибнуть в восьмой звездной войне.

Но даже если мы разгромим СОХ, нет никакой гарантии, что микроб окажется в наших руках. Девятка позаботится о том, чтобы эвакуировать его заблаговременно и нанесет удар позднее. Мы не сможем создать стопроцентную защиту от всех возможных видов нападения – ракетных ударов, замаскированных под метеориты супербомб, несущих микроб, от диверсантов, которые могут оставить колбу со штаммом в сумке, портфеле, полом куске дерева, камня. Через некоторое время сработает взрывное устройство и дьявольский микроб распылится в воздухе.

Пока, однако, судьба даровала нам шанс. Несущие Смерть связались с Девяткой, а не с правительственными кругам СОХа. Девятка, конечно, заявила, что она будет представлять интересы всей троицы, но на самом деле решила прикарманить находку.

Несущие запросили огромную цену – пять орсов тиндейла…

– Какие меркантильные идеалисты! – фыркнул я.

– Деньги нужны им, чтобы уничтожать другие миры. Они вовсе не собираются отдавать все запасы микроорганизмов Девятке. В Девятке они видят лишь временных союзников, для которых придет свой черед.

Операция разбивается ни три этапа. Моргено и другие парни займутся Несущими, ты – АА. Моргено получит штамм как представитель Девятки и пустит по следу Несущих наших лучших ребят. Затем уничтожит в плазменной печи штамм в присутствии тебя и еще пяти избранных мною человек. Он не знает пока, кто они, но знает, какой знак подтверждает их полномочия.

– Вы не доверяете Моргено?! Или нам обоим?

Командор тяжело вздохнул.

– Есть хорошая поговорка: береженого Бог бережет. Мы не можем допустить и капли риска… Ладно… – он хлопнул ладонью по столу, – эта тема закрыта. Ты должен сделать так, чтобы у Несущих не возникло сомнения, что Моргено – это представитель Девятки. АА и его люди не должны попасть на встречу.

Затем наша главная задача будет обнаружить центральную базу Несущих, где, по имеющимся данным, они хранят запасы дьявольского микроба.

– Итак, что касается тебя. Сегодня ты отправишься на Бельгонду, а через пять дней утром будешь поджидать АА… – и шеф начал излагать мне план предстоящей операции.

– Очаровательно! – сказал я, когда шеф закончил. – Как я узнаю этого субъекта?

Командор резко нажал на клавишу и над столом между нами возникло лицо. У АА был большой выпуклый лоб, увенчанный короткими вьющимися волосами. Губы у него были пухлыми и оттопыренными. Глаза под густыми бровями живые, жесткие, умные. Они меня пронзили.

После прибытия в Столицу – так бесхитростно жители Бельгонды называли свой главный город – я некоторое время бесцельно мотался по улицам, выясняя, нет ли за мной «хвоста». Потом пошел в лавку, купил небольшой дешевый чемодан и снял номер в скромном отеле, недалеко от памятника жертвам седьмой звездной, почти в самом центре.

Служащие должно быть приняли меня за скромного туриста и встретили без большого энтузиазма. После полудня я пошел перекусить в ресторанчик по соседству. «Хвоста» за мной не было.

Подготовку к операции я начал с психообработки в компьютерном центре. Многие не представляют, насколько различаются психология, нормы поведения, обычаи разных планет, даже планет-близнецов.

Вскоре я уже в общих чертах знал, какие способы нападения мог прогнозировать Аджи-Акс и его охрана и какие способы защиты они должны были предусмотреть.

На Сиквесте, Омбойе Хасте, откуда родом были эти люди или где проходили боевую подготовку, оказались распространены три круга защиты – мехэргический, ментальный и астральный. Мехэргические способы защиты включали в себя все способы вооруженной

борьбы с помощью физической силы, механического и энергетического оружия, приводящего к физическому уничтожению. Ментальные включали различные варианты охраны сознания от внешнего воздействия, ведущего к подавлению и подчинению личности. Астральный, распространенный только на Сиквесте, родине АА, основывался на вере его соплеменников в существование нефизического мира, через который одни люди могут оказывать воздействие на других людей, причиняя им зло или неся добро.

Специалисты нашей Службы построили мне сложную модель-программу, исходя из культурных, психологических и личных особенностей людей, окружавших АА, ну и, конечно, его самого. В ней были учтены также все особенности Бельгонды и ее обитателей. Без сомнения модель была несовершенной, так как базировалась на неполной информации, особенно в той части, что касалось АА. И следовательно, любой мой план имел бы несколько исходов.

Проанализировав все выданные искусственным мозгом (ИМом) варианты, я остановился на одном из механоэнергетических. Почему я выбрал именно его? По двум причинам. Первая – психологически он был наиболее чужд для ныне здравствовавших врагов АА. У них в моде был ментальные и астральные виды нападения. Вторая – у АА и его приспешников не в ходу были астральные способы нападения. Мехэргетические не выделялись из числа прочих. Учитывая, что АА и его конкуренты располагают технологией, аналогичной той, что имела наша Служба (в этой области на отсталость СОХа рассчитывать не приходилось), выходило следующее.

АА, его советники и искусственный мозг почти со стопроцентной вероятностью придут к единодушному мнению: астральные каналы для атаки использоваться не будут. Здесь самое слабое место и оно будет защищено наиболее сильно. На прочих направлениях любые удары станут блокироваться с максимальной эффективностью. Мой ИМ указывал, что самым вероятным, с точки зрения врага, следует считать удар по нескольким направлениям сразу. Причем, главным может оказаться как один, так и несколько из них, и даже все одновременно. Здесь мы попадали на зыбкую почву тактических преимуществ, зависящих от реальных возможностей АА и его противника.

Обдумав все варианты, предложенные ИМом, я выбрал один – со всех сторон серенький и средненький планчик. Однако и это не давало мне стопроцентной гарантии успеха, если АА точно знал, кто является его противником. В этом случае ему достаточно было задать своему ИМу задачку и тот вскоре выдал бы точно такой же ответ, какой выдал мне мой собственный. Все мои карты были бы раскрыты за исключением одной. Недавно один из кораблей космофлота Дангора выловил в пространстве дряхлую посудину, чудом сохранившуюся от одной из Бог знает каких древних, звездных войн. В арсенале корабля были найдены деструктуры, неизвестные Четве и, согласно данным разведки, другим мирам Ойкумены – звездного уголка необозримого космоса, нанесенного на наши карты.

Один из деструкторов после долгих переговоров был передан мне вместе с установленным на нем взрывным устройством, которое должно было сработать по моему мысленному приказу при моей гибели, либо при ненормальном изменении энцефалограммы, означающей, что я нахожусь под контролем АА и его команды.

Это было слишком опасное оружие, чтобы предоставить врагу хоть малейший шанс заполучить его. Деструктор превращал в студень мозг любого человека, оказавшегося на пути его луча.

Там была шкала с большим количеством делений. Ученые установили, если нажать кнопку, красный огонек передвигался от одного деления к другому, и деструктор становился совершенно безвредным для человека. Непонятно, на какие еще разумные расы, кроме человека, был он рассчитан?

Обо всем этом я узнал от Шефа-Командора первой степени риска. Я не стал выяснять, каким путем были получены эти знания. Мне было достаточно знать, что деструктор поможет сбить со следа и Несущих, и Девятку, поскольку он сделает с их мозгом то же, что сделал бы и дьявольский микроб.

Сняв номер в отеле, я нанял два наземных экипажа – по законам Бельгонды правительство сохраняло монополию на воздушный транспорт. Затем стал ожидать прибытие груза.

В назначенное время, двое суток спустя, в пустыне села экранированная шлюпка, которую не способна была обнаружить служба безопасности Бельгонды. С рук на руки мне передали сумку с набором инструментов на вес случаи жизни, робота-помощника и пленного сохмейца. Дангор и Сиквест находились в состоянии вооруженного нейтралитета с Сохмейей, установившегося после долгих лет войны, когда периоды нашествия звездных армад, бомбардировок планет сменялись периодам пиратских рейдов и стычек на границах контролируемого мирами пространства.

Сохмеец был обработан специальными препаратами и находился в зомбированном состоянии, полностью подчиненный своим хозяевам. Он ни о чем не думал, ничего не помнил. И слава Богу, его участь была незавидной. Он был смертником.

Одна проблема не давала мне спать: что если машина АА снабжена защитой, которая не отключится после смерти находящихся в ней людей. С портативной аппаратурой, что можно было установить на бельгондийском экипаже, мне не пробить защитное поле, для этого потребуется втрое более мощная установка. К сожалению, и размеры ее будут таковы, что часть ее придется маскировать. В результате мое транспортное средство приобретет нестандартный вид и может вызвать подозрение у охраны либо службы безопасности (эсбэшников) Бельгонды. АА включит дополнительные экраны и, нанеся удар, я лишь раскрою себя, но не достигну цели.

На ум долго ничего не шло, и я решил проехаться по трассе, ведущей от космодрома к Столице. Бельгонда принадлежала к тем планетам, которые выжили после седьмой звездной войны. Но шрамы ее еще долго будут видны на поверхности этого мира. Огромные выжженные пустыни разделяли пригодные для существования земли, радиоактивные кратеры и остекленелые поля светились ночами призрачным бледно-голубым светом.

Одну из таких пустынь рассекала трасса, соединявшая космодром и Столицу. Наиболее сильно зараженные места накрывали белесые колпаки энергетических дезактиваторов. Они горбились над кратерами, оставшимися после взрывов ракет-торпед.

Я долго ехал мимо них, не осознавал, что решение проблемы перед моими глазам. Наконец до меня дошло: нужно подключиться к одному или нескольким колпакам и использовать их энергию для моей аппаратуры, которая нейтрализует защитное поле машины АА. Тогда я беспрепятственно проникну в нее и заберу Суперсмерть.

Да, только так! Это – единственное решение. Иначе придется тащить машину АА в заранее подготовленное место и вскрывать ее там. Как я не изощряйся, с таким буксиром эсбэшники легко возьмут мой след…

…Я притормозил в месте, выбранном для операции, и робот, как ящерица, выскользнул с заднего сиденья моего экипажа. Щелкнул замок багажника, несколько раз хрустнул песок, и больше ни звука.

Мысленно пожелав своему помощнику удачи, я тронулся дальше. В черном небе горели тысячи чужих звезд. Дорога впереди и позади была пустынна, темна. Яркая светящаяся полоса шла по обе стороны трассы – в ней скрывалась специальная аппаратура, отпугивавшая редких, но опасных животных-мутантов, обитавших в пустыне.

Я быстро оглянулся – справа вдали один подле другого, как легендарные земные пирамиды, громоздились три энергоколпака. К ним сейчас и шел мой робот с гравитележкой, груженой оборудованием, которое обеспечит мне доступ к резервам энергии дезактивационных колпаков.

Примерно через час я буду в столице, немного покручусь по улицам, чтобы проверить, нет ли за мной слежки – всякое случается – и поеду обратно. Проезжая место предстоящей операции, свяжусь с роботом и узнаю, как идут дела. Дальше – в космопорт, где завалюсь спать в заранее снятом номере отеля. С утра рано вставать – надо успеть подобрать робота раньше, чем движение на трассе станет оживленным. Больше свидетелей, меньше гарантий успеха. Кроме того, у этого «парня» своя немаловажная роль в предстоящем деле.

– Ты проверил аппаратуру? – спросил я, трогая с места.

– Да, – отозвался робот.

– Тогда маскируйся. Рядом с тобой на сидении все, что нужно.

Робот быстро исполнил мой приказ. Натянул на голову маску, имитирующую человеческое лицо, надел костюм, сапоги и перчатки.

Въехав в город, я сразу же припарковался в удобном месте и стал критически осматривать своего помощника. Все было о'кей, кроме его глаз. Я подал ему темные очки.

– Вот так. Теперь тебя никто не отличит от человека. Слушай. Твоя задача состоит в том, чтобы отвлекать всех, кто не бросится на помощь сохмейцу. Здесь, – я подал ему кристалл с записью, – нужная программа. Ты будешь вопить, стонать, размахивать руками, корчиться на земле, изображая жертву аварии, пока не получишь мой сигнал: следовать со мной или самоуничтожиться. Понял?

– Да.

– Тогда все пока, – закончил я и отдал все свое внимание дороге.

Спустя полчаса мы были в городе. Некоторое время я выгуливал робота по улицам, наблюдая за реакцией людей. Никто не обращал на него внимания. Удовлетворенный, я направился вместе с ним в номер отеля, где находился сахмеец. От него требовалось вовремя оказаться в пределах трехкилометровой зоны от места операции, в радиусе установленной аппаратуры, и направить экипаж на машину АА, словно потерявший управление. Далее сохмейцу предстояло сгореть в своем экипаже, в котором эсбэшники обнаружат кое-какие улики. Они, по моему замыслу, направят их по ложному следу, и пока эсбэ разберется, что к чему, я буду уже далеко от Бельгонды.

За три дня я полностью подготовил операцию. На четвертый, до обеда гонял ее модель на ИМе. Удовлетворенный результатом – ИМ не обнаружил серьезных промашек в моем плане и только посоветовал подправить кое-какие детали – я позволил себе расслабиться в ближайшем ресторанчике, с любопытством дегустируя местные блюда.

Доброе старое вино и острая пища незаметно переключили мои мысли с предстоящей операции на более приятную тему. Расплатившись, я вышел на улицу.

Я таскался по городу, не пропуская ни одной юбки, прелестного личика, трепетных грудок, крепкого задка, стройных ножек. Чудесная маленькая столица… Самая провинциальная изо всех, в каких мне довелось бывать. Я следовал по странной улице, составленной из увитых плющом аркад, посреди которой били разноцветные фонтаны. Потом спустился к реке, пересек мост и очутился на круглой площади, центр которой занимали великолепные развалины звездной крепости: почерневшие оплавленные башни, иссеченные лазерными лучами, все в рваных дырах прямых попаданий ракет серебристые стены. Перед входом, в остекленелую почву вплавился истребитель с вспоротым брюхом. Из открытого люка свисал труп пилота.

Как выяснилось дальше, крепость была просто нашпигована ужасными останками. На мой взгляд они выглядели безвкусно, дисгармонировали с мрачной красотой древнего строения. Однако туристы, которых было здесь довольно много, явно придерживались иного мнения.

Я созерцал очередную ужасную бойню: море крови, оторванные конечности, распоротые животы, искаженные предсмертной мукой лица, когда заметил ЕЕ. Она стояла, облокотившись на искореженные перила галереи и строила мне глазки.

Вся моя духовная энергия, питавшая скорбные мысли о тщете усилий, о бренности человеческого существования, о жизни и смерти, мгновенно ухнула вниз и сконцентрировалась ниже пояса.

Куколка была блондинкой с красивым загорелым личиком и сверкающими зубами. Ее глаза, используя язык поэтов, были нежно-фиолетовые, как весеннее небо Дангора. Смакуя ее формы, я медленно спускал взгляд вниз. Настоящее божество! Лет 25, не более. Какой огнеопасный задок! Какие округлости! Им могла бы позавидовать профессиональная кормилица, но не в этом дело. С первого же взгляда я понял, им нужен крепкий мужчина, чтобы объяснить тайну бытия. М-м-м! Какая аппетитная плоть!

Я посмотрел на часы: скоро вечер. Три дня назад моя красавица-змея, не дождавшись героя, вынуждена была пойти с другим. Надеюсь, она не слишком огорчилась, пошипела сердито и утешилась с каким-нибудь красавчиком. Пора утешиться и мне.

Красотка краем глаза наблюдала за моим приближением. Когда я невзначай коснулся ее локтем, она удивленно посмотрела на меня и, указывая на кровавую сцену внизу, сказала что-то на местном диалекте.

– Я не говорю по-бельгондски, – ответил я.

– Откуда вы? – спросила она на всеобщем.

– С Дангора.

Она, конечно, была очарована.

– О! Из метрополии.

– Вы живете в очень красивом городе, – заметил я любезно.

– Вы находите?

– Да. Оч-чень уютный, старинный, романтичный… Я не провел бы здесь всю жизнь, но на час, – бросаю пламенный взгляд в ее декольте, – нахожу его вполне подходящим…

Она засмеялась.

– Наша Столица скучна, ей не сравниться с блистательной метрополией. Чтобы жить здесь, не теряя вкуса к жизни, надо иметь свои привычки…

– Вот я и спрашиваю себя, не приобрету ли я их с вашей помощью!

Это ей понравилось. Она слегка порозовела под загаром. Я не мог отказать себе в удовольствии вообразить все, что проделал бы с ней, если бы она пожелала. Сегодня я свободен, как ветер. Что же этому ветру придется одиноко завывать в ущелье?..

– Вы один на Бельгонде?

– Увы! И к тому же свободен, как ветер!

– Вы не женаты?

– Увы! А вы?

– Да, – ответила она и добавила, словно говоря, «пользуйся случаем»:

– Мой муж по делам на Торбасе…

Прекрасный человек! Хоть я с ним не знаком, не могу удержаться от выражения горячей симпатии к нему. Чем еще может побаловать мужчина братьев по полу, как не быть по делам без жены, которая так хороша.

– Так значит, вы вынуждены глядеть на эти ужасы, чтобы убить время?

– Да-а…

– Не пойти ли нам выпить чего-нибудь?

Это перепутье наших отношений. Тест. Если она согласится, можно считать, что вечер у меня в кармане. А может быть и утро, день… Но не будем загадывать… Ну-у?!

Скромно потупив глазки, она отвечает:

– С удовольствием…

– Тогда руководите мной, я только что прибыл в Столицу и не знаю ни одного заведения…

– Может быть поступим проще: сделаем это дома?

Умопомрачение! Вот женщина, которая не находится во власти принципов. Она знает, чего хочет, и рассчитывает получить это в самое короткое время. Конечно, она права, делать ЭТО дома гораздо удобнее.

Я поражен ее оперативностью и раздумываю, может быть пригласить ее в нашу Службу. Красота, рационализм, скорость – все, что надо.

Превратно истолковав мое молчание, она добавляет:

– Я одна дома, служанка в отпуске…

Ну что на это скажешь! Последний гвоздь забит.

– Я весь к вашим услугам.

– У меня маленький домик недалеко отсюда…

У нее фиолетовый, под цвет глаз, экипаж. Я усаживаюсь рядом с куколкой. Мы едем по набережной, потом сворачиваем в жилые кварталы с конусообразными домиками, покрытыми, словно широкополыми шляпами, крышами с волнистыми краями.

Прелестная лачужка. В ней пахло богатством и затхлостью. Сразу заметно, что горничная в отпуске.

Она бросила сумку на диван и сняла перчатки. Тишина и полумрак опьяняли. Царило первоклассное «побуждение к преступлению». Я обнял хозяйку за тонкую гибкую талию, а свободной рукой исследовал декольте. Оно содержало все, необходимое для соблазна.

– Как вас зовут, прекрасная дама?

– Люэн.

– Чудесно.

– Вы находите?

– Да.

– А как вас зовут?

– Ронбер.

– Ронбер… – повторила Люэн и подставила мне рот. Губы ее были горячи и мягки. Поразмяв бедняжек, я стал подталкивать красотку в сторону дивана. Ловко уворачиваясь, она сдерживала мой маневр.

– Нет, нет! Не так сразу!

А как?! Интересно, что ей еще надо? Может быть раздеться догола и, надев на голову суповую миску, промаршировать браво, стуча в барабан? Может быть это ее возбудит?

Не люблю я сложностей.

Она выскользнула из моих рук.

– Что будем пить?

Мой взгляд был красноречивым ответом. Она совершенно смутилась. У каждого свои привычки, она делает ЭТО только после доброй порции алкоголя.

– У меня есть боргейн…

– Пойдет! – Черт знает, что это такое, но какая разница! Скорее! Давление подошло к критической отметке! Ситуация становится слишком опасной для молнии на штанах.

Она вернулась очень скоро, держа два стакана, из которых один был щедро наполнен.

– Это все для меня?

– Да. Ты же такой большой!

Ты еще не знаешь, КАКОЙ я большой и какой НЕОБЫКНОВЕННЫЙ. Я чокнулся с ней и попробовал напиток. Он был не из лучших, что я пил. Ну да ладно, зато она была достаточно хороша, чтобы забыть об этой мелочи. Я сделал второй глоток, поставил стакан на низкий столик и вместе с Люэн упал на диван. Она прижалась ко мне, и мы поцеловались. Молния пронзила мои чресла и рука моя крепко сжала ее бедро. Она слабо протестовала, но не могла сдержать неумолимое движение моей руки – все выше, выше…

Странное дело, рука моя вдруг потяжелела. Я весь налился свинцом. Улыбка Люэн исчезла…

По инерции я пытался достичь цели, скрывавшейся между нежных и совершенных бедер, но это мне никак не удавалось.

«Черт побери! Вторая осечка за пять дней! Это слишком!» – подумал я и провалился в небытие.

Очнулся я от того, что меня начало рвать. Раскидав по полу остатки национальных блюд, я утерся и стал оглядываться по сторонам, одновременно пытаясь сообразить где я и что со мной.

Вокруг была кромешная темнота. Достав из кармана маленький фонарик, я попытался исследовать место своего нахождения. Слабый огонек осветил пустую комнату с железной дверью. Пожалуй, отсюда не выбраться. Склеп, да и только…

Господи, как мне плохо! Желудок схватывало каждую минуту, ледяной пот струился по лбу, сердце билось совершенно ненормально…

Меня снова вырвало, еще и еще… Когда внутри стало пусто, как в вакууме, я отдышался и поднялся на дрожащие ноги. Осветил фонарем дверь. На ней не было замка. Немного подумав, я понял, она заперта снаружи на засов.

Какая неприятность! Уменьем и настойчивостью можно совладать с замком, но ничего нельзя поделать с засовом, когда находишься по другую сторону от него.

Я совсем пал духом. По всей видимости, мне суждено умереть с голоду в этом склепе. Когда меня найдут, я буду маленький и сухой, и меня продадут какому-нибудь коллекционеру мумий.

Я терялся в догадках, пытаясь понять, кто же дал приказ о моих досрочных похоронах. Кто бы это ни был, в любом случае он должен знать о моем задании. Это невероятно, только я и Командор знали, что я буду делать на Бельгонде… Стоп! Стоп! Пустая башка, а Моргено и его группа! ЕГО ГРУППА!!!

Мой тысячелетний опыт подсказал мне сохранять спокойствие и как следует разобраться в ситуации. Я начал исследовать свои карманы. Может быть я все же добрался до цели прежде, чем отключиться, и этим тронул черствое сердце Люэн. Может быть это не входило в ее планы. Во всяком случае в карманах я обнаружил все свое снаряжение. Кучу разных предметов, которые могут сослужить добрую службу. Не было только моего маленького любимого бластера-бульдога. Намек был понят – сиди и не рыпайся. О тебе позаботятся.

Я подошел к двери и тихонько простукав ее, определил местонахождение запора. Потом открыл свой фонарик с задней стороны и достал миниатюрный резак. Резачок!

«Моя милая, – мысленно обратился я к куколке Люэн, – первая заповедь: имея дело с мужчиной, забери все удлиненное, режущее, проникающее, если хочешь обезоружить его. Иначе он достанет тебя тем или иным концом».

Мой резачок быстро управился с запором, и я не замедлил сменить декорацию, выбрался в темный коридор.

Посветив фонариком, я узрел лестницу, круто ведущую вверх. На цыпочках я поднялся по ней… Наверху путь к свободе преградила новая дверь. Тоже запертая.

Приобретя уже некоторую сноровку, я быстро расправился с нею. Затем чуть толкнул и прислушался. Издалека доносилась музыка. Чуть погодя раздалось покашливание. Вот как! Меня сторожат. Я снял пояс, нажал, где надо, и, содрав с него камуфляжную оболочку, получил гибкую отточенную металлическую полосу. Она быстро затвердела на воздухе, превратившись в превосходное мачете. Обмотав полосы, скрывавшей ее материей, я крепко сжал импровизированную рукоять и осторожно отворил дверь. Шагнув вперед, я очутился в холле, покашливание, как радиомаяк, указывало мне путь.

Застать стража врасплох, однако, не удалось. Только я шагнул на порог комнаты, как навстречу метнулось черное обросшее густой шерстью тело с оскаленной мордой. Я рубанул по морде ножом, и удар отбросил тварь к стене, где она и осталась лежать, корчась и истекая кровью. Мой добрый «меч» разрубил ее почти надвое.

С кресла вскочил здоровенный седоватый тип и схватил лежавший перед ним на столе бластер. Я тоже схватил… стоявшую на комоде тяжелую вазу и метнул в типа, целясь в руку с бластером.

Опа! И оружие полетело в угол. С победным кличем я бросился на стража, собираясь прикончить его одним ударом, но не тут то было. Он проворно выхватил откуда-то ножище поболе моего и с ответным кличем ринулся на меня.

Мы сшиблись с треском, как два петуха, дерущихся за право, кому топтать несушек. Натиск стража был таким яростным и стремительным, что первые мгновенья у меня не было возможности сделать ответный выпад, я только-только поспевал защищаться. Ну да ничего! Я помоложе и могу подождать.

Я подождал и дождался: возраст и усталость дали о себе знать – удары стража замедлились и утратили прежнюю силу. Отразив очередной выпад, я нанес ему ответный удар прямо в грудь. К несчастью он не был точен, и мне удалось лишь распороть рубашку и поцарапать противнику кожу.

Страж быстро ретировался за стол и некоторое время стоял, сверля меня ненавидящим взглядом и судорожно хватая ртом воздух.

Я дал ему полюбоваться собою и швырнул в него первый попавшийся под руку тяжелый предмет. Он уклонился. Я швырнул следующий – нельзя дать ему остыть.

– Ну, старичок, запетушись, а то что-то ты скис. Яйца отвалились?

Он поджал губы.

– Ошибся! По твоим гримасам вижу, тебя мучает геморрой. Повернись ко мне своей жирной задницей и я вырежу из нее все лишнее. Ну, давай, давай!

Судя по его реакции, я угадал. Тип бросился на меня, как разъяренный бык. Но я опрокинул ему под ноги стул. Он резво перепрыгнул через него и, раскорячась, стал наступать на меня.

– Да ты спортсмен! – рассмеялся я, пятясь вокруг стола.

Дзинь, дзинь, звякали наши клинки. То и дело что-нибудь рушилось на пол или хрясало в стену. Я глянул на перевернутый стул за спиной стража и у меня появилась идея. Поднатужившись, я с воплями погнал его назад. Так, так, еще немного… Он запнулся о стул и невольно оглянулся. Воспользовавшись этим, я подскочил вплотную и вонзил ему в грудь свой клинок. Затем выдернул его и проткнул стражу живот, снова рванул нож и наотмашь ударил типа по горлу. Он зашатался и с хриплым стоном рухнул, как гнилое дерево.

Я подошел к столу. Странно, но на нем все сохранилось так, как было, когда Люэн гостеприимно потчевала меня боргейном, щедро разбавленным снотворным. Наши стаканы все еще стояли рядом. Я понюхал свой, потом ее, от моего исходил слегка горьковатый запах. Я обошел дом. Здесь давно никто не жил! Это была самая настоящая ловушка. И я в нее попался.

Я прошелся с тряпкой по комнате, уничтожая свои отпечатки пальцев, помыл стакан, огляделся еще раз на всякий случай. Вроде бы ничего не забыл, все мое было при мне. Где я еще мог наследить?.. В подвале?.. Я не поленился спуститься вниз.

Где еще?.. Разве что на чудесных ляжках Люэн. Но думается, она уже сменила колготки, и мои «пальчики» на них не достанутся эсбэшникам Бельгонды. А жаль, я был бы горд, обнаружь они мои многочисленные автографы в столь интимном месте. Ну да ладно…

В прихожей я глянул в зеркало – у меня был вид эксгумированного трупа.

Я вышел и неподалеку от дома нанял экипаж, доставивший меня в центр. Там я расплатился, прошелся немного, проверяясь на предмет хвоста, и сел в другой экипаж, который привез меня прямиком к дому.

По дороге я всячески ругал себя на всех известных мне диалектах Четвы, СОХа, нейтралов и пиратов. Так попасться! Так подставиться! Как зеленому сосунку, которому первый раз показали, дали подержаться и даже позволили сунуть. Мать-перемать!

Если бы Командор не сорвал меня в одночасье, не поломал свиданье, дал спустить пар, меня б не заклинило на этой сучке. Все равно, так дешево купиться! Стыд! Стыд! Стыд!

Сровняв себя с землей, я немного успокоился и стал заново выращивать чувство собственного достоинства. В конце концов, нет худа без добра. ОНИ засветились! Пусть я не знал пока, кто они такие, но я уже знал, что ОНИ СУЩЕСТВУЮТ. Я знал, что должен прежде, чем делать следующий шаг, трижды оглянуться. А вычислить этого паскудного червяка, который забрался в чистое яблоко нашей Службы, будет не так уж трудно. Нужно предупредить Моргено и шефа… Хотя старика можно и не беспокоить, запаникует, начнет вмешиваться, еще больше осложнит ситуацию. Никто из команды Моргено не знает о моем задании. Да и он сам не знает, что его напарником являюсь я.

Предупрежу его осторожно, не называясь, данного Командором кода достаточно, чтобы мое послание обрело вес и заставило Моргено призадуматься…

Нет, так не пойдет, сказал я себе. Если жучок в команде Моргено, их всех надо немедленно и внезапно брать и изолировать. Ведь главная задача стоит перед его группой, не передо мной.

Очень скоро я вышел на связь с шефом и рассказал о своих злоключениях. С присущей ему живостью Командор охарактеризовал их в таких выражениях, что я подумал, в нем погибает великий лингвист.

– Для связи с Моргено будешь использовать новый код, – сказал он, облегчившись. – Подключи шифратор.

Чуть погодя, Командор добавил:

– У Моргене есть запасная группа. Ты вовремя предупредил. Он успеет расконсервировать ее. Пока. И зажми свою трехдюймовую мошонку в кулак до окончания операции, иначе я лично кастрирую тебя. Одно послабление – можешь пользоваться своим аппаратом в интересах дела. И отсекай немедленно все, что сделано ДО ТОГО. Все!

Командор был прав на сто процентов, придется рубить концы и уходить под лед. Любые мои действия, совершенные за эти три с половиной дня, придется рассматривать как ползание глупой мухи под микроскопом неизвестного наблюдателя. Придется… Черт побери! Люэн! Когда я встречу тебя вновь, а у меня есть предчувствие, это произойдет, я подвергну тебя самой страшной пытке, которую знаю (для женщин). Я напрягу свои недюжинные способности и оттрахаю тебя так, что дым пойдет, я вышибу разнузданным сексом твои хитрые мозги, превращу тебя в половую тряпку. А когда тебя осенит: не надо лезть в мужские дела, все, что тебе надо – трахаться с этим диким, развратным, первобытным, прекрасным типом, то есть со мной, тогда я тебя брошу. Волчья тоска, неразделенная любовь и сексуальная неудовлетворенность будут терзать тебя всю оставшуюся жизнь, если ты не решишься прервать мучения самоубийством.

Довольный своим грандиозным планом мести, я принялся за дело. Из богатого арсенала снаряжения достал «хамелеона». Это очень любопытная штучка. На вид обычный пояс, но активизируйте его, и он покажет вам такие финты! С ним можно уйти почти от любого «хвоста», потому что «хамелеон» меняет внешность, и вы выглядите так, как хотите выглядеть. Только специальная аппаратура может раскрыть обман, но я надеялся, что у моего неизвестного противника ее не было. Я также надеялся, что по его расчетам я до сих пор нахожусь в подвале дома, куда запихнула меня коварная Люэн.

Я выбрал себе внешность 25-летней брюнетки. Грудь – четвертый номер, высокая, полная, колышущаяся при ходьбе. Ноги длинные, бедра – крутые, талия – тонкая. В общем конфетка! Тебе, Лю, до меня далеко!

Я подошел к зеркалу и оглядел себя. Бесподобно! Несколько завершающих штрихов: парик, кольцо с бриллиантом на безымянный палец левой руки, накладные грудь и зад. Теперь я мог все, даже согрешить с пьяным пиратом, если удастся убедить его, что он попал, куда надо, а не туда, куда попал. Ну да ладно, надеюсь, до таких тяжких испытаний черед не дойдет.

Столь серьезная подготовка объяснялась одним: я – мужчина, а избрал женский образ. Поэтому, как убеждали специалисты, при случайном или намеренном близком контакте, контактер мог выявить несоответствие визуальной информации физическим ощущениям. Иначе говоря, если бы кому-нибудь пришло в голову пощупать меня, он бы с изумлением обнаружил, что щупает совсем не то, ради чего так возбудился. Загнанному в угол, мне не оставалось бы ничего, кроме как изобразить из себя пассивного гомосексуалиста.

То же с волосами. Представьте, вы как бы ненароком касаетесь моих пышных благоухающих прядей и обнаруживаете на их месте пустоту.

Сексуально-агрессивный, представляя смертельную опасность для молний на штанах молодежи, отцов благополучных семей, старых развратников, я погрузил свой багаж и роскошное тело в наемный экипаж и отбыл в неизвестном направлении. Мои небогатые пожитки унес в неизвестном направлении неузнаваемый робот-помощник.

Покачивая умопомрачительными бедрами, я вышел у загородного парка и не спеша углубился в аллеи. Там, найдя подходящие кусты, я вновь превратился в мужчину, пожилого, седого, благообразного, с круглым брюшком. В этом образе я нанял два новых экипажа, сгонял по трассе и выбрал другое место для операции – поближе к космопорту. Пусть друзья Люэн ждут меня на старом месте, пока у них не повылазят их буркалы.

Мчась в космопорт, я не позабыл незаметно выкинуть по дороге робота-помощника.

Итак, игра начата, часы начали отсчет. Через сутки станет ясно, кто кого.

Из зала ожиданий, сквозь гигантские обзорные экраны, я наблюдал за посадкой корабля. Серебристая точка блеснула в небе, похожая на осколок солнца. Точка гудела и приобретала очертания посадочного бота гиперсветовика, медленно заходящего на посадку. Бот описал на горизонте гармоничную траекторию и мягко сел в конце поля. Затем не спеша стал приближаться, распластавшись, как доисторическое животное. Я ждал.

Сказать, что я чувствовал себя в своей тарелке, было бы сильным преувеличением. Всегда испытываешь чертовское неудобство, когда ждешь вполне определенного типа для сведения с ним счетов.

АА не заставил себя ждать, появившись вторым – следом за телохранителем – на верху трапа. Со своего поста наблюдения я его легко узнал. На нем был черный, блестящий комбинезон. В правой руке АА держал кейс-сейф. Прекрасно, не надо будет перетаскивать из их экипажа все барахло, а после разбираться, где находится то, что мне надо.

АА быстро спустился по ступеням и направился к таможенному посту. Его сопровождало пять человек, окруживших патрона плотной группой.

Выполнив формальности, АА и его команда погрузились в экипаж, поджидавший их на стоянке. Я тотчас бросился к своей колымаге и пустился в дорогу, опережая их на несколько десятков метров. Я не торопился и они, естественно, обогнали меня. Десять-пятнадцать минут мы спокойно катили по трассе. Впереди, сзади, сбоку, навстречу шли машины… Вот справа показались дезактивационные купола…

Я приказываю роботу, сидящему на заднем сиденье, приготовить деструктор, затем передаю по рации приказ: «Пошел!» Сахмеец трогает с обочины противоположной полосы и, набирая скорость, движется нам навстречу.

«Атакуй!» – приказываю я ему. Экипаж сахмейца делает несколько пьяных виражей и врубается прямо в нос машины АА. Его тащит вперед с десяток метров, затем сцепившиеся машины останавливаются. Робот поднимает деструктор и направляет дуло на экипаж нашего клиента. Невидимые лучи смерти поливают его и злокозненные мозги АА вместе с тупыми мозгами его телохранителей превращаются в холодец, правда, без хрена или горчицы.

Затормозив сзади, я выскакиваю из машины и бросаюсь к дверце экипажа АА. Защитное поле отталкивает меня. Я нажимаю кнопку на маленьком пульте у меня в руке и преграда исчезает. Я припечатываю робота-взломщика величиной с бутылочную пробку к дверце, и он в мгновенье ока вскрывает замок. Голубчики внутри в наилучшем виде. Я хватаю кейс, поворачиваюсь и сталкиваюсь нос к носу с еще одним таким же прытким, как я, типом. Он жаждет помочь и не имеет других намерений.

– Помогите второму! – кричу я, указывая на экипаж сахмейца, и нажимаю еще одну кнопку на приборчике, спрятанном в кулаке. Машина сахмейца загорается. Сердобольный тип сразу утрачивает интерес к АА и мчится спасать другого «пострадавшего».

Я без помех обыскиваю охранников, у них ничего, кроме оружия. Вытаскиваю тело АА на дорогу и начинаю истошно орать, требуя вызвать скорую медицинскую помощь. Медпомощь, конечно, не успевает появиться за те короткие мгновенья, что у меня хватает терпенья ждать ее, и я, возмущаясь, проталкиваюсь сквозь толпу. Как все понимают, поторопить нерасторопных медиков.

На самом деле я, прикрываемый роботом-помощником, сажусь в свой экипаж и покидаю место удачно проведенной операции. Взломщик отпирает кейс, слава Богу, плата за СВЕРХОРУЖИЕ здесь.

Мы мчимся в Столицу и я молю Бога, чтобы он помог еще и Моргено. Навстречу пролетает флаер службы безопасности, чуть погодя – медпомощи. Как я люблю вас, ребята, вы как раз вовремя.

Загнав экипаж в заранее присмотренные, заброшенные владенья, я прячу тарантас у полуразрушенной стены. Приказываю роботу избавиться от маскарада и стать самим собой. Сам я подбираю внешность под фальшивые документы и избавляюсь ото всего, что может вызвать у эсбэшников подозрения, после чего мы отправляемся на вокзал.

Гордый, как школьник, я вошел в здание вокзала и взял билет до указанной Командором станции. С билетом в кармане мне показалось, что я уже там. Через пару часов я покину поезд и растворюсь во тьме пыльных улиц небольшого городка. Получив вызов, смело направлюсь в пустыню, где меня подберет флиттер. Сутки спустя я буду на Дангоре.

Однако, пока еще рано пускать розовые слюни. Вокзал – идеальное место для слежки. Как только появляется удирающий куда-то тип, его всегда поджидают на вокзале. Что ж, надеюсь мой ангел-хранитель купил себе новый кусок замши, чтобы начистить мою путеводную звезду.

Мой поезд состоял из дюжины жемчужно-серых, сплюснутых сверху и снизу, закругленных с концов цилиндров. Внутри них были устроены овальные секции с уютными мягкими диванчиками. Я поставил робота-помощника в шкаф для бытовой техники, предварительно настроив его на исполнение моих мысленных приказов. Усевшись на диванчике, я с ленивым, скучающим взглядом, стал читать газету. До отправления оставалось 20 минут.

За 10 минут до отбытия, мимо моего окна прошли трое слишком крепко скроенных парней. Вид у этих малышей был такой, что им больше всего подходила каторга.

Я ни минуты не сомневался, что эти злобные гориллы по мою душу. Сомнение было лишь на счет того, от чьего лица они выступали – службы безопасности или друзей Люэн.

Я ждал с судорогой в горле. Хотя разум говорил, ничего с тобой не случится, инстинкт выл сиреной: атас! атас!

Прошло несколько минут. Пассажиры садились в вагоны. Я слышал, как они устраивались в соседнем купе и чирикали по-бельгондски. Где-то заплакал малыш… Толчки… Крики… Прерывистое дыхание… прекрасные звуки вокзала. Прекрасные, потому что это были звуки жизни, в которой я чувствовал себя… жалкой дрожащей былинкой. В животе у меня бурчало и внутренний холод стянул лицо. Я ждал… Косой взгляд на часы – до отправления пять минут.

Я вздрогнул, словно мне с размаху врезали по затылку, – в коридоре раздавись шаги. Шаги, звук которых замирал у каждого купе… Я слышал, как открываются и закрываются в полной тишине двери. Сомнений нет… Это патруль… Я постарался сделаться совсем маленьким. Если так будет продолжаться, через минуту я превращусь в обивку дивана. В настоящий момент это была моя голубая мечта.

Шаги приближались. Я видел, как начала поворачиваться ручка двери. Сильная рука схватила ее и потянула на себя, дверь резко распахнулась. Я закрыл глаза и сделал вид, будто сплю. Сквозь опущенные ресницы я разглядывал два суровых лица. Это были лица горилл, замеченных мною через окно.

Я разглядывал их исподтишка, они меня, не скрываясь. Затем один вошел в купе. Другой остался в дверях. Тот, что вошел, дотронулся до моей руки, что-то говоря по-бельгондски. Я вздрогнул, как внезапно разбуженный человек, и выдал ему очаровательную улыбку. Затем вернувшись к суровой действительности, вытащил из кармана билет и протянул горилле, вроде бы не понимая его требований.

Номер не прошел. Здоровяк посоветовался с коллегой в дверном проеме и повторил свое требование предъявить документы. Одновременно второй тип втиснулся в купе, а на его месте возник третий. Господи, их там, как мух на помойке!

– Что вам нужно? – спросил я, по-прежнему изображая из себя ничего не понимающего иностранца.

– Покажите ваши документы! – ответил первая горилла на чистом дангорском.

Далее мы действовали почти синхронно. Почти, потому что я хоть на секунду, но был впереди. Я отдел приказ роботу напасть на бульдога, наседавшего на меня и успевшего уже достать наручники. Белокурая бестия в тот же миг выхватила бластер. Робот, как метеор, вылетел из шкафа и получил полновесный заряд в грудь. Однако это не остановило его – специального робота-бойца службы безопасности Дангора. Его бронированный кулак обрушился на череп гориллы и он смялся, словно яйцо.

Вторая горилла, столь же проворная, что и первая, снесла выстрелом голову моему верному слуге. Воспользовавшись тем, что нападающий отвлекся, я вцепился левой в его кисть, сжимавшую бластер, а правой врубил ему по рогам. Бластер полетел в угол, противник на один диван, я на другой.

В этот миг на сцену выскочил третий артист. Я откинулся назад, одновременно согнув конечности, и отвесил ему жестокий удар ногой в нижнюю челюсть. Он получил сорок третьим размером серьезного мужчины, и я уверен, его внутренности заиграли марш: «меня тошнит».

Я вскочил и столкнулся лбом в лоб со вторым детиной. Он врезал мне так, что теперь мои внутренности вывернулись, как фуфайка. Я рухнул. Здоровяк собрался с силами, чтобы продемонстрировать новый образец своего искусства боксера. Я получил боковой в скулу, прямой в лоб и начал считать звезды. Третий под дых подбросил меня в воздух и я услышал жалобный хруст моего пояса-хамелеона. Подлец знал, куда ударить.

Громила, которому я продемонстрировал свои грязные подошвы, сидел напротив с окровавленным ртом. Он вынимал зубы один за одним, как будто отрывал лепестки ромашки, и клеил на диван.

Этот спектакль страшно его унижал, а его напарника превратил в разъяренного быка. Он хотел подловить меня еще раз и, ожидая, что это будет хорошей дозой снотворного, вложил в удар всю свою силу. К несчастью для его фаланг, я успел уклониться, и его чудовищный кулак врезался в стену. Озлобленный живодер испустил душераздирающий крик.

Его вопль вывел меня из летаргии. Я ударил его прямо в рыло. Его отбросило назад. Еще один удар ногой, но, какая жалость, мне не хватило места для размаха, вместо челюсти я угодил в ту часть его персоны, где собраны причиндалы, служащие для продолжения рода. Удар по этому месту больнее, чем удар по самолюбию.

Громила зарычал, как раненый лев, и растянулся в проходе купе. Не забыв прихватить бластер и кейс, я перескочил через него и устремился в коридор. Беззубая горилла забыл свои зубы на диване и бросился мне вдогонку… Я выиграл чуть меньше метра. Вагон был переполнен, набит битком. Ужом проскальзывал я между людей и чемоданов. Столкнувшись со старушкой в черном, я поменялся с нею местами и всучил старую даму моему преследователю. Теперь он выглядел так, словно просил ее руки. Старушка среагировала быстро – вместо руки он получил по морде. Я вскочил на чей-то багаж и выпрыгнул через открытое окно на перрон…

А теперь, дамы и господа, ноги в руки! Целую, до пятницы! Я расталкивал людей, переворачивал чемоданы. Скакал, как легендарная птица-кенгуру с Земли, а может быть зверь, не помню. Но скакал здорово. Домчавшись до выхода с вокзала, я оказался лицом к лицу с большим и суровым служащим, которого уже предупредили, и, который готов был исполнить свой долг. Я протянул ему билет, забыв разжать кулак, и угодил ему в подбородок. Бедняга перелетел через вертушку и шмякнулся затылком о стену.

Привет! Привет! Лечись и думай о смысле жизни! Сзади послышались азартные крики. Я удвоил скорость. Вылетев из здания вокзала, я заметил черный грузовик. Я рванул к нему и вспрыгнул на подножку. Ошеломленный шофер смотрел на меня, не мигая.

– Моргни, папаша, и жми на полную, – сказал я ему, давая понюхать ствол бластера. Он, видимо, любил этот незабываемый запах, так как сразу дал по газам.

Мы летели по улицам на глазах у изумленных прохожих. Эсбэшники быстро вычислят меня, размышлял я, щурясь на ветру, и ринутся в погоню на своих флаерах, более быстрых, чем грузовик. Оставаться на нем опасно.

На повороте я спрыгнул… Бросил взгляд вокруг. Маленький кондитер слезал с велосипеда, держа перед собой торт с надписью «Честь Ярзуны». Я обесчестил эту «Честь», размазав по тротуару, и оседлав велик. Приподнявшись в седле, высунув язык, я накручивал педали… Сворачиваю, еще… еще… Плевать на направление, для меня хороши все, где меня не поймают.

Время от времени я оглядывался через плечо. Столица безмятежно купалась в солнечных лучах. Жители спокойны и не подозревают, какой страшный преступник катит мимо.

Я оставил велик у чьего-то порога, сворачиваю за угол и спокойно иду по узкой старинной улочке. Как хорошо жить! Розовое спокойствие разливается внутри. Мой «хамелеон» приказал долго жить, а я отнесся к этому столь философски. Сам удивляюсь себе.

Квартал, в котором я находился, спокоен. Дома здесь зажиточные. Если бы я ушел отсюда, то наверняка нарвался бы на кордон. «Эсбэ» знал теперь, что я в Столице, и скоро прочешет весь город. Но начнет не с таких кварталов.

Мне надо срочно воспользоваться короткой передышкой и найти укрытие. Но это возможно только теоретически. А что такое теоретическое укрытие? Место, где можно расположиться, не боясь быть замеченным. Где же мне расположиться, будучи гонимым, без друзей, без знакомых…

Слово «друг» застряло у меня в голове. Моргено! Если бы мне удалось связаться в ним, добрым старым другом, он смог бы меня спасти. Его моральный долг оказать мне эту услугу, потому что мы работаем в одной связке и не раз спасали друг друга.

Но как с ним связаться? Я не знаю, где он живет. Я не ведаю, есть ли у него фон и не имею времени, чтобы разузнать это.

Пока я скреб свой котелок стамеской, пытаясь выскрести из него дельную мысль, в конце улицы появился эсбэшник. Он сразу же обратил на меня внимание, едва увидел. Он не просто обратил внимание, он меня узнал! Ну и свист! Какие потрясающие звуки! Резковаты, правда, для моих ушей, но наверно обворожительны для ядовитых змей.

Я повернул назад. Проклятье! Моя нерасторопность дорого мне обходится… Другие пингвины, поднятые по тревоге свистком товарища, объявились на противоположном конце улицы. Настоящее нашествие! Положительно их здесь разводят. И когда они успели заполучить мой портрет? Во время драки в поезде?.. Ха-ха! Или до того?..

Я не на шутку сдрейфил. Для моих бельгондских коллег я был опасным преступником и, если я опять сейчас ввяжусь с ними в драку, то получу сполна на этот раз.

До чего паскудная жизнь! Вот ребята, с которыми у меня всегда были хорошие отношения, к которым я инстинктивно питал симпатию, а обстоятельства оборачиваются так, что я должен бежать от них, как от эпидемии космической чумы.

Я заметил монументальный портал по левой стороне и, не раздумывая, нырнул в него. Захлопнул тяжелую дверь, в замке торчал ключ. Я повернул его, чтобы выиграть время. Пока они будут растирать сухари, я, может быть, смогу вырыть крысиную нору и укрыться в ней.

Ракетой я пронесся через внутренний дворик, успев заметить посередине него, поросший мхом бассейн, наполненный заплесневелой водой. В другом конце двора была дверь. Только бы она оказалась не заперта, черт возьми! Я дернул ручку. Дверь не только открылась, но упала на меня, треснув по лбу, так как просто была прислонена к стене… Выхода у меня не было. Я затравленно огляделся. Массивная дверь, которую я запер на ключ, трещала под мощным напором парней из «эсбэ». Скоро она сдастся.

«Внутрь дома и на крышу!» – промелькнула суматошная мысль и мои ноги было уже рванули следом за нею, но я вовремя дал по тормозам. К чему приведет это скакание по крыше. Все равно они знают, что я здесь.

В отчаянии я снова огляделся. Здание безмолвствовало. Окна были закрыты, добропорядочные бельгондцы отдыхали после обеда, никто меня не видел. Входная дверь угрожающе затрещала.

Я посмотрел в сторону бассейна и меня осенила идея. Она стоила того, чего стоила, правда, не слишком много. Но это все же лучше, чем задирать лапки вверх. Я подошел к бассейну и смело перешагнул барьер. Воды было до середины бедер. Я раздвинул большие сиреневые листья плавучих голубых цветов и погрузился в воду. Над поверхностью остались глаза, нос, рот.

Я быстро замаскировался липкими листьями. Осклизлая гадость! Вонь!.. Остается только молить Бога, чтобы у них не появилась мысль проверить бассейн. Будем надеяться, что идиотская мысль спрятаться в нем, могла прийти только в мою дурацкую голову.

Несмотря на воду в ушах, я услышал треск поддавшейся двери. Раздался топот, крики, приказы, свистки… Орава эсбэшников бросилась на обыск здания.

Можно сказать, что бельгондские эсбэшники очень добросовестные люди. Обследование дома было методичным и скрупулезным. Через полчаса я увидел их на крыше и поздравил себя с тем, что не полез на верхотуру. Там меня спас бы только гравипояс.

Сквозь облепившие меня листья, я видел все весьма приблизительно, но тем не менее различал фигуры на крыше, фасад, усеянный многочисленными любопытными лицами. Не дай бог, какой-нибудь шустрик с соколиным взглядом примет эту игру всерьез да заорет, показывая на меня пальцем. Тогда я встану, увешанный листьями, дрожащий, мокрый и вонючий, и меня поведут…

К счастью в центре бассейна стояло что-то вроде большого гриба, откуда когда-то стекала вода. Этот колпак скрывал меня от посторонних взглядов.

Двое эсбэшников отделились от группы и подошли к лежавшей на дворе двери. Они что-то там прикинули и позвали своих друзей. Один тип объяснял, по-видимому, что я преодолел стену, используя дверь в качестве лестницы. Прекрасная мысль! Тем более, что она была принята единогласно и эсбэшники снова поскакали искать меня там, где меня не было.

Жители дома понемногу успокоились и убрались из окон. Наконец-то я мог пошевелиться. Какие-то мелкие твари ползали, щекочась, по мне. Надеюсь они не сожрут меня до темноты!

Ох, как медленно тянулось время… Иногда затылок мой соскальзывал с липкого края и я наслаждался добрым глотком зловонной воды… Уже не первый час лежал я в бассейне и следил за солнцем. Вот оно покинуло двор, и я стал мерзнуть. Вот сгустились тени, и вода вокруг меня почернела.

Не пора ли мне встать с этой тинистой постели?.. Нет, еще слишком светло. Я не пройду и двух метров, как заверещат все свистки в округе. Ночь еще так далека… Еще часа два, ужас! Меня начало мутить. Вонь становилась непереносимой. А если я упаду в обморок? Что тогда произойдет? Начну пускать пузыри? Нет! Такая смерть не достойна парня, прожившего столь богатую жизнь, как я.

– Дружок, – сказал я себе, – посчитай до десяти… Затем тихонько осмотрись, нет ли кого у окна. Если никого не увидишь, вставай и выходи из бассейна… Пересечешь двор, поднимешься по лестнице… Заберешься на самый верх… В любом доме есть чердак. Там ты спрячешься, разденешься, чтобы высушить одежду…

Я замолк на полуслове, чья-то тень надвинулась на бассейн.

Я разинул рот, чтобы заорать, но подавился зловонной водой. Это был СКЕЛЕТ! Он смотрел на меня своими пустыми глазницами. Я мог засунуть палец в черную дырку его носа, пересчитать все зубы и ребра.

Оставалось сделать вывод: вода из фонтана не только отвратительна, но и вредна. Наглотавшись этой тухлятины, я начал бредить. Скелет сел на каменный барьер. Костяная рука протянулась к стеблю цветка, закрывавшего мое лицо, и наши взгляды встретились. Пустые глазницы бесстрастно изучали меня, затем зубы черепа задвигались, и я услышал голос. Это был голос молодой женщины.

– Думала, вы умерли!

Я промолчал, ожидая, что еще поведает мне этот загробный житель.

– Вот уже битый час, как я наблюдаю за вами из окна… Благодаря лучу солнца я заметила одну ногу в воде…

Я взяла бинокль и разглядела ваше лицо, скрытое листьями беры. Когда они ушли, я думала, вы тоже выйдете отсюда… Но не дождалась… Я думала, вы погибли!

Она прочитала в моих глазах тоску и затаенный страх и рассмеялась. Вы видели, как смеется скелет здоровой молодой женщины, скаля все свои 32 зуба?.. Очаровательно!

– Вылезайте!

Положение становилось смешным. Посмотрите на меня. Я превратился в карпа, который беседует со скелетом, сидящим на краю фонтана. Если бы мои коллеги могли видеть эту сцену, они дорого заплатили бы за зрелище.

– Вы не должны бояться меня. Я – прозрачник… Слышали о нас?..

– Да, да… – пробормотал я, припоминая. Прозрачники считали красоту обнаженного скелета красотой высшего порядка по сравнению с красотой скрывавшего его тела. С рождения они принимали специальные препараты, придерживались строгой диеты, что в сумме давало тот ошеломляющий эффект, который демонстрировала сидевшая предо мной дама.

– Если я выйду, – сказал я, – меня увидят… Это чудо, что только вы одна заметили меня…

– Однако не можете же вы находиться здесь бесконечно?

– Безусловно.

Я искал решение. Оно должно было найтись, поскольку теперь у меня была помощь.

– Не оставайтесь здесь, – продолжал я, – вы привлечете внимание ко мне.

Она поднялась, подумала мгновенье в нерешительности… Затем удалилась.

Время шло и казалось мне нескончаемым. Наконец, в подъезде послышался шум. Это ОНА. Я узнал ее скользящие шаги. Прозрачник остановилась у бассейна и сказала что-то, я не понял что именно. Между домом и моим взглядом раскинулась тень. Красивая оранжевая тень. Я понял: она раскрыла пляжный зонтик и поставила его так, чтобы он закрыл бассейн.

– Не двигайтесь, – сказала прозрачник, – я пойду посмотрю из окна, хорошо ли вы скрыты.

– Предположим, он меня закрывает. А вы не думаете, что это удивит ваших соседей?

Она покачала черепом.

– Нет. Я часто прихожу сюда и открываю этот зонтик. К тому же они стараются не замечать меня. Я им неприятна. Мало ли что и зачем делает прозрачник.

– Подождите…

ОНА опять отбыла. Я ждал, душа цвела надеждой.

Вот она снова вернулась.

– Из дома ничего не видно. Вы можете выйти из бассейна при условии, что не будете разгибаться. Я вам принесла банный халат. Раздевайтесь, я вернусь…

Ошеломленный, я растянулся на животе на краю бассейна. Выбрался из водоема и с большим трудом скользнул на асфальт двора.

Некоторое время я хранил неподвижность, буквально изнуренный этим усилием. После водяных насекомых на меня напали сухопутные. Я заполз под зонт и начал раздеваться. Куча моей одежды смахивала на кучу рыбьей требухи. Я втиснулся в халат прозрачника, который затрещал по швам. Порывшись в карманах, я выудил все бумаги, которые у меня были, деньги и положил в карманы халата. Кейс с бесценным тиндейлом весил не 5, а все 25 орсов.

Девушка-прозрачник еще раз вернулась, прижимая к ребрам термос. Отвинтив крышку, она протянула ее мне, тоненькая струйка пара поднималась из горлышка.

– Что это такое?

– Местный напиток, чтоб вы набрались сил. Я добавила в него боргейна!

Господи! Опять этот боргейн! Надеюсь, он без снотворного.

Так или иначе, но трогательная забота милого скелетика вызвала давно забытое чувство – мне захотелось рыдать.

Прихлебывая из крышки термоса нечто гадкое, но жидкое и горячее, я с интересом разглядывал свою спасительницу. Вскоре я понял, что тело прозрачника невидимо только на ярком солнечном свете. Когда же она вставала в тени зонтика, если как следует приглядеться, становились различимы бледно-розовые губы, круги сосков, темнеющие к середине. Она походила на статуэтку из тончайшего стекла.

Движения ее были завораживающими. Вот мелькнул контур груди. Очень красивой груди. Мне хотелось увериться, что зрение не обмануло меня, я пялился в то место, где скрывалась эта грудь, но девушка замирала, и я не мог разглядеть уже ничего, кроме воздуха.

Но я был упорен и любознателен. Неожиданно прозрачник опять начинала двигаться, открывая моему взору контур стройного бедра или позволяя солнцу шаловливо играть зеркальными зайчиками на круглых ягодицах. Но вот досада, как только я начинал приглядываться, прозрачник замирала.

Утомившись от этих непрерывных эротических картинок, я спросил в упор:

– Почему вы это сделали?

Она дала исчерпывающий ответ:

– Я не знаю.

И я понял, что она действительно не знает.

– По дименсино сообщили о совершенных вами убийствах, – проинформировала меня прозрачник. – Эсбэ считает, что это связано со шпионажем.

– A-а! Вот так вот они думают…

– Да, это правда?.. Вы – шпион?

Это слово неприятно подействовало на меня.

– Не совсем точно. Я принадлежу к секретной службе дружественной планеты. Не СОХа, не пиратов…

– И это по приказу своего начальства вы убили этих людей?

– Позволь мне сохранить это в тайне.

Она не стала настаивать. Мы помолчали. Потом я спросил:

– Мы останемся здесь до ночи?

Она покачала головой.

– Нет, скоро будет проезжать цирк мутантов с Драбба. По соседней улице. И все выйдут посмотреть. Тогда вы сможете подняться ко мне.

Какая умная женщина, лучше не придумаешь. Я положил голову на согнутый локоть и погрузился в оцепенение, забыв о ее присутствии…

Вдруг она начала трясти меня за локоть.

– Пойдемте… Пришло время…

– Вы думаете?

– Да… Вы проспали больше часа. Я живу на третьем этаже. Берите зонт и постарайтесь прикрыть лицо…

Она собрала мою мокрую одежду и тесно прижалась ко мне, мы должны были изображать одну фигуру.

«Горячая, нежная и упругая» – определил я свои ощущения и крепко сжал ее тонкую талию.

Лестница… Я покосился на массивную дверь, которую несколько часов назад азартно штурмовали эсбэшники Бельгонды. Интересно, если кто-нибудь войдет сейчас, что он подумает, увидев мужика, завернутого в купальный халат с цветастым зонтиком над головой и скелетом в обнимку?

Но я этого не узнал, так как никто не появился. Мы вошли в подъезд, взбежали на третий этаж, прыгая через ступени. Прозрачник толчком открыла дверь. Сообразительная девушка догадалась не запирать ее. Я почти ворвался в квартиру. Поставив зонт у двери, я взял у прозрачника свою одежду и осведомился, где располагается ванная комната. Она проводила меня, дала полотенце и простыню взамен своего халата, еле прикрывавшего отдельные части моего большого тела. Мы прошли в комнату.

– Садитесь…

Диван, на который указала мне прозрачник, был вполне обычного вида в отличие от своей хозяйки.

– Лягте, – посоветовала женщина-прозрачник, – вы кажетесь очень усталым.

Я действительно устал. И очень-очень плохо себя чувствовал. Откровенно говоря, я просто разваливался на куски: меня тошнило, сильно болела голова. А кроме того, несмотря на мое состояние, я чувствовал, что от меня жутко воняет.

– Скажите, не могу ли я принять ванну?

– Я хотела вам это предложить…

Я покинул уютный диван и побрел, шатаясь в ванную. Скелетик покачала мне вслед своим черепом.

– У вас совершенно никудышный вид! – Заметила она.

– Ничего, завтра я буду в порядке.

Я пустил горячую воду она обнимала меня как одеяло, как нежная страстная женщина. Я вытягиваюсь, блаженствуя, но блаженство длится недолго – сердце начинает колотиться, как сумасшедшее, я задыхаюсь. Скорее, прочь отсюда, говорю я себе, и с огромным трудом вылезаю из ванны.

Беру простыню и медленно-медленно заворачиваюсь в нее. Все плывет в тумане. Скелетик раскачивается, как маятник, подле приготовленной постели. Я впиваюсь взглядом в белую простынь и неуверенными шагами иду к ней. Падаю, бормоча:

– Простите…

Скелетик набрасывает на меня одеяла.

– Спите, – слышу я будто из другого мира.

Когда я проснулся, было утро. Розовый свет разлился по комнате. Девушка готовила что-то на кухне. Это что-то испускало вкусный запах теплого масла, жареного лука, мяса. Я закричал:

– Эй!

Она явилась тут же во всей своей красе.

– Что с вами?

– Голоден!

Она засмеялась.

– Вы быстро пришли в себя!

– Благодаря вам!

– Пф!..

– Да! То, что вы здесь совершили, просто сенсационно… Вам ничто не говорило, что я опасный злодей, вы что-то вчера слышали по дименсино…

– Злодей не стал бы прятаться в бассейне.

– Почему?

– Потому что злодей – трус!

У нее вполне сложившееся мнение… Аромат на кухне сменился запахом гари, и милый скелетик бросилась вон из комнаты.

Чудесная малютка! Подумать только, ничего не зная обо мне, рискнула своей честью и безопасностью, чтобы вырвать меня из когтей эсбэ и смерти!

Она вернулась.

– Большие потери?

– Нет, пустяки, немного подгорело мясо.

– У вас не будет неприятностей из-за меня?

– Никто не имеет понятия, что вы здесь.

– Ваши соседи?..

– Я ни с кем не общаюсь.

– Мужчина?..

– Сейчас я одна.

Я представил малышку плачущей из-за того, что ее бросил такой же скелет, но только побольше. Он сказал: «Мне надоело стучать с тобой костями». «Почему, милый!» «У тебя не тот звук. Вначале он очаровывал меня, но теперь раздражает. В нем появилась дребезжащая нотка. Наша любовь дала трещину».

Как бы там ни было, мне это было на руку.

– Будем завтракать?

– С удовольствием.

Она прикатила к дивану столик на колесах и поставила два прибора. Очаровательно! Честное слово, иногда приятно и поболеть.

– Надеюсь, завтра утром смогу уйти, – сказал я, когда она все убрала.

Девушка застыла, раскрыв глаза от изумления, сказал бы я, если мог бы видеть что-то в пустых глазницах.

– Завтра? Вы сошли с ума!.. Вы не стоите на ногах… Вас ищут повсюду…

– Я быстро восстанавливаюсь. А искать меня будут долго, так что…

– Вы мне не доверяете?

– Что за вздор! Меня терзают угрызения совести!

– Тогда прогоните их!

Она вышла. Я подумал и последовал ее совету: мне стало совсем хорошо. Я дал ей прозвище – Стеклышко.

На следующее утро я встал бодрым и полным сил. Было еще рано. Я прислушался – в квартире стояла полная тишина. Встревожившись, я направился на кухню. Там на надувном матрасе спала Стеклышко. Она лежала, уткнувшись носом в подушку. Ее трогательный черепок и узкая кисть мертвеца выглядывали из-под пушистого одеяла.

Скрип двери разбудил ее. Она приподнялась, опираясь на локоть, и стала протирать глаза.

– Вы уже встали?

– У меня сердце разрывается, когда я вижу вас на полу, а сам валяюсь в вашей постели!

Подогнув под себя ноги, я сел на пол подле нее.

– Что-нибудь было новенькое о моем деле?

– Эсбэ думает, что это сведение счетов между двумя экстремистскими группировками. Она также думает, что вы улетели на посадочном боте и что ваш корабль уже покинул орбиту Бельгонды.

– Хорошо…

Я задумался. Мне необходимы были еще день-два, чтобы уладить дела: выйти на Моргено, ведь без меня он не может уничтожить супероружие. Чем дольше он держит его у себя, тем большей опасности подвергается дело. С Моргено я должен начать. Придумал же Командор эту супербезопасную схему. А если бы меня взяли?

Моргено дожидался бы моего освобождения?.. Сомневаюсь, без сомнения на этот случай у него были особые инструкции, о которых шеф не поведал мне из скромности.

Тем не менее, первым пунктом – Моргено. Затем свяжусь с кораблем, по мнению эсбэ покинувшим Бельгонду, и улечу на самом деле, прихватив тиндейл. Но разыскать Моргено я смогу лишь выйдя на улицу, где на каждом углу развешаны мои портреты. Придется…

Вдруг я осознал, что Стеклышко рядом. Я поднес руку к ее хрупкому затылку, и она вздрогнула от моего прикосновения. Потихоньку я привлек ее к себе и положил поперек матраса. Мои губы встретились с ее губами и это было великолепно. За время, меньшее, чем часы успели тикнуть трижды, я оказался у нее под одеялом, и понял, какое великое преимущество быть прозрачником и не носить одежды.

Стеклышко стащила с меня брюки и прильнула горячим телом. Сколько же она ждала этой минуты! «Возьми меня всю», это выражение было ей хорошо известно. Она была столь же чувственна, сколь оригинальна. Теперь я понял. Ореол преследуемого агента в пиковом положении возбуждал ее. Выхаживая меня, она трудилась для своего личного блага. До чего же сложны женщины! Они пойдут на все ради своего удовольствия. Они готовы выкормить мужика собственным молоком, чтобы положить его к себе в постель, когда он созреет.

Надо думать, мои способности показались ей удовлетворительными, так как Стеклышко покрыла меня жаркими поцелуями. Затем, как все любовники во Вселенной, мы заснули.

Ближайшие городские часы пробили двенадцать. Я сосчитал сквозь сон. Да, пробило точно полдень. Я уютно нежился около Стеклышка. Ее горячее тело вливало в мои вены чудесную юность. Лаская ее гладкое плечо, я сказал себе: «Еще одна, парень!»

Я не тщеславен и не циничен, однако моей мужской гордости необходим новый успех у женщин. Как еще я могу доказать себе, что все еще мужчина.

Все было прекрасно. Стеклышко ворковала рядом, я был счастлив. Это хороший признак. Обычно, сразу после того, как я развлекусь с девушкой, меня тянет закурить сигарету на другом конце планеты.

Стеклышко приподнялась и поцеловала меня.

– Я тебя люблю…

– Я тоже, малышка. – И добавил, – И это вызвало во мне волчий аппетит!

– Я пойду куплю чего-нибудь на завтрак. Чего бы тебе хотелось?

– Яичницы с ветчиной.

– Ты нетребователен…

– И еще бутылку шампанского!.. Да, когда будешь ходить по магазинам, купи мне новую одежду. Мои лохмотья не годны к длительному употреблению после купания.

– Какого цвета?

– Какой тебе понравится…

Какая идиллия! Ты меня любишь, я тебя люблю, мы будем любить друг друга! Это всегда доставляет удовольствие и стоит недорого.

– У тебя есть на чем и чем писать?

– Конечно…

Стеклышко подала мне бумагу и ручку.

– Это тебе подойдет?

– Выясни номер фона вот по этому адресу, а также, как туда добраться. Где это место. И кроме того… – я встал и вышел в комнату. Там я взял «хамелеона» и сел за стол. Быстро разобрав пояс, я выяснил причину поломки. К счастью этот ценнейший аппарат можно было исправить. Я составил список необходимых деталей и вручил его Стеклышку.

– Я сделаю для тебя все, – сказала она, целуя меня в губы.

– Ты самая обожаемая. Иди скорее, чтобы скорее вернуться.

Стеклышко принесла все детали, необходимые для починки «хамелеона» и к моей великой радости он заработал. Теперь я мог относительно безбоязненно идти на свидание с Моргено. Я не стал долго ломать голову над тем, в каком виде мне явиться к нему, и выбрал образ юной обворожительной нимфы. Груди у меня торчали, как снаряды, а при виде моего зада у пылких южан вскипала и запекалась в венах кровь. Но не ради них надевал я на себя всю эту сбрую, хотелось порадовать старого товарища по оружию.

Стеклышко – ее настоящее имя было Иштар – хохотала до истерики, и мне пришлось выключить «хамелеона» из опасения за ее и собственное здоровье. Вид корчащегося в истерическом смехе скелета, мягко сказать, не слишком эстетичен.

На прощанье я пообещал ей вскоре вернуться и доказать, что я настоящий мужчина. Я пообещал также, что ее снова начнет корчить, но причина этого окажется иной.

Я провел со старым приятелем несколько отличных часов. Мы выпили, посмеялись, вспоминая совместные похождения, соединили свои бляхи, дававшие полномочия на уничтожение супероружия. Вскоре, откликнувшись на посланный ими зов, явились пятеро недостающих наблюдателей.

Затем мы торжественно поместили сосуды с культурой вируса в плазменную печь и уничтожили этот нависший над Вселенной кошмар.

Дангор продолжал жить своей обычной жизнью и не подозревал, что несколько минут назад мы избавили его обитателей от ужасной смерти или новой звездной войны. Выбирайте, что больше по вкусу.

Моргено чуть не упал со стула, когда я вошел в его скромные апартаменты, развратно вихляя бедрами и наградив его самой чарующей улыбкой, которую мог изобразить.

Он даже привстал. Я его понимал, при виде такой секс-бомбы ни один нормальный мужчина не усидит.

– Чем могу служить, пермангана? – спросил старый боевой конь, используя вежливое бельгондийское обращение.

Я поправил свою левую грудь ладонью и она заколыхалась. Глаза Моргено забегали следом, словно два маятника. Сев напротив, я заложил ногу за ногу, поддернув подол короткой юбки и открывая обозрению свои закрома. Моргено нырнул взглядом под юбку, потом перевел его на мою грудь – она все еще продолжала колыхаться – и тогда я отключил «хамелеона».

Визг и хохот. Нечленораздельные выкрики, изображавшие восторг, и шлепки по ляжкам. Ему понравилось мое представление.

Когда с дьявольским микробом было покончено, я рассказал Моргено о своих проблемах. Он хмуро выслушал меня.

– Лапша с яйцами, – начал отчитывать меня этот тип. – Попасться на такую дешевку. Из-за тебя мне пришлось делать двойную работу.

– Ты забыл, дружок, это из-за тебя нам пришлось делать двойную работу. Нашел стукача?

Он секунду смотрел на меня, будто не понял, затем отрицательно покачал головой:

– Пока все чисты. Никакой зацепки.

– Очень мило. Учти, если бы я не попал в эту ловушку, мы бы сейчас с тобой не разговаривали. Они поспешили, провели захват грязно и засветились.

– Не такие уж они дилетанты, как хочет представить твое оскорбленное самолюбие, – подковырнул меня Моргено. – Ты не смог задурить им голову всеми своими примочками, – он ткнул пальцем в «хамелеона». – Они вели тебя до самого поезда. Если бы не робот и не твоя везучесть, ты бы сейчас сидел где-нибудь упакованный по первому классу.

Я вздохнул и в рассеянности почесал накладную грудь. С ним трудно было не согласиться.

– Да, дорогой, как ты скажешь, дорогой, – ответил ему я, жеманно поводя плечом. – Может быть и сейчас я подставляю тебя и ребят, но другого выхода не было. Вирус нужно было уничтожить. И потом, мне кажется, моих неизвестных поклонников больше интересует тиндейл, чем супероружие. Они не оказали тебе того же внимания, что и мне. Ты имеешь все основания обижаться на них.

Мы помолчали, думая каждый об одном и том же. Ситуация сложилась тухлая. Главное было сделано – Моргено обдурил Несущих, как желторотых цыплят. Пять орсов поддельного тиндейла, пояса-«хамелеоны» и АА со своей командой предстал перед фанатиками. С идейной частью у них все обстояло здорово – уничтожение человечества и все такое прочее, но с контрразведкой и техническим оснащением – из рук вон плохо. Их без труда скрутили и переправили на корабль-невидимку, который сутки назад отбыл на Дангор.

Теперь мы могли подумать и о себе. Если я лишусь тиндейла, шеф не слишком расстроится. Деньги, конечно, немалые, но главное было не дать попасть ему в руки Несущих.

– Если понадобится срочная помощь, ты знаешь, где меня искать, – сказал я на прощанье и включил «хамелеона».

– Ты тоже.

Я сжал ладонями свои чудесные груди так, что они чуть не выскочили из платья, сложив губы трубочкой, послал Моргено воздушный поцелуй.

– Я люблю тебя, дорогой.

Прежде чем приступить к обеду, приготовленному Скелетиком-Стеклышком-Иштар, я прошелся по квартире. Коридор, ведущий от входной двери, делал поворот 90°, за которым стоял большой книжный шкаф. Если этот шкаф обрушить поперек прохода, получится неплохая баррикада. Конечно, если ОНИ станут пользоваться только парализаторами и огнестрельным оружием. Против бластера нужна броня.

Я выглянул из-за занавески во двор и с удовольствием отметил, что приобретенной на обратном пути от Моргено домой альпинистской веревки хватит с лихвой, чтобы бежать этим путем. Затем прошел в ванную комнату. Там было узкое оконце, смотревшее глаз в глаз точно такого же, заросшего грязью, оконца соседнего дома. Я спросил Иштар, что там. Чулан, ответила она, где помещается установка регулирования климата… То, что надо!

В ванной комнате моей новой подружки нашелся большой лист прочного на вид пластика. Я положил его концами на два стула и лег сверху. Покачался на нем, пластик даже не прогнулся.

Я перекинул между домами мостик и сполз по нему к противоположному оконцу – оно располагалось чуть ниже моего. Обследовав раму, я убедился, что она открывается легко – достаточно поддеть ее снизу ножом, и готово.

Что я и сделал. Влез внутрь, подергал ручку двери, дверь была заперта. Ничего, у меня был мой чудесный «взламыватель замков», моя супероткрывашка. Если она справилась с кейсом АА, то с этой дверью справится и подавно.

На обратно пути я не стал закрывать окно чулана до конца, иногда мгновенья решают все. Вернувшись в уютную квартирку Скелетика, я объяснил ей, что все это элементарные меры предосторожности и, если она намеревается провести некоторое время в моем обществе, то должна спокойно воспринимать некоторые непривычные для нее вещи. Для меня это то же самое, что умываться и чистить зубы по утрам и вечерам. Только благодаря моим пунктуальности и осторожности она имеет честь видеть меня в своей постели.

На что получил резонный ответ, что она как раз этого и не видит – меня в своей постели. Обед пришлось отложить, и я устроил небольшой гала-концерт. Для разогрева я показал ей «фаршированную индюшку», а когда она загремела всеми своими нежными косточками, продемонстрировал «пишущую машинку» – скорость, точность, жирная печать. Стеклышко стонала и извивалась подо мной, когда я нажимал на табулятор или передвигал каретку. Завершил это безумие я своим коронным номером – «вертушкой».

Женщины, удостоившиеся чести вознестись на эту вершину наслаждения, уже никогда оттуда не спускались. Из 3054, согласно моему реестру (может я кого-нибудь и позабыл внести в него, при моей суматошной профессии это немудрено), попробовавших «вертушку», 115 ушли в монастырь, 72 – в дом терпимости, 13 были обнаружены с пулей в голове или полным желудком снотворных таблеток, 379 стали членами оргаистических сект. Это вам что-нибудь говорит?

В итоге, подавать обед пришлось мне самому. Иштар была в совершенно разобранном состоянии.

После того, как все наши желания были удовлетворены настало время более близкого знакомства. Нет, мы не стали поведывать друг другу захватывающие и печальные истории из своих биографий, мы задали друг другу ровно по одному вопросу.

Ее ужасно заинтересовало, КАК МНЕ УДАЛОСЬ СОТВОРИТЬ С НЕЙ ТАКОЕ?

Я прочел ей стандартную лекцию для восхищенных дам, в которой сообщалось, что мать моя была с планеты людей-змей, а отец с Трансформа. Это скрещение придало моему организму некоторые любопытные свойства. Как отец, я мог изменять внешний облик, правда, значительно медленнее. После нашей первой ночи с Иштар я сделал определенные выводы о ее внутреннем строении и трансформировал соответствующим образом ту часть тела, которая так занимает сейчас ее воображение.

Затем я объяснил ей, что если у женщин-змей раздвоенный язык располагается во рту, то у мужчин совсем в другом месте. При этом мой язычок ужасно проворен и нежен, может доставлять несказанное наслаждение.

Полученная информация ошеломила Стеклышко. Когда она справилась с собой, то потребовала предъявить верительные грамоты. Экскурсия по музею была долгой и обогатила ее новыми знаниями.

Настал мой черед задавать вопросы. Я признался, что вот уже второй день пытаюсь представить, как она выглядела бы в нормальном человеческом облике. Знает ли это она сама?

Конечно, ответила Скелетик. Она включила дименсино и продемонстрировала мне свою компьютерную реконструкцию. Иштар оказалась пепельной блондинкой с огромными черными глазами, нежно-розовыми сосками и молочной кожей. Все остальное, кроме цветов, я о ней уже знал.

Вечером мы собирались отбыть в направлении, которое не намеревались указывать эсбэ Бельгонды. Но до вечера надо было дожить. Я привел в готовность весь свой арсенал, точнее новый комплект, полученный от Моргено. На окно в комнате прилепил «сторожа». Он должен был сообщить мне обо всех визитерах, входящих во двор дома, если их окажется более одного человека.

После обеда «сторож» истошно заверещал своим тонким голоском и изо всех сил замигал. Я подлетел к окну и увидел четырех типов препротивного образа. Не тратя времени даром, я переправил Стеклышко, кейс с тиндейлом и свой инвентарь в чулан соседнего дома и велел ей ждать меня. Я уже буквально слышал, как убийцы топают по лестнице. Лихорадочно распаковал брикет пластиплоти и воткнул в него «кукловода».

Пластиплоть стала раздуваться, расти, одновременно приобретая заданную форму. Не прошло и минуты, как в кресле передо мной сидела копия той красотки, под которую я замаскировался идя к Моргено. Сжимая в кулаке пульт дистанционного управления, я рванул в ванную комнату. Отмычка уже тихо ворочалась в замке входной двери.

Свалившись на Иштар, я втянул пластиковую доску и опустил раму.

– Зачем ты посадил эту девку в мое кресло? – недовольным шепотом спросила Скелетик, глядя на крохотный экран пульта.

– Ее видели многие, тебя никто. Кстати, – я посмотрел на нее, удивляясь собственной сообразительности, – я никому не сказал, что ты прозрачник.

– И Моргено?

– И Моргено.

Наше внимание вновь приковал к себе экранчик. Типы схватили задремавшую в кресле девушку и привязали ее к нему. Вначале они просто задавали вопросы, интересуясь моим нынешним местонахождением. Потом разозленные молчанием куклы, заклеили ей рот, обнажили груди и стали прижигать их сигаретой.

«Кричи и извивайся!» – приказал я. «Кукловод» послушно исполнил мое указание. Обе стороны с усердием выполняли свои роли: палачи мучили жертву, жертва страдала.

Не добившись успеха, они занялись ее ногтями. В ход пошли иглы и щипцы. Безрезультатно.

Тогда мучители отвязали куклу от кресла, раздели догола, поставили на четвереньки и закрепили в такой позе. Конечно, при виде ее чудесного задика у них появились посторонние мысли. Как мужчина я их понимал, когда в течение получаса, а может, и дольше они насиловали ее.

Когда последний из палачей застегнул штаны, их главарь связался с центральной конторой и получил новые указания. Два типа покинули квартиру Иштар, а оставшиеся приступили, как я понял, к заключительной пытке. Главарь достал «паяльник» – так мы называем длинный штырь с ручкой, который раскаляется до нужной температуры. Когда конец его засветился красным, главарь стал медленно вводить его в зад куклы. Она выдала им такой каскад прыжков, что лучшая актриса Галактики умерла бы от зависти.

Сволочи вошли в раж и всадили свою железку в то место, что предназначено для наслаждения, а не для боли.

По моему приказу кукла потеряла сознание и повисла на веревках.

Увлекшиеся изуверы не заметили, как я и Стеклышко бесшумно перебрались в ванную комнату. Я глянул на экран пульта: бандиты отвязали жертву и усадили в кресло. Главарь достал нож, схватил куклу за волосы и, запрокинув ей голову, спокойно перерезал горло. Ну и методы! Я еле успел приказать «кукловоду» пустить кровь.

И тут на сцену выступил я. Мне пришлось легонько кашлянуть, чтобы привлечь к себе внимание ублюдков. Они обернулись и, разинув рты, уставились на явившееся пред их поганые очи привидение.

– Привет, говнюки! – сказал я и отдал «кукловоду» команду. Руки куклы взметнулись и впились в глотки бандитов.

Для них это было испытанием, когда истерзанный труп с перерезанным горлом, обожженной, залитой кровью грудью, открыл глаза и вцепился в их бычьи шеи.

Я скользнул к главарю и временно отключил его ударом рукоятки бластера по кумполу.

Второму типу я связал руки за спиной, после чего приказал «кукловоду» отпустить его горло. Затем отдал команду свернуть пластиплоть. Минута, и мертвая красотка на глазах обалдевшего убийцы превратилась в скромных размеров брикет. Рядом на сиденье лежал «кукловод» и комки испорченного материала.

Я спрятал инвентарь в «сумку фокусника» и толкнул пленника в кресло. Очень символично – он занял место своей жертвы. Пусть подумает, чем это может кончиться.

– Ну что, лапша с яйцами, что ты думаешь о моем трюке?

Он не ответил, по крайней мере словами. Его упорный ненавидящий взгляд создавал дискомфорт. Я подумал и прописал ему удар под дых, который наполнил его глаза слезами.

– Сволочь! – проскрипел он.

Я повторил.

– Начнем сначала. Во-первых, вежливость. Понятно?

Казалось, он был не вполне уверен. В третий раз для разнообразия я съездил ему по морде.

– Ты должен понять, что упрямство тебе не поможет. Я взял верх, а против силы не попрешь. Теперь ясно?

Он сделал едва уловимое движение головой. Я принял его за знак согласия.

– Я знаю, что ты принадлежишь к организации, но не знаю, к какой – Несущим, Воинам, Девятке.

Он казался удивленным, по его роже я понял, что допустил промах.

– Не согласен? – спросил я и дал бандиту зуботычину.

У него пошла кровь из губы, от чего он сильно погрустнел.

– Я не из сети, – ответил он. – Я просто друг Попки Лю.

Очко не в мою пользу. Когда начинаешь задирать нос перед кем-то, надо по крайней мере, выгрести из того всю правду, иначе, если он поймает тебя на ошибке, ты рискуешь остаться в дураках. Я принялся снова воздействовать на него устно.

– Ты, невылупившийся кретин! Невооруженным глазом видно, что ты принадлежишь к организации. Давай колись!

Он скривил свою мерзкую рожу.

– Скажите пожалуйста!

Я смотрел на него и думал:

«У тебя харя мерзавца. Ты укокошил бы мою Иштар также, как укокошил куклу из пластиплоти. Ты бы мучил и насиловал ее, а потом хладнокровно перерезал горло».

Нервы мои сдали. Я набросился на него и стал молотить изо всех сил. О, как это было приятно. Почти сексуальное наслаждение. Я работал как скульптор. Под моими кулаками его лицо понемногу менялось. Я смастерил ему красивые солнечные очки, толстые щеки, плоский монгольский нос. Завтра утром его родная мама не узнает, честное слово. Если у него назначено свидание с подружкой, она примет его за другого и выгонит пинком по яйцам.

Наконец я остановился, пьяный от усталости. Типчик в кресле хныкал и стонал.

– Подлюга! – сказал я, – ты меня утомил! Теперь будешь говорить без единого жеста с моей стороны, потому что этот жест будет для тебя последним!

И он заговорил. Скотина сам напросился. Ему потребовалось всего несколько дополнительных оплеух для оправдания своей слабости, затем все пошло само собой.

– Я слушаю тебя, олух! Ну, или я тебя изничтожу! Кто такая Попка Лю?

– Бывшая жена Кварелли… Люэн.

У меня брови полезли вверх. Кварелли!.. Общественный враг номер один. Пират: порт приписки Сиквест. В прошлом году эскадра Дангора разнесла в пух и прах его корабли и его самого. Так вот какой чести я удостоился!

– А дальше? – спросил я.

– После смерти Кварелли Лю скрывалась где-то… не знаю… Потом встретила одного типа, который занимался шпионажем и стала жить с ним.

– Хорошо, потом?

– Лю написала, чтобы мы вчетвером прилетели и присоединились к ней для большого дела. Мы и прилетели…

– И что это за большое дело?

– Один тип из СОХа вез громадную сумму в слитках… Мы должны были отобрать их у него по дороге. Но вы нас опередили. Мы потеряли вас, когда вы бежали с вокзала.

– Это она послала вас сюда?

– Да. Она почти все время знала, где вы находитесь.

– От кого?

– Она никогда не говорила.

– Может быть он знает? – я кивнул головой в сторону главаря.

Бандит покачал головой.

– Она никому не говорила, никогда не показывала его.

Я задумался. Значит версия о червячке в нашем чистом яблоке оказалась верной. Кто же этот червячок?.. Пожалуй, самый простой способ найти его – найти Лю.

И тут на сцену выступила Иштар. В руке у нее была сечка для рубки капусты. Увидев ее, парень в кресле остолбенел. Придя в себя, он завизжал, чтобы я убрал свою куклу, он сыт по горло моими фокусами.

Я объяснил ублюдку, что Стеклышко такая же кукла, как мы с ним. Ублюдок не поверил. Что ж, сказал я ему, он может не верить ничему. Но Стеклышко убедит его, когда нарежет его колбасу кружочками, высушит на солнце и станет продавать старым девам как сувениры.

Он опять заорал… Хороший удар рукояткой бластера по макушке успокоил его.

Следующие полчаса я работал с главарем, но ничего принципиально нового он мне не поведал.

Снова заверещал и замигал «сторож». Я бросился к окну. Во дворе опять стояли четыре гориллы с рожами мрачных убийц и садистов.

– Быстро собери вещи, без которых не обойтись, и мотай в чулан! – крикнул я своей подруге.

Стеклышко, не произнеся ни звука, заметалась по комнате.

Я со своей стороны запрограммировал «кукловода» на многострадальную темноволосую красотку с аппетитными формами. Развязав бесчувственного бандита, которого допрашивал первым, положил его рядом с телом жертвы и сунул в лапу его личный бластер. Поставив собственный на минимум, аккуратно прострелил подлецу затылок. Затем обернулся к главарю.

– Нет! Пожалуйста нет! – закричал он, но я оборвал его крик. Сунув в руку бластер, торчавший у него в кобуре под мышкой, я опрокинул кресло. Главарь вывалился на пол, оружие отлетело к стене.

Стрелой я метнулся в ванную комнату, вылез в окно, захлопнул его, шмыгнул в чулан, убрал мостик и опустил раму. После чего позволил себе вдохнуть и выдохнуть.

Подошел к двери и прилепил к замку моего «взламывателя». Еще минута, и мы оказались на свободе.

Скелетик отвела меня к своим друзьям-прозрачникам, у которых мы и укрылись на время. От беготни и убийств у меня голова шла кругом. Чтобы чего-нибудь не упустить, я сел один в пустой комнате и стал сводить концы с концами.

Что-то я совсем потерял форму: ни опыт, ни снаряжение, которое другим и не снилось, ни знание того, что я на крючке, не помогали мне уйти от «хвоста». Мне и сейчас было неизвестно, ушел ли я от него на этот раз.

Моргено я наверняка засветил. Пиратов, как и «девятку» могут интересовать обе вещи – супероружие и тиндейл. Абсолютная власть и деньги – кто не мечтает об этом.

Однако Моргено я помочь ничем не мог. Если «хвост» у меня на «хвосте» (простите меня за неуклюжий каламбур), прямой контакт может погубить Моргено в том случае, коли я ошибаюсь, и он вне подозрений. Ежели его засекли, а меня потеряли, я сам облегчу своим недоброжелателям работу. Используй я любые распространенные средства связи – результат будет тот же – если сидят на «хвосте» у Моргено, узнают, где я, если у меня – где он. Куда ни ткнись, везде тупик.

Что оставалось делать мне?.. Исчезнуть на время из Столицы, пока не утихомирятся все – эсбэшники, фанатики, пираты. Вернуться, выйти на связь с резидентом и убраться скорее на Дангор. Сейчас главная задача – выбраться из города. Как это сделать?.. Может быть Иштар и ее братья-скелетики предложат что-нибудь дельное?..

И они предложили. Оказалось, что с помощью двойной дозы специального препарата можно сделаться прозрачником на 5–6 часов. Правда, при этом, предупредили меня, я буду чувствовать себя препогано, поскольку приму препарат без подготовки.

Да! Это был выход. Меня могли искать в каком угодно обличье, но только не в обличье настоящего прозрачника. На окраине нас будут ждать «торпеды» – индивидуальные транспортные средства на гравиподушках, в багажниках которых мы найдем свои вещи, запас продовольствия и кое-какое другое снаряжение. Укрыться нам советовали в общине прозрачников, находившейся в двух днях пути от Столицы.

На все это мне нечего было возразить и я сказал: по коням!

Мы покинули Столицу глубокой ночью. Утро и весь следующий день прошли спокойно, а вечером на закате нас неожиданно обстреляли с флаера. По их замашкам я сразу сообразил, к эсбэ они не имеют никакого отношения.

Пришпорив «торпеды», мы нырнули под спасительную сень леса и были таковы. После Седьмой Звездной на Бельгонде уж если что росло, то росло. Планету как следует подогрели ультрабомбами – мутанты-деревья, мутанты-звери, мутанты-люди…

Флаер покружил над джунглями, время от времени пронзая зеленое покрывало лучом бластера, и улетел.

Мы вновь выбрались на дорогу и погнали так быстро, как могли. И это была моя тактическая ошибка, к ночи на нас опять напали – в черном небе появились бортовые огни двух машин. Они снизились и сели на дорогу.

Меня и Стеклышко осенило одновременно – они высаживают десант! За нами будут гнаться по земле, от юрких «торпед» просто так не укроешься в придорожных зарослях.

– Придется уходить с дороги, – сказал я. – Сможем мы пробраться через лес?

– Будет трудно, – ответила Стеклышко. – Но до города не так далеко, послезавтра, если не станем слишком удаляться от дороги, мы будем на месте. Нужно надеть костюмы, тут много всякой ядовитой пакости – насекомых, змей, мелкого зверья.

Мы надели костюмы и шлемы – пот сразу начал заливать глаза, но приходилось терпеть.

Прежде чем вскочить в седло и дать по газам, я положил руку на плечо моей возлюбленной и сказал:

– Нам не надо в город, дорогая. Нам нужно ехать, куда угодно, только не туда, куда мы собирались.

– Почему? – наивно спросила она.

– Мой фокус с куклой задержал погоню, но не сбил ее со следа. Они выяснили, кто на самом деле живет в твоей квартире. У тебя, к несчастью, слишком приметная внешность. В Столице много прозрачников?

– Нет. Большинство живет в трех общинах.

– Думаю, за последние сутки их число сократилось.

Подонки добрались до твоих друзей и вытрясли из них все. Поэтому они появились здесь на дороге. Нам не нужно в Барсак – нас там будут ждать. Нам нужно просто исчезнуть, раствориться, как призрак в тумане.

И еще одна проблема… Не могла бы ты проделать с собой то же, что вы проделали со мной, только наоборот?

– Не понимаю…

– Превратиться в обычную женщину.

– Я так и знала! – воскликнула Скелетик с обидой и вызовом. – Пока ты во мне нуждался, я была для тебя и такая хороша, а как только…

– Глупая! – перебил ее я. – Меня твоя внешность устраивает по-прежнему. Я доказываю тебе это каждый раз, как опрокидываю тебя на спинку. Но у нас возникла проблема. Можно замаскировать тебя с помощью «хамелеона», но достаточно им будет включить детектор и увидеть, кто скрывается под маской обычной девушки, как все станет ясно. Мы слишком заметная пара.

– Можно превратиться… – буркнула Иштар. – Но для этого мне придется есть сырое мясо, а я его терпеть не могу, и принимать специальные препараты. И не спать с тобой 3–4 дня! – закончила она с вызовом.

Я рассмеялся.

– Все, кроме последнего, чепуха! Но думаю, ребята, что повисли у нас на хвосте, позаботятся, чтобы на ЭТО у нас не осталось времени. По коням!

И мы углубились в ночной лес.

В джунглях Бельгонды подпирали небо гигантские – высотой в сотню метров – деревья самых разных пород. По ветвям верхнего яруса, наполняя лес неумолчными криками, скакали горсы и паргусы, хвостатые, пушистые и безобидные; взлетали, хлопая крыльями и щебеча, птицы с ярким опереньем. Ниже, под этим постоянно волнующимся морем зеленой листвы, было царство ползучих растений; лианы толщиной в человеческую ногу свисали петлями, переплетались и свивались в клубки. По лианам в поисках добычи ползали большие, как крабы, мохнатые пауки; глаза их сверкали, будто пригоршни крохотных драгоценных камней. Прямо на стволах и ветвях деревьев коренились растения-паразиты, украшенные цветами нежнейших оттенков.

У самой земли в вечном сумраке нижнего яруса, куда ни глянь, утопали в рыхлых кучах прелой листвы подножия древесных стволов. Там и сям лиственный ковер пробивали тонкие – большей частью засохшие – деревца и островки папоротника. Сквозь сплошной зеленый полог, если смотреть снизу, лишь изредка проглядывал клочок голубого неба, но порой золотой лучик, блеснувший в вышине меж ветвей, указывал направление, в котором следует искать утреннее солнце. Нам нечасто приходилось встретить крупных зверей, потому что они, издали учуяв людей, спешили уйти с дороги.

Мы почти не слезали с седел. Ночью нам ни минуты не удалось поспать. Краткие остановки, чтобы перекусить и немного отдохнуть, и снова дорога вперед, вперед, вперед. Мы были усталыми и измученными. Изнуряющая влажная жара просто доканывала в застегнутых наглухо костюмах. Я держался за руль только одной рукой. Не послушав Иштар, я снял куртку и на крутом вираже, стараясь удержать равновесие, ненароком схватился за колючий куст. Через два часа левая рука распухла и покраснела, запылала, как в огне. При каждом резком толчке ее словно пронзало острыми иголками, боль причиняла мне невыносимые мучения.

В очередной раз я остановился и направил сканнер назад. На экране появились 10 красных движущихся точек. Они растянулись широкой дугой, ехали далеко друг от друга. Только один огонек значительно опередил остальные и мигал в опасной близости от нас.

– У нас на хвосте висит только один подонок, – сказал я. – Остальные растянулись слишком широкой цепью и уже потеряли друг друга из виду.

– Что ты собираешься делать?

– Спрячемся за этим деревом и дождемся преследователя. Надо покончить с ним быстро, чтобы не успел передать сигнал тревоги. Нет, лучше сделаем так: я спрячусь за этим деревом, а ты за тем.

Мы разъехались и укрылись за двумя стволами могучих древесных великанов, которые обступал густой кустарник. Наемник Попки Лю или кто там еще наверняка проедет здесь, иначе ему придется выжигать дорогу бластером.

Все ближе и ближе подбирался к нашей засаде огонек на экране. Вот уже стал слышен отдаленный треск ветвей. Наконец, когда напряженное ожидание стало невыносимым, он появился. Как и мы в костюме, шлеме, верхом на «торпеде». На груди болтался бластер, у пояса – кинжал.

У Стеклышка не выдержали нервы, и она, высунувшись из-за ствола, послала в пирата очередь. У нее было местное автоматическое оружие с глушителем.

Пули взрыхлили почву перед «торпедой» пирата и он мгновенно остановился. Схватив бластер, он полоснул по стволу, за которым пряталась Иштар. Вспышка, шипение, пар – к счастью он не задел ее. Дерево было слишком могучим даже для огненного луча.

Прежде чем пират сделал второй выстрел, луч моего бластера пронзил его грудь. Ублюдка подбросило в седле и, широко раскинув руки, он упал наземь.

Соскочив с «торпеды», я бросился к нему. Глаз не изменил мне – Смерть уже записала его имя в свою страшную книгу. Я вынул из нагрудного кармана трупа переговорное устройство, подсоединил к специальному щупу из своего набора фокусника и вонзил щуп в мозг мертвеца.

Когда из переговорного устройства донесся голос, зовущий пирата, его губы разомкнулись и произнесли:

– Все нормально. Нашел звериную тропу. Ориентиры – два гигантских дерева в конце коридора кустарника. Двигаюсь дальше.

Так он будет болтать еще полчаса. За это время мы успеем убраться далеко-о-о. Когда пираты найдут своего товарища, щуп порадует их еще одним сюрпризом. Только они попробуют выдернуть его из тыквы мертвеца, как произойдет взрыв.

…В ближайшие полчаса пираты нас не беспокоили, их мертвый товарищ каждый раз исправно отвечал на вызов, убеждая своих бывших коллег по разбою, что нас нет там, где мы есть.

Вскоре наш путь пересекла лощина, по которой тек ручей. Стеклышко предложила ехать по воде: авось удастся сбить подонков с нашего следа. Не имея лучшего предложения, я согласился. Мы развернули «торпеды» и бесшумно помчались над водой. После джунглей ручей казался нам настоящим шоссе.

Ниже по течению примерно через час мы подъехали к тому месту, где он сливался с другим ручьем. На месте слияния брала начало небольшая речка. Здесь мы с сожалением покинули удобную дорогу и вновь углубились в джунгли. Пираты уже «порадовались» нашим сюрпризам и вдвое энергичнее ищут нас, сказал я Иштар. Если такая блестящая идея ехать по воде пришла в голову ей, рано или поздно она придет и им.

Ничто, кроме жужжанья мошкары да криков птиц не нарушало тишины леса. Немного погодя я заметил, что местность стала меняться. Появились камни или, скорее, небольшие валуны, разбросанные там и сям под деревьями. Валунов становилось все больше, и вскоре я понял, что их расположение и правильная форма говорят об искусственном происхождении. Хотя большинство камней вросло наполовину в землю и было покрыто мхом, все же можно было различить плоские грани и прямые углы, явно обработанные каменотесом. Более того, камни лежали рядами, – неровными, ломаными, но рядами – это не вызывало никакого сомнения.

Мы приблизились к тому месту, где древняя кладка была плотнее и лучше сохранилась. Всматриваясь в лесной сумрак, я видел участки исполинской стены и остатки обвалившихся башен. То мой взгляд останавливался на сооружении, сплошь оплетенном древесными корнями, которые, словно щупальца какого-то растительного осьминога, проросли из его вершины и ползли к земле, цепляясь за камни кладки и расталкивая их в стороны так, что скорее дерево поддерживало остатки строения, чем строение – дерево. То вдруг вставала предо мной исполинская стена, поражавшая немыслимым обилием горельефов. В просветах между деревьями неясно вырисовывались покрытые искуснейшей резьбой башни из песчаника; их вершины тонули под буйно разросшейся тропической зеленью. На величественной лестнице росли деревья, их корни взломали и разрушили ступени.

Из зарослей выглядывали зловещие каменные лица. Среди обвалившихся стен и вздымавшихся к небу древесных стволов лежала распавшаяся при падении на три части огромная статуя; под наслоениями мха с трудом угадывались ее очертания. Чуть погодя мы выехали на дорогу, вымощенную большими квадратными плитами. Дорога поднималась вверх, ее основание составляли две гигантские стены, сложенные из глыб весом в сотни тонн.

По обе стороны тянулись бесконечные галереи, образующие громадные, заросшие травой дворы. Каменные порталы при входе в галереи были лишены привычных сводов. Вместо них проходы венчали консольные арки: каждый последующий ряд кладки нависал над предыдущим, пока обе стороны портала не соединились, образуя высокий равнобедренный треугольник. Среди горельефов, украшавших стены галерей, я успел заметить изображения войск в походном строю, легендарные поединки богов и демонов, танцовщиц, развлекающих королей, рабочих, занятых строительством циклопического города.

Стая черных птиц выпорхнула из развалин и с пронзительными криками унеслась прочь. Паргусы карабкались на готовые обвалиться своды. Маленькие ящерки всевозможных оттенков сновали по камням. Огромные бабочки, сев отдохнуть на разрушенную стену, трепетали пурпурно-золотыми крылышками и снова взмывали ввысь.

– Что это за развалины? – спросил я Стеклышко

– Храб-Аг-Лук, – ответила она. – Не пора ли устроить привал? Иначе я скоро умру.

– Можно, – согласился я, – мы опережаем их как минимум на несколько часов, – и спешился у подножия безголовой статуи.

Голова ее лежала в двух шагах от постамента, но так заросла мхом и плесенью, что нельзя было разобрать черт лица.

– Ты что-нибудь знаешь об этом городе? – спросил я Иштар, когда мы растянулись на траве посреди прекрасной лужайки, усыпанной яркими цветами.

– Только легенды и кое-что от бабушки. Говорят здесь была колония твоих родичей-змеелюдей. Но очень давно, чуть ли не до Первой Звездной. После Седьмой в период Хаоса здесь была столица Нах-Ар-Лью, обширного царства с варварскими обычаями и верой. Его основал Ахраг-дьявол – жесточайший из известных на Бельгонде правителей. Утверждают, что в тайных храмах жрецы приносили тут человеческие жертвы, подвергая их перед этим неописуемым мукам. Таким образом они вызывали духов мрака и заставляли их служить себе.

Я улыбнулся.

– Я совершенно серьезно, – с нажимом сказала Мос Прозрачное Ребрышко. – Бабушка была психокинетиком, и их община занималась поисками линий и центров мистической силы. Все планеты опоясаны ими и первоначально эти линии имеют положительный заряд. Но со временем они нарушаются катаклизмами, людьми. Нарушенные линии из добрых превращаются в злые – черные – гниют, как отсеченный хвост ящерицы. Силы Зла обладают особой властью и могуществом в таких местах.

В центрах пересечения черных линий с древних времен ставились храмы жестоким богам. Нах-Ар-Лью – одно из таких мест.

Но бабушка занималась этим не для колдовства. Она и ее друзья искали геопатогенные зоны, в которых люди чаще болеют и умирают, чем в других местах, видят кошмары. Вообще в таких местах с ними чаще происходят неприятности.

Я не стал спорить со Стеклышком, она говорила очень серьезно. Зачем обижать ее бабушку и ее саму. Проблема существования потустороннего мира меня не интересовала. По крайней мере, пока. Меня интересовала моя малышка, мой Скелетик. Пусть верит во что хочет, лишь бы нам не ссориться. Я верю в ее жаркие губы, упругие груди, гибкое тело, страстное лоно.

Солнце скрылось за деревьями-гигантами и на лес упала тьма. Я выбрал прогалину с холмиком посредине, согнал скремблером всю живность с него и раскинул шатер защитного поля. Сканнер показывал, что пираты потеряли нас. Я включил сканнер на автоматический режим и спокойно улегся спать, он разбудит нас, как только враги подберутся на расстояние двух километров. Сейчас они успешно продвигались на север, развалины Храб-Аг-Лука располагались на Западе.

Мы сразу же заснули, заключив друг друга в объятия, и я увидел сон.

Скрываясь от кого-то, я блуждал по пустынному берегу безымянного моря, поросшему редкими островками высокого кустарника. Я что-то искал. Что именно, как ни старался, я не мог вспомнить. Зато отчетливо ощущал, что мои поиски сопряжены с опасностью, ибо в душе моей был страх, страх и еще раз страх.

Вскоре начало темнеть и я укрылся в гуще ближайших зарослей. Укрылся и стал ждать. Чего?..

Некоторое время спустя со стороны далеких холмов показалась черная фигурка. Она быстро приближалась, уверенно направляясь к кустам, в которых прятался я.

Не доходя десятка шагов до моего убежища, фигура окликнула меня женским голосом, и я вышел, сжимая в руке сук – единственное оружие, которым располагал.

– Кто ты?! – спросил я, леденея от ужаса.

– Стеклышко, – ответила фигура, закутанная в плащ, и сделала шаг вперед.

– Не подходи! – крикнул я и замахнулся суком. Фигура остановилась.

– Я – Стеклышко! Твоя Иштар! – повторила она жалобно и призывно.

– Нет! Иштар осталась в Храб-Аг-Луке! Ты лжешь, ты – чудовище!

– Нет. Я – Стеклышко, я – Скелетик. Смотри.

Плащ упал на землю и в сумерках я увидел прозрачника.

– Я – Иштар, мой милый, мой дорогой. Твой Скелетик, – повторил прозрачник и медленно стал приближаться ко мне.

Я завороженно смотрел на нее или него, противоречивые чувства раздирали меня. Затем последовал неожиданней всплеск страха, и я бросился бежать.

Прозрачник зарычал, как зверь, от которого ускользнула добыча и в его руке появилась блестящая трубка.

– Ху-у-у! – прогудела струя огня, обдав меня жаром. Я бросился наземь и пополз вправо.

– Ху-у! – вновь подало голос оружие и кусты вспыхнули слева от меня. Я скатился с бугра и, прыгая из стороны в сторону, помчался к воде. Только там можно было спастись. С чего я это взял, не знаю.

Пятна вспыхивающей травы отмечали мой путь. Сердце превратилось в трепещущую, вот-вот готовую лопнуть струну. Когда я упаду, злобно воющее чудовище настигнет меня и вонзит в мое тело свои черные ядовитые когти.

Но струна выдержала, и вот уже впереди спасительные камни, за которыми шумит прибой. Я из последних сил рванул к ближайшему валуну, хлопнул ладонью по его сырому боку и прокричал что-то на неизвестном мне языке. Мгновенно между мной и пытавшейся уничтожить меня тварью встало голубое сияние, не пропускавшее огненного луча, которым она пыталась сжечь меня.

Прозрачник топнул ногой и мгновенно превратился в безликую черную фигуру. Словно крылья летучей мыши взметнулись над головой чудовища, сомкнулись, и через мгновенье оно было уже черной колонной, быстро погружавшейся в землю.

Я закрыл глаза и упал на песок.

Очнулся я на вершине утеса на берегу моря, среди выветренных древних скал причудливой формы. Потоки теплого воздуха, насыщенного запахами моря, обдували лицо, посвистывали в расселинах. Временами слышался еще и другой звук, напоминавший глухой рокот барабана, шедший из крепости, венчавшей верхушку скалистого мыса слева от меня.

Вдалеке над морем кружили белые, похожие на чаек, птицы, а среди камней, упрямо цепляясь за редкие клочки земли, стелился коричневый ползучий кустарник с мелкими редкими листьями.

Я посмотрел вверх и увидел узкие окна, черными дырами прорезавшие высокие стены башен. Ни один луч света не проникал в наполнявшую их тьму, ни одно живое существо не мелькало в них.

Неожиданно из-за скалы показалась Скелетик.

– Пойдем! – прошептала она и вновь скрылась за скалой.

Я шагнул раз, другой и застыл в нерешительности. Скелетик опять выглянула из-за утеса и несколько раз махнула мне рукой. И я пошел за ней. Каменистая тропа, петлявшая среди огромных валунов, постепенно поднималась все выше и выше, ведя нас к крепости.

Внезапно Скелетик остановилась, как вкопанная. Над морем пронесся шипящий свист и в вышине мелькнуло огромной рыбой металлическое тело. Рыба-ракета скрылась за дальним утесом и земля содрогнулась от мощного грохота. Несколько секунд тишины и откуда-то издалека донесся стихающий быстро шипящий звук, словно где-то забил и иссяк гигантский гейзер. Снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь глухим рокотом, дрожью пронизывавшим скалы.

Неожиданно, обогнув очередной выступ скалы, тропа пошла вниз, спускаясь в узкое глубокое ущелье. В дальнем конце его скалы смыкались, образуя глубокую тенистую нишу, в которой стояла небольшая башня из алого камня. Ни одно окно или бойница не прорезали ее стен. Лишь под остроконечной крышей шел ряд маленьких круглых отверстий. Вход в башню закрывал огромный черный валун.

Подойдя ближе, мы увидели, как она стара. Поверхность когда-то идеально отполированного камня была изрыта, словно оспой, иссечена трещинами.

Шедшая впереди Скелетик обернулась и, встретившись со мной взглядом, молча кивнула. Расстегнув висевшую на боку сумку, она достала из нее нечто круглое и мерцающее. Это был шар, необычный шар. Сквозь прозрачную зеленоватую поверхность внутри виднелись небольшие, вспыхивающие остроконечными колпачками шляпок, грибы. Они сплошной массой покрывали черную шевелящуюся горку, вглубь которой уходили их белесые полупрозрачные ножки.

Скелетик еще раз оглянулась на меня и, подойдя к черному валуну, закрывавшему вход в башню, коснулась его шаром.

Камень беззвучно растаял, открыв темный проход. Мгновенно я ощутил, как изменилась окружающая обстановка. Внешне все было по-прежнему, но воздух словно уплотнился, наполнившись злобным клокочущим гневом. Я не мог определить источник этих эмоций, но знал откуда-то, ярость вызвана тем, что некто, желавший уничтожить меня и Иштар, не ожидал встретить на своем пути препятствие – мерцающий шар.

Невидимое существо ненавидело его и боялось, жаждало разбить на куски. Но пока было не в силах исполнить свое желание и отступило. Злоба и гнев отхлынули волной и через считанные мгновенья исчезли вовсе.

Скелетик глубоко вздохнула.

– ОНО ушло.

– КТО? – спросил я.

– Почем я знаю! ОНО! У кого достает сил держать нас здесь.

– Где здесь?!

– Спроси у Попки Лю!

Я изумленно уставился на Скелетик. Потом открыл рот, но сказать ничего не успел.

Скелетик предупреждающе подняла руку.

– ОНО возвращается, – прошептала она и крепко прижала шар обеими руками к груди.

Почти сразу вслед за ее предупреждением свирепый удар чуть не сбил нас с ног. За первым последовала целая серия ударов: в живот, затем между лопаток, в живот и опять между лопаток. Таким образом ОНО подталкивало нас к башне, попеременно то вышибая дух, то пихая в спину.

Не устояв на ногах, Скелетик упала на колени и чуть не выронила шар. Испуганно вскрикнула и прижала магическую сферу к груди так крепко, что побелели пальцы. Скалы ответили ей злобным хохотом. У меня зашевелились волосы на голове – я понял – ЭТО хотело, чтобы мы вошли внутрь башни. Но я знал, делать этого ни в коем случае нельзя. Как устоять против такого свирепого натиска? Мое тело, словно дерево под ураганным ветром, сгибалось то вперед, то назад под ударами невидимки. Я стоял из последних сил, до боли сжав зубы. И готов был умереть в этой борьбе – в башне нас ждало нечто, более страшное, чем смерть.

Не отдавая себе отчета, зачем делаю это, я бросился к Скелетику и положил руки на шар. «Объединить волю», – объяснила мой поступок запоздалая мысль. Скелетик поднялась с колен и встала рядом – плечо к плечу.

Шляпки грибов внутри шара заалели раскаленным металлом, затем стали полупрозрачными и распрямили края. Вокруг шара разлилось чистое серебряное сияние. Бушевавший в ущелье ураган стих на короткое мгновенье, казалось, враг замер в замешательстве или испуге и вот-вот отступит. Но нет! Злобный вой пронесся по узкому ущелью, тьма во входном проеме башни заколебалась и выползала вперед черным извилистым языком.

Мы сделали шаг назад, но гигантский кулак вновь толкнул нас жестоко в спины навстречу ужасу и смерти.

Конец черного языка поднялся с земли и, изогнувшись, закачался из стороны в сторону, словно головка изготовившейся к атаке змеи. Нас пронзил свирепый взгляд, хотя глаз у чудовища не было. Одновременно ОНО стало надвигаться со всех сторон – воздух словно обрел мускулы, начал каменеть, пропитанный ЕГО яростью, сковывая движения. Очередной удар в спины, еще одно движение черной ленты навстречу.

«Как только один из нас коснется ее, силы иссякнут и мы будем втянуты внутрь, – пронеслось у меня в голове. – Что же делать?! Что делать?!» – в панике выкрикнул я про себя. Наши силы и воля слабели с каждой секундой, а ОНО оставалось таким же могучим и полным жажды убийства, как и в начале схватки.

Неожиданно Скелетик издала рыдающий вопль и, размахнувшись, метнула волшебный шар в проем башенного входа. Тьма вспучилась, начала корчиться, как змея с перебитым хребтом, земля задрожала и башня, медленно клонясь вперед, стала падать на нас.

В глазах зарябило, очертания предметов сделались расплывчатыми, быстро начал гаснуть свет. Последнее, что я увидел, это ухмыляющееся лицо Люэн, повисшее в воздухе. Оно тоже стало быстро меркнуть, сквозь наго проступили другие знакомые черты, но я не успел разобрать чьи – гробовая тьма стерла страшный сон.

Утром я проснулся чуть свет и сразу до малейших подробностей вспомнил свой сон. Люэн! Черт тебя подери! Видимо мне придется вскоре всерьез заняться тобой, раз ты никак не можешь оставить меня в покое…

Рядом, протирая глаза, села Иштар. Выглядело это потрясающе: скелет, трущий пустые глазницы.

– У нас будут неприятности с этой женщиной, – сказала Стеклышко.

– С какой? – встрепенулся я.

– С Люэн. Она сегодня снилась мне. Мы с тобой… – и далее Скелетик пересказала во всех деталях мой сон.

Я разинул рот от изумления.

– В чем дело?! – спросила она.

Я объяснил.

Иштар пружинисто вскочила и нервно заломила руки.

– Сними защиту, – потребовала она, беря свое оружие.

– Что ты собираешься делать?

– Принести жертву.

– Кому?

– Неважно. Ты не веришь в духов. Позволь мне сделать так, как я считаю нужным.

– Но это глупо!

– Это мое дело!

– Ну что ж… – Я убрал защитный колпак и встал. – Я тебе помогу. Неважно, верю я или нет. Это не имеет значения.

– Нам нужно животное. Лучше, если оно будет только ранено, а не убито.

И мы пошли на охоту. Она была удачной. Я подстрелил антилопу. Животное билось на земле, когда я навалился на него. Жертва стала рваться еще отчаяннее, словно чуяла свою участь. Но подоспела Иштар и спутала ей ноги.

На месте нашего бивуака был разожжен костер. Его Стеклышко заключила в треугольник, прорезая кинжалом дерн, а в его вершинах изобразила замысловатые иероглифы. Затем все вершины треугольника были помечены смолистыми лучинами, заменившими свечи.

На этом приготовления были закончены, и Стеклышко приказала мне положить антилопу подле костра. Шея ее пришлась на плоский камень, принесенный Иштар из развалин.

Спектакль был отменный. Но на этот раз я воздержался от своего традиционного зубоскальства.

Стеклышко встала над антилопой, языки пламени просвечивали сквозь ее ребра, и начала нараспев произносить рифмованные фразы на неизвестном мне языке. При этом она взмахивала ножом и отбивала такт ладонью по колену.

Впечатляюще, хотя и первобытная дичь!

Некоторое время я наблюдал за разворачивавшимся передо мной действом просто с любопытством, но потом неожиданно встревожился. Что-то появилось в дальнем конце прогалины и стало приближаться к нам – невидимое, страшное, сильное. Сразу же вспомнилась свирепая сила из моего сна, до жути сходными были ощущения, испытываемые тогда и сейчас. Мне стало не по себе и я невольно потянулся рукой к бластеру.

Иштар кольнула антилопу ножом в бок, та жалобно закричала, забилась, по ее атласной шерсти потекла кровь. Иштар произнесла новые заклинания и опять уколола жертву. Так она мучила ее минут десять, пока в воздухе над костром не появилось НЕЧТО. Темная, клубящаяся субстанция, похожая на уродливое облако, напоминающее очертаниями человека, хотя нельзя было разобрать, где у этого фантома руки, ноги, а где голова.

Иштар с удвоенной яростью принялась терзать бедное животное, кромсая ножом его тело. Крики жертвы слились в один жалобный стон, а движения – в судорожные конвульсии. При этом Стеклышко не забывала выкрикивать свою абракадабру.

Хоть я ничего и не понимал, но по интонациям догадывался, моя малышка то просит, то требует чего-то.

Прошло еще некоторое время. Облако сгустилось, его начали пронизывать бледные ветвистые молнии, похожие на светящиеся трещины. Иштар взвыла трижды, уже не выкрикивая, а словно выплевывая слова. Схватила антилопу за рога и перерезала ей горло.

Таинственный силуэт переместился от костра к жертве и накрыл ее голову и шею. Прошли минуты и фантом начал таять. Вскоре он растворился бесследно. Залитые кровью шея антилопы и камень под ее головой были чисты!

– И как это надо понимать? – спросил я, когда Иштар вновь стала способна воспринимать окружающий мир.

– Я попросила ЕГО избавить нас от погони, – ответила она усталым тусклым голосом, тыкая ножом в землю, стараясь очистить его от крови.

– Кого ЕГО?

– Духа Нах-Ар-Лью… Ал! Ты все равно ни во что не веришь, оставь меня в покое!

– Пожалуйста, пожалуйста, – поспешно ретировался я, озадаченный этой несвойственной моей уравновешенной девочке вспышкой.

Некоторое время мы молчали. Потом Иштар сказала:

– Я обещала ему еще двух антилоп, если он сдержит свое и поможет нам с Люэн. Найти ее и покончить с ней.

Я дипломатично промолчал, в душе признавшись себе, что недавней самоуверенности всезнайки у меня поубавилось. Сегодня я дважды видел такое, что не мог пока объяснить. Вскоре я стал свидетелем третьего необъяснимого явления. Стеклышко попросила включить сканнер – красные точки на нем удалялись все дальше и дальше на север. Я зачарованно следил за ними, пока они вовсе не исчезли.

Затем мы отправились на охоту…

Когда все было кончено, Стеклышко сказала, что нужно как можно скорее покинуть древний город. Я не возражал. Мы вскочили в седла и повернули к Столице. Пора было заканчивать эту затянувшуюся пьесу.

Из заброшенного дома на окраине я связался с нашим постоянным резидентом на Бельгонде и узнал две важные новости. Первая заключалась в том, что ожидавший меня корабль улетел и теперь для моей эвакуации придется вызывать новый. Он сможет прибыть не ранее, чем через полтора суток. Вторая – Моргено все еще в Столице.

Я договорился с резидентом о встрече и сдал ему на хранение кейс АА, наказав беречь, как зеницу ока, и передать мне, либо Командору, никому более, не взирая ни на какие приказы или верительные грамоты.

Затем я направился к Моргено. В первое мгновенье он просто остолбенел, но тут же заключил меня в свои крепкие дружеские объятия. Я поведал ему о своих приключениях, о двойной охоте, которую эсбэ и пираты устроили на меня, о том, что несмотря ни на что, я успешно выполнил свою миссию и через двое суток отбываю на Дангор. Умолчал я только о колдовстве своей подруги.

Моргено, в свою очередь, сообщил мне, что предатель наконец найден. Как мы и предполагали, он был одним из членов первой группы. Приятель поведал мне поучительную историю о том, как важно уделить вовремя должное внимание воспитанию детей, иначе ваша дочь может пристраститься к азартным играм, наркотикам, после чего ей нетрудно подсунуть красивого любовника из пиратской шайки и начать шантажировать любящего папашу – сотрудника Службы. Папаша мучается, оказавшись перед нелегким выбором: выполнить свой долг и рассказать обо всем Командору, в результате оказаться вышвырнутым из Службы со скромной пенсией, без перспектив на хорошую должность, но зато с перспективой получить свое непутевое дитя по частям. Либо спасти заблудшего ребенка и начать оказывать кое-какие услуги хозяевам ее дружка.

Сейчас, сказал Моргено, нам похоже удалось стряхнуть ублюдков с хвоста. Он трижды сменил квартиру, приказав сделать то же своим парням, сменил все коды и явки. Стопроцентной гарантии дать, конечно, нельзя, но он почти уверен…

– Ладно, – сказал я, оборвав его затянувшийся монолог, – будем надеяться на лучшее. Главное сделано, осталось красиво смыться.

– Ты отослал тиндейл?

– Нет, – ответил я, – возьму с собой. Столько вокруг него было суеты, что я уже никому не доверяю. Если уж что-то случится, то пусть случится со мной. Я буду знать, что сделал все возможное.

– Поберегись, – сказал Моргено на прощанье и крепко обнял меня.

– Не беспокойся, я устроил так, что никто, кроме меня и Командора, не сможет получить его.

– Тогда я спокоен, – сказал Моргено и я вышел.

По дороге домой на выходе из подземки меня взяли эсбэшники Бельгонды.

Их было трое. Они набросились на меня, как голодные мухи на дерьмо. Мощным ударом мне разбили нос. Я зашмыгал кровью и неуклюже споткнулся. Чтобы меня подбодрить, мне врезали коленом промеж ног и душа моя подскочила аж до желудка. Так низко она у меня находилась.

Крики! Ругательства! Затем клик-клак и я в наручниках. Меня подняли с пола, проволокли по лестнице и втиснули на заднее сиденье машины промеж двух типов с каменными бицепсами.

Экипаж рванулся с места и минут через пять затормозил подле мрачного особняка без опознавательных знаков. Меня сразу провели в кабинет какого-то начальника.

Кто, откуда? С этого эсбэ начинает всегда. Я подтвердил, что действительно являюсь тем кретином, который обозначен в моих фальшивых документах.

Новый вопрос – профессия.

– Представитель, – ответил я небрежным тоном.

– Кого?

– Великой Матери Большое Влагалище. Скоро наступит звездная зима и все погибнут, кроме истинно верующих, их Мать укроет в своем горящем лоне, как в пещере.

Похоже, мой ответ устроил эсбэшника, так как он, не моргнув глазом, перешел к следующему.

– Где вы живете?

– В раковине на дне океана, – ответил я самым серьезным образом. – Установил там водяное отопление и телевизор на дровах. Мне там очень хорошо.

– Насмехаешься, – сказал эсбэшник не без иронии.

Я поднял брови.

– Глюки летают не так низко, чтобы я мог себе это позволить.

Немного помедлив, тип задал еще вопрос.

– Почему вы убили Аджи-Акса?

– Потому что Гляцовина для Бульбулизации приказала мне сделать это.

– Кто такая эта гла-гля-цовина? – запинаясь, спросил эсбэшник.

– Пророк Великой Матери.

– Где вы достали оружие?

– Сильная рука всегда вооружена.

– Что вы сделали с портфелем, украденным у Аджи-Акса?

– Седло для ходьбы пешком.

Я упал на колени с горящим лицом и сложенными на груди руками, собираясь затянуть молитву Великой Матери Большое Влагалище, но у людей, пригласивших меня в гости, кончилось терпение.

– Достаточно! – взревел эсбэшник. В комнату вошли два амбала и начала мутузить меня.

Очнулся я в больничной палате. Так мне во всяком случае показалось, потому что рядом с моей постелью я увидел двух дюжих санитаров.

По тому, как они драли свои пасти, зевая, я понял, сейчас глубокая ночь. Чтобы разогнать сон, парни покурили и взялись за газеты. Вскоре я услышал их ровное дыхание. Это был хороший знак.

Хвала Всевышнему, у меня связаны только руки, прикручены обычной веревкой к спинке кровати. Вот если бы они надели на меня наручники…

Медленно, чтобы не потревожить сон санитаров, я стал поднимать ноги к голове. Вот я коснулся большим пальцем правой ноги своих запястий и принялся за работу. На ноготь была наклеена прозрачная пластина из сверхтвердого материала. Она была остра, как бритва. В рукопашном бою ею можно было перерезать горло противнику. Большим пальцем левой я сковырнул чехольчик, прикрывавший мое тайное оружие, и провел ногтем по веревке.

В голове моей созревал план: сейчас я разорву последние волокна, на которых держатся веревки, встану, кратко и энергично поблагодарю своих стражей за заботу и отправлюсь искать выход на волю.

Удача или ТОТ из развалин помогали мне, не знаю, но не успел я освободиться, как один из санитаров открыл глаза. Он подтолкнул локтем напарника.

– Смотри, оклемался!

Я не замедлил перехватить инициативу.

– Ради Бога, я хочу пить… Дайте мне испить росы весенней ночи… сжальтесь…

Парни встали.

– Дай ему воды, – сказал самый крепкий из двоих с сознанием своей силы.

Другой поднялся и налил воды из крана металлического бачка. На меня он даже не посмотрел.

– Положить снотворного? – спросил он коллегу.

– Несколько капель, тогда он оставит нас в покое до утра.

– …Двадцать пять, двадцать шесть… – считал санитар.

Доза слишком сильная. Видать они решили отоспаться сразу за трое суток.

Молодой водонос направился к моей постели. Вот он уже у кровати, подносит стакан к моим губам…

Мгновенно я освободил руки и схватил дичь за шею. Любопытный захват. Мой друг Моргено показал мне его. Ударить, отклонить торс, поднять плечо, подтянуться вперед, и мой счетчик капель уже в другом углу комнаты лежит с острой болью в шее, сложив ручки крест-накрест.

В долю секунды я соскочил с кровати и ринулся на второго санитара. Он еще не вполне успел встать со стула, как получил удар кулаком по голове и снова оказался на стуле. Он выставил вперед руку, пытаясь защититься, и я тут же схватил ее и начал выкручивать. Санитар заорал, я поднажал, и вот он уже на коленях на полу. Великолепный удар коленом поддых, зубы здоровяка клацнули, как пустой капкан, и он упал на живот. Я «прикончил» его последним ударом в висок.

Затем, не теряя времени, отнес обоих на кровать и привязал спиной друг к другу обрывками веревки, которой недавно был связан сам. Выдернул из-под бедолаг простыню и запихал ее концы им в пасти.

Открыв шкаф, где висели мои вещи, я быстро оделся и обыскал санитаров. У одного из них я нашел связку ключей, которую и взял.

Теперь пришла пора действовать. Я был совсем один в большом доме, нафаршированном врагами, и без оружия. Открыв дверь, я выглянул в коридор. Под потолком горели тусклые лампы. Коридор был пустынен и тих. Быстрый, как таракан, я миновал его на цыпочках и оказался перед дверью.

«Хоть бы она не была заперта!» – подумал я. Дверь ответила на мою мольбу и распахнулась без труда.

Я оказался на площадке, слева лестница, справа лифт. Я выбрал первое: меньше шума и нет риска застрять между этажами.

Я стал спускаться. Вот уже только один лестничный пролет отделял меня от погруженного во мрак холла. Слева, справа и в центре двери, надо всеми слабый свет. Я спустился и обследовал их по очереди. Левая и правая были такими, какие ставят внутри домов, центральная из массивного темного дерева, такие двери предназначены для того, чтобы защищать дома от незваных пришельцев. Я осторожно, но сильно нажал на нее ладонью, дверь была заперта. Изучив замочную скважину и все ключи в связке, я выбрал нужный – у меня был острый глаз.

Два поворота, нажим и вот я на мощеном внутреннем дворе, окруженном высокой стеной, ощетинившейся копьевидными наконечниками. Чтобы преодолеть такую высоту, надо быть флаером. Я обошел двор кругом. Еще одна дверь. Эта из металла, да еще с решеткой, прутья которой толщиной с мою руку. Да, тут на Бельгонде, они не мелочатся.

Я перепробовал все ключи, но безрезультатно, ни один не подошел. Что делать?.. Я осмотрелся – справа от двери был звонок и я предположил, что он предупреждает служителя, который ее открывает. А что если я легко и непринужденно звякну пару раз, как будто я кто-то из «своих»?.. На несколько мгновений воцарилась тишина, затем дверь бесшумно распахнулась. Ура! Я не мог опомниться от счастья. Наверное охранник спросонья просто ткнул в какую-то кнопку и снова завалился спать. Как только я вышел, дверь сама закрылась.

Длинный коридор с притушенными лампами, затем вестибюль с купольным сводом. В конце его светящееся окошко подле очередной двери.

Я направился к окошечку и глянул в него из-за угла. Моему взору открылось чистое, выложенное белыми плитами помещение охраны, где, положив ноги на стул, в плетеном кресле сидел страж. Рядом на полу лежал автомат, поверх него ворохом журналы. Голова парня свесилась на грудь.

Это было, конечно, лучше, чем если бы он ходил за мной по пятам, но ничем не помогало моему освобожденью. Я встал в темный угол между дверью и караулкой и задумался. Какие у меня альтернативы… Мои трудные мысли прервал звук мотора подъехавшего к дому автомобиля. Хлопнула дверца, послышались шаги.

Затем раздался требовательный стук в стекло. Я сообразил, что вновь прибывший постучал в окно караулки. Обмен короткими фразами, смысл которых я не уловил, и над моей головой вдруг что-то зажужжало. Я напрягся… и… дверь распахнулась. На пороге появился человек. Не задумываясь ни секунды, я ударом по кадыку вырубил его и нежно подхватив, как любимую девушку, уложил на пол. В следующее мгновенье я был уже на свободе. Опять зажужжал моторчик и дверь захлопнулась. Справа от меня светилось окно караулки и я благоразумно взял влево. Вначале мягко, на цыпочках, чтобы не услышали охранники, потом припустил изо всех сил.

Петляя по улочкам и переулкам, я чутко прислушивался. Сзади не доносилось ни криков, ни выстрелов, ни других подозрительных звуков, которые могли означать, что бегство мое обнаружено и началась погоня. По моим расчетам засоня на втором посту уже должен был забеспокоиться и начать выяснять со своими товарищами, куда девался прибывший мужчина. По всему выходило, что на этот раз они включили свои мозги и преследуют меня молча, чтобы не подсказывать, в каком направлении мне бежать.

Переулки кончились и я выскочил на хорошо освещенный бульвар. Огляделся. Кругом никого. Пара автомобилей пронеслась мимо, пока я раздумывал, куда мне дальше навострить лыжи. Потом я взял ноги в руки и припустил что было мочи через бульвар. Я выбирал самые темные улицы… Я поворачивал направо, налево, путая след, как это сделал был любой сбежавший человек…

Неожиданно я оказался на одной из главных улиц Столицы. Несмотря на глубокую ночь, здесь было довольно оживленно. На какое-то время я спрятался в тени, чтобы перевести дух. Легкие горели огнем, сердце выбивало барабанную дробь, как во время исполнения «смертельного номера» в цирке.

Жадно хватая ртом воздух, я продумывал свои дальнейшие шаги. Если свернуть направо, пересечь улицу, то дальше начнется ступенчатая лестница с аркадами, затем улица с разноцветными фонтанами. Дальше, мне помнилось, справа неподалеку я видел большое скопление автомобилей. Правда, это было днем, но я надеялся, что немалая часть их проводит и ночь на свежем воздухе. Мне надо украсть один из них: он укроет меня и даст возможность передвигаться, не привлекая внимания к себе.

Я выдвинул свой перископ и огляделся: ничего подозрительного. И двинулся по намеченному маршруту.

Мои надежды оправдались – машин было много. Я выбрал ту марку, с которой уже имел дело. Дверца была заперта на замок, но мог ли он меня остановить. Куда ему против моего страстного желания проникнуть внутрь. Я обошелся с ним, как хам с красоткой, схвативший ее врасплох на улице и сунувший руку под юбку. Не успела красотка пискнуть, как ножки ее раздвинулись, говоря, заходите, пожалуйста, будьте, как дома.

Я сел за руль. Никаких осложнений, никаких противоугонных устройств… Конфетка! Мотор ровно заработал, его привычный шум приободрил меня. Все-таки я выпутался из БОЛЬШОЙ передряги.

Теперь надо было предупредить Моргено. Все его телодвижения ничего не стоили, избавиться от хвоста ему не удалось.

Моргено жил в дешевом пансионе. Дверь мне открыла, ежась от холода, старуха-хозяйка.

– Что надо?! – буркнула она, глядя исподлобья.

– Извините, вы хозяйка отеля?

– Ну…

– Прошу прощения, что тревожу вас в столь ранний час, но случай чрезвычайный. Мне необходимо увидеться с господином… – я назвал фальшивое имя Моргено. – Это так срочно!

Старушенция смягчилась, видать Моргено был у нее на хорошем счету.

– Господин еще не вернулся.

– Не вернулся?! – ледяная рука погладила мне спину.

– Он часто возвращается… нерегулярно… – она замялась, подбирая выражение.

– Господи! – я изобразил отчаянье.

Старушка разволновалась.

– Подождите! Я кажется знаю, где его искать, если он, конечно, все еще там.

– Где! Где! Где!

– Я слышала, как он договаривался по фону встретиться в «Барзи Куне». Это, мне кажется, была женщина.

– В «Барзи Куне»?..

– Вы не знаете Столицу.

– Увы! Я – приезжий.

– Это большой ресторан с ночной программой.

– Очень хорошо!

– Вы не заблудитесь, – она объяснила мне дорогу.

– Благодарю вас! – крикнул я на бегу. Мотор взревел и я помчался в «Барзи Кун». Часы показывали половину пятого утра. Шансов застать Моргено в ресторане было немного, но мне не из чего было выбирать. Может быть там, на месте, я нападу на его след, если он отправился с подружкой развлекаться в другое место. Вы не представляете, как много лишней с точки зрения обычного человека информации запоминают служащие гостиниц и ресторанов. Запоминают, потому что она приносит им немалый дополнительный доход.

Вот я в ресторане. Спускаюсь в зал, он расположен в большом подвале, и сажусь за столик, укрытый колонной. Осматриваю зал и с облегчением вижу за одним из столиков Моргено. Он сидит ко мне в профиль в кампании девушки. К сожалению она повернута ко мне спиной и я не могу оценить ее по достоинству, но надо сказать, что мне по вкусу ее распущенные по плечам светлые волосы и аппетитная попка.

Насколько можно судить по поведению этой парочки, отношения их были самыми что ни на есть приятными. Мой приятель держал свою пастушку за руку и жадно целовал тонкие пальцы.

Подошел официант. Чтобы отвязаться от него и поднять свой боевой дух, я заказал бутылку боргейна и какую-то закуску.

Время шло, а этот паршивец Моргено по-прежнему сидел и покусывал пальчики своей спутницы. Чертов парень! Он всегда начинал с того, что опрокидывал какую-нибудь красотку, где бы не появлялся. Кроме меня в Службе, пожалуй, не найдется субъекта более шустрого в такого рода развлечениях.

В другое время я бы только поаплодировал ему, но не сейчас. Сейчас пора было начинать биться задом о фонарный столб, а этот паршивец ни разу не удосужился глянуть в мою сторону.

Я расплатился с официантом и двинулся не спеша по направлению к влюбленной парочке. Вскоре я был всего в трех метрах от них. Моргено нежно и самозабвенно целовавший в шею свою спутницу, заметил меня, и его глаза округлились. Я сделал ему предостерегающий знак, чтобы он не дергался и вел себя естественно, и взглянул в зеркало, висевшее за его спиной. Любопытно, все же, что же это за чудо, которое смогло так увлечь его.

Взглянул и остолбенел. Девица, которую он чмокал, была никто иная, как моя отравительница, очаровательная Попка Люэн собственной персоной!

Сюрприз что надо! Я резко развернулся и направился к входу в туалеты, где стал ждать Моргено, надеясь, что он поймет и последует за мной.

Действительно, он вскоре явился с напряженным лицом. Сделав вид, что не знаком со мной, проверил кабинки и, убедившись, что они не заняты, подошел ко мне.

– В чем дело?!

– Ты известил Командора о прибытии АА?

– Я.

– Шеф поручил мне убрать его.

– Я знаю.

– Только вот в чем загвоздка, девица, с которой ты только что лизался, чуть не помешала мне сделать это!

Он подскочил.

– Люэн.

– Ага. Попка Люэн. Она соблазнила меня, заманила в пустой дом и напичкала отравой. Я чудом спасся!

Разоблачение его просто ошеломило.

– Ты уверен, что не ошибся?

– Спроси что-нибудь поумнее. Твоя нимфа столь же опасна, как бомба в плавках во время верховой езды.

Он смотрел на меня, все еще не веря.

– Но она не имеет ничего общего с фанатиками! Я с ней познакомился…

– Вот именно, покупая яблоки! Она действительно не имеет отношения ни к Несущим, ни к Девятке, зато имеет к банде пиратов. Они приставили ее к твоей заднице, чтобы лучше следить за тобой. За нашей операцией. Один раз мы уже их разочаровали, уничтожив вирус. Если тиндейл тоже ускользнет от них, они этого не переживут. И мы, может быть, тоже.

– Ты думаешь?..

– Идиот! Иначе, откуда она узнала обо мне? Нас обложили так плотно, что мы то и дело садились в лужу… Ладно, не мне учить тебя жить. Нам некогда собирать твоих парней, да и не знаю, поможет ли это. Какая у нее тут команда. Будь начеку. Найди средство избавиться от нее. Почувствуй себя плохо, чтобы тебя отправили в больницу. Набей морду официанту, чтобы тебя засадили на ночь. Послезавтра прилетит корабль и мы смоемся.

– Да… – только и промычал Моргено. Потом спросил:

– У тебя есть оружие.

– С собой нет. – Я не стал ему рассказывать о своих приключениях, не было времени.

Моргено посмотрел мне в глаза. Взгляд его был долгим и задумчивым.

– Я никогда не встречал такого классного типа, как ты.

– Спасибо.

– Прошел слух, что тебя арестовали.

– Я и был арестован, но удалось бежать.

– И ты, не колеблясь, пришел сюда, чтобы предупредить меня?

– Ну!..

– Это здорово…

Моргено протянул мне руку.

– Я никогда этого не забуду.

– Я тоже. Пошли. Отвлеки внимание своей красотки, если она меня узнает, будет плохо.

– Не беспокойся. Дай мне несколько минут и выходи.

Он ушел. Я смотрел на удалявшуюся широкоплечую фигуру. Его решительная походка нравилась мне, чувствовалось, что это не тряпка.

Я немного подождал и вышел следом. Моргено и Люэн в зале уже не было. Я отправился на стоянку и сел в машину. Я ждал… Недолго. Вскоре в дверях ресторана появились Моргено и Люэн. Они отошли в сторону и стояли, о чем-то разговаривая. Я начал немного нервничать, Моргено балансировал на кончике ножа.

Трое вышли из-за угла и направились к моей парочке. Я напрягся. Троица приблизилась к Моргено и Люэн и подключилась к беседе. Если поначалу мне страшно хотелось узнать, о чем идет речь между моим другом и вдовой пирата, то теперь мне было уже наплевать на это. Моргено решили брать. Один из людей Люэн встал перед ним, другой справа, третий тоже справа, но почти что за спиной, под левую руку этого бабника держала сама Попка. Я был уверен, она владеет кой-какими приемчиками.

Решение созрело быстро. Я включил фары: два прожектора осветили группу. Одновременно я нажал звуковой сигнал. Полный успех! Все как в театре. Громилы обернулись. Я узнал одного из них: он был в квартире Стеклышка. Я вылез из машины, чтобы они могли меня как следует разглядеть, и даже выключил фары, чтобы облегчить им задачу.

Поглазев некоторое время на мою персону, они вернулись к прерванному разговору. Люэн покрутила пальцем у виска, а один из громил постучал себя по кумполу. Все это означало одно – они доказывали Моргено, что я идиот, не более того.

Я забрался обратно в машину и стал, ждать развития событий. Они не замедлили последовать. Люэн помахала ручкой своим подручным и повлекла Моргено куда-то влево по улице. Ну, приятель! Если там тебя не ждет засада, воспользуйся моментом, я сделал для тебя все возможное. Теперь мне самому придется разбираться с собственными неприятностями.

Как только Люэн и Моргено скрылись из виду, три душегуба бросились к машине, стоявшей неподалеку, и вскочили в нее… Я думал, они смоются, но дудки. Эти обормоты решили заняться мной. Они описали дугу и оказались впереди меня. Я даже не успел запустить двигатель, но зато успел нагнуться. И вовремя. Короткая очередь изрешетила окно моей колымаги. Повеяло свежим ветерком. Их автомобиль пронесся как ураган… Я выпрямился, включил двигатель и помчался за ними.

Я был загипнотизирован двумя красными огнями впереди, которые быстро удалялись. Очень хорошо, что я угнал мощную машину. Я быстро догнал троицу.

Они были сильно озадачены и пожалели, что промахнулись. Теперь им было трудно стрелять, заднее окно их консервной банки было слишком маленьким. Пока я не стану обгонять их, я ничем не рискую.

Итак, я их преследую… Мы катим по предместьям, затем выезжаем из города, и преследование продолжается на прямой дороге. Так мы проехали с десяток километров. Я сбавил скорость. Надо дать им подстроить какую-нибудь гадость, иначе я буду гоняться за ними, пока мы не совершим кругосветное путешествие.

Красные огоньки растаяли в утреннем тумане. Я дал им пять минут форы и вжал педаль газа в пол. Потом выключил передние и задние огни. Впереди показался знак, предупреждающий, что через несколько сот метров меня ждет перекресток. Ясно, ловкачи укрылись на проселке, погасили огни и ждут. Решили, что я или проскочу мимо, не заметив их, или же выйду из машины, и тогда они получат удовольствие подстрелить меня как зайца.

Подъехав к перекрестку поближе, я затормозил и остановил свой экипаж на обочине. Тихонько покинув машину, я пополз по кювету. Добравшись до перекрестка, я выполз из канавы и стал пробираться вдоль изгороди, производя шума не больше, чем улитка, ползущая по взбитым сливкам. Все шло хорошо, войска бодры! А вот и мои недоноски. Двое из них вышли из своей коляски. Они спрятались за капотом, держа наготове оружие – один автомат, другой – пистолет. Третий придурок остался за рулем. Значит, они не слишком уверены в себе и предусмотрели вариант быстрого отступления. А может быть напротив, слишком уверены и держат лошадь оседланной, чтобы сразу пуститься в погоню.

Я обогнул изгородь, собираясь напасть на них сзади. Самое трудное, это подползти к ним вплотную, ведь я безоружен. Правда, подобрал в кювете увесистый булыжник, но, увы, булыжники летают медленнее, чем пули. К счастью, легкий ветерок шелестел листьями деревьев, скрадывая шорох моих движений.

Я был уже так близко, что мне приходилось сдерживать дыхание. Я поднял руку. Охваченный предчувствием, парень с пистолетом обернулся и увидел меня. Он испустил дикий, но последний крик. С громким уханьем я обрушил камень на его висок. Раздался треск, и тип свалился замертво. Я вырвал из его руки пистолет и всадил пулю меж глаз его обалдевшему приятелю. Поменяв пистолет на автомат, я приготовился встретить шофера, но тот оказался слишком благоразумным и дал по газам. Я врезал ему по покрышкам, машину развернуло ко мне боком, и тогда я врезал еще по боковому окну. Машина остановилась. Я подошел посмотреть. Типчик за рулем уютно спал, положив голову на руль. Три ноль в мою пользу!

Сев в свой экипаж, я помчался назад в Столицу. Остановившись у ближайшего фона, позвонил Моргено. Хозяйка пансиона ответила, что он еще не появлялся. Тогда я связался с резидентом.

– Что новенького? – спросил я.

– Моргено едет ко мне. Он взял какую-то важную бабу…

– Я сейчас буду! – крикнул я в трубку и нырнул в машину.

«Моргено везет важную бабу! Кто кого везет, еще неизвестно! Ох уж этот Моргено! Что он задумал?..»

Я покосился на сиденье рядом – на нем лежали два автомата и целый пояс запасных обойм, позаимствованные у бандитов. Я не слишком хорошо был знаком с этой системой и грустил по своему бластеру, но он остался дома.

За квартал от дома резидента я остановил машину, надел пояс и сунул под куртку оружие.

Возле подъезда стоял большой экипаж. Из любопытства я заглянул в него. На заднем сиденье лежали здоровенные чемоданы, коробки, плащи. Кто-то собрался в дальнюю дорогу… Я задумался… Потом открыл дверцу и лег на пол, замаскировавшись багажом.

Время шло ужасно медленно… Наконец, передние дверцы открылись и парочка заняла свои места. Люэн с облегчением вздохнула

– Ты знаешь, я очень боялась, – проговорила она. – Оказывается, зря, он ничего не подозревал. С ним было легко.

Моргено, не ответив, двинулся в путь.

Люэн рассмеялась.

– Такого я еще не видала! Твой приятель сбежал от эсбэшников, пренебрег всеми опасностями, чтобы помочь нам найти то, что мы уже и не надеялись отыскать.

Они оба расхохотались. Сукина дочь! Бывают же сюрпризы в жизни. Большие, но как этот – редко. Чертов Моргено, смотри у меня! Умудрился поиметь сразу всех – и меня, и Командора.

Крутил втихаря любовь с Люэн и готовил удар. Конечно, он мог провести порученную мне операцию и сам, но побоялся засветиться. Напрашиваться на задание, значит заставить Командора задуматься. Зачем! Для этого существуют такие болваны, как я. Моргено связался с Командором и тот послал меня. Я был встречен Люэн и привезен в тот дом, где она меня опоила. Им было нужно, чтобы я оставался жив до момента, когда туда же привезут АА. Что уж они там хотели разыграть, не знаю. То ли застрелить из моего оружия, то ли вынуть пулю из трупа и заменить другой из моего оружия. Впрочем, что я порю, какая пуля. Мой бластер оставил бы точно такой же след, что и бластер Моргено. Меня нашли бы рядом с трупом, с оружием в руке и пьяным. Никто меня не видел, никто меня не знает. Да, забыл сказать, что я буду таким же холодненьким, как и АА. Дальше мой «приятель» честно выполняет задание по уничтожению супероружия и оказывается в дамках. Получает поздравления от шефа одной рукой, а другой страстно гладит попку Люэн, сидящей на кейсе с тиндейлом.

Мы выехали за город и направились, по всей видимости, к космопорту. Куда еще мог Моргено бежать. Узнав обо всем, Командор прикажет прочесать всю Бельгонду.

Машина неслась, ветер посвистывал, голубчики ворковали. У меня затекли ноги и бок болел от упиравшегося в него автомата. Пора поразмяться.

– Пассажиров берете? – спросил я, появляясь, словно чертик из коробочки.

Машина вильнула, пальцы Моргено судорожно сжали руль. Люэн вскрикнула. В зеркале заднего вида отражалось лицо моего коллеги, оно было мертвенно бледным. Я бросил взгляд в окно. Мы проезжали мимо дезактивационных колпаков. Местность была совершенно безлюдной.

– Остановись! – приказал я Моргено.

Он затормозил. Его руки на баранке дрожали.

– Когда выбираешь такую профессию, как наша, – сказал я ему, – надо забыть про деньги, не то сгоришь. Это свято, третьего не дано, понятно?

Он стал ругаться. Я слушал внимательно, не забывая следить за Люэн. Она опустила правую руку… Пальцы зацепились за край кармана на дверце… Рука скользнула внутрь и появилась оттуда с пистолетом. Мой автомат пролаял. Пули прошили ее висок и разбили боковое стекло. Тело девушки медленно склонилось к Моргено. Застывшим взглядом смотрел он на отверстия, оставленные пулями в ее прелестной головке. Потом как-то сразу сник, стал жалким, бледным, размякшим. Я глядел на него с состраданием.

– Думал, что обвел меня вокруг пальца? Решил использовать меня как козла отпущения?

Он ничего не ответил.

– Выходи.

Моргено подчинился.

– Не вздумай бежать, я стреляю быстрее, чем ты бегаешь! Свою пушку оставь в машине.

Моргено сделал все так, как я велел. Мы сошли с обочины и пошли по песку. Слезы текли по его безжизненному лицу.

– Ты ее любил по-настоящему?

– Да. Это она все скомбинировала, я потерял голову.

– Но не настолько, чтобы забыть приказать ее бандитам прикончить меня. Подлец!

Моргено остановился и обернулся ко мне. Лицо его перекосилось, и стыд, и злоба читались на нем.

– Что ты будешь делать? – спросил он безжизненным голосом.

– Что ты хочешь, чтобы я сделал?

Я жал на гашетку, пока магазин не опустел. Затем вернулся к машине и вытащил Люэн. Я положил ее рядом с ним. Она была чертовски красива.

– Она будет работать у нас, шеф, – сказал я, вводя Иштар в кабинет Командора.

– Ты уверен? – задумчиво протянул он, разглядывая Стеклышко. – Она проверена?

– На все сто, – ответила за меня Иштар.

Шеф ухмыльнулся.

– И как долго она у нас продержится?

– Пока мне не отстрелят яйца, шеф! А может быть и дольше, если найдет достойную замену.

– Люблю трезвомыслящих людей. Я приму к сведению твою рекомендацию.

Шеф обратил свой взгляд к Иштар.

– Бедняжка, что он с тобой вытворяет, сквозь тебя солнце видно.

Спустя месяц мы нашли базу «Черной Девятки». Она располагалась на одном из спутников Ласки, планеты в системе, находившейся на окраине СОХа. И это после долгих лет, что мы потратили на ее поиски на Сиквесте, Омбойе, Хаете и других центральных мирах союза.

Я видел запись боя по дименсино. Он был захватывающим.

На бесплодной черной равнине, опоясанная тремя кольцами больших темно-синих шаров, высилась стометровая башня. Поверхность ее была ребристой, вершину венчал матовый купол со множеством прорезей.

Внезапно черная ледяная равнина вспыхнула ослепительным светом, таким, какого, наверное, не видела за свою миллионолетнюю историю. Над башней-фортом возник огромный мерцающий золотистый купол. Чуть погодя яркость его уменьшилась и вскоре он словно растаял, напоминая о своем существовании еле заметной туманной кисеей, сквозь которую хорошо было видно черное небо и чуть потускневшие звезды.

Внезапно с неба на башню обрушился ярчайший свет. Высоко над горизонтом, словно мячик, подскочило фиолетовое пламя и, распухая, быстро начало терять форму. За несколько мгновений оно превратилось в облако светящегося газа, медленно уплывавшее вдаль.

Затем одновременно, в разных местах, мерцающая завеса взорвалась мощными вспышками пламени. В тот же миг семь огненных комет взвились из окружающих башню синих шаров и унеслись ввысь.

Защитный экран потух и над равниной повисла напряженная томительная пауза. Она длилась недолго. Мерцающая пелена вспыхнула нестерпимо ярко и превратилась в гигантский раскаленный щит. По его поверхности побежали пепельно-фиолетовые пятна. Казалось, над равниной зажглось огромное солнце, ярче которого ничего не может быть. Но это был еще не предел. Яркость света все нарастала и нарастала. Откуда-то из пространства по башне била невидимая, но страшная сила, обрушивая поток смертоносной энергии. И щит, словно плотина, сдерживал яростный напор этого потока.

Сила бьющих из космоса лучей все росла. Цвет защитного экрана неуловимо менялся, переходя из ослепительно-белого в бело-желтый. Его края были окружены дрожащей короной разрядов. Из синих шаров залпами взлетали ракеты.

Я окинул глазами небо, ища цели, к которым они устремлялись, и увидел атакующий корабль. Его черный силуэт был очерчен слабым световым ореолом. Между ним и фортом плавал сверкающий эллипс, то поднимаясь, то опускаясь, казалось, будто две невидимые руки с неимоверным напряжением стараются отодвинуть его дальше от себя навстречу врагу.

Прошло еще какое-то время, прежде чем я разглядел в пляске вспышек огненной пульсации защитного поля еще четыре корабля. Как черные призраки, окруженные световой каймой, носились они над равниной. Эти звездолеты Дангора обладали невероятной скоростью и маневренностью. Они мгновенно останавливались и также мгновенно срывались с места, словно не летали, а перескакивали из одной точки пространства в другую, кувыркаясь и петляя, как им заблагорассудится. Против них были бессильны любые ракеты.

В полнейшем безмолвии космоса битва приближалась к своему апогею. Лед таял вокруг башни, окутывая ее серебристым туманом, пронизываемым пучками смертоносных лучей. Миллионы лет скрытая подо льдами скалистая почва обнажилась и понемногу начала плавиться. Невозможно было пока сказать, какая из сторон понесла больший урон. На башне не было заметно никаких следов разрушения, экран полыхал безумным пламенем, отражая видимые и невидимые лучи.

Зато сразу было видно, когда защитникам форта удавалось поразить корабль-истребитель. Его обшивка начинала вишнево светиться, и он мгновенно уходил в сторону с таким невероятным ускорением, что глаза не поспевали за ним. Орудия башни тоже не поспевали, хотя ими управлял кибермозг.

В небе появились еще три истребителя, теперь их было всего семь. Они двигались слаженно, крутя над фортом бешеную карусель. То один, то другой корабль камнем падал вниз и, нанеся удар, свечой взмывал вверх. Другие, прикрывая его, совершали в это время множество отвлекающих хаотических движений, били по башне издалека.

Трудно было поверить, но шла всего лишь шестнадцатая минута боя. Было трудно поверить, так он был жесток и быстротечен. И ни одна из сторон не нанесла еще другой тяжелого урона. Именно в эту минуту защитники пиратской базы применили свое главное оружие.

Можно было только гадать, почему они так долго не использовали его. Возможно, ждали момента, когда огонь атакующих кораблей ослабнет хоть на мгновенье, и они смогут пойти на риск, ослабив на миллисекунду свою защиту, и нанести коварный удар стилетом. Может быть, напротив – стремились втянуть эскадру Дангора в ближний бой, чтобы ударить наверняка.

Так или иначе, но внезапно золотистый купол защиты разомкнулся и через образовавшуюся щель в звездное небо ударил сиреневый луч. Он пронзил один из истребителей столь легко, как будто тот был бесплотен. Жало спряталось и защитное поле снова сомкнулось. Но дело было сделано.

Звездолет рванулся, как смертельно раненый зверь, но скорость его тут же упала, и он, беспомощный и беззащитный, медленно кувыркаясь, поплыл в небе. Лучевые орудия форта докончили дело. Металл обшивки начал светиться и плавиться, обнажая внутренности, затем полыхнул взрыв и корабля не стало.

Как мне объяснили потом, сиреневый луч был незнакомым для Дангора оружием, и потому прежде чем истребители научились уходить от его ударов, эскадра потеряла еще один корабль. Черные призраки начали спешно отступать и вскоре растворились в космической бездне.

Наступило затишье. Но длилось оно недолго – считанные минуты. Затем пятерка кораблей пошла в новую атаку. Набрав неимоверную скорость, они в вертикальном пике мчались на башню. Их излучатели работали на полную мощность, плавившаяся почва фонтанами хлестала во все стороны, как дорожная грязь из-под колес. Но форт стоял непоколебимо. Защитный экран был весь испещрен не успевающими тухнуть фиолетовыми пятнами, а над ним и под ним плавали разноцветные эллипсы, возникавшие на пересечении встречных потоков энергии.

Корабли вышли из пике всего в каком-то километре от поверхности. Застыв на мгновенье, потребовавшееся, чтобы погасить огромную инерцию, они дружно взмыли вверх. Однако, этого мгновения оказалось достаточно – сиреневый клинок молниеносно вонзился в бок одного из черных призраков. Тот замер и повис черной торпедой над планетой. Затем неожиданно ожил и, набирая скорость, понесся по гигантской дуге к горизонту. Он скрылся за горами и острые вершины пиков осветились далеким заревом взрыва.

Удача пока сопутствовала «Черной Девятке». Не успело потухнуть зарево над горами, как защитникам форта удалось подбить еще один истребитель. Теперь он уходил, но уходил слишком медленно, сжигаемый лучами бластеров. Его обшивка раскалилась сначала до вишневого цвета, затем стала алой… Я ждал, что он сейчас взорвется на моих глазах, но вышло иначе.

Повинуясь чьему-то приказу, наверное, переданному с другого звездолета, двигатели корабля ожили и, мгновенно набрав скорость, черный призрак понесся на форт. Он шел на таран, нос его стал белым от ударов лазерных лучей, но остановить этот мчащийся кусок расплавленного металла уже не могла никакая сила.

Попадание было почти прямым. Корабль врезался в озеро лавы у подножия башни, закрыв ее веером пламени и тучами светящегося газа.

«Вот и конец», – подумал я.

Тучи рассеялись… Невероятно! Гигантская башня стояла на своем прежнем месте. Она выдержала, но на ней явно были видны следы разрушения. А главное – над ней более не светился спасительный щит силового поля. Она была беззащитна перед врагом, который выжидал, затаившись где-то в глубине черных небес.

Три оставшихся корабля не замедлили нанести удар. Лавина лучей, смертоносный звездный дождь обрушился на форт… Башня подскочила вверх, словно стартовавшая ракета, и взорвалась. Фонтаны магмы взметнулись на сотни метров ввысь, вырастая причудливыми деревьями. Вот их желто-красные ветви застыли на миг и начали клониться к земле. Расплавленная порода рухнула в разлившееся на равнине огненное озеро. На месте ее падения вздыбился огромный горб и нехотя осел.

Огни чудовищного фейерверка погасли, и три черных призрака пошли на посадку. Вскоре за ними последовали десантные корабли с боевыми роботами и командос. Им еще предстояли тяжелые бои в подземном городе. А на внешних подступах к планетной системе, в которой располагалась база Девятки, развернулась настоящая звездная война. Форт успел вызвать подкрепление и на помощь ему двинулись корабли Девятки и эскадры пиратов. Флот Дангора ждал их… Встретил и разгромил.

СОХу был предъявлен ультиматум: либо они под наблюдением наших инспекторов ликвидируют все пиратские базы на мирах своего союза, либо Дангор сделает это сам без их разрешения со всеми вытекающими из этого последствиями. Правители СОХа предпочли унизительный мир оккупации.

Так закончилась эта история – одна из многих в моей жизни. Все они хранятся в моей памяти и будут храниться в ней до самой смерти. Но приключения на Бельгонде оставили мне много больше, чем только воспоминания, они дали мне Стеклышко… Скелетика… Иштар…

Последний палач

Глава VI. Финал

Весь следующий день, после Колиных поминок и бегства наших попугаев-неразлучников, мы с Алексеем отлеживались и опохмелялись, обсуждая нашу дальнейшую жизнь. К обеду, правда, напряглись и сгоняли на ГЭС, слишком много она для нас значила. Слава Богу, там все было о'кей. Мы пустили ток через колючую проволоку и вернулись в тюрьму.

Решили: ничего в нашей жизни не изменится, придется только отказаться от постоянного ночного поста на электростанции.

«Вернутся они или нет, в любом случае весной мы отправимся в путь!» – сказал Алексей.

Вечером я заступил на дежурство. Было тихо, безветренно. Мы находились в круге света, а со всех сторон нас обступила могильная тьма. Впервые за четыре месяца ни одного пожара. Я отхлебнул из бутылки и поежился, в душе росла тревога.

«Не дребезжи, все устаканится, – успокаивал я себя и делал новый глоток. – Чему быть, того не миновать… Может ребята еще вернутся. Перебесятся и вернутся. А весной тронемся в путь…»

Я мечтал о тихой деревушке в теплой долине, укрытой в лесистых горах. О ярком солнце, кристально чистом воздухе, прозрачной быстрой реке, добрых друзьях, красивых женщинах, прелестных детях. Мечтал, мечтал… пока около часа не прогремел далекий взрыв и не отключилось электричество.

Я бросился вниз на первый этаж, чтобы запустить генераторы, зовя на бегу Алексея. Пока мы добирались до помещения, в котором они находились, и запустили их, прозвучал новый взрыв, на этот раз совсем рядом.

Мы взлетели на вышку и увидели, как сквозь вышибленные ворота во двор тюрьмы вливается толпа людей.

Алексей повел стволом, прожектор мазнул по юрким фигурам в черном, и тут же разлетелся вдребезги. Я матюгнулся и стал швырять во двор одну за другой гранаты. Алексей припал к пулемету.

Пули, как молоты по наковальне, били по стальным щитам, но огонь быстро ослабевал. Когда же во дворе взорвались бочки с бензином, а потом занялся груженый углем «ЗиЛ», мы увидели убегающие через ворота фигуры. Их было немного.

Но праздновать победу было рано. Пока мы расправлялись с теми, кто атаковал в лоб, другие штурмовые группы захватили угловые и приворотную вышки. Теперь пять пулеметов били разрывными по нашей площадке.

Мы отстреливались до тех пор, пока не сорвало один из щитов. Оставаться далее на площадке означало смерть.

Один за другим мы спрыгнули в люк, и вовремя, новая очередь искорежила пулемет. Я задраил люк. Тусклая лампочка освещала наши бледные потные лица.

– Что будем делать?

– На третьем этаже нас могут быстро взять через крышу. Перекроем все двери на первом и третьем и будем отбиваться на втором. Продержимся до утра, значит спасены! – сказал Алексей.

Мы заперли на третьем этаже все, что можно было запереть. Перекрыли все решетки и двери между третьим и вторым – в эти минуты я подумал, хорошо, что в тюрьме так много дверей. Затем помчались на первый. Не все еще было потеряно. Тюрьма – особенный дом, чтобы отпереть его, нужно иметь очень-очень много ключей.

Мы перекрыли все двери на первом этаже, втащили наверх бочку бензина. Слава Богу, в предвидении такой экстремальной ситуации, наш арсенал был сосредоточен на втором.

– Что теперь? – спросил я, чувствуя свою беспомощность. – Они нападут со всех четырех сторон, и мы не сможет блокировать их!

– Не дрейфь! Быстро – бензин по канистрам, ты тащи на северную, я на южную сторону! Если взорвут решетки будем жечь их бензином!

Мы наполнили несколько канистр и поставили их перед дверьми, ведущими в северные и южные коридоры. Потом заперли все камеры в них, решетки и стальные двери в самих коридорах. После этого мы разделились. Я отправился защищать западную сторону, Алексей – восточную.

Подтащив пулемет к окну кабинета начальника тюрьмы, я открыл огонь. Алексей ответил мне с противоположной стороны. Я положил пять человек во дворе, когда очередь разрывными с угловой вышки ураганом прошла над моей головой.

Я упал ничком на пол и лежал, не двигаясь некоторое время. Еще несколько очередей ударили по моему окну, одна из них сбила пулемет, свалившийся мне на спину. Я ощупал его – дуло было покорежено.

«Твою мать!» – выругался я и пополз к двери. Захлопнул ее и запер. Пропустив одну по этой же стороне коридора, открыл третью. Осторожно подошел к окну и выглянул. Внизу, прямо подо мной копошились нападающие. С большим удовольствием одну за другой я спустил им на головы три гранаты. Затем побежал за новым пулеметом. У Алексея, судя по всему, пока был полный ажур. Он вел с противником пулеметную дуэль, прерывая ее только для того, чтобы сменить позицию или бросить врагу на голову гранату.

Но противник на нашу беду был умен и имел хорошую выучку. Он быстро определил слабые места нашей обороны. Взрывы прогремели одновременно с южной и северной сторон. Вскоре голоса нападавших уже раздавались на первом этаже. Мы поняли, если будем продолжать бои в крыльях здания, а штурмующие в это время прорвутся на наш этаж, мы окажемся отрезанными от боеприпасов. Быстро замыкая двери, мы стали отходить в центральный зал. Помимо двух стальных дверей в нем были два люка с прорезями, через которые можно было увидеть, что происходит внизу. Мы подтащили к люкам канистры, сумки с гранатами и стали ждать.

Да, они действовали слаженно и уверенно, черт бы их побрал! Одну за другой вышибло двери камер на северной и южной стороне и через них хлынули атакующие. Если бы они догадывались, что их ждет!

Когда на первом этаже скопилось достаточно много народу, мы открыли люки и столкнули в них канистры, послав вдогонку по гранате. Что там началось! Они метались, истошно вопя, и горели, как рождественские свечи.

– Сволочи! Сволочи! – хохотал Алексей. – В следующий раз всех убью!

Его смех ошеломил меня. Потом потух свет.

– Отключили генераторы, – хрипло сказал Алексей. – Ну что, брат, не будет весны, похода в иные края. Не будет женщин и детей, будут одни твари…

– Не паникуй!

– Я не паникую. Просто грустно. Надо занимать круговую оборону.

Мы лихорадочно начали заваливать двери в зал железными шкафами. Потом воздвигли круговой бастион в центре и стащили туда все имевшееся у нас оружие.

Если бы нас было человек 20, мы могли бы защищать каждую дверь, и они не пробились бы наверх до утра. Но нас было всего двое, и мы не знали, сколько времени нам отпущено судьбой.

– Сюда они так просто не войдут, – сказал Алексей после очередного взрыва внизу. Тюремные двери были сработаны на совесть, и нападавшим приходилось взрывать их одну за другой. На это у них уходило время.

– Который час? – спросил я.

– Четыре.

– Полтора часа… Продержимся?..

Алексей не ответил.

– А ты не понял еще. Инфицированные, кто же еще… Одного не пойму, где эта банда пряталась так долго? И почему?.. Почему не напали раньше?.. Почему позволяли нам убивать своих целых четыре месяца… Не пойму… И где мы пропустили такой склад…

– Может быть они заезжие?

– Смеешься!

Да, мое предположение было глупым. У тех, кто жил от недели до месяца и только по ночам, кто вынужден был спасаться и от людей, и от вампиров, шансов создать какую-то организацию не существовало. И тут я понял. ОРГАНИЗАЦИЯ УЖЕ БЫЛА! И она подготовила это нападение, подогрела этот взрыв отчаянья.

– Это – организованная преступность, мафия! – сказал я и поделился с Алексеем своими соображениями.

Только мафия способна была организовать так профессионально нападение, только мафия могла иметь такой арсенал, могла так умело использовать отчаянную жажду жизни инфицированных, отчаянное желание вырвать у смерти хотя бы еще один миг… Да-а… подумал я, движимые такой могучей силой, инфицированные могли покончить с нами до утра.

Сколько еще решеток и дверей отделяет их от их убийц?.. Как долго выдержат сталь и запоры?.. Я усмехнулся в темноте. Посмотрим, насколько крепка Советская власть…

– Который час? – спросил я Алексея.

– Без четверти пять. Будь готов. С северной стороны они уже, по-моему, прорвались, но что-то… – Алексей не договорил. Мощный взрыв потряс дверь напротив него. Затем второй, и она нехотя повалилась на подпиравшие ее изнутри шкафы.

Пулемет Алексея заработал. Пули неслись, как алые метеоры. Они били по баррикаде, по стенам рядом с дверью, взрываясь, завывая и визжа при рикошете.

Свет фонаря, направленный из коридора, очертил силуэты людей, пытавшихся перелезть через баррикаду.

– А-а-а! – заорал Алексей и ударил по ним длинной очередью. Раздались истошные вопли. Поверх баррикады замелькали руки, ноги. Одно тело скатилось в зал, другое – назад в коридор. Поверх шкафов засвистели пули.

– Прикрой меня! – прошептал Алексей, подползая ко мне.

Я бросился к его пулемету.

– Ударишь поверху, потом молчи, пока не услышишь взрывы.

Я дал длинную очередь и превратился в слух. Из коридора неслись крики, обещавшие нам скорую и страшную смерть, яростные голоса поносили и проклинали нас.

Потом один за другим громыхнули три гранатных разрыва, и мат сменился воем и предсмертными стонами. Несколько мгновений спустя, Алексей, тяжело дыша, упал рядом.

– Клево? – спросил он.

– Клево! – согласился я.

– Товарищ Сталин дал приказ! – пропел он. Я не раз за месяцы нашей совместной жизни слышал эту фразу, но так и не удосужился спросить, из какой она песни. Леха напевал ее всегда, когда был на взводе.

– Витя! У нас бензин есть?

– Там в углу пять канистр.

– Давай быстро – две к краю баррикады, три – сюда.

Я перелез через шкафы и побежал в угол, где стояли канистры. Забросив три из них в нашу цитадель, стал подкрадываться к баррикаде. Лешина задумка была ясна мне: когда эти сволочи прорвутся, поджечь бензин из пулемета. Канистры взорвутся и тогда этим тварям станет не до нас. Мы выиграем еще немного времени.

Я успел только перемахнуть через шкаф и лечь рядом с Алексеем, как увидел в коридоре короткую вспышку, как будто зажгли спичку или чиркнули зажигалкой. В следующий миг что-то горящее перелетело через баррикаду и хлопнулось об пол со звуком бьющегося стекла. Во все стороны полетели брызги горящего бензина. Прямо перед нашим заграждением образовалась огненная лужа.

Послышались глухие удары. Наша баррикада у двери зашаталась и стала поддаваться. Нападающие притащили бревно и использовали его как таран. Еще одна бутылка с бензином влетела в зал. Прочертив огненную дугу, она вдребезги разбилась о край шкафа, за которым укрывались мы с Алексеем. Я откатился в сторону, но горящий бензин все равно попал мне на ногу, осколок стекла царапнул лоб. Я быстро сбил пламя.

– Ты цел?! – крикнул Алексей.

– Цел!

Он ударил по баррикаде из пулемета, надеясь отпугнуть инфицированных и задержать ее разрушение, но таран бил неумолимо. Один из шкафов опрокинулся, открывая широкую брешь. В нее тотчас полезли твари. Алексей выждал мгновение и, поведя стволом, дал длинную очередь веером понизу баррикады. Канистры с бензином взорвались. В уши вонзились истошные крики горящих людей. Они катались по полу, стена огня закрыла дверной проем. В этот миг мощный взрыв снес дверь позади нас.

– Кидай туда канистры! Скорее, мать твою! – заорал Алексей, и я швырнул их все три к основанию второй баррикады. Прогремел новый взрыв, шкафы у моей двери разъехались, но позади них тут же встала стена огня. Об этом я позаботился.

– Пять пятнадцать! – крикнул Алексей. – У них не более получаса.

– Почему они не забросали нас гранатами?!

– Не нашли, наверно! Почем я знаю! Скажи спасибо!

Спасибо говорить было рано. Зашипели огнетушители – в тюрьме их было предостаточно – и пламя стало быстро гаснуть.

– Гранаты! – крикнул мне Алексей. И мы одновременно метнули их каждый в свою сторону. Взрыв!.. Еще взрыв! Еще!.. Еще!.. Еще!

Когда гранаты кончились, мы снова припали к пулеметам. Языки пламени растекшегося по полу бензина играли тенями на стенах, корчившимися, как демоны Ада.

Неожиданно на наши новые очереди что-то ответило глухим звоном. Мы поняли, нападающие решили пробиться, прикрываясь стальными щитами.

– Суки! – заорал Алексей и выпустил сразу весь остаток ленты. Если бы его держали люди, они не устояли бы против сумасшедшей силы смерти, молотившей по листу металла. Ублюдки прикрепили щиты к чему-то, наверное подперли досками, и теперь все наши пули пропадали даром.

Щиты вползли в зал и из-за них в стороны метнулись черные тени. Некоторые из них получили свое, но большинство избежало смерти, бросившись на пол.

Мы только успели схватиться за автоматы, как они уже показались на нашей последней баррикаде. Я наставил автомат вверх и разнес очередью голову упырю. Он пошатнулся, разбитые зубы оскалились на кровавой маске, и упал в лужу огня.

Я полоснул веером поверху, сметая тварей, как тараканов. Защелкнул новый магазин. Секунда передышки, я бросил взгляд в сторону Алексея. Он бился врукопашную, используя автомат как дубинку. Я услышал треск ребер его противника под яростными ударами, услышал как инфицированный верещит по-заячьи. Алексей поднял автомат над головой и обрушил прямо на середину лба наседавшей на него твари. Череп раскололся, Алексей продолжал бить и бить…

В этот миг что-то ударило меня в спину, и я повалился лицом на пол. Автомат выпал из моих рук, сильные пальцы вцепились мне в шею и стали душить. Мне чудом удалось вывернуться и оказаться к противнику лицом. Он снова впился в мою шею, злобно рыча. Рука сама скользнула к ноге и выхватила тесак, которым я приканчивал вампиров. Я взмахнул им, лезвие полоснуло по щеке противника, срезав ее до кости, как отбивную. Он заорал, откинулся назад, и я вспорол ему брюхо. Потом сел, но встать не успел. Перед глазами вспыхнуло, и бой для меня закончился.

Тусклая лампочка освещала мой ужин: бутылку «Распутина», банку тушенки и пять соленых огурцов на алюминиевой тюремной тарелке. Рядом лежала школьная тетрадка и шариковая ручка. ОНИ сказали, что палач тоже имеет право на исповедь.

ПАЛАЧ! Это – я.

Алексей был мертв. Серегу с Димкой прикончили в Большом Городе.

То, что мы ничего не знали, не смягчит моей участи.

«Для нас вы – насильники и убийцы», – сказал один из предводителей инфицированных, пришедший побеседовать со мной перед последним ужином. Он произнес много гневных, беспощадных слов, и я поначалу отвечал ему тем же, пока мне не открылась ВСЯ ПРАВДА.

Бактерии мутируют, сказал он. Эпидемия остановлена, точнее закончилась сама. Да, люди здорово изменились. Они теперь ведут в основном ночной образ жизни. Однако ученые смогли создать препараты, позволяющие инфицированным выходить из своих убежищ днем. Женщины беременеют, а те что были в положении до эпидемии, рожают детей. Жизнь продолжается, человечество не погибло.

И я должен понять, что теперь человечество это – новые люди, а не мы. Нас – старых – осталась горстка, но они не питают вражды к тем, кто внял голосу разума и человечности. Кто не стал убийцей и палачом. Они живут своими общинами и никто не трогает их. Старые и новые люди нужны друг другу, чтобы очистить Землю от скверны. Днем упырей уничтожают одни, ночью – другие. У них нет причин для вражды. А таких бешеных псов, как мы, они безжалостно убивают.

«Ты можешь представить, – сказал я ему, – что это такое, когда вбивают кол в сердце любимой жены, что такое насыпать мышьяку в йогурт грудной дочери… Чтобы спасти их! Избавить от страшной участи!.. Ты можешь понять глубину отчаянья пережившего это человека?!.. Можешь понять жажду мести, разрывающую грудь?! Бессилие и боль, которые я испытывал, думая о своей старшей?»

«Могу, – ответил он. – Я тоже лишился всех. Они выли и скреблись под дверьми родного дома, а я стонал и плакал, глядя на этих отвратительных живых мертвецов с чертами любимых мною людей. И у меня не было сил выйти и избавить их души от мук. Потом пришла команда и сделала это за меня. Я упал в обморок. А когда очнулся, похоронил их кости, и стал жить. Твои чувства не удивят никого, слишком многие пострадали».

«Мы не могли знать, что эпидемия прекратилась! – выкрикнул я. – Мы видели, как инфицированные превращаются в упырей, и для нас не было разницы между теми и другими!»

«И ты не видел записок, которые оставляли они, моля понять, разобраться?»

«…Видел… однажды… Но решил, что родители хотят хитростью спасти свою дочь…»

«Ага! И ты убил их, а ее изнасиловал!»

«Нет! Я не тронул ни одной вашей женщины! – истерически выкрикнул я. – И Алексей! И Серега с Димкой! Только Николай, но я думаю, он делал это потому, что сошел с ума».

Инфицированный криво усмехнулся.

«Ты наивен и не знаешь, что вытворяли эти гомики. Они отрезали мужчинам половые органы и выковыривали глазные яблоки. Прибивали член к доске и клали рядом по обе стороны глаза. Это была их метка. Снизу кровью жертвы они писали „хрен с глазами“. Они привязывали обнаженных женщин к стульям и метали в них ножи. Кто попадет в яблочко – прямо в сосок, тому стакан или оральный секс – на выбор».

«Я не верю тебе! Ты – политик и понимаешь, что двум расам на Земле не ужиться, старое должно уйти. Но чтобы его уничтожить, оно должно обрести образ врага. Вот, что я думаю. И ты не можешь знать, какой у них был уговор – стакан или секс…»

«Думай, что хочешь, таковы факты: результаты наших расследований и показания очевидцев…»

«Каких еще очевидцев!»

«Тех, кто был на месте преступления и кого они не нашли. – Он посмотрел на меня пристально. – A-а… ты не знаешь, что мы слышим во сне… Твои напарники уехали вовсе не потому, что вы поссорились, они бежали, зная, что скоро придет расплата, придем мы. Они видели много записок и скрывали это от остальных. Они уничтожены и сожжены. Жаль, мы не захватили их живыми, пожалели людей. А то бы их ждала жестокая казнь: их распяли бы на закате, а к утру они уже закончили бы собственное превращение. Желтый гной начал бы сочиться из их тел, и они стали бы корчиться и выть, пока не сгорели бы в солнечных лучах».

«Меня ждет такая участь? Ты для этого мне живописуешь ее столь подробно?»

«Нет, ты умрешь на плахе перед народом. Ты – палач, но ты честный палач и, надеюсь, последний. Люди жаждут видеть твою смерть, все те, кого вы сделали вдовами, сиротами, лишили детей. Ты не изуверствовал, и мы хотим, чтобы в нашем обществе с самого начала все было по справедливости».

Он помолчал.

«И потом… за тебя просила дочь…»

«Девочка жива!» – вскричал я и вскочил.

Мой собеседник толкнул меня обратно на топчан.

«Жива. Она – жена главы нашей администрации… Считай, президента. С центральной властью у нас пока слабая чисто формальная связь».

Я онемел.

«Но… Ей же всего шестнадцать…»

«Жизнь чертовски изменилась».

«…Я могу повидать ее?»

Мужчина покачал головой.

«Он запретил или она… не хочет сама?..»

«И то и другое».

«Можно написать ей записку?»

«Да. Но сначала прочтите ее письмо», – мужчина протянул мне запечатанный конверт.

Я вскрыл его.

«Милый папочка! Я люблю тебя! Люблю! Не хочу говорить о всем том, что ты натворил. Это ужасно! Если бы я могла спасти тебя! Но я бессильна! Бессильна! Прощай. Я настояла, чтобы тебя похоронили здесь, в Большом Городе. Я буду приходить к тебе, ухаживать за твоей могилой. Прощай мой любимый, мой несчастный…»

Слезы потекли из моих глаз. Я утер их обрывком рукава. Взял тетрадку, выдернул листок и написал ЕЙ ответ. Я объяснил, что произошло с ее мамой и сестрой, как найти Дашину могилку и просил похоронить меня рядом. Я сказал ЕЙ все слова, которые эти долгие месяцы носил в сердце.

Закончив писать, вложил листки в конверт – одного мне не хватило – и передал моему собеседнику.

«Вы не знаете, каким счастьем одарили меня перед смертью. У меня не было ничего, теперь есть все».

«Может быть ты и заслужил это…»

«Жаль, что все случилось именно так… Жизнь была трудной и недолгой. Может быть поэтому в нас оказалось так много ненависти и так мало милосердия… – я осекся. – Если бы вовремя… – я осекся. – Да… я мог бы нянчить внуков, делать дело вместе с вами, и свою жизнь мог бы еще наладить… Ладно… Прощайте. Оставьте меня одного. Сколько у меня времени?»

«Три часа».

Я кивнул. Инфицированный, или как его теперь называть, не знаю… Все равно! Он взял письмо и вышел. Откупорив бутылку, я налил полный стакан и несколькими жадными глотками осушил его. Мне повезло, я быстро опьянел. Вот и хорошо…

Мысли мои унеслись далеко-далеко… И никто уже не мог вернуть меня назад, даже мои палачи.

Сила ненависти и любви

Неторопливо поскрипывали сапоги переводчика комендатуры Боля – фольксдойче из Поволжья. Переводчик остановился, посмотрел в окно веранды: сквозь мутные, расчерченные деревянными ромбами стекла виднелось вдали серое море. День был пасмурным. По пустынной улице под шумящей мятущейся листвой шел патруль.

Художник Борис Сергеевич проводил взглядом солдат и унтер-офицера, неторопливо шагавших посреди мостовой: оттопыренные локти, слева, чуть ниже плеча черный ствол автомата. Чьи ноги только не ступали по этой земле, чьи ноги только не топтали ее!

Греки были первыми, они дали городу имя. Фео-до-си-я… Музыкальное имя – Фео!.. Переходящее в высокое «до», затем в нейтральное «си» и спадающее в тихое «я».

Шумели деревья, шумело море, растревоженное разогнавшимся от Новороссийска ветром.

Лучше всего пенные валы, стремительными рядами несущиеся к берегу, видны из развалин генуэзской крепости. Генуэзцы – торговцы и воины. Корабли, корабли… Блестящие шлемы, панцири, мускулистые ноги, звон оружия. Смуглые расчетливые купцы и их женщины в длинных платьях, скользящие по галереям крепости.

Роскошные волосы убраны в сетки, тонкие руки затянуты шелками Востока. Пальцы – нервы любви, средоточия ласки, унизаны кольцами. Лебединые шеи, тянущиеся к стрельчатым окнам – жемчугами. Что там – за морским горизонтом? Судьба? Пылкий любовник – молодой дворянин, воин, купец, пропитанный ароматами неведомых морей и далеких островов пряностей? Или старый ревнивец, хромающий от подагры, взгляд которого тускл и беспощаден?..

Шуршат по каменным плитам платья, шуршат над бухтой века…

Уже в развалинах крепость генуэзцев, и древнегреческий город охватила высокими стенами пиратская, рабовладельческая Кафа. Кафа! Это звучит, как боевой клич, как шипение змеи, как недоброе слово, как предупреждение. В турецком городе продают все и всех. Здесь жизнь и смерть то и дело пересекают путь друг другу…

Раздался стук. Борис Сергеевич вздрогнул, повернул голову, взглянул с балкончика вниз: комендант перебирал в углу его холсты.

«Ничего ты там не найдешь! Все – дрянь!» Лучшее давно распродано. И слава богу! Не достанется этому озверевшему потомку тевтонцев. Его предки вышли из дремучих лесов, стучали в ворота Рима, родили Гете, Шиллера, Баха, Бетховена, Канта, Гегеля, Маркса, Эйнштейна и еще многих и многих. А этот вместе с ордами своего фюрера жаждет вернуть мир к дикости.

Весь мир вокруг наш!

Мы возьмем все, потому что нам нравится все!

Непокорных затопчем!

Упрямых сожжем!

Строптивых задушим газом!

Гордых сломим!

Убежденным фанатикам – выстрел в затылок, два полена под мышки и в штабель. Полить керосином и сжечь. На костер! Дым человеческий, жаждавшее счастья, глупое тело, лети в небо, черной копотью развейся по ветру, пеплом своим удобряй землю…

– Вы скоро?! – послышался нарочито недовольный окрик Боля.

– Я же сказал, это не так просто! – также нарочито выразил свое недовольство Борис Сергеевич.

Затем с визгом выдернул старый гвоздь из рамы. Слегка захрустело стекло.

– Смотрите, осторожнее! – крикнул Боль. – Иначе господин комендант будет вам весьма неблагодарен!

– Ничего, переживу, – буркнул под нос художник и быстро вставил на место подлинника законченную перед самым приходом коменданта копию.

Снизу потянуло сигаретным дымом, стали слышны ровные неторопливые голоса, звяканье стекла, затем смех.

«Пьют, – подумал художник. – Тем лучше. Боль отвлечет эту сволочь». Вправил свою подделку в раму, примял края пальцами. Усмехнулся, вспоминая, как тренировался, копируя Айвазовского. Сложил инструменты, вздохнул тяжело, это были инструменты его сына. Где он теперь? Мальчик! На каком фронте?.. Если жив…

Он мог позволить себе такие мысли теперь, когда остался один. Совсем один… Жену два месяца назад застрелили во время облавы на базаре…

Как только очереди засвистели над головой, Борис Сергеевич схватил ее за руку и увлек наземь. Когда выстрелы отдалились, он сказал:

– Бежим, Нина.

Она даже не шевельнулась.

– Что с тобой?! – Он потряс жену за руку. Она застонала.

– Переверни меня на спину…

Лицо ее было спокойным, но в уголках губ мелко пузырилась кровь.

– Ты ранена! Куда?! Нина! Ниночка!

– Вот… – с трудом произнесла она. – Я вижу тебя… Коля… – Так звали их сына. – Боря, кажется, меня убили…

– Нет, Нина, нет! Ты с ума сошла! – Борис Сергеевич неистово тряс головой, а глаза были прикованы к темному пятну, быстро расползавшемуся слева на жакете.

Он сам обмыл и похоронил ее. Он смотрел на маленькое темное отверстие над белой грудью, над самой чертой от купальника и видел совсем другое. Видел, как она встает с постели, идет к окну: дикая ярко-желтая луна рвется вместе с ночной прохладой и запахами моря сквозь тонкие занавеси. Темный силуэт, очерченный серебристым контуром, застывает, руки взлетают вверх, дергают шторы, вздрагивает грудь… пробитая пулей… Счастье… пробитое пулей. Восторг, пригвожденный свинцом.

Одиночество. И офицер с мешками под глазами, в нечищеных сапогах, который не знает и не хочет знать его горя, его ненависти. Он хочет Айвазовского – этот волшебный уголок РУССКОГО Черного моря. Ну что ж, он его получит.

Три дня Борис Сергеевич трудился над картиной – больше не было времени. Ровно столько ему отвели на экспертизу. Он рисовал украдкой, прислушиваясь к шагам автоматчиков у входа, вздрагивал от шума моторов проезжавших мимо автомашин. Вживался в образ, в прошлое, в мир, где ажурная пена, где изредка за спиной проезжает экипаж… Зазвучит женский смех. Ухо ловит его, ждет. Вот ответ: вторящий ему мужской. В нем слышны готовность и призыв. Готовность пойти на все, ради… Так и должно быть. Улыбка трогает губы художника. Тайнопись пола…

Стихают вдали смех и цоканье копыт, сквозь тишину и зной, сквозь мысли настойчиво пробивается шум прибоя. Море. Быстрый прищуренный взгляд на холст, затем вдаль. О море, море. Какое ты разное.

Лижет песок волна. Не волна – рука мужчины, ласкающая плечо возлюбленной. Сомкнутые пальцы медленно повторяют изгиб ее тела.

Шлеп! Маленькая волна-котенок, сделав короткий прыжок, падает на брюшко, разочарованно, недоуменно оглядывается, ища бантик на веревочке, которым ее поманили…

Волна-труженик, волна-крот. Словно пальцы, загибает свой гребень перед обрывом и роет, роет…

Поднялся ветер. О, здесь уже не до лирики, не до неги. Набычили лбы волны-сорванцы, несутся оравой, шумят, упоенные простором и молодой силой, толкаются плечами, бьют купальщиков в животы…

Километровые молнии встают над горами в черной ночи. Не знающая пощады стихия, битва! Безумные кони, грохот оружия, рев, стоны, вой, дрожь земли. Жизнь и смерть. Все в один клубок…

Зеленая стылость. Обрывки пенных кружев. Бесконечное зеленое бутылочное море. Осеннее, зимнее море…

Мыс вдали в дымке. Облако над горой. Уф, жарко. Пора возвращаться, устал, ломит виски, тело одеревенело от напряжения. Да, не забыть распорядиться, чтобы увеличили подвоз воды в город. Трудно Феодосии без воды.

Художник вздыхает, глядя на холст: море застыло в движенье. Начинает вытирать запачканные пальцы тряпкой. Вспоминается неожиданно давнее – Италия, Гоголь, Иванов, мучащийся над своим «Явлением Христа народу». Вспоминается, как чествовали его друзья, когда папа Григорий XVI решил приобрести его, Айвазовского, «Хаос» для галереи Ватикана…

– Ну что, долго еще?! – вновь окликает недовольный голос Боля. – Господин комендант устал ждать. Он начинает сомневаться, действительно ли вы являетесь таким первоклассным специалистом, каким я отрекомендовал вас. Хватит копаться! Поторопитесь! Господин комендант не ваш коллега и не оценит ваши глубокие раздумья, вздохи и позы. Он ценит свое время.

«Это – сигнал…»

– Сию минуту! – с торопливой угодливостью произносит художник. – Господин комендант хочет абсолютной гарантии, его не устроит, если в один прекрасный день выяснится, что я ошибся в спешке.

– Вы – шутник! То будет черный день. Для вас в первую очередь.

Негромкий короткий разговор на немецком языке.

– Ладно, работайте! Господин комендант подождет еще немного! Но побыстрее, времени нет!

«Ну вот и все», – Борис Сергеевич проводит пальцами по стеклу, словно приглаживая запоздало мазки там, где они могут выдать фальшь копии, встает со стула, спускается по крутой скрипучей лестнице.

Серые глаза, не отрываясь смотрят на него из-под лакированного козырька. Нервно напряженные ноздри, между приоткрытых губ желтые прокуренные зубы. Нога закинута за ногу, в правой руке покачивается стакан с коньяком, в левой – дымящаяся сигарета.

Боль тоже смотрит на него. Словно врач, помогающий впервые поднявшемуся после долгой болезни пациенту, незримо поддерживает его под локоть, контролирует естественность каждого шага, жеста.

Художник останавливается перед комендантом, протягивает картину. Тот не спеша берет ее, разглядывает. Потом обращает холодные глаза к художнику и что-то произносит по-немецки. И хотя Борис Сергеевич не знает языка, он понимает – его спросили: подтверждает ли он подлинность полотна.

– Можете не сомневаться, господин комендант. Это – подлинник, – отвечает он твердо.

Боль переводит, и комендант удовлетворенно кивает. Затем неторопливо расстегивает нагрудный карман френча и, вынув несколько смятых бумажек, кидает их на стол подле стеклянной фляги, в которой еще наполовину осталось коньяку, щелкает по ней ногтем и говорит что-то Болю.

– Коньяк он тоже оставляет вам. Выпейте за здоровье Айвазовского. А это, – переводчик небрежно машет зажатыми в руке перчатками в сторону денег, * – за услуги.

Комендант ухмыляется и встает. В проеме отворенной двери, за которой виден вытянувшийся перед начальством автоматчик, комендант застывает на миг и, обернувшись, пристально смотрит на художника. Борис Сергеевич кланяется.

Хлопает дверь.

Пропахший кровью подвал… Дикая луна над голым склоном горы. Холодные блики на черном лаке автомобиля, на касках солдат, стволах автоматов. Тишина, шум прибоя. Вечный шум. Рядом с вечной тишиной, ожидающей молодого человека и еще нескольких мужчин, стоящих рядом с ним на краю оврага.

Руки не связаны. Зачем? Каждая косточка в них методично раздроблена, каждая жилка вытянута, неторопливо содран каждый ноготь.

Позади стоны, звук крошащихся зубов, хрип, полный крови молчащий рот.

От молчания до смерти 10 минут езды на автомобиле. Белые пятна лиц под касками. Запах табака. Как хочется закурить напоследок! Но можно удержаться: теперь это не безнадежно – бросить курить. Нужно напрячь волю только один раз. Это раньше было трудно, когда впереди была жизнь.

Офицер подает команду. Дергаются стволы автоматов. Он с интересом наблюдает, как короткий сухой треск обрывается мягкими шлепками входящих в тело пуль. В этом звуке есть своя прелесть. Дети с упоением рубят прутом крапиву, женщина режет острым ножом масло, собака рвет зубами мясо, птица скользит по воздуху. Во всем своя прелесть, свое удовольствие, свое наслаждение.

– Падаль в овраг! – отрывисто командует офицер и, круто повернувшись на каблуках, идет к машине.

– Мне нужен руководитель группы, а не расстрелянный мальчишка! – говорит тихо комендант, но в конце фразы его голос срывается на крик. Лицо его мертвенно бледно после ночной попойки, глаза пусты, холодны, злы. – Зачем вы замучили этого мальчика до смерти, Клаус? Теряете квалификацию?

– Ладно, Герман, – усмехается вяло гестаповец, сидящий напротив. – Хватит. В другое время и в другом месте я бы послушал, а сейчас не надо. Поверьте, сделано все возможное. Мальчишка оказался фанатиком. Но взят с рацией и шифрами. Может быть послать все хозяйство в Симферополь? Там дешифровщики классом повыше, чем у нас.

– Нет! – Комендант наполнил бокал коньяком. – Это наше дело. Незачем делиться с нахлебниками. Все должно быть тихо. Если удача, то наша, если неудача, то… ничья. Никакого дела просто не было. И радиста тоже не было. Ты же знаешь их манеру: чуть что – на восточный фронт… Понял?

Гестаповец кивнул.

– Только я не гарантирую, что в ближайшее время что-то сдвинется с места. – Он поглядел на картину за спиной коменданта: зелено-черное море ярилось под серым небом, волны неслись, подхлестываемые ураганом вздымались на дыбы у берега, все в клочьях пены, как табун диких коней.

– Ниточка оборвалась. Единственное, что расшифровали мои недоумки – подпись: художник…

Лицо коменданта застыло: он невольно обернулся к картине.

– Ты до сих пор подозреваешь его? Глупо!

Гестаповец пожал плечами.

– Ты же сам проверил его на все 100.

– На все сто проверить никого нельзя.

Гестаповец помолчал, потер пальцами скрипящий щетиной подбородок.

– Человека нельзя… Но можно картину. Какова ее цена?

– Кажется мы с тобой все поделили! Или твои придурки доложили тебе, что я гребу золото лопатой? Аппетит разыгрался?!

Гестаповец улыбнулся бесстрастно, одними губами.

– Не угадал, Герман. В тебе взыграл инстинкт собственника. Я хотел сказать, что она стоит столько… русские никогда не отдали бы ее, если смогли бы. Или попробовали вернуть, если смогли бы… Ее подлинность удостоверит подлинность Боля.

– Но художник мог ошибиться.

– Мог. Но его нашел Боль. И искал долго. За это время можно было… Впрочем, ты прав: доказательств никаких. Но память и интуиция! Первая хранит все, вторая проникает всюду. Я чувствую что-то. Может быть это ложное чувство. Но если я окажусь прав, будем считать… – Гестаповец ухмыльнулся. – Возьмемся за художника.

– Хочешь сказать, что они с Болем подсунули мне подделку? А если это с самого начала была подделка? Что тогда?

– Нужна экспертиза…

– Отдать ее экспертам, Репке?! – оскалился комендант. – Х-ха! Черта с два! Только вместе с твоим золотом, пусть они заодно и на нем поставят пробу!

Ты стал слишком нервным, Герман. Как хочешь.

– В моем присутствии, только в моем присутствии!

Боль был на волосок от гибели. Художник – кто он: трус или предатель? Или это счастливый случай? Экспертиза подтвердила подлинность картины, которую получил комендант. Он, Боль, осмотрел ту, что осталась у художника – она была старой, написана на старом холсте, натянута на темное старое дерево подрамника.

Что это?! Игра коменданта? Его раскрыли? Замучили мальчишку-радиста, выжали вместе с кровью несколько слов?.. Или все-таки художник побоялся заменить подлинник копией?..

Боль был на волосок от гибели. Его не покидало чувство, что из шахматиста он превратился в шахматную фигуру. Внешне Боль был невозмутим. Внутренне – как гремучая смесь – ударь и взорвется, а пока стоит в пузырьке на полке, и никому невдомек, какой адской силой он обладает.

«Но почему не взяли до сих пор? Отрабатывают связи? Хотят взять вместе с подпольем? Внедрить агента? Нащупать тропку к партизанам?

Сейчас придет этот палач Генслер и уведет меня в свой кабинет, потом в подвал. Потом пошлют за художником, и тот все расскажет. Даже если это счастливая случайность – ошибка экспертов. Художник не выдержит».

Боль не рассчитывал даже выстрелить напоследок – уверен был – за ним зорко следят.

– Можете быть свободны. Пока, – будничным тоном произнес комендант. – Возьмите эти сводки и отнесите в шифровальный отдел. Потом подождите в приемной.

Собственные шаги в такт ударам сердца. Как оно бьется! Словно его вынули из груди и колотят изо всех сил о землю. Сзади шаги, а впереди у угла встречающий: стоит, смотрит, наблюдает, уперев кулаки в бока. Живая смерть.

Боль усмехнулся. Какое сочетание: живая смерть! Нелепое! Соединено навеки разделенное. Однако, на вот!..

В приемной он сел в кожаное кресло. Автоматчик у дверей глядел как всегда пустыми глазами поверх головы. Невыносимо медленно шло время.

Дверь распахнулась. Криво ухмыляющийся гестаповец встал на пороге. Мотнул головой резко и зло.

– Заходите.

Дверь захлопнулась. Боль внутренне сжался, как пружина. Он не знал, что сделает, но был уверен, что постарается дорого продать свою жизнь. Пусть убивают, но он доберется до горла одного из этих фашистов, и пока пули из «парабеллума» другого будут впиваться в его тело, станет грызть горло того – первого. Зубами, зубами, пока не сдохнет! Он на мгновение даже ощутил, как сминается под зубами плохо выбритая кожа, во рту становится солоно и тепло от крови, а по телу бьют молоты пуль. Бой последних курантов его жизни, и вместо колоколов звук пистолетных выстрелов. Представил и вздрогнул.

Комендант налил на два пальца коньяку в три бокала и сделал приглашающий жест.

– Выпьем, господа, за верность и честь! Я имею ввиду вас, Боль. Эксперты подтвердили – картина подлинная.

Боль изобразил на лице удивление и обиду. Разве он не доказал свою преданность рейху? Дождался, пока запрокинется подбородок коменданта, вылил коньяк в рот. А в голове зрел уже план операции. Одна картина у него, он должен получить вторую. Тогда подлинник наверняка не уйдет из страны. Потом самолетом в Москву – пусть разбираются, где копия, где оригинал.

– Завтра же отправлю эту жемчужину с Питцем и Штеером в имение. Как вы думаете, Генслер, двух мотоциклов хватит?

– Если поставить на один пулемет, я думаю, да. Здесь недалеко. Район полностью контролируется нами.

– Итак, друзья, выпьем еще раз за верность и честь! Ваше здоровье, Боль!

– Благодарю, господин комендант. Прозит!

Антонова тревожила малочисленность его группы. Силы пришлось разделить, оставив половину людей в засаде на шоссе, а самому с 9 партизанами идти к дому пасечника – деда Антипа. Боль передал: офицеры, что повезут картину, договаривались завернуть на пасеку, распить бутылку коньяка на природе. Хотели сделать это по дороге туда. А вдруг решат заехать на обратном пути, уже без картины?

Лучше места не найти: в стороне от шоссе – раз, роща в лощине обеспечивала скрытые подходы к дому – два. Если они не проедут мимо… Если охрана действительно будет состоять из мотоциклистов. Если… Этих непредусмотренных «если» могло быть много.

Антонов представил лысые, выгоревшие под солнцем холмы, голую равнину, на которой негде укрыться, за спиной. То самое место, где залегла сейчас вторая группа.

Сколько раз уже было это ожиданье… Звук! Треск мотоцикла! Ну наконец! Вот они!

Все верно: четверо мотоциклистов, посредине черный жук – «опель», лак горит на солнце. Все ближе, ближе к рубежу.

Залп!

Мотоциклисты, вильнув, заваливаются в кювет, «опель», визжа тормозами, останавливается, очереди дробят лобовое стекло. Задняя дверца распахивается, на дорогу выкатывается офицер, ползет быстро к кювету, пули бьют вокруг него.

A-а, черт! Спрятался! Отстреливается!

– Прижмите его, чтоб не высовывался! Антонюк, Тапочка, за мной!

Бегом к машине. Рывком на себя дверцу. Внутри изрешеченной пулями кабины застыли мертвецы. Шофер мешком свалился на пол. На заднем сиденье офицер, голова откинута, в горле кровоточащая дыра, другая пуля пробила грудь.

Деревянный футляр! Слава богу, цел! Теперь бегом назад.

Издали слышен рык мотора. Вот оно то, чего больше всего он боялся – грузовик с солдатами, а может быть целая колонна. Услышали перестрелку, мчатся на помощь.

Эх, художник! Люди умирают за твою трусость. Они картин этих в глаза не видели. Айвазовский для них только фамилия. Только фамилия! А идут на смерть! За что?! Народное добро не хотят отдавать врагу. А ты? Ты лучше нас всех знаешь, что за ценность в этой коробке. И ты струсил…

Рука легла на плечо. Антонов очнулся. Спросил молча взглядом:

«Ну что?!»

– Здесь, – шепотом ответил разведчик. – Мед жрут. Деду рюмашку поднесли.

Антонов облегченно вздохнул. «Воображение, черт его дери, нервы расходились, совсем никудышные стали. Плохо. Так вот когда-нибудь сорвусь».

Он обернулся назад, махнул рукой: «Пошли». Пересчитал пальцем троих, показал – заходите слева. Других трех партизан послал направо. Троих повел сам – в лоб.

У хатки в тени деревьев стоял черный «опель». Два офицера сидели за дощатым столом. Старик-пасечник в белой холщовой рубахе и таких же штанах, босой стоял с миской помидор рядом. Солдаты ели и пили, сидя на мотоциклах.

«Хорошо, – подумал Антонов. – Удобнее будет снять».

Грохнули очереди, и трапеза закончилась. Трое мешками свалились на траву. Четвертый выпрямился, медленно начал поворачиваться. Потом качнулся и рухнул лицом вниз.

Высокий худой офицер обернулся, челюсть его отвисла.

– Не шевелиться! – крикнул Антонов. – Руки…

Сзади грянул выстрел. Антонов мгновенно обернулся, не Антонов, человек-автомат: мозг-мышцы-палец-на-крючке-пуля-смерть. В машине, уронив шмайсер, царапая пальцами грудь, оседал шофер.

В ту же секунду второй офицер рванулся из-за стола, выдирая из кобуры пистолет. Автоматная очередь дымной струей вошла ему в живот. Он с разбегу ткнулся лицом в траву. Щелкнул винтовочный выстрел, худой офицер боком повалился рядом.

Старик-пасечник, словно ничего не произошло, поставил миску с помидорами на стол.

– Хлопцы, – зашамкал он беззубым ртом, – тикать надо. Наедут со шляху, всих побьють.

– Собирайся, отец, – сказал Антонов и направился к машине. – Тебе тоже надо уходить.

Антонов мельком глянул на мотоциклистов, лежавших ближе к машине. Спину одного наискось пересекала темная строчка очереди. Другому пуля ударила в рот. В мертвых глазах застыли слезы.

«Мальчишка совсем, не больше 19», – подумал Антонов, дергая ручку двери.

Деревянный футляр лежал на заднем сиденье.

«Ну вот и все. Того кошмара на дороге не будет. Никто не заплатит жизнью за трусость».

Затаившееся время вновь завертело шестерни часов. Прошло всего три минуты с первого выстрела. Надо было уходить.

Из дома выглянул старик.

– Берите только самое необходимое! – крикнул ему Антонов.

– Нужное! А пчелки?! Эх, порушат все! – Дед сокрушенно махнул рукой, скрылся в доме.

Прошло 20 лет, прежде чем Боль – теперь он носил свою настоящую фамилию – Платонов – попал вновь в Феодосию.

Они встретились в музее Айвазовского, куда Платонов пришел посмотреть на спасенную им картину. Седина, сгорбленная спина, трость и шаркающая походка не обманули его – он узнал художника сразу.

Они стояли на улице в тени. Было жарко и пыльно. Ветер трепал волосы. Платонов молчал. Он ждал, пока заговорит этот человек. Сам он говорить не хотел. Да и от художника не рассчитывал услышать откровений. Платонов знал, что говорят в подобных случаях. Не раз по долгу службы приходилось выслушивать длинные путанные истории мелких душонок. Разве что этот начнет иначе: «Ах, как мы постарели! Ах, как летит время!»

– Вы знаете, мои коллеги до сих пор не верят, – начал художник.

– Чему?

– Тому, что вторая картина – написанная мною копия! Они считают, что ее сделал сам Айвазовский!

Брови Платонова поползли вверх. Он помолчал, потом спросил:

– Могу я увидеть вашу копию?

– Конечно!

Они спустились в запасник. На стол лег холст. Платонов перевернул его.

– Вы тоже обратили внимание! – воскликнул Борис Сергеевич. – Он обожжен с краю, тот, на котором писал я. Негде было достать новый. Время-то какое! Я страшно боялся, что из-за этого может все сорваться. Если этот фашист посмотрел бы и увидел. Но потом подумал, вряд ли он будет выдирать картину из рамы. А значит, никто не мог знать, как выглядит холст с обратной стороны.

– Да, – кивнул Платонов, лицо его оттаяло. «Значит, все же ошибка экспертов». Он посмотрел на художника. 20 лет они хранили в памяти противоположные чувства: он презрение к трусу, художник – чувство исполненного долга.

– Да, я тоже заметил это. И это было единственным знаком, по которому я отличал оригинал от копии. Потому что я видел вашу картину без рамы, а Айвазовского – нет. Ведь чтобы не было провала, я не приходил к вам в те дни. А когда вы произвели замену, я сидел внизу с комендантом. У него в кабинете картина тоже все время была в раме, и я не мог проверить ее после того, как она вернулась с экспертизы из Симферополя. Немцы засвидетельствовали ее подлинность. Вернее то, что она написана давным-давно. Все эти 20 лет я считал вас трусом. Простите.

Борис Сергеевич растерянно застыл с футляром в руках.

Платонов долго глядел ему в глаза, не моргая. Потом вздохнул и, опустив голову, провел рукой по седым редеющим волосам.

– Подлинность… – прошептал художник, – с экспертизы из Симферополя… моя копия… ошибка… – Справившись с собой, он спросил:

– Немцы посчитали мою копию оригиналом, а вы решили, что я…

– Да. Простите… Вначале у меня было две версии: это игра коменданта, я раскрыт, и со мной затеяли игру. Вторая – вы струсили. Но потом осталась только вторая. Это стало ясно, когда я живым и невредимым выбрался из Феодосии. А далее… обычное для войны стечение обстоятельств: партизанский отряд, добывший вторую картину, был разгромлен, да они и не знали ничего, сделали то, что приказал я. А те, кто руководил операцией из нашего центра, погибли в конце войны в Германии. Да в общем… и выяснять было нечего. Ошибка исключалась – в Симферополе у немцев были достаточно квалифицированные эксперты, чтобы определить возраст холста, красок… Но сейчас?! Ведь есть же специалисты, техника! В конце концов я могу засвидетельствовать!..

Борис Сергеевич ответил не сразу – не так это было просто узнать вдруг, что тебя 20 лет считали трусом, а ты с чувством гордости вспоминал содеянное.

– Дело в том, – начал он тихо, – что не только холст, но и краски оказались времен Айвазовского. Естественно, что мне никто не верит.

Теперь настала очередь Платонова изумленно молчать.

Потом он тихо сказал:

– Но ведь краски принес я… Совершенно новые, французские. Как сейчас помню: тяжелые свинцовые тюбики в яркой коробке.

– Да! – сказал художник. – Да!

– Так как же?!

Борис Сергеевич сел. Нежно провел ладонью по холсту. На лицо его набежала печаль, глаза наполнила боль воспоминаний.

– В чем дело… – сказал он протяжно. – Просто я был Айвазовским.

И художник рассказал Платонову о дикой ярко-желтой луне, о греках и генуэзцах, турецком городе Кафе, о серебристом контуре женского тела на фоне окна, о сыне, о маленькой дырочке в женской груди, об экипажах за спиной, о многоликом море, о любви и ненависти, родивших великую силу духа, позволившую ему проникнуть в прошлое, повторить неповторимое, осуществить невозможное.

Исход

Как всегда неожиданно вспыхнуло солнце, и Эфбэр стремглав бросился в спасительную расщелину. Ситар и Бэклю замешкались у Большой Красной Кормушки и были раздавлены Чудовищем. Жадность стоила им жизни.

Сотрясающий мир грохот затих, и Эфбэр осторожно высунул голову из-за большого камня. Окинув взглядом ровную белую поверхность Плато кормушек, над которым возвышались две огромные чаши, он содрогнулся, увидев изуродованные тела соплеменников. Затем перевел взгляд на Чудовище. Некоторое время оно оставалось неподвижным, потом изогнулось и вытянулось – это было одним из его удивительных и коварных свойств: по собственному желанию изменять длину и форму тела. Раздался оглушительный удар, и еще одно тело каарыана со стуком упало на Плато кормушек.

Эфбэр втянул голову в расщелину, продолжая наблюдать за Чудовищем. Оно не спеша передвигалось по Миру, выискивая очередную жертву. Чудовище остановилось в центре Мира, под самым Солнцем: стояло, поворачиваясь из стороны в сторону, но никто более не попался ему на глаза. Издав оглушительный рев, Чудовище потопало прочь; шаги его сотрясали землю. Солнце погасло. Некоторое время еще Эфбэр ощущал, как дрожит почва, затем все стихло: Чудовище скрылось в Смежных Мирах, где обитало его племя.

Теперь оно надолго успокоится, думал Эфбэр, наступила ночь каарытанов. И время ему отправляться в путь в Подземные Миры. Там, в Центре, ученые неустанно ищут средство защиты от кровожадных монстров. Со всех сторон из Пограничных Миров, подобных Миру Эфбэра, стекаются к ним сведения о жизни, повадках, нравах Чудовищ.

О них было уже известно многое, и все же никто не мог дать ответа на главный вопрос: зачем эти бессмысленные убийства?! Что делить Чудовищам и каарытанам? Пищу? Каарытаны им не соперники, они удовлетворяют свои потребности крохами, которых Чудовища и не замечают. Жизненное пространство? Бессмысленно – два племени обитают в разных мирах. Кто-то назвал Чудовищ хищниками, но хищники убивают по необходимости, ради пропитания, а Чудовища не питаются каарытанами. Так зачем же эта отвратительная бойня?! Какое зло содеяно каарытанами, что Чудовища с такой дикой злобой и упорством уничтожают их народ без разбору, где дети, где старики, где женщины?

Эфбэр пересек бегом равнину у основания Мира и юркнул в ущелье – одно из тех, что разделяли горизонтальные и вертикальные равнины. Путешественник поднялся на задние ноги, оперся средними о покатый склон, а руками вцепился в его край и долго смотрел в головокружительную высь. Там начиналась Перевернутая горизонтальная равнина. Она располагалась точно над основанием Мира, но была обширнее и светлее по цвету. В центре ее помещалось Солнце; сейчас оно не светило, висело в пустоте холодное и прозрачное.

В путь!

Эфбэр добежал до конца ущелья. Здесь пролегала граница его Мира. Впереди показался знакомый холм. Путешественник взобрался на него. За ним горбился другой, еще более высокий. Черная дыра туннеля зияла у его подножия. Некоторое время Эфбэр стоял перед его зевом, шевеля ощущалищами, потом вступил в подземелье.

Туннели, пещеры, пропасти, ущелья – путешественник потерял им счет. Потоки воздуха несли затхлые запахи бесконечных лабиринтов. Под ногами медленными волнами расступался мягкий крупный серый песок.

– Изыскания специалистов, – говорил Эфбэру глава Совета ученых Джасп, – привели нас к парадоксальному выводу: если бы не Чудовища, каарытаны никогда не стали бы разумными. Все мы знаем, что через каждые несколько поколений, когда численность населения возрастает, наступает Период ядовитой Земли. Такова реакция Чудовищ – неизвестный нам механизм включается в их организмах, заставляя их вырабатывать огромное количество ядовитого порошка, который они рассеивают повсюду. И Мир превращается в ядовитую пустыню – вдыхать порошок смертельно опасно, пить воду, в которой он растворен, есть пищу, посыпанную им – тоже.

– У наших предков был единственный выход. Чтобы выжить, нужно было поднять голову над почвой, перестать вдыхать яд. И те каарытаны, что выжили, ходили уже не на шести, как все звери, а только на четырех ногах. Передние конечности освободились для труда, а труд дал мощный импульс развитию разума. Яд Чудовищ оказался решающим фактором в превращении каарытанов в разумные существа. Сами того не заметив, наши враги помогли нам появиться на свет, но… не перестали быть врагами… Бороться с ними – гигантами – на равных мы – пигмеи – не способны. И вряд ли когда-либо сможем противопоставить силе силу. Каков выход?!. Мы должны изобрести яд для Чудовищ и отравить их также, как они травят нас. Это – единственный выход.

– А до той поры, пока средство не будет создано, решено эвакуировать поселения Пограничных миров. Здесь в Подземных Мирах уже подготовлены новые жилища, разведаны запасы пищи. Мы вынуждены временно отступить, – закончил Джасп.

Вот такую информацию нес Эфбэр своим соплеменникам. Им предстоит Исход, великое переселение народов.

Щелкнул замок, отворилась дверь в квартиру, и загорелый молодой человек поставил на пол прихожей два чемодана. Следом за ним вошла его жена, прищурившись, огляделась.

– Чувствуешь? – сказала она и брезгливо дернула носом.

Молодой человек кивнул. Супруги осмотрелись по сторонам. Квартира, в которой они не были месяц и которая уже 30 лет ждала капитального ремонта, производила удручающее впечатление. Облупившаяся краска, выщербленные углы, мебель, засиженная мухами, издохшими к осени и висевшими на ней и плафонах. Затхлый воздух – смесь запахов давно не проветривавшегося жилья и мусоропроводных ароматов.

– Да-а, разруха, – вздохнула молодая женщина, ставя на кресло сумки. – Тут сколько не драй, на следующий день опять грязь. Откуда только она берется? Будто сама лезет или магнитом ее тянет.

– Ну брось! – раздраженно оборвал ее муж. – Не порть настроение. Уберем, отчистим, отдраим.

– Конечно, уберем, – вздохнула супруга.

Ночью мужа разбудил крик. Он вбежал на кухню – жена, прижав кулаки к груди, стояла посреди комнаты и испуганно озиралась. Повсюду деловито сновали, поблескивая коричневыми спинками, тараканы. Их было видимо-невидимо.

Неделю длилась битва. К субботе супруги облегченно вздохнули: территория была очищена от мерзких насекомых.

В ночь на воскресенье муж был разбужен новым криком. Влетев на кухню, он огляделся, везде было чисто.

– В чем дело?

Жена, оторвав от груди руку, молча указала в сторону мусоропровода. Тараканы гуськом вылезали из-под отставшей кафельной плитки и, пробегая по стене, исчезали под крышкой мусоропровода. Исход начался.